Осборн Мэгги. Пока ты со мной

   Чувствуя некоторое превосходство по отношению к другим и радуясь своему единодушию, они спустились по лестнице, смутно ощущая, что все считают их красивой парой.
   – Не желаете ли потанцевать, миссис Холланд?
   Еще раньше Сэм заполнил ее карту для танцев и поставил свое имя против названия каждого танца.
   – Это было бы мне приятно, мистер Холланд. Но сначала мне хотелось бы попудриться и поправить прическу. – Она потянулась к его уху. – Мне до смерти хочется увидеть, как обставлена дамская комната.
   Путь в дамскую комнату и она сама превосходили все ожидания. Ковер, драпировки на стенах, мягкие стулья, скамеечки для ног, шелковые полотенца всех оттенков теплого цвета, от темно-бордового до нежно-розового. Зеркала в золоченых рамах отражали свет ламп, помещенных таким образом, что освещение только льстило внешности дам. С полдюжины служительниц, одетых в розовое, были к услугам леди – подавали им булавки и шпильки, подшивали оторвавшуюся кайму на юбках, сновали с поручениями туда-сюда.
   Улыбаясь и раскланиваясь дамам, отдыхавшим в роскошной гостиной, Энджи проскользнула к арке, ведущей к раковинам из расписанного вручную фарфора, которые, как кто-то сообщил ей, были выписаны из Италии.
   Она восхищалась драпировками на стенах, пытаясь распознать, шелк это или бумажные обои, расписанные под шелк. И в этот момент чуть было не столкнулась с Винни Гаунер.
   Нынче вечером Винни была облачена в атлас и тюль, переливавшиеся всеми оттенками серого цвета, что очень шло к ее глазам и волосам. Алмазы сверкали у нее в ушах и на запястьях, а сооружение из серых жемчужин было водружено на голову. Она была импозантна, надменна и холодна, как Снежная королева.
   Одного взгляда Энджи на Винни было достаточно, чтобы понять, что та постарается смертельно унизить ее перед внимательно наблюдавшими женщинами. Лицо ее запылало, а сердце упало.

Глава 13

   Пока Энджи стояла, будто парализованная ужасом, с широко раскрытыми глазами, тонкие губы Винни выразили бесконечное презрение.
   Она подобрала юбки, чтобы невзначай не коснуться платья Энджи, будто боялась испачкаться. Потом проплыла мимо, глядя прямо перед собой и излучая ледяную Отчужденность.
   С десяток женщин шумно втянули в себя воздух, издав звук, похожий на шипение. Редко можно было видеть столь явное и нарочитое проявление снобизма и самодовольства, и уж, во всяком случае, не в таком захолустье, как этот густо населенный старательский городок. Об этом инциденте станут рассказывать еще несколько дней.
   От потрясения мурашки побежали по спине Энджи. Никогда в жизни с ней никто так не обращался. Щеки ее будто обожгло огнем, кровь бросилась в голову. Это публичное и намеренное унижение заставило ее внутренне сжаться и пожелать, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Она мельком взглянула на присутствующих женщин и заметила, что они опускают глаза или смотрят в сторону, но две или три из них посмотрели на нее со смущением и жалостью.
   И от этой жалости в ней закипела ярость. Она непременно должна что-то предпринять, а иначе задохнется или лопнет. Приподняв юбки, она шагнула к двери и схватила Винни Гаунер за руку, когда та уже дотронулась до дверной ручки.
   – Миссис Гаунер, я Энджи Холланд. Думаю, вы меня не узнали. – Темные глаза Энджи пылали гневом, но она старалась обуздать себя и говорить вежливо, притворяясь, что не поняла маневра Винни. – Меня это не удивляет. Должно быть, я выгляжу совершенно иначе, чем в нашу прошлую встречу, когда мы вместе пили чай.
   Винни обратила к Энджи ледяной взгляд и посмотрела на ее пальцы, удерживавшие ее за рукав.
   – Уберите руку.
