Страница:
– Мой ноутбук, – Настя взяла компьютер. – Про него я тоже забыла. Спасибо, Тушкан…
– Не за что, – он нерешительно переминался с ноги на ногу. – Настя…
– Что?
– Я должен тебе кое-что сказать.
– В смысле?
– Точнее, я должен тебе кое-что показать. Помнишь, когда ты позвонила и попросила меня забрать твой ноутбук…
– Да.
– Я понимаю, что не должен был этого делать, но… Я тогда не смог пройти во дворец, а ноутбук остался у меня… Мне просто нечем было заняться, и я занялся твоим ноутбуком.
– Что значит – занялся?
– Включил, и… Посмотрел, что там и как.
– Ага.
Настя сопоставила слова Тушкана и его озабоченный вид. Напрашивался вывод, что Тушкан отыскал на жестком диске нечто такое, что вовсе не предназначалось для посторонних глаз. Тушкан вроде как и сам не был рад, что «занялся» Настиным ноутбуком. Оставалось вспомнить, что же там могло быть такого глубоко личного…
О боже, Монахова накупила себе белья «Victoria's Secret», потом нафотографировалась в обновках и сбросила снимки с телефона Насте на жесткий диск. И еще она фотографировала Настю, когда та вышла из душа… Блин.
– Тушкан, – строго сказала Настя. – Если только ты скопировал эти фотографии и выложил их…
– Фотографии? Нет, я не про это. Я видел фотографии, ничего особенного…
Настя снова не знала, стоит ли ей немедленно прибить Тушкана за эти слова или же облегченно вздохнуть, но поскольку озабоченное выражение не сходило с Тушканова лица, Настя настроилось на режим «худшее впереди».
– Там была такая программка… Ну знаешь, когда запускается фильм под музыку из «Что? Где? Когда?»…
Она знала этот фильм. И теперь ей было понятно озабоченное выражение на лице Тушкана.
– Это… Это Штраус, – сказала Настя, села в кресло и расстегнула бежевый пиджак.
– Пусть будет Штраус, неважно…
– Как ты мог посмотреть фильм, если там нужно вводить пароль?
– Пароль? – Тушкан улыбнулся. – Разве это пароль? Так, семечки.
– Так ты… Взломал эту штуку и посмотрел фильм?
– Я посмотрел все, – сказал Тушкан. – Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.
– Ладно… – Настя сняла пиджак и сбросила туфли. Идея о том, что невестка короля Утера – серьезная девушка, от которой Лионейскому престолу не может быть ничего, кроме пользы…
Похоже, с этой идеей стоило повременить.
В то давнее беззаботное время, когда я училась в школе, время от времени мы натыкались в учебной программе на такие темы, объяснять которые учительнице было то ли неудобно, то ли скучно. В таких случаях она включала телевизор, совала в видеомагнитофон кассету, и нас образовывали люди с экрана, многоопытные специалисты в половом созревании и правилах дорожного движения.
Нечто похожее имело место и в Лионее: если нужно было объяснить какому-то человеку со стороны, вроде меня, что мир вообще-то устроен немного не так, как учили в школе; что в этом мире есть гномы, драконы, вампиры и прочие божьи твари, как изящно выражался Люциус, тогда в дело вступали учебные фильмы. И в самом деле, для постоянных жителей Лионеи, для тех, кто был связан с Лионеей разного рода делами, все это было элементарной истиной типа «Волга впадает в Каспийское море». Поэтому вам давали ноутбук с предустановленной образовательной программой, где излагались базовые факты лионейской истории.
Мне тоже выпало это счастье, и я хорошо помню, как в прошлом году я сидела в своем гостиничном номере и смотрела на экран, где из черноты появлялась маленькая точка, которая затем увеличивалась в размерах и становилась шаром, а шар становился планетой Земля. Голос за кадром говорил:
– Земля, наша планета. Есть и другие планеты во Вселенной, но Земля имеет одно важное отличие – здесь есть жизнь, жизнь во всем разнообразии…
На экране мелькали достижения человеческой цивилизации – пирамиды, храмы, подводные лодки, небоскребы, компьютеры, космические корабли. Многотысячные толпы людей на каких-то площадях, несколько крупных планов – мужчина, женщина, ребенок, белые, негры, азиаты…
– Человек по праву чувствует себя хозяином Земли, – продолжал голос за кадром. – Но… Но так думают не только люди.
