Страница:
Остаток дня прошел в кухонном чаду и домашней работе, в стряпне и уборке, в размышлениях о том, что она скажет Сэму, когда он наконец вернется домой.
Но сначала был ужин в обществе девочек. Как обычно, вбежав в дом и увидев, что их ждет Энджи, а не Сэм, они помрачнели.
Энджи согрела для них воды и внимательно следила за тем, как они трут лица и моют руки, потом стряхнула пыль с их одежды, прежде чем они сели ужинать.
– Чем вы занимались целый день? – Она не видела их с обеда и слегка беспокоилась. – Мне казалось, что вы согласились сообщать мне, где будете.
– Мы были заняты, – сказала Люси.
Ее глаза заблестели, когда она увидела жареного цыпленка, но, Боже сохрани, разве она призналась бы вслух, что довольна?
– Вы ведь не ходили на Майерс-стрит?
– Нет, – торжественно объявила Дейзи. – Папа запретил нам туда ходить.
Энджи поставила перед ними картофельное пюре.
– Так где вы были?
Закрыв глаза, Люси держала миску с картофельным пюре под подбородком таким образом, что пар омывал ее лицо. Энджи понятия не имела, почему девочка это делала.
– Мы играли в мяч с детьми Мюллеров, а потом пошли на строительную площадку посмотреть, как работает папа. – Она поглядела на Энджи сквозь завесу светлых ресниц. – Я хочу быть плотником, когда вырасту.
Рот Дейзи удивленно округлился.
– А я думала, что ты хочешь быть, как мисс Лили.
– Я хочу выглядеть, как мисс Лили, когда буду свободна от плотницкой работы.
– Девочки не могут быть плотниками. – Дейзи посмотрела на Энджи, ожидая поддержки.
– Ну, по правде говоря, я не слышала, чтобы женщина построила дом, – медленно выговорила Энджи, – но нет причины считать, что женщина не может вбить гвоздь и поработать молотком. Я сама это делала.
– Папа был строителем, когда ты с ним познакомилась? – спросила Люси.
Энджи поднесла салфетку к губам и кивнула:
– Мой отец нанял вашего папу и его отца сделать новые шкафы для нашей кухни. Тогда-то я и познакомилась с вашим папой.
Впервые увидев Сэма, она остановилась, будто внезапно натолкнулась на невидимую стену. Никогда прежде она не видела такого красивого мужчину. К тому же он держался на редкость естественно и непринужденно. У нее захватило дух, и сердце бешено забилось еще до того, как он взглянул на нее и она услышала его голос. Он стоял на заднем дворе под большим вязом и измерял длину бревна, лежавшего поперек козел. Лицо его было сосредоточенным, а сантиметр в руках двигался быстро и уверенно.
Молодые люди, знакомые Энджи, братья и кузены подруг, носили негнущиеся на вид костюмы и полированные башмаки и сильно помадили волосы. Она знала, что дома эти мальчики одеты не так формально, но нечасто видела их в повседневной домашней одежде. Странно было смотреть на мужчину без пиджака и в рубашке с закатанными рукавами. Она увидела волоски на руках Сэма, это показалось ей крайне неприличным. От этого зрелища внутри у нее стало происходить нечто странное, и ее обдало жаром. В конце концов он поднял на нее глаза и улыбнулся, и сердце ее перестало биться. У него были темные волосы и усы, а глаза синие. Кожу на лице и руках солнце покрыло бронзовым загаром. В шестнадцать лет она верила в существование рая на земле, счастливые концы и любовь с первого взгляда. И в тот первый день и первую минуту все это она увидела в Сэме Холланде.
– Энджи? – Дейзи потянула ее за рукав.
– Что?
– У тебя странное лицо.
– Я просто смотрела по сторонам.
Взгляд ее задержался на трех горшках с водой, нагревающихся на плите.
– Я не знала, где вы держите ванну. Сегодня суббота – банный день.
Дейзи положила на тарелку куриную ножку, и лицо ее стало напряженным.
– Мне не нужна ванна.
– Для мытья мы используем корыто, – сказала Люси, вытирая жирные пальцы. – Дейзи отказывается от ванны, потому что не хочет, чтобы ты видела ее ногу.
– Это неправда, – с горячностью возразила Дейзи и покраснела. Потом она выпятила подбородок, а углы ее рта опустились. – Но я не буду принимать ванну!
– Если Дейзи не будет принимать ванну, то и я не стану, – сказала Люси, меряя Энджи вызывающим взглядом.
Она могла бы догадаться, что, несмотря на указания Сэма слушаться ее, с ними будет нелегко. Она все время подозревала, что они будут испытывать ее терпение, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
– Не захотите же вы идти завтра в церковь, неся на себе недельную пыль и грязь, – сказала Энджи миролюбиво, оглядывая их всклокоченные волосы.
– Нам придется идти в церковь?
Судя по тону Люси, в церковь они ходили от случая к случаю. Да и сама Энджи не могла припомнить, когда в последний раз была в церкви. Но ведь ей было не пять и не семь лет, и она не так нуждалась в духовной и нравственной поддержке и напутствии. По ее мнению, каждый нуждался в том, чтобы посидеть некоторое время на церковной скамье.
– Если я слишком грязная, чтобы идти в церковь, тогда я останусь дома, – заявила Дейзи, уставившись в свою тарелку. – Я не собираюсь принимать ванну.
Энджи не допускала компромисса: или они подчинятся и отправятся в ванну, или поймут, что их воля сильнее, чем у нее.
– Где корыто? – спросила Энджи. Маленькие пальчики Дейзи сжались в кулачки.
– Я не буду купаться. Оно снаружи, под крыльцом.
– Не будешь ли добра принести его?
– Ты не смеешь заставлять меня! – прошептала Дейзи.
Обычно Дейзи смотрела на Люси, стараясь почерпнуть у нее уверенности, преданно следовала ее примеру и соглашалась со всем, что предлагала Люси. То, что ее отказ мыться не имел к Люси никакого отношения, было для Энджи знаком, что ситуация нешуточная. Вызов Дейзи выходил за пределы испытания терпения и силы воли Энджи.
– Тебе будет легче, если я пообещаю, что не стану смотреть на твою ногу? – спросила она, когда Люси вышла из комнаты.
На ресницах Дейзи повисли слезинки и потекли по щекам.
– Пожалуйста, не принуждай меня!
