Страница:
На маленькой, очень пыльной и очень розовой от рассветного солнца станции Гели никто не ждал!
Станция вообще выглядела заброшенной и пустынной. Крохотное здание вокзала, больше похожее на сарай, было не просто закрыто, но дверь и окно были крест-накрест забиты досками.
Гели с сумочкой в руках нерешительно топталась возле груды дорогих кожаных чемоданов и шляпных коробок. Солнце пригревало все жарче. Хотелось пить. Где-то вдалеке жалобно блеяла коза, усугубляя мрачное настроение Гели своими исполненными тоски криками.
Говорил же ей Хельмут, что не стоит брать так много вещей! Если бы не эти вещи – пожалуй, она бы решилась самостоятельно отправиться на поиски неведомого… То есть – на поиски замка. Но нельзя же бросить здесь все свое имущество!
Гели устала стоять, присела на чемодан и загрустила.
Мимо станции, не останавливаясь, прошел поезд – со стороны, противоположной той, откуда приехала Гели. Бесконечная череда товарных вагонов долго-долго тянулась мимо платформы. Гели заметила, что в зарешеченные узенькие окошки из многих вагонов высовывались руки людей, словно пытавшиеся поймать ветер или солнечные лучи… Почему эти люди надумали ехать в товарных вагонах? Должно быть, неудобно и неприятно – в такую-то жару!
Наконец, когда черное отчаяние затопило душу Гели, она услышала гудок автомобиля. Сначала – вдали, потом ближе. И наконец к корявой лесенке, спускающейся с платформы, появился огромный, зеркально-сверкающий автомобиль, в котором сидел молодой офицер СС и двое солдат. Гели радостно подпрыгнула – и тут же, опомнившись, приняла величественно-томную позу, которая, по ее мнению, подходила загадочной и элегантной юной даме, путешествующей в одиночку. Офицер, настороженно озираясь по сторонам, вышел из машины и поднялся на перрон. Гели заметила, что руку он держит над расстегнутой кобурой, а оба солдата подняли автоматы так, словно ожидали нападения.
– Фрейлен Андерс? – бесцветным голосом спросил офицер.
– Да, это я! – гордо кивнула Гели.
– Я – капрал Штиффер. Профессор Хофер прислал меня за вами. Это ваш багаж?
– Да, это все мои вещи.
Офицер нехотя застегнул кобуру, затем взял два чемодана и шляпную коробку. Еще один чемодан и коробку пришлось нести Гели. Она едва не переломала себе каблуки и ноги, когда спускалась по корявым ступенькам. Но офицер не имел возможности поддержать ее.
Когда Гели садилась в машину, один из солдат – тот, что был помоложе – сказал с тоской в голосе:
– Эх, барышня, барышня… Жалко мне вас. Молоденькая, хорошенькая, а ни за что пропадете…
– Заткнись, Иоганн, – вяло огрызнулся офицер.
– Да я-то заткнусь… Да вот барышню жалко. Ее бы сразу на поезд – да обратно! Наверное, когда фрау графиня вызывала ее сюда, она и знать не знала, как все для всех нас обернется.
– Следующий поезд остановится здесь только через пять дней. Профессор Хофер узнавал. Так что ничего не поделаешь… Я попробую определить фрейлен Андерс в гостиницу. Правда, в деревенской гостинице нет тех условий, к которым вы, фрейлен, наверное привыкли. Но там не так опасно…
– Я не боюсь опасностей! – возмутилась Гели. – Я ехала сюда для того, чтобы посмотреть замок и… И… И вовсе не для того, чтобы сидеть в какой-то деревенской гостинице! Я требую, чтобы вы отвезли меня в замок.
– Ну, как хотите, фрейлен Андерс, – криво усмехнулся лейтенант Штиффер.
– Эх, барышня, если бы вы только знали, что в этом замке… – начал было солдат.
Но Штиффер перебил его, грозно возвысив голос:
– Молчать! Мы исполняем секретную миссию и не вправе распространяться о подробностях в разговоре со штатскими. Фрейлен Андерс выразила желание ехать в замок. Значит, мы поедем в замок. Вот и все!
Машина тронулась.
Гели, гордая своей победой, с улыбкой откинулась назад.
…Когда Гели Андерс впервые увидела замок Карди, она не смогла сдержать восторженного крика. Он был великолепен! Стройное и монументальное здание плавно переходило в громоздкие развалины, древние камни поросли не менее древним мхом, по стенам карабкался плющ, тяжелые ворота отворились с натужным скрипением, впуская автомобиль…
Гели тут же вспомнились все романы в которых были описаны замки и даже просто старинные дома, и она представила себя одновременно кроткой Джейн Эйр, подъезжающей к поместью мистера Рочестера, и печальной Консуэло, прибывшей в замок Альберта, второй женой из романа Марлитт, и даже доктором Ватсоном, чьим глазам впервые предстал Баскервилль-холл!
Воображение всколыхнулось и забурлило.
Сколько тайн хранят эти стены?
Сколько скелетов замурованы в потайных комнатах?
Сколько кладов спрятано в стенах?
Наверное, много… Но всех их она сможет найти, если постарается, конечно, и если ей поможет Курт!
А Курт должен ей помочь. Обязательно.
Ведь, если есть замок и есть героиня – прелестная девушка с пытливым умом и душой, готовой к исследованиям, – то должен быть и герой… Мятежный, гордый и загадочный хозяин замка! Сначала героиня непременно примет его за злодея – так всегда бывает в романах. А чистым ангелом покажется ей тот, кто на самом деле – коварный злодей, вожделеющий ее девственной плоти! Но потом все раскроется. Зло будет повержено, а добродетель и любовь восторжествуют.
Часть этого сюжета уже сбылась в их с Куртом жизни. Ведь, когда Курт уронил ее в тачку с навозом, она считала его злодеем и преступником…
Вот только – кто же настоящий злодей?
Или, может, в этом романе будет действовать не злодей, а злодейка? Коварная, развратная, безжалостная… Магда!
В замке Гели встретил Отто Хофер. Он был мрачен и рассеян, сказал, что не сможет уделить ей должного внимания, к тому же они планируют скоро покинуть замок и надо завершить все дела, а ей следует быть серьезной и осмотрительной, не мешать взрослым выполнять их важную работу и не слоняться одной по коридорам, а главное – не спускаться в подземелье! И запирать на ночь комнату.
Гели была в восторге от всех этих рекомендаций: она услышала в речь Отто прежде всего – то, что никто не будет донимать ее и мешать ей, а во-вторых – еще одно подтверждение своим предположениям относительно этого замка… Здесь и в самом деле происходит что-то невероятно интересное! Когда Отто протянул ей шесть серебряных цепочек разной длины и велел надеть их на шею, запястья и талию, восторг Гели достиг высшей точки кипения. Это было так необычно! И так таинственно!
