Страница:
– Похоже, что у вас сложная работа.
– Наконец-то хоть кто-то оценил!
– И тогда получается, что этот ваш Большой Совет…
– Представители двенадцати Великих Старых рас. Глава Совета – король Лионеи.
– И Денис Андерсон…
– Единственный сын короля Лионеи.
– И вы боитесь, что династия может прерваться?
– Я боюсь, что… – Смайли осекся и посмотрел на часы. – Настя, когда ты получишь допуск, то посмотришь учебный фильм и, наверное, сообразишь, чего мы боимся. А пока давай вернемся к нашей работе. – Он включил диктофон. – Время, как ты понимаешь, не на нашей стороне.
– Так это вы хотели закончить на сегодня, а я хотела продолжать!
– Да? И почему же мы отвлеклись?
– Я хотела заказать кофе, а вы сказали, что это наркотик для гномов, а потом стали говорить…
– Все понятно. Настя, не могла бы ты…
– А вот в подземелье у Макса на нас с Филиппом Петровичем с потолка падали гномы, и от них несло кофе со страшной силой…
– Наркоманы, – коротко сказал Смайли. – За кружку кофе будут камни грызть.
– А… Ну, примерно этим они и занимались, – сказала Настя. – Как приятно, когда хоть что-то становится понятным. Вонючих гномов из списка загадок вычеркиваем.
Смайли внимательно посмотрел на Настю.
– Ой, – сказала она.
– У меня очень тяжелая работа, – произнес Смайли, обращаясь, похоже, к самому себе. – Продолжим.
8
9
10
– Наконец-то хоть кто-то оценил!
– И тогда получается, что этот ваш Большой Совет…
– Представители двенадцати Великих Старых рас. Глава Совета – король Лионеи.
– И Денис Андерсон…
– Единственный сын короля Лионеи.
– И вы боитесь, что династия может прерваться?
– Я боюсь, что… – Смайли осекся и посмотрел на часы. – Настя, когда ты получишь допуск, то посмотришь учебный фильм и, наверное, сообразишь, чего мы боимся. А пока давай вернемся к нашей работе. – Он включил диктофон. – Время, как ты понимаешь, не на нашей стороне.
– Так это вы хотели закончить на сегодня, а я хотела продолжать!
– Да? И почему же мы отвлеклись?
– Я хотела заказать кофе, а вы сказали, что это наркотик для гномов, а потом стали говорить…
– Все понятно. Настя, не могла бы ты…
– А вот в подземелье у Макса на нас с Филиппом Петровичем с потолка падали гномы, и от них несло кофе со страшной силой…
– Наркоманы, – коротко сказал Смайли. – За кружку кофе будут камни грызть.
– А… Ну, примерно этим они и занимались, – сказала Настя. – Как приятно, когда хоть что-то становится понятным. Вонючих гномов из списка загадок вычеркиваем.
Смайли внимательно посмотрел на Настю.
– Ой, – сказала она.
– У меня очень тяжелая работа, – произнес Смайли, обращаясь, похоже, к самому себе. – Продолжим.
8
То, что происходило с Денисом и Настей в июле и августе, было настолько безмятежным и замечательным, что история той странной поездки в более чем странное место неминуемо должна была забыться; её обязаны были стереть куда более яркие и позитивные воспоминания. Отчасти так и случилось, но все же полученные в темном холодном подвале впечатления были настолько сильны, что изгнать их могло только время, причем Время с большой буквы, а не пара месяцев любовных дурачеств.
Монахова не делала пыток к примирению, но Настю это особенно не волновало. Она слишком хорошо знала подругу и была уверена, что никакой глубокой душевной травмы у Монаховой нет, зато есть желание изобразить глубокую душевную травму. Настя даже рассудила, что фокус с выбрасыванием мобильника в окно был задуман Монаховой заранее, просто поначалу он планировался как символ драматического разрыва с прежним любовником, однако хорошая актриса должна уметь импровизировать, и Монахова сымпровизировала.
В середине августа Настя уже вела печальный внутренний отсчет – сколько осталось до сентября, сколько осталось таких невообразимо счастливых дней, когда никто и ничто не мешает ей и Денису быть рядом и быть вместе. Не только Настя страдала от скорого завершения лета, и городской пляж ежедневно был забит до отказа людьми, которые старались не упустить ни одного из оставшихся солнечных дней. Быть вдвоем посреди этого столпотворения оказалось сложной задачей, и Настя с Денисом переместились в другое место – к лесному озеру, куда надо было ехать сорок минут на электричке и еще десять минут шагать пешком. Можно было добраться и на мотоцикле, тем более что Денис понемногу учил Настю управляться с этим ревущим зверем; правда, времени на дорогу уходило не меньше, а если за руль садилась Настя, то и больше.
Однако озеро того стоило. На далеком противоположном берегу едва виднелись неподвижные фигуры рыбаков, словно вросших в камыши; поверхность воды была настолько спокойной и гладкой, что, прыгая с разбега в озеро, Настя чувствовала, будто нарушает какие-то мировые законы спокойствия и тишины. Но озеро относилось к ней вполне терпимо.
Они с Денисом доплывали до крошечного островка, который выступал из воды, как спина зеленого озерного чудища, сохли, разговаривали, потом плыли обратно, дурачились у берега… То есть проводили время так, что простое перечисление действий дает в сумме диагноз «бездельничали», но отчего-то в то же самое время сердце до отказа наполнялось стопроцентным счастьем, наполнялось столь туго, что могло лопнуть в тот самый момент, когда двое, взявшись за руки, медленно брели по лесной дороге к железнодорожной платформе.
– Шесть дней, – сказала Настя. – Господи, неужели всего шесть дней осталось…
– Ну и что? – Денис пожал плечами. – Пусть шесть дней. Что изменится, когда наступит сентябрь?
– О-о, – Настя трагически застонала. – Много чего изменится. Нужно будет ходить в университет… Нужно будет ходить на работу… Если я буду ходить в университет и на работу, я буду меньше тебя видеть… О-о-о…
– Но я же никуда не денусь. Я буду приходить каждый день, буду укладывать тебя спать, читать тебе сказки на ночь… Устраивает? – улыбнулся он.
– Не-ет, не устраивает… Я не хочу, чтобы ты приходил каждый день, я хочу, чтобы ты вообще не уходил… О-о, как мне тяжело…
– У тебя в пакете только купальник и полотенце, что там тяжелого?
