Страница:
Комментируя стремление фон Палена заполучить братьев Зубовых, Ланжерон замечает: "Насчет Беннигсена и Валериана Зубова Пален прав, Николай же был бык, который мог быть отважным в пьяном виде, но не иначе, а Платон Зубов был самым трусливым и низким из людей".
Заполучив Зубовых и Беннигсена, Пален сумел привлечь на свою сторону и любимца императора графа Кутайсова, бывшего его камердинера. Этот турчонок мальчиком был взят в плен в сражении под Анапой и с малых лет воспитывался при дворе великого князя. Теперь, когда Кутайсов достиг высокого положения, Платон Зубов сватается к его дочери. Безродному отцу лестно породниться с такой знатной фамилией, и он попадает под влияние заговорщиков.
В декабре началась вербовка гвардейских офицеров - выбирали наиболее обиженных и озлобленных. Обеды и пирушки идут чередой, благо был повод прибытие шведского короля. Прощупывая тех, кто "молчит и действует", Пален готовит недовольных для исполнения замысла. Полковник конной гвардии Саблуков рассказывает: "Зимой 1800 года... мы слышали, что у некоторых генералов - Талызина, двух Ушаковых, Депрерадовича и других - бывают частые интимные сборища, устраиваются пирушки для избранного круга, которые длятся за полночь, и что бывший полковник Хитрово, прекрасный и умный человек, но настоящий распутник, близкий к Константину, также устраивает маленькие "рауты" близ самого Михайловского замка. Все эти новости... показывают нам, что в Петербурге происходит что-то необыкновенное, тем более что патрули и рунды около Михайловского замка всегда были наготове".
Николай Андреевич Саблуков - одна из наиболее ярких личностей в русской истории. Выросший в богатой и знатной семье, получив блестящее европейское образование, он отличался благородством и высочайшими понятиями о чести. Чувство чести было опорой его жизни.
Саблуков был одним из редких людей, способных преодолеть обиду, пристрастия, симпатии и антипатии, оставаясь скромным человеком благодарным слушателем и столь же благодарным наблюдателем. Он сумел разглядеть в Павле I много хорошего, как бы задушенного злым. Зная обстоятельства его жизни, сформировавшие дурные наклонности, Саблуков относился к Павлу с участием и беспристрастностью, охраняя свою честь и верность присяге. И грозный император, также человек чести, обладавший высокими нравственными качествами, оценил "неподкупную верность порядочного человека" - в 1799 году 23-летний подпоручик производится в полковники конногвардейского полка.
После переворота 11 марта перед генерал-майором Саблуковым открывается блестящая карьера, но, потрясенный увиденным, не желая иметь ничего общего с людьми, запятнанными кровью императора, он подает в отставку и уезжает в Англию.
В 1806 году он возвращается в Россию, служит три года по морскому ведомству и вновь уезжает в Англию, где нашел вторую родину. Узнав о нашествии Наполеона, Саблуков спешит в Россию и, "защитив отечество", возвращается в Лондон. Замечательный человек и патриот скончался в 1848 году, а в 1865 году увидели свет в английском журнале его интереснейшие записки - объективное свидетельство прошлого, показания очевидца многих исторических событий. Написанные живо, литературным языком, человеком просвещенным и гуманным, записки отличаются благородной прямотой и искренностью.
"При описании этих событий мною руководит искреннее желание сказать правду, одну только правду, - писал Николай Андреевич. - Тем не менее я буду просить читателя строго различать то, что я лично видел и слышал, от тех фактов, которые мне были сообщены другими лицами и о которых я по необходимости должен упоминать для полноты рассказа...
Я сам был очевидцем главнейших событий, происходивших в царствование императора Павла I. Во все это время я состоял при дворе этого государя и имел полную возможность узнать все, что там происходит, не говоря уже о том, что я лично был знаком с самим императором и со всеми членами императорского дома, равно как и со всеми влиятельными личностями того времени. Все это, вместе взятое, и побудило меня записать все то, что я помню о событиях этой знаменательной эпохи, в надежде, что таким образом, быть может, прольется новый свет на характер Павла I, человека, во всяком случае, незаурядного".
Догадываясь о существовании заговора, Саблуков решил обратиться за советом к своему другу, известному художнику, философу и поэту итальянцу Сальваторе Тончи. "Он сразу же разрешил мое недоумение, - пишет Саблуков, - сказав следующее: "Будь верен своему государю и действуй твердо и добросовестно; но так как ты, с одной стороны, не в силах изменить странного поведения императора, ни удержать, с другой стороны, намерений народа, каковы бы они ни были, то тебе надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к тебе с какими бы то ни было секретными предложениями..." Я всеми силами старался следовать этому совету, и благодаря ему мне удалось остаться в стороне от ужасных событий".
Решив проверить свои подозрения, Саблуков на одном из обедов у Палена резко выразился об императоре. "Граф посмотрел мне пристально в глаза, пишет он, - и сказал: "...тот, кто болтает, и смельчак, кто действует".
Впоследствии Пален позаботился о том, чтобы полковник Саблуков в решающую минуту был удален из дворца.
- Я вас боялся больше, чем целого гарнизона, - сказал он Саблукову на следующий после переворота день.
- И вы были правы, - ответил тот.
В конце ноября, когда Панин был уже отставлен, а Зубовы еще не прибыли, произошло событие, которое чуть было не перечеркнуло все планы заговорщиков. Заболел командующий флотом Кушелев, и докладчиком по морским делам стал адмирал де Рибас, один из первых заговорщиков: "Ловкость докладчика, его уверенность в счастливом исходе войны с Англией и сделанные им предположения об обороне Кронштадта очень понравились Павлу; и он тотчас же начал оказывать ему благоволение; говорили, что коварный Рибас, польщенный этим, думал уже открыть императору планы заговорщиков", - свидетельствует Е. С. Шумигорский.
Но буквально через несколько дней, 2 декабря, де Рибас неожиданно скончался на пятидесятом году жизни. "Есть известие, - сообщает Шумигорский, - что Рибасу было подано "по ошибке" вредное лекарство и Пален неотлучно находился при умирающем, чтобы не дать ему проговориться даже на исповеди".
