— Грэн, он видел нас? — спросила Яттмур, выглядывая из листьев. В тени возвращающейся скалы было холодно.
В ответ Грэн ещё сильнее сжал её руку. Прищурившись, он тоже всматривался в небо. Он не хотел говорить: и потому, что ему было страшно, и потому, что он был зол. Тем более, что молчал морэл, заняв выжидающую позицию.
Теперь уже было очевидно, что птица не может выровнять свой полет так, чтобы не избежать столкновения с землёй. Она стремительно неслась вниз, к земле. По кустам промелькнула её тень, на деревьях от ветра крыльев зашевелились листья — и наступила тишина. Люди не услышали удара, хотя птица должна была столкнуться с землёй не далее, чем в пятидесяти ярдах от места, где они прятались.
— Боже мой! — воскликнул Грэн. — Неужели что-то поглотило её?!
Он лаже не пытался представить себе нечто такое огромное, способное проглотить птицу спидсид.
XVII
В ответ Грэн ещё сильнее сжал её руку. Прищурившись, он тоже всматривался в небо. Он не хотел говорить: и потому, что ему было страшно, и потому, что он был зол. Тем более, что молчал морэл, заняв выжидающую позицию.
Теперь уже было очевидно, что птица не может выровнять свой полет так, чтобы не избежать столкновения с землёй. Она стремительно неслась вниз, к земле. По кустам промелькнула её тень, на деревьях от ветра крыльев зашевелились листья — и наступила тишина. Люди не услышали удара, хотя птица должна была столкнуться с землёй не далее, чем в пятидесяти ярдах от места, где они прятались.
— Боже мой! — воскликнул Грэн. — Неужели что-то поглотило её?!
Он лаже не пытался представить себе нечто такое огромное, способное проглотить птицу спидсид.
XVII
Они стояли и выжидали, но ничто не нарушало тишину.
— Она исчезла, как призрак, — сказал Грэн. — Пойдём посмотрим, что произошло.
Яттмур вцепилась в него и потянула назад.
— Это незнакомое место. Оно таит в себе много опасностей. Давай не будем натыкаться на них. Ведь вокруг их столько, что скоро они нас сами найдут. Мы даже не знаем, где мы находимся. Сначала нужно узнать, что это за место и можно ли здесь жить.
— Я предпочитаю сам находить опасности, нежели позволить им найти себя. Но, наверное, ты права, Яттмур., Моя кости подсказывают мне, что это гиблое место. Что случилось с этими глупыми людьми-тамми?
Они вышли на берег и медленно пошли вдоль него, постоянно оглядываясь по сторонам. Они пытались обнаружить следы своих несчастных попутчиков. И следы не заставили себя долго искать.
— Они были здесь, — сказал Грэн, подбегая к месту, где множество следов — неглубоких и нечётких — говорило о том, что именно здесь тамми выбрались на берег. Были и отпечатки рук. Вероятно, некоторые из тамми вылазили на берег на четвереньках. Следы чётко показывали направление, в котором они ушли. Следы вели к деревьям, которые тянулись полосой между берегом и скалой. Грэн и Яттмур, идя по следам, зашли в тень деревьев, и вдруг какой-то непонятный глухой звук заставил их остановиться. Стоны раздавались где-то совсем рядом.
Грэн достал кож и, глядя на лес, крикнул:
— Кто бы ты ни был, выходи сам, иначе я выволоку тебя оттуда!
Стоны усилились. Они стали похожи на поминальную молитву и детский лепет одновременно.
— Это тамми! — воскликнула Яттмур. — Не сердись на него, ему, наверное, больно.
Её глаза уже привыкли к полумраку, и она побежала вперёд. На траве, тесно прижавшись, лежали четыре Рыбака. Увидев Яттмур, они задрожали и попытались вскочить.
— Я не сделаю вам больно! — сказала Яттмур. — Мы искали вас, и очень хорошо, что нашли. Я вижу, с вами все в порядке. Вставайте и давайте возвращаться к лодке.
Услышав это. Рыбаки загалдели все хором.
— О, великие пастухи! Ваше появление делает наше существование ещё более жалким. И хотя мы знаем, что вы убьёте нас, несчастных, беспомощных людей-тамми, мы всё равно очень рады видеть вас.
— Хватит мямлить, — оборвал Грэн. — Мы не убийцы и никогда не хотели причинить вам вреда.
— Какой ты умный, хозяин! Ты делаешь вид, что не понимаешь, какое зло ты причинил нам, отрубив наши хвосты! Теперь ты вновь поймал нас, и мы знаем, что ты убьёшь нас!
Грэн легонько шлёпнул по щеке ближайшего к нему тамми, который изогнулся при этом так, словно ему нанесли смертельный удар.
— Замолчите, глупые мямли! Мы не сделаем вам ничего плохого, если вы доверитесь нам. Вставайте и скажите нам, где все остальные.
Его приказ вызвал ещё больший поток слез и причитаний. Рыдая, Рыбаки пытались поймать за ноги Грэна и Яттмур, чтобы поцеловать их, а Грэн и Яттмур, в свою очередь, прыгали, чтобы избежать их объятий.
— С ними почти все в порядке, — сказала Яттмур, которая пыталась осмотреть их, в то время, как Рыбаки продолжали плакать и причитать, — царапины, синяки и ничего больше.
— Сейчас я их вылечу! — прорычал Грэн.
Его схватили за ногу, он ударил ногой в чьё-то круглое лицо. Движимый ненавистью и отвращением, он схватил одного из тамми и, сильно встряхнув, поставил его на ноги.
— Какой ты сильный, хозяин! — простонал тот и сразу же попытался поцеловать Грэну руку. — Ты намного сильней нас — бедных маленьких умирающих тамми, у которых кровь портится из-за того, что плохо и ещё все плохо, увы!
— Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты не замолчишь! — пообещал Грэн.
С помощью Яттмур он поднял на ноги трех других тамми, которые не переставали хныкать. Как и говорила Яттмур, все они были целы и невредимы, и только жалость к самим себе переполняла их. Кое-как успокоив тамми, Грэн спросил, куда девались их шестнадцать товарищей.
— О прекрасный бесхвостый! Ты решил пощадить нас четверых, чтобы получить большее удовольствие, когда ты убьёшь целых шестнадцать тамми. Какое самопожертвование! Мы с удовольствием расскажем тебе, какую радость мы испытывали, показывая, куда ушли остальные шестнадцать. Ведь теперь ты нас пожалеешь и даруешь нам жизнь. И мы будем получать удовольствие от твоих тычков и затрещин. Шестнадцать оставили нас здесь умирать в мире, а сами убежали туда. А теперь ты догонишь их и убьёшь.
