Страница:
— Да это все равно что украсть ваши деньги. Я просто ребенок. Мне двенадцать. Квим мог бы помочь вам намного лучше. Ему пятнадцать, он талантлив, а кроме того, знает математику.
— А еще Квим считает меня неверным и каждый день молится, чтобы я умер.
— Нет. Это было до того, как он встретил вас. И лучше не говорите, что я это вам сказал.
— Как мне перевести деньги?
Ольядо повернулся к терминалу и вызвал банк.
— Как вас зовут?
— Эндрю Виггин.
Голос повторил его по буквам. Похоже, имя было на звездном, видно, Голос принадлежал к числу тех счастливчиков, что знали звездный с рождения, а не зубрили его в школе.
— О'кей. Ваш пароль?
— Пароль?
Ольядо ткнулся лбом в терминал, на мгновение затемнив эту часть дисплея.
— Пожалуйста, не говорите мне, что вы не знаете своего пароля.
— Послушай, Ольядо, у меня раньше была программа, очень умная программа, она помогала мне разбираться со всем этим хозяйством. Мне нужно было только сказать: «Купи это», а уж финансами занималась она.
— Вы не могли этого делать! Замыкать общественную сеть на программу-раба совершенно незаконно. Эта штука у вас в ухе — для работы?
— Да. И для меня это не было незаконно.
— У меня нет глаз, Голос, но, по крайней мере, это не моя вина. А ты совершенно беспомощен. — Только проговорив все это, Ольядо сообразил, что обратился к Голосу так же фамильярно, как разговаривал бы с другим мальчишкой. — Извините, — спохватился он. — Но я не могу добраться до вашего счета без пароля. Вы должны подумать и вспомнить его.
— Попробуй мое имя.
Ольядо попробовал. Ничего.
— Попробуй напечатать: «Джейн».
Не сработало.
Голос состроил рожу.
— Эндер.
— Эндер? Убийца?
— Попробуй.
Получилось. Ольядо помотал головой:
— Почему у вас такой странный пароль? Это как взять паролем грязное слово, ругательство. Только система не пропускает ругательства.
— У меня дурное чувство юмора, — ответил Голос. — А у моей порабощенной программы, или как ты ее назвал, оно еще хуже.
Ольядо расхохотался:
— Неплохо. Программа с чувством юмора! — На экране появился баланс Голоса. Ольядо в жизни не видел такой большой цифры. — О'кей, теперь я готов поверить, что компьютер может шутить.
— Это сумма, которой я располагаю?
— Должно быть, какая-то ошибка.
— Знаешь что, я очень много путешествовал. Со скоростью света. Наверное, пока я был в дороге, какие-то из моих вложений оказались удачными.
Цифра оказалась настоящей. Голос Тех, Кого Нет обладал богатством, по мнению Ольядо, просто невероятным.
— Вот что я вам скажу, — улыбнулся Ольядо. — Вместо того чтобы платить мне ставку, отчисляйте мне от этого, пока я буду на вас работать, ну, например, тысячную процента. Тогда через пару недель я смогу купить Лузитанию и еще оплатить перевоз верхнего слоя почвы на другую планету, поприятнее.
— У меня что, столько денег?
— Голос, вы могли получить такую сумму из вложений, только если прожили тысячу лет.
— Хм-м-м, — отозвался Голос.
И по выражению его лица Ольядо определил, что сказал сейчас нечто забавное.
— Вам что, действительно тысяча лет? — спросил он.
— Время, — отозвался Голос, — такая летучая и ненадежная субстанция… Как говаривал Шекспир: «Я тратил время, и ныне время тратит меня».
— А что такое «ныне»?
— «Ныне» — это «теперь».
— Почему вы цитируете парня, который даже не умеет правильно говорить на звездном?
— Переведи на свой счет то, что сочтешь справедливой оплатой за неделю работы. А затем займись сравнением информации в рабочих файлах Пипо и Либо. Начни за несколько недель до смерти Пипо.
— Там, наверное, стоит защита.
— Используй мой пароль. Мы войдем.
Ольядо начал искать. Голос Тех, Кого Нет внимательно наблюдал за ним. Время от времени он спрашивал у Ольядо, что именно тот делает. Из этих вопросов Ольядо понял, что Голос знал о компьютерах куда больше его самого. Он только не владел конкретными командами. Было ясно, что он вычисляет их для себя, просто наблюдая за Ольядо. К концу дня их розыски не принесли ощутимого результата. Ольядо потребовалось не больше минуты, чтобы понять, почему Голос тем не менее доволен.
"Тебя вообще не интересовал результат, — подумал Ольядо. — Ты просто хотел посмотреть, как я буду искать. Я знаю, чем ты займешься этой ночью, Эндрю Виггин, Голос Тех, Кого Нет. Ты начнешь вскрывать другие файлы. Может быть, у меня нет глаз, но вижу я больше, чем ты думаешь.
Непонятно только, почему ты так скрытен, Голос, непонятно и глупо. Разве ты еще не знаешь, что я на твоей стороне? Я никому не расскажу, что твой пароль позволяет тебе забираться в личные файлы. Даже если ты возьмешь что-нибудь у мэра или у епископа. Не нужно прятаться от меня. Ты живешь здесь всего три дня, но я знаю тебя достаточно, чтобы любить, и люблю так, что исполню любую твою просьбу, если только это не пойдет во вред моей семье. Но ты никогда не захочешь причинить вред моей семье".
На следующее утро, почти сразу, Новинья обнаружила, что Голос пытался вломиться в ее файлы. Собственно, он вовсе не пытался скрыть это от нее, и она забеспокоилась: Голос забрался слишком глубоко. Он получил доступ ко многим ее записям, хотя самая важная — имитация, которую когда-то увидел Пипо, — еще оставалась закрытой. Его откровенность, его дерзость раздражали Новинью больше всего. Имя Голоса было напечатано на каждой просьбе о допуске, даже на тех, с которых его мог стереть и ребенок.
«Ну что ж, — решила она, — я не допущу, чтобы все это мешало моей работе. Он врывается в мой дом, управляет моими детьми, лезет в записи, как будто имеет право…»
Она повторяла это снова и снова, пока не сообразила: из-за того, что она придумывает оскорбления, которыми осыплет его при ближайшей встрече, работа быстрее не пойдет.
«Не надо думать о нем. Думай о чем-нибудь другом».
Позавчера ночью Миро и Эла смеялись. Конечно, к утру Миро снова стал угрюмым, веселое настроение Элы продержалось несколько дольше, но к середине дня она уже снопа выглядела обеспокоенной и рычала на всех, как и раньше. И пусть Грего плакал, обняв этого человека (как рассказывала Эла), но на следующее утро он украл ножницы и разрезал спою простыню на тонкие ровные полосы, а в школе нарочно ударил брата Адорная головой в пах; занятия прервались, а с Грего серьезно беседовала Дона Кристан. «Вот тебе и исцеляющее прикосновение Голоса. Если он считает, что может запросто войти в мой дом и исправить все, что, по его мнению, я сделала не так, то скоро поймет, что есть раны, которые не заживают».