Добившись согласия Александра, фон Пален, поистине великий мастер интриг, действует решительно и умело. Он знает каждый шаг императора, и ему удается внушить Павлу недоверие к сыновьям и к императрице. Вместе с тем новоявленный Яго угрожает сыну ссылкой, а императрице - заточением в монастырь.
"...Павла стали преследовать тысячи подозрений: ему казалось, что его сыновья недостаточно ему преданы, что его жена желает царствовать вместо него, - пишет Чарторыйский. - Слишком хорошо удалось внушить ему недоверие к императрице и к его старым слугам". Фон Палену удается привлечь на свою сторону командира Семеновского полка Л. И. Депрерадовича и шефа кавалергардского полка Ф. П. Уварова, любимца Павла, сделавшего ставку на его сына.
Полным ходом идет вербовка гвардейских офицеров. Правда, они не посвящены в тайну заговора, их отбирают по степени недовольства императором и верности наследнику. День переворота еще не назначен необходимо завербовать достаточное количество преданных исполнителей и получить окончательное согласие Александра. Но для себя Пален уже наметил срок - конец марта!
26 февраля "Санкт-Петербургские ведомости" сообщили о двух отъездах. Один - свершившийся графа Ростопчина, другой - предстоящий "действительной камергерши Ольги Александровы Жеребцовой с дочерью и племянницей в Берлин".
Родная сестра Платона Зубова едет за границу, чтобы подготовить прибежище для братьев в случае провала. Из Берлина Жеребцова намеревалась выехать в Лондон для встречи с сэром Уитвортом.
"Госпожа Жеребцова предсказала печальное событие 11-го марта в Берлине, за несколько дней до смерти императора, и, как только узнала о совершившемся факте, отправилась тотчас в Англию навестить своего старого друга лорда Уитворта", - пишет Н. Саблуков.
Историк Е. С. Шумигорский: "В Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успеху заговора деньгами". Ссылаясь на свидетельство князя Лопухина, сестра которого была замужем за сыном Жеребцовой, Шумигорский пишет, что она, прибыв в Лондон, получила там два миллиона рублей для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе. "Спрашивается, - восклицает историк, - какие же суммы были переведены в Россию ранее?"
..."Как ни старались скрыть все нити заговора, но генерал-прокурор Обольянинов, по-видимому, заподозрил что-то, - рассказывал фон Пален своему земляку барону Гейкингу. - Он косвенным путем уведомил государя, который заговорил об этом со своим любимцем Кутайсовым, но последний уверял, что это просто коварный донос, пущенный кем-нибудь, чтобы выслужиться".
Подозрения Павла падают на императрицу и старших сыновей. Пален, не спускавший глаз с императора, всячески подогревает и поддерживает эти подозрения.
Боясь быть отравленным, Павел заменяет кухарку, усиливает охрану и почти никого не принимает. "Государь уже редко проходил в церковь через наружные комнаты, - писал И. Дмитриев. - Строгость полиции была удвоена".
В эти дни А. Кочубей жаловался графу Воронцову: "Страх, в котором все мы живем, неописуем. Люди боятся своей собственной тени. Все дрожат. Доносы дело обычное: верны они или не верны, но верят всему. Всеми овладела глубокая тоска. Люди уже не знают, что такое удовольствие... Стараются открыть заговор, которого не существует... Не знаю, к чему это приведет".
Стравливая охотников и жертву, фон Пален искусно управляет слухами. Тревожная, беспокойная обстановка способствует успеху заговорщиков, и это прекрасно понимает "лифляндский визирь", который держит в своих руках все нити заговора.
Заговорщики забрали в свои руки такую власть, что могли запугать всех, кто с ними был несогласен. По столице распространяются ложные слухи и анекдоты, дискредитирующие императора, - насколько они были сильны, можно судить по их долгой жизни. Особенно широко пользовались тем, что, выполняя приказы императора, доводили их до абсурда и тем самым как бы подтверждали распускаемые ими же слухи о том, что "император поврежден".
"Любопытно отметить, что самое спокойное время в столице было в сентябре и октябре 1800 года, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора исполнял генерал Свечин. Именем государя правил фон Пален, поставивший своей целью усилить общее ожесточение против императора", - делает вывод хорошо осведомленный современник.
И вдруг 5 марта он попадает в немилость. "Вторник, 5 марта. Граф Пален отстранен от двора, жена его также отослана со своим экипажем обратно", - записал в дневнике Гёте.
Очевидец событий, Коцебу: "Павел рассердился и не только дал почувствовать графу Палену свое неудовольствие, но даже оскорбил его в том, что было ему всего дороже: когда супруга графа, первая статс-дама, приехала ко двору, ей только тут объявлено было, что она должна вернуться домой и более не являться".
Головина вспомнит, что "6 марта Беннигсен пришел утром к мужу, чтобы переговорить с ним о важном деле". Разговор не состоялся, но Головина была уверена, что Беннигсен мог бы открыть заговор.
Не исключено, что, узнав о немилости, постигшей Палена, Беннигсен приходил к Головину, чтобы прозондировать почву и, может быть, подобру-поздорову уехать из города, где он "без толку сидел уже два месяца".
По городу поползли слухи. Говорили об изменениях в императорской фамилии, о массовых арестах офицеров.
Приезд в Петербург тринадцатилетнего племянника Марии Федоровны принца Евгения Вюртембергского неожиданно был отмечен пышной и торжественной встречей. Удивленная этим тетушка была явно смущена, но предупредила племянника, что "здесь не Карлсруэ и следует помалкивать".
Удивлен был и воспитатель принца генерал Дибич, которому император сказал, что он "сделает для принца нечто такое, что всем-всем заткнет рот и утрет носы". Видимо, он уже принял какое-то решение - 8 марта Павел говорит Кутайсову: "Подожди еще пять дней, и ты увидишь великие дела".
Только в 1811 году, посетив Россию, Евгений Вюртембергский узнал, что Павел I прочил его в мужья своей дочери Екатерине.
"...Меня заверили, - вспоминал принц, - будто Павел I предназначал меня в мужья своей дочери великой княжны Екатерины и с этим связывал определенные намерения. Все эти утверждения, впрочем, не основываются ни на каком письменном документе, и обо всем судили понаслышке".
