Мальчики виновато отскочили к двери, я склонилась над полом, начала собирать с ворса красный блин бывшей помады и заметила, как под шелковым покрывалом кровати что-то блеснуло.
Не вставая с колен, я приподняла полог свисающего покрывала и увидела сначала мужскую руку с часами.., потом рукав черного смокинга.., и белое лицо с остекленевшими глазами.
Под моей кроватью лежал Дмитрий Максимович Бурмистров. Мертвый.
Рядом с его головой я заметила статуэтку крылатой богини, с одного из крыльев которой стекли на пол несколько капель крови. Кровь уже успела потемнеть и начинала подсыхать.
Часть III
Не вставая с колен, я приподняла полог свисающего покрывала и увидела сначала мужскую руку с часами.., потом рукав черного смокинга.., и белое лицо с остекленевшими глазами.
Под моей кроватью лежал Дмитрий Максимович Бурмистров. Мертвый.
Рядом с его головой я заметила статуэтку крылатой богини, с одного из крыльев которой стекли на пол несколько капель крови. Кровь уже успела потемнеть и начинала подсыхать.
Часть III
— Не оттирается? — донеслось от двери.
Я подняла голову над кроватью — меня и детей разделяло четыре метра пространства — и сказала:
— Стойте там. Я сейчас… — Голос мой внезапно осип, я поборола отвращение и нащупала мужскую руку.
Она была еще теплой. Но уже не живой.
Я ни черта не понимаю в пульсе, но температуру, черт побери, пока ощущаю! Хозяин был мертв и начал остывать.
Еле разогнув сведенные судорогой ноги, я встала с колен и взглянула на притихших малышей.
— Мария Павловна, у меня есть деньги в копилке, — проговорил Максим, — мы вам новую помаду купим.
— Две, — вставил Филипп, — одну поярче.
— Да, да, конечно, — пробормотала я, с трудом понимая, о чем они говорят и что происходит. Ступор буквально придавливал меня к полу… Фантастические видения размывали контуры комнаты…
И тут вместо испуга меня накрыла волна ярости. Феликс!! Хозяин его застукал, и секретарь с ним расправился! Мало того, спрятал под моей кроватью!
Выброс адреналина омыл мой мозг, исправил зрение и заставил меня рассуждать.
Так. Сначала я уведу детей из этой комнаты, и уже потом.., после.., но все ставится в прошедшее время, будущее не проецируется.., нет у меня его…
Да, прежде я навещу Феликса.
Я вела за собой детей, неслась по коридору черным ангелом мщения, и ярость плескалась вокруг меня, заволакивая сознание темной пеленой.
— Мария Павловна, не спешите, — проскулил Максим.
Я опомнилась, остановилась и склонилась над детьми. Кровь, подгоняемая сумасшедшими толчками сердца, рвалась из ушей, глаз, носа. Я боялась, что голова моя лопнет под ее напором.
— Сейчас мы пойдем будить Феликса. — Я держала детей за руки, чувствуя, как мои ладони становятся мокрыми от выступившей по всему телу испарины. — Скоро начнется фейерверк… Мы ведь не хотим, чтобы Феликс проспал все на свете?
От лестницы до темного кабинета прошел охранник; он окинул нашу живописную группку подозрительным взглядом и замер у железной двери. По всей видимости, здесь организовали временный пост, и черный пиджак оставил его лишь на минуту, сходил к лестнице и посмотрел, что происходит внизу.
Я распрямилась и повела детей дальше.
— К Феликсу я пойду одна. Он болен и сейчас спит, я осторожно его разбужу и спущусь к вам. А вы пока побеседуйте со Светланой Александровной. По-моему, ей немного скучно.
Близнецы бодро скатились вниз, я помахала рукой госпоже Вохриной и, придерживаясь стены, не попадая под прицел взгляда охранника, прошла в правое крыло дома.
К комнате секретаря.
На мой стук из спальни раздался томный голос изнеженного Эндимиона:
— Кто там?
— Мария Павловна, — шепотом произнесла я.
Дверь открылась, и на пороге появился встревоженный Феликс.
— Все в порядке?
Вопрос — единственное, что он успел сказать нормальным тоном. Дальше он мог лишь скулить.
Подгоняемая страхом, я ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь и что есть силы врезала мерзавцу под дых. Феликс только крякнул. Сгибаясь, он наткнулся скулой на мой второй кулак и следующие секунд тридцать я помню плохо. Он лежал на полу, я лупила его по плечам, груди, рукам, прикрывающим голову.
Очнулась я на попытке удушения секретаря. Я сидела на нем и коленом нажимала на горло поверженного Эндимиона.
— Уничтожу, подлец. — Мы оба хрипели, я от ярости и страха, он от страха и удушья. — Думаешь.., тебе все удалось?!
— Стойте, — сипел Феликс, — подождите…
— Думаешь, тебе удастся все свалить на меня?! Дудки!!
— Да что происходи-и-ит?! — взмолился секретарь, неразумно открыл лицо, и я врезала ему пощечину.
— Тварь. Мерзкая, гнусная тварь. Вставай, милицию я уже вызвала.
— Какую?!
— Какую, какую? — передразнила его я. — Петровку, 38!
— Зачем?! — Секретарь валялся на полу и боялся вставать. Надеялся, что лежачих все-таки не бьют. Сильно.
Я сделала глубокий вздох и ответила вопросом:
— Ты подложил мне труп Бурмистрова?
Феликс съежился в позу эмбриона и тупо уставился в стену:
— Труп… — только и выдавил он.
Я задумчиво смотрела на него и начинала догадываться, что, скорее всего, две минуты назад избила единственного своего союзника. Реакция Феликса была столь безыскусна, что, пожалуй.., я погорячилась.
В конце концов, алиби камерой обеспечил мне он.
— Ты точно здесь ни при чем?
Кряхтя, Феликс поднялся, подошел к зеркалу и оттуда взглянул на меня:
— Мария Павловна, я даже не понимаю, о чем вы говорите.
— Под моей кроватью лежит тело Бурмистрова.
Запас адреналина я израсходовала на трепку «специалиста», и постепенно вместе с головной болью и дрожью наступало похмелье. Оно высасывало и силы, и мысли.
— Когда приедет милиция? — Пока я скудоумно боролась с безнадежностью, секретарь сходил в ванную комнату, намочил полотенце и теперь прикладывал его к опухшей щеке.
— Никуда я не звонила, — устало произнесла я.
— Та-а-ак, — протянул Феликс, — хозяин точно мертв?
— Да. И убили его статуэткой Ники. Она тоже под кроватью.
Секретарь заметался по комнате, словно ища выход.
— Когда это произошло?