Только Дона Кристан еще рассказала ей, что Квара заговорила с сестрой Бебей прямо в классе, при других детях, и зачем? Чтобы рассказать всем, что встретила этого скандально известного жуткого Фаланте Пелоса Муэртоса, его зовут Эндрю, и он в точности такой плохой и страшный, как рассказывал епископ Перегрино, пожалуй, еще хуже, потому что он мучил Грего, пока тот не заплакал. Сестра Бебей была просто вынуждена попросить Квару замолчать. Вытащить Квару из ее немого мира — это чего-то стоит.
И Ольядо, такой эгоцентричный, такой отстраненный, далекий, теперь светился от возбуждения. Вчера за ужином он только и говорил, что о Голосе, просто остановиться не мог. «А вы знаете, он понятия пс имел, как переводить деньги. И вы не поверите, какой ужасный у него пароль!.. Я-то думал, компьютеры должны выбрасывать такие слова… Нет, я не могу рассказать вам, это секрет… Я на самом деле учил его, как искать информацию, но, мне кажется, он разбирается в компьютерах, он не идиот. Он говорил, что у него была программа-раб, поэтому он носит сережку в ухе… Он сказал, что я могу заплатить себе сколько сочту нужным. Мне нечего сейчас покупать, сохраню деньги до тех времен, когда вырасту… Наверное, он очень старый. При мне он вспоминал события, происходившие очень давно. И еще: я думаю, звездный — его родной язык, он так здорово на нем говорит… На Ста Мирах не так уж много людей знают звездный с рождения. Как вы думаете, может, он родился на Земле?»
Квим наконец заорал на него, приказал заткнуться и больше не говорить про этого слугу дьявола, или он попросит епископа изгнать из него дьявола, потому что Ольядо явно одержим. Когда же Ольядо улыбнулся и подмигнул ему, Квим вылетел из кухни, убежал из дома и не возвращался до самой ночи.
"Этот Голос мог бы просто жить в моем доме, — подумала Новинья, — он управляет моей семьей, даже когда его нет, а теперь еще сует нос в мои записи. Я этого так не оставлю!
Впрочем, как обычно, я сама виновата. Ведь это я позвала его сюда, заставила покинуть Трондхейм — место, которое он называл домом, где живет его сестра. Это я виновата, что он застрял в жалком городишке на задворках Ста Миров, окруженный оградой, которая все равно не мешает свинксам убивать всех, кого я люблю…"
И сразу же она подумала о Миро, настолько похожем на своего настоящего отца, что просто удивительно, как никто не догадался о прелюбодействе. Подумала и представила, как он лежит на склоне холма, где когда-то лежал Пипо, как свинксы вскрывают его своими кривыми деревянными ножами.
"Они сделают это. Как бы я ни поступила, они все равно это сделают. И даже если нет, скоро настанет день, когда он достаточно повзрослеет, чтобы жениться на Кванде, и тогда мне придется рассказать ему, кто он на самом деле и почему этот брак невозможен. Тогда он поймет, что я заслужила боль, которую причинял мне Кано, что его руку направлял Бог, чтобы покарать за мои грехи.
Господи! Этот Голос заставил меня думать о том, что мне удавалось неделями, порой месяцами, скрывать от самой себя. Сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз провела утро, думая о детях? И с надеждой, не просто так. Как давно я позволяла себе думать о Пипо и Либо? Когда, когда я вспоминала, что верю в Бога, по крайней мере, в жестокого мстительного Бога Ветхого Завета, того, кто с улыбкой стирал с лица земли города, потому что их жители не молились ему? Если Христос хоть чего-то стоит, я все равно не смогу уверовать в него".
Так прошел день. Работать Новинья не могла, но и прийти к каким-нибудь четким выводам тоже не сумела.
После обеда в дверь постучал Квим:
— Прости, что беспокою тебя, мама.
— Не страшно. Все равно я сегодня не в форме.
— Я знаю, тебе безразлично, что Ольядо проводит время с этим сатанинским ублюдком, но я думал, что ты должна знать. Квара пошла туда прямо из школы. В его дом.
— Да?
— Или это тоже безразлично тебе, мама? Может быть, ты собираешься откинуть одеяло и позволить ему занять место отца?
Охваченная холодной яростью, Новинья вскочила на ноги и двинулась на него. Мальчик отступил.
— Извини, мама, я так разозлился…
— Все те годы, что я была замужем за вашим отцом, я ни разу не позволяла ему поднять на вас руку. Но если б он не умер, сегодня я попросила бы его задать тебе хорошую порку.
— Ты могла попросить, — надменно ответил Квим, — но я убил бы его раньше, чем он успел бы коснуться меня даже пальцем. Может быть, тебе нравились его пощечины, но со мной это не пройдет!
Она вовсе не хотела этого делать, ее рука хлестнула сына по щеке прежде, чем она сообразила, что происходит. Удар не мог получиться особенно сильным, но Квим мгновенно обмяк, заплакал и опустился на пол, спиной к Новинье.
— Прости, прости, — бормотал он сквозь слезы.
Новинья встала на колени рядом с мальчиком и неуклюже погладила его по плечам. Вспомнила, что не обнимала его с тех пор, как он вышел из возраста Грего. «Когда я стала такой холодной? И почему, когда я коснулась его снова, это оказалась пощечина, а не поцелуй?»
— Меня тоже беспокоит то, что происходит, — сказала Новинья.
— Он все ломает, — всхлипнул Квим. — Он пришел, и сразу все начало меняться.
— Ну, если ты об этом, Эстевано, мы не так уж хорошо жили, чтобы отказываться от перемен.
— Это не наш путь. Исповедь, искупление, отпущение грехов — вот необходимая нам перемена.
Новинья в который раз позавидовала вере Квима в способность священников смывать любой грех. «Это оттого, что ты никогда не грешил, сынок, и ничего не знаешь о невозможности искупления».
— Думаю, мне надо поговорить с Голосом.
— И забрать Квару домой?
— Не знаю. Не забывай, он заставил ее разговориться. И я не сказала бы, что он ей нравится. Она о нем еще доброго слова не сказала.
— Тогда почему она пошла в его дом?
— Наверное, чтобы сказать ему какую-то грубость. Тебе придется признать, что по сравнению с ее прежним молчанием это перемена к лучшему.
— Дьявол всегда скрывается за видимостью добрых дел, всегда, но потом…
— Квим, не читай мне лекций по демонологии. Отведи меня к дому Голоса, и я сама разберусь с твоим неверным.