– Мне морально тяжело, дурак. О-о….
– Нет, все так и должно быть. Если ты будешь видеть меня каждый день, ты не будешь по мне скучать. А если ты будешь учиться и ходить на работу, то ты…
– Я с ума сойду.
– Интересно будет посмотреть.
– О-о…
– Уже началось? Ты уже сходишь с ума?
– О-о…
– Понятно.
– Я самый несчастный человек на земле, – пробубнила Настя. – О-о…
– Нет, самый несчастный человек на земле – это мой отец, – не согласился Денис. – Потому что если бы он узнал, что я встречаюсь с безумной девушкой из России, которая все время говорит «о-о»… О-о, он бы тоже сошел с ума.
– О-о-о… Кстати, – уже серьезно спросила Настя, – как он там? Ты ведь говорил, что он болеет…
– Да, он болел. Надеюсь, что ему лучше.
– То есть как – надеюсь?
– Я же тебе говорил – мы поссорились, я уехал из дома, и больше мы с ним не разговаривали.
– Ну… Ну так позвони, помирись, узнай, как там и что…
– Настя, я же тебе объяснял, как я хочу сделать…
– Это ты про меч? Денис, не обижайся, но, по-моему, это немного глупо. Почему ты не можешь просто позвонить и помириться с отцом, почему тебе нужно обязательно притащить ему какую-то железку?..
– Я лучше знаю своего отца, Настя. Я лучше знаю, как с ним надо мириться. Я ведь не учу тебя, как мириться с твоим отцом.
– А с чего ты взял, что мы поссорились?
– Разве нет?
– Нет. У нас отличные отношения – он забыл про меня, я забыла про него. Нам не надо мириться, понимаешь?
Денис некоторое время шел молча, потом покосился на Настю и, словно приняв какое-то важное решение, сказал:
– Вообще-то, у меня был другой план.
– Что? – не поняла Настя.
– Не просто притащить железку.
– А как?
– Я хотел приехать вместе с тобой. Ну, и чтобы отец совсем не озверел от такого – подарить ему меч.
Настя остановилась.
– Ты что, серьезно?
– Конечно.
– Ты издеваешься.
– Нет.
– Приехать вместе со мной – куда? В твою… Как ее? Ливадию?
– Лионею.
– А меня пустят?
– А почему нет?
– Я читала в Интернете, что у вас такая закрытая страна…
– Ты же поедешь со мной. Тебя пустят.
– Ты знаешь, – Настя задумчиво чертила шлепанцем узор в дорожной пыли, – вообще-то, по идее, сейчас я должна прыгнуть тебе на шею… И вопить от счастья.
– Что же тебя останавливает?
– У меня такое чувство, – Настя положила руку на грудь и нахмурилась, – как будто что-то здесь не так. Или это погода на меня так действует?
– С погодой все в порядке.
– Тогда что не так?
– Документы на меч.
– Черт! – Настя махнула ногой, сметая начерченный узор. – Черт, так и знала! Мы не можем поехать вдвоем – только ты и я, без меча? Потому что ты, я и меч – это уже почти шведская семья, а я девушка скромная…
– Спокойно. Расслабься.
– Ни за что.
– Документы почти готовы.
– Мне не нравится слово «почти».
– «Почти готовы» означает, что за ними нужно съездить.
– На Северный полюс?
– Нет, здесь недалеко.
– Опять в этот подвал?! Без меня!
– Нет, не в подвал. Нужно будет съездить в ресторан «Три сестры» и забрать документы.
– Просто забрать? Не поменять их на чью-то отвинченную голову?
– Нет, все очень просто и совсем не страшно.
– Я тебе не верю, но…
– Поедешь со мной? Заберем документы, а потом сразу поедем в консульство насчет твоей визы.
– Если мы поедем в ресторан, может быть, мы там сначала пообедаем, а потом уже рванем в консульство? Ты ведь не балуешь меня походами по ресторанам, все какие-то лесные озера да. железнодорожные буфеты. Я недовольна, я пожалуюсь твоему папе.
– Ябеда.
– И когда состоится этот великий день? Когда ты получишь документы на свою железяку?
– Шестого сентября. Можешь начинать отсчет, как ты любишь делать.
– Ага. Осталось двенадцать дней… Долго.
– Это только так кажется, – сказал Денис. – На самом деле они пролетят очень быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как наступит шестое сентября.
Все получилось немного не так. Когда наступил этот важный день шестое сентября, в какое-то из его мгновений Настя поймала себя на том, что готова моргать до посинения, лишь бы время завертелось в обратную сторону и ей вернули бы эти безвозвратно минувшие двенадцать дней счастья.
У времени были свои резоны, и в тот день оно решило предстать перед Настей своей жестокой ипостасью, чем-то вроде металлического занавеса, который вдруг обрушивается с неба и делит жизнь на «до» и «после».
Монахова не делала пыток к примирению, но Настю это особенно не волновало. Она слишком хорошо знала подругу и была уверена, что никакой глубокой душевной травмы у Монаховой нет, зато есть желание изобразить глубокую душевную травму. Настя даже рассудила, что фокус с выбрасыванием мобильника в окно был задуман Монаховой заранее, просто поначалу он планировался как символ драматического разрыва с прежним любовником, однако хорошая актриса должна уметь импровизировать, и Монахова сымпровизировала.
В середине августа Настя уже вела печальный внутренний отсчет – сколько осталось до сентября, сколько осталось таких невообразимо счастливых дней, когда никто и ничто не мешает ей и Денису быть рядом и быть вместе. Не только Настя страдала от скорого завершения лета, и городской пляж ежедневно был забит до отказа людьми, которые старались не упустить ни одного из оставшихся солнечных дней. Быть вдвоем посреди этого столпотворения оказалось сложной задачей, и Настя с Денисом переместились в другое место – к лесному озеру, куда надо было ехать сорок минут на электричке и еще десять минут шагать пешком. Можно было добраться и на мотоцикле, тем более что Денис понемногу учил Настю управляться с этим ревущим зверем; правда, времени на дорогу уходило не меньше, а если за руль садилась Настя, то и больше.
