Ольбик Александр Степанович. Дублет из коллекции Бонвивана

* * *

   …Когда Симчик подходил к своей улице, в машине находился только Пуглов и Ройтс. Лелька, как и договаривались, уже фланировала возле парикмахерской. Игорь, словно завороженный, смотрел то на приближающегося Симчика, то на отдаляющуюся свою подругу.
   Лелька была на высоких каблуках, в джинсовом сарафане, соблазнительно облегающем ее красивую фигуру.
   Симчик вдруг остановился перед парикмахерской, и Пуглов с Ройтсом увидели, как по ее ступенькам спускается какая-то фигура с замысловатым сооружением на голове. Симчик, при виде это фигуры, на мгновение замешкался, молча взирая на фифу и в этот момент Пуглов дал знать Лельке. Он просигналил и роты ринулись в бой…
   После мгновенной растерянности и неловкости, которую Симчику доставил презрительный взгляд выходящей из парикмахерской незнакомки, ему нужна была какая-то компенсация. И таковой стала появившаяся из-за газетного киоска Волкогонова. Увидев ее, ювелир набычил шею и, подобрав на выдохе живот, игриво поинтересовался: где, мол, тут собор парижской Богоматери?
   — Так нам же по пути, — мгновенно отреагировала Лелька.
   Из «опеля» хорошо были видны немые кадры, героями которых были Симчик и Лелька. Они повернули к кафе «Омега» и вошли в стеклянную дверь.
   — Все, с концами, — сквозь зубы процедил Ройтс и сплюнул через форточку. — Давай перекинемся в буру, — предложил он, не отрывая взгляда от кафе.
   — В буру еще успеем, а сейчас тихо сидим и культурно отдыхаем.
   Через полтора часа Лелька с Симчиком вышли из кафе. На лице у Волкогоновой Ройтс легко прочитал, что проведенное в кафе время не было для нее каторгой.
   Симчик держал ее за руку и время от времени подносил руку к своим губам.
   Когда он, наконец, после поцелуя в щеку, оставил ее одну, а сам побрел по тенистой аллее в сторону дома, Лелька подошла к машине. Она была заметно навеселе. Ройтс рывком отмахнул дверцу и, схватив ее за руку, стал втаскивать в машину.
   — Ну, что, сучка, накокетничалась?
   — Всего лишь набралась коньяка. А хотел гусь отделаться вишневым ликером, — усаживаясь ловчее, сказала Лелька. Закурила.
   — Ладно, все подробности по дороге, — Пуглов с усмешкой наблюдал за Ройтсом. — Сейчас, Леля, успокойся, соберись с мыслями и скажи главное — состоится ли у вас свидание или у тебя — пролет?
   — Еще бы! — Лелька через плечо Игоря пыталась рассмотреть себя в зеркале, чтобы поправить прическу. — Еще бы, Алик! Завтра в десять тридцать на том же месте. Ювелир сказал, что жена и мальчишки будут на даче.
   Волкогонова весь путь до дому рассказывала, какой приятный человек этот Симчик.
   — Это не вы, мужланы, нальете глаза и — в карты резаться. — И вдруг, отбросив наигранный тон, Лелька сказала: — Судя по всему, завтра он поведет меня к себе на хату. Это, господа, вас устраивает?
   — Вполне! — Альфонс повернулся к ней и подмигнул.
   — Так что, Игорек, смотри в оба, — Лелька ткнула Ройтса в спину. — Опоздаешь хоть на минуту, за себя не ручаюсь…
   — Завтра я тебе дам таблетки, растворишь в минералке, — сказал Пуглов.
   — А если он не пьет минералку или не вырубится…
   — Ну это уж на твое усмотрение — минералка, квас, тоник или моча Тарзана…
   …На следующий день «операция Симчик» началась с заминки. Главное действующее лицо явилось с большим опозданием. Лелька от нервности все время зевала и курила. Ройтс тоже психовал и втихоря кинул в рот розовую таблетку «севредола».
   Пуглов, сидевший рядом с Ройтсом, нетерпеливо поглядывал на часы. Ему хотелось набить морду недисциплинированному ювелиру, а самому отвалить в казино.