Правда, когда, в ответ на свои вопросы о Курте, Лизе-Лотте и Магде, Гели услышала, что они все больны – ее радость несколько поумерилась. Она-то надеялась встретиться здесь с возлюбленным и делиться всеми открытиями с подругой… Гели попросилась навестить их, но Отто сказал, что это невозможно: болезнь очень заразная. Правда, не опасная, так что гели совершенно незачем плакать и грустить. В замке великолепная библиотека, пусть найдет себе книжечку. Можно и по саду погулять, только до рассвета и после заката выходить из замка нельзя.
Затем Отто отвел Гели в предназначенную для нее комнату и оставил, сказав, что у него больше нет времени.
Гели разобрала вещи, развесила платья, разложила белье по ящикам старинного комода. Немного полежала на кровати – великолепной, широкой, резной, с тяжелым бархатным пологом, основательно поеденным молью. Потом взялась за свой дневник. Она иногда писала о своих мыслях и чувствах в хорошенькую книжечку с кожаным переплетом и золотыми уголками. Пока записей было маловато, но Гели надеялась, что пребывание в замке даст ей материал для целого романа. Но сейчас ничего дельного ей в голову не пришло и она ограничилась записью: “Сегодня прибыла в замок Карди. Здесь все так таинственно!” – и решительно захлопнула дневник. Поднялась с кровати и отправилась исследовать замок.
Библиотека действительно была великолепна. Но не хуже – кабинет, две гостиные – малая и большая, столовая, ванная… Все здесь было по-старинному элегантным и добротным. К великому сожалению Гели, часть комнат солдаты переделали для своих нужд, и все, что там осталось – расписные потолки и украшения на стенах. А в часовню и в склеп ее и вовсе не пустили, заявив, что эти помещения занял доктор Гисслер под свою лабораторию. Доктора Гисслера Гели побаивалась и настаивать на посещении часовни не стала.
Поздним вечером, утомившись исследованием замка и как следует проголодавшись, Гели подошла к одному из солдат, державшемуся на удивление напряженно, и спросила, где можно получить еду. Солдат отправил Гели на кухню, где ей выдали большую миску каши с тушенкой, два куска хлеба, кусок сыра, кусок рулета с вареньем и стакан компота. Гели умяла все это с аппетитом, вызвавшим такой восторг у повара – невысокого курносого парня с совершенно поросячьим лицом – что он выдал ей еще один кусок рулета. Который Гели тут же слопала. Аппетит у нее всегда был хороший – все только диву давались, почему же она такая худая, куда девается все, что она съедает?!
После еды Гели клонило в сон, к тому же за окнами стемнело и лейтенант Штиффер, явившийся на кухню за ужином, очень строго велел ей запереться в своей комнате и в любом случае нигде не оставаться одной. Он сказал, что возле ее комнаты поставят охрану. Гели позабавили все эти предосторожности, но действительно решила пойти спать. Только прежде – последовать совету Отто Хофера и выбрать себе какую-нибудь книгу, чтобы было что почитать перед сном.
В библиотеке стояла кромешная темнота и Гели, сколько не шарила по стене, так и не смогла найти выключатель.
– Сюда электричество так и не провели. Не удосужились, – прозвучал тихий голос.
Настолько тихий, что Гели в первый миг показалось, что этот голос ей чудится: он словно бы звучал прямо у нее в голове!
И в первый момент она не узнала в этом голосе – голос своего возлюбленного Курта.
Но он выступил из темноты, и луч лунного света четко обрисовал его точеный профиль. Гели ахнула от восторга: Курт так невероятно похорошел! Белая кожа его светилась, словно фарфоровая, светлые волосы сверкали начищенным серебром, а глаза… Глаза были – как ослепительные голубые звезды! Прежде Гели и представить себе не могла, что у человека могут так ярко светиться глаза, как они светились сейчас у Курта.
– Я знал, что ты приехала. Сначала хотел позвать тебя в сад, когда стемнеет… А потом решил, что ты наверняка придешь в библиотеку. И здесь мы сможем с тобой встретиться, – с улыбкой сказал Курт. – Видишь, я не ошибся…
Улыбка у него была чуть-чуть печальная, и вообще – что-то новое появилось в нем: новая красота, да, – но и какая-то взрослость… Скорбная складочка между бровей. Чуть опущены уголки рта. Но от этого он сделался только привлекательнее. Теперь он казался уязвимым – и сердце Гели пронзила острая нежность к нему.
– Они мне сказали, что ты болен, – робко пролепетала Гели, вглядываясь в его изменившееся лицо.
– Они сказали тебе правду, – как-то безжизненно ответил Курт. – Но эта болезнь оказалась не очень мучительной… Как видишь, я не прикован к постели.
– Они сказали, что это заразно, – совсем смутившись, прошептала Гели.
– О, да. Это заразно, – усмехнулся Курт.
– Но я не боюсь! – встрепенулась Гели. – Я готова рисковать, лишь бы побыть с тобой… Я соскучилась! – добавила она с решимостью, какой от себя не ожидала.
– Ты славная, – меланхолически улыбнулся Курт. – Какая же ты славная! Нежная, как голубка. И, должно быть, сладенькая, как сахарочек… Как же это я раньше не замечал, как ты прелестна? Подойди ко мне ближе, не бойся!
Гели раскраснелась, смущенная неожиданными комплиментами, и сделала шаг к Курту.
Как сияли его глаза в темноте библиотеки!
Как завораживал его голос!
Он взял ее за руку, склонился и поцеловал: сначала – тыльную сторону ладони, потом – перевернул и провел губами там, где на запястье проступали голубые вены… Он нежно пощипывал губами ее кожу, потом – лизнул, и от этого интимного жеста у Гели мурашки побежали по всему телу. Ей было стыдно и приятно одновременно. Ей хотелось убежать… И остаться рядом с ним навсегда!
– Ты дрожишь. Ты смущена. Глупенькая. Моя прелестная, целомудренная девочка… Скажи, ты ведь любишь меня? – прошептал Курт.
Гели смотрела Курту в лицо, прямо в сияющие глаза, не могла оторвать взгляда… И солгать, глядя в эти невероятные глаза, тоже не могла! Не смогла даже смолчать, хотя именно этого требовали от нее заученные с детства правила приличия. Правда, в этот момент все, чему ее учили, все правила поведения в обществе, все законы взаимоотношений порядочной девушки с достойным молодым человеком – все куда-то отступило, показалось мелким и абсолютно неважным.
– Да. Да, я люблю тебя. Всегда любила, – прошептала Гели.
Курт улыбнулся. Потом взял ее лицо в ладони и долго, долго смотрел. В его глазах крутился ослепительный радужный водоворот, и душу Гели засасывало через этот водоворот в какую-то черную бездну… Она таяла под его взглядом. Растворялась в нем. Когда Курт склонился, чтобы коснуться губами ее губ, Гели в первый момент даже не осознала, что он ее целует… А потом задохнулась от счастья – и от какой-то странной слабости. Курт поцеловал ее! Это все-таки случилось!