Однако озеро того стоило. На далеком противоположном берегу едва виднелись неподвижные фигуры рыбаков, словно вросших в камыши; поверхность воды была настолько спокойной и гладкой, что, прыгая с разбега в озеро, Настя чувствовала, будто нарушает какие-то мировые законы спокойствия и тишины. Но озеро относилось к ней вполне терпимо.
Они с Денисом доплывали до крошечного островка, который выступал из воды, как спина зеленого озерного чудища, сохли, разговаривали, потом плыли обратно, дурачились у берега… То есть проводили время так, что простое перечисление действий дает в сумме диагноз «бездельничали», но отчего-то в то же самое время сердце до отказа наполнялось стопроцентным счастьем, наполнялось столь туго, что могло лопнуть в тот самый момент, когда двое, взявшись за руки, медленно брели по лесной дороге к железнодорожной платформе.
– Шесть дней, – сказала Настя. – Господи, неужели всего шесть дней осталось…
– Ну и что? – Денис пожал плечами. – Пусть шесть дней. Что изменится, когда наступит сентябрь?
– О-о, – Настя трагически застонала. – Много чего изменится. Нужно будет ходить в университет… Нужно будет ходить на работу… Если я буду ходить в университет и на работу, я буду меньше тебя видеть… О-о-о…
– Но я же никуда не денусь. Я буду приходить каждый день, буду укладывать тебя спать, читать тебе сказки на ночь… Устраивает? – улыбнулся он.
– Не-ет, не устраивает… Я не хочу, чтобы ты приходил каждый день, я хочу, чтобы ты вообще не уходил… О-о, как мне тяжело…
– У тебя в пакете только купальник и полотенце, что там тяжелого?
– Мне морально тяжело, дурак. О-о….
– Нет, все так и должно быть. Если ты будешь видеть меня каждый день, ты не будешь по мне скучать. А если ты будешь учиться и ходить на работу, то ты…
– Я с ума сойду.
– Интересно будет посмотреть.
– О-о…
– Уже началось? Ты уже сходишь с ума?
– О-о…
– Понятно.
– Я самый несчастный человек на земле, – пробубнила Настя. – О-о…
– Нет, самый несчастный человек на земле – это мой отец, – не согласился Денис. – Потому что если бы он узнал, что я встречаюсь с безумной девушкой из России, которая все время говорит «о-о»… О-о, он бы тоже сошел с ума.
– О-о-о… Кстати, – уже серьезно спросила Настя, – как он там? Ты ведь говорил, что он болеет…
– Да, он болел. Надеюсь, что ему лучше.
– То есть как – надеюсь?
– Я же тебе говорил – мы поссорились, я уехал из дома, и больше мы с ним не разговаривали.
– Ну… Ну так позвони, помирись, узнай, как там и что…
– Настя, я же тебе объяснял, как я хочу сделать…
– Это ты про меч? Денис, не обижайся, но, по-моему, это немного глупо. Почему ты не можешь просто позвонить и помириться с отцом, почему тебе нужно обязательно притащить ему какую-то железку?..
– Я лучше знаю своего отца, Настя. Я лучше знаю, как с ним надо мириться. Я ведь не учу тебя, как мириться с твоим отцом.
– А с чего ты взял, что мы поссорились?
– Разве нет?
– Нет. У нас отличные отношения – он забыл про меня, я забыла про него. Нам не надо мириться, понимаешь?
Денис некоторое время шел молча, потом покосился на Настю и, словно приняв какое-то важное решение, сказал:
– Вообще-то, у меня был другой план.
– Что? – не поняла Настя.
– Не просто притащить железку.
– А как?
– Я хотел приехать вместе с тобой. Ну, и чтобы отец совсем не озверел от такого – подарить ему меч.
Настя остановилась.
– Ты что, серьезно?
– Конечно.
– Ты издеваешься.
– Нет.
– Приехать вместе со мной – куда? В твою… Как ее? Ливадию?
– Лионею.
– А меня пустят?
– А почему нет?
– Я читала в Интернете, что у вас такая закрытая страна…
– Ты же поедешь со мной. Тебя пустят.
– Ты знаешь, – Настя задумчиво чертила шлепанцем узор в дорожной пыли, – вообще-то, по идее, сейчас я должна прыгнуть тебе на шею… И вопить от счастья.
– Что же тебя останавливает?
– У меня такое чувство, – Настя положила руку на грудь и нахмурилась, – как будто что-то здесь не так. Или это погода на меня так действует?
– С погодой все в порядке.
– Тогда что не так?
– Документы на меч.
– Черт! – Настя махнула ногой, сметая начерченный узор. – Черт, так и знала! Мы не можем поехать вдвоем – только ты и я, без меча? Потому что ты, я и меч – это уже почти шведская семья, а я девушка скромная…
– Спокойно. Расслабься.
– Ни за что.
– Документы почти готовы.
– Мне не нравится слово «почти».
– «Почти готовы» означает, что за ними нужно съездить.
– На Северный полюс?
– Нет, здесь недалеко.
– Опять в этот подвал?! Без меня!
– Нет, не в подвал. Нужно будет съездить в ресторан «Три сестры» и забрать документы.
– Просто забрать? Не поменять их на чью-то отвинченную голову?
– Нет, все очень просто и совсем не страшно.
– Я тебе не верю, но…
– Поедешь со мной? Заберем документы, а потом сразу поедем в консульство насчет твоей визы.
– Если мы поедем в ресторан, может быть, мы там сначала пообедаем, а потом уже рванем в консульство? Ты ведь не балуешь меня походами по ресторанам, все какие-то лесные озера да. железнодорожные буфеты. Я недовольна, я пожалуюсь твоему папе.
– Ябеда.
– И когда состоится этот великий день? Когда ты получишь документы на свою железяку?
– Шестого сентября. Можешь начинать отсчет, как ты любишь делать.
– Ага. Осталось двенадцать дней… Долго.
– Это только так кажется, – сказал Денис. – На самом деле они пролетят очень быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как наступит шестое сентября.
Все получилось немного не так. Когда наступил этот важный день шестое сентября, в какое-то из его мгновений Настя поймала себя на том, что готова моргать до посинения, лишь бы время завертелось в обратную сторону и ей вернули бы эти безвозвратно минувшие двенадцать дней счастья.