Бам! Весь экран заняло широкое волосатое лицо с серой пористой кожей.
– Гномы, подземные стражи, как они себя именуют, тоже считают себя хозяевами Земли.
Бам! Бледно-зеленое, почти прозрачное лицо с глазами навыкате холодно смотрит с экрана.
– Водяные считают, что Земля принадлежит им.
Ну и так далее. Потом камера отъезжает назад, в студийном павильоне частично гаснет свет, и видны лишь невероятные, немыслимые силуэты, выстроившиеся бок о бок на фоне белого задника с изображением земного шара.
– Двенадцать Великих Старых рас живут на Земле, и все они – ее хозяева. Вампиры, водяные, гиганты, гномы, драконы, люди, оборотни…
Так себе кино, между прочим. Если показать его просто человеку с улицы, он всего лишь ухмыльнется и пойдет себе дальше, бросив на ходу, что компьютерными спецэффектами можно и не такое сотворить. Когда я впервые увидела этот фильм, то и сама не была потрясена, потому что уже видела в реальной жизни кое-что, выходящее за пределы этой короткометражки.
И тут мы подходим к важному моменту во всей этой образовательной фигне. У тех, кто ее разрабатывал, была вполне здравая мысль – если вывалить на обычного человека весь объем информации в один присест, у бедняги от потрясения попросту лопнет его обычная голова. Поэтому информация отпускалась порционно, и это называлось «уровнями допуска». Первый уровень подразумевал только самые элементарные сведения, дальше – больше. Высшим уровнем считался десятый, и если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, им должен был обладать король Утер Андерсон. Поначалу меня удостоили всего лишь первого уровня; когда я вернулась в Лионею в прошлом сентябре, меня ждало повышение до второго, и наконец после свадьбы я получила третий уровень, правда, времени опробовать его у меня не было. Опробовать, то есть получить новый пароль и затем получить новую порцию информации.
Честно говоря, я считала, что все эти уровни и пароли – чепуха на постном масле. Когда у меня был первый уровень, я знала больше, чем рассказывал компьютер. Когда у меня был второй уровень, компьютер стал рассказывать то, что мне было не особенно интересно – какие-то байки про первых королей из династии Андерсонов. Я думала, что примерно так все развивается и дальше – каждый уровень дает доступ к большему количеству пыльных историй про давно минувшие времена.
Отчасти я была права.
Просто когда Тушкан добрался до информации, относящейся к седьмому уровню, он нашел одну пыльную историю, от которой у меня волосы встали дыбом.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Тушкан.
– Говори, – деревянным голосом ответила Настя. Ноутбук грел ей колени, словно прикидывался домашним животным необычной формы; только вот домашние животные не рассказывают своим хозяевам такие жуткие вещи. Домашние животные помалкивают в тряпочку, за это их и любят.
– Ты ведь этого раньше не знала?
– Нет.
– Как ты думаешь, это правда?
– Нет, – Настя вдруг поняла, что дико злится на Тушкана со всеми его талантами, от которых происходят одни лишние знания, а в них, как известно, закодированы лишние печали. – Нет, это неправда, Тушкан. Это, блин, седьмой уровень допуска, это информация, защищенная паролем, который тебя никто не просил ломать! Разумеется, это правда! Это, блин, государственная тайна, если я что-нибудь понимаю в тайнах…
– Ясно, – кивнул Тушкан. – Если это государственная тайна… Меня теперь что, убьют?
Вот это был действительно интересный вопрос.
8
9
10
– Не за что, – он нерешительно переминался с ноги на ногу. – Настя…
– Что?
– Я должен тебе кое-что сказать.
– В смысле?
– Точнее, я должен тебе кое-что показать. Помнишь, когда ты позвонила и попросила меня забрать твой ноутбук…
– Да.
– Я понимаю, что не должен был этого делать, но… Я тогда не смог пройти во дворец, а ноутбук остался у меня… Мне просто нечем было заняться, и я занялся твоим ноутбуком.
– Что значит – занялся?
– Включил, и… Посмотрел, что там и как.
– Ага.
Настя сопоставила слова Тушкана и его озабоченный вид. Напрашивался вывод, что Тушкан отыскал на жестком диске нечто такое, что вовсе не предназначалось для посторонних глаз. Тушкан вроде как и сам не был рад, что «занялся» Настиным ноутбуком. Оставалось вспомнить, что же там могло быть такого глубоко личного…
О боже, Монахова накупила себе белья «Victoria's Secret», потом нафотографировалась в обновках и сбросила снимки с телефона Насте на жесткий диск. И еще она фотографировала Настю, когда та вышла из душа… Блин.