Я вскипела остатками былых паров:
— Вы меня об этом спрашиваете?! Я не была в доме с пяти часов!
— Точно?
— Феликс, я очень похожа на идиотку? — отчеканила я. — Можете мне поверить, каждый свой шаг я фиксировала камерой. В доме я не была с пяти.., или с половины шестого. Но тогда Бурмистров еще гулял среди гостей. Я его не убивала. И у меня есть алиби.
— А у меня его нет, — испуганно пробормотал Феликс и вдруг воскликнул, как заполошная торговка:
— Боже, когда же его угрохали?!
Мои мысли засновали вслед за этим восклицанием. Действительно, когда?! До этого момента у меня было непробиваемое алиби, но сейчас?!
«Спокойно, Маша, спокойно, — уговаривала я себя. — В комнате ты была с детьми, потом тебя видели охранник и Светлана Александровна. Вернуться, минуя их, ты не могла».
— Феликс, я иду в парк, — заявила я и двинулась к двери.
— Постойте, — взмолился секретарь, — подождите. А как же я?!
Паника столь отчетливо исказила его лицо, что я сжалилась.
— Одевайтесь, Феликс. Поговорим позже, внизу.
— Маша, — секретарь остановил меня еще раз, — не звоните в милицию сейчас.
Вы ведь не сделаете этого?
Хотела бы я посмотреть на человека, с удовольствием дающего показания про собственную глупость. Я не из их числа. Но ответила я Феликсу более здраво.
— Судя по кинофильмам, того, кто обнаружил труп, раскручивают в первую очередь. Так что.., подожду пока…
— У вас есть какая-то идея? — с надеждой спросил специалист по улаживанию щекотливых ситуаций.
Пожалуй, все-таки зря я так сильно его отметелила. Секретарь был полностью деморализован. Он растерялся. Из высокооплачиваемого шалуна Феликс превратился в подозреваемого номер один в убийстве олигарха. После обнаружения трупа Бурмистрова шум поднимется оглушительный, и за розыски «Фаины» возьмутся все спецслужбы страны. Метаморфоза манекенщицы в нашего секретаря недолго останется тайной, спецы его вычислят. И, пожалуй, Феликсу надо уносить ноги. Но не сегодня и не сейчас. Все выезды перекрыты.
— Жду вас в парке, Феликс.
Он тоскливо посмотрел на меня и медленно кивнул.
Бедный козлик отпущения, во что ты вляпался?!
Охрана встретила меня спинами, дети мирно беседовали со Светланой Александровной, я посмотрела в зеркало и пришла в ужас. Волосы всклокочены, лицо в красных пятнах, воротник блузки косо висит на вздымающейся от бурного дыхания груди.
Спрятавшись за кадкой с густой пальмой, я быстро привела себя в порядок. И вовремя. По лестнице спускался начальник службы безопасности Анатолий Викторович Басков. Пересчитав своих парней применительно к местам, он выскочил из дома, однако я была уверена, старый служака автоматически засек все погрешности ситуации.
Но гувернантка уже мило улыбалась рядом с детьми и женой депутата.
Стремительный бросок шефа безопасности через холл напомнил мне о недостатке информации. Шеф являлся основным ее носителем, я извинилась перед мадам Вохриной и со словами: «Нам надо Тину поискать», — поскакала вслед за Басковым.
Ориентируясь по блестящей лысине, я проследила его путь, вывела детей на лужайку вокруг фонтана и осторожными перебежками добралась до Флоры Анатольевны.
Анатолий Викторович стоял рядом с ней и что-то горячо доказывал, мадам болезненно морщилась и, подойдя почти вплотную к ним, я услышала последние ее слова:
— Извините, Анатолий, но я действительно не в курсе его передвижений! — мадам злилась, ее доставали пустыми вопросами, а вокруг сновали толпы гостей, безответственной прислуги и готовых напиться оркестрантов в сомбреро. Порой мне казалось, что Флора Анатольевна спокойна лишь тогда, когда держит под прицелом каждую особь на подконтрольной ей территории. Мужа она относила к свободно гуляющим самцам. В основном. — Ему позвонили на сотовый, он ответил и куда-то пошел.
— Куда? — не унимался Басков. "
— Я за ним не шпионю, — резко бросила хозяйка, — позвоните ему, в конце концов!
Кстати, — плотоядно ухмыльнувшись, вдруг произнесла она, — здесь какая-то фифа в разноцветном мелькала…
Шеф понимающе кивнул, сочувственно напряг лысину, но спрашивать, кого конкретно имеет в виду жена хозяина, не стал.
Отвернулся от расстроенной женщины и нажал на своем телефоне кнопку повторного набора номера.
Я знала, где сейчас раздается мелодия «Турецкого марша». Под моей кроватью, в кармане пиджака остывающего тела. Но совершенная звукоизоляция дома оставит мелодию в комнате.
Меня затрясло в ознобе, и я отступила в толпу гостей. Мимо проходил официант с подносом разнокалиберных фужеров, я подхватила коньячный и одним махом опрокинула в себя густую, словно масло, жидкость. Коньяк медленно скатился в желудок и взорвался в его пустоте огненным шаром.
«Надо успокоиться», — решила я и повела детей к столам с фуршетом.
Мальчики придирчиво выбрали себе по пирожному, я попросила официанта принести нам горячего чаю, и мы сели за свободный столик, подальше от оркестра.
Скрипки надрывались в плаче, смычки скользили по моим обнаженным нервам; на тарелке предо мной лежали тарталетки с икрой и жаренные в меду восточные сладости — голове и нервам нужна подпитка.
И, борясь с тошнотой, я начала пропихивать в себя горючее для активной мозговой деятельности и глотать, почти не жуя.
Или коньяк, или закуска, но что-то подействовало на меня вполне благотворно.
Руки перестали дрожать, пульс застучал в висках в ритме вопроса «кто, кто, кто?».
Кто мог свободно гулять по дому? Кто позвонил хозяину, после чего он исчез из поля зрения всех? Кто заманил его сначала в дом, потом в мою комнату? Или перетащил тяжелое тело…
Бог ты мой! Да конечно, Леонид!!
Я вскочила со стула и принялась озираться в поисках главного врага. Леонид знал, что я должна войти в темный кабинет, и надеялся свалить убийство на подозрительную гувернантку. Его слово против моего. Кому поверят? Очень хотелось ответить «мне». В отличие от Леонида, у меня нет мотива. Стоп. Под удивленными взглядами близнецов я опустилась на стул и задумалась. Никакой уверенности в том, что Леонид не подготовил для меня какую-то очередную пакость, у меня не было.
Я слепо таращилась на перепачканного кремом Максима, автоматически достала из кармана жилета салфетку и оттерла лицо мальчика.