У времени были свои резоны, и в тот день оно решило предстать перед Настей своей жестокой ипостасью, чем-то вроде металлического занавеса, который вдруг обрушивается с неба и делит жизнь на «до» и «после».
9
Первой неприятностью, случившейся шестого сентября, было мотоциклетное сиденье, на котором Настя протряслась всю дорогу до «Трех сестер». Поначалу – то есть как только Настя на него взобралась – оно казалось вполне терпимым, но по мере того как колеса мотоцикла наматывали все новые километры, отношения Насти и сиденья стали портиться; Настя уже мысленно называла его жестковатым, потом жестким, а потом Настя воспринимала поездку как нечто вроде испытания, которому подвергаются их с Денисом чувства. После пересечения городской черты дороги лучше не становились, а расстояние до «Трех сестер» было раза в полтора больше, чем до лесного озера, отчего испытание становилось все более суровым, плавно переходя в пытку. Когда Денис наконец свернул с дороги, остановил мотоцикл и заглушил двигатель, Настя кое-как сползла наземь и обеспокоенно ощупала свою попу, так как у нее возникло подозрение, что от контакта с сиденьем эта часть ее тела превратилась в бесчувственную и плоскую деревяшку.
Поглаживая таким образом задние карманы своих джинсов, Настя все же решила посмотреть, где же она оказалась в результате столь жестоких испытаний. Тут первая неприятность сменилась первым изумлением, потому что из леса на Настю смотрел фасад краснокирпичного здания с черепичной крышей. Гигантские ели покровительственно нависали над этим домом, скрывая его верхнюю часть и делая ресторан «Три сестры» практически незаметным с дороги. Что для ресторана было несколько странновато, о чем Настя и сказала Денису.
Тот согласно кивнул.
– Ну? – уставилась на него Настя. – Почему они тогда так делают? Ни указателей, ни рекламы – почему?
– Наверное, не хотят, – сказал Денис. – Почему ты меня-то спрашиваешь? Я здесь тоже в первый раз. Просто мне хорошо объяснили, куда надо ехать.
Заинтригованная, Настя двинулась к домику, который производил двойственное впечатление – он казался одновременно и уютным, и заброшенным. Выложенная кирпичом дорожка вела к двери ресторана, но на этой дорожке лежал слой опавшей хвои. Настя искала глазами вывеску, но так и не нашла ее, и уже у самого входа Денис ткнул пальцем в выбитую в камне и выгнувшуюся дутой над дверью надпись.
– «Три сестры», – прочитала Настя. – Добро пожаловать. Хм… Ты уверен, что здесь есть люди?
– Сейчас проверим. – Денис толкнул дверь.
Настя вошла следом и остановилась. И внутри ресторана ее сопровождало это ощущение уюта и заброшенности. С одной стороны, большая комната, в которой они с Денисом оказались, не могла быть ничем иным, кроме ресторана. Здесь стояли несколько деревянных столов, и на каждом посредине имелись перечница, солонка и держатель для салфеток. В глубине виднелась барная стойка и полки, заполненные разномастными бутылками. Чуть левее в стене зияло прямоугольное отверстие, вероятно, окно с кухни, через которое подавались готовые блюда. На миг Насте показалось, что ее ноздри уловили запах жарящегося мяса, а до ее ушей донеслось пошкварчивание жира на сковороде; но лишь на миг. Взгляд Насти завороженно скользил по стенам, изучал расписные тарелки с изображениями кораблей, металлические светильники под потолком, основательные табуреты – все такое старомодное и такое настоящее…
Что-то грохнуло у нее за спиной, Настя испуганно обернулась и увидела, что это Денис бросил на один из столов продолговатый сверток.
– Это что? – спросила Настя и почти сразу же сама догадалась. – Это меч? Зачем ты его сюда притащил?!
– Так надо, – сказал Денис и сел на табурет. Было заметно, что он слегка нервничает. Какое-то время они просто молча сидели и ждали. Настя смотрела, как солнечные лучи каким-то чудом пробиваются сюда через окна и рисуют пятна на деревянном полу; Денис смотрел на часы.
– Вы на какое-то конкретное время договаривались или…
– Помолчи, – оборвал ее Денис.
Настя отвернулась. Он виновато тронул ее за плечо.
– Извини. Просто надо подождать.
– Подождем, – сказала Настя.
– Они обязательно придут.
– Хорошо.
Они сидели и ждали, им казалось, что прошло уже какое-то невероятно долгое время – тысячи лет, миллионы минут; и все это время они оставались затерянными в пустом, всеми забытом ресторане, где только пыль медленно плывет в тонких солнечных лучах, а больше не происходит ровным счетом ничего. Они тщательно вслушивались, надеясь услышать шум подъезжающей машины или звук шагов, но слыша в итоге лишь шуршащую еловыми ветвями тишину и так привыкнув к ней, что когда вдруг на деревянный пол ступили чьи-то босые пятки, это было как пушечные выстрелы над ухом.
Настя и Денис переглянулись. Узкая дверь в правой части комнаты скрипнула, и вошла женщина в вышитой жилетке и длинной юбке. Она кивнула Насте и Денису как старым знакомым и прошла за стойку бара. Настя тоже автоматически кивнула в ответ, но при этом обратила внимание на две странные детали – босые ноги женщины и ее странный головной убор. Настя пихнула Дениса локтем, но тот равнодушно пожал плечами – пятки как пятки, берет как берет.
– Что будете пить? – спросила женщина. Настя и Денис молчали, и тогда женщина облокотилась на стойку и заговорщицки прошептала: – Вы сегодня первые посетители, так что ваш первый заказ – за наш счет. Традиция заведения.
– Отлично, – сказала Настя. – Я бы выпила… минералки.
Женщина рассмеялась.
– Минералка так минералка. Хотя на вашем месте я бы заказала коньяк тридцатилетней выдержки; когда еще такое себе позволишь…
– Я за рулем, – сказал Денис. – Если это можно назвать рулем.
Он нервно усмехнулся и посмотрел на Настю. Это был странный взгляд, и Настя тогда, конечно же, не могла распознать содержащиеся в этом взгляде эмоции; она могла только почувствовать, что эти эмоции там были. Спрашивать в присутствии постороннего человека «Что ты так на меня смотришь?» было бы неприлично, поэтому Настя просто приняла Денисов взгляд, повернулась к женщине за стойкой и повторила:
– Все-таки минералки.
