Люси отодвинула свою пустую тарелку.
   – Ну, теперь-то мы можем идти?
   Небогатая фантазия Сэма дала сбой. Он-то воображал, что прохожие видят через стекло кафе его семейную идиллию и восхищаются. Зеваки могли бы увидеть его красивых дочерей, элегантно одетых, в шляпках и перчатках и красивую жену с блестящими темными глазами, улыбающуюся и сверкающую ямочками на щеках. И его самого с волосами, аккуратно и гладко зачесанными назад и перевязанными на затылке тесемкой, сияющего и гордого.
   – Можете идти, – сказала Энджи. – И не забудьте, что обещали помочь миссис Молли выполоть сорняки в огороде.
   Девочки соскользнули со своих высоких табуреток и выбежали из кафе, оставив Сэма и Энджи в одиночестве. Он смущенно кашлянул и поправил воротничок.
   – Похоже, я тоже должен извиниться перед тобой.
   – Да, должен.
   Энджи умела быть доброй и любезной, но сейчас был неподходящий для этого момент. Выражение ее глаз напомнило ему день, когда она приехала в Уиллоу-Крик и собиралась дать ему затрещину. Виду нее был такой, будто она кипит от гнева и готова начать драку.
   – Дело в том, что этот Де Грут сидит у меня в печенках. Что он за человек, если волочится за чужой женой? – Сэм вскипел от мысли о сопернике. – Как этот мерзавец может говорить тебе о браке, когда ты еще носишь мое кольцо? Это непорядочно.
   Взгляд Энджи стал ледяным.
   – Ты так представляешь себе извинение? – Она была права.
   – Ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты с ним переписывалась? И о чем же ты ему пишешь?
   Он просто обезумел при мысли о том, что они могут писать друг другу. Неужели этот Де Грут называет ее «дорогая»? А она его «милый»? Неужели они стремятся друг к другу, скучают друг о друге и пишут об этом?
   – Я иду домой.
   Он схватил ее за руку:
   – Подожди, Энджи. Я прошу прощения.
   Она смотрела на него бездонными темными глазами, и он пожалел, что ему не хватает красноречия. Вместо слов он хотел бы поцеловать ее, чтобы его рот и руки могли сказать за него.
   – Когда я говорил, что мне нет дела до того, кто тебе пишет, это было не так. Ты скажешь, что это несправедливо, и будешь права. Но мне ненавистна мысль о том, что Де Грут ждет тебя. Мне претит, что ты думаешь о нем и пишешь ему. Можешь назвать это гордостью, мелочностью, эгоизмом. Но я не могу вынести мысли о том, что ты будешь с другим мужчиной, особенно после того как…
   Она торопливо оглянулась, потом опустила глаза, и Сэм заметил, что лицо ее стало пунцовым.
   – Ты понимаешь, что я хочу сказать.
   Он хмурился, пытаясь найти нужные слова.
   – Ты извиняешься за то, что пытался лишить меня права пользоваться собственным почтовым ящиком?
   – Разве я в этом виноват?
   Он вспомнил, что спрашивал ее, почему у них два почтовых ящика. Но не помнил, чтобы говорил ей, что она не может иметь собственного ящика.
   – И за попытку контролировать мою жизнь и разрушить мое будущее?
   – Я просто думаю, что ты могла бы подождать до тех пор, пока мы не разведемся, а уж потом обручиться с кем-нибудь еще.
   Не важно, что она говорила, но он не считал ее слова необоснованными.
   – И за то, что ты дулся и вел себя по-детски.
   – О, в этом я виноват, черт возьми.
   Не задумываясь об уместности этого поступка, он взял ее затянутую в перчатку руку и нежно сжал ее.
   – Прости меня, Энджи. Я скучал по тебе. Особенно мне недоставало наших бесед в конце дня.
