Страница:
Но хитрая Магда тут же сообщила, что с этим карпатским замком связаны какие-то жуткие легенды, и экспедиция направляется, собственно говоря, эти легенды исследовать. Ведь Гели так завидовала тем, кто ездил на Памир, и тем кто искал меч Экскалибур, святой Грааль или место упокоения Фридриха Барбароссы! Так вот, эта экспедиция – сродни вышеперечисленным, только куда комфортнее. У Гели даже будет своя комната в замке. И библиотека там великолепная. И Курт тоже принимает участие в исследованиях. Магда не может выдать государственную тайну и объяснить, зачем доктору Гисслеру понадобился Курт, так что пусть Гели удовлетворится самим фактом его присутствия в замке… Она ведь любит… э-э-э… общаться с Куртом, верно? К тому же эта зануда Лизе-Лотта Гисслер тоже поедет в замок – в качестве прислуги, няньки и сиделки при своем дедушке. Доктор Гисслер и шагу не может сделать без внучки. А ведь Гели, кажется, питает какую-то странную привязанность к этой женщине… Несмотря на все, что она, Магда, ей о Лизе-Лотте рассказала…
В общем, умела Магда соблазнять.
И Гели соблазнилась.
К концу беседы она уже грезила предстоящей поездкой.
Таинственный замок, и Курт, и Лизе-Лотта!
Это обещалось стать лучшим приключением в ее жизни… И, возможно, последним. Потому что ей уже семнадцать, а когда исполнится двадцать, она станет слишком старой для приключений – или для того, чтобы получать от них удовольствие.
Так что упрашивать Хельмута Магде не пришлось.
Его упрашивала сама Гели.
А потом долго не могла заснуть и едва не пела от счастья – запела бы, если бы Магда не критиковала ее так часто за отсутствие слуха – потому что счастье переполняло ее сердце и готово было выплеснуться в мир, неожиданно ставший волнующе-прекрасным.
Таинственный замок в Карпатах!
Что там?
Привидения?
Или, быть может, они будут искать какой-нибудь древний артефакт, благодаря которому немецкая армия станет непобедимой?
Или, возможно, магическую книгу?
Все это было прекрасно в равной степени, и Гели не терпелось скорее приступить к поискам, хотя Магда и не обещала ей непосредственного участия.
Но самое главное – там будет Курт! Ее единственная любовь!
До сих пор Курт был слишком занят войной и светской жизнью, а в тот единственный раз, когда они с Гели оказались в романтической обстановке – на свадьбе в замке Гогенцоллернов – она была еще совсем девчонкой и он не мог обратить на нее внимания, потому что не видел в ней женщину… Но теперь-то увидит, обязательно увидит, и наконец поймет, что они с Гели суждены друг другу!
Магда сказала, что они проведут в замке, возможно, несколько месяцев…
Несколько месяцев вместе!
Они вернутся в Берлин женихом и невестой.
К этому шло с самой первой их встречи, это должно было случиться еще раньше, просто до сих пор им не удалось пообщаться как следует и Курт не имел возможности оценить ее ум, храбрость, преданность… И вообще – все ее достоинства.
И потом, Гели уже не пятнадцать с половиной, как тогда, полтора года назад. Ей семнадцать – совсем взрослая барышня, пора уже по-настоящему отдаться страсти, хватит уже страданий платонической любви! Она совсем, совсем взрослая… Она уже не выглядит облезлым котенком… Она вполне даже… Вполне…
Конечно, грудь у нее так и не выросла, несмотря на все молитвы, вознесенные Гели к небесам – видимо, Бог счел вопрос о ее груди недостаточно значимым для своего личного вмешательства.
С бедрами дело обстояло тоже не очень хорошо.
Да и вообще…
Но Лизе-Лотта все время говорит, что у Гели хорошенькое личико и чудесные волосы, и что в будущем Гели еще не раз возблагодарит свое изящное телосложение, потому что всегда будет выглядеть моложе своих сверстниц.
Она и сейчас выглядит моложе своих сверстниц.
На вид ей можно дать все четырнадцать…
Гели была способна к самокритике.
Но, в конце концов, в пятнадцать лет она выглядела, как двенадцатилетняя!
Так что прогресс налицо.
Зато Курт наверняка стал еще красивее…
Она не видела его уже три с половиной месяца.
Но все равно стойко хранила ему верность.
Она вообще-то хранила ему верность уже десять лет – порядочный срок даже для супружества!
Когда они познакомились, Гели было семь лет, а Курту – почти тринадцать. Но уже тогда он был самый красивый, самый сильный, самый… Самый белокурый! И во всем – замечательный и необыкновенный!
Они впервые встретились на дне рождения одной из противных дочек одного из противных друзей Хельмута. Гели ненавидела такие детские сборища. Сначала ее таскала на подобные мероприятия бабушка. Потом перенял эстафету Хельмут. Ужасно! Для этих праздников ее наряжали в отвратительное кисейное платье, которое нужно было беречь и содержать в чистоте, что противоречило самой природе Гели и ее обычному отношению к одежде, к тому же на волосы налепляли бант, придававший ей глупый вид, и ничего нельзя было делать, и требовалось все время помнить о манерах, и ни в коем случае не брать с тарелки именно то пирожное, которое тебе понравилось больше всех, а нужно было взять то, которое ближе всего к тебе лежало… Разумеется, Гели никогда не исполняла этого правила, и ее считали гадкой и невоспитанной, и приглашали на детские праздники только ради Хельмута – он-то пользовался всеобщим уважением.
Но еще больше, чем хорошие манеры, Гели ненавидела девчонок, с которыми ей приходилось общаться. Пока мальчишки, вооружившись саблями и пистолетами, с громкими воплями носились по саду, девочки устраивали кукольные чаепития или чинно перебрасывались мячиком… Гели всегда так хотелось поучаствовать в играх мальчиков! Но она была слишком робка, чтобы попросить их об этом. Да ей никто бы и не разрешил… Никто, кроме Курта.
Да, на том детском празднике, после застолья, когда младшие девочки уселись играть в кукол, а старшие девочки принялись рассматривать друг у друга альбомы и писать в них всякие глупости «на память», – мальчишки, и большие, и маленькие, вместо того, чтобы носиться с воплями, уединились на веранде. Гели подглядывала за ними через стеклянную дверь и увидела, как еще незнакомый ей, очень красивый и очень сильный белокурый мальчик демонстрирует другим навыки обращения с игрушечной шпагой. Он выделывал ею такие замысловатые вольты… Легко и ловко! Другие пытались подражать ему – но ни у кого не получалось, ни у кого. А потом один из мальчишек заметил Гели и захотел ее прогнать, но белокурый мальчик со шпагой открыл перед ней дверь и вежливо пригласил ее на веранду, и начал учить ее обращению с оружием так же, как учил этих мальчишек! Она была маленькая, такая маленькая, на вид – не больше пяти лет, а всем этим мальчишкам было от восьми до четырнадцати, и они смотрели на нее с презрением, все, кроме Курта… Тогда она узнала его имя: Курт фон дер Вьезе. Он учил ее, и у нее получалось, и он ее похвалил и поставил в пример всем этим мальчишкам… И она была так счастлива тогда, так счастлива, как никогда в жизни!