И тамми показали в направлении берега.
— Оставайтесь здесь и ведите себя тихо! — приказал Грэн. — Мы вернёмся за вами, когда найдём ваших товарищей. Только никуда не уходите, а то вас съедят.
— Мы будем ждать в страхе, даже если мы уже умрём.
— Надеюсь, что так и будет.
Грэн и Яттмур пошли вдоль берега. Вокруг было тихо, даже морские волны почти бесшумно выплёскивались на берег, и тем не менее люди ощущали огромное беспокойство, словно на них смотрел миллион невидимых глаз.
Они шли и внимательно смотрели по сторонам. Выросшие в лесу, они не представляли себе ничего более враждебного и чужого, чем море. И тем не менее берег здесь тоже был каким-то странным. И странным он был не потому, что деревья с большими, похожими на перья листьями, казалось, приспособились к более холодному климату, и были, им незнакомы. И не потому, что сразу же за деревьями возвышалась отвесная скала, такая крутая и такая серая, уходящая так высоко в небо, что все вокруг казалось крошечным.
Было ещё что-то, чему они не могли дать названия. И это что-то ещё больше ощущалось после их нелепой стычки с Рыбаками. А бесшумное бормотание моря вселило смятение в их души.
Оглянувшись через плечо, Яттмур ещё раз посмотрела на скалу. По небу неслись облака. Они огибали скалу, и, казалось, она вот-вот упадёт.
Яттмур бросилась на песок и потянула за собой Грэна.
— Могущественная скала падает на нас! — закричала она.
Грэн взглянул вверх. И тоже увидел это: огромная высокая скала медленно валилась прямо на них. В поисках укрытия они вжались в прибрежные камни, прильнув лицами к жёсткому влажному песку. Они были созданиями, принадлежавшими лесу в этом мире большой теплицы; очень многое здесь им было непонятно, и реакция у них была одна — страх.
По привычке Грэн обратился к морэлу, покрывавшему уже его шею и голову.
— Морэл, спаси нас! Мы верили тебе, а ты привёл нас в это ужасное место. Теперь ты должен увести нас отсюда раньше, чем упадёт скала.
“Если ты умрёшь, я тоже умру”, — задребезжало в голове у Грэна. А потом морэл добавил: “Вы можете вставать. Движутся облака, а скала — стоит”.
Прошло некоторое время; по-прежнему шумел океан. Наконец Грэн решился проверить правильность этого наблюдения, тем более что прошло уже достаточно времени, а скала оставалась на месте. Грэн поднял голову. Яттмур всхлипнула.
Скала — падала. Взяв себя в руки, Грэн более пристально посмотрел на неё. Казалось, она выплывает из облаков прямо на него. Но, наконец, Грэн убедился в том, что она не движется. Посмотрев на Яттмур, он легонько толкнул её.
— Скала не причинит нам вреда, — сказал он. — Мы можем идти.
Она подняла лицо, на котором виднелись следы от вдавившихся камешков, а некоторые и сейчас оставались на щеках.
— Это волшебная скала! Она все время падает и в то же время не падает никогда, — сказала она, внимательно осмотрев скалу. — Она не нравится мне. У неё есть глаза, и она смотрит на нас.
Они пошли дальше, и Яттмур время от времени нервно поглядывала вверх. С моря шли облака, отбрасывая тень на землю.
Берег все время круто поворачивал. Во многих местах побережье было завалено огромными камнями. Пробираться сквозь эти завалы было очень трудно: ведь двигаться нужно было как можно тише.
— Скоро мы придём туда, откуда ушли, — сказал Грэн, оглянувшись назад и увидев, что их лодка скрылась за огромной центральной скалой.
“Правильно, Грэн, — ответил морэл. — Мы на маленьком острове”.
— Но ведь мы не сможем здесь жить.
“Я думаю, что нет”.
— А как мы отсюда выберемся?
“Так же, как и прибыли сюда — на лодке. Из этих огромных листьев мы сделаем паруса”.
— Я ненавижу лодку, морэл, и воду ненавижу!
“Наверное, ты предпочитаешь умереть? Как мы сможем жить здесь, Грэн? Это же всего лишь большой кусок камня, окружённый узкой полоской песка”.
Грэн задумался и решил не пересказывать свой диалог с морэлом Яттмур. Самым правильным ему представлялось принять окончательное решение, когда очи обнаружат остальных Рыбаков. Он почувствовал, что Яттмур, все чаще и чаще оглядываясь, смотрит на огромную скалу.
— Что случилось? — резко спросил он. — Смотри, куда ты идёшь, иначе сломаешь себе шею!
Она взяла его за руку.
— Ш-ш! Она услышит тебя, — прошептала она. — У этой огромной скалы миллион глаз, и она все время смотрит на нас.
Он начал поворачивать голову, но Яттмур быстро затащила его за большой камень.
— Не подавай вида, что мы знаем. Лучше выгляни отсюда. Только осторожно.
У Грэна сразу пересохло во рту. Он выглянул из-за камня и внимательно посмотрел на серую глыбу. Облака закрывали солнце, отбрасывая на скалу густую тень, где она имела ещё более устрашающий вид. Грэн ещё раньше заметил, что вся ската докрыта какими-то ямами, но только сейчас он увидел, в каком чётком порядке расположены эти ямы, как сильно они напоминают глазницы и как жутко они смотрят на него со скалы.
— Ты видишь? — спросила Яттмур. — Какие ужасные вещи здесь происходят! Это страшное место, Грэн. С тех пор, как мы сюда приплыли, мы не видели ничего живого. Ничто не шевелится в деревьях, ничто не бегает по берегу, и ничто не лазает по этой скале. Мы видели только птицу, которую что-то проглотило. Только мы — единственные живые существа здесь, но как долго это будет продолжаться?!
В это время на скале произошло какое-то движение. Бесцветные глаза — теперь в этом не было никакого сомнения — бесчисленное их количество, одновременно перекатилось и посмотрело в другом направлении. В море.
Почувствовав напряжение каменного взгляда, Грэн и Яттмур обернулись. С места, где они прятались, сквозь щель между казнями, была видна только узкая полоска коря. Но и этого было достаточно, чтобы разглядеть далеко в серой воде пенистый след того, что плыло к берегу.
— О, боги! К нам приближаются чудовища! Бежим обратно к лодке! — предложила Яттмур.
— Лежи тихо. Нас не видно среди этих камней.
— Волшебная башня призывает чудовище, чтобы оно съело нас!
— Чепуха, — сказал Грэн, но в душе ему тоже было страшно.