   – Если у нас не будет возможности поболтать позже, я хотела бы знать, когда вы собираетесь навестить своих внучек до отъезда в Колорадо-Спрингс. – За спиной Энджи гостиная погрузилась в такую тишину, что Энджи могла расслышать музыку за дверью в холл. – Если я буду знать заранее, когда вы хотите повидать девочек, мы будем готовы и они будут ждать вас. Я ведь знаю, как вам приятно побыть с внучками.
   Этими словами, предназначенными для всех присутствующих, она давала понять, что печется о внучках Винни, и тем самым выставила ее в глазах леди мелкой и мелочной. Винни это тотчас же поняла. Теперь пришла ее очередь краснеть от смущения.
   – Мы надеемся повести своих внучек обедать в субботу, – ответила она голосом, вибрирующим от ярости.
   – Я позабочусь, чтобы девочки были готовы и одеты должным образом.
   Женщины обменялись короткими кивками, и Винни вышла из гостиной, а Энджи прошла сквозь стену молчаливых дам к кабинке туалета. Убедившись, что осталась в одиночестве, она прижала кончики пальцев ко лбу, и плечи ее бессильно опустились.
   В этом поединке с Винни Гаунер победителей не оказалось. И та и другая были прилюдно унижены и ощутили смущение и замешательство. Однако, должно быть, у Винни поубавилось спеси, после того как Энджи добилась своего. Из груди Энджи вырвался глубокий вздох. Ее мать сказала бы, что столь недостойным отпором она обязана итальянской стороне своей натуры. И возможно, так оно и было. Итальянская сторона ее темперамента побуждала ее к действиям, которые позже осуждала английская.
   Сэм ожидал ее у дверей в дамскую комнату, и его красивое лицо было сумрачным.
   – Винни Гаунер вышла отсюда всего минуту назад и выглядела так, будто готова плеваться ядом. Что случилось?
   Выслушав ее рассказ, он безрадостно улыбнулся.
   – Мы побеседовали с Маршем Коллинзом и встретились лицом к лицу с Гаунерами. Теперь худшее позади и можно получать удовольствие от вечера. – Она с благодарностью приняла предложенную им руку и позволила проводить себя в бальную залу. – А у тебя был разговор с Гербом Гаунером?
   – Ну, если бы я приблизился к нему на такое расстояние, что мы могли бы обменяться парой слов, новой драки бы не избежать. – Глаза Сэма заблестели. – Мы издали обменялись свирепыми взглядами. Рад тебе сообщить, что он выглядит не лучше меня.
   Если Сэм считал, что выглядит непрезентабельно, значит, он не замечал взглядов, которые бросали на него женщины, когда он шел по зале. Было нечто экзотическое в высоком мужчине с синяком под глазом и длинными блестящими волосами, подвязанными ремешком на шее, одетом в парадное вечернее платье. Сначала Энджи хотела обратить внимание Сэма на интерес, проявляемый к нему леди, потом передумала.
   Бальная зала сверкала зеркалами и огнями. Высокие французские двери были распахнуты навстречу прохладному вечернему ветерку. Грациозные пары кружили по комнате под музыку вальса, развевались юбки дам, в свете канделябров сверкали их бриллианты.
   – О, Сэм. Это потрясающий праздник, самый замечательный из всех, на которых мне довелось побывать.
   Его темная бровь приподнялась.
   – Я готов держать пари, что ты побывала на десятках подобных балов.
   – Сэм, мой отец был каменщиком. Мои родители и я посещали балы каменщиков и разные благотворительные вечера с целью сбора средств. Бывали, конечно, празднества и в домах друзей, музыкальные вечера или лекции, организованные дамами из клуба моей матери. Но никогда не было ничего столь роскошного и богатого, как этот вечер. – Вполголоса она добавила: – Я выросла в довольстве, но у нас был самый обычный дом и непритязательный образ жизни, да и родители мои были самыми ординарными людьми.