   Ему не хватало и легкого аромата розовой воды, исходившего от нее, и ямочек на щеках, когда она улыбалась. Ему недоставало и многозначительного шуршания ее юбки, когда она двигалась. И радости в ее глазах, когда он хвалил ее стряпню или замечал, как чисто она выскребла пол. И подспудного напряжения, возникавшего между ними. И возможности, пусть и очень отдаленной и нереальной, что она пойдет ему навстречу и окажется в его объятиях. Кто знает, вдруг и ее снедает голод по нему, как он томится по ней?
   Лед в ее глазах постепенно растаял, и она вздохнула:
   – Я тоже скучала по тебе, Сэм.
   Это было уже кое-что. Слышать ее признание было приятно.
   – Вероятно, сейчас не время говорить об этом, но подходящего момента не будет никогда. Я так беспокоюсь и волнуюсь обо всем. – Закрыв глаза, Энджи вырвала свою руку и поднесла ее к горлу. – Я беспокоюсь, что руда не окажется такой богатой, как ты надеешься, и мы не сможем платить по счетам бакалейщика и торговца льдом, покупать керосин для ламп и дрова. Меня не оставляет тревога, что у нас никогда не будет достаточно денег во всех баночках. Но больше всего меня пугает, что Гаунеры одержат верх и девочек отдадут им. Тогда они отправят их в школу мисс Вашингтон, и они будут там одинокими и несчастными.
   – Обещаю тебе, Энджи, что ничего этого не случится. – Она смотрела на него в упор.
   – Как ты можешь быть так уверен? Ты уже нашел свою жилу? Сорвал куш?
   – Нет. Но моя жила богата, и она не истощится. Когда-нибудь этот прииск станет таким же богатым и известным, как прииск Муз-Джо.
   Энджи отвела глаза, и Сэм понял, что она ему не верит. Она считала, что он выдает за действительность свои мечты и надежды. Это всегда было проблемой: Десять лет назад она не верила в него, не верила и сейчас.
   И внезапно Сэм понял, почему он медлил. Дело было вовсе не в том, что он надеялся найти богатое месторождение и обрести деньги. Внезапно он осознал, что операция Дейзи означала и неизбежную потерю Энджи. А это было для него огромным лишением.
   Она стояла на деревянном тротуаре перед кафе-мороженым Стетсона и смотрела, как уходит Сэм. Слава Богу, что этот период молчания окончился. Дни казались бесконечно длинными, когда впереди не маячил вечер с ним вдвоем, проведенный за разговорами. Она не могла припомнить, чтобы то же самое чувствовала по отношению к Питеру.
   Она никогда не раздумывала, где Питер и что он может делать, никогда не задавалась вопросом, что у него на уме. Она никогда не заглядывала в глаза Питера и не чувствовала, что тонет в пламени и свете, она никогда не жаждала прикосновения к коже Питера и не мечтала испить сотни поцелуев из его уст. Но все это Энджи испытывала по отношению к Сэму Холланду.
   Ощущая смятение и недовольство собой, она приподняла подол длинного платья, чтобы уберечь его от уличной пыли, и принялась взбираться по крутой Четвертой авеню к перекрестку с Карр-стрит, где остановилась как вкопанная.
   На расстоянии прлквартала впереди трое мальчишек окружили Дейзи. Они кривлялись и выкрикивали:
   – Прыгай, прыгай по дорожке, посмотри на хромоножку!
   У Энджи помутнело в глазах. Она не могла видеть лица Дейзи, но спинка девочки оцепенела, и она делала отчаянные усилия, чтобы держаться прямо. Энджи видела, как девочка цепляется дрожащими руками за свою юбку. Кроме того, она заметила Люси, уходящую по улице от Дейзи и глумящихся над ней мальчишек.
   Энджи рванулась вперед и изо всей силы вцепилась в ухо мальчишки. Этого было достаточно, чтобы у него тотчас же пропало желание дразнить девочку.
   – Вам всем должно быть стыдно! Какой негодяй может смеяться над маленькой девочкой, которая никак не властна изменить свое состояние?
   Мальчишки уставились на Энджи, потом посмотрели на Дейзи и потупились.
   – А если бы кто-нибудь из вас был калекой? – Во взгляде ее полыхала ярость. – Что, если бы вы были не такими, как остальные?