И она полюбила Курта, и с той поры думала только о нем, и больше не противилась походам в гости, а даже напротив, спешила на все детские праздники, на которые был приглашен он, старалась попадаться ему на глаза… Правда, больше он ничему ее не учил, но иногда добродушно щелкал по носу. И ей хватало даже такого внимания с его стороны.
Потом они оказались разлучены: Курт стал юношей и у него появилась другая компания, другие увлечения. Он посещал уже не детские утренники, а взрослые вечеринки. Гели тогда как раз начала читать всякие взрослые книжки, и узнала, что бывает так, что люди предназначены друг другу с самого рождения, или просто обречены полюбить друг друга, вопреки всем неблагоприятным жизненным обстоятельствам: примеров было множество, в основном в классической литературе – Дафнис и Хлоя, Тристан и Изольда, Ланселот и Джиневра, Ромео и Джульетта… В каждой романтической героине Гели узнавала себя, в каждом благородном герое – Курта. И ей очень хотелось поведать обо всем Курту, но как раз в тот «читательский» период Гели его совсем не видела.
Как страдала тогда Гели! И как она мечтала… В мечтах они с Куртом все время были вместе, и с ними происходило столько замечательных событий и всевозможных приключений, где Курт мог продемонстрировать ловкость и отвагу, а она, Гели, свою любовь и преданность ему… Иногда такие фантазии кончались гибелью Гели-героини, и тогда Гели-мечтательница горько и сладко рыдала в своей постельке, потому что Гели-героиня умирала за Курта, на руках у Курта, с улыбкой на устах, обращенной к Курту!
Потом Курт стал бывать в их доме – со своими дядями, с профессором Отто Хофером и генералом Августом Хофером: они оба когда-то учились в одном пансионе с Хельмутом, а теперь у них появились новые важные дела, как-то связанные с войной и прочими событиями… Что-то таинственное, в чем Курт, несмотря на юность, был задействован. Он повзрослел, стал мрачным и молчаливым. Гели находила это восхитительным: все ее любимые персонажи были молчаливы и мрачны! Мрачность – вообще признак возвышенной и романтической натуры, а так же какой-то страшной тайны, которую он вынужден скрывать от окружающих, и даже от нее, Гели… Как должно быть трудно скрывать что-то ото всех на свете, не иметь возможности поделиться даже с самым близким человеком – со своей возлюбленной!!! Но, с другой-то стороны, что может быть лучше страшной тайны?!
Хельмут с гостями пили кофе в гостиной, Магда щебетала, а Гели млела от восторга, любуясь на Курта. Они никогда не говорили друг с другом… Зачем слова, если и так все ясно?!
Когда Гели узнала, что Курт отправлен в действующую армию, она едва не сошла с ума от восторга, гордости, отчаяния и горя. Она была убеждена, что теперь-то победа Германии обеспечена, ибо Курт способен на все те невероятные подвиги, о каких пишут в старинных легендах, ибо Курт – ни кто иной, как новое воплощение великих воителей прошлого: Барбароссы, Артура, Зигфрида, Ланцелота, Персифаля… Но что, если знамя победы окрасится его кровью? Такое частенько случается с героями! Тогда она, Гели, должна будет умереть на его могиле… Или лучше покончить с собой, пронзив свое сердце кинжалом.
Гели даже потренировалась с кухонным ножом и больно порезалась.
А потом Курт вернулся – еще более мрачный, с каким-то новым, диковатым огоньком в глазах. Этот огонек делал его холодную красоту и вовсе неотразимой, придавая какое-то особое обаяние, и у Гели буквально кружилась голова, когда она смотрела на Курта! Ей казалось, что она видит отсвет свершенных подвигов и тень пережитых страданий на его благородном челе… Ей так хотелось обнять его, утешить! Но она не смела даже подступиться. Как-то не случалось подходящей ситуации.
А потом эта нелепая история в замке Гогенцоллернов… Курта нельзя винить – он так много пережил на фронте, нервы расшатались – а Гели была тогда еще совсем глупой девчонкой, многого не понимала. Нет, Курта винить нельзя. Виновата во всем одна Гели. Да и потом, все ведь хорошо кончилось. Благодаря Лизе-Лотте.
После они тоже мало общались, но несколько раз танцевали на вечеринках. Вечеринки, правда, случались все реже. Ведь шла война на Востоке, отнимавшая у Германии столько сил, столько жизней. На всех этих вечеринках девушек было больше, чем молодых людей, а когда появлялся Курт, наглые девицы облепляли его, как мухи – медовый пирог! Но он почти всегда находил возможность потанцевать с ней, с Гели. Правда, Магда утверждала, что Курт это делает только из вежливости, потому что Гели – воспитанница Хельмута, а Хельмута Курт уважает, и не может допустить, чтобы его воспитанница весь вечер просидела в углу, и жертвует собою, отвлекаясь от более привлекательных девушек.
Но Магда – настоящая злая мачеха, как у Белоснежки, Золушки, Элизы… Даже еще злее! И, возможно, она сама влюблена в Курта. Очень даже похоже – иначе почему она так ненавидит Гели? Все сделала, чтобы испортить ей жизнь! Даже вышла замуж за Хельмута. Чтобы подобраться поближе и действовать наверняка.
Одно время Гели пыталась ей мстить за свои обиды. Но все способы мести, которые она могла придумать, были настолько смешными, детскими… А потом ее еще и извиняться перед Магдой приходилось. И в конце концов Гели оставила эти попытки.
Настоящей местью Магде будет, если Гели выйдет замуж за Курта! Правильнее сказать – когда Гели выйдет замуж за Курта… Вот уж тогда Магда просто взорвется от злобы! Ведь наверняка же она в него влюблена. В него все влюблены. Но только Гели – юна и прекрасна. Или, по крайней мере, юна… А Магде уже так много лет! И потом, Магда замужем за Хельмутом. А Гели совершенно свободна.