   – Мне так не казалось, – ответил Сэм, глядя ей в глаза сверху вниз. – Ты была прекрасной принцессой, живущей в кирпичном доме. Однажды я услышал, как ты играла на фортепьяно. И обещал себе, что когда-нибудь у меня будет дворец и фортепьяно.
   – И прекрасная принцесса? – спросила она шепотом. Он не отрывал взгляда от ее лица, будто пытался прочесть ответ в ее глазах.
   – Тебе не хватает фортепьяно?
   – Иногда я скучаю по нему. Молотить по клавишам – один из способов успокоиться, и гораздо лучший, чем гнаться за кем-нибудь по улице и швырять в него чем попало.
   – Хватит говорить о прошлом. Посмотрим террасу? – улыбнулся Сэм.
   – Если хочешь. Разве мы не будем танцевать?
   Музыканты были первоклассными. Энджи обратила тоскующий взгляд к бальной зале и парам, кружившимся в калейдоскопе музыки, красок и движения.
   – Я ужасный танцор. – Сэм прижал ее руку к груди, и они двинулись к двери на террасу. – Я только буду мешать тебе.
   – Но ведь ты заполнил всю мою карту для танцев!
   – Я не хотел, чтобы ты танцевала с кем-нибудь, кроме меня. – Он усмехнулся, прежде чем сделать знак лакею, разносившему шампанское. – Знаю, я был непростительно эгоистичен.
   С бокалами шампанского в руках они медленно миновали французские двери и оказались на каменной террасе, залитой романтическим светом китайских фонариков, развешанных гроздьями. Аромат красных и розовых гвоздик в десятках горшков тотчас же окутал их, а резные скамьи будто приглашали посидеть на них и насладиться музыкой и видом бархатного вечернего неба.
   Энджи улыбнулась ему, глядя на него из-за края бокала с шампанским.
   – Значит, мы отправились на танцы, не имея намерения танцевать?
   – Мы потанцуем, – ответил Сэм, забирая у нее бокал из-под шампанского и ставя вместе со своим на одну из скамеек. – Но не в присутствии всех этих гостей.
   – У меня такое ощущение, что ты слишком скромничаешь. Вероятно, ты замечательный танцор, – сказала Энджи, обвивая свою талию его рукой и кладя руку ему на плечо.
   Он помедлил, выжидая, когда музыка позволит ему вступить, нахмурился, собираясь с силами, и ступил вперед.
   – Раз, два, три, раз, два три.
   Отец Энджи был отличным танцором, как и Питер Де Грут. Оба они двигались с природной грацией, казалось, без малейших усилий. По правде говоря, именно во время танцев Энджи впервые заподозрила, что Питер относится к ней не только как друг. Она заметила в его глазах нечто такое, что заставило ее внезапно и остро почувствовать, что его рука как-то по-особому обнимает ее за талию, а другая сжимает ее руку.
   Ей хотелось ощутить это и с Сэмом. Они могли бы вальсировать по террасе, овеваемые ароматами цветов, мечтательно глядя в глаза друг другу, погруженные в мир грез. Ее щеки зарделись бы от его близости и прикосновений. Его взгляд был бы полон нежности, оттого что она оказалась в его объятиях.
   – Раз, два, три, раз, два, три.
   – Погоди, Сэм. Твои «раз, два, три» не совпадают с ритмом музыки.
   Они остановились, и он запрокинул голову, глядя на звездное небо.
   – Почему они не играют польку? Если человек сделает шаг невпопад в польке, никто и не заметит.
   Он, оказывается, не скромничал. Он действительно был ужасным танцором.
   – Давай начнем сначала, – предложила Энджи.
   Они заняли прежнюю позицию – его рука на ее талии, ее – на его плече.
   – Ладно. Раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три.
   Сэм с силой наступил на ее ногу, на самый носок атласной туфельки, так что она споткнулась и застонала. Он тотчас же рассыпался в извинениях.
   – Ладно, все в порядке, – солгала Энджи, пошевелив отдавленными пальцами. Похоже, ни один не был сломан, но нога болела.
   – Попробуем еще раз.