"Определенные намерения" состояли в том, что император хотел назначить принца наследником российского престола!
Глава шестнадцатая
В МИХАЙЛОВСКИЙ ЗАМОК
Хотят повторить 1762 год.
Павел I
Начало нового века было торжественно отмечено в обеих столицах. Ушел в прошлое век Просвещения, век трех революций - промышленной в Англии, политической в Северной Америке, социальной во Франции. "Столетьем безумным и мудрым" назвал его Радищев.
Это был "блестящий век, покрывший Россию бессмертной славой, время героев и героических дел, эпоха широкого небывалого размаха русских сил, изумившего и напугавшего вселенную".
И в новый век Россия вступала могучей мировой державой, поборницей мира и справедливости!
Павел был весел. Он с юмором писал 7 января московскому генерал-губернатору Салтыкову о своей предполагаемой поездке в Москву. Его хорошее настроение поддерживалось и скорым переездом в только что отстроенный Михайловский дворец.
Павел не любил Зимний дворец. "Здесь витает женский дух", - часто говорил он. Нет, не такой должна быть резиденция российского императора!
26 февраля 1797 года на месте старого летнего дворца Елизаветы Петровны, построенного великим Растрелли, состоялась закладка нового дворца. "Здесь я родился, здесь хочу и умереть", - говорил Павел, не предполагая, как близок он к исполнению его желания.
Интересна история создания этого дворца, названного Михайловским, его освящение состоялось в день архистратига Михаила 8 ноября 1800 года.
Во время своего длительного зарубежного путешествия в 1781 - 1782 годах наследник в Варшаве познакомился с графом Потоцким, который рекомендовал ему архитектора для работ в Павловске, летней резиденции великого князя. Так, в начале 1784 года итальянец Винченцо Бренна оказался в России. Он перестраивает и отделывает Павловский дворец, создает знаменитый ансамбль Павловского парка и приступает к работам в Гатчине. В этот период Бренна и дает уроки архитектуры наследнику престола, который оказался способным учеником. Павел с помощью Бренны разработал проект перестройки и расширения Гатчинского дворца, построенного архитектором Ринальди, а также строительства нового, вместе с перепланировкой парка и близлежащей территории. Чертежи, переплетенные в альбомы, хранились в этом дворце. Там в 1930-х годах изучал их академик Н. Е. Лансере. На одном из планов, который зодчий Н. Е. Лансере обоснованно считал совместной работой Павла и Бренны, на оси дворца был намечен план здания с восьмигранным двором и полукруглыми выступами. По сторонам нового здания были обозначены рвы и канавы, наполненные водой.
"Нет сомнений, - писал Лансере, - что это первая мысль Павла и Бренны, возникшая еще до перестройки обоих старых каре". Но самое любопытное здесь то, что проект неизвестного дворцового здания уже несет в себе черты будущего Михайловского замка. Общее композиционное решение и даже отдельные детали проекта, положенного затем в основу Михайловского замка, были продуманы авторами в Гатчине задолго до начала строительства замка. Именно поэтому, по выражению Лансере, "так умопомрачительно быстро" Бренна смог представить проект замка-дворца".
"В собрании Научно-исследовательского музея Академии художеств СССР, - пишет В. К. Шуйский, - хранится альбом чертежей Павла. Он состоит из выполненных им в 1799 году планов, фасадов и разреза дома А. Б. Куракина для одного из его имений. Для нас эта работа интересна тем, что в ней проглядывают некоторые черты будущего Михайловского замка. Дом Куракина, как и Михайловский замок, имеет центрическую в плане композицию, в основе которой квадрат с западающими закругленными углами. Он также имеет три этажа на подвалах, пропорции окон всех этажей в проектах совпадают, рисунок окон наличников также. Над профилированным карнизом проходит такой же глухой парапет".
Строительство нового царского дворца в Петербурге было поручено архитектору Баженову, однако перед отъездом на коронацию в Москву в 1797 году Павел перепоручает его архитектору Бренне. "О первоначальном плане Михайловского замка, - пишет Шуйский, - дают представления карандашные наброски Павла, хранившиеся когда-то в бумагах Марии Федоровны и обнаруженные ленинградским искусствоведом и историком архитектуры Б. Л. Васильевым еще в 1930-х годах.
Павел отталкивался от распространенной в европейских странах, в частности в Германии, схемы построения прямоугольного в плане замка с прямоугольным же внутренним двором и круглыми угловыми башнями. Планы такого замка были обнаружены среди собственноручных чертежей Павла...
Можно предположить, что близкий по своему характеру к проектному заданию, но далекий от совершенства эскизный проект Павла вызвал ряд серьезных замечаний причастного к строительству Баженова. Это, вероятно, и послужило причиной отстранения его от должности уже через три месяца. Возможно, были и другие причины. Таким образом, в дальнейшем Баженов никакого участия в строительстве Михайловского замка не принимал".
Бренна переработал эскизный проект Павла, сохранив его основной замысел.
Строительство дворца велось невиданными темпами, день и ночь при свете фонарей и факелов. Уже в том же году дворец был подведен под крышу и его покрыли временной кровлей, чтобы защитить от снега и дождя. В следующем году приступили к внутренним и отделочным работам. 8 ноября 1800 года, в день архистратига Михаила, состоялось освящение дворца. Торжественное шествие из Зимнего дворца началось около 10 часов при громе пушек, мимо войск, построенных в почетном карауле. В этот день "дворец был открыт для публики, которая могла любоваться роскошью и изяществом убранства вновь созданных чертогов". Стены и перекрытия еще не успели просохнуть и, по свидетельству очевидцев, в помещениях замка "стоял такой густой туман, что, несмотря на тысячи восковых свечей, едва мерцавших сквозь мглу, всюду господствовала темнота". Многочисленные гости едва различали нежный бархат и обивку стен, расписанные выдающимися мастерами плафоны.
В честь этого события Бренна получает чин действительного тайного советника, а 4054 человека рабочих, "находившихся при строении", по рублю. Впервые за столь короткий срок был создан целый ансамбль, в центре которого находился великолепный замок-дворец в готическом стиле, окруженный водой и подъемными мостами.