Хотя казалось, что Дейзи справляется со своим увечьем очень хорошо, Энджи замечала в ней некоторые признаки смущения и робости. Делая при ходьбе упор на щиколотку, она будто становилась меньше ростом дюйма на два. Дейзи приходилось всем телом опираться на ту сторону, которая казалась короче, и, когда она стояла, кайма ее платья падала на ортопедический ботинок и прикрывала его. В то время как Люси после ужина обычно шлепала по полу босиком, Дейзи никогда этого не делала. Дважды она приходила из школы с красными глазами, будто от слез, и Энджи спрашивала себя, не дразнят ли ее другие дети. Но Дейзи наотрез отказывалась что-либо объяснять.
Однако Дейзи не смущала ее неуклюжая раскачивающаяся походка. Она не колеблясь носилась вслед за Люси. Она не сторонилась людей. И не ждала особого к себе отношения или исключительного внимания.
Пыхтя и отдуваясь, Люси втащила в кухню корыто. И тогда обе девочки уставились на Энджи с непроницаемыми лицами, ожидая, что она предпримет. Энджи и самой было любопытно это узнать.
– Вас обеих нужно вымыть, – выговорила она медленно, отчаянно надеясь на то, что внезапно ее осенит вдохновение. – А вы слишком малы, чтобы мыть себе волосы. Я должна при этом присутствовать.
Дейзи смотрела на нее огромными умоляющими глазами, будто ждала, что Энджи найдет решение, но не верила, что такое может быть. Это могло окончиться только плохо.
– Ладно. Вот что мы сделаем.
Она попыталась представить, как бы в этом случае повела себя родная мать. Возможно, вовсе не так, как собиралась поступить она.
– Сегодня, но только один раз, каждая из нас оставит какую-нибудь часть туалета. Любое, что вы выберете. Я собираюсь купаться в сорочке.
Эта мысль им явно понравилась. Впрочем, Энджи тоже не была в восторге, оттого что предстанет перед девочками обнаженной. Особенно учитывая то, что ей пришлось бы сидеть в корыте с коленями, поднятыми к подбородку, а это означало, что грудь ее будет открыта для обозрения.
Поскольку ни одна из девочек не заговорила, Энджи улыбнулась и бодрым голосом обратилась к Дейзи:
– Я думаю, тебе лучше не снимать чулок. – Она с улыбкой обратилась к Люси:
– А в чем будешь мыться ты?
– В нижней юбке, – решила наконец Люси.
– Прекрасный выбор.
Подойдя к плите, она попробовала воду. Не слишком горячая, не слишком холодная.
– У меня в спальне на туалетном столике есть соли для ванны. Дейзи, принеси, пожалуйста, флакон.
– Мы будем принимать ванну с душистыми солями? – просияла Люси. – Миссис Молли говорит, что соли для ванны слишком дорогие, чтобы тратить их на маленьких девочек. Поэтому она никогда нам не разрешает ими пользоваться.
Энджи протерла корыто изнутри, потом до половины наполнила его теплой водой.
– Иногда небольшое расточительство помогает женщине почувствовать себя лучше. Сегодня вечером нам это не помешает. Как только вы разденетесь до чулок и нижней юбки, можете размешать ароматическую соль в воде.
Энджи решила, что не станет смотреть, как они раздеваются, и не оборачивалась, пока аромат роз не наполнил кухню. Они щедро сыпанули в ванну ее ароматической соли.
– Кто будет мыться первой?
– Я. – Дейзи подняла здоровую ногу, перекинула ее через бортик корыта и забралась в воду. – О, как хорошо пахнет!
Энджи вручила ей губку и брусок мыла, пахнущего розами.
Молли была права насчет расходов. Но если Сэм мог позволить себе пиво и сигареты, то она и девочки имели право принимать ванну с ароматическими солями и пользоваться душистым мылом. Когда наступит время пополнить ее запасы, она напомнит ему об этом.
Люси стояла на коленях возле корыта и водила пальцами по воде.
– Ты выглядишь так смешно, сидя в ванне в чулках.
– Ты тоже выглядишь смешно, когда на тебе нет ничего, кроме нижней юбки!
Всего несколько минут назад Энджи готова была биться об заклад, что нынешний вечер не закончится смехом. Теперь же, улыбаясь, она спросила Дейзи, готова ли та вымыть голову. Энджи напомнила ей, что вода остывает, а еще два человека ждут своей очереди.
Дейзи сунула голову под воду и вынырнула, отфыркиваясь, розовая и смеющаяся. Ее мягкие золотые волосы под пальцами Энджи были как шелк. Точно такие же оказались и у Люси, когда наступил ее черед мыть голову.
Энджи обернула их головы полотенцами и отправила девочек в спальню сушить волосы и облачаться в ночные рубашки, пока сама наскоро ополоснулась в почти холодной воде. Вытершись полотенцем и набросив пеньюар, она сунула голову в корыто и принялась мыть волосы.
Закончив дела, она села возле открытой дверцы печки, позволив исходившему от нее жару овевать ее волосы. Конечно, Энджи видела злополучную искривленную ногу Дейзи. Ее мокрый чулок отчетливо обрисовывал ее изгибы как с внешней, так и с внутренней стороны. К тому же Энджи видела ортопедический ботинок Дейзи и хорошо его рассмотрела. При виде этого уродства сердце ее мучительно сжалось, потом ее охватил бурный гнев. Как это оказалось возможным, что за пять лет Сэм не накопил денег на операцию Дейзи? Он мог бы продать лошадь, и дом, и все ценное, чем владел. Он мог бы ограбить банк. Он мог и должен был сделать все что угодно.
Ванна и жар от печки так утомили девочек, что они чуть не уснули с недосушенными волосами. В конце концов Энджи отвела их в спальню и уложила в постель, натянув одеяла до подбородка. Ее охватила нерешительность, когда, лежа в постели, они выжидательно уставились на нее. И с внезапным смущением она подумала, не следует ли их поцеловать и не ждут ли они от нее этого. Прежде чем Энджи решила, что делать, Дейзи высвободилась из-под одеял, встала и обвила ручонками ее шею.
– Спасибо, – прошептала она ей на ухо.
Энджи не довелось быть ни матерью, ни теткой. Эти объятия ребенка, благоухающие розами, были для нее чем-то новым. Это было приятно, но непривычно. Маленькие ручки, обвивающие вашу шею, оказывают странное воздействие на ваше сердце.
Она забыла заставить их произнести молитвы, но в целом сочла вечер удачным. Ей удалось отвратить неприятность.
Развесив мокрые чулки, нижнюю юбку и сорочку на спинках кухонных стульев, Энджи надела юбку и блузку с высокой талией, вымыла посуду и села поджидать Сэма.
Глава 6
Но сначала был ужин в обществе девочек. Как обычно, вбежав в дом и увидев, что их ждет Энджи, а не Сэм, они помрачнели.