   Однако Симчик оказался молодцом: хоть явился с опозданием, но зато с большим букетом роз. Впрочем, Лелька этого заслуживала…
   — Ну, начинается, — простонал Ройтс. — Таких орлов надо выводить дустом.
   — Ты, Игорь, напоминаешь мне собаку на сене, — бесхитростно заявила Лелька и принялась подкрашивать губы.
   Но Игорь тоже в долгу не остался.
   — А ты мне напоминаешь сучку, у которой течет по лыткам.
   — Заткнитесь, придурки! — Пуглов открыл с Лелькиной стороны дверцу. — Иди, Леля, и зацепи этого фраера за ширинку.
   Лелька, выйдя из машины, поправила на бедрах сарафан и, аппетитно виляя задницей, пошла на свидание.
   Вскоре Симчик с Волкогоновой скрылись в дверях «Омеги». Больше часа Ройтс изнывал от нетерпения. Около двенадцати пара, наконец, вышла на улицу и, оживленно переговариваясь и жестикулируя, направилась в сторону дома Симчика. У парадного подъезда они остановились. Ни Пуглов, ни Ройтс не слышали, о чем ювелир говорил со своей новой знакомой. Они видели, как Роман Борисович первым вошел в парадное и лишь через пару минут за ним последовала Лелька.
   Позже от нее они узнают, что Симчик взял в залог ее сумочку — на случай, если она захочет крутануть динамо.
   Пуглов с Ройтсом зашли в соседний магазинчик, через витрину которого хорошо был виден этаж Симчика. Заранее было условлено: как только ювелир отключится, Лелька откроет окно — путь свободен.
   Через несколько минут они вышли на улицу и встали под развесистой липой. Игорь не на шутку разволновался и Пуглов, видя жалкое состояние своего друга, предложил тому сыграть на деньги. Он выгреб из кармана крупную купюру и, зажав ее в руке. Спросил: «Чет-нечет»?
   Шли томительные минуты, а окно, на стеклах которого лежала летняя тень от липы, оставалось неподвижным.
   — Может, они там действительно трахаются? — вслух подумал Ройтс.
   — Не психуй, не смылится, — Альфонс неотрывно смотрел на окна второго этажа.
   Но прошло еще несколько минут, прежде чем они услышали легкий скрип открывшейся наверху рамы. Они дружно подняли глаза: наметившаяся в окне щелочка понемногу расширялась. Ройтс рванулся в подъезд первым, однако, его остановил Пуглов: «Пойдем по одному, — сказал он, — и без шума».
   Пуглов легким бегом устремился вверх по лестнице. В четвертой квартире дверь была открыта. В нос шибанул сигаретный дым, смешанный с запахами долго непроветриваемого помещения.
   Это была трехкомнатная квартира: прямо и слева комнаты, справа — большая кухня. В глаза бросилась газовая плита и над ней, на вытяжке, — ряд разноцветных банок для специй.
   Лелька стояла в гостиной — слева от прихожей и, прижав палец к губам, взглядом указывала на спящего в кресле Симчика. Рот его был широко открыт, и при каждом вздохе щеки глубоко западали, обрисовывая плавную линию скул. Рядом с ним, на журнальном столике, стояла пустая бутылка «Рислинга» и полбутылки армянского коньяка.
   Шумно в квартиру ввалился Ройтс. Прикрыв за собой дверь, негромко сказал: «Чуть, бля, не нарвался на какую-то старую кошелку…»
   Лелька уселась за стол и взяла в руки недопитый фужер с коньяком.
   Пуглов, стоя в центре гостиной, давал ценные указания:
   — Здесь три комнаты — каждому по одной. Надо осмотреть все ящики и шкатулки.
   Дверцы серванта с шумом растворились и на пол посыпались какие-то вещи — это Ройтс приступил к досмотру.
   — Я ничего делать не буду, — заявила Лелька, не выпуская из рук фужера.