Они шли по тропинке, идущей вдоль берега реки. У водяных змей начался период линьки, и земля под ногами была скользкой от кусочков и ошметков разлагающейся кожи. «Так, это валяется мой следующий проект, — подумала Новинья. — Нужно выяснить, что там тикает внутри этих маленьких чудовищ, может быть, тогда я придумаю, как извлечь из них хотя бы крошечную пользу. Или узнаю, как отвадить их отсюда, чтобы берег речки не вонял так омерзительно шесть недель в году. Единственный плюс — кажется, змеиные шкурки удобряют почву, хорошо удобряют, ведь речная трава на местах линьки растет гуще всего. Единственная безобидная, даже приятная туземная форма жизни на Лузитании». Люди приходили сюда, на берег, чтобы полежать на мягком естественном ковре, узкой полоской протянувшемся между тростником и жесткой травой степей. Змеиная кожа, скользкая и вонючая, все же обещала в будущем приятные минуты.
Мысли Квима, очевидно, шли тем же путем.
— Мама, а не могли бы мы посадить речную траву возле нашего дома?
— Когда-то, много лет назад, ваши бабушка и дедушка попробовали сделать это, но так и не смогли. Речная трава цветет, но после цветения не образуются семена. А когда они попробовали просто пересадить ее, она вскоре увяла, и на следующий год на том месте ничего не выросло. Наверное, траве необходима вода, много воды, река.
Квим нахмурился и ускорил шаг. Ее ответ рассердил его. Новинья вздохнула. Квим принимал слишком близко к сердцу то, что Вселенная устроена не так, как ему хочется.
Вскоре они добрались до домика, где поселился Голос. На прассе, как всегда, играли дети, и потому Новинье и Квиму пришлось говорить громче, ибо шум стоял страшный.
— Это здесь, — сказал Квим. — Думаю, ты должна увести отсюда Квару и Ольядо.
— Спасибо, что показал мне дом.
— Я не шучу. Я серьезно. Это настоящее столкновение между добром и злом.
— Вся наша жизнь такое столкновение. Вот только очень трудно разобрать, что на самом деле что. Нет, нет, Квим, я знаю, ты можешь подробно объяснить мне…
— Не говори со мной свысока, мама.
— Но, Квим, это же так естественно, ведь ты всегда столь снисходителен ко мне.
Лицо Квима одеревенело от злости.
Новинья протянула руку и погладила его, очень легко, очень нежно. Он напрягся, словно она была ядовитым пауком.
— Квим не пытайся учить меня, что есть добро, а что зло. Я жила в этой стране, а ты видел только карту.
Он стряхнул ее руку и отошел в сторону. «Черт, я уже начинаю скучать по тем временам, когда мы не разговаривали неделями».
Новинья громко хлопнула в ладоши. Через мгновение дверь распахнулась, на пороге стояла Квара.
— Ой, Манезинья, тамбем вейо джогар? Мама, ты тоже пришла поиграть?
Ольядо и Голос, склонившись над терминалом, играли в космическую войну. Голосу предоставили компьютер с очень большим и удивительно четким голографическим экраном. Игроки умудрялись командовать одновременно отрядами из двенадцати кораблей и более, но это занятие требовало предельной сосредоточенности, и ни один из них даже головы не повернул, чтобы приветствовать ее.
— Ольядо сказал, чтобы я заткнулась, иначе он вырвет мой язык и заставит меня съесть его с хлебом, — поведала Квара. — Так что ты лучше молчи, пока они не кончат играть.
— Пожалуйста, садитесь, — пробормотал Голос.
— Теперь я раскатаю тебя, Голос, — прошипел Ольядо.
Больше половины флота Голоса вспыхнуло белым пламенем и исчезло из воздуха над терминалом. Новинья опустилась на стул.
Квара села на пол рядом с ней.
— Я слышала, как вы с Квимом разговаривали за дверью. Вы так кричали, что мы разобрали почти все.
Новинья почувствовала, что краснеет. Ее раздражало то, что Голос случайно услышал, как она ссорится со своим сыном. Это не его дело. И вообще, он не имеет, не должен иметь никакого отношения к ее семье. И она, безусловно, не одобряла эти военные игры. Они архаичны и старомодны, давно вышли из употребления. За последние две тысячи лет в космосе не произошло ни одного сражения. Мелкие стычки таможенников с контрабандистами не в счет. Милагр такой мирный город. Ни у кого из жителей нет оружия. Разве что разрядник у старшего констебля. Ольядо в жизни своей не увидит ни одной битвы. И вот он сидит здесь, полностью поглощенный-военной игрой. Возможно, это просто шутки эволюции, вложившей в сердца самцов вида желание стирать противника в порошок, втаптывать его в землю. А может быть, насилие, к которому он привык дома, подтолкнуло его к этой игре. «Моя вина. Снова и снова моя вина».
Внезапно Ольядо вскрикнул от ярости: серия белых вспышек — и весь его флот исчез.
— Я не видел! Я поверить не могу, что ты это сделал! Я даже не заметил приближения!
— Так не кричи об этом, — ответил Голос. — Прокрути игру снова и выясни, что случилось, чтобы я не мог второй раз поймать тебя на той же ошибке.
— Я думал, вы, Голоса, должны быть, ну, как священники. Откуда вы столько знаете о тактике?
Отвечая, Голос повернулся к Новинье и улыбнулся ей.
— Иногда приходится сражаться с человеком, просто чтобы он сказал тебе правду.
Ольядо сидел, прислонившись к стене, глаза закрыты — проигрывал сцену битвы.
— Вы совали нос в мои записи, — фыркнула Новинья. — И сделали это не очень-то ловко. Это Голоса Тех, Кого Нет называют «тактикой»?
— Поэтому вы пришли сюда, разве нет? — Голос все еще улыбался.
— Что вы искали в моих файлах?
— Я прилетел Говорить о смерти Пипо.
— Я не убивала его. Вам не нужны мои записи.
— Вы позвали меня сюда.
— Я переменила мнение. Извиняюсь, прошу прощения. Но это не дает вам права…
Он вдруг заговорил очень тихо, подошел к ней, опустился на колени рядом, чтобы она могла услышать его слова.
— Пипо что-то узнал от вас, и, что бы это ни было, свинксы убили его именно из-за этого. И потому вы закрыли свои файлы, чтобы никто ничего не смог найти. Вы даже отказались стать женой Либо, чтобы помешать ему узнать то, что узнал Пипо. Вы искалечили свою жизнь и жизнь всех, кого любили, чтобы Либо и Миро не узнали вашей тайны и не умерли.
Новинье вдруг стало очень холодно. Ее колотила мелкая дрожь. Этот человек прожил здесь три дня и уже успел вычислить все, что знал Либо.