Гели верила, что наступит момент, когда они с Куртом смогут наконец объясниться, и что за объяснением обязательно последует торжественная помолвка и свадьба. Иначе просто быть не могло! Иного поворота событий Гели не принимала, потому что просто не пережила бы… Потому что только с Куртом, только ради Курта, только в мечтах о Курте жизнь ее имеет смысл.
Возможно, этот замок в Карпатах послан им судьбой. Той самой судьбой, которая предназначила их друг другу. Замок – романтическое место, и более уединенное, нежели дворец Гогенцоллернов. И Гели уже не пятнадцать лет…
Да, в Берлин они вернутся женихом и невестой!
А может быть, даже молодоженами.
А еще в карпатском замке будет Лизе-Лотта! Милая, милая Лизе-Лотта, ее единственный друг на всем белом свете…
То, что Лизе-Лотта была старше Гели на целых шестнадцать лет, ничуть не смущало девочку.
Какое значение имеет возраст!
Главное – родство душ.
А у них с Лизе-Лоттой оно было.
Магда часто ругала ее за симпатию к Лизе-Лотте. Намекала на некую страшную тайну в прошлом, навеки опозорившую Лизе-Лотту и вычеркнувшую ее из мира порядочных людей, на некое преступление, совершенное Лизе-Лоттой и оставившее на ней неизгладимое клеймо… Да, поначалу Гели даже представлялось, что на левом плече Лизе-Лотты обязательно обнаружится клеймо в виде лилии, как у Миледи в романе Дюма. Но, разумеется, таким клеймом не клеймили уже давно… А в Германии не клеймили лилиями и вовсе никогда! Но то, на что постоянно намекала Магда, конечно, не было настоящим клеймом, выжженным каленым железом, это было какое-то событие, какой-то поступок. Лизе-Лотта не говорила о своем прошлом. А Гели не осмеливалась спрашивать, боясь огорчить подругу. Лизе-Лотта всегда была так грустна… Незачем добавлять ей огорчений!
Как-то Гели спросила у Хельмута, плохая ли женщина Лизе-Лотта – ведь из-за чего-то Магда запрещает ей, Гели, общаться с милой грустной Лизе-Лоттой. На что Хельмут ответил, что Лизе-Лотта не плохая, а несчастная, что ее следует не отталкивать, а жалеть, что Магде не хватает душевной тонкости, чтобы понять страдания такой женщины, как Лизе-Лотта…
Тогда Гели, осмелев, спросила, что же за тайна, что за преступление таится в прошлом Лизе-Лотты. На что Хельмут, помявшись, сказал, что сама Лизе-Лотта никакого преступления не совершила, но ее муж был очень-очень нехорошим человеком и из-за него Лизе-Лотта вместе со своим ребенком попала в тюрьму, и оставалась там долго, пока доктор Гисслер их не вызволил, и вот с тех пор Лизе-Лотта такая бледная, худая и грустная, и что Гели лучше никогда и ни с кем не поминать эту историю, а особенно в присутствии Лизе-Лотты, чтобы не огорчать ее еще больше.
И, разумеется, Гели послушалась. Она уже давно поняла, что Хельмут всегда дает разумные советы – иногда даже слишком разумные – но в этот раз он абсолютно прав: не надо поминать при Лизе-Лотте о тюрьме, преступнике-муже и всем прочем. Достаточно того, что остальные шарахаются от Лизе-Лотты, как от прокаженной – Гели видела, как это печалит и без того грустную Лизе-Лотту, и сама скорее умерла бы, чем причинила бы ей новое расстройство.
Гели любила Лизе-Лотту и считала ее своим единственным на свете другом.
Потому что Лизе-Лотта спасла ей жизнь.
Нет, больше чем жизнь: Лизе-Лотта спасла ее честь в тот ужасный день, перед балом в замке Гогенцоллернов.
Лизе-Лотте Гели была обязана всем на свете…
Без Лизе-Лотты Гели просто не пережила бы того, что случилось…
Без Лизе-Лотты Гели не смогла бы появиться на том балу…
Без Лизе-Лотты Гели уже бы просто не было в живых!
Гели хорошо помнила все подробности тех событий.
Хельмут с Магдой были приглашены на бал по случаю бракосочетания кого-то из семейства Гогенцоллернов. Кажется, сочетались между собой южная и северная ветви Гогенцоллернов. Во всяком случае, это было серьезное событие и отмечаться оно должно было со всей торжественностью. Магда не хотела, чтобы Гели ехала с ними, но Хельмут настоял. А Гели очень хотелось увидеть настоящий бал. И еще сильнее хотелось увидеть Курта, который непременно должен был быть там.
Они остановились не в самом дворце Гогенцоллернов, а в доме доктора Гисслера, у которого Магда работала в секретной лаборатории, – до дворца недалеко, а куда как комфортнее! Там же остановились и профессор Хофер с племянником – Куртом.
Само присутствие Курта под одной крышей с нею приводило Гели в состояние мечтательного экстаза. А завтра ей предстояло оказаться на первом в ее жизни балу…
Гели уже представляла себя – королевой бала.
Представляла, как восхищенно ахнут все, когда она войдет в зал, как будут перешептываться – «Кто эта прелестная девушка? Вы ее не знаете? Она просто чудо! Настоящее событие этого сезона! Какое изящество, какая свежесть – и какой мудрый взгляд! Сразу чувствуется недюжинный ум! А сколько грации в каждом движении! А сколько скромности! Настоящая аристократка!» – ну, и тому подобные приятные вещи, как в романах Марлитт.
Представляла, как Курт будет танцевать с ней, только с ней, как будет развеваться ее роскошное платье (правда, Магда приготовила для нее всего лишь новый матросский костюмчик с короткой юбкой, но в мечтах ему места не было), и как Курт выведет ее на балкон – отдышаться – и как она будет стоять с шампанским в хрустальном тоненьком бокальчике, вдыхая ароматы летней ночи, а Курт будет пылко шептать ей… Нет, на него не похоже. Он всегда такой холодный и молчаливый – он не будет болтать лишнего. Курт, смущаясь и запинаясь, потому что не привык говорить длинные речи, скажет ей… Нет, с чего бы ему смущаться? Он просто четко, по-военному, прямо глядя ей в глаза своими прекрасными голубыми глазами скажет ей, что любит, всю жизнь любил только ее, не видит жизни без нее и мечтает о том, чтобы она вышла за него замуж. И Гели, чуть помедлив, томно опустив ресницы, ответит ему… ДА! ДА! ДА!