Не шевелясь, они смотрели на море. Пошёл дождь, и видимость резко упала. Очертания чудовища были не ясными. Можно было различить только два огромных плавника, которые периодически рассекали воду. В какое-то мгновение им показалось, что они увидели голову, но дождь усилился, и больше они вообще ничего не могли разглядеть.
Море кипело. С тяжёлых низких туч на него обрушились потоки воды, и все погрузилось в сплошную серую мглу.
Спеша укрыться от дождя, Грэн и Яттмур бросились в джунгли и прижались к стволу дерева. Дождь не утихал. По-прежнему была видна лишь едва различимая граница прибоя.
Из мглы донёсся глухой низкий звук, похожий на стон. Морское существо подавало голос, спрашивая направление движения. Почти в ту же секунду прозвучал ответ. Теперь свой голос подавала скала. Глухой, дребезжащий звук донёсся откуда-то из её основания.
Услышав его, Яттмур вцепилась в Грэна и заплакала. Но помимо её плача, помимо шума дождя и отзвуков голоса скалы, Грэн уловил ещё один, звук, который издаёт человек, когда он сильно напуган. Крик быстро стих. Но этого было достаточно, чтобы Грэн услышал в нём одновременно мольбу и упрёк и узнал его.
— Потерявшиеся тамми! — крикнул он. — Они должны быть где-то рядом.
Он оглянулся по сторонам, прикрывая ладонью глаза от дождя. Вокруг под ударами дождя шевелились листья. Грэн видел только лес, согнувшийся под напором воды. Грэн не двигался. Рыбакам придётся подождать, пока не закончится дождь. И он продолжал стоять, обняв одной рукой Яттмур, и оба они по-прежнему смотрели на море. Но вот серое однообразие было нарушено взметнувшимися волнами.
— О, боги! Чудовище пришло за нами! — выдохнула Яттмур.
Большое омерзительное существо вышло на мелководье и двигалось к берегу. Они увидели, как вода ручьями стекает с его крупной плоской головы. Узкая и большая, похожая на скальную трещину пасть, раскрылась. Яттмур вырвалась из объятий Грэна и, страшно крича, побежала вдоль берега — туда, откуда они пришли.
— Яттмур!
Грэн уже готов был рвануться за ней, как вдруг, неожиданно всем своим весом на него навалился морэл. Какое-то мгновение Грэн стоял, застыв в позе бегуна, полностью парализованный, а потом, потеряв равновесие, повалился на мокрый песок,
“Оставайся на месте, — задребезжал морэл. — Мы явно не нужны чудовищу. Поэтому мы должны остаться и посмотреть, что произойдёт дальше. И если мы не будем шуметь, то все будет в порядке”.
— Но Яттмур…
“Пусть бежит. Ты сможешь найти её позже”.
Сквозь шелест дождя послышались длинные протяжные стоны. Тяжело дыша, существо проползло, оставляя глубокий след на песке, в нескольких ярдах от того места, где лежал Грэн. Глядя на его туловище, размытое пеленой дождя, слыша тяжёлое дыхание и видя то, с каким трудом существо передвигается, Грэн подумал, что перед ним — символ боли из детского сна.
Голова таинственного существа уже скрылась в деревьях. И теперь Грэн видел только туловище, рывками двигавшееся вперёд на своих плавниках, но вскоре исчезло и оно. И, наконец, джунгли поглотили хвост.
“Иди и посмотри, куда оно уползло”, — приказал морэл.
— Нет.
Грэн встал на колени. Бок, на который он упал, был коричневым от налипшего на него песка.
“Делай, что я говорю”, — задребезжал морэл.
Он всегда помнил о своей первоочередной задаче: распространяться и размножаться как можно дальше и как можно больше. И хотя вначале этот человек, благодаря его разуму, казался хорошим выбором, сейчас он не оправдывал надежд; существо, лишённое разума, но обладавшее такой огромной силой, вдруг показалось ему более подходящим объектом. Морэл подтолкнул Грэна вперёд,
Идя вдоль края леса, они подошли к следам, оставленным морским существом. Скорее, они напоминали траншею глубиною в человеческий рост. Грэн опустился на колени; сердце его забилось чаще. Существо не могло уйти далеко; воздух был наполнен солоноватым запахом гнили. Выглянув из-за дерева, он провёл глазами глубокий след.
Полоска джунглей здесь неожиданно обрывалась, а через некоторое расстояние — возобновлялась. Через этот проход след уходил к большой пещере, расположенной у подножия скалы. И хотя размеры пещеры были различимы — она была достаточно большой, чтобы в ней поместилось морское существо, но не больше — пещера была пуста и была похожа на каменный рот, застывший в зевке.
Все ещё недоумевая, Грэн вышел из-за деревьев, чтобы рассмотреть все получше, и тут же увидел несколько, но далеко не всех, Рыбаков. Прижавшись друг к дружке, они сидели под скалой, недалеко от входа в пещеру. В типичной для них манере они нашли себе убежище под скальным выступом, с которого на них сейчас стекал поток воды. Они выглядели донельзя промокшими; жалкими и напуганными. При появлении Грэна они издали панический вопль и в страхе прикрыли руками свои гениталии.
— Идите сюда! — позвал Грэн, по-прежнему оглядываясь в поисках внезапно исчезнувшего морского чудовища.
Несчастные люди-тамми были полностью деморализованы. Грэн узнал этот идиотский крик: так же они кричали, когда увидели чудовище. Теперь они явно хотели убежать от него, двигаясь кругами, как стадо овец, и все время издавая какие-то бессмысленные звуки. Подобная глупость окончательно разозлила Грэна. Он схватил тяжёлый камень.
— А ну, выходите ко мне, пузатые нытики! — крикнул он. — Быстро! Пока чудовище не увидело вас!
— О ужас! О, хозяин! Все ненавидят нас, честных тамми, — заплакали они, толкая друг друга и поворачиваясь к Грэну спиной.
— Вернитесь! — закричал он, выбегая на середину прогалины. — Отойдите от пещеры!
Они не обратили на него никакого внимания. Дружно скуля, они бросились в пещеру, и сразу же внутри её резко зазвучало эхо их крика. Грэн побежал за ними.
Воздух был насквозь пропитан тяжёлым солёным запахом чудовища.
“Уходи отсюда немедленно”, — очнулся морэл, подкрепляя свой приказ судорогой, прошедшей по всему телу Грэна.
Все стены и потолок пещеры были усеяны каменными выступами, каждый из которых заканчивался глазницей, похожей на те, которые были снаружи. И эти глазницы тоже смотрели; как только Рыбаки ткнулись в них, веки открылись и они уставились на Рыбаков; сначала их было немного, затем — все больше и больше.
Поняв, что бежать дальше некуда, Рыбаки повалились в песок и громко запричитали.