Поцелуй лишил Гели последних остатков рассудительности и, когда Курт подхватил ее на руки и понес куда-то по ярко освещенным коридорам, Гели уже не думала и не тревожилась ни о чем. Ей хотелось, чтобы вот так он нес ее целую вечность, прижимая к груди и глядя на нее с торжествующей улыбкой.
Под ярким светом стало видно, что Курт мертвенно-бледен, на щеке у него грязное пятно – словно в земле измазался, и в светлых волосах застряли мелкие комочки земли, и на мундире были следы земли… Должно быть, он вовсе не был болен, а работал. Где-нибудь что-нибудь копал, и это что-нибудь было настолько важным и секретным, что Гели предпочли солгать о его болезни. Да, наверное именно так и было… Иначе – откуда земля?
Курт нес ее по каким-то лестницам – вниз, вниз, вниз – в темноту, но и в темноте он каким-то образом ориентировался безошибочно, и ни разу не споткнулся. В конце концов, он остановился в овальном зале, слабо освещенном лунным светом, лившимся из множества окошек под потолком.
– Скажи мне еще раз – ты любишь меня? – спросил Курт.
– Я люблю тебя, – послушно ответила Гели, глядя ему в глаза.
– Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, – тихо и торжественно сказал Курт, и сердце Гели застучало в предвкушении чего-то желанного и страшного. – Я хочу, чтобы ты принадлежала мне вся… Твое тело, твоя кровь, твоя душа… Вся ты. Я хочу взять тебя. Сейчас. Здесь. Но я хочу, чтобы ты отдалась мне по доброй воле. Я не стану принуждать тебя ни к чему и отпущу… Только скажи “нет”. И ты больше никогда меня не увидишь.
– Нет, Курт, нет! То есть… Да! – пугливо залепетала Гели. – Я хочу принадлежать тебе! Только не уходи… Я так давно тебя люблю! И я знала, что мы когда-нибудь обязательно будем вместе! Только… Я думала – это случится после свадьбы, а не так… Но и так я тоже согласна, ведь идет война и долг всех немецких девушек отдаваться солдатам СС, облегчать им тяготы войны и рожать от них расово полноценных детей, это наш долг перед Германией, и вообще… Я люблю тебя!
Курт беззвучно рассмеялся и обнял ее. Он прижал ее к себе так крепко, что Гели задохнулась в его объятиях, и он впился губами в ее рот, и он целовал ее, целовал – Гели и представить себе не могла прежде, как на самом деле ощущается поцелуй! Потом они оказались на полу, на камнях, но Гели не чувствовала холода, потому что стыд и страсть поочередно обжигали ее: сильные и ловкие пальцы Курта расстегнули на ней блузку, спустили с плеч бретельки комбинации и теперь его губы скользили по ее груди, его руки ласкали ее бедра… Стыд исчез, осталась лишь радость и жар в крови. И даже когда Курт навалился на нее всей тяжестью, и вошел в ее тело, сминая и разрывая, и тупая боль все нарастала, сменяясь острой, – даже тогда Гели чувствовала себя счастливой, потому что она была с ним… И еще – потому что у нее наступило какое-то временное помешательство. Иначе объяснить это было нельзя. Она сдавленно пискнула в первый момент, придавленная тяжестью его тела, но потом – вела себя совершенно бесстыдно, смеялась и прижималась к нему, и целовала его, и плакала от счастья! А он припечатал ее к шершавым плитам пола, он распял ее на холодном камне, и губы его скользили по ее шее, целуя и засасывая, а потом она ощутила остроту его зубов, и боль от укуса, и почувствовала, что Курт прокусил ее кожу, и кровь, горячая кровь потекла по плечу, а он лижет ее кровь, лакает, как кошка… Гели вскрикнула от восторга и ужаса.
А ответом на ее крик стал низкий, звериный вопль:
– Ку-у-урт! Не-е-ет! Нет!
Курта словно что-то рвануло вверх – и в сторону, словно чьи-то могучие руки сорвали его с Гели, приподняв над полом, а потом он покатился по полу, сцепившись с кем-то темным и сильным… И остановился, прижав к полу яростно извивающуюся женщину – Магду! Она рычала и скалилась, глаза ее горели рубиновым пламенем на бледном лице, она была похожа на чудовищного призрака, на демона из преисподней!
Гели застыла в ужасе, приподнявшись на локте, забыв про распахнутую блузку и задранную юбку.
– Как ты мог?! Как ты мог?! Взять ее тело, отдать ей свой жар… Когда у тебя есть я! Ведь я люблю тебя! – завывала Магда. – Я буду любить тебя вечно! Я ради тебя… Все! Я умерла за тебя! А ты… Эту ничтожную, жалкую, уродливую… Ты ведь мог пить ее кровь, просто пить ее кровь – для того она и привезена сюда, чтобы носферату пили ее кровь! Но ты не должен был касаться ее тела…
Магда отчаянно зарыдала.
И Гели почувствовала, как на голове у нее начинают пошевеливаться волосы: слезы, стекавшие из глаз Магды, были кровавыми!
Курт смотрел на Магду холодно и спокойно. Дождался, когда она замолчит. И лишь тогда заговорил:
– Ты не вправе указывать мне, что я должен, а что – нет. Только Хозяин диктует законы. Только его власть я терплю. Нашего общего Хозяина – и моей тайной Хозяйки. А ты… Ты ничтожна вдвойне: ты моя собственность – и его!
– Ты тоже! У тебя двое Хозяев!
– Но я – один из твоих Хозяев. Я помог тебе родиться во мраке… Я подкармливаю тебя своей кровью. Если бы я не давал тебе свою кровь – знаешь, какие муки тебе пришлось бы перенести? Я для тебя – все. Ты для меня – ничто.
– Я люблю тебя!
– Она тоже меня любит. Только она, в отличие от тебя, чиста и невинна. Мне хотелось познать любовь чистого существа прежде, чем я погружусь во мрак навсегда…
– Но теперь она уже не чиста! – хрипло рассмеялась Магда.
– Она чиста. Я лишил ее непорочности – но лишить ее чистоты я бы не мог… Даже если бы захотел – не смог бы. Она – как те дети. Она чиста, Магда. Разве ты не чувствуешь этого? Ее кровь… Как драгоценное вино.
– Ты поделишься со мной ее кровью? Поделишься?!
– Нет. Она вся моя, – с какой-то странной страстью ответил Курт. – Я запрещаю тебе даже думать об этом.
– Я все равно попробую ее крови! Ведь твои вены ею полны! – взвизгнула Магда и впилась в шею Курта, присосалась, жадно чмокая…
Курт оторвал ее и ударил так, что голова ее резко мотнулась в сторону.