Мечты были упоительны…
В полдень накануне бала, Гели лежала на застланной кровати в отведенной ей комнатке и читала, когда в открытое окно донесся вдруг бодрый голос Курта. Гели вздрогнула и села, вытянув шейку, прислушиваясь. Курт говорил с кем-то, кого она не знала. Говорил, что идет в конюшню, «похолить Герду». Если бы Гели не знала, что Герда – это любимая лошадь Курта, она бы с ума сошла от ревности… Но, к счастью, это всего лишь лошадь. Красавица с точеными ножками и грациозной шеей. Пепельная в яблоках. Гели считала, что Курту больше подошел бы какой-нибудь могучий боевой конь, белоснежный или угольно-черный. Но готова была смириться с Гердой. Раз уж Курту она так нравилась.
Завтра Курт верхом на Герде возглавит свадебный кортеж, который торжественно проедет по улицам города. А потом будет банкет и бал, и Курт наверняка будет королем бала, потому что во всем замке Гогенцоллернов не останется ни одной девушки, которая не влюбится в него! Ведь он такой красивый – как юный Зигфрид! Или, скорее, как Лоэнгрин, рыцарь с лебедем… Когда он скачет на легконогой послушной Герде и его белокурые волосы сверкают на солнце, словно серебряный шлем!
Гели прижала к груди книгу так пылко, словно это Курт чудом оказался в ее объятиях.
Чудом… А почему, собственно, чудом?! Разве не предназначены они друг другу самой судьбой?! И пусть в него влюбятся хоть все наследницы Гогенцоллернов и Круппов – женится-то он на ней, на Гели!
Это она знала наверняка.
Потому что иначе и быть не могло.
Иначе ей незачем было бы и на свет родиться…
Да, он женится на ней. Они суждены друг другу. Гели не просто полюбила Курта в тот самый миг, когда впервые увидела его – нет, она узнала его, узнала того, ради которого пришла в этот мир скорбей!
Поразмыслив таким образом, Гели решила, что самый подходящий момент для объяснения – не завтра, на балу, а сегодня, прямо сейчас. Очень уж хотелось увидеть Курта вблизи, поговорить с ним… Она слезла с подоконника и принялась судорожно рыться в своем весьма скромном гардеробе. К сожалению, легких романтических нарядов, подобающих случаю, у нее не было. Мачеха по-прежнему заказывала для нее скромные синие и коричневые платья с плиссированной юбкой и белым воротничком, а в качестве выходных – «матросские костюмчики»: белые, с короткой юбочкой, синим квадратным воротником и галстучком. Вообще-то так было принято одевать девочек от семи до двенадцати лет. Но никак не пятнадцатилетних подростков! Но Магда твердила, что Гели выглядит моложе своего возраста и вполне может носить матросские костюмчики… Спорить с Магдой было попросту некому. Дяде Хельмуту этот вопрос был совершенно безразличен. А Гели не осмеливалась.
А зря. Может быть, если бы она хоть раз решилась поперечить Магде во время визита к портнихе, мачеха удивилась бы – и уступила! В конце концов, ей дела нет до Гели, и какая разница, матросский костюмчик она носит или длинное розовое платье с кружевами? Или – не розовое, а голубое… Что-нибудь, что подошло бы для решающего свидания с Куртом и для завтрашнего бала.
Но выбирать не приходилось, и Гели надела белоснежный, тщательно накрахмаленный и отутюженный матросский костюмчик. Он хотя бы новый… Правда, именно по этой причине ей не следовало бы появляться пред светлые очи Магды! Впрочем, ради того, чтобы предстать перед Куртом в красивом наряде, Гели готова была на все: даже получить от Магды очередной унизительный выговор.
В конюшне царила полутьма – после ослепительного полуденного солнце полутьма казалась настоящей темнотой. Здесь было тепло, приятно пахло сеном, лошадиным потом, навозом и кожей седел – возможно, кто-то счел бы приятным только запах сена, но Гели обожала все здешние запахи! Она любила ездить верхом. У нее это здорово получалось. Она мчалась по полям, взлетала на холмы… Она чувствовала себя окрыленной. Могущественной. Во время скачки верхом ей лучше всего мечталось! К сожалению, Магда делала все, чтобы отнять у нее и эту радость. В частности, она заявила Хельмуту, что из-за верховой езды ноги у Гели непременно станут кривыми! А в будущем возникнут проблемы во время родов – якобы верховая езда в мужском седле развивает у женщин какие-то внутренние мышцы, которых у них вовсе не должно быть… Гели не верила Магде, потому что знала, что Магда – вредина и ненавидит ее, Гели! Но Хельмут, к сожалению, верил, потому что Магда была медиком, хоть и не настоящим врачом, но все-таки разбиралась в медицине. И теперь Гели разрешали садится на коня только тогда, когда целая компания молодежи совершала верховую прогулку. Но какое же удовольствие можно получить от скачки, если вокруг тебя компания неприятных людей? Если вдобавок надо придерживаться того же темпа, как и все… А мало кто из них рискнул бы скакать так лихо, как Гели! Разве что Курт. Но Курт никогда не предлагал ей прокатиться верхом.
Сейчас он чистил свою серую в яблоках любимицу – водил по шерсти скребком такими легкими, неторопливыми, ласкающими движениями, что по суди дела, это скорее было лаской, нежели необходимой лошади гигиенической процедурой. Раньше Гели не случалось видеть его в подобных ситуациях. Одет он был, вопреки обыкновению, небрежно. Светлые волосы растрепаны, на макушке топорщатся хохолком, и спереди на лоб свисает кудрявый чубчик. Выражение лица у него было самое мечтательное, глаза полузакрыты, на губах – нежнейшая улыбка. Гели и предположить не могла, что Курт может так улыбаться! Сейчас он выглядел не суровым героем из древних германских саг, каким она привыкла его воспринимать, а мальчишкой… Красивым мальчишкой. Растерянным и грустным. Каким, наверное, он и был на самом деле! Несмотря на очевидную крамольность этой мысли, Гели умилилась до слез, до щемящей боли в сердце. Сразу забылись все те слова, которые она собиралась ему сказать. И даже те, которые она надеялась от него услышать. Она просто стояла и смотрела на него. А когда Курт, каким-то звериным чутьем, ощутил ее взгляд и, вмиг помрачнев, повернулся к ней – Гели хватило только на то, чтобы улыбнуться ему. Улыбка получилась на редкость глупая. Глаза Курта злобно сощурились, уголки рта поползли вниз.
– Чего тебе? – буркнул он.
Гели все еще не могла найти слов, а потому стояла и улыбалась…
– Чего тебе здесь надо? Чего ты все время так на меня смотришь? Ты чего, шпионка? – обиженно спрашивал Курт. – На кого ты работаешь? На Гестапо? На СД? На русских? На англичан?