— О, большой могущественный бог с крепкой кожей! О, Тот, который быстро бегает и всех ловит! Посмотри, как мы бежали к тебе, когда увидели тебя! Какая большая честь для нас видеть тебя. Мы бежали прямо к тебе, но наши ноги сами понесли нас по неправильному пути. Это все из-за дождя!
А глаза все открывались и открывались, устремляя свои каменные взоры на группу людей. Грэн схватил одного из Рыбаков за волосы и сильным рывком поставил на ноги. Остальные быстро замолчали. Наверняка каждый из них радовался, что досталось не ему.
— А сейчас — слушайте меня внимательно, — сказал Грэн сквозь сжатые зубы. Он начинал ненавидеть этих людишек лютой ненавистью. — Я не хочу зла никому из вас. И я уже говорил вам об этом. Вы все должны немедленно убраться отсюда. Здесь опасно. Все — обратно на берег! Быстро!
— Ты забросаешь нас камнями!
— Неважно, что я сделаю! Выполняйте, что приказано. Пошевеливайтесь! — И, сказав это, он швырнул тамми, которого держал, к выходу из пещеры.
И тут началось то, что осталось в памяти Грэна, как мираж.
В пещере открылись все глаза. Время остановилось. Все стало зелёным. Рыбак, которого отбросил Грэн, встал на одну ногу, развёл руки в стороны и замер в такой нелепой позе, тоже позеленев. Дождь, видимый из пещеры, позеленел. Все стало зелёным и неподвижным.
Все начало уменьшаться, съёживаться, сжиматься. Все превратилось в одну маленькую каплю дождя, падающую бесконечно с небес. Или в песчинку, одну из бесчисленного множества, пересыпающуюся в песочных часах Времени. Или в протон, проносящийся сквозь бесконечный Космос своего бытия. Чтобы, наконец, стать бесконечно необъятным… чтобы достичь бесконечного богатства несуществования… и стать Богом… превратиться в вершину творения, собрав воедино миллиарды миров… пролетая сквозь несотворенные пласты зелёной материи, ожидающей того часа или тысячелетия, когда она будет использована…
Он ведь летел, не так ли? А эти весёлые пятнышки рядом (или не рядом?) с ним, которых он, или не он, а кто-то другой, в другой памяти, когда-то называл “люди-тамми”. И если это был полет, а не что-то совершенно другое, как, например танец или пение, тогда это действительно происходило в этой зелёной вселенной, наполненной удовольствием, в среде, отличной от воздуха, и в пространстве, не изменяющемся во времени. И они парили в свете, излучая свет.
И они были не одни. Здесь было все. Жизнь сменила Время, которое стало Жизнью; Смерть ушла. И все было похожим друг на друга.
В том, другом, неопределённом существовании, о котором сейчас было даже трудно вспомнить, и которое казалось сном во сне, то, другое, существование ассоциировалось с песчаным берегом и серым дождём (серым? он должен быть зелёным, ибо зелёный не имеет сходства), в том существовании были падающая с неба птица и огромное существо, выплывающее из морских глубин… и они прошли сквозь… мираж, и были здесь в пространстве, наполненном удовольствием. И всем казалось, что есть время и место для всего, — они могли расти и развиваться, без борьбы, развиваться вечно, если захочется, — и людям-тамми, и птице, и чудовищу.
Грэн чувствовал, что мираж действует на него не так, как на других. Но это было неважно. Ему было хорошо в этом полёте, где не было ни времени, ни расстояния.
И тем не менее он чувствовал, что отстаёт от других. Скорость его полёта падала. Появилось беспокойство, и он ощутил присутствие временного измерения, иначе он не отставал бы от других. И они бы не оглядывались на него, улыбаясь и кивая головами: птица, животное, люди-тамми. И не расцветали бы буйной зеленью различные растения, заполняя расстояние между ним и его попутчиками. И он бы не гнался за ними, крича и всё равно отставая. И вдруг все то, что он уже успел полюбить, и к чему успел привыкнуть, стало исчезать.
Его охватил страх — страх потерять этот зелёный рай, где так сладко кружится голова. Но миллион глаз сказали “Нет!” и выплюнули его обратно в мир, которому он принадлежал…
Он лежал в пещере, распластавшись на истоптанном песке, раскинув в стороны руки и ноги. Он был один. Над ним миллион каменных глаз с отвращением закрылись, и в его мозгу утихла зелёная музыка. Грэн почувствовал себя жутко одиноким.
По-прежнему шёл дождь. Грэн понял, что его отсутствие, казавшееся ему бесконечно долгим, длилось какое-то мгновение. Время… или что там ещё… было, наверное, субъективным феноменом, механизмом в кровообращении человека, чуждым растениям.
Грэн сел, поражённый собственными мыслями.
— Морэл! — прошептал он.
“Я здесь…”
Последовало долгое молчание. Наконец грибок заговорил.
“У тебя есть разум, Грэн. Поэтому скала не приняла тебя. Нас. Тамми были почти такими же неразумными, как морское животное или птица. Они были приняты. И теперь то, что для нас мираж, для них — реальность. Их приняли”.
И вновь — молчание.
— Приняли куда? — спросил Грэн. — Все было так красиво…
Морэл ответил уклончиво:
“Нынешний век — век растений. Они покрыли зеленью всю Землю, развиваясь и распространяясь очень стремительно. Они приняли различные формы и давно заполнили все возможное экологическое пространство. Земля перенаселена до предела. Везде — растения, которые растут и распространяются бездумно и беспорядочно, усугубляя и без того до предела обострившиеся проблемы произрастания и выживания.
Когда твой дальний предок — человек — правил этой планетой, он знал, что надо делать с заросшей клумбой в его саду. Он или трансплантировал, или просто удалял. Теперь природа каким-то образом изобрела своего собственного садовника. Скалы превратились в передатчики. По-видимому, на побережьях есть много станций, подобных этой,… станций, где неразумное существо, или близкое к нему по своему развитию, может быть принято к последующей передаче; станций, где растения могут быть трансплантированы”.
— Трансплантированы куда? — спросил Грэн, — Где это место?
Ему показалось, что в голове у него прозвучало нечто похожее на вздох.
“Неужели ты не видишь, что это всего лишь мои предположения, Грэн? С тех пор, как мы вместе, я тоже отчасти стал человеком. Многообразие форм жизни — бесконечно. Для тебя солнце — это одно, для цветка совсем другое. В нас море вселяет ужас, а для этого огромного существа, которое мы видели, Невозможно описать то, где мы были, да и как, если всё, что произошло, — очевидно в своей алогичности”.
Грэн неуверенно поднялся на ноги.
— Меня тошнит, — сказал он.
Покачиваясь, он вышел из пещеры.