— А я еще пирожное хочу, — заявил Филипп, — такое же, как у Макса. Вы меня потом тоже ототрете?
— Обязательно, — пообещала я, и малыши наперегонки бросились к вазам с пирожными.
По всей видимости, процедура умывания салфеткой им понравилась, и следующие минут десять мы посвятили данному действу. Пока у меня не закончились салфетки.
— Посидите немного здесь, — попросила я мальчиков.
«Пора подложить Лене свинью», — с этой мыслью я встала и направилась к мадам Флоре.
Но нужна мне была не она, а стоящая за ее спиной Тамара Ивановна.
— На ковре в моей комнате мальчики раздавили помаду. Пока пятно не засохло, попросите, пожалуйста, Тамара Ивановна, кого-нибудь отмыть ковер. Я бы и сама могла, но не знаю чем.
Горничная, отправившаяся на уборку, должна будет обнаружить труп. У меня нет сил на лицедейство. Я не смогу изображать шок, сильные эмоции под соусом из неубедительного вранья; я даже в обморок не грохнусь. Оставим это удовольствие уборщице.
— Вы о блузке, Мария Павловна? — к нам развернулась хозяйка.
— Нет. О ковре в моей комнате. На нем дети помаду раздавили.
— Пустяки, — махнула рукой Флора Анатольевна. — Ох, как я сегодня устала!
Томочка, проследи, пожалуйста, вон за тем господином. Пепел с его сигары второй раз засыпает тарелку соседки. Если у него уже не хватает сил донести сигару хотя бы до края стола и травы, попроси официанта поставить пепельницу ему под нос.
У Флоры Анатольевны вторая пара ушей на затылке и глаза по всему телу. Она ничего никогда не упускает. Тамара Ивановна остановила пробегающего официанта, передала ему распоряжение, а мадам тут же заметила еще одно недоразумение и указала пальчиком на бредущего в толпе Феликса.
— Мария Павловна, пригласите, пожалуйста, моего секретаря ко мне.
Ну всем работу найдет! А как же ковер?!
По-моему, о нем все забыли.
Я отправилась за секретарем. Бедняга Феликс прикрывал левую щеку шелковым платком, она распухла, и бедолаге ничего не оставалось, как муссировать зубную тему.
— Феликс, — позвала я, — вас требует мадам. — Потом быстро оглянулась и прошептала:
— Когда началась суматоха, вы успели добраться до своей комнаты?
— Да. Ко мне постучали, и я открыл дверь с сонным видом. Комнату обыскали…
Мы беседовали на ходу рублеными фразами, и я успела еще спросить, не заметил ли Феликс чего подозрительного в доме.
Оказалось, нет. А жаль. Впрочем, с чердака много не разглядишь.
Праздник приближался к своему апогею.
Скоро над парком вспыхнут костры фейерверков, и салют прогремит сорок раз, подводя итог жизни олигарха. Какой торжественный уход. Абсолютно в духе времени.
Ярко жил и умер на фоне праздника.
Я сидела за столиком рядом с уставшими детьми и наблюдала за гостями. Или я ничего не понимаю, или с помощью кого-то из них Леонид должен был создать себе алиби.
Кто из них? Не мог же Леня действовать в одиночку?!
Я продолжала жить в вопросах без ответов. И их количество росло пропорционально неприятностям. Скоро вопросы меня похоронят, придавят грузом поступков, не обеспеченных мотивацией, и заставят отвечать сообразно статьям Уголовного кодекса.
Одна из них уже отвесила мне срок за недонесение о преступлении. Надеюсь, условный, как стрелочнику.
Но бежать к телефону и набирать 02 я не могла. Леонид что-то для меня подготовил, и мне требовалась передышка, хотя бы для ровного дыхания на стуле перед следователем. Объяснять, как труп хозяина попал в мою комнату, придется, прежде всего, мне.
И я очень надеялась, что дети к тому времени будут спать.
Итак, с точки зрения разумности, я действовала правильно (крепко подумав, всегда можно найти кучу поводов для оправдания своих поступков, и сейчас все выглядело достаточно благопристойно — дети не должны видеть тело отца на носилках). Эти размышления я стыдливо убрала за скобки и принялась размышлять над действительной причиной своей нерешительности.
Почему Леонид заставлял меня войти в темный кабинет? Он знал, что меня тут же схватят, и я залью слезами себя и его обвинениями. На что он надеялся?! На мое молчиние?! Или убийца все-таки не он?
Бог мой, как же я устала! Я ничего не понимала и чем больше думала, тем больше запутывалась. Вопросы плавно подводили меня к единственному выводу — Леонид не мог рассчитывать на мое молчание. Во-первых, такого уговора не было. Во-вторых, я не Зоя Космодемьянская и партизан сдаю тут же.
Значит, убийца не Леонид? Тогда кто?
Гости перемещались от скрипок к гитарам, вокруг меня журчали приятные голоса и достойные речи; я сидела с почти засыпающими детьми и пыталась определить самого достойного из гостей на роль злодея.
По совокупности статей за экономические преступления у многих здесь набиралось на пожизненное заключение. Кто-то мог ответить и за уголовные дела, но меня интересовал лишь один. Тот, кто сегодня входил в дом минимум один раз, тот, кого охрана спокойно пропустила на второй этаж, тот, у кого имелся для всего этого повод.
Дети совсем сомлели от усталости, я растормошила их и повела прогуляться по парку. Предлагать им лечь в постели нечего было и думать. Малыши ждали фейерверк и страдали за дело стойко.
В стороне от гостей я увидела депутата Вохрина, беседующего с Флорой Анатольевной. Беседа протекала жарко. Совсем недавно, полчаса назад, Аркадий Семенович стоял недалеко от меня и важно рокотал что-то о прелестях пейзанской жизни. Теперь же, со сбившимся набок галстуком, он то и дело убирал пятерней растрепанную челку со лба и наседал на Флору довольно агрессивно.
Я прошла по дорожке рядом с ними и услышала могучий депутатский рык:
— У меня самолет через два часа! Где Дима шляется?! Такой возможности долго не будет…
Мадам отвечала очень тихо, по-моему, успокаивала его, но Вохрин не сдавался:
— Вы мне за это заплатите! Я все подготовил…
Флора развернулась, увидела детей и гувернантку и невозмутимо произнесла:
— Что-то случилось, Мария Павловна?
— Нет. Дети устали от шума, я их прогуливаю.
Мадам кивнула и обратилась к Вохрину:
— Пойдемте, Аркадий Семенович, к гостям. Выпьем водки.