– Глупая тварь! Я не успел даже распробовать ее, когда ты явилась, вопя, как очумелая кошка! – прорычал Курт и…
И впился зубами в шею Магды!
Некоторое время он сосал, покачиваясь и постанывая от удовольствия. Гели наблюдала, как Магда становится все бледнее, как блаженная улыбка разливается по ее лицу, как трепещет ее тело – словно в восторге страсти… Или в предсмертных конвульсиях?
Наконец, Курт оторвался от шеи Магды, лизнул ее языком и резко встал.
– Нет, Курт! Подожди! Любимый! Умоляю! – чуть слышно прошептала Магда.
– Я хочу закончить с ней, – Курт кивнул в сторону Гели.
– Да, да… Но позже… А сейчас… Умоляю тебя! Люби меня! Возьми меня, как женщину! Хотя бы один раз! Последний раз! Клянусь тебе, Курт, это будет последний раз! Но еще хотя бы раз… Умоляю…
Извиваясь, Магда принялась сминать кверху подол своего узкого пунцового платья, обнажились стройные белые ноги, полные бедра, словно светившиеся в темноте…
Вот этого Гели уже выдержать не смогла! Она вскочила на ноги, развернулась и побежала. Побежала прямо по коридору, уходящему куда-то во тьму. Стук собственных ног, гулко раздававшийся в подземелье, подгонял ее, и она бежала все быстрее, быстрее, пока грохот сердца и свист дыхания не заглушили этого стука и ей не перестало казаться, будто ее преследуют. Она бежала в кромешной тьме, пока не налетела на стену… Гели рухнула на пол, минутку полежала, оглушенная. Но это был не тупик, а поворот, она быстро разобралась, двигаясь ползком и на ощупь. Когда сердце чуть-чуть успокоилось, она стала прислушиваться. Тишина вокруг была наполнена шорохами, шелестом, где-то капала вода, откуда-то доносилось эхо голосов… Гели поднялась на ноги и прислушалась, пытаясь выбрать направление.
И вдруг – совсем рядом раздался громкий звук, словно бы хруст песка, придавленного тяжелым сапогом!
Вскрикнув, Гели снова понеслась по коридору. Она бежала, бежала, бежала… Пока не зацепилась за что-то ногой. Кажется, по инерции бега она пролетела довольно далеко вперед – и с силой врезалась в пол. Боль оглушила ее, перед глазами вспыхнули оранжевые всполохи… И пропали.
Сколько времени лежала она без чувств – Гели не знала.
Наконец, она начала осознавать себя.
Твердый холод и сырость камней, на которых лежала. Жжение в разбитых коленках и ладонях. Тупую боль в ушибленной голове. Головокружение… И невыносимое страдание души!
Она была в темноте.
Одна.
А Курт превратился в чудовище.
И он совсем не любил ее.
Он просто хотел выпить ее кровь…
Гели разрыдалась – привычно, в голос! – и замолчала, испугавшись покатившегося по подземелью эха. Но слезы рвались изнутри, сдержать их она была не в силах, и тогда принялась плакать – тихо, совсем тихо, давясь слезами, поскуливая, как щеночек.
Она получила все, о чем мечтала. Поцелуи Курта – и даже больше, чем поцелуи! Приключения в старинном замке – даже больше, чем просто приключения, мало кто из героев любимых ею книг переживал такое! Раскрытие тайны, ужасной тайны, о которой она бы и помыслить не могла, даже в самых фантастических мечтах… Она получила все, о чем мечтала. Все – и даже больше. Но как же ей теперь плохо от этого!
Гели плакала, а тьма перед ее залитыми слезами глазами вдруг расцвела многоцветьем радуги… И Гели не сразу поняла, что сгусток слабого света, словно бы парящий во тьме коридора, является вовсе не обманом зрения, а самой что ни на есть реальностью!
Гели поднялась на колени, напряженно вглядываясь во тьму. Она не знала, радоваться ли ей спасению или бежать отсюда прочь… Быть может, это светится фонарик? Быть может, кто-то хватился ее и выслал солдат на поиски? Но для фонарика этот свет был слишком бледным!
Свет – или, правильнее сказать, бледное свечение – все приближался, и Гели в конце концов разглядела, что источником его является лицо! Хорошенькое женское личико в обрамлении темных волос, тонкая шейка, точеные плечики и полуобнаженная грудь, и обнаженные изящные руки – все светилось в темноте бледной фосфорной белизной. И на белом лице ярко полыхали темные, с каким-то странным рубиновым отблеском глаза, и алые губы, и белоснежные зубы, приоткрытые в улыбке. В этом свете нельзя было разглядеть волос или платья. И даже черты светящегося лица Гели разобрала не сразу. Гели была так удивлена уже самим фактом свечения, исходящего от кожи женщины в этой кромешной тьме – где сама она собственную руку-то не могла разглядеть, даже вплотную поднеся к лицу! – что почти не удивилась, когда узнала в сияющей женщине Лизе-Лотту. В конце концов, Лизе-Лотта тоже была в этом замке. И, хотя Гели сказали, что она больна… И Курт болен, и Магда…
Видимо, пережитое потрясение и ушибы очень плохо подействовали на умственные способности Гели. Во всяком случае, впоследствии, вспоминая все обстоятельства того страшного дня, Гели сама на себя удивлялась: как она могла не сопоставить факты? Ведь из троих людей, о которых ей говорили, будто они больны, – двое превратились в чудовищ! И странное свечение, исходящее от Лизе-Лотты, и тот факт, что пугливая Лизе-Лотта преспокойно разгуливает во тьме подземелья – все это должно было навести Гели на соответствующие размышления!
Но – не навело.
Гели обрадовалась, узнав в светящейся женщине – свою старшую подругу. Да что там – обрадовалась! Ее захлестнул прилив счастья! Если бы не головокружение, она сама бы бросилась на встречу любимой подруге и заключила бы ее в объятия… А так – пришлось ждать, когда улыбающаяся Лизе-Лотта приблизится к ней.
– Девочка моя! Бедная моя девочка! Опять он тебя обидел? – прошелестел знакомый, родной, любимый, бесконечно мелодичный, странно тихий голос Лизе-Лотты.
Тихий настолько, что Гели казалось – он звучит только для нее, внутри ее головы.
– Фрау Лизе-Лотта! Миленькая! Как же я рада вас видеть! – всхлипнула Гели, протягивая руки к Лизе-Лотте.
– Я тоже… Так рада тебя здесь видеть… Почему ты плачешь? – спросила Лизе-Лотта, заключая Гели в объятия настолько нежные и легкие, что Гели их почти не ощутила, хотя и видела, что Лизе-Лотта обнимает ее.
– Мне так плохо… Я так боюсь! – пролепетала Гели.
– Я утешу тебя… Ты забудешь все свои горести… Обещаю! Ты ведь веришь мне, милая? Ты мне веришь? – ворковала Лизе-Лотта.