   Никто из мальчиков не смотрел на Энджи.
   – Значит, ваши родители так учат вас обращаться с девочками? Так вы относитесь к людям с физическими недостатками? Если я услышу, что кто-нибудь из вас снова сделает что-нибудь подобное, я обращусь к вашим родителям и спрошу их, гордятся ли они вами, когда вы запугиваете и дразните беззащитных маленьких девочек!
   Все трое посмотрели на Энджи с тревогой и ужасом.
   – Да, да, я это сделаю, – пообещала она, не скрывая своего отвращения к ним. Она схватила ближайшего к ней мальчишку за ворот и рванула его к себе: – Извинись перед ней, ты, гадкий маленький грубиян!
   Они один за другим смущенно бормотали слова извинения, а Дейзи стояла молча, и по лицу ее катились слезы.
   Последний из мальчишек метнул в Энджи быстрый взгляд, потом робко коснулся рукава Дейзи.
   – Мне, право, жаль, – сказал он. – У тебя красивые волосы.
   Энджи взяла Дейзи за руку.
   – Ступайте прочь с дороги, – сказала она мальчишкам. Вскинув подбородок, она шагнула вперед.
   – Выше голову, Дейзи. Стыдно должно быть им, а не тебе.
   «Есть еще кто-то, кому должно быть стыдно», – подумала она, щурясь на маленькую фигурку впереди, уже входившую в дом. Ко времени, когда до него добрались Энджи и Дейзи, Люси сняла свою соломенную шляпку и белые перчатки и ждала их возле кухонной двери.
   Энджи сняла с Дейзи шляпу и перчатки, опустилась перед ней на колени и вытерла ее заплаканное лицо влажной салфеткой.
   – Не думаю, что они снова станут тебе досаждать. Но если все-таки станут, не обращай внимания. Поверь мне, эти трое мальчишек все вместе не стоят такой, как ты.
   Дейзи обхватила шею Энджи ручонками и вцепилась в нее так крепко, что Энджи стало трудно дышать. Наконец девочка отстранилась и заглянула Энджи в глаза. На губах ее появилась слабая улыбка.
   – Ты сильно врезала Билли.
   Тотчас же Энджи подумала, что едва ли подала девочкам хороший пример. Ведь девочек следует учить быть мягкими и женственными. Должно быть, родная мать сумела бы справиться с ситуацией как-то иначе и много лучше.
   Энджи встала и оправила юбку.
   – Женщине никогда не следует прибегать к насилию, – сказала она покаянно. – Это совсем не подобает леди и совершенно неправильно.
   Она бросила на девочек долгий выразительный взгляд, чтобы показать, что говорит это всерьез. Она надеялась, что они ничего не знают о том, как она ударила Сэма, когда сошла с поезда.
   – Но если вы оказываетесь в необычных обстоятельствах, таких, как сегодня, насилие, к сожалению, – единственный способ справиться с ситуацией. – Она взмолилась, чтобы ее итальянский темперамент не искалечил их жизнь. – В этом случае следует ударить подонка изо всей силы.
   Они уставились на нее с разинутыми ртами.
   – Ты сказала дурное слово, – задыхаясь, произнесла Люси.
   – Знаю и прошу за это прощения.
   Сегодня, вне всякого сомнения, был день извинений для всех.
   – А теперь, Дейзи, беги к миссис Молли и спроси ее, какую часть сада вам выполоть. Скажи, что Люси сейчас придет. Нам с тобой надо перекинуться парой слов, – обратилась она к Люси.
   Люси неохотно, волоча ноги, проследовала к столу и села. Лицо ее было хмурым, губы надуты.
   Энджи отодвинула раскроенную зеленую ткань и сложила руки на столе.
   – Ты меня разочаровала, – сказала она наконец.
   – Я же сказала, что жалею, что разбила чашку и блюдце твоей мамы.
   – Если бы меня кто спросил, я бы поклялась, что ты никогда не бросишь свою сестру на милость шайки ублюдков.