– Хорошо, – кивнула женщина и наклонилась под стойку. – Но коньяк… – она причмокнула губами. – Выпить и умереть.
Настя кивнула, как бы допуская подобное развитие событий для особо извращенных гурманов.
Женщина поставила на стойку высокий бокал с минеральной водой и сделала приглашающий жест. Настя подошла, кое-как вскарабкалась на табурет и отпила из бокала. Вода была удивительно вкусной, как бы ни парадоксально это звучало; Настя даже приподняла бокал и посмотрела на свет – нет, кристально чистая вода; и в то же время она содержала поразительно глубокий и насыщенный вкус, который Настя не смогла бы описать словами. При этом жидкость в бокале оставалась именно водой и ни чем иным.
– А вы, юноша? – женщина посмотрела на Дениса.
– Мне ничего не надо, – сказал тот, нервно хмурясь, и Насте стало его жалко и захотелось сказать ему, какая тут чудесная минералка и что ему надо обязательно ее попробовать. Но тут Денис встал, зажал свой сверток под мышкой и озабоченно сообщил:
– Мне в туалет.
– Налево и прямо по коридору, – сказала женщина и снисходительно улыбнулась, когда Денис быстро прошагал в указанном направлении. – Мужчины… Такие напряженные, такие озабоченные. Вечно у них какие-то важные дела.
– Да, – согласилась Настя. – У него и в самом деле важная встреча, поэтому он такой напряженный.
– Важная встреча? Где? Здесь?
Настя кивнула.
– Те, другие люди, видимо, опаздывают, вот он и нервничает, – продолжила она оправдывать своего Дениса. Женщина за стойкой понимающе кивнула и достала металлический портсигар. Как и все в этом ресторане, он был старомодным и очень настоящим в том смысле, что, даже не дотрагиваясь до него, Настя почувствовала – этот предмет имеет историю, и история оставила метки на портсигаре – царапины, небольшие вмятины… Женщина вытащила из портсигара папиросу и закурила, прищурившись от удовольствия.
Теперь Настя могла рассмотреть ее поближе и повнимательнее; женщина выглядела лет на сорок, и эти сорок лет были написаны у нее на лице морщинами вокруг глаз и на лбу; фигуре же могли позавидовать многие двадцатипятилетние. У женщины была загорелая до темно-красного цвета кожа, что в совокупности с крупным носом и массивными украшениями на пальцах и на шее заставило Настю думать о южном происхождении – может быть, Грузия или Армения, а может, и что-то цыганское было смешано в этой весьма примечательной персоне. В то же время вязаный берет на голове женщины как-то не вязался в понимании Насти ни с цыганами, ни с грузинами; нечто похожее вроде бы носили негры на Ямайке, но негритянкой барменша определенно не была. Короче говоря, Настя совсем запуталась и, чтобы вернуться к чему-то несомненному, отхлебнула воды из бокала. Вода была все так же великолепна.
– Ресторан называется «Три сестры», – сказала Настя с осторожно-вопросительной интонацией. Барменша кивнула:
– Это мы. Это нас три сестры.
– Я раньше здесь не была, – произнесла Настя, как будто была специалистом по пригородным ресторанам. – Вы недавно открылись?
– Мы давно здесь живем, – сказала барменша, посматривая на Настю сквозь легкую пелену табачного дыма. – Давно сюда перебрались. Здесь хорошо.
– Перебрались? – Настя ухватилась за слово, надеясь, что барменша сейчас разрешит загадку своего происхождения.
– Переехали, – пояснила женщина. – Раньше мы жили в другом месте, но нам посоветовали сменить климат. Там стало слишком жарко.
– То есть раньше жили на юге?
– Да, – подтвердила женщина.
– В Крыму? На Кавказе?
Женщина равнодушно пожала плечами.
– Я уже и не помню, как это называлось… – Она заметила, что Настя допила свой бокал. – Понравилось?
– Очень понравилось.
– Еще?
– Если можно…
– Можно-то можно… – Женщина взяла Настин бокал. – Но это уже будет второй заказ, а за второй нужно платить.
– Хорошо, – сказала Настя и тут спохватилась: может быть, это какая-нибудь жутко редкая импортная вода и стоит она сумасшедших денег. – А сколько она стоит?
– Она стоит дорого. – Барменша поправила берет. – Она стоит…
Насте показалось, что берет стал больше в размерах.
– Сколько? – переспросила она задумавшуюся барменшу. – Я не расслышала…
Та улыбнулась. Зубы во рту барменши были золотые. Ногти на пальцах темно-бордовые, чуть загнутые на концах. Глаза большие и притягивающие.
Именно в таком порядке все и происходит: улыбка женщины становится все более и более широкой, пока не растягивается на пол-лица и становится уже не улыбкой, а хищным оскалом. Настя видит все ее золотые зубы. Ей почему-то кажется, что их больше, чем тридцать два.
И пока Настя завороженно смотрит на эту улыбку-оскал, пальцы с бордовыми ногтями тянутся к Насте, чтобы вцепиться и не отпустить.
А глаза с поразительно большими темными зрачками ищут Настин взгляд, чтобы впиться в него и парализовать. Ищут и никак не могут найти, потому что Настя все еще зачарована желтым блеском раскрывшейся пасти, но не настолько, чтобы не заметить метнувшихся к ней скрюченных для захвата пальцев.
Она лишь чуть-чуть дергается назад инстинктивно, бессознательно, но и этого оказывается достаточно. После мучений на заднем сиденье мотоцикла Настя поместила свою попу, ставшую бесчувственной плоской деревяшкой, на самый край табурета, и вот теперь Настя с грохотом валится на пол, а бордовые ногти впустую режут воздух.
Ошеломленная Настя беспомощно барахтается на полу, пытаясь понять, что же произошло. Она сбрасывает с себя опрокинувшийся табурет, смотрит вверх и…
От увиденного Настя с ног до головы становится мертвой тряпичной куклой, будучи не в состоянии ни пошевелиться, ни пискнуть.
Барменша, слегка покачиваясь взад-вперед, восседает на корточках на барной стойке, словно хищная птица на ветке, готовясь спикировать на добычу.
Добыча, то есть Настя, замечает некоторую перемену в облике женщины. На ней больше нет берета. А потому хорошо видно то, что ранее было под беретом. Волосы.