— Это ложь, — сказала она.
— Послушайте меня, Дона Иванова. Ваш план не сработал. Либо все равно умер, не правда ли? Каким бы ни был этот секрет, сохранив его, вы не спасли жизнь Либо. И Миро тоже не спасете. Обман и неведение никогда никого не защищали. Жизнь сохраняет только знание.
— Никогда, — прошептала она.
— Я могу понять, почему вы бережете Миро, но что вам моя жизнь? Если я узнаю секрет и он убьет меня, что вам до того? Я вам никто.
— Мне безразлично, будете вы жить или умрете, — ответила Новинья, — но вы никогда не получите эти файлы.
— Вы, вероятно, не понимаете, что не имеете никакого права завязывать глаза другим людям. Ваш сын и его сестра каждый день уходят разговаривать со свинксами и по вашей милости не знают, какое слово, какой поступок могут оказаться для них смертным приговором. Завтра я отправляюсь с ними, потому что не могу Говорить о смерти Пипо, не посмотрев сначала на свинксов.
— Я не желаю, чтобы вы Говорили о смерти Пипо.
— Мне плевать, что вы там желаете. Я делаю это не для вас. Но я прошу вас открыть мне, что узнал Пипо.
— Вы никогда не поймете, что узнал Пипо, потому что он был хорошим и добрым человеком, он…
— …Встретил одинокую, испуганную маленькую девочку и исцелил раны ее сердца. — Рука Голоса лежала на плече Квары.
Это переполнило чашу терпения Новиньи.
— Как вы смеете сравнивать себя с ним! Квара вовсе не сирота, вы слышите меня? У нее есть мать, я, и она не нуждается в вас, никто из нас не нуждается, никто!
И вдруг неожиданно разрыдалась. Она не хотела плакать при нем. Не хотела быть здесь… Он все смешал, все перепутал. Новинья, спотыкаясь, добралась до двери, вышла и захлопнула ее. Квим прав. Он дьявол. Слишком много знает, слишком многого требует, слишком много дает — и все они слишком сильно в нем нуждаются. Как ухитрился он получить над ними такую власть за столь короткое время?
Потом ей в голову пришла мысль, мгновенно осушившая непролитые слезы и наполнившая душу страхом. Он сказал, что Миро и его сестра каждый день уходят к свинксам. Он знал. Знал все ее секреты.
Все, кроме одного, неизвестного си самой. Того, что открыл Пипо, поглядев на имитацию. Если он доберется до него, то получит все, что она скрывала долгие годы. Когда Новинья звала Голос Тех, Кого Нет, она хотела, чтобы он рассказал правду о Пипо, а он пришел и открыл правду о ней.
Дверь грохнула. Эндер прислонился к стулу, на котором она только что сидела, и положил голову на руки.
Он услышал, как Ольядо встал и медленно пошел через комнату, к нему.
— Вы пытались залезть в записи матери, — спокойно сказал он.
— Да, — ответил Эндер.
— Вы заставили меня научить вас работать с компьютером, чтобы получить возможность шпионить за моей матерью. Вы превратили меня в предателя.
Никакой ответ не удовлетворил бы Ольядо сейчас. Эндер и не пробовал объясниться. Он молча ждал, пока Ольядо добрался до двери и вышел на улицу.
Его молчание не было молчанием для Королевы Улья. Он почувствовал, как она зашевелилась в его сознании, встревоженная его болью.
«Нет, — беззвучно ответил он. — Ты ничем не можешь мне помочь. Ты не поймешь. Это все человеческие отношения, странные человеческие проблемы, в которых сам черт ногу сломит».
«А-а…»
И он почувствовал, как она коснулась его, словно ветер в ветвях деревьев, ощутил силу и радость поднимающегося к небу леса, легкую игру солнечного света на жадных листьях.
«Смотри, чему мы научились от него, Эндер, от мира, который ты нашел».
Радость отступила, Королева Улья ушла из его сознания, но сила дерева осталась с ним, и спокойствие дерева вытеснило боль.
Всего несколько секунд — скрип закрываемой двери еще звучал в комнате — и Квара вскочила на ноги, ринулась через комнату к кровати, плюхнулась на нее и подпрыгнула несколько раз.
— Ты продержался всего несколько дней, — весело сказала она. — Теперь все ненавидят тебя.
Эндер холодно рассмеялся и повернулся к ней.
— А ты?
— О да, — отозвалась девочка. — Я ненавижу тебя больше всех, кроме, разве что, Квима. — Она соскользнула с кровати и подошла к терминалу. Осторожно, нажимая клавиши по одной, включила его. В воздухе появились колонки чисел. — Хочешь посмотреть, как я делаю арифметику?
Эндер встал и устроился рядом за терминалом.
— Конечно. Похоже, тяжеловатые примеры.
— Не для меня, — похвасталась она. — Я решаю их быстрее всех.
На поляне было очень тихо. Миро сразу понял, что что-то не так. Свинксы ничего не делали. Просто стояли или сидели на трапе. И — ни одного звука, даже дыхания не слышно. И все смотрели в землю.
Все, кроме Человека, только что вынырнувшего у них из-за спины, из леса. Человек медленно прошел вперед. Миро почувствовал, как прижимается к нему локоть Кванды, но даже не посмотрел на нее. Он знал, она думает о том же, что и он сам: «Они убьют нас сейчас, как Пипо и Либо?»
Несколько минут Человек пристально и неотрывно смотрел на них. Долгое ожидание буквально било по нервам. Но Миро и Кванда знали свое дело. Они не говорили ничего, их лица не покидало бесстрастное «слепое» выражение, освоенное еще в начале ученичества. Искусство умолчания, необщения. Им пришлось стать мастерами, прежде чем Либо позволил сопровождать его. Только когда их лица обрели твердость камня, когда даже капельки пота перестали выдавать внутреннее напряжение, они смогли повстречаться со свинксами. Только ничего из этого не вышло — Человек с легкостью превращал их умолчания в ответы, вытаскивал важные сведения из самых пустых замечаний. И нынешнее их полное спокойствие, без сомнения, выдавало страх. Но избежать этого было невозможно. Что-то всегда просачивается.
— А еще Квим считает меня неверным и каждый день молится, чтобы я умер.
— Нет. Это было до того, как он встретил вас. И лучше не говорите, что я это вам сказал.
— Как мне перевести деньги?
Ольядо повернулся к терминалу и вызвал банк.
— Как вас зовут?
— Эндрю Виггин.
Голос повторил его по буквам. Похоже, имя было на звездном, видно, Голос принадлежал к числу тех счастливчиков, что знали звездный с рождения, а не зубрили его в школе.
— О'кей. Ваш пароль?
— Пароль?
Ольядо ткнулся лбом в терминал, на мгновение затемнив эту часть дисплея.