"Планировочное решение Михайловского замка являет собой пример высокого мастерства компоновки самых различных по конфигурации помещений. В помещения замка со стороны подъездного парадного двора вели четыре каменные лестницы: слева - парадная с широкими маршами, следующая - в церковь, третья - в кордегардию и четвертая - в жилые покои. К настоящему времени удалось впервые атрибутировать назначение некоторых помещений замка. В первом этаже разместились наследник престола Александр с женой, в юго-западной части - будущий Николай I, в юго-восточной со стороны Фонтанки - обер-шталмейстер И. П. Кутайсов, со стороны плац-парадного двора - обергофмаршал А. Л. Нарышкин, а всю северо-западную часть заняли апартаменты самого Павла I".
На второй этаж вела парадная лестница с гранитными ступенями и ограждающими балюстрадами из серого сибирского мрамора, стены также были облицованы "мраморами разных сортов". На верхней площадке лестницы всегда стояли на часах два гренадера, а в примыкавших к ней овальных вестибюлях располагались гвардейцы, охранявшие входы в парадные апартаменты. На мужской половине их открывал Белый, или Воскресенский, зал, за которым поражал своим великолепием Большой тронный зал: "Его стены были затянуты темно-зеленым, затканным золотом бархатом в обрамлении золоченой резьбы. На темно-зеленом фоне выделялся трон под балдахином, обитый пунцовым бархатом с золотым шитьем. В нишах над дверьми помещались беломраморные бюсты римских императоров, над ними возвышались аллегорические фигуры Правосудия, Мира, Победы и Славы. По периметру зала размещались гербы всех 66 областей, подвластных российскому скипетру. С украшенного живописью плафона свешивалась огромная из золоченой бронзы люстра "о сорока подсвечниках". Убранство зала дополняли бронзовые жирандоли, вазы, часы с бронзовыми фигурами, столы из драгоценных пород дерева, канделябры и бра.
Под углом к Большому тронному залу располагался Арабесковый зал, выходивший окнами на парадный двор. Соседняя с залом галерея Лаокоона с беломраморной копией знаменитой скульптурной группы "Лаокоон", привезенной из Рима, вела в Овальный зал с шестнадцатью колоннами ионического ордера, облицованных мрамором. К Овальному залу примыкала Мраморная галерея, предназначавшаяся для кавалеров Мальтийского ордена. Впоследствии она получила название "Георгиевского зала". Галерея, имевшая внушительные размеры: более тридцати метров в длину, десять с половиной метров в ширину и два этажа в высоту, вела в Малый Мальтийский, или Круглый тронный, зал.
По другую сторону парадной лестницы рядом с церковью располагался зал антиков, насыщенный скульптурными произведениями, за ним галерея Рафаэля вела в Тронную залу Марии Федоровны. Небольшой соседний будуар, который вел в Парадную опочивальню, был отделан полудрагоценными камнями, в том числе темно-синим лазуритом и бронзой. Из Парадной опочивальни был выход в Общий столовый зал, расположенный на оси дворца, с выходом на балкон. Он служил и концертным залом. Внутреннее убранство дворца поражало великолепием, богатством отделки, обилием картин и скульптур выдающихся мастеров. Павел был знатоком живописи.
Ни один фасад здания не был повторяем, но, несмотря на это, дворец воспринимается как целостный объем. Главным южным фасадом замок выходил непосредственно на гранитный берег канала, отчего его стены, облицованные красным гранитом и розовым олонецким мрамором "цвета пламени и пепла", казались вырастающими прямо из воды. К главному фасаду подводили три каменных моста: средний, предназначавшийся для царственных особ и иностранных послов, и два боковых, располагавшихся под углами. С остальных трех сторон была открытая территория острова, на которую с юга, запада и севера можно было попасть по подъемным мостам. У мостов стояли караулы.
Своим неприступным видом дворец напоминал средневековый рыцарский замок или крепость.
В отличие от парадных залов и апартаментов, поражавших великолепием отделки и убранства, помещения, предназначенные для императора, выглядели намного скромнее. Они выходили в галерею Рафаэля, через которую сообщались с комнатами Марии Федоровны.
Анфилада жилых комнат Павла I начиналась прихожей, стены которой украшали семь картин Карла ван Лоо. Рядом в прихожей была Адъютантская, обставленная белой с позолотой мебелью. Из Адъютантской можно было пройти в комнату, занятую личной библиотекой. Книги размещались в восьми шкафах красного дерева, стены были завешаны картинами известного художника Мартынова, изображавшими виды Павловска и Гатчины. За дверью в боковой стене находилась небольшая кухня, другая дверь вела в караульню лейб-гусаров, связанную с винтовой лестницей, ведущей на первый этаж. По этой лестнице 11 марта 1801 года заговорщики проникли в библиотеку, а затем в опочивальню, служившую одновременно и кабинетом. Стены опочивальни, обшитые белыми деревянными панелями, украшали 22 картины Фрагонара, Клода Верне, Лекока, Ван дер Мейлена, Гвидо Рени и Мартынова. На одной из них был изображен Фридрих II на белой лошади. Два больших окнабыли задрапированы голубой материей с вышивкой серебром. Главной достопримечательностью этой комнаты был великолепный письменный стол из красного дерева на восьми ножках, сгруппированных по четыре в виде колонн ионического ордера, выполненный по проекту Бренны. В углу за ширмами стояла походная железная кровать императора.
Большую часть времени Павел проводил в опочивальне, служившей ему и кабинетом. В проходе между библиотекой и опочивальней были две двери: одна открывалась в кладовую со знаменами, другая вела на потайную лестницу, по которой можно было спуститься в комнаты императора, расположенные на первом этаже. Дверь напротив библиотеки вела в Угловой овальный будуар, а оттуда в комнаты императрицы, расположенные между парадными и жилыми комнатами императора. В опочивальне находилась потайная лестница, ведущая на первый этаж.
Павел очень любил свой дворец, напоминавший рыцарский замок, и не жалел средств на его убранство. Здесь за крепкими стенами и подъемными мостами, охраняемыми многочисленным караулом, впервые почувствовал он себя в безопасности. Но прожил он здесь только сорок дней.