– Тушкан, – строго сказала Настя. – Если только ты скопировал эти фотографии и выложил их…
– Фотографии? Нет, я не про это. Я видел фотографии, ничего особенного…
Настя снова не знала, стоит ли ей немедленно прибить Тушкана за эти слова или же облегченно вздохнуть, но поскольку озабоченное выражение не сходило с Тушканова лица, Настя настроилось на режим «худшее впереди».
– Там была такая программка… Ну знаешь, когда запускается фильм под музыку из «Что? Где? Когда?»…
Она знала этот фильм. И теперь ей было понятно озабоченное выражение на лице Тушкана.
– Это… Это Штраус, – сказала Настя, села в кресло и расстегнула бежевый пиджак.
– Пусть будет Штраус, неважно…
– Как ты мог посмотреть фильм, если там нужно вводить пароль?
– Пароль? – Тушкан улыбнулся. – Разве это пароль? Так, семечки.
– Так ты… Взломал эту штуку и посмотрел фильм?
– Я посмотрел все, – сказал Тушкан. – Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.
– Ладно… – Настя сняла пиджак и сбросила туфли. Идея о том, что невестка короля Утера – серьезная девушка, от которой Лионейскому престолу не может быть ничего, кроме пользы…
Похоже, с этой идеей стоило повременить.
В то давнее беззаботное время, когда я училась в школе, время от времени мы натыкались в учебной программе на такие темы, объяснять которые учительнице было то ли неудобно, то ли скучно. В таких случаях она включала телевизор, совала в видеомагнитофон кассету, и нас образовывали люди с экрана, многоопытные специалисты в половом созревании и правилах дорожного движения.
Нечто похожее имело место и в Лионее: если нужно было объяснить какому-то человеку со стороны, вроде меня, что мир вообще-то устроен немного не так, как учили в школе; что в этом мире есть гномы, драконы, вампиры и прочие божьи твари, как изящно выражался Люциус, тогда в дело вступали учебные фильмы. И в самом деле, для постоянных жителей Лионеи, для тех, кто был связан с Лионеей разного рода делами, все это было элементарной истиной типа «Волга впадает в Каспийское море». Поэтому вам давали ноутбук с предустановленной образовательной программой, где излагались базовые факты лионейской истории.
Мне тоже выпало это счастье, и я хорошо помню, как в прошлом году я сидела в своем гостиничном номере и смотрела на экран, где из черноты появлялась маленькая точка, которая затем увеличивалась в размерах и становилась шаром, а шар становился планетой Земля. Голос за кадром говорил:
– Земля, наша планета. Есть и другие планеты во Вселенной, но Земля имеет одно важное отличие – здесь есть жизнь, жизнь во всем разнообразии…
На экране мелькали достижения человеческой цивилизации – пирамиды, храмы, подводные лодки, небоскребы, компьютеры, космические корабли. Многотысячные толпы людей на каких-то площадях, несколько крупных планов – мужчина, женщина, ребенок, белые, негры, азиаты…
– Человек по праву чувствует себя хозяином Земли, – продолжал голос за кадром. – Но… Но так думают не только люди.
Бам! Весь экран заняло широкое волосатое лицо с серой пористой кожей.
– Гномы, подземные стражи, как они себя именуют, тоже считают себя хозяевами Земли.
Бам! Бледно-зеленое, почти прозрачное лицо с глазами навыкате холодно смотрит с экрана.
– Водяные считают, что Земля принадлежит им.
Ну и так далее. Потом камера отъезжает назад, в студийном павильоне частично гаснет свет, и видны лишь невероятные, немыслимые силуэты, выстроившиеся бок о бок на фоне белого задника с изображением земного шара.
– Двенадцать Великих Старых рас живут на Земле, и все они – ее хозяева. Вампиры, водяные, гиганты, гномы, драконы, люди, оборотни…
Так себе кино, между прочим. Если показать его просто человеку с улицы, он всего лишь ухмыльнется и пойдет себе дальше, бросив на ходу, что компьютерными спецэффектами можно и не такое сотворить. Когда я впервые увидела этот фильм, то и сама не была потрясена, потому что уже видела в реальной жизни кое-что, выходящее за пределы этой короткометражки.