   — Сиди, если тебе так нравится, — Пуглов направился в заднюю комнату, где стояли стеллажи, битком набитые старыми книгами. Но они его не интересовали. Он подошел к трехстворчатому платяному шкафу и распахнул дверцы. Пахнуло духами и нафталином. Он выгреб с полки постельное белье, и оно смятым парашютом легло у его ног. Затем он открыл нижние ящики и стал по очереди их трясти.
   Альфонс вернулся в гостиную и подошел к секции. Его окликнул Ройтс. У него в руках была хрустальная конфетница, доверху заполненная ювелирными изделиями.
   — Здесь полно всякого дерьма. Но того, что мы ищем, здесь нет, — сказал Ройтс и, подцепив несколько колец и цепочек, положил их себе в карман.
   — Ты, Таракаша, случайно, ничего не перепутал? — с усмешкой спросил Пуглов. — По-моему, мы с тобой не в магазине самообслуживания…Ты лучше открой антресоли и пошуруй там…
   Вдруг зазвонил телефон. Лелька съехала с лица. Ройтс и тот замер и прикусил ус.
   — Не дергайтесь, — сказал Пуглов, — Он сидел на корточках и разглядывал иконы, которые нашел в нижних ящиках секции. Одеяния святых ликов были украшены красными и синими самоцветами.
   В какое-то мгновение Симчик чмокнул губами, дернул под столом ногой. Посуда и бутылки с фужерами издали тихий, настороженный звук. Никто из присутствующих не заметил, как глаза Симчика приоткрылись и бессмысленно заметались по лицам людей. Однако, не в силах перебороть дурман, он снова их смежил.
   — Ни черта тут нет, — громко сказал Ройтс. — Я думал, что антикварщики живут, как короли.
   — Хватит вам! — у Лельки от коньяка речь сбилась на скороговорку. — Мне надоело тут торчать и смотреть на эту спящую рожу.
   И вдруг она заметила как Симчик приоткрыл глаза и сквозь туманную пелену увидел чужих людей. Лелька вскочила с кресла и нечаянно задела ногу Симчика. И того, словно подхлестнули каленым железом. Он как-то кособоко вскочил с кресла и, подбежав к Ройтсу, сильно толкнул его в спину. Игорь упал между секцией и радиатором отопления. Больно ударился головой о стену.
   Впавший в бешенство хозяин дома подбежал к буфету и, обхватив пальцами узкое горлышко старинной восточной вазы, крикнул:
   — Сволота! Грязная дешевка… — он замахнулся на Волкогонову вазой. — Наводчица, блядь…
   Пуглов попытался перехватить его руку, но Симчик каким-то чудом увернулся и сам перешел в атаку. Удар вазой пришелся Пуглову по голове. От резкой боли тот зашатался и уже с залитыми кровью глазами, на ощупь, стал искать Симчика. Это походило на игру в жмурки.
   Поднявшийся с пола Ройтс ужаснулся разъяренному виду хозяина. Он отчетливо осознал всю безнадежность ситуации.
   А Симчик уже прочно взял инициативу в свои руки. Размахивая вазой, как булавой, он двинулся на Ройтса и дважды достал его — первый, скользящий удар, пришелся по голове, второй — в ключицу.
   Волкогонова, видя, какой оборот принимают события, взвизгнула:
   — Игорь, берегись!
   И ее крик как бы привел Ройтса в чувства. Увернувшись от еще одной атаки, он сам размахнулся и сильно ударил кулаком в лицо Романа Борисовича. Тот выронил вазу и на мгновение потерял ориентиры. А Ройтс, полностью придя в себя, подхватил со стола пустую бутылку стал бить ею по голове Симчика. Того повело вбок и он медленно начал оседать, пока окончательно не распластался на полу, между столом и передними ножками тяжелого кресла-дивана. Но, несмотря на поверженность жертвы, Ройтс с лютой гримасой на лице, подошел к лежащему и стал с нещадящей силой лупить того бутылкой.
   Таракан входил в раж. Он видел как судорожно дергалась голова Симчика, как на лбу трескалась кожа и все лицо превращалось в сплошное кровавое месиво… В какой-то момент бутылка разбилась и ее осколки со звоном разлетелись по комнате.