В хорошую погоду на площади замка в присутствии императора проходили вахт-парады. "На вахт-парады обыкновенно собиралось много простого народа и собак, - пишет современник. - Ни первого, ни последних никто не смел отгонять, и они свободно теснились, народ - позади, а собаки - впереди Павла I.
Заполучив Зубовых и Беннигсена, Пален сумел привлечь на свою сторону и любимца императора графа Кутайсова, бывшего его камердинера. Этот турчонок мальчиком был взят в плен в сражении под Анапой и с малых лет воспитывался при дворе великого князя. Теперь, когда Кутайсов достиг высокого положения, Платон Зубов сватается к его дочери. Безродному отцу лестно породниться с такой знатной фамилией, и он попадает под влияние заговорщиков.
В декабре началась вербовка гвардейских офицеров - выбирали наиболее обиженных и озлобленных. Обеды и пирушки идут чередой, благо был повод прибытие шведского короля. Прощупывая тех, кто "молчит и действует", Пален готовит недовольных для исполнения замысла. Полковник конной гвардии Саблуков рассказывает: "Зимой 1800 года... мы слышали, что у некоторых генералов - Талызина, двух Ушаковых, Депрерадовича и других - бывают частые интимные сборища, устраиваются пирушки для избранного круга, которые длятся за полночь, и что бывший полковник Хитрово, прекрасный и умный человек, но настоящий распутник, близкий к Константину, также устраивает маленькие "рауты" близ самого Михайловского замка. Все эти новости... показывают нам, что в Петербурге происходит что-то необыкновенное, тем более что патрули и рунды около Михайловского замка всегда были наготове".
Николай Андреевич Саблуков - одна из наиболее ярких личностей в русской истории. Выросший в богатой и знатной семье, получив блестящее европейское образование, он отличался благородством и высочайшими понятиями о чести. Чувство чести было опорой его жизни.
Саблуков был одним из редких людей, способных преодолеть обиду, пристрастия, симпатии и антипатии, оставаясь скромным человеком благодарным слушателем и столь же благодарным наблюдателем. Он сумел разглядеть в Павле I много хорошего, как бы задушенного злым. Зная обстоятельства его жизни, сформировавшие дурные наклонности, Саблуков относился к Павлу с участием и беспристрастностью, охраняя свою честь и верность присяге. И грозный император, также человек чести, обладавший высокими нравственными качествами, оценил "неподкупную верность порядочного человека" - в 1799 году 23-летний подпоручик производится в полковники конногвардейского полка.
После переворота 11 марта перед генерал-майором Саблуковым открывается блестящая карьера, но, потрясенный увиденным, не желая иметь ничего общего с людьми, запятнанными кровью императора, он подает в отставку и уезжает в Англию.
В 1806 году он возвращается в Россию, служит три года по морскому ведомству и вновь уезжает в Англию, где нашел вторую родину. Узнав о нашествии Наполеона, Саблуков спешит в Россию и, "защитив отечество", возвращается в Лондон. Замечательный человек и патриот скончался в 1848 году, а в 1865 году увидели свет в английском журнале его интереснейшие записки - объективное свидетельство прошлого, показания очевидца многих исторических событий. Написанные живо, литературным языком, человеком просвещенным и гуманным, записки отличаются благородной прямотой и искренностью.
"При описании этих событий мною руководит искреннее желание сказать правду, одну только правду, - писал Николай Андреевич. - Тем не менее я буду просить читателя строго различать то, что я лично видел и слышал, от тех фактов, которые мне были сообщены другими лицами и о которых я по необходимости должен упоминать для полноты рассказа...
Я сам был очевидцем главнейших событий, происходивших в царствование императора Павла I. Во все это время я состоял при дворе этого государя и имел полную возможность узнать все, что там происходит, не говоря уже о том, что я лично был знаком с самим императором и со всеми членами императорского дома, равно как и со всеми влиятельными личностями того времени. Все это, вместе взятое, и побудило меня записать все то, что я помню о событиях этой знаменательной эпохи, в надежде, что таким образом, быть может, прольется новый свет на характер Павла I, человека, во всяком случае, незаурядного".
Догадываясь о существовании заговора, Саблуков решил обратиться за советом к своему другу, известному художнику, философу и поэту итальянцу Сальваторе Тончи. "Он сразу же разрешил мое недоумение, - пишет Саблуков, - сказав следующее: "Будь верен своему государю и действуй твердо и добросовестно; но так как ты, с одной стороны, не в силах изменить странного поведения императора, ни удержать, с другой стороны, намерений народа, каковы бы они ни были, то тебе надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к тебе с какими бы то ни было секретными предложениями..." Я всеми силами старался следовать этому совету, и благодаря ему мне удалось остаться в стороне от ужасных событий".
Решив проверить свои подозрения, Саблуков на одном из обедов у Палена резко выразился об императоре. "Граф посмотрел мне пристально в глаза, пишет он, - и сказал: "...тот, кто болтает, и смельчак, кто действует".
Впоследствии Пален позаботился о том, чтобы полковник Саблуков в решающую минуту был удален из дворца.
- Я вас боялся больше, чем целого гарнизона, - сказал он Саблукову на следующий после переворота день.
- И вы были правы, - ответил тот.
В конце ноября, когда Панин был уже отставлен, а Зубовы еще не прибыли, произошло событие, которое чуть было не перечеркнуло все планы заговорщиков. Заболел командующий флотом Кушелев, и докладчиком по морским делам стал адмирал де Рибас, один из первых заговорщиков: "Ловкость докладчика, его уверенность в счастливом исходе войны с Англией и сделанные им предположения об обороне Кронштадта очень понравились Павлу; и он тотчас же начал оказывать ему благоволение; говорили, что коварный Рибас, польщенный этим, думал уже открыть императору планы заговорщиков", - свидетельствует Е. С. Шумигорский.
Но буквально через несколько дней, 2 декабря, де Рибас неожиданно скончался на пятидесятом году жизни. "Есть известие, - сообщает Шумигорский, - что Рибасу было подано "по ошибке" вредное лекарство и Пален неотлучно находился при умирающем, чтобы не дать ему проговориться даже на исповеди".
Добившись согласия Александра, фон Пален, поистине великий мастер интриг, действует решительно и умело. Он знает каждый шаг императора, и ему удается внушить Павлу недоверие к сыновьям и к императрице. Вместе с тем новоявленный Яго угрожает сыну ссылкой, а императрице - заточением в монастырь.