“Чтобы постичь другие формы существования… проникнуть в другие измерения…” — вещал морэл.
— Ради богов, заткнись! — закричал Грэн. — Зачем мне знать обо всём этом, если оно мне недоступно. Не хочу! Все! О го был мираж. А теперь оставь меня в покое. Меня тошнит.
Дождь был уже не таким сильным. Грэн дошёл до ближайшего дерева и прислонился к нему спиной. Болела голова, слезились глаза, в животе все переворачивалось.
Они сделают паруса из больших листьев и уплывут отсюда — он, Яттмур и четыре оставшихся в живых Рыбака. Они должны уплыть отсюда. Если станет ещё холодней, они сделают себе одежду из этих же больших листьев. Это был далеко не рай, но жить здесь, в общем-то, можно.
Его рвало, когда он услышал крик Яттмур. Он поднял голову, слабо улыбаясь. Она возвращалась, идя не спеша по мокрому берегу.
— Она исчезла, как призрак, — сказал Грэн. — Пойдём посмотрим, что произошло.
Яттмур вцепилась в него и потянула назад.
— Это незнакомое место. Оно таит в себе много опасностей. Давай не будем натыкаться на них. Ведь вокруг их столько, что скоро они нас сами найдут. Мы даже не знаем, где мы находимся. Сначала нужно узнать, что это за место и можно ли здесь жить.
— Я предпочитаю сам находить опасности, нежели позволить им найти себя. Но, наверное, ты права, Яттмур., Моя кости подсказывают мне, что это гиблое место. Что случилось с этими глупыми людьми-тамми?
Они вышли на берег и медленно пошли вдоль него, постоянно оглядываясь по сторонам. Они пытались обнаружить следы своих несчастных попутчиков. И следы не заставили себя долго искать.
— Они были здесь, — сказал Грэн, подбегая к месту, где множество следов — неглубоких и нечётких — говорило о том, что именно здесь тамми выбрались на берег. Были и отпечатки рук. Вероятно, некоторые из тамми вылазили на берег на четвереньках. Следы чётко показывали направление, в котором они ушли. Следы вели к деревьям, которые тянулись полосой между берегом и скалой. Грэн и Яттмур, идя по следам, зашли в тень деревьев, и вдруг какой-то непонятный глухой звук заставил их остановиться. Стоны раздавались где-то совсем рядом.
Грэн достал кож и, глядя на лес, крикнул:
— Кто бы ты ни был, выходи сам, иначе я выволоку тебя оттуда!
Стоны усилились. Они стали похожи на поминальную молитву и детский лепет одновременно.
— Это тамми! — воскликнула Яттмур. — Не сердись на него, ему, наверное, больно.
Её глаза уже привыкли к полумраку, и она побежала вперёд. На траве, тесно прижавшись, лежали четыре Рыбака. Увидев Яттмур, они задрожали и попытались вскочить.
— Я не сделаю вам больно! — сказала Яттмур. — Мы искали вас, и очень хорошо, что нашли. Я вижу, с вами все в порядке. Вставайте и давайте возвращаться к лодке.
Услышав это. Рыбаки загалдели все хором.
— О, великие пастухи! Ваше появление делает наше существование ещё более жалким. И хотя мы знаем, что вы убьёте нас, несчастных, беспомощных людей-тамми, мы всё равно очень рады видеть вас.
— Хватит мямлить, — оборвал Грэн. — Мы не убийцы и никогда не хотели причинить вам вреда.
— Какой ты умный, хозяин! Ты делаешь вид, что не понимаешь, какое зло ты причинил нам, отрубив наши хвосты! Теперь ты вновь поймал нас, и мы знаем, что ты убьёшь нас!
Грэн легонько шлёпнул по щеке ближайшего к нему тамми, который изогнулся при этом так, словно ему нанесли смертельный удар.
— Замолчите, глупые мямли! Мы не сделаем вам ничего плохого, если вы доверитесь нам. Вставайте и скажите нам, где все остальные.
Его приказ вызвал ещё больший поток слез и причитаний. Рыдая, Рыбаки пытались поймать за ноги Грэна и Яттмур, чтобы поцеловать их, а Грэн и Яттмур, в свою очередь, прыгали, чтобы избежать их объятий.
— С ними почти все в порядке, — сказала Яттмур, которая пыталась осмотреть их, в то время, как Рыбаки продолжали плакать и причитать, — царапины, синяки и ничего больше.
— Сейчас я их вылечу! — прорычал Грэн.
Его схватили за ногу, он ударил ногой в чьё-то круглое лицо. Движимый ненавистью и отвращением, он схватил одного из тамми и, сильно встряхнув, поставил его на ноги.
— Какой ты сильный, хозяин! — простонал тот и сразу же попытался поцеловать Грэну руку. — Ты намного сильней нас — бедных маленьких умирающих тамми, у которых кровь портится из-за того, что плохо и ещё все плохо, увы!
— Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты не замолчишь! — пообещал Грэн.
С помощью Яттмур он поднял на ноги трех других тамми, которые не переставали хныкать. Как и говорила Яттмур, все они были целы и невредимы, и только жалость к самим себе переполняла их. Кое-как успокоив тамми, Грэн спросил, куда девались их шестнадцать товарищей.
— О прекрасный бесхвостый! Ты решил пощадить нас четверых, чтобы получить большее удовольствие, когда ты убьёшь целых шестнадцать тамми. Какое самопожертвование! Мы с удовольствием расскажем тебе, какую радость мы испытывали, показывая, куда ушли остальные шестнадцать. Ведь теперь ты нас пожалеешь и даруешь нам жизнь. И мы будем получать удовольствие от твоих тычков и затрещин. Шестнадцать оставили нас здесь умирать в мире, а сами убежали туда. А теперь ты догонишь их и убьёшь.
И тамми показали в направлении берега.
— Оставайтесь здесь и ведите себя тихо! — приказал Грэн. — Мы вернёмся за вами, когда найдём ваших товарищей. Только никуда не уходите, а то вас съедят.
— Мы будем ждать в страхе, даже если мы уже умрём.
— Надеюсь, что так и будет.
Грэн и Яттмур пошли вдоль берега. Вокруг было тихо, даже морские волны почти бесшумно выплёскивались на берег, и тем не менее люди ощущали огромное беспокойство, словно на них смотрел миллион невидимых глаз.
Они шли и внимательно смотрели по сторонам. Выросшие в лесу, они не представляли себе ничего более враждебного и чужого, чем море. И тем не менее берег здесь тоже был каким-то странным. И странным он был не потому, что деревья с большими, похожими на перья листьями, казалось, приспособились к более холодному климату, и были, им незнакомы. И не потому, что сразу же за деревьями возвышалась отвесная скала, такая крутая и такая серая, уходящая так высоко в небо, что все вокруг казалось крошечным.