Энджи согрела для них воды и внимательно следила за тем, как они трут лица и моют руки, потом стряхнула пыль с их одежды, прежде чем они сели ужинать.
– Чем вы занимались целый день? – Она не видела их с обеда и слегка беспокоилась. – Мне казалось, что вы согласились сообщать мне, где будете.
– Мы были заняты, – сказала Люси.
Ее глаза заблестели, когда она увидела жареного цыпленка, но, Боже сохрани, разве она призналась бы вслух, что довольна?
– Вы ведь не ходили на Майерс-стрит?
– Нет, – торжественно объявила Дейзи. – Папа запретил нам туда ходить.
Энджи поставила перед ними картофельное пюре.
– Так где вы были?
Закрыв глаза, Люси держала миску с картофельным пюре под подбородком таким образом, что пар омывал ее лицо. Энджи понятия не имела, почему девочка это делала.
– Мы играли в мяч с детьми Мюллеров, а потом пошли на строительную площадку посмотреть, как работает папа. – Она поглядела на Энджи сквозь завесу светлых ресниц. – Я хочу быть плотником, когда вырасту.
Рот Дейзи удивленно округлился.
– А я думала, что ты хочешь быть, как мисс Лили.
– Я хочу выглядеть, как мисс Лили, когда буду свободна от плотницкой работы.
– Девочки не могут быть плотниками. – Дейзи посмотрела на Энджи, ожидая поддержки.
– Ну, по правде говоря, я не слышала, чтобы женщина построила дом, – медленно выговорила Энджи, – но нет причины считать, что женщина не может вбить гвоздь и поработать молотком. Я сама это делала.
– Папа был строителем, когда ты с ним познакомилась? – спросила Люси.
Энджи поднесла салфетку к губам и кивнула:
– Мой отец нанял вашего папу и его отца сделать новые шкафы для нашей кухни. Тогда-то я и познакомилась с вашим папой.
Впервые увидев Сэма, она остановилась, будто внезапно натолкнулась на невидимую стену. Никогда прежде она не видела такого красивого мужчину. К тому же он держался на редкость естественно и непринужденно. У нее захватило дух, и сердце бешено забилось еще до того, как он взглянул на нее и она услышала его голос. Он стоял на заднем дворе под большим вязом и измерял длину бревна, лежавшего поперек козел. Лицо его было сосредоточенным, а сантиметр в руках двигался быстро и уверенно.
Молодые люди, знакомые Энджи, братья и кузены подруг, носили негнущиеся на вид костюмы и полированные башмаки и сильно помадили волосы. Она знала, что дома эти мальчики одеты не так формально, но нечасто видела их в повседневной домашней одежде. Странно было смотреть на мужчину без пиджака и в рубашке с закатанными рукавами. Она увидела волоски на руках Сэма, это показалось ей крайне неприличным. От этого зрелища внутри у нее стало происходить нечто странное, и ее обдало жаром. В конце концов он поднял на нее глаза и улыбнулся, и сердце ее перестало биться. У него были темные волосы и усы, а глаза синие. Кожу на лице и руках солнце покрыло бронзовым загаром. В шестнадцать лет она верила в существование рая на земле, счастливые концы и любовь с первого взгляда. И в тот первый день и первую минуту все это она увидела в Сэме Холланде.
– Энджи? – Дейзи потянула ее за рукав.
– Что?
– У тебя странное лицо.
– Я просто смотрела по сторонам.
Взгляд ее задержался на трех горшках с водой, нагревающихся на плите.
– Я не знала, где вы держите ванну. Сегодня суббота – банный день.
Дейзи положила на тарелку куриную ножку, и лицо ее стало напряженным.
– Мне не нужна ванна.
– Для мытья мы используем корыто, – сказала Люси, вытирая жирные пальцы. – Дейзи отказывается от ванны, потому что не хочет, чтобы ты видела ее ногу.
– Это неправда, – с горячностью возразила Дейзи и покраснела. Потом она выпятила подбородок, а углы ее рта опустились. – Но я не буду принимать ванну!
– Если Дейзи не будет принимать ванну, то и я не стану, – сказала Люси, меряя Энджи вызывающим взглядом.
Она могла бы догадаться, что, несмотря на указания Сэма слушаться ее, с ними будет нелегко. Она все время подозревала, что они будут испытывать ее терпение, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
– Не захотите же вы идти завтра в церковь, неся на себе недельную пыль и грязь, – сказала Энджи миролюбиво, оглядывая их всклокоченные волосы.
– Нам придется идти в церковь?
Судя по тону Люси, в церковь они ходили от случая к случаю. Да и сама Энджи не могла припомнить, когда в последний раз была в церкви. Но ведь ей было не пять и не семь лет, и она не так нуждалась в духовной и нравственной поддержке и напутствии. По ее мнению, каждый нуждался в том, чтобы посидеть некоторое время на церковной скамье.
– Если я слишком грязная, чтобы идти в церковь, тогда я останусь дома, – заявила Дейзи, уставившись в свою тарелку. – Я не собираюсь принимать ванну.
Энджи не допускала компромисса: или они подчинятся и отправятся в ванну, или поймут, что их воля сильнее, чем у нее.
– Где корыто? – спросила Энджи. Маленькие пальчики Дейзи сжались в кулачки.
– Я не буду купаться. Оно снаружи, под крыльцом.
– Не будешь ли добра принести его?
– Ты не смеешь заставлять меня! – прошептала Дейзи.
Обычно Дейзи смотрела на Люси, стараясь почерпнуть у нее уверенности, преданно следовала ее примеру и соглашалась со всем, что предлагала Люси. То, что ее отказ мыться не имел к Люси никакого отношения, было для Энджи знаком, что ситуация нешуточная. Вызов Дейзи выходил за пределы испытания терпения и силы воли Энджи.
– Тебе будет легче, если я пообещаю, что не стану смотреть на твою ногу? – спросила она, когда Люси вышла из комнаты.
На ресницах Дейзи повисли слезинки и потекли по щекам.
– Пожалуйста, не принуждай меня!
Хотя казалось, что Дейзи справляется со своим увечьем очень хорошо, Энджи замечала в ней некоторые признаки смущения и робости. Делая при ходьбе упор на щиколотку, она будто становилась меньше ростом дюйма на два. Дейзи приходилось всем телом опираться на ту сторону, которая казалась короче, и, когда она стояла, кайма ее платья падала на ортопедический ботинок и прикрывала его. В то время как Люси после ужина обычно шлепала по полу босиком, Дейзи никогда этого не делала. Дважды она приходила из школы с красными глазами, будто от слез, и Энджи спрашивала себя, не дразнят ли ее другие дети. Но Дейзи наотрез отказывалась что-либо объяснять.