   Они остановились, выжидая удобного момента вступить, и сделали новую попытку. На этот раз Энджи споткнулась о камни террасы, и, если бы Сэм не подхватил ее и не прижал к своей груди, она бы опрокинулась на спину и упала плашмя.
   – Черт возьми! Я совсем не гожусь для этого! – Стоило Сэму взять в руки молоток, и он бы построил что угодно. Возьми он кирку и лопату, он мог бы проложить шахту до самого Китая. Он умел драться, готовить пищу, знал, как заставить смеяться маленьких девочек. Онмогтак поцеловать женщину, что ноги ее становились ватными, а колени подгибались. Но в танцах он был безнадежен.
   Было нечто пленительное в слабости этого уверенного мужчины. Нечто волнующее и притягательное в его непривычной беспомощности. Но Энджи не могла обдумывать это, когда Сэм прижимал ее к груди и их дыхание смешивалось. Эта минута была романтической, если не считать отдавленных пальцев, которые саднило. Теперь она хромала и пыталась восстановить равновесие на грубом каменном полу. Эти неуклюжие попытки провальсировать показались ей забавными, и она рассмеялась.
   Сэм помог ей прочно встать на ноги и отступил назад. Он стоял и смотрел на нее, подняв бровь.
   – Ты смеешься надо мной?
   – Да! – В ее ушах звучал его угрюмый голос, отсчитывающий такты. И ей это казалось смешным. – Ты был прав. Ты самый худший танцор, какого я когда-либо знала.
   – Ну, есть и такие вещи, где я не промах.
   Он схватил ее за талию, рванул к себе, и его губы впились в ее рот. У его поцелуя был вкус шампанского. Он был жарким. Ее губы полураскрылись, и она покорилась этой властной силе, исходившей от его мускулистой груди и крепких бедер. Ее руки скользнули вверх по его груди, обвились вокруг его шеи, и она отдалась тем ощущениям, которые пробудили в ней его губы и язык.
   Поцелуи Сэма вызывали в ней такое ощущение, будто ее голову обвила золотая нить, которая прошила все ее тело, не оставив нетронутыми ни одной клеточки, ни одного нерва. Время замедлило свой бег. Его поцелуй вызвал такой отклик ее тела, о каком она не могла даже подозревать. Ничего подобного Энджи не испытывала прежде. У нее сперло дыхание, груди налились тяжестью, она ощутила влагу между бедрами. Его поцелуй вызвал в ней потребность в новых поцелуях.
   Они оторвались друг от друга, только услышав деликатное покашливание мужчины, а вслед за ним тихий женский смех. Отчаянно покраснев, Энджи отвернулась и принялась оправлять свои юбки. У нее было такое чувство, будто ее поймали за постыдным и неприличным занятием. Какая нелепость!
   Бросив взгляд на Сэма, она заметила, что он улыбается. В его синих глазах отражался свет китайских фонариков. И тут их обоих охватил неудержимый смех. Они хохотали, подавшись друг к другу, пока на глазах не выступили слезы. Они отпрыгнули друг от друга, как вороватые любовники, пойманные с поличным. Но ведь пара, прервавшая их занятия, увидела только, что мужчина сорвал поцелуй под звездным небом.
   И все же Сэм оказался прав. У него был особый талант, и целовался он очень хорошо. Настолько хорошо, что весь вечер утратил смысл, и Энджи теперь могла думать только о стоявшем рядом с ней мужчине. Остальное время они бродили по отелю, но позже все, о чем Энджи могла вспомнить, был свет канделябров, золотивший волосы Сэма. Она едва заметила, как они ужинали в полночь, но зато ей отлично запомнились руки Сэма на серебряных приборах, форма его губ и его глаза, устремленные на нее. Казалось, она и Сэм были в собственном, отделенном от других пространстве. Музыканты играли для них одних, и этот полуночный ужин был только для них. Чары не были нарушены до тех пор, пока не подали десерт.
   – Постой, – сказала Энджи, мгновенно возвращаясь к реальности. – Сэм, не ешь этого.