   И тотчас же Энджи убедилась, что инстинкт не обманул ее. Выражение потерянности тотчас же стерло с лица Люси мрачность, девочка опустила глаза и смотрела теперь на свои колени.
   – Дейзи не хочет держаться рядом со мной.
   – Дейзи всегда рядом с тобой, когда ей это удается. Дейзи тебя боготворит, Люси. Она пытается делать все, как ты. Она сто раз проводит щеткой по волосам, потому что ты так делаешь. Она хочет следовать за тобой повсюду и делать все, что делаешь ты. Ее новые школьные платья, возможно, и другого цвета, но точно такого же фасона, как твои. Да я могла бы привести еще с десяток примеров. Когда Дейзи по своей честности не может согласиться с чем-нибудь, что говоришь ты, это ее ужасно огорчает. Она тебя любит и смотрит тебе в рот.
   Слеза показалась на ресницах Люси и упала на ее стиснутые руки.
   – Она льнет к тебе, а не ко мне!
   – Неужели стоит за это ее наказывать? – мягко спросила Энджи. – Эти мальчишки напугали и унизили ее. Ты не думаешь, что тебе следовало бы помочь ей?
   – Она больше не вспоминает о маме.
   Слезы полились из глаз Люси сильнее, и она отерла их тыльной стороной руки.
   – Но мама видит нас с неба, и ей плохо, оттого что Дейзи любит тебя!
   Энджи не поверила своим ушам. Не ослышалась ли она? Подавшись вперед, она положила руку на плечо Люси и наклонилась, чтобы лучше видеть заплаканное лицо девочки.
   – Люси, ты думаешь, что ты и Дейзи предаете свою маму, если любите кого-то еще?
   О Господи! Она опустилась на колени возле стула Люси.
   – Она наша мама, и мы должны любить ее!
   – Конечно, должны, и я это знаю.
   – Мы не должны любить больше никого!
   – Дорогая, ты можешь любить и двух людей одновременно. Если Дейзи любит меня, а я надеюсь, что это так, это не значит, что она больше не любит свою маму. Она может любить нас обеих.
   Она нежно отвела со щеки Люси влажную прядь волос и заправила ей за ухо, потом приподняла лицо девочки, держа его между ладонями и заглянула в ее влажные серые глаза.
   – Подумай обо всех людях, которых ты любишь. О Дейзи, своем папе, миссис Молли, своей учительнице и, может быть, даже о мисс Лили.
   Люси уставилась на нее удивленными глазами.
   – Разве было бы правильно, если бы мы любили только одного человека? Но, моя дорогая девочка, мы вовсе не должны любить кого-то одного за счет другого. – Она пристально смотрела в глаза Люси. – В нас неисчерпаемый кладезь любви. Разве это не чудесно? И мы вовсе не должны перестать любить одного человека, чтобы полюбить другого.
   – Ты уверена? – шепотом спросила Люси.
   – О да. Дейзи не предает свою маму, если любит и меня тоже. В сердце Дейзи есть место для многих людей. И у тебя тоже. Я много думаю о вашей маме. Ты не знала об этом? Я не была с ней знакома, но, думаю, мы бы с ней понравились друг другу, потому что у нас есть нечто общее и очень важное. Мы любим одних и тех же людей. Я хотела бы посидеть с вашей мамой за чашкой кофе и рассказать ей, как вы растете, и расспросить ее о ваших бабушке и дедушке. Есть столько вещей, о которых я хотела бы рассказать ей и расспросить ее. Думаю, что и ты чувствуешь то же самое. – Люси бросилась в объятия Энджи.
   – Я злюсь на нее за то, что она умерла! А потом мне стыдно за то, что я злюсь! Иногда ты мне очень нравишься, а потом мне из-за этого не по себе.
   – Знаю. – Энджи похлопала девочку по спине и почувствовала, как ее слезы капают ей на шею. – Иногда и я обижаюсь на свою маму за то, что она умерла.
   – А потом тебе тоже бывает нехорошо?