И тут мы подходим к важному моменту во всей этой образовательной фигне. У тех, кто ее разрабатывал, была вполне здравая мысль – если вывалить на обычного человека весь объем информации в один присест, у бедняги от потрясения попросту лопнет его обычная голова. Поэтому информация отпускалась порционно, и это называлось «уровнями допуска». Первый уровень подразумевал только самые элементарные сведения, дальше – больше. Высшим уровнем считался десятый, и если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, им должен был обладать король Утер Андерсон. Поначалу меня удостоили всего лишь первого уровня; когда я вернулась в Лионею в прошлом сентябре, меня ждало повышение до второго, и наконец после свадьбы я получила третий уровень, правда, времени опробовать его у меня не было. Опробовать, то есть получить новый пароль и затем получить новую порцию информации.
Честно говоря, я считала, что все эти уровни и пароли – чепуха на постном масле. Когда у меня был первый уровень, я знала больше, чем рассказывал компьютер. Когда у меня был второй уровень, компьютер стал рассказывать то, что мне было не особенно интересно – какие-то байки про первых королей из династии Андерсонов. Я думала, что примерно так все развивается и дальше – каждый уровень дает доступ к большему количеству пыльных историй про давно минувшие времена.
Отчасти я была права.
Просто когда Тушкан добрался до информации, относящейся к седьмому уровню, он нашел одну пыльную историю, от которой у меня волосы встали дыбом.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Тушкан.
– Говори, – деревянным голосом ответила Настя. Ноутбук грел ей колени, словно прикидывался домашним животным необычной формы; только вот домашние животные не рассказывают своим хозяевам такие жуткие вещи. Домашние животные помалкивают в тряпочку, за это их и любят.
– Ты ведь этого раньше не знала?
– Нет.
– Как ты думаешь, это правда?
– Нет, – Настя вдруг поняла, что дико злится на Тушкана со всеми его талантами, от которых происходят одни лишние знания, а в них, как известно, закодированы лишние печали. – Нет, это неправда, Тушкан. Это, блин, седьмой уровень допуска, это информация, защищенная паролем, который тебя никто не просил ломать! Разумеется, это правда! Это, блин, государственная тайна, если я что-нибудь понимаю в тайнах…
– Ясно, – кивнул Тушкан. – Если это государственная тайна… Меня теперь что, убьют?
Вот это был действительно интересный вопрос.
8
Февраль наступил незаметно, и когда Настя обнаружила этот факт, она поначалу даже не поверила, ибо лионейский февраль совсем не походил на тот нормальный третий месяц зимы, к которому Настя привыкла за свои почти двадцать лет, проведенных в нормальном мире. Где вы, царапающие лицо метели, где зверский холод, прибереженный зимой на прощание, где длинные шерстяные носки, где страстное желание прижаться спиной к батарее центрального отопления и блаженно прикрыть глаза? Где темные утренние часы, когда по дороге от общежития к троллейбусной остановке зубы успевали выстучать половину последнего альбома «Би-2»? Все это осталось далеко за горами, за лесами, отделенное от Насти не только километрами, но и какой-то более существенной, невидимой и непреодолимой преградой, одним из имен которой было «судьба».
А Лионею все так же символически припудривал снег толщиной в пару сантиметров, да и тот начал подтаивать. Стоило по этой пушистой пудре проехать паре лимузинов, как от снега оставались лишь воспоминания. А лимузины, между прочим, ездили довольно часто, поскольку в королевском дворце принимали гостей, прибывших на заседание Большого Совета. Внезапно дворец и прилегающие улицы наполнились машинами и людьми (правильнее сказать – живыми существами), «Оверлук» тоже переживал наплыв постояльцев. Нечто подобное Насте уже приходилось видеть в прошлом апреле, когда по случаю королевского бала Лионея превратилась в расцвеченный огнями и озвученный оркестрами эпицентр праздника.
Но сейчас здесь не было и намека на праздник: ни огней, ни музыки, ни ярких костюмов, зато много озабоченных лиц, много незакрывающихся ртов, много прижатых к щекам мобильных телефонов. Выглядело это так, будто все эти люди утратили способность общаться напрямую и разговаривали исключительно через трубки, даже стоя рядом друг с другом.
Настя и сама вносила некоторый вклад в это наводнение сумрачной серьезности, потому что никак не могла решить, что делать с Тушканом и Монаховой, и эта нерешенная задача безусловно оставляла отметину на ее лице в виде озабоченной складки меж бровей. Кто-то из королевской администрации истолковал эту складку по-своему, и в результате Настя была удостоена высочайшего телефонного звонка, в котором король Утер сухо посоветовал ей расслабиться и не переживать из-за предстоящего заседания Большого Совета.