Хозяйка подхватила депутата под ручку и повела к столам. Аркадий Семенович понуро плелся рядом, очень напоминая мне воздушный шарик, из которого медленно выпускали воздух.
«Занятная сцена», — подумала я. Меня не покидало ощущение, что в доме что-то происходит. Все играют расписанные роли и выполняют их с натугой.
Взять хотя бы Веру Филипповну. Она приехала на юбилей на короткое время, сухо поздравила племянника, выслушала несколько тостов, словно отбывая повинность, и уехала самой первой, часов в восемь. Я сосредоточилась и попыталась вспомнить, когда точно это было — до прохода Феликса в дом или после? По-моему, до. Да, буквально за несколько минут.
Но клиентка Феликса не она. Даже принимая во внимание, что роман дамы с Бурмистровым — вымысел, печаль изощренного Эндимиона бабуля с богатым комсомольским прошлым вызовет навряд ли.
Итак, кто?
Кроме Веры Филипповны, неадекватно ведет себя Вохрин, голландец уехал буквально тут же после объявления тревоги; остальные гости пьют, едят, вяло ищут юбиляра.
Леонида я не вижу, но он может быть в доме, куда Ольга час назад увела Тину. Девочка устала, и мама уговорила ее дождаться фейерверка у окна детской комнаты.
Мои воспитанники тоже бодро не выглядели, они все чаще зевали и спрашивали, не пора ли бабахнуть из всех стволов и на боковую.
За пять минут до начала фейерверка я вывела детей из парка на лужайку, и мы застыли лицами в небо. Но, как всегда это бывает, первый залп заставил нас вздрогнуть.
Звезды погасли, не в силах соперничать с феерическим зрелищем, огненные фонтаны поливали темную высь, слепящие букеты возникали один за другим и вяли, вяли, вяли. Сорок раз.
Сквозь грохот канонады ко мне пробились слова:
— Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали.
За моей спиной стоял Феликс, с платком у щеки, и зрелищем не любовался.
— Вы, Феликс, в школьной самодеятельности Чацкого играли?
Секретарь почему-то испугался и пробормотал:
— С чего вы взяли?
— Из цитат.
Феликс смутился еще больше и, ни слова не говоря, скрылся в толпе. Странный парень. Чем я его напугала? По-моему, он шел ко мне поговорить и — надо же.., исчез.
Шквал огня разбудил детей, они восторженно взвизгивали, хлопали в ладоши и скакали среди гостей. Вероятно, мальчики успели вздремнуть на ходу и теперь они будут прыгать, пока не свалятся где-нибудь под куст и не уснут, свернувшись калачиком. Придется быть бдительной и не растерять воспитанников в темном парке.
Дремлющую Тину вынесла из дома на руках Ольга. Леонид попросил охранника подогнать машину к крыльцу и торопливо прощался с гостями. За руль он не сел, или устал, или много выпил, но домой их повез тот самый черный пиджак, который не пускал нас писать.
Вместо «до свидания» Тина смогла лишь зевнуть, чем моментально напомнила братьям о постелях. Близнецы прикрыли рты ладошками и медленно, спотыкаясь, побрели в дом.
В холле, у двери в столовую, Тамара Ивановна давала распоряжения прислуге. Я задержалась рядом с ней и спросила:
— Тамара Ивановна, извините, что напоминаю, но пятно помады уже отмыли?
Мне не хотелось бы всю ночь ждать, а потом дышать химией.
Экономка недовольно посмотрела на меня.
— Не переживайте, Мария Павловна, за испорченный ковер с вас не вычтут. Завтра, все завтра.
Настаивать дальше было подозрительно и неловко, и я отправилась догонять мальчиков.
Без обычных уговоров близнецы разошлись по своим комнатам и улеглись в постели, слегка побрызгавшись в умывальниках. Заставлять малышей чистить зубы мне не позволила совесть. За одну ночь кариес их не одолеет.
Я стояла над посапывающим Филиппом, смотрела на него и думала. В свою комнату, где под кроватью лежит тело отца этого мальчика, одна я войти не смогу. Это выше моих сил. Спуститься вниз, побродить среди гостей, предложить свою помощь экономке? Что угодно я готова была сделать, но только не идти к себе. Пусть постовой у темного кабинета зафиксирует мое возвращение позже. Я найду себе компанию и отправлюсь «обнаруживать» то, что сейчас остывает под моей кроватью, прикрытое пологом шелкового покрывала.., бр-р-р…
Оказывается, присутствие воспитанников заставляло меня держаться, не поддаваться панике. Лишенная мальчиков, я стремительно приближалась к первобытному состоянию вечного ужаса. Каждая клетка моего тела вопила от желания забиться в нору, молила о снисхождении непонятно кого, но мозг удерживал мое сознание от темной норы бессознательной трусости. Игры страуса с песком закончены. В бетон голову не спрячешь.
«Э-э-э, Маша, да ты уже бредишь», — думала я, спускаясь по лестнице в холл. Но кого пригласить к себе, не вызывая подозрений? Мадам?!
Флора Анатольевна стояла у крыльца и провожала поцелуями Инессу Игоревну Шнок. За портнихой приехал красный «Феррари», Инесса Игоревна прекрасно смотрелась рядом с лошадкой на капоте и молодцом шофером, затянутым в черную кожу.
— Бон вояж, дорогая, — крикнула хозяйка мадам Шнок и с улыбкой посмотрела, как кусок яркого шелка, прищемленный дверью, забился на ветру. Инесса оставила снаружи половину подола. Но кого это волнует в прекрасный августовский вечер? Уж конечно, не Флору Анатольевну Бурмистрову. У нее есть дела поважней чужих подолов. — Дети уснули? — бросила мадам мне в спину.
Я проходила мимо и поворачивала к бассейну, тон вопроса мадам подразумевал ответ, и я остановилась.
— Да. Они спят, Флора Анатольевна.
— Вы устали, Мария Павловна? Идите отдыхать. Завтра вы мне понадобитесь полная сил.
— Конечно, конечно. Только найду свои очки.
И почему в последнее время дельные мысли приходят спонтанно, вот так, на ходу? Что может быть естественней поиска очков рассеянной гувернанткой, решившей почитать перед сном?
Вооруженная достойным поводом, я бродила среди столиков, выискивая сопровождающего в собственную комнату. Просить кого-либо из сбившихся с ног горничных идти оттирать ковер? Глупо. Им работы и без пятен до утра хватит.
У эстрады с псевдомексиканцами сидел Алекс. Совершенно трезвый и готовый к подвигам, он пытался соблазнить увешанную бриллиантами дамочку в изрядном подпитии. Дама уже икала. Думаю, спазм диафрагмы вызывал у нее значок с лозунгом на лацкане смокинга Алекса.