Гели рассмеялась и замотала головой: так глупо все это звучало… Какая же из нее шпионка? Ей же только пятнадцать лет!
– Чего ты ржешь? Ну, чего смешного? Господи, ты дурочка совсем, да? Ну, оставь ты меня в покое! Перестань на меня пялиться! Уйди!
– Нет, Курт, я… – пролепетала Гели, но Курт перебил ее.
– Я хочу побыть один!
К величайшему изумлению Гели, в голосе Курта звенели слезы! И лицо исказилось так, словно он вот-вот расплачется…
В общем, умела Магда соблазнять.
И Гели соблазнилась.
К концу беседы она уже грезила предстоящей поездкой.
Таинственный замок, и Курт, и Лизе-Лотта!
Это обещалось стать лучшим приключением в ее жизни… И, возможно, последним. Потому что ей уже семнадцать, а когда исполнится двадцать, она станет слишком старой для приключений – или для того, чтобы получать от них удовольствие.
Так что упрашивать Хельмута Магде не пришлось.
Его упрашивала сама Гели.
А потом долго не могла заснуть и едва не пела от счастья – запела бы, если бы Магда не критиковала ее так часто за отсутствие слуха – потому что счастье переполняло ее сердце и готово было выплеснуться в мир, неожиданно ставший волнующе-прекрасным.
Таинственный замок в Карпатах!
Что там?
Привидения?
Или, быть может, они будут искать какой-нибудь древний артефакт, благодаря которому немецкая армия станет непобедимой?
Или, возможно, магическую книгу?
Все это было прекрасно в равной степени, и Гели не терпелось скорее приступить к поискам, хотя Магда и не обещала ей непосредственного участия.
Но самое главное – там будет Курт! Ее единственная любовь!
До сих пор Курт был слишком занят войной и светской жизнью, а в тот единственный раз, когда они с Гели оказались в романтической обстановке – на свадьбе в замке Гогенцоллернов – она была еще совсем девчонкой и он не мог обратить на нее внимания, потому что не видел в ней женщину… Но теперь-то увидит, обязательно увидит, и наконец поймет, что они с Гели суждены друг другу!
Магда сказала, что они проведут в замке, возможно, несколько месяцев…
Несколько месяцев вместе!
Они вернутся в Берлин женихом и невестой.
К этому шло с самой первой их встречи, это должно было случиться еще раньше, просто до сих пор им не удалось пообщаться как следует и Курт не имел возможности оценить ее ум, храбрость, преданность… И вообще – все ее достоинства.
И потом, Гели уже не пятнадцать с половиной, как тогда, полтора года назад. Ей семнадцать – совсем взрослая барышня, пора уже по-настоящему отдаться страсти, хватит уже страданий платонической любви! Она совсем, совсем взрослая… Она уже не выглядит облезлым котенком… Она вполне даже… Вполне…
Конечно, грудь у нее так и не выросла, несмотря на все молитвы, вознесенные Гели к небесам – видимо, Бог счел вопрос о ее груди недостаточно значимым для своего личного вмешательства.
С бедрами дело обстояло тоже не очень хорошо.
Да и вообще…
Но Лизе-Лотта все время говорит, что у Гели хорошенькое личико и чудесные волосы, и что в будущем Гели еще не раз возблагодарит свое изящное телосложение, потому что всегда будет выглядеть моложе своих сверстниц.
Она и сейчас выглядит моложе своих сверстниц.
На вид ей можно дать все четырнадцать…
Гели была способна к самокритике.
Но, в конце концов, в пятнадцать лет она выглядела, как двенадцатилетняя!
Так что прогресс налицо.
Зато Курт наверняка стал еще красивее…
Она не видела его уже три с половиной месяца.
Но все равно стойко хранила ему верность.
Она вообще-то хранила ему верность уже десять лет – порядочный срок даже для супружества!
Когда они познакомились, Гели было семь лет, а Курту – почти тринадцать. Но уже тогда он был самый красивый, самый сильный, самый… Самый белокурый! И во всем – замечательный и необыкновенный!
Они впервые встретились на дне рождения одной из противных дочек одного из противных друзей Хельмута. Гели ненавидела такие детские сборища. Сначала ее таскала на подобные мероприятия бабушка. Потом перенял эстафету Хельмут. Ужасно! Для этих праздников ее наряжали в отвратительное кисейное платье, которое нужно было беречь и содержать в чистоте, что противоречило самой природе Гели и ее обычному отношению к одежде, к тому же на волосы налепляли бант, придававший ей глупый вид, и ничего нельзя было делать, и требовалось все время помнить о манерах, и ни в коем случае не брать с тарелки именно то пирожное, которое тебе понравилось больше всех, а нужно было взять то, которое ближе всего к тебе лежало… Разумеется, Гели никогда не исполняла этого правила, и ее считали гадкой и невоспитанной, и приглашали на детские праздники только ради Хельмута – он-то пользовался всеобщим уважением.
Но еще больше, чем хорошие манеры, Гели ненавидела девчонок, с которыми ей приходилось общаться. Пока мальчишки, вооружившись саблями и пистолетами, с громкими воплями носились по саду, девочки устраивали кукольные чаепития или чинно перебрасывались мячиком… Гели всегда так хотелось поучаствовать в играх мальчиков! Но она была слишком робка, чтобы попросить их об этом. Да ей никто бы и не разрешил… Никто, кроме Курта.
Да, на том детском празднике, после застолья, когда младшие девочки уселись играть в кукол, а старшие девочки принялись рассматривать друг у друга альбомы и писать в них всякие глупости «на память», – мальчишки, и большие, и маленькие, вместо того, чтобы носиться с воплями, уединились на веранде. Гели подглядывала за ними через стеклянную дверь и увидела, как еще незнакомый ей, очень красивый и очень сильный белокурый мальчик демонстрирует другим навыки обращения с игрушечной шпагой. Он выделывал ею такие замысловатые вольты… Легко и ловко! Другие пытались подражать ему – но ни у кого не получалось, ни у кого. А потом один из мальчишек заметил Гели и захотел ее прогнать, но белокурый мальчик со шпагой открыл перед ней дверь и вежливо пригласил ее на веранду, и начал учить ее обращению с оружием так же, как учил этих мальчишек! Она была маленькая, такая маленькая, на вид – не больше пяти лет, а всем этим мальчишкам было от восьми до четырнадцати, и они смотрели на нее с презрением, все, кроме Курта… Тогда она узнала его имя: Курт фон дер Вьезе. Он учил ее, и у нее получалось, и он ее похвалил и поставил в пример всем этим мальчишкам… И она была так счастлива тогда, так счастлива, как никогда в жизни!