Было ещё что-то, чему они не могли дать названия. И это что-то ещё больше ощущалось после их нелепой стычки с Рыбаками. А бесшумное бормотание моря вселило смятение в их души.
Оглянувшись через плечо, Яттмур ещё раз посмотрела на скалу. По небу неслись облака. Они огибали скалу, и, казалось, она вот-вот упадёт.
Яттмур бросилась на песок и потянула за собой Грэна.
— Могущественная скала падает на нас! — закричала она.
Грэн взглянул вверх. И тоже увидел это: огромная высокая скала медленно валилась прямо на них. В поисках укрытия они вжались в прибрежные камни, прильнув лицами к жёсткому влажному песку. Они были созданиями, принадлежавшими лесу в этом мире большой теплицы; очень многое здесь им было непонятно, и реакция у них была одна — страх.
По привычке Грэн обратился к морэлу, покрывавшему уже его шею и голову.
— Морэл, спаси нас! Мы верили тебе, а ты привёл нас в это ужасное место. Теперь ты должен увести нас отсюда раньше, чем упадёт скала.
“Если ты умрёшь, я тоже умру”, — задребезжало в голове у Грэна. А потом морэл добавил: “Вы можете вставать. Движутся облака, а скала — стоит”.
Прошло некоторое время; по-прежнему шумел океан. Наконец Грэн решился проверить правильность этого наблюдения, тем более что прошло уже достаточно времени, а скала оставалась на месте. Грэн поднял голову. Яттмур всхлипнула.
Скала — падала. Взяв себя в руки, Грэн более пристально посмотрел на неё. Казалось, она выплывает из облаков прямо на него. Но, наконец, Грэн убедился в том, что она не движется. Посмотрев на Яттмур, он легонько толкнул её.
— Скала не причинит нам вреда, — сказал он. — Мы можем идти.
Она подняла лицо, на котором виднелись следы от вдавившихся камешков, а некоторые и сейчас оставались на щеках.
— Это волшебная скала! Она все время падает и в то же время не падает никогда, — сказала она, внимательно осмотрев скалу. — Она не нравится мне. У неё есть глаза, и она смотрит на нас.
Они пошли дальше, и Яттмур время от времени нервно поглядывала вверх. С моря шли облака, отбрасывая тень на землю.
Берег все время круто поворачивал. Во многих местах побережье было завалено огромными камнями. Пробираться сквозь эти завалы было очень трудно: ведь двигаться нужно было как можно тише.
— Скоро мы придём туда, откуда ушли, — сказал Грэн, оглянувшись назад и увидев, что их лодка скрылась за огромной центральной скалой.
“Правильно, Грэн, — ответил морэл. — Мы на маленьком острове”.
— Но ведь мы не сможем здесь жить.
“Я думаю, что нет”.
— А как мы отсюда выберемся?
“Так же, как и прибыли сюда — на лодке. Из этих огромных листьев мы сделаем паруса”.
— Я ненавижу лодку, морэл, и воду ненавижу!
“Наверное, ты предпочитаешь умереть? Как мы сможем жить здесь, Грэн? Это же всего лишь большой кусок камня, окружённый узкой полоской песка”.
Грэн задумался и решил не пересказывать свой диалог с морэлом Яттмур. Самым правильным ему представлялось принять окончательное решение, когда очи обнаружат остальных Рыбаков. Он почувствовал, что Яттмур, все чаще и чаще оглядываясь, смотрит на огромную скалу.
— Что случилось? — резко спросил он. — Смотри, куда ты идёшь, иначе сломаешь себе шею!
Она взяла его за руку.
— Ш-ш! Она услышит тебя, — прошептала она. — У этой огромной скалы миллион глаз, и она все время смотрит на нас.
Он начал поворачивать голову, но Яттмур быстро затащила его за большой камень.
— Не подавай вида, что мы знаем. Лучше выгляни отсюда. Только осторожно.
У Грэна сразу пересохло во рту. Он выглянул из-за камня и внимательно посмотрел на серую глыбу. Облака закрывали солнце, отбрасывая на скалу густую тень, где она имела ещё более устрашающий вид. Грэн ещё раньше заметил, что вся ската докрыта какими-то ямами, но только сейчас он увидел, в каком чётком порядке расположены эти ямы, как сильно они напоминают глазницы и как жутко они смотрят на него со скалы.
— Ты видишь? — спросила Яттмур. — Какие ужасные вещи здесь происходят! Это страшное место, Грэн. С тех пор, как мы сюда приплыли, мы не видели ничего живого. Ничто не шевелится в деревьях, ничто не бегает по берегу, и ничто не лазает по этой скале. Мы видели только птицу, которую что-то проглотило. Только мы — единственные живые существа здесь, но как долго это будет продолжаться?!
В это время на скале произошло какое-то движение. Бесцветные глаза — теперь в этом не было никакого сомнения — бесчисленное их количество, одновременно перекатилось и посмотрело в другом направлении. В море.
Почувствовав напряжение каменного взгляда, Грэн и Яттмур обернулись. С места, где они прятались, сквозь щель между казнями, была видна только узкая полоска коря. Но и этого было достаточно, чтобы разглядеть далеко в серой воде пенистый след того, что плыло к берегу.
— О, боги! К нам приближаются чудовища! Бежим обратно к лодке! — предложила Яттмур.
— Лежи тихо. Нас не видно среди этих камней.
— Волшебная башня призывает чудовище, чтобы оно съело нас!
— Чепуха, — сказал Грэн, но в душе ему тоже было страшно.
Не шевелясь, они смотрели на море. Пошёл дождь, и видимость резко упала. Очертания чудовища были не ясными. Можно было различить только два огромных плавника, которые периодически рассекали воду. В какое-то мгновение им показалось, что они увидели голову, но дождь усилился, и больше они вообще ничего не могли разглядеть.
Море кипело. С тяжёлых низких туч на него обрушились потоки воды, и все погрузилось в сплошную серую мглу.
Спеша укрыться от дождя, Грэн и Яттмур бросились в джунгли и прижались к стволу дерева. Дождь не утихал. По-прежнему была видна лишь едва различимая граница прибоя.
Из мглы донёсся глухой низкий звук, похожий на стон. Морское существо подавало голос, спрашивая направление движения. Почти в ту же секунду прозвучал ответ. Теперь свой голос подавала скала. Глухой, дребезжащий звук донёсся откуда-то из её основания.