Если бы не стойкое отвращение, сегодня я была бы согласна и на Алекса. Тем более что его визит в мою спальню продлится недолго. До того, как я начну визжать, увидев под кроватью труп хозяина. Под кровать можно заглянуть, например, за эротическими тапочками, без которых я спать не ложусь. Этот болван поверит.
Я подняла голову над кроватью — меня и детей разделяло четыре метра пространства — и сказала:
— Стойте там. Я сейчас… — Голос мой внезапно осип, я поборола отвращение и нащупала мужскую руку.
Она была еще теплой. Но уже не живой.
Я ни черта не понимаю в пульсе, но температуру, черт побери, пока ощущаю! Хозяин был мертв и начал остывать.
Еле разогнув сведенные судорогой ноги, я встала с колен и взглянула на притихших малышей.
— Мария Павловна, у меня есть деньги в копилке, — проговорил Максим, — мы вам новую помаду купим.
— Две, — вставил Филипп, — одну поярче.
— Да, да, конечно, — пробормотала я, с трудом понимая, о чем они говорят и что происходит. Ступор буквально придавливал меня к полу… Фантастические видения размывали контуры комнаты…
И тут вместо испуга меня накрыла волна ярости. Феликс!! Хозяин его застукал, и секретарь с ним расправился! Мало того, спрятал под моей кроватью!
Выброс адреналина омыл мой мозг, исправил зрение и заставил меня рассуждать.
Так. Сначала я уведу детей из этой комнаты, и уже потом.., после.., но все ставится в прошедшее время, будущее не проецируется.., нет у меня его…
Да, прежде я навещу Феликса.
Я вела за собой детей, неслась по коридору черным ангелом мщения, и ярость плескалась вокруг меня, заволакивая сознание темной пеленой.
— Мария Павловна, не спешите, — проскулил Максим.
Я опомнилась, остановилась и склонилась над детьми. Кровь, подгоняемая сумасшедшими толчками сердца, рвалась из ушей, глаз, носа. Я боялась, что голова моя лопнет под ее напором.
— Сейчас мы пойдем будить Феликса. — Я держала детей за руки, чувствуя, как мои ладони становятся мокрыми от выступившей по всему телу испарины. — Скоро начнется фейерверк… Мы ведь не хотим, чтобы Феликс проспал все на свете?
От лестницы до темного кабинета прошел охранник; он окинул нашу живописную группку подозрительным взглядом и замер у железной двери. По всей видимости, здесь организовали временный пост, и черный пиджак оставил его лишь на минуту, сходил к лестнице и посмотрел, что происходит внизу.
Я распрямилась и повела детей дальше.
* * *
У лестницы коридор делал плавный изгиб, и, едва мы скрылись за поворотом, исчезнув из поля зрения секьюрити, я остановила мальчиков и, указывая на Светлану Александровну, стоящую у подножия лестницы, сказала:— К Феликсу я пойду одна. Он болен и сейчас спит, я осторожно его разбужу и спущусь к вам. А вы пока побеседуйте со Светланой Александровной. По-моему, ей немного скучно.
Близнецы бодро скатились вниз, я помахала рукой госпоже Вохриной и, придерживаясь стены, не попадая под прицел взгляда охранника, прошла в правое крыло дома.
К комнате секретаря.
На мой стук из спальни раздался томный голос изнеженного Эндимиона:
— Кто там?
— Мария Павловна, — шепотом произнесла я.
Дверь открылась, и на пороге появился встревоженный Феликс.
— Все в порядке?
Вопрос — единственное, что он успел сказать нормальным тоном. Дальше он мог лишь скулить.
Подгоняемая страхом, я ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь и что есть силы врезала мерзавцу под дых. Феликс только крякнул. Сгибаясь, он наткнулся скулой на мой второй кулак и следующие секунд тридцать я помню плохо. Он лежал на полу, я лупила его по плечам, груди, рукам, прикрывающим голову.
Очнулась я на попытке удушения секретаря. Я сидела на нем и коленом нажимала на горло поверженного Эндимиона.
— Уничтожу, подлец. — Мы оба хрипели, я от ярости и страха, он от страха и удушья. — Думаешь.., тебе все удалось?!
— Стойте, — сипел Феликс, — подождите…
— Думаешь, тебе удастся все свалить на меня?! Дудки!!
— Да что происходи-и-ит?! — взмолился секретарь, неразумно открыл лицо, и я врезала ему пощечину.
— Тварь. Мерзкая, гнусная тварь. Вставай, милицию я уже вызвала.
— Какую?!
— Какую, какую? — передразнила его я. — Петровку, 38!
— Зачем?! — Секретарь валялся на полу и боялся вставать. Надеялся, что лежачих все-таки не бьют. Сильно.
Я сделала глубокий вздох и ответила вопросом:
— Ты подложил мне труп Бурмистрова?
Феликс съежился в позу эмбриона и тупо уставился в стену:
— Труп… — только и выдавил он.
Я задумчиво смотрела на него и начинала догадываться, что, скорее всего, две минуты назад избила единственного своего союзника. Реакция Феликса была столь безыскусна, что, пожалуй.., я погорячилась.
В конце концов, алиби камерой обеспечил мне он.
— Ты точно здесь ни при чем?
Кряхтя, Феликс поднялся, подошел к зеркалу и оттуда взглянул на меня:
— Мария Павловна, я даже не понимаю, о чем вы говорите.
— Под моей кроватью лежит тело Бурмистрова.
Запас адреналина я израсходовала на трепку «специалиста», и постепенно вместе с головной болью и дрожью наступало похмелье. Оно высасывало и силы, и мысли.
— Когда приедет милиция? — Пока я скудоумно боролась с безнадежностью, секретарь сходил в ванную комнату, намочил полотенце и теперь прикладывал его к опухшей щеке.
— Никуда я не звонила, — устало произнесла я.
— Та-а-ак, — протянул Феликс, — хозяин точно мертв?
— Да. И убили его статуэткой Ники. Она тоже под кроватью.
Секретарь заметался по комнате, словно ища выход.
— Когда это произошло?
Я вскипела остатками былых паров:
— Вы меня об этом спрашиваете?! Я не была в доме с пяти часов!
— Точно?
— Феликс, я очень похожа на идиотку? — отчеканила я. — Можете мне поверить, каждый свой шаг я фиксировала камерой. В доме я не была с пяти.., или с половины шестого. Но тогда Бурмистров еще гулял среди гостей. Я его не убивала. И у меня есть алиби.
— А у меня его нет, — испуганно пробормотал Феликс и вдруг воскликнул, как заполошная торговка:
— Боже, когда же его угрохали?!