   Лелька, чтобы заглушить собственный крик, ладонями закрыла рот.
   Первым опомнился Ройтс. Он подошел к Пуглову и взял его за локоть.
   — Пойдем, Алик, в ванну, тебе нужно умыться….Леля, помоги Алику привести себя в порядок.
   — Я не могу! — Волкогонова рыдала, по-прежнему прижав ладони к лицу.
   — Игорь, оставь ее в покое, отведи сам меня в ванну.
   Квартира, где несколько минут назад царили чистота и устроенность, теперь напоминала поле сражение.
   Они сбивчиво, в лихорадочном темпе приводили себя в порядок. Ройтс, сдернув с окна шелковую занавеску, стал складывать в нее все, что цепляло его взгляд. Он выгребал что-то из секции, какие-то женские украшения, женский полушубок, легкий и мягкий как сам соболь, содержимое хрустальной конфетницы тоже бросил в чужое добро, и, схватив вазу, положил ее в общую кучу. Из шифоньера он принес женскую сумочку и ее содержимое высыпал на пол. К его удивлению, в воздухе запорхали долларовые купюры. Их было немало и Ройтс, глядя на этот долларовый дождь, ощущал ни с чем не сравнимое возвращение былой уверенности.
   Лелька, плача, сырой тряпкой протирала пол, по которому шрих-пунктирным следом прошли капли крови, край стола и дверцы секции, на которых также лежали пятна крови. Игорь самолично проверил ванную — не осталось ли следов, и, взяв с полки губку тщательно протер все ручки, краны и пол возле самой ванны.
   В комнатах, кроме бедлама, висела гнетущая атмосфера страха. Лелька совсем раскисла, и от страха ее пальцы не в силах были справиться с половой тряпкой. Ее тошнило, и сердце готово было выскочить через горло.
   Ей стал помогать Ройтс, из головы которого не выходила одна мысль: брать с собой иконы или оставить как было? Когда Волкогонова пошла с тазиком в туалет, чтобы налить воды, Игорь спросил у Пуглова:
   — Это добро, — он указал на иконы, — по-моему, надо забирать с собой.
   — Перестань, это же улика! Мы должны уйти чистыми и моли Бога, чтобы нам никто не встретился на лестнице.
   — Алик, я не согласен! — решительно возразил Ройтс. Все это барахло нужно брать с собой…почти на каждой вещи отпечатки наших пальцев.
   Ройтс подошел к секции и вытащил из нее обе иконы и, не глядя на Пуглова, положил их к остальным, уложенным на занавеске, вещам.
   — Из-за твоей жадности мы погорим, — сдавая позиции, проговорил Пуглов. От боли у него разламывалась голова. — Черт с тобой, бери, но помни, что ты подписываешь себе приговор — преднамеренное убийство с целью ограбления, а это минимум — восемь, максимум — секир башка… — И Пуглов пальцем провел по горлу.
   — Это чистая самооборона, — Ройтс подошел к трюмо и взял с него баллончик дезодоранта. Когда Лелька и Пуглов с узлом уже были в прихожей, он тщательно опылил все углы и квартиры. Это были, по его мнению, профилактические меры против милицейских собак-ищеек. Закончил он в гостиной.
   Уходя, Ройтс обернулся. Из-под стола белела рука Симчика. На среднем пальце поблескивал толстый с печаткой перстень. Колебался недолго. Он возвратился к трупу и начал сдергивать кольцо с негнущегося пальца. Однако оно не поддавалось и тогда Таракан, схватив со стола кухонный нож, принялся отпиливать палец. Его тихо окликнул Пуглов. Ройтс еще раз дернул кольцо и почувствовал, как тело Симчика вдруг шевельнулось.