Это, должно быть, особенные волосы. Они как будто заплетены во множество косичек, но не это делает их особенными. Они шевелятся. Они приподнимаются и вытягиваются в направлении Насти. И они шипят. Как змеи. Шипят все громче и громче.
Змеи на голове барменши шипят невыносимо громко, когда она спрыгивает со стойки прямо на Настю.
Поглаживая таким образом задние карманы своих джинсов, Настя все же решила посмотреть, где же она оказалась в результате столь жестоких испытаний. Тут первая неприятность сменилась первым изумлением, потому что из леса на Настю смотрел фасад краснокирпичного здания с черепичной крышей. Гигантские ели покровительственно нависали над этим домом, скрывая его верхнюю часть и делая ресторан «Три сестры» практически незаметным с дороги. Что для ресторана было несколько странновато, о чем Настя и сказала Денису.
Тот согласно кивнул.
– Ну? – уставилась на него Настя. – Почему они тогда так делают? Ни указателей, ни рекламы – почему?
– Наверное, не хотят, – сказал Денис. – Почему ты меня-то спрашиваешь? Я здесь тоже в первый раз. Просто мне хорошо объяснили, куда надо ехать.
Заинтригованная, Настя двинулась к домику, который производил двойственное впечатление – он казался одновременно и уютным, и заброшенным. Выложенная кирпичом дорожка вела к двери ресторана, но на этой дорожке лежал слой опавшей хвои. Настя искала глазами вывеску, но так и не нашла ее, и уже у самого входа Денис ткнул пальцем в выбитую в камне и выгнувшуюся дутой над дверью надпись.
– «Три сестры», – прочитала Настя. – Добро пожаловать. Хм… Ты уверен, что здесь есть люди?
– Сейчас проверим. – Денис толкнул дверь.
Настя вошла следом и остановилась. И внутри ресторана ее сопровождало это ощущение уюта и заброшенности. С одной стороны, большая комната, в которой они с Денисом оказались, не могла быть ничем иным, кроме ресторана. Здесь стояли несколько деревянных столов, и на каждом посредине имелись перечница, солонка и держатель для салфеток. В глубине виднелась барная стойка и полки, заполненные разномастными бутылками. Чуть левее в стене зияло прямоугольное отверстие, вероятно, окно с кухни, через которое подавались готовые блюда. На миг Насте показалось, что ее ноздри уловили запах жарящегося мяса, а до ее ушей донеслось пошкварчивание жира на сковороде; но лишь на миг. Взгляд Насти завороженно скользил по стенам, изучал расписные тарелки с изображениями кораблей, металлические светильники под потолком, основательные табуреты – все такое старомодное и такое настоящее…
Что-то грохнуло у нее за спиной, Настя испуганно обернулась и увидела, что это Денис бросил на один из столов продолговатый сверток.
– Это что? – спросила Настя и почти сразу же сама догадалась. – Это меч? Зачем ты его сюда притащил?!
– Так надо, – сказал Денис и сел на табурет. Было заметно, что он слегка нервничает. Какое-то время они просто молча сидели и ждали. Настя смотрела, как солнечные лучи каким-то чудом пробиваются сюда через окна и рисуют пятна на деревянном полу; Денис смотрел на часы.
– Вы на какое-то конкретное время договаривались или…
– Помолчи, – оборвал ее Денис.
Настя отвернулась. Он виновато тронул ее за плечо.
– Извини. Просто надо подождать.
– Подождем, – сказала Настя.
– Они обязательно придут.
– Хорошо.
Они сидели и ждали, им казалось, что прошло уже какое-то невероятно долгое время – тысячи лет, миллионы минут; и все это время они оставались затерянными в пустом, всеми забытом ресторане, где только пыль медленно плывет в тонких солнечных лучах, а больше не происходит ровным счетом ничего. Они тщательно вслушивались, надеясь услышать шум подъезжающей машины или звук шагов, но слыша в итоге лишь шуршащую еловыми ветвями тишину и так привыкнув к ней, что когда вдруг на деревянный пол ступили чьи-то босые пятки, это было как пушечные выстрелы над ухом.
Настя и Денис переглянулись. Узкая дверь в правой части комнаты скрипнула, и вошла женщина в вышитой жилетке и длинной юбке. Она кивнула Насте и Денису как старым знакомым и прошла за стойку бара. Настя тоже автоматически кивнула в ответ, но при этом обратила внимание на две странные детали – босые ноги женщины и ее странный головной убор. Настя пихнула Дениса локтем, но тот равнодушно пожал плечами – пятки как пятки, берет как берет.
– Что будете пить? – спросила женщина. Настя и Денис молчали, и тогда женщина облокотилась на стойку и заговорщицки прошептала: – Вы сегодня первые посетители, так что ваш первый заказ – за наш счет. Традиция заведения.
– Отлично, – сказала Настя. – Я бы выпила… минералки.
Женщина рассмеялась.
– Минералка так минералка. Хотя на вашем месте я бы заказала коньяк тридцатилетней выдержки; когда еще такое себе позволишь…
– Я за рулем, – сказал Денис. – Если это можно назвать рулем.
Он нервно усмехнулся и посмотрел на Настю. Это был странный взгляд, и Настя тогда, конечно же, не могла распознать содержащиеся в этом взгляде эмоции; она могла только почувствовать, что эти эмоции там были. Спрашивать в присутствии постороннего человека «Что ты так на меня смотришь?» было бы неприлично, поэтому Настя просто приняла Денисов взгляд, повернулась к женщине за стойкой и повторила:
– Все-таки минералки.
– Хорошо, – кивнула женщина и наклонилась под стойку. – Но коньяк… – она причмокнула губами. – Выпить и умереть.
Настя кивнула, как бы допуская подобное развитие событий для особо извращенных гурманов.
Женщина поставила на стойку высокий бокал с минеральной водой и сделала приглашающий жест. Настя подошла, кое-как вскарабкалась на табурет и отпила из бокала. Вода была удивительно вкусной, как бы ни парадоксально это звучало; Настя даже приподняла бокал и посмотрела на свет – нет, кристально чистая вода; и в то же время она содержала поразительно глубокий и насыщенный вкус, который Настя не смогла бы описать словами. При этом жидкость в бокале оставалась именно водой и ни чем иным.
– А вы, юноша? – женщина посмотрела на Дениса.