И она полюбила Курта, и с той поры думала только о нем, и больше не противилась походам в гости, а даже напротив, спешила на все детские праздники, на которые был приглашен он, старалась попадаться ему на глаза… Правда, больше он ничему ее не учил, но иногда добродушно щелкал по носу. И ей хватало даже такого внимания с его стороны.
Потом они оказались разлучены: Курт стал юношей и у него появилась другая компания, другие увлечения. Он посещал уже не детские утренники, а взрослые вечеринки. Гели тогда как раз начала читать всякие взрослые книжки, и узнала, что бывает так, что люди предназначены друг другу с самого рождения, или просто обречены полюбить друг друга, вопреки всем неблагоприятным жизненным обстоятельствам: примеров было множество, в основном в классической литературе – Дафнис и Хлоя, Тристан и Изольда, Ланселот и Джиневра, Ромео и Джульетта… В каждой романтической героине Гели узнавала себя, в каждом благородном герое – Курта. И ей очень хотелось поведать обо всем Курту, но как раз в тот «читательский» период Гели его совсем не видела.
Как страдала тогда Гели! И как она мечтала… В мечтах они с Куртом все время были вместе, и с ними происходило столько замечательных событий и всевозможных приключений, где Курт мог продемонстрировать ловкость и отвагу, а она, Гели, свою любовь и преданность ему… Иногда такие фантазии кончались гибелью Гели-героини, и тогда Гели-мечтательница горько и сладко рыдала в своей постельке, потому что Гели-героиня умирала за Курта, на руках у Курта, с улыбкой на устах, обращенной к Курту!
Потом Курт стал бывать в их доме – со своими дядями, с профессором Отто Хофером и генералом Августом Хофером: они оба когда-то учились в одном пансионе с Хельмутом, а теперь у них появились новые важные дела, как-то связанные с войной и прочими событиями… Что-то таинственное, в чем Курт, несмотря на юность, был задействован. Он повзрослел, стал мрачным и молчаливым. Гели находила это восхитительным: все ее любимые персонажи были молчаливы и мрачны! Мрачность – вообще признак возвышенной и романтической натуры, а так же какой-то страшной тайны, которую он вынужден скрывать от окружающих, и даже от нее, Гели… Как должно быть трудно скрывать что-то ото всех на свете, не иметь возможности поделиться даже с самым близким человеком – со своей возлюбленной!!! Но, с другой-то стороны, что может быть лучше страшной тайны?!
Хельмут с гостями пили кофе в гостиной, Магда щебетала, а Гели млела от восторга, любуясь на Курта. Они никогда не говорили друг с другом… Зачем слова, если и так все ясно?!
Когда Гели узнала, что Курт отправлен в действующую армию, она едва не сошла с ума от восторга, гордости, отчаяния и горя. Она была убеждена, что теперь-то победа Германии обеспечена, ибо Курт способен на все те невероятные подвиги, о каких пишут в старинных легендах, ибо Курт – ни кто иной, как новое воплощение великих воителей прошлого: Барбароссы, Артура, Зигфрида, Ланцелота, Персифаля… Но что, если знамя победы окрасится его кровью? Такое частенько случается с героями! Тогда она, Гели, должна будет умереть на его могиле… Или лучше покончить с собой, пронзив свое сердце кинжалом.
Гели даже потренировалась с кухонным ножом и больно порезалась.
А потом Курт вернулся – еще более мрачный, с каким-то новым, диковатым огоньком в глазах. Этот огонек делал его холодную красоту и вовсе неотразимой, придавая какое-то особое обаяние, и у Гели буквально кружилась голова, когда она смотрела на Курта! Ей казалось, что она видит отсвет свершенных подвигов и тень пережитых страданий на его благородном челе… Ей так хотелось обнять его, утешить! Но она не смела даже подступиться. Как-то не случалось подходящей ситуации.
А потом эта нелепая история в замке Гогенцоллернов… Курта нельзя винить – он так много пережил на фронте, нервы расшатались – а Гели была тогда еще совсем глупой девчонкой, многого не понимала. Нет, Курта винить нельзя. Виновата во всем одна Гели. Да и потом, все ведь хорошо кончилось. Благодаря Лизе-Лотте.
После они тоже мало общались, но несколько раз танцевали на вечеринках. Вечеринки, правда, случались все реже. Ведь шла война на Востоке, отнимавшая у Германии столько сил, столько жизней. На всех этих вечеринках девушек было больше, чем молодых людей, а когда появлялся Курт, наглые девицы облепляли его, как мухи – медовый пирог! Но он почти всегда находил возможность потанцевать с ней, с Гели. Правда, Магда утверждала, что Курт это делает только из вежливости, потому что Гели – воспитанница Хельмута, а Хельмута Курт уважает, и не может допустить, чтобы его воспитанница весь вечер просидела в углу, и жертвует собою, отвлекаясь от более привлекательных девушек.
Но Магда – настоящая злая мачеха, как у Белоснежки, Золушки, Элизы… Даже еще злее! И, возможно, она сама влюблена в Курта. Очень даже похоже – иначе почему она так ненавидит Гели? Все сделала, чтобы испортить ей жизнь! Даже вышла замуж за Хельмута. Чтобы подобраться поближе и действовать наверняка.
Одно время Гели пыталась ей мстить за свои обиды. Но все способы мести, которые она могла придумать, были настолько смешными, детскими… А потом ее еще и извиняться перед Магдой приходилось. И в конце концов Гели оставила эти попытки.
Настоящей местью Магде будет, если Гели выйдет замуж за Курта! Правильнее сказать – когда Гели выйдет замуж за Курта… Вот уж тогда Магда просто взорвется от злобы! Ведь наверняка же она в него влюблена. В него все влюблены. Но только Гели – юна и прекрасна. Или, по крайней мере, юна… А Магде уже так много лет! И потом, Магда замужем за Хельмутом. А Гели совершенно свободна.
Гели верила, что наступит момент, когда они с Куртом смогут наконец объясниться, и что за объяснением обязательно последует торжественная помолвка и свадьба. Иначе просто быть не могло! Иного поворота событий Гели не принимала, потому что просто не пережила бы… Потому что только с Куртом, только ради Курта, только в мечтах о Курте жизнь ее имеет смысл.
Возможно, этот замок в Карпатах послан им судьбой. Той самой судьбой, которая предназначила их друг другу. Замок – романтическое место, и более уединенное, нежели дворец Гогенцоллернов. И Гели уже не пятнадцать лет…
Да, в Берлин они вернутся женихом и невестой!