   Он с изумлением уставился на свою вилку, занесенную над клинышком сливочного торта.
   – Почему?
   – Дейзи.
   – Дейзи?
   – Мы обещали принести ей кусочек торта, если его подадут.
   Но как донести его до дома?
   – Мы обещали?
   Энджи подалась к нему и приблизила губы к его уху:
   – Нам придется украсть наши салфетки.
   Сэм отодвинулся и воззрился на нее, но она снова притянула его к себе.
   – Заверни свой кусок торта в салфетку для Люси. Я свой кусок приберегу для Дейзи.
   – Анджелина, сколько шампанского ты выпила?
   – Много, – ответила она, обдумав его вопрос. Она посмотрела ему в глаза и решила, что никогда не видела столь яркого синего цвета.
   – Я буду тебя подстраховывать.
   Банкетный зал был полон болтающих гостей, но она не думала, что кто-нибудь из них смотрит на них с Сэмом.
   – А ну-ка поскорее. Поставь тарелку себе на колени и заверни торт в салфетку. Я свой тоже заверну.
   Сэм оглядел зал, потом со вздохом поставил тарелку себе на колени. Но это все, что он смог сделать. Энджи пришлось заворачивать оба куска торта и прятать их в свою сумку. Потом она поставила на стол их пустые тарелки и потянулась за своим бокалом с шампанским.
   – Пока что все хорошо. Может быть, тебе достаточно шампанского?
   – Еще нет. Погляди-ка на сувенир!
   Перед каждой тарелкой стояла скульптурная фигурка высотой в три дюйма, изображавшая фасад отеля и отлитая из расплавленного сахара.
   – Нам нужно четыре таких. Наши две и еще две.
   – Энджи.
   – Для Молли, Тилли, Эбби и Дороти. – Она подмигнула ему с заговорщическим видом и снова потянулась к его уху: – Каждому из нас придется стянуть такую штуку у наших соседей.
   – И что потом? Стянем в придачу еще серебро и пару тарелок?
   – Нет, только торт и эти штучки. Пока миссис Финн разговаривает со своим мужем, ты можешь стянуть ее леденец. А впрочем, погоди. Может быть, лучше попросить у нее.
   Чтобы проверить действенность своего обаяния, Энджи повернулась к мужчине справа от себя и постучала веером по его руке. Когда он повернулся к ней, она встретила его взгляд ослепительной улыбкой, показав ему все ямочки на щеках.
   – Простите, не отдадите ли мне вашу фигурку из сахара? Вот этот маленький сахарный фасад отеля. Мне он очень нужен.
   Мужчина удивленно заморгал, потом брови его взметнулись, и он бросил взгляд на Сэма мимо Энджи. Но все-таки отдал ей свою фигурку, которую она добавила к двум уже покоившимся в ее раздувшейся сумочке.
   – Видишь? – Теперь ее украшенная ямочками улыбка была обращена к Сэму.
   Он не сводил с нее глаз, потом рассмеялся и отодвинул свой стул.
   – Моя дорогая миссис Холланд, думаю, нам пора домой, подальше от лакеев, разносящих шампанское.
   – Нет, нет. Еще не пора. Нам нужен еще один подарок. – Ее глаза округлились от огорчения.
   Сэм под столом разжал руку и подмигнул Энджи.
   – Ты взял его! Блестяще!
   Она запихнула фигурку в сумочку и позволила Сэму помочь ей подняться.
   – Нам надо найти хозяев этого очаровательного приема и поблагодарить их за прекрасный вечер.
   Сэм взял ее под локоть и повел в раздевалку.
   – Отправим им записку.
   Он набросил ей на плечи вечерний плащ.
   – Рад, что не заставил экипаж ждать нас. Прогулка пешком по свежему воздуху пойдет нам на пользу.
   Прежде чем выйти из отеля, Энджи бросила последний восхищенный взгляд на роскошный вестибюль.