Услышав его, Яттмур вцепилась в Грэна и заплакала. Но помимо её плача, помимо шума дождя и отзвуков голоса скалы, Грэн уловил ещё один, звук, который издаёт человек, когда он сильно напуган. Крик быстро стих. Но этого было достаточно, чтобы Грэн услышал в нём одновременно мольбу и упрёк и узнал его.
— Потерявшиеся тамми! — крикнул он. — Они должны быть где-то рядом.
Он оглянулся по сторонам, прикрывая ладонью глаза от дождя. Вокруг под ударами дождя шевелились листья. Грэн видел только лес, согнувшийся под напором воды. Грэн не двигался. Рыбакам придётся подождать, пока не закончится дождь. И он продолжал стоять, обняв одной рукой Яттмур, и оба они по-прежнему смотрели на море. Но вот серое однообразие было нарушено взметнувшимися волнами.
— О, боги! Чудовище пришло за нами! — выдохнула Яттмур.
Большое омерзительное существо вышло на мелководье и двигалось к берегу. Они увидели, как вода ручьями стекает с его крупной плоской головы. Узкая и большая, похожая на скальную трещину пасть, раскрылась. Яттмур вырвалась из объятий Грэна и, страшно крича, побежала вдоль берега — туда, откуда они пришли.
— Яттмур!
Грэн уже готов был рвануться за ней, как вдруг, неожиданно всем своим весом на него навалился морэл. Какое-то мгновение Грэн стоял, застыв в позе бегуна, полностью парализованный, а потом, потеряв равновесие, повалился на мокрый песок,
“Оставайся на месте, — задребезжал морэл. — Мы явно не нужны чудовищу. Поэтому мы должны остаться и посмотреть, что произойдёт дальше. И если мы не будем шуметь, то все будет в порядке”.
— Но Яттмур…
“Пусть бежит. Ты сможешь найти её позже”.
Сквозь шелест дождя послышались длинные протяжные стоны. Тяжело дыша, существо проползло, оставляя глубокий след на песке, в нескольких ярдах от того места, где лежал Грэн. Глядя на его туловище, размытое пеленой дождя, слыша тяжёлое дыхание и видя то, с каким трудом существо передвигается, Грэн подумал, что перед ним — символ боли из детского сна.
Голова таинственного существа уже скрылась в деревьях. И теперь Грэн видел только туловище, рывками двигавшееся вперёд на своих плавниках, но вскоре исчезло и оно. И, наконец, джунгли поглотили хвост.
“Иди и посмотри, куда оно уползло”, — приказал морэл.
— Нет.
Грэн встал на колени. Бок, на который он упал, был коричневым от налипшего на него песка.
“Делай, что я говорю”, — задребезжал морэл.
Он всегда помнил о своей первоочередной задаче: распространяться и размножаться как можно дальше и как можно больше. И хотя вначале этот человек, благодаря его разуму, казался хорошим выбором, сейчас он не оправдывал надежд; существо, лишённое разума, но обладавшее такой огромной силой, вдруг показалось ему более подходящим объектом. Морэл подтолкнул Грэна вперёд,
Идя вдоль края леса, они подошли к следам, оставленным морским существом. Скорее, они напоминали траншею глубиною в человеческий рост. Грэн опустился на колени; сердце его забилось чаще. Существо не могло уйти далеко; воздух был наполнен солоноватым запахом гнили. Выглянув из-за дерева, он провёл глазами глубокий след.
Полоска джунглей здесь неожиданно обрывалась, а через некоторое расстояние — возобновлялась. Через этот проход след уходил к большой пещере, расположенной у подножия скалы. И хотя размеры пещеры были различимы — она была достаточно большой, чтобы в ней поместилось морское существо, но не больше — пещера была пуста и была похожа на каменный рот, застывший в зевке.
Все ещё недоумевая, Грэн вышел из-за деревьев, чтобы рассмотреть все получше, и тут же увидел несколько, но далеко не всех, Рыбаков. Прижавшись друг к дружке, они сидели под скалой, недалеко от входа в пещеру. В типичной для них манере они нашли себе убежище под скальным выступом, с которого на них сейчас стекал поток воды. Они выглядели донельзя промокшими; жалкими и напуганными. При появлении Грэна они издали панический вопль и в страхе прикрыли руками свои гениталии.
— Идите сюда! — позвал Грэн, по-прежнему оглядываясь в поисках внезапно исчезнувшего морского чудовища.
Несчастные люди-тамми были полностью деморализованы. Грэн узнал этот идиотский крик: так же они кричали, когда увидели чудовище. Теперь они явно хотели убежать от него, двигаясь кругами, как стадо овец, и все время издавая какие-то бессмысленные звуки. Подобная глупость окончательно разозлила Грэна. Он схватил тяжёлый камень.
— А ну, выходите ко мне, пузатые нытики! — крикнул он. — Быстро! Пока чудовище не увидело вас!
— О ужас! О, хозяин! Все ненавидят нас, честных тамми, — заплакали они, толкая друг друга и поворачиваясь к Грэну спиной.
— Вернитесь! — закричал он, выбегая на середину прогалины. — Отойдите от пещеры!
Они не обратили на него никакого внимания. Дружно скуля, они бросились в пещеру, и сразу же внутри её резко зазвучало эхо их крика. Грэн побежал за ними.
Воздух был насквозь пропитан тяжёлым солёным запахом чудовища.
“Уходи отсюда немедленно”, — очнулся морэл, подкрепляя свой приказ судорогой, прошедшей по всему телу Грэна.
Все стены и потолок пещеры были усеяны каменными выступами, каждый из которых заканчивался глазницей, похожей на те, которые были снаружи. И эти глазницы тоже смотрели; как только Рыбаки ткнулись в них, веки открылись и они уставились на Рыбаков; сначала их было немного, затем — все больше и больше.
Поняв, что бежать дальше некуда, Рыбаки повалились в песок и громко запричитали.
— О, большой могущественный бог с крепкой кожей! О, Тот, который быстро бегает и всех ловит! Посмотри, как мы бежали к тебе, когда увидели тебя! Какая большая честь для нас видеть тебя. Мы бежали прямо к тебе, но наши ноги сами понесли нас по неправильному пути. Это все из-за дождя!
А глаза все открывались и открывались, устремляя свои каменные взоры на группу людей. Грэн схватил одного из Рыбаков за волосы и сильным рывком поставил на ноги. Остальные быстро замолчали. Наверняка каждый из них радовался, что досталось не ему.
— А сейчас — слушайте меня внимательно, — сказал Грэн сквозь сжатые зубы. Он начинал ненавидеть этих людишек лютой ненавистью. — Я не хочу зла никому из вас. И я уже говорил вам об этом. Вы все должны немедленно убраться отсюда. Здесь опасно. Все — обратно на берег! Быстро!
— Ты забросаешь нас камнями!