   – Иногда. Но может, я и вправе сердиться. Потому что я тоскую по ней и мне жаль, что она умерла.
   Она мягко отстранила Люси, чтобы видеть ее глаза.
   – Мы не хотим забывать своих матерей. Но есть и еще кое-что, что нам не следует забывать.
   Люси высморкалась.
   – Что?
   – Наши матери любили нас, Люси. И они не хотели бы, чтобы мы были несчастны. Наши матери желали бы, чтобы наши сердца были открыты для любви и смеха и мы жили полной жизнью. Наши матери не хотели бы, чтобы мы отказались от любви. Ты не согласна?
   Слезы снова покатилась по щекам Люси, и она опустила голову.
   – Я чувствую себя виноватой, когда ты делаешь для меня что-нибудь хорошее.
   – Ты не должна. Правда не должна. Твоя мама знает, что ты любишь ее. И, я думаю, она была бы счастливее, если бы ты и я могли полюбить друг друга.
   – Энджи!
   Несчастные, полные слез глаза смотрели прямо на нее.
   – Я правда, правда очень жалею, что разбила твою чашку.
   – Не скажу, что то, что ты сделала, хорошо, потому что это не так. – Она отерла слезы с глаз Люси лоскутком зеленой ткани. – Но я понимаю и прощаю тебя.
   В заднюю дверь ворвалась Дейзи. Волосы ее развевались, а глаза были широко раскрыты.
   – Энджи, иди скорее! Миссис Молли плачет!

Глава 16

   Энджи взлетела по ступенькам крыльца и ворвалась в дом Джонсонов через заднюю дверь. Девочки бежали за ней по пятам. Молли, сгорбившись, сидела за кухонным столом, прижимая к глазам мокрый носовой платок.
   Молли Джонсон была настолько крепкой и несокрушимой женщиной, что при виде ее слез в груди Энджи что-то сжалось.
   – О, Молли. Что-нибудь с Кеннеди?
   – Этот безумный дурак… – сказала Молли, отведя со лба назад волну коротких серебряных волос, потом высморкалась. Она указала на стол. – Погляди!
   – О Боже мой! Это… Не может быть! – Энджи хватала ртом воздух, потом поднесла руки к горлу. Ее глаза на лоб полезли от изумления. – Молли, неужели это настоящие алмазы?
   На клеенке сверкала целая россыпь драгоценностей: заколка для шляпы, серьги, ожерелье, брошь, два браслета, три кольца и две пряжки для башмаков. Драгоценностей было больше, чем Энджи когда-либо видела в жизни за один раз и в одном месте. Драгоценности притягивали свет, как пламя, поглощающее ночь. Они блестели, сверкали, манили.
   Энджи принялась обмахивать разгоряченное лицо.
   – О Бог мой! Если эти алмазы настоящие, то у тебя на кухонном столе королевский выкуп!
   – Они настоящие, можешь не сомневаться. – Из глаз Молли снова полились слезы. Она скорчила гримасу и покачала головой. – Этот чертов дурак! Да благословит его Господь! Да благословит его Господь!
   – Где? Как это случилось? – Энджи упала на стул, потом удержала руку Дейзи, протянутую к столу. – Не трогай их!
   – Если она хочет посмотреть поближе, пусть смотрит. – Сделав над собой усилие, Молли улыбнулась Люси и Дейзи:
   – Я была уже подростком, когда впервые увидела настоящий бриллиант. И до сих пор у меня их никогда не было. Смотрите, девочки, сколько хотите.
   Энджи с трудом отвела глаза от сверкающей выставки драгоценностей и уставилась на Молли. Единственное, что она пока уяснила, – слезы Молли были слезами счастья.
   – Что случилось?
   – Кен всегда говорил, что осыплет меня алмазами, когда разбогатеет. – Она прижала к глазам платок. – Я думала, он шутит или дразнит меня. Поглядите на меня. Вы видели, чтобы я когда-нибудь носила побрякушки? Только сережки с черным агатом да обручальное кольцо.