Мои мысли засновали вслед за этим восклицанием. Действительно, когда?! До этого момента у меня было непробиваемое алиби, но сейчас?!
«Спокойно, Маша, спокойно, — уговаривала я себя. — В комнате ты была с детьми, потом тебя видели охранник и Светлана Александровна. Вернуться, минуя их, ты не могла».
— Феликс, я иду в парк, — заявила я и двинулась к двери.
— Постойте, — взмолился секретарь, — подождите. А как же я?!
Паника столь отчетливо исказила его лицо, что я сжалилась.
— Одевайтесь, Феликс. Поговорим позже, внизу.
— Маша, — секретарь остановил меня еще раз, — не звоните в милицию сейчас.
Вы ведь не сделаете этого?
Хотела бы я посмотреть на человека, с удовольствием дающего показания про собственную глупость. Я не из их числа. Но ответила я Феликсу более здраво.
— Судя по кинофильмам, того, кто обнаружил труп, раскручивают в первую очередь. Так что.., подожду пока…
— У вас есть какая-то идея? — с надеждой спросил специалист по улаживанию щекотливых ситуаций.
Пожалуй, все-таки зря я так сильно его отметелила. Секретарь был полностью деморализован. Он растерялся. Из высокооплачиваемого шалуна Феликс превратился в подозреваемого номер один в убийстве олигарха. После обнаружения трупа Бурмистрова шум поднимется оглушительный, и за розыски «Фаины» возьмутся все спецслужбы страны. Метаморфоза манекенщицы в нашего секретаря недолго останется тайной, спецы его вычислят. И, пожалуй, Феликсу надо уносить ноги. Но не сегодня и не сейчас. Все выезды перекрыты.
— Жду вас в парке, Феликс.
Он тоскливо посмотрел на меня и медленно кивнул.
Бедный козлик отпущения, во что ты вляпался?!
Охрана встретила меня спинами, дети мирно беседовали со Светланой Александровной, я посмотрела в зеркало и пришла в ужас. Волосы всклокочены, лицо в красных пятнах, воротник блузки косо висит на вздымающейся от бурного дыхания груди.
Спрятавшись за кадкой с густой пальмой, я быстро привела себя в порядок. И вовремя. По лестнице спускался начальник службы безопасности Анатолий Викторович Басков. Пересчитав своих парней применительно к местам, он выскочил из дома, однако я была уверена, старый служака автоматически засек все погрешности ситуации.
Но гувернантка уже мило улыбалась рядом с детьми и женой депутата.
Стремительный бросок шефа безопасности через холл напомнил мне о недостатке информации. Шеф являлся основным ее носителем, я извинилась перед мадам Вохриной и со словами: «Нам надо Тину поискать», — поскакала вслед за Басковым.
Ориентируясь по блестящей лысине, я проследила его путь, вывела детей на лужайку вокруг фонтана и осторожными перебежками добралась до Флоры Анатольевны.
Анатолий Викторович стоял рядом с ней и что-то горячо доказывал, мадам болезненно морщилась и, подойдя почти вплотную к ним, я услышала последние ее слова:
— Извините, Анатолий, но я действительно не в курсе его передвижений! — мадам злилась, ее доставали пустыми вопросами, а вокруг сновали толпы гостей, безответственной прислуги и готовых напиться оркестрантов в сомбреро. Порой мне казалось, что Флора Анатольевна спокойна лишь тогда, когда держит под прицелом каждую особь на подконтрольной ей территории. Мужа она относила к свободно гуляющим самцам. В основном. — Ему позвонили на сотовый, он ответил и куда-то пошел.
— Куда? — не унимался Басков. "
— Я за ним не шпионю, — резко бросила хозяйка, — позвоните ему, в конце концов!
Кстати, — плотоядно ухмыльнувшись, вдруг произнесла она, — здесь какая-то фифа в разноцветном мелькала…
Шеф понимающе кивнул, сочувственно напряг лысину, но спрашивать, кого конкретно имеет в виду жена хозяина, не стал.
Отвернулся от расстроенной женщины и нажал на своем телефоне кнопку повторного набора номера.
Я знала, где сейчас раздается мелодия «Турецкого марша». Под моей кроватью, в кармане пиджака остывающего тела. Но совершенная звукоизоляция дома оставит мелодию в комнате.
Меня затрясло в ознобе, и я отступила в толпу гостей. Мимо проходил официант с подносом разнокалиберных фужеров, я подхватила коньячный и одним махом опрокинула в себя густую, словно масло, жидкость. Коньяк медленно скатился в желудок и взорвался в его пустоте огненным шаром.
«Надо успокоиться», — решила я и повела детей к столам с фуршетом.
Мальчики придирчиво выбрали себе по пирожному, я попросила официанта принести нам горячего чаю, и мы сели за свободный столик, подальше от оркестра.
Скрипки надрывались в плаче, смычки скользили по моим обнаженным нервам; на тарелке предо мной лежали тарталетки с икрой и жаренные в меду восточные сладости — голове и нервам нужна подпитка.
И, борясь с тошнотой, я начала пропихивать в себя горючее для активной мозговой деятельности и глотать, почти не жуя.
Или коньяк, или закуска, но что-то подействовало на меня вполне благотворно.
Руки перестали дрожать, пульс застучал в висках в ритме вопроса «кто, кто, кто?».
Кто мог свободно гулять по дому? Кто позвонил хозяину, после чего он исчез из поля зрения всех? Кто заманил его сначала в дом, потом в мою комнату? Или перетащил тяжелое тело…
Бог ты мой! Да конечно, Леонид!!
Я вскочила со стула и принялась озираться в поисках главного врага. Леонид знал, что я должна войти в темный кабинет, и надеялся свалить убийство на подозрительную гувернантку. Его слово против моего. Кому поверят? Очень хотелось ответить «мне». В отличие от Леонида, у меня нет мотива. Стоп. Под удивленными взглядами близнецов я опустилась на стул и задумалась. Никакой уверенности в том, что Леонид не подготовил для меня какую-то очередную пакость, у меня не было.
Я слепо таращилась на перепачканного кремом Максима, автоматически достала из кармана жилета салфетку и оттерла лицо мальчика.
— А я еще пирожное хочу, — заявил Филипп, — такое же, как у Макса. Вы меня потом тоже ототрете?
— Обязательно, — пообещала я, и малыши наперегонки бросились к вазам с пирожными.
По всей видимости, процедура умывания салфеткой им понравилась, и следующие минут десять мы посвятили данному действу. Пока у меня не закончились салфетки.
— Посидите немного здесь, — попросила я мальчиков.
«Пора подложить Лене свинью», — с этой мыслью я встала и направилась к мадам Флоре.