Станция вообще выглядела заброшенной и пустынной. Крохотное здание вокзала, больше похожее на сарай, было не просто закрыто, но дверь и окно были крест-накрест забиты досками.
Гели с сумочкой в руках нерешительно топталась возле груды дорогих кожаных чемоданов и шляпных коробок. Солнце пригревало все жарче. Хотелось пить. Где-то вдалеке жалобно блеяла коза, усугубляя мрачное настроение Гели своими исполненными тоски криками.
Говорил же ей Хельмут, что не стоит брать так много вещей! Если бы не эти вещи – пожалуй, она бы решилась самостоятельно отправиться на поиски неведомого… То есть – на поиски замка. Но нельзя же бросить здесь все свое имущество!
Гели устала стоять, присела на чемодан и загрустила.
Мимо станции, не останавливаясь, прошел поезд – со стороны, противоположной той, откуда приехала Гели. Бесконечная череда товарных вагонов долго-долго тянулась мимо платформы. Гели заметила, что в зарешеченные узенькие окошки из многих вагонов высовывались руки людей, словно пытавшиеся поймать ветер или солнечные лучи… Почему эти люди надумали ехать в товарных вагонах? Должно быть, неудобно и неприятно – в такую-то жару!
Наконец, когда черное отчаяние затопило душу Гели, она услышала гудок автомобиля. Сначала – вдали, потом ближе. И наконец к корявой лесенке, спускающейся с платформы, появился огромный, зеркально-сверкающий автомобиль, в котором сидел молодой офицер СС и двое солдат. Гели радостно подпрыгнула – и тут же, опомнившись, приняла величественно-томную позу, которая, по ее мнению, подходила загадочной и элегантной юной даме, путешествующей в одиночку. Офицер, настороженно озираясь по сторонам, вышел из машины и поднялся на перрон. Гели заметила, что руку он держит над расстегнутой кобурой, а оба солдата подняли автоматы так, словно ожидали нападения.
– Фрейлен Андерс? – бесцветным голосом спросил офицер.
– Да, это я! – гордо кивнула Гели.
– Я – капрал Штиффер. Профессор Хофер прислал меня за вами. Это ваш багаж?
– Да, это все мои вещи.
Офицер нехотя застегнул кобуру, затем взял два чемодана и шляпную коробку. Еще один чемодан и коробку пришлось нести Гели. Она едва не переломала себе каблуки и ноги, когда спускалась по корявым ступенькам. Но офицер не имел возможности поддержать ее.
Когда Гели садилась в машину, один из солдат – тот, что был помоложе – сказал с тоской в голосе:
– Эх, барышня, барышня… Жалко мне вас. Молоденькая, хорошенькая, а ни за что пропадете…
– Заткнись, Иоганн, – вяло огрызнулся офицер.
– Да я-то заткнусь… Да вот барышню жалко. Ее бы сразу на поезд – да обратно! Наверное, когда фрау графиня вызывала ее сюда, она и знать не знала, как все для всех нас обернется.
– Следующий поезд остановится здесь только через пять дней. Профессор Хофер узнавал. Так что ничего не поделаешь… Я попробую определить фрейлен Андерс в гостиницу. Правда, в деревенской гостинице нет тех условий, к которым вы, фрейлен, наверное привыкли. Но там не так опасно…
– Я не боюсь опасностей! – возмутилась Гели. – Я ехала сюда для того, чтобы посмотреть замок и… И… И вовсе не для того, чтобы сидеть в какой-то деревенской гостинице! Я требую, чтобы вы отвезли меня в замок.
– Ну, как хотите, фрейлен Андерс, – криво усмехнулся лейтенант Штиффер.
– Эх, барышня, если бы вы только знали, что в этом замке… – начал было солдат.
Но Штиффер перебил его, грозно возвысив голос:
– Молчать! Мы исполняем секретную миссию и не вправе распространяться о подробностях в разговоре со штатскими. Фрейлен Андерс выразила желание ехать в замок. Значит, мы поедем в замок. Вот и все!
Машина тронулась.
Гели, гордая своей победой, с улыбкой откинулась назад.
…Когда Гели Андерс впервые увидела замок Карди, она не смогла сдержать восторженного крика. Он был великолепен! Стройное и монументальное здание плавно переходило в громоздкие развалины, древние камни поросли не менее древним мхом, по стенам карабкался плющ, тяжелые ворота отворились с натужным скрипением, впуская автомобиль…
Гели тут же вспомнились все романы в которых были описаны замки и даже просто старинные дома, и она представила себя одновременно кроткой Джейн Эйр, подъезжающей к поместью мистера Рочестера, и печальной Консуэло, прибывшей в замок Альберта, второй женой из романа Марлитт, и даже доктором Ватсоном, чьим глазам впервые предстал Баскервилль-холл!
Воображение всколыхнулось и забурлило.
Сколько тайн хранят эти стены?
Сколько скелетов замурованы в потайных комнатах?
Сколько кладов спрятано в стенах?
Наверное, много… Но всех их она сможет найти, если постарается, конечно, и если ей поможет Курт!
А Курт должен ей помочь. Обязательно.
Ведь, если есть замок и есть героиня – прелестная девушка с пытливым умом и душой, готовой к исследованиям, – то должен быть и герой… Мятежный, гордый и загадочный хозяин замка! Сначала героиня непременно примет его за злодея – так всегда бывает в романах. А чистым ангелом покажется ей тот, кто на самом деле – коварный злодей, вожделеющий ее девственной плоти! Но потом все раскроется. Зло будет повержено, а добродетель и любовь восторжествуют.
Часть этого сюжета уже сбылась в их с Куртом жизни. Ведь, когда Курт уронил ее в тачку с навозом, она считала его злодеем и преступником…
Вот только – кто же настоящий злодей?
Или, может, в этом романе будет действовать не злодей, а злодейка? Коварная, развратная, безжалостная… Магда!
В замке Гели встретил Отто Хофер. Он был мрачен и рассеян, сказал, что не сможет уделить ей должного внимания, к тому же они планируют скоро покинуть замок и надо завершить все дела, а ей следует быть серьезной и осмотрительной, не мешать взрослым выполнять их важную работу и не слоняться одной по коридорам, а главное – не спускаться в подземелье! И запирать на ночь комнату.
Гели была в восторге от всех этих рекомендаций: она услышала в речь Отто прежде всего – то, что никто не будет донимать ее и мешать ей, а во-вторых – еще одно подтверждение своим предположениям относительно этого замка… Здесь и в самом деле происходит что-то невероятно интересное! Когда Отто протянул ей шесть серебряных цепочек разной длины и велел надеть их на шею, запястья и талию, восторг Гели достиг высшей точки кипения. Это было так необычно! И так таинственно!