Однако Дейзи не смущала ее неуклюжая раскачивающаяся походка. Она не колеблясь носилась вслед за Люси. Она не сторонилась людей. И не ждала особого к себе отношения или исключительного внимания.
Пыхтя и отдуваясь, Люси втащила в кухню корыто. И тогда обе девочки уставились на Энджи с непроницаемыми лицами, ожидая, что она предпримет. Энджи и самой было любопытно это узнать.
– Вас обеих нужно вымыть, – выговорила она медленно, отчаянно надеясь на то, что внезапно ее осенит вдохновение. – А вы слишком малы, чтобы мыть себе волосы. Я должна при этом присутствовать.
Дейзи смотрела на нее огромными умоляющими глазами, будто ждала, что Энджи найдет решение, но не верила, что такое может быть. Это могло окончиться только плохо.
– Ладно. Вот что мы сделаем.
Она попыталась представить, как бы в этом случае повела себя родная мать. Возможно, вовсе не так, как собиралась поступить она.
– Сегодня, но только один раз, каждая из нас оставит какую-нибудь часть туалета. Любое, что вы выберете. Я собираюсь купаться в сорочке.
Эта мысль им явно понравилась. Впрочем, Энджи тоже не была в восторге, оттого что предстанет перед девочками обнаженной. Особенно учитывая то, что ей пришлось бы сидеть в корыте с коленями, поднятыми к подбородку, а это означало, что грудь ее будет открыта для обозрения.
Поскольку ни одна из девочек не заговорила, Энджи улыбнулась и бодрым голосом обратилась к Дейзи:
– Я думаю, тебе лучше не снимать чулок. – Она с улыбкой обратилась к Люси:
– А в чем будешь мыться ты?
– В нижней юбке, – решила наконец Люси.
– Прекрасный выбор.
Подойдя к плите, она попробовала воду. Не слишком горячая, не слишком холодная.
– У меня в спальне на туалетном столике есть соли для ванны. Дейзи, принеси, пожалуйста, флакон.
– Мы будем принимать ванну с душистыми солями? – просияла Люси. – Миссис Молли говорит, что соли для ванны слишком дорогие, чтобы тратить их на маленьких девочек. Поэтому она никогда нам не разрешает ими пользоваться.
Энджи протерла корыто изнутри, потом до половины наполнила его теплой водой.
– Иногда небольшое расточительство помогает женщине почувствовать себя лучше. Сегодня вечером нам это не помешает. Как только вы разденетесь до чулок и нижней юбки, можете размешать ароматическую соль в воде.
Энджи решила, что не станет смотреть, как они раздеваются, и не оборачивалась, пока аромат роз не наполнил кухню. Они щедро сыпанули в ванну ее ароматической соли.
– Кто будет мыться первой?
– Я. – Дейзи подняла здоровую ногу, перекинула ее через бортик корыта и забралась в воду. – О, как хорошо пахнет!
Энджи вручила ей губку и брусок мыла, пахнущего розами.
Молли была права насчет расходов. Но если Сэм мог позволить себе пиво и сигареты, то она и девочки имели право принимать ванну с ароматическими солями и пользоваться душистым мылом. Когда наступит время пополнить ее запасы, она напомнит ему об этом.
Люси стояла на коленях возле корыта и водила пальцами по воде.
– Ты выглядишь так смешно, сидя в ванне в чулках.
– Ты тоже выглядишь смешно, когда на тебе нет ничего, кроме нижней юбки!
Всего несколько минут назад Энджи готова была биться об заклад, что нынешний вечер не закончится смехом. Теперь же, улыбаясь, она спросила Дейзи, готова ли та вымыть голову. Энджи напомнила ей, что вода остывает, а еще два человека ждут своей очереди.
Дейзи сунула голову под воду и вынырнула, отфыркиваясь, розовая и смеющаяся. Ее мягкие золотые волосы под пальцами Энджи были как шелк. Точно такие же оказались и у Люси, когда наступил ее черед мыть голову.
Энджи обернула их головы полотенцами и отправила девочек в спальню сушить волосы и облачаться в ночные рубашки, пока сама наскоро ополоснулась в почти холодной воде. Вытершись полотенцем и набросив пеньюар, она сунула голову в корыто и принялась мыть волосы.
Закончив дела, она села возле открытой дверцы печки, позволив исходившему от нее жару овевать ее волосы. Конечно, Энджи видела злополучную искривленную ногу Дейзи. Ее мокрый чулок отчетливо обрисовывал ее изгибы как с внешней, так и с внутренней стороны. К тому же Энджи видела ортопедический ботинок Дейзи и хорошо его рассмотрела. При виде этого уродства сердце ее мучительно сжалось, потом ее охватил бурный гнев. Как это оказалось возможным, что за пять лет Сэм не накопил денег на операцию Дейзи? Он мог бы продать лошадь, и дом, и все ценное, чем владел. Он мог бы ограбить банк. Он мог и должен был сделать все что угодно.
Ванна и жар от печки так утомили девочек, что они чуть не уснули с недосушенными волосами. В конце концов Энджи отвела их в спальню и уложила в постель, натянув одеяла до подбородка. Ее охватила нерешительность, когда, лежа в постели, они выжидательно уставились на нее. И с внезапным смущением она подумала, не следует ли их поцеловать и не ждут ли они от нее этого. Прежде чем Энджи решила, что делать, Дейзи высвободилась из-под одеял, встала и обвила ручонками ее шею.
– Спасибо, – прошептала она ей на ухо.
Энджи не довелось быть ни матерью, ни теткой. Эти объятия ребенка, благоухающие розами, были для нее чем-то новым. Это было приятно, но непривычно. Маленькие ручки, обвивающие вашу шею, оказывают странное воздействие на ваше сердце.
Она забыла заставить их произнести молитвы, но в целом сочла вечер удачным. Ей удалось отвратить неприятность.
Развесив мокрые чулки, нижнюю юбку и сорочку на спинках кухонных стульев, Энджи надела юбку и блузку с высокой талией, вымыла посуду и села поджидать Сэма.
Глава 6
В доме горели две лампы, а это означало, что Энджи забыла поставить одну из них в раковину, чтобы не пугать Дейзи темнотой, и задуть вторую лампу, или это могло значить, что она ждала его. В случае, если Энджи его ждала, Сэм не знал, как на это реагировать – радоваться или огорчаться.
Он тихо открыл дверь в кухню, заглянул и оторопел. Энджи сидела за столом и выглядела так, что было любо-дорого посмотреть, а пахло от нее розами. На ней была темная юбка и накрахмаленная белая блузка, прекрасно обрисовывавшая грудь, и Сэм только диву дался, какая у нее великолепная фигура. Размышления о теле Энджи, посещавшие его слишком часто, были бессмысленным занятием, столь же вздорным, как желание изменить прошлое.