   Ее обручальное кольцо было простым золотым ободком, как и кольцо Энджи.
   – Мы не ходим в такие места, где я могла бы показаться в бриллиантах. Мы никогда не бываем там и, смею думать, никогда не станем бывать.
   Подавшись вперед, Энджи схватила Молли за руку.
   – Молли Джонсон! Ты хочешь сказать, что Кеннеди нашел богатую жилу?
   – На прошлой неделе он сказал мне, но я не поверила. После стольких лет мне это показалось нереальным. – Она махнула рукой. – Я знала, что он что-то нашел, потому что он нанял с полдюжины рабочих с кирками и лопатами. Но это был такой бум, о каких мы не раз слышали, и он случился на его прииске. Он и его ребята использовали динамит и нашли целую сеть золотых жил, как только углубились в породу. Потом он потолковал с одним из синдикатов. – Она посмотрела на Энджи. Глаза ее все еще выражали изумление. – Кен поехал в Денвер подписывать бумаги и нынче утром вернулся домой вот с этим.
   Они все как зачарованные разглядывали алмазы, сверкавшие на выцветшей клеенке.
   Потом Энджи вскочила со стула и потянула за собой Молли. Они принялись танцевать и кружиться по кухне, пока обе не начали хохотать и задыхаться. Потом Энджи принялась танцевать с Люси, а Молли с Дейзи. В конце концов девочки отправились в сад полоть траву, а Молли разлила кофе в толстостенные кружки. К переднику на груди она приколола брошь с алмазами и заставила Энджи надеть браслеты.
   – Ой, это потрясающе.
   – Даже и представить не могу, сколько все это стоит, – сказала Энджи, поворачивая руки так и эдак и любуясь игрой камней в свете яркого солнца, то и дело высекавшего из алмазов россыпь искр. Она подумала, что столь близко соприкасаться с алмазами ей еще не приходилось.
   – Кен ни за что не скажет сколько. Все, что он мне скажет, это что мы богаты и что у нас еще много остается на другое.
   Ослепленная, Энджи разглядывала камни, рассыпанные на столе.
   – Я думала, что этого не произойдет. Ни с Сэмом, ни с Кеннеди. Что найти такое место – неосуществимая мечта, что это значит принимать желаемое за действительность.
   – Были времена, когда и я думала так же. Я думала, что все эти прииски – это всего лишь ямы, а золото из них уже давно извлечено. – Молли потянулась и похлопала Энджи по руке; – Не оставляй надежду.
   Энджи помрачнела и молча пила кофе маленькими глотками, продолжая смотреть на брошь с бриллиантами, приколотую к переднику Молли. Верила ли она когда-нибудь? Десять лет назад она не поверила в Сэма настолько, чтобы последовать за ним в его поисках удачи и успеха. А он до сих пор не оставил эти поиски. И он не утратил надежды. Но каждый раз, когда Энджи платила по счетам, а потом оставшиеся деньги раскладывала по баночкам, сердце ее снова падало, а верить в удачу становилось все труднее.
   Они допили кофе в молчании, прислушиваясь к гудению насекомых и болтовне девочек в саду. Энджи уже привыкла к отдаленному грохоту, когда взрывали динамитом породу в холмах, и теперь редко замечала шум. Но сегодня она его слышала. В динамите были воплощены надежды мужчин, пытавшихся вырвать у земли ее сокровища.
   Внезапно ей в голову пришла грустная мысль.
   – Молли, теперь вы переедете?
   С лица Молли исчезла мечтательная улыбка, и она помрачнела.
   – В Колорадо-Спрингс мы не поедем, как делают многие. Это уже решено. Мы поедем в Денвер. Кен и я можем быть богаты, как Мидас, но в обществе нас не примут. – Она пожала плечами. – А в таком городе, как Денвер, полно людей с деньгами, которым нет дела до кичливых выскочек.
   На губах ее снова появилась улыбка, и камни на броши сверкнули, когда грудь ее приподнялась от дыхания.
   – Мы купим там два участка для домов. Один из них прибережем для вас с Сэмом.