"...Павла стали преследовать тысячи подозрений: ему казалось, что его сыновья недостаточно ему преданы, что его жена желает царствовать вместо него, - пишет Чарторыйский. - Слишком хорошо удалось внушить ему недоверие к императрице и к его старым слугам". Фон Палену удается привлечь на свою сторону командира Семеновского полка Л. И. Депрерадовича и шефа кавалергардского полка Ф. П. Уварова, любимца Павла, сделавшего ставку на его сына.
Полным ходом идет вербовка гвардейских офицеров. Правда, они не посвящены в тайну заговора, их отбирают по степени недовольства императором и верности наследнику. День переворота еще не назначен необходимо завербовать достаточное количество преданных исполнителей и получить окончательное согласие Александра. Но для себя Пален уже наметил срок - конец марта!
26 февраля "Санкт-Петербургские ведомости" сообщили о двух отъездах. Один - свершившийся графа Ростопчина, другой - предстоящий "действительной камергерши Ольги Александровы Жеребцовой с дочерью и племянницей в Берлин".
Родная сестра Платона Зубова едет за границу, чтобы подготовить прибежище для братьев в случае провала. Из Берлина Жеребцова намеревалась выехать в Лондон для встречи с сэром Уитвортом.
"Госпожа Жеребцова предсказала печальное событие 11-го марта в Берлине, за несколько дней до смерти императора, и, как только узнала о совершившемся факте, отправилась тотчас в Англию навестить своего старого друга лорда Уитворта", - пишет Н. Саблуков.
Историк Е. С. Шумигорский: "В Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успеху заговора деньгами". Ссылаясь на свидетельство князя Лопухина, сестра которого была замужем за сыном Жеребцовой, Шумигорский пишет, что она, прибыв в Лондон, получила там два миллиона рублей для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе. "Спрашивается, - восклицает историк, - какие же суммы были переведены в Россию ранее?"
..."Как ни старались скрыть все нити заговора, но генерал-прокурор Обольянинов, по-видимому, заподозрил что-то, - рассказывал фон Пален своему земляку барону Гейкингу. - Он косвенным путем уведомил государя, который заговорил об этом со своим любимцем Кутайсовым, но последний уверял, что это просто коварный донос, пущенный кем-нибудь, чтобы выслужиться".
Подозрения Павла падают на императрицу и старших сыновей. Пален, не спускавший глаз с императора, всячески подогревает и поддерживает эти подозрения.
Боясь быть отравленным, Павел заменяет кухарку, усиливает охрану и почти никого не принимает. "Государь уже редко проходил в церковь через наружные комнаты, - писал И. Дмитриев. - Строгость полиции была удвоена".
В эти дни А. Кочубей жаловался графу Воронцову: "Страх, в котором все мы живем, неописуем. Люди боятся своей собственной тени. Все дрожат. Доносы дело обычное: верны они или не верны, но верят всему. Всеми овладела глубокая тоска. Люди уже не знают, что такое удовольствие... Стараются открыть заговор, которого не существует... Не знаю, к чему это приведет".
Стравливая охотников и жертву, фон Пален искусно управляет слухами. Тревожная, беспокойная обстановка способствует успеху заговорщиков, и это прекрасно понимает "лифляндский визирь", который держит в своих руках все нити заговора.
Заговорщики забрали в свои руки такую власть, что могли запугать всех, кто с ними был несогласен. По столице распространяются ложные слухи и анекдоты, дискредитирующие императора, - насколько они были сильны, можно судить по их долгой жизни. Особенно широко пользовались тем, что, выполняя приказы императора, доводили их до абсурда и тем самым как бы подтверждали распускаемые ими же слухи о том, что "император поврежден".
"Любопытно отметить, что самое спокойное время в столице было в сентябре и октябре 1800 года, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора исполнял генерал Свечин. Именем государя правил фон Пален, поставивший своей целью усилить общее ожесточение против императора", - делает вывод хорошо осведомленный современник.
И вдруг 5 марта он попадает в немилость. "Вторник, 5 марта. Граф Пален отстранен от двора, жена его также отослана со своим экипажем обратно", - записал в дневнике Гёте.
Очевидец событий, Коцебу: "Павел рассердился и не только дал почувствовать графу Палену свое неудовольствие, но даже оскорбил его в том, что было ему всего дороже: когда супруга графа, первая статс-дама, приехала ко двору, ей только тут объявлено было, что она должна вернуться домой и более не являться".
Головина вспомнит, что "6 марта Беннигсен пришел утром к мужу, чтобы переговорить с ним о важном деле". Разговор не состоялся, но Головина была уверена, что Беннигсен мог бы открыть заговор.
Не исключено, что, узнав о немилости, постигшей Палена, Беннигсен приходил к Головину, чтобы прозондировать почву и, может быть, подобру-поздорову уехать из города, где он "без толку сидел уже два месяца".
По городу поползли слухи. Говорили об изменениях в императорской фамилии, о массовых арестах офицеров.
Приезд в Петербург тринадцатилетнего племянника Марии Федоровны принца Евгения Вюртембергского неожиданно был отмечен пышной и торжественной встречей. Удивленная этим тетушка была явно смущена, но предупредила племянника, что "здесь не Карлсруэ и следует помалкивать".
Удивлен был и воспитатель принца генерал Дибич, которому император сказал, что он "сделает для принца нечто такое, что всем-всем заткнет рот и утрет носы". Видимо, он уже принял какое-то решение - 8 марта Павел говорит Кутайсову: "Подожди еще пять дней, и ты увидишь великие дела".
Только в 1811 году, посетив Россию, Евгений Вюртембергский узнал, что Павел I прочил его в мужья своей дочери Екатерине.
"...Меня заверили, - вспоминал принц, - будто Павел I предназначал меня в мужья своей дочери великой княжны Екатерины и с этим связывал определенные намерения. Все эти утверждения, впрочем, не основываются ни на каком письменном документе, и обо всем судили понаслышке".
"Определенные намерения" состояли в том, что император хотел назначить принца наследником российского престола!
Глава шестнадцатая
В МИХАЙЛОВСКИЙ ЗАМОК
Хотят повторить 1762 год.