– Садись, – сказала она, поднимаясь с места. – Я приготовлю тебе поесть.
Теперь он заметил, что она накрыла для него стол. Он прикрыл глаза, вздохнул, потом посмотрел на нее:
– Я поужинал в «Бонтоне».
После почти недели, когда он ложился спать голодным, он решил, что она никогда не будет оставлять ему еду и, раздражаясь на это, неохотно потратил пятьдесят центов на обильный ужин. Именно в этот вечер она решила сжалиться и накормить его. Женщины оставались загадкой. В тот самый момент, когда мужчина воображал, что может предсказать их поведение, они его резко меняли.
– Нам надо поговорить, Сэм.
Он принял это как еще один дурной знак. Ничего хорошего не могло выйти из беседы, начинавшейся словами «нам надо поговорить».
– Кофе еще горячий?
– Теплый.
Не похоже было, что она собирается налить ему кофе. Поэтому он налил его сам и вернулся к столу, стараясь сосредоточиться на запахе кофе и не замечать аромата роз.
– Что у тебя на уме?
– Ты знаешь, который час?
Ее каштановые волосы блестели в свете лампы и казались шелковистыми, как у ребенка. Несколько прядей выбились из прически и обрамляли лицо, делая его более нежным и женственным. Он старался не думать о том, что она красива. Но все же бывали моменты, когда при взгляде на нее у него захватывало дух. Тогда он сознавал, что упустил возможность заниматься любовью с женщиной.
– Почти одиннадцать, – сказал он, хмуро поглядывая на часы.
– С тех пор как я здесь, ты пришел домой достаточно рано, чтобы пожелать доброй ночи своим дочерям, только два раза. – Ее лицо выразило неодобрение. – Думаешь, это правильно, что ты проводишь со своими детьми только час в день за завтраком?
– Ты устала присматривать за ними?
Как раз сейчас он хотел бы, чтобы их разговор не носил враждебного характера.
– Это несправедливо, – ответила Энджи, цепенея от обиды. – Вечером они хотят видеть не меня.
Она была права.
– Если бы я мог, я проводил бы с ними больше времени, но я работаю на стройке по десять часов, а потом еще на своем старательском участке. После этого я заглядываю в «Башмачок» или в другой салун, чтобы узнать новости.
– Думаешь, сидеть в салуне важнее, чем побыть со своими детьми?
Его лицо вспыхнуло от гнева.
– Нет ничего важнее моих дочерей. Все, что я делаю, имеет одну цель – собрать денег и сделать Дейзи операцию. Даже сидение в салуне. Там я узнаю новости о находках золотых жил, если такое случается поблизости от моего участка, а также каковы цены на золото, какие синдикаты покупают заявки и есть ли поблизости те, кому улыбнулась удача. Ты не имеешь представления о старательском деле. Поэтому можешь положиться на мое слово. Эта информация очень важна.
– Ты нужен своим дочерям, – сказала Энджи, будто и не слышала ни единого сказанного им слова. – Разве это не важно?
– Черт возьми, Энджи! Я стараюсь изо всех сил. Не могу я быть в двух местах сразу. И я никогда не разбогатею, если буду работать от и до. Не смогу, как бы я этого ни хотел.
– Молли Джонсон говорит, что ты прежде приходил домой раньше.
– А Молли, часом, не сказала тебе, что до недавнего времени дни были короче и темнело раньше, чем теперь? – Он ответил пристальным взглядом на ее взгляд. – Теперь я могу работать больше, потому что вечерами светлее. Кроме того, раз ты здесь, мне не надо спешить домой к тому времени, когда девочки ложатся спать.
Ему не нравилось, что приходится с ней объясняться или отчитываться в том, как он проводит время. Это был один из минусов, связанных с браком.
– Я не против того, чтобы заботиться о твоих дочерях. Я хочу оправдывать твои затраты на мое содержание, пока живу здесь. Но я не собираюсь платить лишнего. Это не входило в наш договор.
– О чем ты?
Она рассказала ему о покупке провизии и о том, что заплатила человеку, привозящему лед, из своего кармана. Неделей раньше она предлагала ему все свои деньги до последнего цента, чтобы оплатить операцию Дейзи. А теперь ее рассердило то, что ей пришлось потратить пару долларов на еду и лед. Доживи он до ста лет, Сэм все равно не научился бы понимать женщин.
– Ладно, – процедил Сэм сквозь зубы. – Конечно, я не хочу, чтобы ты тратила хоть малую толику своих денег. – Сунув руку в карман, он извлек свою субботнюю получку; – Сколько я тебе должен?
– Ничего, на этот раз ничего.
Откинувшись на спинку стула, она изучала его конверт с деньгами, и лицо у нее стало задумчивым.
– Справедлива ли моя догадка о том, что ты не умеешь обращаться с деньгами?
– Что?
Эта женщина имела склонность наносить ему оскорбления. Она пожала плечами.
– Я основываюсь на факте – ты слишком мало скопил на операцию Дейзи.
Это замечание больно обожгло его. Ей не следовало напоминать ему, как далек он был от своей цели. В каком-то темном уголке его сознания эхом отдались слова ее отца; «Ты никогда ничего не добьешься». Сейчас она сказала почти то же самое, только по-другому. В груди его закипели ярость и гордость, и это, должно быть, отразилось на его лице.
На языке его висели десятки язвительных ответов, но он сдержался и сказал:
– К чему ты клонишь, Энджи?
– Я хорошо умею считать деньги. – Румянец окрасил ее щеки. – Думаю, нам удалось бы скорее собрать необходимую сумму, если бы деньгами распоряжалась я.
Он оторопел от ее наглости. Да, он знал мужчин, которые доверяли заработанные деньги женам. Но он не знал своей жены, не знал, бережлива она или расточительна. И не мог знать, будет ли она выплачивать одни долги и пренебрегать другими. Или потратит его недельный заработок на парижскую шляпку.
– Я управлялась с хозяйством по смерти матери, даже после того как доходы папы сократились в несколько раз. И хорошо управлялась. – Не дождавшись его ответа, она ринулась в атаку: – Я и здесь могла бы распоряжаться нашими деньгами.
– Нашими деньгами? – Он решительно не мог понять, о чем она толкует. С которых это пор его деньги стали и ее деньгами? Из того, что она только что сказала, следовало, что есть их общие деньги, а есть только ее. Он не услышал никакого упоминания о его деньгах. Господи, да она просто наглая баба!