   – Право же, это великолепно! Я не хочу упустить ни одной подробности. Хочу все сохранить в памяти.
   Сэм разглядывал ее оживленное лицо – сияющие глаза и разрумянившиеся щеки. Сегодня вечером она вся светилась счастьем и приковывала к себе взгляды. Даже стараясь изо всех сил казаться чинной и полной достоинства, Энджи сияла очарованием. Она не могла оставаться неподвижной. Когда что-нибудь нравилось ей или удивляло ее, она хлопала перчатками, сложенными вместе. Слыша музыку, она начинала притопывать в такт ногой и чуть поводить плечами. Ее лицо излучало свет, ямочки на щеках были особенно милы.
   Взяв ее под руку, Сэм повел ее на улицу и поддерживал, пока они поднимались по крутой Карр-стрит, Он выслушивал ее непрестанные вопросы о том, видел ли он это и заметил ли то. Как он думает, цветочные вазы в самом деле из китайского фарфора, как заметил кто-то? Правда ли, что над верхним этажом есть еще пентхаус? А какого же все-таки цвета мраморные узоры в вестибюле, и сколько музыкантов было на помрете в бальной зале?
   Она раскинула руки и закружилась, пока он открывал дверь.
   – О, Сэм! Это был чудесный вечер!
   – Я все еще слышу в твоем голосе пузырьки шампанского.
   Смеясь, Сэм вошел в дом и зажег лампу на кухонном столе, потом улыбнулся, глядя, как она, пританцовывая, впорхнула в кухню. Ее руки все еще были подняты, будто она обнимала воображаемого партнера. Впервые в жизни Сэм пожалел, что не умеет танцевать. Когда Энджи, продолжая кружиться, скользнула мимо него, он сорвал с ее плеч плащ и бросил на спинку стула. Продолжая кружиться, Энджи швырнула ему свою сумку, и Сэм положил ее на стол.
   – Думаю приготовить кофе.
   – Не хочу, чтобы этот вечер кончался, – сказала Энджи, стоя в середине кухни с закрытыми глазами, покачиваясь в ритме музыки. На губах ее играла улыбка. Свет лампы золотил ее полуобнаженную грудь, выступающую над вырезом платья.
   Сэм подумал, что не было на свете создания прекраснее и счастливее, чем эта женщина. У него перехватило дыхание. И, когда она открыла глаза и улыбнулась ему, он испытал сильнейшее волнение.
   – Поцелуй меня еще раз, Сэм, – сказала она внезапно охрипшим голосом, вызвавшим отклик во всем его теле.
   Он положил руки ей на плечи, примяв пышные рукава платья.
   – Я не хочу воспользоваться твоим сегодняшним состоянием, Энджи, – сказал Сэм, пытаясь не обращать внимания на свое растущее желание. – Мы оба выпили слишком много шампанского. Мы можем сделать что-то такое, о чем утром пожалеем.
   Подойдя ближе, она подняла руки и распустила шнурок, связывавший волосы у него на затылке. Запах пудры и розовой воды обволакивал его, завладевал его чувствами, и из его горла вырвался низкий глухой стон.
   Его руки опустились на ее талию, скользнули ниже. Он прижал Энджи к себе и ощутил жар ее тела и близость бедер под несколькими слоями ткани – платья и нижних юбок.
   Она подняла к нему лицо и смотрела на него своими черными глазами, не сводя их с его рта, и Сэм отлично сознавал, куда их заведет еще один поцелуй. Это пламя вспыхнуло на террасе отеля, когда он поцеловал ее, и с этого момента каждый взгляд, прикосновение, улыбка и любое движение усиливало напряжение и разжигало пламя.
   Она запустила пальцы в его длинные волосы, освобожденные от связывавшего их шнурка.
   – Сначала мне не понравилось, что ты носишь длинные волосы. Мне казалось, что они делают тебя похожим на пирата.
   Его пальцы нащупали длинный ряд пуговиц на ее платье от шеи до самой талии. Он прижался губами к ее лбу и пробормотал, не отрываясь от ее кожи:
   – Скажи «нет», Энджи, и продолжения не будет.