– Мне ничего не надо, – сказал тот, нервно хмурясь, и Насте стало его жалко и захотелось сказать ему, какая тут чудесная минералка и что ему надо обязательно ее попробовать. Но тут Денис встал, зажал свой сверток под мышкой и озабоченно сообщил:
– Мне в туалет.
– Налево и прямо по коридору, – сказала женщина и снисходительно улыбнулась, когда Денис быстро прошагал в указанном направлении. – Мужчины… Такие напряженные, такие озабоченные. Вечно у них какие-то важные дела.
– Да, – согласилась Настя. – У него и в самом деле важная встреча, поэтому он такой напряженный.
– Важная встреча? Где? Здесь?
Настя кивнула.
– Те, другие люди, видимо, опаздывают, вот он и нервничает, – продолжила она оправдывать своего Дениса. Женщина за стойкой понимающе кивнула и достала металлический портсигар. Как и все в этом ресторане, он был старомодным и очень настоящим в том смысле, что, даже не дотрагиваясь до него, Настя почувствовала – этот предмет имеет историю, и история оставила метки на портсигаре – царапины, небольшие вмятины… Женщина вытащила из портсигара папиросу и закурила, прищурившись от удовольствия.
Теперь Настя могла рассмотреть ее поближе и повнимательнее; женщина выглядела лет на сорок, и эти сорок лет были написаны у нее на лице морщинами вокруг глаз и на лбу; фигуре же могли позавидовать многие двадцатипятилетние. У женщины была загорелая до темно-красного цвета кожа, что в совокупности с крупным носом и массивными украшениями на пальцах и на шее заставило Настю думать о южном происхождении – может быть, Грузия или Армения, а может, и что-то цыганское было смешано в этой весьма примечательной персоне. В то же время вязаный берет на голове женщины как-то не вязался в понимании Насти ни с цыганами, ни с грузинами; нечто похожее вроде бы носили негры на Ямайке, но негритянкой барменша определенно не была. Короче говоря, Настя совсем запуталась и, чтобы вернуться к чему-то несомненному, отхлебнула воды из бокала. Вода была все так же великолепна.
– Ресторан называется «Три сестры», – сказала Настя с осторожно-вопросительной интонацией. Барменша кивнула:
– Это мы. Это нас три сестры.
– Я раньше здесь не была, – произнесла Настя, как будто была специалистом по пригородным ресторанам. – Вы недавно открылись?
– Мы давно здесь живем, – сказала барменша, посматривая на Настю сквозь легкую пелену табачного дыма. – Давно сюда перебрались. Здесь хорошо.
– Перебрались? – Настя ухватилась за слово, надеясь, что барменша сейчас разрешит загадку своего происхождения.
– Переехали, – пояснила женщина. – Раньше мы жили в другом месте, но нам посоветовали сменить климат. Там стало слишком жарко.
– То есть раньше жили на юге?
– Да, – подтвердила женщина.
– В Крыму? На Кавказе?
Женщина равнодушно пожала плечами.
– Я уже и не помню, как это называлось… – Она заметила, что Настя допила свой бокал. – Понравилось?
– Очень понравилось.
– Еще?
– Если можно…
– Можно-то можно… – Женщина взяла Настин бокал. – Но это уже будет второй заказ, а за второй нужно платить.
– Хорошо, – сказала Настя и тут спохватилась: может быть, это какая-нибудь жутко редкая импортная вода и стоит она сумасшедших денег. – А сколько она стоит?
– Она стоит дорого. – Барменша поправила берет. – Она стоит…
Насте показалось, что берет стал больше в размерах.
– Сколько? – переспросила она задумавшуюся барменшу. – Я не расслышала…
Та улыбнулась. Зубы во рту барменши были золотые. Ногти на пальцах темно-бордовые, чуть загнутые на концах. Глаза большие и притягивающие.
Именно в таком порядке все и происходит: улыбка женщины становится все более и более широкой, пока не растягивается на пол-лица и становится уже не улыбкой, а хищным оскалом. Настя видит все ее золотые зубы. Ей почему-то кажется, что их больше, чем тридцать два.
И пока Настя завороженно смотрит на эту улыбку-оскал, пальцы с бордовыми ногтями тянутся к Насте, чтобы вцепиться и не отпустить.
А глаза с поразительно большими темными зрачками ищут Настин взгляд, чтобы впиться в него и парализовать. Ищут и никак не могут найти, потому что Настя все еще зачарована желтым блеском раскрывшейся пасти, но не настолько, чтобы не заметить метнувшихся к ней скрюченных для захвата пальцев.
Она лишь чуть-чуть дергается назад инстинктивно, бессознательно, но и этого оказывается достаточно. После мучений на заднем сиденье мотоцикла Настя поместила свою попу, ставшую бесчувственной плоской деревяшкой, на самый край табурета, и вот теперь Настя с грохотом валится на пол, а бордовые ногти впустую режут воздух.
Ошеломленная Настя беспомощно барахтается на полу, пытаясь понять, что же произошло. Она сбрасывает с себя опрокинувшийся табурет, смотрит вверх и…
От увиденного Настя с ног до головы становится мертвой тряпичной куклой, будучи не в состоянии ни пошевелиться, ни пискнуть.
Барменша, слегка покачиваясь взад-вперед, восседает на корточках на барной стойке, словно хищная птица на ветке, готовясь спикировать на добычу.
Добыча, то есть Настя, замечает некоторую перемену в облике женщины. На ней больше нет берета. А потому хорошо видно то, что ранее было под беретом. Волосы.
Это, должно быть, особенные волосы. Они как будто заплетены во множество косичек, но не это делает их особенными. Они шевелятся. Они приподнимаются и вытягиваются в направлении Насти. И они шипят. Как змеи. Шипят все громче и громче.
Змеи на голове барменши шипят невыносимо громко, когда она спрыгивает со стойки прямо на Настю.
10
То, что начиналось как сдержанно-сочувственная форма допроса, сутки спустя больше походило на затянувшийся сеанс психоанализа, где рассказ пациента настолько захватил врача, что тот уже не задает вопросов и не комментирует, а просто сидит в кресле и слушает. Впрочем, не забывая посматривать на диктофон – достаточно ли места осталось на его жестком диске.