Правда, когда, в ответ на свои вопросы о Курте, Лизе-Лотте и Магде, Гели услышала, что они все больны – ее радость несколько поумерилась. Она-то надеялась встретиться здесь с возлюбленным и делиться всеми открытиями с подругой… Гели попросилась навестить их, но Отто сказал, что это невозможно: болезнь очень заразная. Правда, не опасная, так что гели совершенно незачем плакать и грустить. В замке великолепная библиотека, пусть найдет себе книжечку. Можно и по саду погулять, только до рассвета и после заката выходить из замка нельзя.
Затем Отто отвел Гели в предназначенную для нее комнату и оставил, сказав, что у него больше нет времени.
Гели разобрала вещи, развесила платья, разложила белье по ящикам старинного комода. Немного полежала на кровати – великолепной, широкой, резной, с тяжелым бархатным пологом, основательно поеденным молью. Потом взялась за свой дневник. Она иногда писала о своих мыслях и чувствах в хорошенькую книжечку с кожаным переплетом и золотыми уголками. Пока записей было маловато, но Гели надеялась, что пребывание в замке даст ей материал для целого романа. Но сейчас ничего дельного ей в голову не пришло и она ограничилась записью: “Сегодня прибыла в замок Карди. Здесь все так таинственно!” – и решительно захлопнула дневник. Поднялась с кровати и отправилась исследовать замок.
Библиотека действительно была великолепна. Но не хуже – кабинет, две гостиные – малая и большая, столовая, ванная… Все здесь было по-старинному элегантным и добротным. К великому сожалению Гели, часть комнат солдаты переделали для своих нужд, и все, что там осталось – расписные потолки и украшения на стенах. А в часовню и в склеп ее и вовсе не пустили, заявив, что эти помещения занял доктор Гисслер под свою лабораторию. Доктора Гисслера Гели побаивалась и настаивать на посещении часовни не стала.
Поздним вечером, утомившись исследованием замка и как следует проголодавшись, Гели подошла к одному из солдат, державшемуся на удивление напряженно, и спросила, где можно получить еду. Солдат отправил Гели на кухню, где ей выдали большую миску каши с тушенкой, два куска хлеба, кусок сыра, кусок рулета с вареньем и стакан компота. Гели умяла все это с аппетитом, вызвавшим такой восторг у повара – невысокого курносого парня с совершенно поросячьим лицом – что он выдал ей еще один кусок рулета. Который Гели тут же слопала. Аппетит у нее всегда был хороший – все только диву давались, почему же она такая худая, куда девается все, что она съедает?!
После еды Гели клонило в сон, к тому же за окнами стемнело и лейтенант Штиффер, явившийся на кухню за ужином, очень строго велел ей запереться в своей комнате и в любом случае нигде не оставаться одной. Он сказал, что возле ее комнаты поставят охрану. Гели позабавили все эти предосторожности, но действительно решила пойти спать. Только прежде – последовать совету Отто Хофера и выбрать себе какую-нибудь книгу, чтобы было что почитать перед сном.
В библиотеке стояла кромешная темнота и Гели, сколько не шарила по стене, так и не смогла найти выключатель.
– Сюда электричество так и не провели. Не удосужились, – прозвучал тихий голос.
Настолько тихий, что Гели в первый миг показалось, что этот голос ей чудится: он словно бы звучал прямо у нее в голове!
И в первый момент она не узнала в этом голосе – голос своего возлюбленного Курта.
Но он выступил из темноты, и луч лунного света четко обрисовал его точеный профиль. Гели ахнула от восторга: Курт так невероятно похорошел! Белая кожа его светилась, словно фарфоровая, светлые волосы сверкали начищенным серебром, а глаза… Глаза были – как ослепительные голубые звезды! Прежде Гели и представить себе не могла, что у человека могут так ярко светиться глаза, как они светились сейчас у Курта.
– Я знал, что ты приехала. Сначала хотел позвать тебя в сад, когда стемнеет… А потом решил, что ты наверняка придешь в библиотеку. И здесь мы сможем с тобой встретиться, – с улыбкой сказал Курт. – Видишь, я не ошибся…
Улыбка у него была чуть-чуть печальная, и вообще – что-то новое появилось в нем: новая красота, да, – но и какая-то взрослость… Скорбная складочка между бровей. Чуть опущены уголки рта. Но от этого он сделался только привлекательнее. Теперь он казался уязвимым – и сердце Гели пронзила острая нежность к нему.
– Они мне сказали, что ты болен, – робко пролепетала Гели, вглядываясь в его изменившееся лицо.
– Они сказали тебе правду, – как-то безжизненно ответил Курт. – Но эта болезнь оказалась не очень мучительной… Как видишь, я не прикован к постели.
– Они сказали, что это заразно, – совсем смутившись, прошептала Гели.
– О, да. Это заразно, – усмехнулся Курт.
– Но я не боюсь! – встрепенулась Гели. – Я готова рисковать, лишь бы побыть с тобой… Я соскучилась! – добавила она с решимостью, какой от себя не ожидала.
– Ты славная, – меланхолически улыбнулся Курт. – Какая же ты славная! Нежная, как голубка. И, должно быть, сладенькая, как сахарочек… Как же это я раньше не замечал, как ты прелестна? Подойди ко мне ближе, не бойся!
Гели раскраснелась, смущенная неожиданными комплиментами, и сделала шаг к Курту.
Как сияли его глаза в темноте библиотеки!
Как завораживал его голос!
Он взял ее за руку, склонился и поцеловал: сначала – тыльную сторону ладони, потом – перевернул и провел губами там, где на запястье проступали голубые вены… Он нежно пощипывал губами ее кожу, потом – лизнул, и от этого интимного жеста у Гели мурашки побежали по всему телу. Ей было стыдно и приятно одновременно. Ей хотелось убежать… И остаться рядом с ним навсегда!
– Ты дрожишь. Ты смущена. Глупенькая. Моя прелестная, целомудренная девочка… Скажи, ты ведь любишь меня? – прошептал Курт.
Гели смотрела Курту в лицо, прямо в сияющие глаза, не могла оторвать взгляда… И солгать, глядя в эти невероятные глаза, тоже не могла! Не смогла даже смолчать, хотя именно этого требовали от нее заученные с детства правила приличия. Правда, в этот момент все, чему ее учили, все правила поведения в обществе, все законы взаимоотношений порядочной девушки с достойным молодым человеком – все куда-то отступило, показалось мелким и абсолютно неважным.
– Да. Да, я люблю тебя. Всегда любила, – прошептала Гели.
Курт улыбнулся. Потом взял ее лицо в ладони и долго, долго смотрел. В его глазах крутился ослепительный радужный водоворот, и душу Гели засасывало через этот водоворот в какую-то черную бездну… Она таяла под его взглядом. Растворялась в нем. Когда Курт склонился, чтобы коснуться губами ее губ, Гели в первый момент даже не осознала, что он ее целует… А потом задохнулась от счастья – и от какой-то странной слабости. Курт поцеловал ее! Это все-таки случилось!