— Пожалуйста, не говорите мне, что вы не знаете своего пароля.
— Послушай, Ольядо, у меня раньше была программа, очень умная программа, она помогала мне разбираться со всем этим хозяйством. Мне нужно было только сказать: «Купи это», а уж финансами занималась она.
— Вы не могли этого делать! Замыкать общественную сеть на программу-раба совершенно незаконно. Эта штука у вас в ухе — для работы?
— Да. И для меня это не было незаконно.
— У меня нет глаз, Голос, но, по крайней мере, это не моя вина. А ты совершенно беспомощен. — Только проговорив все это, Ольядо сообразил, что обратился к Голосу так же фамильярно, как разговаривал бы с другим мальчишкой. — Извините, — спохватился он. — Но я не могу добраться до вашего счета без пароля. Вы должны подумать и вспомнить его.
— Попробуй мое имя.
Ольядо попробовал. Ничего.
— Попробуй напечатать: «Джейн».
Не сработало.
Голос состроил рожу.
— Эндер.
— Эндер? Убийца?
— Попробуй.
Получилось. Ольядо помотал головой:
— Почему у вас такой странный пароль? Это как взять паролем грязное слово, ругательство. Только система не пропускает ругательства.
— У меня дурное чувство юмора, — ответил Голос. — А у моей порабощенной программы, или как ты ее назвал, оно еще хуже.
Ольядо расхохотался:
— Неплохо. Программа с чувством юмора! — На экране появился баланс Голоса. Ольядо в жизни не видел такой большой цифры. — О'кей, теперь я готов поверить, что компьютер может шутить.
— Это сумма, которой я располагаю?
— Должно быть, какая-то ошибка.
— Знаешь что, я очень много путешествовал. Со скоростью света. Наверное, пока я был в дороге, какие-то из моих вложений оказались удачными.
Цифра оказалась настоящей. Голос Тех, Кого Нет обладал богатством, по мнению Ольядо, просто невероятным.
— Вот что я вам скажу, — улыбнулся Ольядо. — Вместо того чтобы платить мне ставку, отчисляйте мне от этого, пока я буду на вас работать, ну, например, тысячную процента. Тогда через пару недель я смогу купить Лузитанию и еще оплатить перевоз верхнего слоя почвы на другую планету, поприятнее.
— У меня что, столько денег?
— Голос, вы могли получить такую сумму из вложений, только если прожили тысячу лет.
— Хм-м-м, — отозвался Голос.
И по выражению его лица Ольядо определил, что сказал сейчас нечто забавное.
— Вам что, действительно тысяча лет? — спросил он.
— Время, — отозвался Голос, — такая летучая и ненадежная субстанция… Как говаривал Шекспир: «Я тратил время, и ныне время тратит меня».
— А что такое «ныне»?
— «Ныне» — это «теперь».
— Почему вы цитируете парня, который даже не умеет правильно говорить на звездном?
— Переведи на свой счет то, что сочтешь справедливой оплатой за неделю работы. А затем займись сравнением информации в рабочих файлах Пипо и Либо. Начни за несколько недель до смерти Пипо.
— Там, наверное, стоит защита.
— Используй мой пароль. Мы войдем.
Ольядо начал искать. Голос Тех, Кого Нет внимательно наблюдал за ним. Время от времени он спрашивал у Ольядо, что именно тот делает. Из этих вопросов Ольядо понял, что Голос знал о компьютерах куда больше его самого. Он только не владел конкретными командами. Было ясно, что он вычисляет их для себя, просто наблюдая за Ольядо. К концу дня их розыски не принесли ощутимого результата. Ольядо потребовалось не больше минуты, чтобы понять, почему Голос тем не менее доволен.
"Тебя вообще не интересовал результат, — подумал Ольядо. — Ты просто хотел посмотреть, как я буду искать. Я знаю, чем ты займешься этой ночью, Эндрю Виггин, Голос Тех, Кого Нет. Ты начнешь вскрывать другие файлы. Может быть, у меня нет глаз, но вижу я больше, чем ты думаешь.
Непонятно только, почему ты так скрытен, Голос, непонятно и глупо. Разве ты еще не знаешь, что я на твоей стороне? Я никому не расскажу, что твой пароль позволяет тебе забираться в личные файлы. Даже если ты возьмешь что-нибудь у мэра или у епископа. Не нужно прятаться от меня. Ты живешь здесь всего три дня, но я знаю тебя достаточно, чтобы любить, и люблю так, что исполню любую твою просьбу, если только это не пойдет во вред моей семье. Но ты никогда не захочешь причинить вред моей семье".
На следующее утро, почти сразу, Новинья обнаружила, что Голос пытался вломиться в ее файлы. Собственно, он вовсе не пытался скрыть это от нее, и она забеспокоилась: Голос забрался слишком глубоко. Он получил доступ ко многим ее записям, хотя самая важная — имитация, которую когда-то увидел Пипо, — еще оставалась закрытой. Его откровенность, его дерзость раздражали Новинью больше всего. Имя Голоса было напечатано на каждой просьбе о допуске, даже на тех, с которых его мог стереть и ребенок.
«Ну что ж, — решила она, — я не допущу, чтобы все это мешало моей работе. Он врывается в мой дом, управляет моими детьми, лезет в записи, как будто имеет право…»
Она повторяла это снова и снова, пока не сообразила: из-за того, что она придумывает оскорбления, которыми осыплет его при ближайшей встрече, работа быстрее не пойдет.
«Не надо думать о нем. Думай о чем-нибудь другом».
Позавчера ночью Миро и Эла смеялись. Конечно, к утру Миро снова стал угрюмым, веселое настроение Элы продержалось несколько дольше, но к середине дня она уже снопа выглядела обеспокоенной и рычала на всех, как и раньше. И пусть Грего плакал, обняв этого человека (как рассказывала Эла), но на следующее утро он украл ножницы и разрезал спою простыню на тонкие ровные полосы, а в школе нарочно ударил брата Адорная головой в пах; занятия прервались, а с Грего серьезно беседовала Дона Кристан. «Вот тебе и исцеляющее прикосновение Голоса. Если он считает, что может запросто войти в мой дом и исправить все, что, по его мнению, я сделала не так, то скоро поймет, что есть раны, которые не заживают».
Только Дона Кристан еще рассказала ей, что Квара заговорила с сестрой Бебей прямо в классе, при других детях, и зачем? Чтобы рассказать всем, что встретила этого скандально известного жуткого Фаланте Пелоса Муэртоса, его зовут Эндрю, и он в точности такой плохой и страшный, как рассказывал епископ Перегрино, пожалуй, еще хуже, потому что он мучил Грего, пока тот не заплакал. Сестра Бебей была просто вынуждена попросить Квару замолчать. Вытащить Квару из ее немого мира — это чего-то стоит.