– Я бы завела тетрадь со списком кредиторов и следила за тем, чтобы всем выплачивались долги. Потом я разделила бы остаток на части. Я откладывала бы деньги на провизию, особые непредвиденные расходы, на салуны для тебя, немного для себя и девочек, а также на операцию Дейзи и еще чуть-чуть на бракоразводный процесс.
Она уже обо всем подумала и разработала план. По крайней мере это звучало разумно. И это удержало его ярость и заставило промолчать.
Сэм провел рукой по волосам, потом по лицу. Если бы ему удалось совладать со своей гордостью и он беспристрастно взвесил свои достоинства и недостатки, если бы ему в самом деле было все равно, уважает она его, одобряет или нет, тогда, вероятно, он согласился бы, что не слишком умело обращается с деньгами.
Возможно, Энджи смогла бы лучше распоряжаться деньгами, и это ускорило бы операцию Дейзи. В таком случае он готов был предоставить ей это право и был бы благодарен. И не важно, как ненавистна была ему такая перспектива.
Он вертел конверт с деньгами в руках, не желая сдаваться. Лора никогда не высказывала таких претензий. Но Энджи так же не походила на Лору, как горох не походит на пудинг.
– Не знаю, как будет лучше, – сказал он наконец.
– Единственный способ узнать – это сделать такую попытку.
Это вовсе не означало, что она одержала верх. За двумя или тремя исключениями все женатые мужчины отдавали заработок женам. У женщин была сноровка. Они умели распорядиться деньгами с толком. По крайней мере большинство из них. Конечно, он ничего не знал о талантах Энджи, если не считать того, что она говорила о них сама.
– Думаю, можно попробовать, – медленно и нехотя согласился он. Он напомнил себе, что делает это ради Дейзи. – Ну, на неделю или две. И посмотрим, как это сработает.
– Отлично! – Ее темные глаза сузились и заблестели в свете лампы. – Ты не пожалеешь!
Черт возьми! Да он уже пожалел.
– Но разумеется, ты сам должен расплачиваться со своими рабочими. Мне было бы неловко это делать.
Он сделал над собой усилие, чтобы глаза его не выкатились из орбит:
– Да я стал бы посмешищем, если бы моя жена расплачивалась с моими людьми. Но должен тебя предупредить, что сейчас мне приходится переплачивать им за лишнее время, и это будет продолжаться еще несколько недель.
Энджи протянула руку, и он неохотно вложил в нее конверт с деньгами. Черт возьми! Менее чем за неделю она взяла в руки его дом, завладела его дочерьми, а теперь и его деньгами. В его распоряжении теперь оставался только задний двор. И непрестанные жаркие размышления о женщине, питавшей к нему омерзение. И это лишало его сна.
– Мы закончили? – хмуро спросил он.
Она сунула конверт в карман юбки и вздернула подбородок.
– Каждое утро ты задаешь девочкам вопросы, чтобы выяснить, как я с ними обращаюсь. У меня такое впечатление, что ты заглядываешь мне через плечо и осуждаешь меня за то, что я делаю или говорю им.
– Да, ты чертовски права. Так и есть! У меня нет выбора. Я оставляю своих дочерей на твое попечение. Но пока я не узнаю тебя как следует, чтобы быть уверенным, что ты не причиняешь вреда моим дочерям, это будет продолжаться. Я в самом деле заглядываю тебе через плечо и слежу за тем, что и как ты делаешь.
Энджи оцепенела от оскорбления, расправила плечи и застыла.
– Я никогда не была матерью, но знаю достаточно, чтобы не вредить ребенку!
– В таком случае у нас нет проблем. – Справедливости ради надо признать, что она не делала ничего такого, что позволило бы думать, будто она обращается с девочками грубо.
– Послушай, – сказал он мягко. – Я для Люси и Дейзи – вся семья. Я их отец и герой для них. Я стою между ними и остальным миром. Моя задача – защитить их. Было бы неправильно, если бы я не заглядывал тебе через плечо.
Видение нежного округлого плеча молнией сверкнуло в его сознании. Бледная улыбка появилась на его губах, но Сэм нетерпеливо тряхнул головой, отгоняя видение. Эти мысли появлялись у него совершенно неожиданно и заставали его врасплох.
– У них ведь есть бабушка с дедушкой. Разве не так? – нахмурилась она.
– Откуда ты знаешь? – Сэм застыл на месте и устремил на нее пристальный взгляд.
– Молли сказала, что родители Лоры живут в Колорадо-Спрингс.
– Черт возьми, как я только что сказал, я их единственный родственник.
Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его стал холодным.
– Я и не представлял, что Молли Джонсон так много болтает.
– Молли – друг. Она только старается помочь.
Энджи тоже встала, и теперь их разделял всего фут пространства. Он вдыхал аромат роз, исходивший от ее кожи, и запах крахмала от блузки. Если бы он опустил глаза, то мог бы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь и какая тонкая у нее талия.
Неизвестно откуда явилось воспоминание о том, что он трижды поцеловал ее. Два раза в день их свадьбы. И один раз до того. Это были жесткие, страстные поцелуи с сомкнутыми губами, поцелуи двух неопытных людей, едва расставшихся с детством.
– Ты когда-нибудь целовала кого-нибудь, кроме меня? – спросил он вдруг.
Ее щеки зарделись ярким румянцем.
– Конечно, нет!
– Это очень плохо.
Открытие, только что сделанное им, что он был единственным мужчиной, которого она целовала, воскресили в памяти все зря потраченные годы. Ей было двадцать шесть лет, и она была замужней девственницей, которую никто никогда не целовал по-настоящему. Неудивительно, что она почти всегда была не в духе.
– Я сожалею, Энджи.
Он и прежде говорил это, но сейчас его слова не были пустым звуком. Жизнь была к ней неласкова. Он покачал головой:
– Много лет назад мы были так молоды. Так чертовски молоды!
Из ее глаз исчезла вся воинственность, и она порывисто села.
– Как мы могли вообразить, что достаточно взрослые для брака?
Из ее груди вырвался вздох, и на мгновение она закрыла глаза.
– Теперь поздно, Сэм. Давай не будем говорить о прошлом. Это только разозлит нас обоих.
Он согласно кивнул и попытался отогнать мысль о том, что было бы, если бы она уехала с ним на Запад много лет назад. Были бы они счастливы? В такую ночь, как сегодня, стали бы они бросать нетерпеливые взгляды на дверь спальни? Все это были пустые мысли.
– Спокойной ночи, Энджи.
Он уже дошел до двери кухни, когда она окликнула его.