   – Да.
   Ее руки обвились вокруг него, она повернула голову и прижалась щекой к его груди под подбородком.
   – Да, да, да.
   – Ты понимаешь, что говоришь? На что ты решилась?
   Он уже расстегнул ее платье на спине до талии и ощутил ее дрожь, когда его пальцы прикоснулись к теплой обнаженной коже.
   Потом она запрокинула голову и посмотрела на него полузакрытыми глазами.
   – Сэм?
   Он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, вдохнул ароматную пудру на ее груди и почувствовал ее трепет под своими губами.
   – Если ты не можешь сказать ничего романтического или приятного, лучше помолчи.
   Он выпрямился и увидел улыбку на ее полураскрытых губах.
   – Я хочу быть уверен, что ты знаешь, на что идешь. – Энджи прижала пален к его губам, вынуждая замолчать.
   Поднявшись на цыпочки, она легонько куснула его в подбородок.
   – Я взрослая женщина, в здравом уме и твердой памяти. Я полностью владею своими чувствами. Я знаю, что мы делаем.
   Он все-таки не был вполне уверен в этом. Ее чувства и сознание были пропитаны шампанским, и она не могла в полной мере понимать, что они делают, потому что никогда не делала этого прежде. Но он вел себя честно, как и должен себя вести мужчина в подобных обстоятельствах. И теперь готов был отдаться собственным желаниям.
   На этот раз он поцеловал ее, не отстранился. Страсть, испытанная им десять лет назад, вернулась с неожиданной и небывалой силой. Когда он оторвался от ее губ, они оба дышали хрипло и неровно. Энджи, едва переводя дух, смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   Он спустил вниз ее платье, и Энджи высвободила руки из рукавов. Атласное платье соскользнуло с ее бедер, как и нижние юбки, и они оказались на полу кухни.
   Она стояла перед ним с украшением, подрагивавшим в волосах, в длинных вечерних перчатках и отделанном кружевами французском корсете, белых панталонах и белых же чулках. В свете лампы ее глаза блестели, а кожа светилась.
   Сэм медленно снял вечерний пиджак и вынул запонки из манжет рубашки, не отрывая от нее глаз. Энджи подняла руки и сняла украшение с волос, потом принялась вынимать шпильки. Ее каштановые волосы стекли густой волной на плечи и спину, и у Сэма захватило дух от этого зрелища.
   Она провела языком по губам, глядя, как Сэм стягивает рубашку и штаны, бросает их за спину. Потом повела бедрами и избавилась от своих панталон.
   Он хотел бы посмотреть при свете до конца, как она раздевается, но понимал, что это ее первый опыт. Ей было бы уютнее в темноте. Он пересек комнату и приблизился к Энджи, потом подхватил ее на руки и понес в спальню. Он встал перед ней на колени, стащил с ее ног подвязки и чулки, сел на кровать рядом с ней и расшнуровал ее корсет.
   – Не могу двинуться с места, – прошептала Энджи. – Чувствую себя слабой и отяжелевшей.
   – Знаю.
   Он поцеловал ее в веки, в виски, потом в губы. Когда его руки нашли ее груди и ладони с нежностью их прикрыли, она пошевелилась и дыхание ее участилось.
   – Ты меня видишь? Пожалуйста, не смотри на меня.
   – Ты прекрасна, Энджи. Так прекрасна!
   Он сдвинул одеяла, нежно и бережно уложил ее на подушки.
   – Просто лежи.
   Его прикосновения были легкими, но руки, огрубевшие от тяжелой работы, заскорузлыми, покрыты мозолями и щекотали ее кожу. От их шероховатости она поежилась. Но ей было приятно, она изгибалась под его ласками, бесстыдно предлагая ему себя. Энджи столько раз представляла, как это произойдет, и как ошиблась. Она воображала нечто нежное, полное романтики и мечтательности, но вышло совсем по-другому, и она не хотела, чтобы было иначе.