А может быть, даже молодоженами.
А еще в карпатском замке будет Лизе-Лотта! Милая, милая Лизе-Лотта, ее единственный друг на всем белом свете…
То, что Лизе-Лотта была старше Гели на целых шестнадцать лет, ничуть не смущало девочку.
Какое значение имеет возраст!
Главное – родство душ.
А у них с Лизе-Лоттой оно было.
Магда часто ругала ее за симпатию к Лизе-Лотте. Намекала на некую страшную тайну в прошлом, навеки опозорившую Лизе-Лотту и вычеркнувшую ее из мира порядочных людей, на некое преступление, совершенное Лизе-Лоттой и оставившее на ней неизгладимое клеймо… Да, поначалу Гели даже представлялось, что на левом плече Лизе-Лотты обязательно обнаружится клеймо в виде лилии, как у Миледи в романе Дюма. Но, разумеется, таким клеймом не клеймили уже давно… А в Германии не клеймили лилиями и вовсе никогда! Но то, на что постоянно намекала Магда, конечно, не было настоящим клеймом, выжженным каленым железом, это было какое-то событие, какой-то поступок. Лизе-Лотта не говорила о своем прошлом. А Гели не осмеливалась спрашивать, боясь огорчить подругу. Лизе-Лотта всегда была так грустна… Незачем добавлять ей огорчений!
Как-то Гели спросила у Хельмута, плохая ли женщина Лизе-Лотта – ведь из-за чего-то Магда запрещает ей, Гели, общаться с милой грустной Лизе-Лоттой. На что Хельмут ответил, что Лизе-Лотта не плохая, а несчастная, что ее следует не отталкивать, а жалеть, что Магде не хватает душевной тонкости, чтобы понять страдания такой женщины, как Лизе-Лотта…
Тогда Гели, осмелев, спросила, что же за тайна, что за преступление таится в прошлом Лизе-Лотты. На что Хельмут, помявшись, сказал, что сама Лизе-Лотта никакого преступления не совершила, но ее муж был очень-очень нехорошим человеком и из-за него Лизе-Лотта вместе со своим ребенком попала в тюрьму, и оставалась там долго, пока доктор Гисслер их не вызволил, и вот с тех пор Лизе-Лотта такая бледная, худая и грустная, и что Гели лучше никогда и ни с кем не поминать эту историю, а особенно в присутствии Лизе-Лотты, чтобы не огорчать ее еще больше.
И, разумеется, Гели послушалась. Она уже давно поняла, что Хельмут всегда дает разумные советы – иногда даже слишком разумные – но в этот раз он абсолютно прав: не надо поминать при Лизе-Лотте о тюрьме, преступнике-муже и всем прочем. Достаточно того, что остальные шарахаются от Лизе-Лотты, как от прокаженной – Гели видела, как это печалит и без того грустную Лизе-Лотту, и сама скорее умерла бы, чем причинила бы ей новое расстройство.
Гели любила Лизе-Лотту и считала ее своим единственным на свете другом.
Потому что Лизе-Лотта спасла ей жизнь.
Нет, больше чем жизнь: Лизе-Лотта спасла ее честь в тот ужасный день, перед балом в замке Гогенцоллернов.
Лизе-Лотте Гели была обязана всем на свете…
Без Лизе-Лотты Гели просто не пережила бы того, что случилось…
Без Лизе-Лотты Гели не смогла бы появиться на том балу…
Без Лизе-Лотты Гели уже бы просто не было в живых!
Гели хорошо помнила все подробности тех событий.
Хельмут с Магдой были приглашены на бал по случаю бракосочетания кого-то из семейства Гогенцоллернов. Кажется, сочетались между собой южная и северная ветви Гогенцоллернов. Во всяком случае, это было серьезное событие и отмечаться оно должно было со всей торжественностью. Магда не хотела, чтобы Гели ехала с ними, но Хельмут настоял. А Гели очень хотелось увидеть настоящий бал. И еще сильнее хотелось увидеть Курта, который непременно должен был быть там.
Они остановились не в самом дворце Гогенцоллернов, а в доме доктора Гисслера, у которого Магда работала в секретной лаборатории, – до дворца недалеко, а куда как комфортнее! Там же остановились и профессор Хофер с племянником – Куртом.
Само присутствие Курта под одной крышей с нею приводило Гели в состояние мечтательного экстаза. А завтра ей предстояло оказаться на первом в ее жизни балу…
Гели уже представляла себя – королевой бала.
Представляла, как восхищенно ахнут все, когда она войдет в зал, как будут перешептываться – «Кто эта прелестная девушка? Вы ее не знаете? Она просто чудо! Настоящее событие этого сезона! Какое изящество, какая свежесть – и какой мудрый взгляд! Сразу чувствуется недюжинный ум! А сколько грации в каждом движении! А сколько скромности! Настоящая аристократка!» – ну, и тому подобные приятные вещи, как в романах Марлитт.
Представляла, как Курт будет танцевать с ней, только с ней, как будет развеваться ее роскошное платье (правда, Магда приготовила для нее всего лишь новый матросский костюмчик с короткой юбкой, но в мечтах ему места не было), и как Курт выведет ее на балкон – отдышаться – и как она будет стоять с шампанским в хрустальном тоненьком бокальчике, вдыхая ароматы летней ночи, а Курт будет пылко шептать ей… Нет, на него не похоже. Он всегда такой холодный и молчаливый – он не будет болтать лишнего. Курт, смущаясь и запинаясь, потому что не привык говорить длинные речи, скажет ей… Нет, с чего бы ему смущаться? Он просто четко, по-военному, прямо глядя ей в глаза своими прекрасными голубыми глазами скажет ей, что любит, всю жизнь любил только ее, не видит жизни без нее и мечтает о том, чтобы она вышла за него замуж. И Гели, чуть помедлив, томно опустив ресницы, ответит ему… ДА! ДА! ДА!
Мечты были упоительны…
В полдень накануне бала, Гели лежала на застланной кровати в отведенной ей комнатке и читала, когда в открытое окно донесся вдруг бодрый голос Курта. Гели вздрогнула и села, вытянув шейку, прислушиваясь. Курт говорил с кем-то, кого она не знала. Говорил, что идет в конюшню, «похолить Герду». Если бы Гели не знала, что Герда – это любимая лошадь Курта, она бы с ума сошла от ревности… Но, к счастью, это всего лишь лошадь. Красавица с точеными ножками и грациозной шеей. Пепельная в яблоках. Гели считала, что Курту больше подошел бы какой-нибудь могучий боевой конь, белоснежный или угольно-черный. Но готова была смириться с Гердой. Раз уж Курту она так нравилась.