Он тихо открыл дверь в кухню, заглянул и оторопел. Энджи сидела за столом и выглядела так, что было любо-дорого посмотреть, а пахло от нее розами. На ней была темная юбка и накрахмаленная белая блузка, прекрасно обрисовывавшая грудь, и Сэм только диву дался, какая у нее великолепная фигура. Размышления о теле Энджи, посещавшие его слишком часто, были бессмысленным занятием, столь же вздорным, как желание изменить прошлое.
– Садись, – сказала она, поднимаясь с места. – Я приготовлю тебе поесть.
Теперь он заметил, что она накрыла для него стол. Он прикрыл глаза, вздохнул, потом посмотрел на нее:
– Я поужинал в «Бонтоне».
После почти недели, когда он ложился спать голодным, он решил, что она никогда не будет оставлять ему еду и, раздражаясь на это, неохотно потратил пятьдесят центов на обильный ужин. Именно в этот вечер она решила сжалиться и накормить его. Женщины оставались загадкой. В тот самый момент, когда мужчина воображал, что может предсказать их поведение, они его резко меняли.
– Нам надо поговорить, Сэм.
Он принял это как еще один дурной знак. Ничего хорошего не могло выйти из беседы, начинавшейся словами «нам надо поговорить».
– Кофе еще горячий?
– Теплый.
Не похоже было, что она собирается налить ему кофе. Поэтому он налил его сам и вернулся к столу, стараясь сосредоточиться на запахе кофе и не замечать аромата роз.
– Что у тебя на уме?
– Ты знаешь, который час?
Ее каштановые волосы блестели в свете лампы и казались шелковистыми, как у ребенка. Несколько прядей выбились из прически и обрамляли лицо, делая его более нежным и женственным. Он старался не думать о том, что она красива. Но все же бывали моменты, когда при взгляде на нее у него захватывало дух. Тогда он сознавал, что упустил возможность заниматься любовью с женщиной.
– Почти одиннадцать, – сказал он, хмуро поглядывая на часы.
– С тех пор как я здесь, ты пришел домой достаточно рано, чтобы пожелать доброй ночи своим дочерям, только два раза. – Ее лицо выразило неодобрение. – Думаешь, это правильно, что ты проводишь со своими детьми только час в день за завтраком?
– Ты устала присматривать за ними?
Как раз сейчас он хотел бы, чтобы их разговор не носил враждебного характера.
– Это несправедливо, – ответила Энджи, цепенея от обиды. – Вечером они хотят видеть не меня.
Она была права.
– Если бы я мог, я проводил бы с ними больше времени, но я работаю на стройке по десять часов, а потом еще на своем старательском участке. После этого я заглядываю в «Башмачок» или в другой салун, чтобы узнать новости.
– Думаешь, сидеть в салуне важнее, чем побыть со своими детьми?
Его лицо вспыхнуло от гнева.
– Нет ничего важнее моих дочерей. Все, что я делаю, имеет одну цель – собрать денег и сделать Дейзи операцию. Даже сидение в салуне. Там я узнаю новости о находках золотых жил, если такое случается поблизости от моего участка, а также каковы цены на золото, какие синдикаты покупают заявки и есть ли поблизости те, кому улыбнулась удача. Ты не имеешь представления о старательском деле. Поэтому можешь положиться на мое слово. Эта информация очень важна.
– Ты нужен своим дочерям, – сказала Энджи, будто и не слышала ни единого сказанного им слова. – Разве это не важно?
– Черт возьми, Энджи! Я стараюсь изо всех сил. Не могу я быть в двух местах сразу. И я никогда не разбогатею, если буду работать от и до. Не смогу, как бы я этого ни хотел.
– Молли Джонсон говорит, что ты прежде приходил домой раньше.
– А Молли, часом, не сказала тебе, что до недавнего времени дни были короче и темнело раньше, чем теперь? – Он ответил пристальным взглядом на ее взгляд. – Теперь я могу работать больше, потому что вечерами светлее. Кроме того, раз ты здесь, мне не надо спешить домой к тому времени, когда девочки ложатся спать.
Ему не нравилось, что приходится с ней объясняться или отчитываться в том, как он проводит время. Это был один из минусов, связанных с браком.
– Я не против того, чтобы заботиться о твоих дочерях. Я хочу оправдывать твои затраты на мое содержание, пока живу здесь. Но я не собираюсь платить лишнего. Это не входило в наш договор.
– О чем ты?
Она рассказала ему о покупке провизии и о том, что заплатила человеку, привозящему лед, из своего кармана. Неделей раньше она предлагала ему все свои деньги до последнего цента, чтобы оплатить операцию Дейзи. А теперь ее рассердило то, что ей пришлось потратить пару долларов на еду и лед. Доживи он до ста лет, Сэм все равно не научился бы понимать женщин.
– Ладно, – процедил Сэм сквозь зубы. – Конечно, я не хочу, чтобы ты тратила хоть малую толику своих денег. – Сунув руку в карман, он извлек свою субботнюю получку; – Сколько я тебе должен?
– Ничего, на этот раз ничего.
Откинувшись на спинку стула, она изучала его конверт с деньгами, и лицо у нее стало задумчивым.
– Справедлива ли моя догадка о том, что ты не умеешь обращаться с деньгами?
– Что?
Эта женщина имела склонность наносить ему оскорбления. Она пожала плечами.
– Я основываюсь на факте – ты слишком мало скопил на операцию Дейзи.
Это замечание больно обожгло его. Ей не следовало напоминать ему, как далек он был от своей цели. В каком-то темном уголке его сознания эхом отдались слова ее отца; «Ты никогда ничего не добьешься». Сейчас она сказала почти то же самое, только по-другому. В груди его закипели ярость и гордость, и это, должно быть, отразилось на его лице.
На языке его висели десятки язвительных ответов, но он сдержался и сказал:
– К чему ты клонишь, Энджи?
– Я хорошо умею считать деньги. – Румянец окрасил ее щеки. – Думаю, нам удалось бы скорее собрать необходимую сумму, если бы деньгами распоряжалась я.
Он оторопел от ее наглости. Да, он знал мужчин, которые доверяли заработанные деньги женам. Но он не знал своей жены, не знал, бережлива она или расточительна. И не мог знать, будет ли она выплачивать одни долги и пренебрегать другими. Или потратит его недельный заработок на парижскую шляпку.
– Я управлялась с хозяйством по смерти матери, даже после того как доходы папы сократились в несколько раз. И хорошо управлялась. – Не дождавшись его ответа, она ринулась в атаку: – Я и здесь могла бы распоряжаться нашими деньгами.
– Нашими деньгами? – Он решительно не мог понять, о чем она толкует. С которых это пор его деньги стали и ее деньгами? Из того, что она только что сказала, следовало, что есть их общие деньги, а есть только ее. Он не услышал никакого упоминания о его деньгах. Господи, да она просто наглая баба!