Конечно же, Настя изливала душу не двадцать четыре часа подряд, хотя поначалу ей казалось, что она способна и на такое. Она говорила и говорила, иногда сама удивляясь произнесенному, удивляясь тому, что внезапно прорывалось из глубин ее памяти. Настя говорила, потому что, проговаривая все это вслух, она словно соединяла двух Ян – ту, что была до шестого сентября, и ту, что была после. Эти две ее сущности осторожно и недоверчиво касались друг друга, словно не верили, что имеют какое-то отношение друг к другу, но потом ощутили свое родство, и их уже было не разделить.
И еще она говорила, потому что надеялась, что ее разложенная по полочкам жизнь – это цена, которую надо заплатить за ответы на ее, Насти, собственные вопросы, которыми она раньше так упорно донимала Филиппа Петровича, не понимая того простого обстоятельства, что Филипп Петрович мог многого и не знать. А вот Смайли просто обязан был знать все.
– Все? – сдержанно улыбнулся он. – Все – это слишком много для меня. Когда знаешь все, плохо спишь и недолго живешь. Я знаю достаточно, Настя.
– Тогда расскажите мне что-нибудь. То, что мне надо знать. Я уже пять часов рассказываю, так что…
– Намек понятен. Тебе надо поспать, а завтра с утра мы продолжим.
– Я намекала не на это. Знаете, как девчонки в школе шепчутся, – я расскажу тебе свой секрет, а ты расскажи мне свой.
– Никогда не был девчонкой, – сказал Смайли с непробиваемой серьезностью. – Хотя это, наверное, интересно. – Он взял со стола диктофон и нажал кнопку «стоп». – Что именно ты хочешь знать? Что ты уже знаешь? Знаешь, что ваш приятель Денис Андерсон – единственный сын лионейского короля? Что его исчезновение может привести к большим проблемам?
– Да, я в курсе, – махнула рукой Настя, и Смайли, как ей показалось, слегка нахмурился, выражая неодобрение подобного легкомыслия. – Я хочу знать, что мне Денис наврал, а что не наврал.
– Денис Андерсон – наврал? – Смайли с деланым возмущением покачал головой. – Хорошо, что нас не слышат официальные биографы короля Утера. Они бы объяснили тебе, Настя, что Андерсоны не врут, не ошибаются и еще много чего «не». Они считают Андерсонов практически святыми, и это неудивительно, учитывая, какие деньги им платит королевская семья. Но мне-то платят деньги совсем за другое, так что я целиком и полностью разделяю твой взгляд на вещи – Денис Андерсон соврал. И не один раз. И не только тебе.
– Меня это должно утешить?
– Не знаю.
– И в чем же он соврал?
– Никакого конфликта с отцом не было. То есть… – Смайли вздохнул и задумался. – Вот и я тоже попался, – сказал он Насте минуту спустя. – Думал, что смогу все объяснить в трех словах. Нет, не получится.
– Длинная история, – сочувственно сказала Настя. – Я знаю. У меня тоже такая.
Смайли улыбнулся.
– Это тебе только кажется, Настя. На самом деле твоя история – одна песчинка в песочных часах. А история Андерсонов – это, если хочешь, история человечества. И не только человечества.
Конечно же, Настя изливала душу не двадцать четыре часа подряд, хотя поначалу ей казалось, что она способна и на такое. Она говорила и говорила, иногда сама удивляясь произнесенному, удивляясь тому, что внезапно прорывалось из глубин ее памяти. Настя говорила, потому что, проговаривая все это вслух, она словно соединяла двух Ян – ту, что была до шестого сентября, и ту, что была после. Эти две ее сущности осторожно и недоверчиво касались друг друга, словно не верили, что имеют какое-то отношение друг к другу, но потом ощутили свое родство, и их уже было не разделить.
И еще она говорила, потому что надеялась, что ее разложенная по полочкам жизнь – это цена, которую надо заплатить за ответы на ее, Насти, собственные вопросы, которыми она раньше так упорно донимала Филиппа Петровича, не понимая того простого обстоятельства, что Филипп Петрович мог многого и не знать. А вот Смайли просто обязан был знать все.
– Все? – сдержанно улыбнулся он. – Все – это слишком много для меня. Когда знаешь все, плохо спишь и недолго живешь. Я знаю достаточно, Настя.
– Тогда расскажите мне что-нибудь. То, что мне надо знать. Я уже пять часов рассказываю, так что…
– Намек понятен. Тебе надо поспать, а завтра с утра мы продолжим.
– Я намекала не на это. Знаете, как девчонки в школе шепчутся, – я расскажу тебе свой секрет, а ты расскажи мне свой.
– Никогда не был девчонкой, – сказал Смайли с непробиваемой серьезностью. – Хотя это, наверное, интересно. – Он взял со стола диктофон и нажал кнопку «стоп». – Что именно ты хочешь знать? Что ты уже знаешь? Знаешь, что ваш приятель Денис Андерсон – единственный сын лионейского короля? Что его исчезновение может привести к большим проблемам?
– Да, я в курсе, – махнула рукой Настя, и Смайли, как ей показалось, слегка нахмурился, выражая неодобрение подобного легкомыслия. – Я хочу знать, что мне Денис наврал, а что не наврал.
– Денис Андерсон – наврал? – Смайли с деланым возмущением покачал головой. – Хорошо, что нас не слышат официальные биографы короля Утера. Они бы объяснили тебе, Настя, что Андерсоны не врут, не ошибаются и еще много чего «не». Они считают Андерсонов практически святыми, и это неудивительно, учитывая, какие деньги им платит королевская семья. Но мне-то платят деньги совсем за другое, так что я целиком и полностью разделяю твой взгляд на вещи – Денис Андерсон соврал. И не один раз. И не только тебе.
– Меня это должно утешить?
– Не знаю.
– И в чем же он соврал?
– Никакого конфликта с отцом не было. То есть… – Смайли вздохнул и задумался. – Вот и я тоже попался, – сказал он Насте минуту спустя. – Думал, что смогу все объяснить в трех словах. Нет, не получится.
– Длинная история, – сочувственно сказала Настя. – Я знаю. У меня тоже такая.
Смайли улыбнулся.
– Это тебе только кажется, Настя. На самом деле твоя история – одна песчинка в песочных часах. А история Андерсонов – это, если хочешь, история человечества. И не только человечества.