   Ройтса охватил безумный страх и он, бросив под стол нож, побежал на выход. Но тот же страх заставил его вернуться — осознал, какую отменную улику он оставляет на месте преступления. Он стал шарить под столом, но нож, словно сквозь землю провалился. Его пальцы коснулись Симчика и он ощутил гладкое, но уже набирающее неживую упругость тело. Когда, наконец, он нащупал рукоятку ножа, пальцы соприкоснулись с чем-то липким. Он вытер нож о рубашку Симчика и положил его себе в карман. На почти негнущихся ногах он покидал это дьяволом меченое место…
   Ко всем похищенным вещам из квартиры Симчика присоединилась соломенная шляпа. Пуглов снял ее с вешалки и нацепил на раненую голову.
   Когда они выходили из квартиры, где-то на верхнем этаже открылась дверь и чей-то женский голос крикнул: «Валера, если не будет кефира, возьми ряженки…»
   Всю дорогу Лелька плакала.
   — Кретины, — стонала она, — втравили в такую грязную авантюру…Это же убийство…
   — Заткнись! — резко осек ее Ройтс. — Ты ведь знаешь, что никто не собирался его убивать. Это несчастный случай и такое может произойти с любым из нас.
   — Да? Но ведь можно было вызвать «скорую», он еще был живой, — не унималась Волкогонова. — Если нас застукают, я не перенесу тюрьмы.
   — Что ты, Лелик, глупости говоришь! — Пуглов слегка повысил голос. — В тюрьме тоже люди и не надо заноситься…И, между прочим, попадешь туда, если не будешь держать себя в руках.
   Вдруг Ройтс резко затормозил.
   — Олух царя небесного! — воскликнул Ройтс. — Я же на серванте оставил зажигалку…мои отпечатки, — он начал уже разворачиваться, когда Пуглов наконец отреагировал:
   — Не смей, старик, этого делать! Успокойся, я знаю, ты взвинчен, но глупости делать не позволю.
   — Алик, это не глупости. Из-за этой е….й зажигалки и нам будет хана. Ты же понимаешь, что у всех, кто попадает СИЗО, снимаются отпечатки пальцев… А мы там с тобой уже были…Я сейчас отвезу вас на автовокзал, а сам смотаюсь к Симчику.
   Развернув на крутом вираже «опель», Ройтс на скоростях устремился в сторону автовокзала.
   Лелька притихла. Когда первая волна страха и возбуждения прошла и когда она в кармане сарафана нащупала тюбик с таблетками, ей открылась безмерная глупость содеянного. Она не выполнила инструкцию Пуглова и вместо двух таблеток положила в стакан Симчика одну…
   Незаметно, вместе с недокуренной сигаретой она выбросила в форточку тюбик с оставшейся таблеткой. Он разбился и его содержимое вместе с осколками стекла катилось вслед за машиной.
   Когда до автовокзала оставался один квартал, Ройтс вдруг даванул на тормоз. Переложив баранку круто вбок, и сделав лихой разворот, он снова устремился в сторону дома.
   Лелька безучастно смотрела в окно — ей виделся мир в абсолютно серых тонах. Она не обратила никакого внимания на нелогичное поведение Игоря. Пуглов нагнулся и заглянул в лицо приятеля — он не мог постичь выкрутасов Ройтса.
   — Алик, дай сигарету, — обратился к нему Ройтс. Прикурив, сказал: — Смотри, Алик, зажигалку-сучку, я, оказывается, засунул в спешке во внутренний карман. Вот она! Нервы, черт бы их побрал.
   Пуглов снял с головы шляпу и, отклонившись вбок, посмотрел в зеркало. Глубокая, наполненная спекшейся кровью, рана по форме напоминала запятую.
   — Неплохую память о себе оставил ювелир, — Ройтс слизнул с губы капельки пота.
   — Мы сваляли большого дурака, — сказал Пуглов, — Нам не надо было его там оставлять. Ему теперь все равно никто не поможет, а нам он может напакостить.
   — Конечно, его надо было бы отправить к Ване-Ножичку, но что сделано, то сделано. Не надо только об этом думать, — Ройтс сказал это с прицелом на Лельку. — Когда думаешь, становится жутко от мысли, что не все следы за собой убрали.