И Ольядо, такой эгоцентричный, такой отстраненный, далекий, теперь светился от возбуждения. Вчера за ужином он только и говорил, что о Голосе, просто остановиться не мог. «А вы знаете, он понятия пс имел, как переводить деньги. И вы не поверите, какой ужасный у него пароль!.. Я-то думал, компьютеры должны выбрасывать такие слова… Нет, я не могу рассказать вам, это секрет… Я на самом деле учил его, как искать информацию, но, мне кажется, он разбирается в компьютерах, он не идиот. Он говорил, что у него была программа-раб, поэтому он носит сережку в ухе… Он сказал, что я могу заплатить себе сколько сочту нужным. Мне нечего сейчас покупать, сохраню деньги до тех времен, когда вырасту… Наверное, он очень старый. При мне он вспоминал события, происходившие очень давно. И еще: я думаю, звездный — его родной язык, он так здорово на нем говорит… На Ста Мирах не так уж много людей знают звездный с рождения. Как вы думаете, может, он родился на Земле?»
Квим наконец заорал на него, приказал заткнуться и больше не говорить про этого слугу дьявола, или он попросит епископа изгнать из него дьявола, потому что Ольядо явно одержим. Когда же Ольядо улыбнулся и подмигнул ему, Квим вылетел из кухни, убежал из дома и не возвращался до самой ночи.
"Этот Голос мог бы просто жить в моем доме, — подумала Новинья, — он управляет моей семьей, даже когда его нет, а теперь еще сует нос в мои записи. Я этого так не оставлю!
Впрочем, как обычно, я сама виновата. Ведь это я позвала его сюда, заставила покинуть Трондхейм — место, которое он называл домом, где живет его сестра. Это я виновата, что он застрял в жалком городишке на задворках Ста Миров, окруженный оградой, которая все равно не мешает свинксам убивать всех, кого я люблю…"
И сразу же она подумала о Миро, настолько похожем на своего настоящего отца, что просто удивительно, как никто не догадался о прелюбодействе. Подумала и представила, как он лежит на склоне холма, где когда-то лежал Пипо, как свинксы вскрывают его своими кривыми деревянными ножами.
"Они сделают это. Как бы я ни поступила, они все равно это сделают. И даже если нет, скоро настанет день, когда он достаточно повзрослеет, чтобы жениться на Кванде, и тогда мне придется рассказать ему, кто он на самом деле и почему этот брак невозможен. Тогда он поймет, что я заслужила боль, которую причинял мне Кано, что его руку направлял Бог, чтобы покарать за мои грехи.
Господи! Этот Голос заставил меня думать о том, что мне удавалось неделями, порой месяцами, скрывать от самой себя. Сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз провела утро, думая о детях? И с надеждой, не просто так. Как давно я позволяла себе думать о Пипо и Либо? Когда, когда я вспоминала, что верю в Бога, по крайней мере, в жестокого мстительного Бога Ветхого Завета, того, кто с улыбкой стирал с лица земли города, потому что их жители не молились ему? Если Христос хоть чего-то стоит, я все равно не смогу уверовать в него".
Так прошел день. Работать Новинья не могла, но и прийти к каким-нибудь четким выводам тоже не сумела.
После обеда в дверь постучал Квим:
— Прости, что беспокою тебя, мама.
— Не страшно. Все равно я сегодня не в форме.
— Я знаю, тебе безразлично, что Ольядо проводит время с этим сатанинским ублюдком, но я думал, что ты должна знать. Квара пошла туда прямо из школы. В его дом.
— Да?
— Или это тоже безразлично тебе, мама? Может быть, ты собираешься откинуть одеяло и позволить ему занять место отца?
Охваченная холодной яростью, Новинья вскочила на ноги и двинулась на него. Мальчик отступил.
— Извини, мама, я так разозлился…
— Все те годы, что я была замужем за вашим отцом, я ни разу не позволяла ему поднять на вас руку. Но если б он не умер, сегодня я попросила бы его задать тебе хорошую порку.
— Ты могла попросить, — надменно ответил Квим, — но я убил бы его раньше, чем он успел бы коснуться меня даже пальцем. Может быть, тебе нравились его пощечины, но со мной это не пройдет!
Она вовсе не хотела этого делать, ее рука хлестнула сына по щеке прежде, чем она сообразила, что происходит. Удар не мог получиться особенно сильным, но Квим мгновенно обмяк, заплакал и опустился на пол, спиной к Новинье.
— Прости, прости, — бормотал он сквозь слезы.
Новинья встала на колени рядом с мальчиком и неуклюже погладила его по плечам. Вспомнила, что не обнимала его с тех пор, как он вышел из возраста Грего. «Когда я стала такой холодной? И почему, когда я коснулась его снова, это оказалась пощечина, а не поцелуй?»
— Меня тоже беспокоит то, что происходит, — сказала Новинья.
— Он все ломает, — всхлипнул Квим. — Он пришел, и сразу все начало меняться.
— Ну, если ты об этом, Эстевано, мы не так уж хорошо жили, чтобы отказываться от перемен.
— Это не наш путь. Исповедь, искупление, отпущение грехов — вот необходимая нам перемена.
Новинья в который раз позавидовала вере Квима в способность священников смывать любой грех. «Это оттого, что ты никогда не грешил, сынок, и ничего не знаешь о невозможности искупления».
— Думаю, мне надо поговорить с Голосом.
— И забрать Квару домой?
— Не знаю. Не забывай, он заставил ее разговориться. И я не сказала бы, что он ей нравится. Она о нем еще доброго слова не сказала.
— Тогда почему она пошла в его дом?
— Наверное, чтобы сказать ему какую-то грубость. Тебе придется признать, что по сравнению с ее прежним молчанием это перемена к лучшему.
— Дьявол всегда скрывается за видимостью добрых дел, всегда, но потом…
— Квим, не читай мне лекций по демонологии. Отведи меня к дому Голоса, и я сама разберусь с твоим неверным.
Они шли по тропинке, идущей вдоль берега реки. У водяных змей начался период линьки, и земля под ногами была скользкой от кусочков и ошметков разлагающейся кожи. «Так, это валяется мой следующий проект, — подумала Новинья. — Нужно выяснить, что там тикает внутри этих маленьких чудовищ, может быть, тогда я придумаю, как извлечь из них хотя бы крошечную пользу. Или узнаю, как отвадить их отсюда, чтобы берег речки не вонял так омерзительно шесть недель в году. Единственный плюс — кажется, змеиные шкурки удобряют почву, хорошо удобряют, ведь речная трава на местах линьки растет гуще всего. Единственная безобидная, даже приятная туземная форма жизни на Лузитании». Люди приходили сюда, на берег, чтобы полежать на мягком естественном ковре, узкой полоской протянувшемся между тростником и жесткой травой степей. Змеиная кожа, скользкая и вонючая, все же обещала в будущем приятные минуты.