Поцелуй лишил Гели последних остатков рассудительности и, когда Курт подхватил ее на руки и понес куда-то по ярко освещенным коридорам, Гели уже не думала и не тревожилась ни о чем. Ей хотелось, чтобы вот так он нес ее целую вечность, прижимая к груди и глядя на нее с торжествующей улыбкой.
Под ярким светом стало видно, что Курт мертвенно-бледен, на щеке у него грязное пятно – словно в земле измазался, и в светлых волосах застряли мелкие комочки земли, и на мундире были следы земли… Должно быть, он вовсе не был болен, а работал. Где-нибудь что-нибудь копал, и это что-нибудь было настолько важным и секретным, что Гели предпочли солгать о его болезни. Да, наверное именно так и было… Иначе – откуда земля?
Курт нес ее по каким-то лестницам – вниз, вниз, вниз – в темноту, но и в темноте он каким-то образом ориентировался безошибочно, и ни разу не споткнулся. В конце концов, он остановился в овальном зале, слабо освещенном лунным светом, лившимся из множества окошек под потолком.
– Скажи мне еще раз – ты любишь меня? – спросил Курт.
– Я люблю тебя, – послушно ответила Гели, глядя ему в глаза.
– Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, – тихо и торжественно сказал Курт, и сердце Гели застучало в предвкушении чего-то желанного и страшного. – Я хочу, чтобы ты принадлежала мне вся… Твое тело, твоя кровь, твоя душа… Вся ты. Я хочу взять тебя. Сейчас. Здесь. Но я хочу, чтобы ты отдалась мне по доброй воле. Я не стану принуждать тебя ни к чему и отпущу… Только скажи “нет”. И ты больше никогда меня не увидишь.
– Нет, Курт, нет! То есть… Да! – пугливо залепетала Гели. – Я хочу принадлежать тебе! Только не уходи… Я так давно тебя люблю! И я знала, что мы когда-нибудь обязательно будем вместе! Только… Я думала – это случится после свадьбы, а не так… Но и так я тоже согласна, ведь идет война и долг всех немецких девушек отдаваться солдатам СС, облегчать им тяготы войны и рожать от них расово полноценных детей, это наш долг перед Германией, и вообще… Я люблю тебя!
Курт беззвучно рассмеялся и обнял ее. Он прижал ее к себе так крепко, что Гели задохнулась в его объятиях, и он впился губами в ее рот, и он целовал ее, целовал – Гели и представить себе не могла прежде, как на самом деле ощущается поцелуй! Потом они оказались на полу, на камнях, но Гели не чувствовала холода, потому что стыд и страсть поочередно обжигали ее: сильные и ловкие пальцы Курта расстегнули на ней блузку, спустили с плеч бретельки комбинации и теперь его губы скользили по ее груди, его руки ласкали ее бедра… Стыд исчез, осталась лишь радость и жар в крови. И даже когда Курт навалился на нее всей тяжестью, и вошел в ее тело, сминая и разрывая, и тупая боль все нарастала, сменяясь острой, – даже тогда Гели чувствовала себя счастливой, потому что она была с ним… И еще – потому что у нее наступило какое-то временное помешательство. Иначе объяснить это было нельзя. Она сдавленно пискнула в первый момент, придавленная тяжестью его тела, но потом – вела себя совершенно бесстыдно, смеялась и прижималась к нему, и целовала его, и плакала от счастья! А он припечатал ее к шершавым плитам пола, он распял ее на холодном камне, и губы его скользили по ее шее, целуя и засасывая, а потом она ощутила остроту его зубов, и боль от укуса, и почувствовала, что Курт прокусил ее кожу, и кровь, горячая кровь потекла по плечу, а он лижет ее кровь, лакает, как кошка… Гели вскрикнула от восторга и ужаса.
А ответом на ее крик стал низкий, звериный вопль:
– Ку-у-урт! Не-е-ет! Нет!
Курта словно что-то рвануло вверх – и в сторону, словно чьи-то могучие руки сорвали его с Гели, приподняв над полом, а потом он покатился по полу, сцепившись с кем-то темным и сильным… И остановился, прижав к полу яростно извивающуюся женщину – Магду! Она рычала и скалилась, глаза ее горели рубиновым пламенем на бледном лице, она была похожа на чудовищного призрака, на демона из преисподней!
Гели застыла в ужасе, приподнявшись на локте, забыв про распахнутую блузку и задранную юбку.
– Как ты мог?! Как ты мог?! Взять ее тело, отдать ей свой жар… Когда у тебя есть я! Ведь я люблю тебя! – завывала Магда. – Я буду любить тебя вечно! Я ради тебя… Все! Я умерла за тебя! А ты… Эту ничтожную, жалкую, уродливую… Ты ведь мог пить ее кровь, просто пить ее кровь – для того она и привезена сюда, чтобы носферату пили ее кровь! Но ты не должен был касаться ее тела…
Магда отчаянно зарыдала.
И Гели почувствовала, как на голове у нее начинают пошевеливаться волосы: слезы, стекавшие из глаз Магды, были кровавыми!
Курт смотрел на Магду холодно и спокойно. Дождался, когда она замолчит. И лишь тогда заговорил:
– Ты не вправе указывать мне, что я должен, а что – нет. Только Хозяин диктует законы. Только его власть я терплю. Нашего общего Хозяина – и моей тайной Хозяйки. А ты… Ты ничтожна вдвойне: ты моя собственность – и его!
– Ты тоже! У тебя двое Хозяев!
– Но я – один из твоих Хозяев. Я помог тебе родиться во мраке… Я подкармливаю тебя своей кровью. Если бы я не давал тебе свою кровь – знаешь, какие муки тебе пришлось бы перенести? Я для тебя – все. Ты для меня – ничто.
– Я люблю тебя!
– Она тоже меня любит. Только она, в отличие от тебя, чиста и невинна. Мне хотелось познать любовь чистого существа прежде, чем я погружусь во мрак навсегда…
– Но теперь она уже не чиста! – хрипло рассмеялась Магда.
– Она чиста. Я лишил ее непорочности – но лишить ее чистоты я бы не мог… Даже если бы захотел – не смог бы. Она – как те дети. Она чиста, Магда. Разве ты не чувствуешь этого? Ее кровь… Как драгоценное вино.
– Ты поделишься со мной ее кровью? Поделишься?!
– Нет. Она вся моя, – с какой-то странной страстью ответил Курт. – Я запрещаю тебе даже думать об этом.
– Я все равно попробую ее крови! Ведь твои вены ею полны! – взвизгнула Магда и впилась в шею Курта, присосалась, жадно чмокая…
Курт оторвал ее и ударил так, что голова ее резко мотнулась в сторону.