   — Не все следы, — чуть не плача, передразнила его Лелька. — Два таких шкафа не могли утихомирь одного пьяного пожилого мужика. Сами в повидло вляпались и меня под статью подвели. Завтра же в газетах появится мой фоторобот. Теперь сиди и жди, когда придут арестовывать. Если сейчас я чего-нибудь не выпью, окончательно сойду с рельсов…
   — Домой приедем, там и ужремся, — сказал Ройтс. — Кстати, у нас дома совершенно пустой холодильник, а я есть хочу…Давайте заедем в магазин и наберем много водяры и шашлыков. Как думаешь, Алик?
   — Лично я сейчас выпил бы квасу, но от шашлыка тоже не откажусь.
   — А меня тошнит от одного упоминания о жрачке, — Лелька взяла из пачки сигарету и закурила. Из глаз у нее снова полились слезы и она их не смахивала. Две полоски туши, словно траурные ленточки, не портили ее красивое лицо, а лишь подчеркивали его бледность…

* * *

   На свидание к Рощинскому Пуглов с Ройтсом шли после сильнейшей попойки. Накануне они снимали стресс и, не считая Лельки, выпили четыре бутылки водки и две дюжины банок пива.
   Рощинский при виде гостей почувствовал их бедственное положение и сразу же выставил на стол семисотграммовую бутылку джина.
   Особенно было тяжело Ройтсу: после возвращения от Симчика он весь вечер скрещивал водку с наркотиками и потому пробор на голове не был столь безукоризнен и сердце напоминало о себе сильными аритмичными толчками.
   Когда Пуглов рассказа о происшествии в квартире Симчика, наступила навязчивая тишина. Могучие щеки Рощинского обвисли еще больше и он едва сдерживал себя, чтобы не взять в руки обрез не разнести вдребезги «эти бараньи головы».
   — Я чувствовал, что с вами нельзя связываться, — сказал Толстяк, продолжая безучастно смотреть за окно. Ваше дело — игра в наперсток и спекуляция презервативами на блошином рынке.
   — Да при чем тут гондоны? — всполошился Ройтс. Ему стало совсем муторно. — Если бы ювелир, сволота, не бросился на меня первым, ничего бы этого не было.
   — А это вы тоже должны были предвидеть. А сейчас я не знаю, что с вами делать…Что ж, будем сидеть и ждать, когда за нами приедет ОМОН и отвезет всех в подвалы. Поэтому давайте договоримся так: не вы меня, не я вас знать не знаем и видеть не видели. И пока дорожку ко мне забудьте.
   — Когда надо тащить в лес Ножичка, вы зовете нас, — Ройтсу с трудом давались столь сильные экспромты. — У вас свой труп, у нас свой и оба — нечаянные. И вы защищались и мы делали это исключительно с целью самообороны.
   — С той лишь разницей, что ко мне пришли, а в вашем случае все наоборот…
   Ройтс проглотил упрек и, не говоря ни слова, пошел на выход. Пуглов поднялся и тоже направился к двери.
   Оставшись один, Рощинский со свойственной ему дотошностью стал перетряхивать случившееся. И ничто в нем не затронуло настороженной струны. За свою физическую оболочку он давно перестал беспокоиться — устал от своего непомерно громоздкого живота, мясистых плеч, медлительно свинцовых ног.
   Волновало его другое: у него не было наличных денег, чтобы рассчитаться с «баранами», как он про себя называл Пуглова с Ройтсом, и заплатить Авдеевой за уборку квартиры. А он уже скучал по банному дню, по тем светлым минутам, когда они с Авдеевой оставались наедине…

Глава восьмая

   После убийства Симчика Волкогонова совсем потеряла равновесие. Она плакала и пила, пила и плакала. И только работа в магазине, за кассой, спасала ее от полной депрессии. Все, кто ее знал, заметили разительные перемены во всем ее облике. Особенно сдали глаза — под ними угнездились синие болезненные разводы. Вместо обычных серых искорок они излучали безнадежную маяту.