Но нужна мне была не она, а стоящая за ее спиной Тамара Ивановна.
— На ковре в моей комнате мальчики раздавили помаду. Пока пятно не засохло, попросите, пожалуйста, Тамара Ивановна, кого-нибудь отмыть ковер. Я бы и сама могла, но не знаю чем.
Горничная, отправившаяся на уборку, должна будет обнаружить труп. У меня нет сил на лицедейство. Я не смогу изображать шок, сильные эмоции под соусом из неубедительного вранья; я даже в обморок не грохнусь. Оставим это удовольствие уборщице.
— Вы о блузке, Мария Павловна? — к нам развернулась хозяйка.
— Нет. О ковре в моей комнате. На нем дети помаду раздавили.
— Пустяки, — махнула рукой Флора Анатольевна. — Ох, как я сегодня устала!
Томочка, проследи, пожалуйста, вон за тем господином. Пепел с его сигары второй раз засыпает тарелку соседки. Если у него уже не хватает сил донести сигару хотя бы до края стола и травы, попроси официанта поставить пепельницу ему под нос.
У Флоры Анатольевны вторая пара ушей на затылке и глаза по всему телу. Она ничего никогда не упускает. Тамара Ивановна остановила пробегающего официанта, передала ему распоряжение, а мадам тут же заметила еще одно недоразумение и указала пальчиком на бредущего в толпе Феликса.
— Мария Павловна, пригласите, пожалуйста, моего секретаря ко мне.
Ну всем работу найдет! А как же ковер?!
По-моему, о нем все забыли.
Я отправилась за секретарем. Бедняга Феликс прикрывал левую щеку шелковым платком, она распухла, и бедолаге ничего не оставалось, как муссировать зубную тему.
— Феликс, — позвала я, — вас требует мадам. — Потом быстро оглянулась и прошептала:
— Когда началась суматоха, вы успели добраться до своей комнаты?
— Да. Ко мне постучали, и я открыл дверь с сонным видом. Комнату обыскали…
Мы беседовали на ходу рублеными фразами, и я успела еще спросить, не заметил ли Феликс чего подозрительного в доме.
Оказалось, нет. А жаль. Впрочем, с чердака много не разглядишь.
Праздник приближался к своему апогею.
Скоро над парком вспыхнут костры фейерверков, и салют прогремит сорок раз, подводя итог жизни олигарха. Какой торжественный уход. Абсолютно в духе времени.
Ярко жил и умер на фоне праздника.
Я сидела за столиком рядом с уставшими детьми и наблюдала за гостями. Или я ничего не понимаю, или с помощью кого-то из них Леонид должен был создать себе алиби.
Кто из них? Не мог же Леня действовать в одиночку?!
Я продолжала жить в вопросах без ответов. И их количество росло пропорционально неприятностям. Скоро вопросы меня похоронят, придавят грузом поступков, не обеспеченных мотивацией, и заставят отвечать сообразно статьям Уголовного кодекса.
Одна из них уже отвесила мне срок за недонесение о преступлении. Надеюсь, условный, как стрелочнику.
Но бежать к телефону и набирать 02 я не могла. Леонид что-то для меня подготовил, и мне требовалась передышка, хотя бы для ровного дыхания на стуле перед следователем. Объяснять, как труп хозяина попал в мою комнату, придется, прежде всего, мне.
И я очень надеялась, что дети к тому времени будут спать.
Итак, с точки зрения разумности, я действовала правильно (крепко подумав, всегда можно найти кучу поводов для оправдания своих поступков, и сейчас все выглядело достаточно благопристойно — дети не должны видеть тело отца на носилках). Эти размышления я стыдливо убрала за скобки и принялась размышлять над действительной причиной своей нерешительности.
Почему Леонид заставлял меня войти в темный кабинет? Он знал, что меня тут же схватят, и я залью слезами себя и его обвинениями. На что он надеялся?! На мое молчиние?! Или убийца все-таки не он?
Бог мой, как же я устала! Я ничего не понимала и чем больше думала, тем больше запутывалась. Вопросы плавно подводили меня к единственному выводу — Леонид не мог рассчитывать на мое молчание. Во-первых, такого уговора не было. Во-вторых, я не Зоя Космодемьянская и партизан сдаю тут же.
Значит, убийца не Леонид? Тогда кто?
Гости перемещались от скрипок к гитарам, вокруг меня журчали приятные голоса и достойные речи; я сидела с почти засыпающими детьми и пыталась определить самого достойного из гостей на роль злодея.
По совокупности статей за экономические преступления у многих здесь набиралось на пожизненное заключение. Кто-то мог ответить и за уголовные дела, но меня интересовал лишь один. Тот, кто сегодня входил в дом минимум один раз, тот, кого охрана спокойно пропустила на второй этаж, тот, у кого имелся для всего этого повод.
Дети совсем сомлели от усталости, я растормошила их и повела прогуляться по парку. Предлагать им лечь в постели нечего было и думать. Малыши ждали фейерверк и страдали за дело стойко.
В стороне от гостей я увидела депутата Вохрина, беседующего с Флорой Анатольевной. Беседа протекала жарко. Совсем недавно, полчаса назад, Аркадий Семенович стоял недалеко от меня и важно рокотал что-то о прелестях пейзанской жизни. Теперь же, со сбившимся набок галстуком, он то и дело убирал пятерней растрепанную челку со лба и наседал на Флору довольно агрессивно.
Я прошла по дорожке рядом с ними и услышала могучий депутатский рык:
— У меня самолет через два часа! Где Дима шляется?! Такой возможности долго не будет…
Мадам отвечала очень тихо, по-моему, успокаивала его, но Вохрин не сдавался:
— Вы мне за это заплатите! Я все подготовил…
Флора развернулась, увидела детей и гувернантку и невозмутимо произнесла:
— Что-то случилось, Мария Павловна?
— Нет. Дети устали от шума, я их прогуливаю.
Мадам кивнула и обратилась к Вохрину:
— Пойдемте, Аркадий Семенович, к гостям. Выпьем водки.
Хозяйка подхватила депутата под ручку и повела к столам. Аркадий Семенович понуро плелся рядом, очень напоминая мне воздушный шарик, из которого медленно выпускали воздух.
«Занятная сцена», — подумала я. Меня не покидало ощущение, что в доме что-то происходит. Все играют расписанные роли и выполняют их с натугой.
Взять хотя бы Веру Филипповну. Она приехала на юбилей на короткое время, сухо поздравила племянника, выслушала несколько тостов, словно отбывая повинность, и уехала самой первой, часов в восемь. Я сосредоточилась и попыталась вспомнить, когда точно это было — до прохода Феликса в дом или после? По-моему, до. Да, буквально за несколько минут.