Мысли Квима, очевидно, шли тем же путем.
— Мама, а не могли бы мы посадить речную траву возле нашего дома?
— Когда-то, много лет назад, ваши бабушка и дедушка попробовали сделать это, но так и не смогли. Речная трава цветет, но после цветения не образуются семена. А когда они попробовали просто пересадить ее, она вскоре увяла, и на следующий год на том месте ничего не выросло. Наверное, траве необходима вода, много воды, река.
Квим нахмурился и ускорил шаг. Ее ответ рассердил его. Новинья вздохнула. Квим принимал слишком близко к сердцу то, что Вселенная устроена не так, как ему хочется.
Вскоре они добрались до домика, где поселился Голос. На прассе, как всегда, играли дети, и потому Новинье и Квиму пришлось говорить громче, ибо шум стоял страшный.
— Это здесь, — сказал Квим. — Думаю, ты должна увести отсюда Квару и Ольядо.
— Спасибо, что показал мне дом.
— Я не шучу. Я серьезно. Это настоящее столкновение между добром и злом.
— Вся наша жизнь такое столкновение. Вот только очень трудно разобрать, что на самом деле что. Нет, нет, Квим, я знаю, ты можешь подробно объяснить мне…
— Не говори со мной свысока, мама.
— Но, Квим, это же так естественно, ведь ты всегда столь снисходителен ко мне.
Лицо Квима одеревенело от злости.
Новинья протянула руку и погладила его, очень легко, очень нежно. Он напрягся, словно она была ядовитым пауком.
— Квим не пытайся учить меня, что есть добро, а что зло. Я жила в этой стране, а ты видел только карту.
Он стряхнул ее руку и отошел в сторону. «Черт, я уже начинаю скучать по тем временам, когда мы не разговаривали неделями».
Новинья громко хлопнула в ладоши. Через мгновение дверь распахнулась, на пороге стояла Квара.
— Ой, Манезинья, тамбем вейо джогар? Мама, ты тоже пришла поиграть?
Ольядо и Голос, склонившись над терминалом, играли в космическую войну. Голосу предоставили компьютер с очень большим и удивительно четким голографическим экраном. Игроки умудрялись командовать одновременно отрядами из двенадцати кораблей и более, но это занятие требовало предельной сосредоточенности, и ни один из них даже головы не повернул, чтобы приветствовать ее.
— Ольядо сказал, чтобы я заткнулась, иначе он вырвет мой язык и заставит меня съесть его с хлебом, — поведала Квара. — Так что ты лучше молчи, пока они не кончат играть.
— Пожалуйста, садитесь, — пробормотал Голос.
— Теперь я раскатаю тебя, Голос, — прошипел Ольядо.
Больше половины флота Голоса вспыхнуло белым пламенем и исчезло из воздуха над терминалом. Новинья опустилась на стул.
Квара села на пол рядом с ней.
— Я слышала, как вы с Квимом разговаривали за дверью. Вы так кричали, что мы разобрали почти все.
Новинья почувствовала, что краснеет. Ее раздражало то, что Голос случайно услышал, как она ссорится со своим сыном. Это не его дело. И вообще, он не имеет, не должен иметь никакого отношения к ее семье. И она, безусловно, не одобряла эти военные игры. Они архаичны и старомодны, давно вышли из употребления. За последние две тысячи лет в космосе не произошло ни одного сражения. Мелкие стычки таможенников с контрабандистами не в счет. Милагр такой мирный город. Ни у кого из жителей нет оружия. Разве что разрядник у старшего констебля. Ольядо в жизни своей не увидит ни одной битвы. И вот он сидит здесь, полностью поглощенный-военной игрой. Возможно, это просто шутки эволюции, вложившей в сердца самцов вида желание стирать противника в порошок, втаптывать его в землю. А может быть, насилие, к которому он привык дома, подтолкнуло его к этой игре. «Моя вина. Снова и снова моя вина».
Внезапно Ольядо вскрикнул от ярости: серия белых вспышек — и весь его флот исчез.
— Я не видел! Я поверить не могу, что ты это сделал! Я даже не заметил приближения!
— Так не кричи об этом, — ответил Голос. — Прокрути игру снова и выясни, что случилось, чтобы я не мог второй раз поймать тебя на той же ошибке.
— Я думал, вы, Голоса, должны быть, ну, как священники. Откуда вы столько знаете о тактике?
Отвечая, Голос повернулся к Новинье и улыбнулся ей.
— Иногда приходится сражаться с человеком, просто чтобы он сказал тебе правду.
Ольядо сидел, прислонившись к стене, глаза закрыты — проигрывал сцену битвы.
— Вы совали нос в мои записи, — фыркнула Новинья. — И сделали это не очень-то ловко. Это Голоса Тех, Кого Нет называют «тактикой»?
— Поэтому вы пришли сюда, разве нет? — Голос все еще улыбался.
— Что вы искали в моих файлах?
— Я прилетел Говорить о смерти Пипо.
— Я не убивала его. Вам не нужны мои записи.
— Вы позвали меня сюда.
— Я переменила мнение. Извиняюсь, прошу прощения. Но это не дает вам права…
Он вдруг заговорил очень тихо, подошел к ней, опустился на колени рядом, чтобы она могла услышать его слова.
— Пипо что-то узнал от вас, и, что бы это ни было, свинксы убили его именно из-за этого. И потому вы закрыли свои файлы, чтобы никто ничего не смог найти. Вы даже отказались стать женой Либо, чтобы помешать ему узнать то, что узнал Пипо. Вы искалечили свою жизнь и жизнь всех, кого любили, чтобы Либо и Миро не узнали вашей тайны и не умерли.
Новинье вдруг стало очень холодно. Ее колотила мелкая дрожь. Этот человек прожил здесь три дня и уже успел вычислить все, что знал Либо.
— Это ложь, — сказала она.
— Послушайте меня, Дона Иванова. Ваш план не сработал. Либо все равно умер, не правда ли? Каким бы ни был этот секрет, сохранив его, вы не спасли жизнь Либо. И Миро тоже не спасете. Обман и неведение никогда никого не защищали. Жизнь сохраняет только знание.
— Никогда, — прошептала она.
— Я могу понять, почему вы бережете Миро, но что вам моя жизнь? Если я узнаю секрет и он убьет меня, что вам до того? Я вам никто.
— Мне безразлично, будете вы жить или умрете, — ответила Новинья, — но вы никогда не получите эти файлы.
— Вы, вероятно, не понимаете, что не имеете никакого права завязывать глаза другим людям. Ваш сын и его сестра каждый день уходят разговаривать со свинксами и по вашей милости не знают, какое слово, какой поступок могут оказаться для них смертным приговором. Завтра я отправляюсь с ними, потому что не могу Говорить о смерти Пипо, не посмотрев сначала на свинксов.