   Пуглов заезжал в магазин и подолгу ее успокаивал. Говорил убедительно и на время ей становилось легче, но когда возвращалась домой, хандра снова брала за горло. Телевизор она вообще не могла на дух переносить: что ни передача, то о каком-то убийстве или разбое. Об убийстве Симчика сообщила местная информационная телепрограмма, после которой Лелька побежала в туалет, где ее до чертиков вытошнило.
   В один из дней к ней на работу заявился Ройтс и сказал, что они с Пугловым собираются на авторулетку. Глядя на его бездумное, чисто выбритое лицо и крахмальной белизны сорочку, она поражалась — как это он так может? Неужели он настолько бесчувственный, что не понимает всей тяжести свершившегося?
   А Ройтс действительно не мучился угрызениями совести. Все, что произошло в квартире у Симчика, отодвинулось в его сознании далеким миражом и каждая новая порция наркоты, принятая им, еще дальше отдаляла его от того дня.
   С Пугловым они встретились возле казино.
   — Снял небольшой банчок, — сказал Альфонс, устраивая свои длинные ноги в узком пространстве «опеля».
   — Значит, деньги к деньгам, — и Игорь вырулив на главную улицу, поддал газу.
   — Как они приходят, так и уходят, — философски заметил Пуглов. — Сегодня мы с тобой можем попытаться сорвать приз в пятьдесят кусков…
   — У меня проблема с Лелькой, — отстраненно проговорил Ройтс.
   — Я знаю, Игорек, но ты сам в этом виноват.
   — Не пломбируй мне мозги. Что я — Бог? Я ей одно, она мне — другое, страшное…Не надо было ее привлекать.
   — Давай об этом пока не будем. Ты в рулетку собираешься играть?
   — Мне сегодня все можно, — Ройтс стукнул ладонью о баранку. — Любой подвиг мне по плечу, — сигарета вылетела в форточку, и, прокатившись за машиной, юркнула в кювет.
   — Интересно, кто сегодня будет заправлять заездами?
   — В прошлый раз был Роберт. Официант из «Рубинчика». А что это меняет?
   — Если будет Роберт, он может нам подсказать, какую тачку лучше взять.
   — А разве это для нас не все равно?
   — А разве нет? От машины ведь зависит, будем мы участвовать в розыгрыше приза или останемся в качестве зевак.
   — Ну, не знаю. Мне не кажется, что фортуну можно кидать, как хочешь. Если суждено нам пройти трассу, значит, пройдем.
   — Пройти-то, может, и пройдем, только при этом у тебя под ногой не будет тормозов…И судя по оживляжу, в каком ты сейчас находишься, ты уже принял какую-то гадость…
   — Анаболик и не более того, — Ройтс снова закурил. — Без расширенного сознания мировые рекорды не ставятся.
   — А я бы тебе сегодня не советовал рисковать.
   — Ты, Алик, своей Таньке советуй, а мне не надо.
   Возле углового магазина Ройтс повернул на широкую, но по воскресному довольно спокойную улицу. Прямо, по переднему стеклу, светило слепящее солнце.
   До начала авторулетки оставалось полтора часа. Она проходила на бывшем аэродроме гражданской авиации, который теперь не принимал и не отправлял в рейс ни одного самолета. Тут повелевали разные аттракционы, мелкая розничная торговля и несколько нарядных кофеюшников.
   Уже на подъезде к аэродрому они поняли — спрос на предстоящее зрелище превышает предложение.
   Возле турникетов стояло десятка три иномарок, начиная с последней модели «вольво» и кончая спортивными «пежо», которые в последний год стали входить в моду.
   Ройтс припарковался возле солидного «Роллс-Ройса», цвета морской волны, и когда вылезал из машины, поделился с Пугловым своими наблюдениями.
   — Если сюда пожаловал сам господин Суслопаров, значит, тут все уже схвачено.
   — Я думаю, что этот парень свой драгоценный кумпол ради пятидесяти штук подставлять не будет.
   — А это мы еще увидим.
   — Это может случиться только в одном случае, если в гонках примет участие Бурин, — Пуглов с высоты своего роста окинул взглядом стоявший гурт машин. — Если его черный «линкольн» с тремя семерками здесь, значит, вся его компания в сборе.