Но клиентка Феликса не она. Даже принимая во внимание, что роман дамы с Бурмистровым — вымысел, печаль изощренного Эндимиона бабуля с богатым комсомольским прошлым вызовет навряд ли.
Итак, кто?
Кроме Веры Филипповны, неадекватно ведет себя Вохрин, голландец уехал буквально тут же после объявления тревоги; остальные гости пьют, едят, вяло ищут юбиляра.
Леонида я не вижу, но он может быть в доме, куда Ольга час назад увела Тину. Девочка устала, и мама уговорила ее дождаться фейерверка у окна детской комнаты.
Мои воспитанники тоже бодро не выглядели, они все чаще зевали и спрашивали, не пора ли бабахнуть из всех стволов и на боковую.
За пять минут до начала фейерверка я вывела детей из парка на лужайку, и мы застыли лицами в небо. Но, как всегда это бывает, первый залп заставил нас вздрогнуть.
Звезды погасли, не в силах соперничать с феерическим зрелищем, огненные фонтаны поливали темную высь, слепящие букеты возникали один за другим и вяли, вяли, вяли. Сорок раз.
Сквозь грохот канонады ко мне пробились слова:
— Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали.
За моей спиной стоял Феликс, с платком у щеки, и зрелищем не любовался.
— Вы, Феликс, в школьной самодеятельности Чацкого играли?
Секретарь почему-то испугался и пробормотал:
— С чего вы взяли?
— Из цитат.
Феликс смутился еще больше и, ни слова не говоря, скрылся в толпе. Странный парень. Чем я его напугала? По-моему, он шел ко мне поговорить и — надо же.., исчез.
Шквал огня разбудил детей, они восторженно взвизгивали, хлопали в ладоши и скакали среди гостей. Вероятно, мальчики успели вздремнуть на ходу и теперь они будут прыгать, пока не свалятся где-нибудь под куст и не уснут, свернувшись калачиком. Придется быть бдительной и не растерять воспитанников в темном парке.
Дремлющую Тину вынесла из дома на руках Ольга. Леонид попросил охранника подогнать машину к крыльцу и торопливо прощался с гостями. За руль он не сел, или устал, или много выпил, но домой их повез тот самый черный пиджак, который не пускал нас писать.
Вместо «до свидания» Тина смогла лишь зевнуть, чем моментально напомнила братьям о постелях. Близнецы прикрыли рты ладошками и медленно, спотыкаясь, побрели в дом.
В холле, у двери в столовую, Тамара Ивановна давала распоряжения прислуге. Я задержалась рядом с ней и спросила:
— Тамара Ивановна, извините, что напоминаю, но пятно помады уже отмыли?
Мне не хотелось бы всю ночь ждать, а потом дышать химией.
Экономка недовольно посмотрела на меня.
— Не переживайте, Мария Павловна, за испорченный ковер с вас не вычтут. Завтра, все завтра.
Настаивать дальше было подозрительно и неловко, и я отправилась догонять мальчиков.
Без обычных уговоров близнецы разошлись по своим комнатам и улеглись в постели, слегка побрызгавшись в умывальниках. Заставлять малышей чистить зубы мне не позволила совесть. За одну ночь кариес их не одолеет.
Я стояла над посапывающим Филиппом, смотрела на него и думала. В свою комнату, где под кроватью лежит тело отца этого мальчика, одна я войти не смогу. Это выше моих сил. Спуститься вниз, побродить среди гостей, предложить свою помощь экономке? Что угодно я готова была сделать, но только не идти к себе. Пусть постовой у темного кабинета зафиксирует мое возвращение позже. Я найду себе компанию и отправлюсь «обнаруживать» то, что сейчас остывает под моей кроватью, прикрытое пологом шелкового покрывала.., бр-р-р…
Оказывается, присутствие воспитанников заставляло меня держаться, не поддаваться панике. Лишенная мальчиков, я стремительно приближалась к первобытному состоянию вечного ужаса. Каждая клетка моего тела вопила от желания забиться в нору, молила о снисхождении непонятно кого, но мозг удерживал мое сознание от темной норы бессознательной трусости. Игры страуса с песком закончены. В бетон голову не спрячешь.
* * *
Покидая правую половину дома, я заглянула в левую, кивнула охраннику у железной двери и еле отогнала от себя шальную мысль — а не пригласить ли черный пиджак к себе на чашечку кофе? Обнаружение трупов — его работа, вот пусть и расстарается.«Э-э-э, Маша, да ты уже бредишь», — думала я, спускаясь по лестнице в холл. Но кого пригласить к себе, не вызывая подозрений? Мадам?!
Флора Анатольевна стояла у крыльца и провожала поцелуями Инессу Игоревну Шнок. За портнихой приехал красный «Феррари», Инесса Игоревна прекрасно смотрелась рядом с лошадкой на капоте и молодцом шофером, затянутым в черную кожу.
— Бон вояж, дорогая, — крикнула хозяйка мадам Шнок и с улыбкой посмотрела, как кусок яркого шелка, прищемленный дверью, забился на ветру. Инесса оставила снаружи половину подола. Но кого это волнует в прекрасный августовский вечер? Уж конечно, не Флору Анатольевну Бурмистрову. У нее есть дела поважней чужих подолов. — Дети уснули? — бросила мадам мне в спину.
Я проходила мимо и поворачивала к бассейну, тон вопроса мадам подразумевал ответ, и я остановилась.
— Да. Они спят, Флора Анатольевна.
— Вы устали, Мария Павловна? Идите отдыхать. Завтра вы мне понадобитесь полная сил.
— Конечно, конечно. Только найду свои очки.
И почему в последнее время дельные мысли приходят спонтанно, вот так, на ходу? Что может быть естественней поиска очков рассеянной гувернанткой, решившей почитать перед сном?
Вооруженная достойным поводом, я бродила среди столиков, выискивая сопровождающего в собственную комнату. Просить кого-либо из сбившихся с ног горничных идти оттирать ковер? Глупо. Им работы и без пятен до утра хватит.
У эстрады с псевдомексиканцами сидел Алекс. Совершенно трезвый и готовый к подвигам, он пытался соблазнить увешанную бриллиантами дамочку в изрядном подпитии. Дама уже икала. Думаю, спазм диафрагмы вызывал у нее значок с лозунгом на лацкане смокинга Алекса.
Если бы не стойкое отвращение, сегодня я была бы согласна и на Алекса. Тем более что его визит в мою спальню продлится недолго. До того, как я начну визжать, увидев под кроватью труп хозяина. Под кровать можно заглянуть, например, за эротическими тапочками, без которых я спать не ложусь. Этот болван поверит.