   Сделав резкое движение, Энджи поднялась со стула и подошла к плите. Вместо того чтобы налить кофе, она стояла, глядя на сад в кухонное окно, и видела дым, поднимающийся из каменоломни и повисший над долиной.
   – Если Сэм настолько разбогатеет, чтобы купить участок в Денвере, – сказала она тихо, – у него хватит денег и на развод.
 
   Сэм услышал новость от Джима Ричардса, плотника, выбранного городским советом для строительства новой школы. Джим отправился на участок Сэма специально узнать, не держит ли Сэм на него зла, и посоветоваться насчет строительства школы.
   Когда они закончили обсуждать проект и материалы, Джим сказал, нахлобучивая шляпу на голову:
   – Слышал о Кеннеди Джонсоне?
   Не успел Джим Ричардс сообщить ему новость, как Сэм помчался в город. Он нашел Кена в третьем из обследованных им салунов. Тот курил кубинскую сигару и предлагал выпить за его счет всем желающим.
   Сэм хлопнул его по спине:
   – Черт тебя подери, Кен, ах ты, сукин сын! – Они, ухмыляясь, смотрели друг на друга. – Если ты не устал рассказывать свою историю, я бы хотел ее послушать!
   У Кена не хватало денег для разработки прииска. Поэтому он одолжил баснословную сумму, чтобы нанять восемь человек, чтобы продвинуться вглубь, идти по жиле и добраться до главного месторождения. Когда он узнал, что его прииск богат, он нанял в Денвере поверенного, чтобы стравить два синдиката в соперничестве за месторождение. – И это сработало именно так, как мы рассчитывали, – сказал Кен, и в его внезапно охрипшем голосе прозвучало удивление. – Трудно в это поверить, но британцы заплатили триста тысяч, и вдобавок я буду получать два процента от выработки каждой унции золота, добытого на прииске Джонсона. Это была хорошая сделка и верный признак того, что Кену посчастливилось найти богатое месторождение.
   Возвращаясь затемно домой, Сэм размышлял о везении Кена Джонсона. Но для него все не могло обернуться так хорошо. Скоро ему предстояло убедиться в том, что два синдиката не станут вести войну за то, чтобы получить контроль над его прииском. Даже если произойдет чудо и ему удастся раздобыть деньги на разработку месторождения, чтобы нанять рабочих, у него не оставалось времени, чтобы прорыть несколько боковых коридоров для разведки и разработки боковых жил. И даже если бы ему удалось доказать, что его жилы многообещающие, если бы у него оказалось столько же богатых жил, сколько ветвей на дереве, ему все-таки потребовалось бы несколько недель, чтобы Марш Коллинз мог связаться с синдикатами и найти покупателя. Но этих недель у него не было.
   Суд постановил, чтобы операция Дейзи была произведена до первого октября. Поэтому он должен был связаться и договориться с хирургом по крайней мере в середине сентября. Оставалось всего пять недель.
   Из темноты к нему долетел голос Энджи:
   – Я ждала тебя.
   Прошла целая жизнь с тех пор, как он сидел с ней в кафе-мороженом. Неужели это было всего несколько часов назад?
   Он опустился на нижнюю ступеньку заднего крыльца у кухонной двери и оперся спиной о ноги Энджи. Она сделала движение, будто ее это удивило, но ног не убрала.
   – Думаю, ты знаешь о Кене, – сказала она.
   Он кивнул.
   – От тебя пахнет табаком и виски.
   – Хочешь, чтобы я ушел?
   Он надеялся, что она этого не хочет, потому что вдруг почувствовал себя слишком усталым, чтобы двинуться с места.
   – Нет.
   После недолгой паузы она рассказала ему о бриллиантах Молли, и он улыбнулся, потому что рассказ о покупке бриллиантов для Молли ценою в целое состояние звучал правдоподобно, – это было так похоже на Кена. Дальше Энджи поведала ему о Люси, которая считает, что предаст свою мать, если позволит себе хорошо относиться к Энджи.