– Я бы завела тетрадь со списком кредиторов и следила за тем, чтобы всем выплачивались долги. Потом я разделила бы остаток на части. Я откладывала бы деньги на провизию, особые непредвиденные расходы, на салуны для тебя, немного для себя и девочек, а также на операцию Дейзи и еще чуть-чуть на бракоразводный процесс.
Она уже обо всем подумала и разработала план. По крайней мере это звучало разумно. И это удержало его ярость и заставило промолчать.
Сэм провел рукой по волосам, потом по лицу. Если бы ему удалось совладать со своей гордостью и он беспристрастно взвесил свои достоинства и недостатки, если бы ему в самом деле было все равно, уважает она его, одобряет или нет, тогда, вероятно, он согласился бы, что не слишком умело обращается с деньгами.
Возможно, Энджи смогла бы лучше распоряжаться деньгами, и это ускорило бы операцию Дейзи. В таком случае он готов был предоставить ей это право и был бы благодарен. И не важно, как ненавистна была ему такая перспектива.
Он вертел конверт с деньгами в руках, не желая сдаваться. Лора никогда не высказывала таких претензий. Но Энджи так же не походила на Лору, как горох не походит на пудинг.
– Не знаю, как будет лучше, – сказал он наконец.
– Единственный способ узнать – это сделать такую попытку.
Это вовсе не означало, что она одержала верх. За двумя или тремя исключениями все женатые мужчины отдавали заработок женам. У женщин была сноровка. Они умели распорядиться деньгами с толком. По крайней мере большинство из них. Конечно, он ничего не знал о талантах Энджи, если не считать того, что она говорила о них сама.
– Думаю, можно попробовать, – медленно и нехотя согласился он. Он напомнил себе, что делает это ради Дейзи. – Ну, на неделю или две. И посмотрим, как это сработает.
– Отлично! – Ее темные глаза сузились и заблестели в свете лампы. – Ты не пожалеешь!
Черт возьми! Да он уже пожалел.
– Но разумеется, ты сам должен расплачиваться со своими рабочими. Мне было бы неловко это делать.
Он сделал над собой усилие, чтобы глаза его не выкатились из орбит:
– Да я стал бы посмешищем, если бы моя жена расплачивалась с моими людьми. Но должен тебя предупредить, что сейчас мне приходится переплачивать им за лишнее время, и это будет продолжаться еще несколько недель.
Энджи протянула руку, и он неохотно вложил в нее конверт с деньгами. Черт возьми! Менее чем за неделю она взяла в руки его дом, завладела его дочерьми, а теперь и его деньгами. В его распоряжении теперь оставался только задний двор. И непрестанные жаркие размышления о женщине, питавшей к нему омерзение. И это лишало его сна.
– Мы закончили? – хмуро спросил он.
Она сунула конверт в карман юбки и вздернула подбородок.
– Каждое утро ты задаешь девочкам вопросы, чтобы выяснить, как я с ними обращаюсь. У меня такое впечатление, что ты заглядываешь мне через плечо и осуждаешь меня за то, что я делаю или говорю им.
– Да, ты чертовски права. Так и есть! У меня нет выбора. Я оставляю своих дочерей на твое попечение. Но пока я не узнаю тебя как следует, чтобы быть уверенным, что ты не причиняешь вреда моим дочерям, это будет продолжаться. Я в самом деле заглядываю тебе через плечо и слежу за тем, что и как ты делаешь.
Энджи оцепенела от оскорбления, расправила плечи и застыла.
– Я никогда не была матерью, но знаю достаточно, чтобы не вредить ребенку!
– В таком случае у нас нет проблем. – Справедливости ради надо признать, что она не делала ничего такого, что позволило бы думать, будто она обращается с девочками грубо.
– Послушай, – сказал он мягко. – Я для Люси и Дейзи – вся семья. Я их отец и герой для них. Я стою между ними и остальным миром. Моя задача – защитить их. Было бы неправильно, если бы я не заглядывал тебе через плечо.
Видение нежного округлого плеча молнией сверкнуло в его сознании. Бледная улыбка появилась на его губах, но Сэм нетерпеливо тряхнул головой, отгоняя видение. Эти мысли появлялись у него совершенно неожиданно и заставали его врасплох.
– У них ведь есть бабушка с дедушкой. Разве не так? – нахмурилась она.
– Откуда ты знаешь? – Сэм застыл на месте и устремил на нее пристальный взгляд.
– Молли сказала, что родители Лоры живут в Колорадо-Спрингс.
– Черт возьми, как я только что сказал, я их единственный родственник.
Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его стал холодным.
– Я и не представлял, что Молли Джонсон так много болтает.
– Молли – друг. Она только старается помочь.
Энджи тоже встала, и теперь их разделял всего фут пространства. Он вдыхал аромат роз, исходивший от ее кожи, и запах крахмала от блузки. Если бы он опустил глаза, то мог бы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь и какая тонкая у нее талия.
Неизвестно откуда явилось воспоминание о том, что он трижды поцеловал ее. Два раза в день их свадьбы. И один раз до того. Это были жесткие, страстные поцелуи с сомкнутыми губами, поцелуи двух неопытных людей, едва расставшихся с детством.
– Ты когда-нибудь целовала кого-нибудь, кроме меня? – спросил он вдруг.
Ее щеки зарделись ярким румянцем.
– Конечно, нет!
– Это очень плохо.
Открытие, только что сделанное им, что он был единственным мужчиной, которого она целовала, воскресили в памяти все зря потраченные годы. Ей было двадцать шесть лет, и она была замужней девственницей, которую никто никогда не целовал по-настоящему. Неудивительно, что она почти всегда была не в духе.
– Я сожалею, Энджи.
Он и прежде говорил это, но сейчас его слова не были пустым звуком. Жизнь была к ней неласкова. Он покачал головой:
– Много лет назад мы были так молоды. Так чертовски молоды!
Из ее глаз исчезла вся воинственность, и она порывисто села.
– Как мы могли вообразить, что достаточно взрослые для брака?
Из ее груди вырвался вздох, и на мгновение она закрыла глаза.
– Теперь поздно, Сэм. Давай не будем говорить о прошлом. Это только разозлит нас обоих.
Он согласно кивнул и попытался отогнать мысль о том, что было бы, если бы она уехала с ним на Запад много лет назад. Были бы они счастливы? В такую ночь, как сегодня, стали бы они бросать нетерпеливые взгляды на дверь спальни? Все это были пустые мысли.
– Спокойной ночи, Энджи.
Он уже дошел до двери кухни, когда она окликнула его.