Павел I
Начало нового века было торжественно отмечено в обеих столицах. Ушел в прошлое век Просвещения, век трех революций - промышленной в Англии, политической в Северной Америке, социальной во Франции. "Столетьем безумным и мудрым" назвал его Радищев.
Это был "блестящий век, покрывший Россию бессмертной славой, время героев и героических дел, эпоха широкого небывалого размаха русских сил, изумившего и напугавшего вселенную".
И в новый век Россия вступала могучей мировой державой, поборницей мира и справедливости!
Павел был весел. Он с юмором писал 7 января московскому генерал-губернатору Салтыкову о своей предполагаемой поездке в Москву. Его хорошее настроение поддерживалось и скорым переездом в только что отстроенный Михайловский дворец.
Павел не любил Зимний дворец. "Здесь витает женский дух", - часто говорил он. Нет, не такой должна быть резиденция российского императора!
26 февраля 1797 года на месте старого летнего дворца Елизаветы Петровны, построенного великим Растрелли, состоялась закладка нового дворца. "Здесь я родился, здесь хочу и умереть", - говорил Павел, не предполагая, как близок он к исполнению его желания.
Интересна история создания этого дворца, названного Михайловским, его освящение состоялось в день архистратига Михаила 8 ноября 1800 года.
Во время своего длительного зарубежного путешествия в 1781 - 1782 годах наследник в Варшаве познакомился с графом Потоцким, который рекомендовал ему архитектора для работ в Павловске, летней резиденции великого князя. Так, в начале 1784 года итальянец Винченцо Бренна оказался в России. Он перестраивает и отделывает Павловский дворец, создает знаменитый ансамбль Павловского парка и приступает к работам в Гатчине. В этот период Бренна и дает уроки архитектуры наследнику престола, который оказался способным учеником. Павел с помощью Бренны разработал проект перестройки и расширения Гатчинского дворца, построенного архитектором Ринальди, а также строительства нового, вместе с перепланировкой парка и близлежащей территории. Чертежи, переплетенные в альбомы, хранились в этом дворце. Там в 1930-х годах изучал их академик Н. Е. Лансере. На одном из планов, который зодчий Н. Е. Лансере обоснованно считал совместной работой Павла и Бренны, на оси дворца был намечен план здания с восьмигранным двором и полукруглыми выступами. По сторонам нового здания были обозначены рвы и канавы, наполненные водой.
"Нет сомнений, - писал Лансере, - что это первая мысль Павла и Бренны, возникшая еще до перестройки обоих старых каре". Но самое любопытное здесь то, что проект неизвестного дворцового здания уже несет в себе черты будущего Михайловского замка. Общее композиционное решение и даже отдельные детали проекта, положенного затем в основу Михайловского замка, были продуманы авторами в Гатчине задолго до начала строительства замка. Именно поэтому, по выражению Лансере, "так умопомрачительно быстро" Бренна смог представить проект замка-дворца".
"В собрании Научно-исследовательского музея Академии художеств СССР, - пишет В. К. Шуйский, - хранится альбом чертежей Павла. Он состоит из выполненных им в 1799 году планов, фасадов и разреза дома А. Б. Куракина для одного из его имений. Для нас эта работа интересна тем, что в ней проглядывают некоторые черты будущего Михайловского замка. Дом Куракина, как и Михайловский замок, имеет центрическую в плане композицию, в основе которой квадрат с западающими закругленными углами. Он также имеет три этажа на подвалах, пропорции окон всех этажей в проектах совпадают, рисунок окон наличников также. Над профилированным карнизом проходит такой же глухой парапет".
Строительство нового царского дворца в Петербурге было поручено архитектору Баженову, однако перед отъездом на коронацию в Москву в 1797 году Павел перепоручает его архитектору Бренне. "О первоначальном плане Михайловского замка, - пишет Шуйский, - дают представления карандашные наброски Павла, хранившиеся когда-то в бумагах Марии Федоровны и обнаруженные ленинградским искусствоведом и историком архитектуры Б. Л. Васильевым еще в 1930-х годах.
Павел отталкивался от распространенной в европейских странах, в частности в Германии, схемы построения прямоугольного в плане замка с прямоугольным же внутренним двором и круглыми угловыми башнями. Планы такого замка были обнаружены среди собственноручных чертежей Павла...
Можно предположить, что близкий по своему характеру к проектному заданию, но далекий от совершенства эскизный проект Павла вызвал ряд серьезных замечаний причастного к строительству Баженова. Это, вероятно, и послужило причиной отстранения его от должности уже через три месяца. Возможно, были и другие причины. Таким образом, в дальнейшем Баженов никакого участия в строительстве Михайловского замка не принимал".
Бренна переработал эскизный проект Павла, сохранив его основной замысел.
Строительство дворца велось невиданными темпами, день и ночь при свете фонарей и факелов. Уже в том же году дворец был подведен под крышу и его покрыли временной кровлей, чтобы защитить от снега и дождя. В следующем году приступили к внутренним и отделочным работам. 8 ноября 1800 года, в день архистратига Михаила, состоялось освящение дворца. Торжественное шествие из Зимнего дворца началось около 10 часов при громе пушек, мимо войск, построенных в почетном карауле. В этот день "дворец был открыт для публики, которая могла любоваться роскошью и изяществом убранства вновь созданных чертогов". Стены и перекрытия еще не успели просохнуть и, по свидетельству очевидцев, в помещениях замка "стоял такой густой туман, что, несмотря на тысячи восковых свечей, едва мерцавших сквозь мглу, всюду господствовала темнота". Многочисленные гости едва различали нежный бархат и обивку стен, расписанные выдающимися мастерами плафоны.
В честь этого события Бренна получает чин действительного тайного советника, а 4054 человека рабочих, "находившихся при строении", по рублю. Впервые за столь короткий срок был создан целый ансамбль, в центре которого находился великолепный замок-дворец в готическом стиле, окруженный водой и подъемными мостами.