– Глупая тварь! Я не успел даже распробовать ее, когда ты явилась, вопя, как очумелая кошка! – прорычал Курт и…
И впился зубами в шею Магды!
Некоторое время он сосал, покачиваясь и постанывая от удовольствия. Гели наблюдала, как Магда становится все бледнее, как блаженная улыбка разливается по ее лицу, как трепещет ее тело – словно в восторге страсти… Или в предсмертных конвульсиях?
Наконец, Курт оторвался от шеи Магды, лизнул ее языком и резко встал.
– Нет, Курт! Подожди! Любимый! Умоляю! – чуть слышно прошептала Магда.
– Я хочу закончить с ней, – Курт кивнул в сторону Гели.
– Да, да… Но позже… А сейчас… Умоляю тебя! Люби меня! Возьми меня, как женщину! Хотя бы один раз! Последний раз! Клянусь тебе, Курт, это будет последний раз! Но еще хотя бы раз… Умоляю…
Извиваясь, Магда принялась сминать кверху подол своего узкого пунцового платья, обнажились стройные белые ноги, полные бедра, словно светившиеся в темноте…
Вот этого Гели уже выдержать не смогла! Она вскочила на ноги, развернулась и побежала. Побежала прямо по коридору, уходящему куда-то во тьму. Стук собственных ног, гулко раздававшийся в подземелье, подгонял ее, и она бежала все быстрее, быстрее, пока грохот сердца и свист дыхания не заглушили этого стука и ей не перестало казаться, будто ее преследуют. Она бежала в кромешной тьме, пока не налетела на стену… Гели рухнула на пол, минутку полежала, оглушенная. Но это был не тупик, а поворот, она быстро разобралась, двигаясь ползком и на ощупь. Когда сердце чуть-чуть успокоилось, она стала прислушиваться. Тишина вокруг была наполнена шорохами, шелестом, где-то капала вода, откуда-то доносилось эхо голосов… Гели поднялась на ноги и прислушалась, пытаясь выбрать направление.
И вдруг – совсем рядом раздался громкий звук, словно бы хруст песка, придавленного тяжелым сапогом!
Вскрикнув, Гели снова понеслась по коридору. Она бежала, бежала, бежала… Пока не зацепилась за что-то ногой. Кажется, по инерции бега она пролетела довольно далеко вперед – и с силой врезалась в пол. Боль оглушила ее, перед глазами вспыхнули оранжевые всполохи… И пропали.
Сколько времени лежала она без чувств – Гели не знала.
Наконец, она начала осознавать себя.
Твердый холод и сырость камней, на которых лежала. Жжение в разбитых коленках и ладонях. Тупую боль в ушибленной голове. Головокружение… И невыносимое страдание души!
Она была в темноте.
Одна.
А Курт превратился в чудовище.
И он совсем не любил ее.
Он просто хотел выпить ее кровь…
Гели разрыдалась – привычно, в голос! – и замолчала, испугавшись покатившегося по подземелью эха. Но слезы рвались изнутри, сдержать их она была не в силах, и тогда принялась плакать – тихо, совсем тихо, давясь слезами, поскуливая, как щеночек.
Она получила все, о чем мечтала. Поцелуи Курта – и даже больше, чем поцелуи! Приключения в старинном замке – даже больше, чем просто приключения, мало кто из героев любимых ею книг переживал такое! Раскрытие тайны, ужасной тайны, о которой она бы и помыслить не могла, даже в самых фантастических мечтах… Она получила все, о чем мечтала. Все – и даже больше. Но как же ей теперь плохо от этого!
Гели плакала, а тьма перед ее залитыми слезами глазами вдруг расцвела многоцветьем радуги… И Гели не сразу поняла, что сгусток слабого света, словно бы парящий во тьме коридора, является вовсе не обманом зрения, а самой что ни на есть реальностью!
Гели поднялась на колени, напряженно вглядываясь во тьму. Она не знала, радоваться ли ей спасению или бежать отсюда прочь… Быть может, это светится фонарик? Быть может, кто-то хватился ее и выслал солдат на поиски? Но для фонарика этот свет был слишком бледным!
Свет – или, правильнее сказать, бледное свечение – все приближался, и Гели в конце концов разглядела, что источником его является лицо! Хорошенькое женское личико в обрамлении темных волос, тонкая шейка, точеные плечики и полуобнаженная грудь, и обнаженные изящные руки – все светилось в темноте бледной фосфорной белизной. И на белом лице ярко полыхали темные, с каким-то странным рубиновым отблеском глаза, и алые губы, и белоснежные зубы, приоткрытые в улыбке. В этом свете нельзя было разглядеть волос или платья. И даже черты светящегося лица Гели разобрала не сразу. Гели была так удивлена уже самим фактом свечения, исходящего от кожи женщины в этой кромешной тьме – где сама она собственную руку-то не могла разглядеть, даже вплотную поднеся к лицу! – что почти не удивилась, когда узнала в сияющей женщине Лизе-Лотту. В конце концов, Лизе-Лотта тоже была в этом замке. И, хотя Гели сказали, что она больна… И Курт болен, и Магда…
Видимо, пережитое потрясение и ушибы очень плохо подействовали на умственные способности Гели. Во всяком случае, впоследствии, вспоминая все обстоятельства того страшного дня, Гели сама на себя удивлялась: как она могла не сопоставить факты? Ведь из троих людей, о которых ей говорили, будто они больны, – двое превратились в чудовищ! И странное свечение, исходящее от Лизе-Лотты, и тот факт, что пугливая Лизе-Лотта преспокойно разгуливает во тьме подземелья – все это должно было навести Гели на соответствующие размышления!
Но – не навело.
Гели обрадовалась, узнав в светящейся женщине – свою старшую подругу. Да что там – обрадовалась! Ее захлестнул прилив счастья! Если бы не головокружение, она сама бы бросилась на встречу любимой подруге и заключила бы ее в объятия… А так – пришлось ждать, когда улыбающаяся Лизе-Лотта приблизится к ней.
– Девочка моя! Бедная моя девочка! Опять он тебя обидел? – прошелестел знакомый, родной, любимый, бесконечно мелодичный, странно тихий голос Лизе-Лотты.
Тихий настолько, что Гели казалось – он звучит только для нее, внутри ее головы.
– Фрау Лизе-Лотта! Миленькая! Как же я рада вас видеть! – всхлипнула Гели, протягивая руки к Лизе-Лотте.
– Я тоже… Так рада тебя здесь видеть… Почему ты плачешь? – спросила Лизе-Лотта, заключая Гели в объятия настолько нежные и легкие, что Гели их почти не ощутила, хотя и видела, что Лизе-Лотта обнимает ее.
– Мне так плохо… Я так боюсь! – пролепетала Гели.
– Я утешу тебя… Ты забудешь все свои горести… Обещаю! Ты ведь веришь мне, милая? Ты мне веришь? – ворковала Лизе-Лотта.