— Я не желаю, чтобы вы Говорили о смерти Пипо.
— Мне плевать, что вы там желаете. Я делаю это не для вас. Но я прошу вас открыть мне, что узнал Пипо.
— Вы никогда не поймете, что узнал Пипо, потому что он был хорошим и добрым человеком, он…
— …Встретил одинокую, испуганную маленькую девочку и исцелил раны ее сердца. — Рука Голоса лежала на плече Квары.
Это переполнило чашу терпения Новиньи.
— Как вы смеете сравнивать себя с ним! Квара вовсе не сирота, вы слышите меня? У нее есть мать, я, и она не нуждается в вас, никто из нас не нуждается, никто!
И вдруг неожиданно разрыдалась. Она не хотела плакать при нем. Не хотела быть здесь… Он все смешал, все перепутал. Новинья, спотыкаясь, добралась до двери, вышла и захлопнула ее. Квим прав. Он дьявол. Слишком много знает, слишком многого требует, слишком много дает — и все они слишком сильно в нем нуждаются. Как ухитрился он получить над ними такую власть за столь короткое время?
Потом ей в голову пришла мысль, мгновенно осушившая непролитые слезы и наполнившая душу страхом. Он сказал, что Миро и его сестра каждый день уходят к свинксам. Он знал. Знал все ее секреты.
Все, кроме одного, неизвестного си самой. Того, что открыл Пипо, поглядев на имитацию. Если он доберется до него, то получит все, что она скрывала долгие годы. Когда Новинья звала Голос Тех, Кого Нет, она хотела, чтобы он рассказал правду о Пипо, а он пришел и открыл правду о ней.
Дверь грохнула. Эндер прислонился к стулу, на котором она только что сидела, и положил голову на руки.
Он услышал, как Ольядо встал и медленно пошел через комнату, к нему.
— Вы пытались залезть в записи матери, — спокойно сказал он.
— Да, — ответил Эндер.
— Вы заставили меня научить вас работать с компьютером, чтобы получить возможность шпионить за моей матерью. Вы превратили меня в предателя.
Никакой ответ не удовлетворил бы Ольядо сейчас. Эндер и не пробовал объясниться. Он молча ждал, пока Ольядо добрался до двери и вышел на улицу.
Его молчание не было молчанием для Королевы Улья. Он почувствовал, как она зашевелилась в его сознании, встревоженная его болью.
«Нет, — беззвучно ответил он. — Ты ничем не можешь мне помочь. Ты не поймешь. Это все человеческие отношения, странные человеческие проблемы, в которых сам черт ногу сломит».
«А-а…»
И он почувствовал, как она коснулась его, словно ветер в ветвях деревьев, ощутил силу и радость поднимающегося к небу леса, легкую игру солнечного света на жадных листьях.
«Смотри, чему мы научились от него, Эндер, от мира, который ты нашел».
Радость отступила, Королева Улья ушла из его сознания, но сила дерева осталась с ним, и спокойствие дерева вытеснило боль.
Всего несколько секунд — скрип закрываемой двери еще звучал в комнате — и Квара вскочила на ноги, ринулась через комнату к кровати, плюхнулась на нее и подпрыгнула несколько раз.
— Ты продержался всего несколько дней, — весело сказала она. — Теперь все ненавидят тебя.
Эндер холодно рассмеялся и повернулся к ней.
— А ты?
— О да, — отозвалась девочка. — Я ненавижу тебя больше всех, кроме, разве что, Квима. — Она соскользнула с кровати и подошла к терминалу. Осторожно, нажимая клавиши по одной, включила его. В воздухе появились колонки чисел. — Хочешь посмотреть, как я делаю арифметику?
Эндер встал и устроился рядом за терминалом.
— Конечно. Похоже, тяжеловатые примеры.
— Не для меня, — похвасталась она. — Я решаю их быстрее всех.
13. ЭЛА
Миро: Свинксы называют себя самцами, и приходится верить им на слово.
Кванда: А зачем им лгать?
Миро: Я знаю, ты молода и наивна, но, понимаешь, у них нет некоторых деталей.
Кванда: Я проходила антропологию и физиологию. С чего ты взял, что они делают это так, как мы?
Миро: Я понимаю, что не так. (Кстати, мы не делаем этого вовсе). Похоже, я вычислил, где у них расположены гениталии. Эти шишки на животе — там такой мягкий и пушистый мех.
Кванда: Рудиментарные сосцы. Они есть даже у тебя.
Миро: Я вчера видел, как Листоед и Чашка… Я стоял метрах в десяти от них, так что нельзя сказать, что видел все хорошо, но Чашка гладил живот Листоеда, и, по-моему, эти шишки набухли.
Кванда: Или не набухли.
Миро: В одном я совершенно уверен: живот Листоеда весь взмок — он блестел, солнце отражалось. И еще: он явно получал удовольствие.
Кванда: Это извращение.
Миро: А что тут такого? Они ведь все холостяки, разве нет? Они взрослые, но их так называемые жены не одарили никого из них радостями отцовства.
Кванда: Кажется, просто ошалевший от сексуального голода зенадор приписывает собственные фрустрации своим подопечным.
Маркос Владимир Рибейра фон Хессе (Миро) и Кванда Квенхатта Фигейра Мукумби. Рабочие записи. 1970:1:4:30.
На поляне было очень тихо. Миро сразу понял, что что-то не так. Свинксы ничего не делали. Просто стояли или сидели на трапе. И — ни одного звука, даже дыхания не слышно. И все смотрели в землю.
Все, кроме Человека, только что вынырнувшего у них из-за спины, из леса. Человек медленно прошел вперед. Миро почувствовал, как прижимается к нему локоть Кванды, но даже не посмотрел на нее. Он знал, она думает о том же, что и он сам: «Они убьют нас сейчас, как Пипо и Либо?»
Несколько минут Человек пристально и неотрывно смотрел на них. Долгое ожидание буквально било по нервам. Но Миро и Кванда знали свое дело. Они не говорили ничего, их лица не покидало бесстрастное «слепое» выражение, освоенное еще в начале ученичества. Искусство умолчания, необщения. Им пришлось стать мастерами, прежде чем Либо позволил сопровождать его. Только когда их лица обрели твердость камня, когда даже капельки пота перестали выдавать внутреннее напряжение, они смогли повстречаться со свинксами. Только ничего из этого не вышло — Человек с легкостью превращал их умолчания в ответы, вытаскивал важные сведения из самых пустых замечаний. И нынешнее их полное спокойствие, без сомнения, выдавало страх. Но избежать этого было невозможно. Что-то всегда просачивается.