"Планировочное решение Михайловского замка являет собой пример высокого мастерства компоновки самых различных по конфигурации помещений. В помещения замка со стороны подъездного парадного двора вели четыре каменные лестницы: слева - парадная с широкими маршами, следующая - в церковь, третья - в кордегардию и четвертая - в жилые покои. К настоящему времени удалось впервые атрибутировать назначение некоторых помещений замка. В первом этаже разместились наследник престола Александр с женой, в юго-западной части - будущий Николай I, в юго-восточной со стороны Фонтанки - обер-шталмейстер И. П. Кутайсов, со стороны плац-парадного двора - обергофмаршал А. Л. Нарышкин, а всю северо-западную часть заняли апартаменты самого Павла I".
На второй этаж вела парадная лестница с гранитными ступенями и ограждающими балюстрадами из серого сибирского мрамора, стены также были облицованы "мраморами разных сортов". На верхней площадке лестницы всегда стояли на часах два гренадера, а в примыкавших к ней овальных вестибюлях располагались гвардейцы, охранявшие входы в парадные апартаменты. На мужской половине их открывал Белый, или Воскресенский, зал, за которым поражал своим великолепием Большой тронный зал: "Его стены были затянуты темно-зеленым, затканным золотом бархатом в обрамлении золоченой резьбы. На темно-зеленом фоне выделялся трон под балдахином, обитый пунцовым бархатом с золотым шитьем. В нишах над дверьми помещались беломраморные бюсты римских императоров, над ними возвышались аллегорические фигуры Правосудия, Мира, Победы и Славы. По периметру зала размещались гербы всех 66 областей, подвластных российскому скипетру. С украшенного живописью плафона свешивалась огромная из золоченой бронзы люстра "о сорока подсвечниках". Убранство зала дополняли бронзовые жирандоли, вазы, часы с бронзовыми фигурами, столы из драгоценных пород дерева, канделябры и бра.
Под углом к Большому тронному залу располагался Арабесковый зал, выходивший окнами на парадный двор. Соседняя с залом галерея Лаокоона с беломраморной копией знаменитой скульптурной группы "Лаокоон", привезенной из Рима, вела в Овальный зал с шестнадцатью колоннами ионического ордера, облицованных мрамором. К Овальному залу примыкала Мраморная галерея, предназначавшаяся для кавалеров Мальтийского ордена. Впоследствии она получила название "Георгиевского зала". Галерея, имевшая внушительные размеры: более тридцати метров в длину, десять с половиной метров в ширину и два этажа в высоту, вела в Малый Мальтийский, или Круглый тронный, зал.
По другую сторону парадной лестницы рядом с церковью располагался зал антиков, насыщенный скульптурными произведениями, за ним галерея Рафаэля вела в Тронную залу Марии Федоровны. Небольшой соседний будуар, который вел в Парадную опочивальню, был отделан полудрагоценными камнями, в том числе темно-синим лазуритом и бронзой. Из Парадной опочивальни был выход в Общий столовый зал, расположенный на оси дворца, с выходом на балкон. Он служил и концертным залом. Внутреннее убранство дворца поражало великолепием, богатством отделки, обилием картин и скульптур выдающихся мастеров. Павел был знатоком живописи.
Ни один фасад здания не был повторяем, но, несмотря на это, дворец воспринимается как целостный объем. Главным южным фасадом замок выходил непосредственно на гранитный берег канала, отчего его стены, облицованные красным гранитом и розовым олонецким мрамором "цвета пламени и пепла", казались вырастающими прямо из воды. К главному фасаду подводили три каменных моста: средний, предназначавшийся для царственных особ и иностранных послов, и два боковых, располагавшихся под углами. С остальных трех сторон была открытая территория острова, на которую с юга, запада и севера можно было попасть по подъемным мостам. У мостов стояли караулы.
Своим неприступным видом дворец напоминал средневековый рыцарский замок или крепость.
В отличие от парадных залов и апартаментов, поражавших великолепием отделки и убранства, помещения, предназначенные для императора, выглядели намного скромнее. Они выходили в галерею Рафаэля, через которую сообщались с комнатами Марии Федоровны.
Анфилада жилых комнат Павла I начиналась прихожей, стены которой украшали семь картин Карла ван Лоо. Рядом в прихожей была Адъютантская, обставленная белой с позолотой мебелью. Из Адъютантской можно было пройти в комнату, занятую личной библиотекой. Книги размещались в восьми шкафах красного дерева, стены были завешаны картинами известного художника Мартынова, изображавшими виды Павловска и Гатчины. За дверью в боковой стене находилась небольшая кухня, другая дверь вела в караульню лейб-гусаров, связанную с винтовой лестницей, ведущей на первый этаж. По этой лестнице 11 марта 1801 года заговорщики проникли в библиотеку, а затем в опочивальню, служившую одновременно и кабинетом. Стены опочивальни, обшитые белыми деревянными панелями, украшали 22 картины Фрагонара, Клода Верне, Лекока, Ван дер Мейлена, Гвидо Рени и Мартынова. На одной из них был изображен Фридрих II на белой лошади. Два больших окнабыли задрапированы голубой материей с вышивкой серебром. Главной достопримечательностью этой комнаты был великолепный письменный стол из красного дерева на восьми ножках, сгруппированных по четыре в виде колонн ионического ордера, выполненный по проекту Бренны. В углу за ширмами стояла походная железная кровать императора.
Большую часть времени Павел проводил в опочивальне, служившей ему и кабинетом. В проходе между библиотекой и опочивальней были две двери: одна открывалась в кладовую со знаменами, другая вела на потайную лестницу, по которой можно было спуститься в комнаты императора, расположенные на первом этаже. Дверь напротив библиотеки вела в Угловой овальный будуар, а оттуда в комнаты императрицы, расположенные между парадными и жилыми комнатами императора. В опочивальне находилась потайная лестница, ведущая на первый этаж.
Павел очень любил свой дворец, напоминавший рыцарский замок, и не жалел средств на его убранство. Здесь за крепкими стенами и подъемными мостами, охраняемыми многочисленным караулом, впервые почувствовал он себя в безопасности. Но прожил он здесь только сорок дней.
В хорошую погоду на площади замка в присутствии императора проходили вахт-парады. "На вахт-парады обыкновенно собиралось много простого народа и собак, - пишет современник. - Ни первого, ни последних никто не смел отгонять, и они свободно теснились, народ - позади, а собаки - впереди Павла I.