Завтра Курт верхом на Герде возглавит свадебный кортеж, который торжественно проедет по улицам города. А потом будет банкет и бал, и Курт наверняка будет королем бала, потому что во всем замке Гогенцоллернов не останется ни одной девушки, которая не влюбится в него! Ведь он такой красивый – как юный Зигфрид! Или, скорее, как Лоэнгрин, рыцарь с лебедем… Когда он скачет на легконогой послушной Герде и его белокурые волосы сверкают на солнце, словно серебряный шлем!
Гели прижала к груди книгу так пылко, словно это Курт чудом оказался в ее объятиях.
Чудом… А почему, собственно, чудом?! Разве не предназначены они друг другу самой судьбой?! И пусть в него влюбятся хоть все наследницы Гогенцоллернов и Круппов – женится-то он на ней, на Гели!
Это она знала наверняка.
Потому что иначе и быть не могло.
Иначе ей незачем было бы и на свет родиться…
Да, он женится на ней. Они суждены друг другу. Гели не просто полюбила Курта в тот самый миг, когда впервые увидела его – нет, она узнала его, узнала того, ради которого пришла в этот мир скорбей!
Поразмыслив таким образом, Гели решила, что самый подходящий момент для объяснения – не завтра, на балу, а сегодня, прямо сейчас. Очень уж хотелось увидеть Курта вблизи, поговорить с ним… Она слезла с подоконника и принялась судорожно рыться в своем весьма скромном гардеробе. К сожалению, легких романтических нарядов, подобающих случаю, у нее не было. Мачеха по-прежнему заказывала для нее скромные синие и коричневые платья с плиссированной юбкой и белым воротничком, а в качестве выходных – «матросские костюмчики»: белые, с короткой юбочкой, синим квадратным воротником и галстучком. Вообще-то так было принято одевать девочек от семи до двенадцати лет. Но никак не пятнадцатилетних подростков! Но Магда твердила, что Гели выглядит моложе своего возраста и вполне может носить матросские костюмчики… Спорить с Магдой было попросту некому. Дяде Хельмуту этот вопрос был совершенно безразличен. А Гели не осмеливалась.
А зря. Может быть, если бы она хоть раз решилась поперечить Магде во время визита к портнихе, мачеха удивилась бы – и уступила! В конце концов, ей дела нет до Гели, и какая разница, матросский костюмчик она носит или длинное розовое платье с кружевами? Или – не розовое, а голубое… Что-нибудь, что подошло бы для решающего свидания с Куртом и для завтрашнего бала.
Но выбирать не приходилось, и Гели надела белоснежный, тщательно накрахмаленный и отутюженный матросский костюмчик. Он хотя бы новый… Правда, именно по этой причине ей не следовало бы появляться пред светлые очи Магды! Впрочем, ради того, чтобы предстать перед Куртом в красивом наряде, Гели готова была на все: даже получить от Магды очередной унизительный выговор.
В конюшне царила полутьма – после ослепительного полуденного солнце полутьма казалась настоящей темнотой. Здесь было тепло, приятно пахло сеном, лошадиным потом, навозом и кожей седел – возможно, кто-то счел бы приятным только запах сена, но Гели обожала все здешние запахи! Она любила ездить верхом. У нее это здорово получалось. Она мчалась по полям, взлетала на холмы… Она чувствовала себя окрыленной. Могущественной. Во время скачки верхом ей лучше всего мечталось! К сожалению, Магда делала все, чтобы отнять у нее и эту радость. В частности, она заявила Хельмуту, что из-за верховой езды ноги у Гели непременно станут кривыми! А в будущем возникнут проблемы во время родов – якобы верховая езда в мужском седле развивает у женщин какие-то внутренние мышцы, которых у них вовсе не должно быть… Гели не верила Магде, потому что знала, что Магда – вредина и ненавидит ее, Гели! Но Хельмут, к сожалению, верил, потому что Магда была медиком, хоть и не настоящим врачом, но все-таки разбиралась в медицине. И теперь Гели разрешали садится на коня только тогда, когда целая компания молодежи совершала верховую прогулку. Но какое же удовольствие можно получить от скачки, если вокруг тебя компания неприятных людей? Если вдобавок надо придерживаться того же темпа, как и все… А мало кто из них рискнул бы скакать так лихо, как Гели! Разве что Курт. Но Курт никогда не предлагал ей прокатиться верхом.
Сейчас он чистил свою серую в яблоках любимицу – водил по шерсти скребком такими легкими, неторопливыми, ласкающими движениями, что по суди дела, это скорее было лаской, нежели необходимой лошади гигиенической процедурой. Раньше Гели не случалось видеть его в подобных ситуациях. Одет он был, вопреки обыкновению, небрежно. Светлые волосы растрепаны, на макушке топорщатся хохолком, и спереди на лоб свисает кудрявый чубчик. Выражение лица у него было самое мечтательное, глаза полузакрыты, на губах – нежнейшая улыбка. Гели и предположить не могла, что Курт может так улыбаться! Сейчас он выглядел не суровым героем из древних германских саг, каким она привыкла его воспринимать, а мальчишкой… Красивым мальчишкой. Растерянным и грустным. Каким, наверное, он и был на самом деле! Несмотря на очевидную крамольность этой мысли, Гели умилилась до слез, до щемящей боли в сердце. Сразу забылись все те слова, которые она собиралась ему сказать. И даже те, которые она надеялась от него услышать. Она просто стояла и смотрела на него. А когда Курт, каким-то звериным чутьем, ощутил ее взгляд и, вмиг помрачнев, повернулся к ней – Гели хватило только на то, чтобы улыбнуться ему. Улыбка получилась на редкость глупая. Глаза Курта злобно сощурились, уголки рта поползли вниз.
– Чего тебе? – буркнул он.
Гели все еще не могла найти слов, а потому стояла и улыбалась…
– Чего тебе здесь надо? Чего ты все время так на меня смотришь? Ты чего, шпионка? – обиженно спрашивал Курт. – На кого ты работаешь? На Гестапо? На СД? На русских? На англичан?
Гели рассмеялась и замотала головой: так глупо все это звучало… Какая же из нее шпионка? Ей же только пятнадцать лет!
– Чего ты ржешь? Ну, чего смешного? Господи, ты дурочка совсем, да? Ну, оставь ты меня в покое! Перестань на меня пялиться! Уйди!
– Нет, Курт, я… – пролепетала Гели, но Курт перебил ее.
– Я хочу побыть один!
К величайшему изумлению Гели, в голосе Курта звенели слезы! И лицо исказилось так, словно он вот-вот расплачется…