— Неважно, что я сделаю! Выполняйте, что приказано. Пошевеливайтесь! — И, сказав это, он швырнул тамми, которого держал, к выходу из пещеры.
И тут началось то, что осталось в памяти Грэна, как мираж.
В пещере открылись все глаза. Время остановилось. Все стало зелёным. Рыбак, которого отбросил Грэн, встал на одну ногу, развёл руки в стороны и замер в такой нелепой позе, тоже позеленев. Дождь, видимый из пещеры, позеленел. Все стало зелёным и неподвижным.
Все начало уменьшаться, съёживаться, сжиматься. Все превратилось в одну маленькую каплю дождя, падающую бесконечно с небес. Или в песчинку, одну из бесчисленного множества, пересыпающуюся в песочных часах Времени. Или в протон, проносящийся сквозь бесконечный Космос своего бытия. Чтобы, наконец, стать бесконечно необъятным… чтобы достичь бесконечного богатства несуществования… и стать Богом… превратиться в вершину творения, собрав воедино миллиарды миров… пролетая сквозь несотворенные пласты зелёной материи, ожидающей того часа или тысячелетия, когда она будет использована…
Он ведь летел, не так ли? А эти весёлые пятнышки рядом (или не рядом?) с ним, которых он, или не он, а кто-то другой, в другой памяти, когда-то называл “люди-тамми”. И если это был полет, а не что-то совершенно другое, как, например танец или пение, тогда это действительно происходило в этой зелёной вселенной, наполненной удовольствием, в среде, отличной от воздуха, и в пространстве, не изменяющемся во времени. И они парили в свете, излучая свет.
И они были не одни. Здесь было все. Жизнь сменила Время, которое стало Жизнью; Смерть ушла. И все было похожим друг на друга.
В том, другом, неопределённом существовании, о котором сейчас было даже трудно вспомнить, и которое казалось сном во сне, то, другое, существование ассоциировалось с песчаным берегом и серым дождём (серым? он должен быть зелёным, ибо зелёный не имеет сходства), в том существовании были падающая с неба птица и огромное существо, выплывающее из морских глубин… и они прошли сквозь… мираж, и были здесь в пространстве, наполненном удовольствием. И всем казалось, что есть время и место для всего, — они могли расти и развиваться, без борьбы, развиваться вечно, если захочется, — и людям-тамми, и птице, и чудовищу.
Грэн чувствовал, что мираж действует на него не так, как на других. Но это было неважно. Ему было хорошо в этом полёте, где не было ни времени, ни расстояния.
И тем не менее он чувствовал, что отстаёт от других. Скорость его полёта падала. Появилось беспокойство, и он ощутил присутствие временного измерения, иначе он не отставал бы от других. И они бы не оглядывались на него, улыбаясь и кивая головами: птица, животное, люди-тамми. И не расцветали бы буйной зеленью различные растения, заполняя расстояние между ним и его попутчиками. И он бы не гнался за ними, крича и всё равно отставая. И вдруг все то, что он уже успел полюбить, и к чему успел привыкнуть, стало исчезать.
Его охватил страх — страх потерять этот зелёный рай, где так сладко кружится голова. Но миллион глаз сказали “Нет!” и выплюнули его обратно в мир, которому он принадлежал…
Он лежал в пещере, распластавшись на истоптанном песке, раскинув в стороны руки и ноги. Он был один. Над ним миллион каменных глаз с отвращением закрылись, и в его мозгу утихла зелёная музыка. Грэн почувствовал себя жутко одиноким.
По-прежнему шёл дождь. Грэн понял, что его отсутствие, казавшееся ему бесконечно долгим, длилось какое-то мгновение. Время… или что там ещё… было, наверное, субъективным феноменом, механизмом в кровообращении человека, чуждым растениям.
Грэн сел, поражённый собственными мыслями.
— Морэл! — прошептал он.
“Я здесь…”
Последовало долгое молчание. Наконец грибок заговорил.
“У тебя есть разум, Грэн. Поэтому скала не приняла тебя. Нас. Тамми были почти такими же неразумными, как морское животное или птица. Они были приняты. И теперь то, что для нас мираж, для них — реальность. Их приняли”.
И вновь — молчание.
— Приняли куда? — спросил Грэн. — Все было так красиво…
Морэл ответил уклончиво:
“Нынешний век — век растений. Они покрыли зеленью всю Землю, развиваясь и распространяясь очень стремительно. Они приняли различные формы и давно заполнили все возможное экологическое пространство. Земля перенаселена до предела. Везде — растения, которые растут и распространяются бездумно и беспорядочно, усугубляя и без того до предела обострившиеся проблемы произрастания и выживания.
Когда твой дальний предок — человек — правил этой планетой, он знал, что надо делать с заросшей клумбой в его саду. Он или трансплантировал, или просто удалял. Теперь природа каким-то образом изобрела своего собственного садовника. Скалы превратились в передатчики. По-видимому, на побережьях есть много станций, подобных этой,… станций, где неразумное существо, или близкое к нему по своему развитию, может быть принято к последующей передаче; станций, где растения могут быть трансплантированы”.
— Трансплантированы куда? — спросил Грэн, — Где это место?
Ему показалось, что в голове у него прозвучало нечто похожее на вздох.
“Неужели ты не видишь, что это всего лишь мои предположения, Грэн? С тех пор, как мы вместе, я тоже отчасти стал человеком. Многообразие форм жизни — бесконечно. Для тебя солнце — это одно, для цветка совсем другое. В нас море вселяет ужас, а для этого огромного существа, которое мы видели, Невозможно описать то, где мы были, да и как, если всё, что произошло, — очевидно в своей алогичности”.
Грэн неуверенно поднялся на ноги.
— Меня тошнит, — сказал он.
Покачиваясь, он вышел из пещеры.
“Чтобы постичь другие формы существования… проникнуть в другие измерения…” — вещал морэл.
— Ради богов, заткнись! — закричал Грэн. — Зачем мне знать обо всём этом, если оно мне недоступно. Не хочу! Все! О го был мираж. А теперь оставь меня в покое. Меня тошнит.
Дождь был уже не таким сильным. Грэн дошёл до ближайшего дерева и прислонился к нему спиной. Болела голова, слезились глаза, в животе все переворачивалось.
Они сделают паруса из больших листьев и уплывут отсюда — он, Яттмур и четыре оставшихся в живых Рыбака. Они должны уплыть отсюда. Если станет ещё холодней, они сделают себе одежду из этих же больших листьев. Это был далеко не рай, но жить здесь, в общем-то, можно.
Его рвало, когда он услышал крик Яттмур. Он поднял голову, слабо улыбаясь. Она возвращалась, идя не спеша по мокрому берегу.