– Ты будешь просто сидеть и молчать, – сказал король Утер. – Это несложно.
– Сидеть и молчать? – уточнила Настя.
– Олицетворяя благополучие и стабильность в династии Андерсонов.
– О… – сказала Настя и хотела добавить, что именно этим она занималась в прошлом апреле, так что опыт у нее имеется; хотя члены Большого Совета должны быть полными кретинами, чтобы до сих пор верить в мнимое благополучие и мифическую стабильность. Однако в планах короля Утера не значились настолько длинные беседы с невесткой, и потому после Настиного «О…» он сразу повесил трубку.
Настя действительно думала о грядущем заседании Большого Совета, но без особого волнения, а скорее с любопытством – она впервые увидит послов всех Великих Старых рас, услышит их речи… То есть попробует их послушать, если не уснет. Судя по присланной Максимом Эсгаротом брошюре, заседания Большого Совета были не чем иным, как долгим, неторопливым и не слишком интересным разговором.
А вот Тушкан и Монахова действительно волновали Настю. И Оленька тоже, хотя Оленьке в последнее время каким-то образом удавалось болтаться за пределами Настиного поля зрения.
– Меня теперь что, убьют? – спросил тогда Тушкан.
– Ясное дело, – чуть было не сказала Настя, злобно разглядывая источник своих неприятностей, облаченный в мешковатые джинсы и свитер с чересчур длинными рукавами. – Закопают в землю и напишут надпись: «Здесь лежит Тушкан, который лазил туда, куда его не просили».
Но на самом деле она ответила так:
– Ясное дело. Конечно, убьют, если будешь трепаться об этом на каждом углу.
– Я лучше поеду домой, – вздохнул Тушкан, посидел молча с полминуты, а потом вздохнул еще глубже. – Нет, нельзя мне сейчас ехать. Подумают: чего это он? Зашел к принцессе, а потом сразу бежать домой. Это будет подозрительно. Надо выдержать паузу.
– Ладно, – сказала Настя. Она немного растерялась от такой логики, но посоветоваться было не с кем. Все ее знакомые эксперты в подобных вопросах – Смайли, Армандо – как раз и были теми, кому по долгу службы полагалось затыкать рты чересчур любопытным мальчикам.
Они решили, что Тушкан посидит в своем гостиничном номере еще недельку, а потом уже отправится домой.
А Лионею все так же символически припудривал снег толщиной в пару сантиметров, да и тот начал подтаивать. Стоило по этой пушистой пудре проехать паре лимузинов, как от снега оставались лишь воспоминания. А лимузины, между прочим, ездили довольно часто, поскольку в королевском дворце принимали гостей, прибывших на заседание Большого Совета. Внезапно дворец и прилегающие улицы наполнились машинами и людьми (правильнее сказать – живыми существами), «Оверлук» тоже переживал наплыв постояльцев. Нечто подобное Насте уже приходилось видеть в прошлом апреле, когда по случаю королевского бала Лионея превратилась в расцвеченный огнями и озвученный оркестрами эпицентр праздника.
Но сейчас здесь не было и намека на праздник: ни огней, ни музыки, ни ярких костюмов, зато много озабоченных лиц, много незакрывающихся ртов, много прижатых к щекам мобильных телефонов. Выглядело это так, будто все эти люди утратили способность общаться напрямую и разговаривали исключительно через трубки, даже стоя рядом друг с другом.
Настя и сама вносила некоторый вклад в это наводнение сумрачной серьезности, потому что никак не могла решить, что делать с Тушканом и Монаховой, и эта нерешенная задача безусловно оставляла отметину на ее лице в виде озабоченной складки меж бровей. Кто-то из королевской администрации истолковал эту складку по-своему, и в результате Настя была удостоена высочайшего телефонного звонка, в котором король Утер сухо посоветовал ей расслабиться и не переживать из-за предстоящего заседания Большого Совета.
– Ты будешь просто сидеть и молчать, – сказал король Утер. – Это несложно.
– Сидеть и молчать? – уточнила Настя.
– Олицетворяя благополучие и стабильность в династии Андерсонов.
– О… – сказала Настя и хотела добавить, что именно этим она занималась в прошлом апреле, так что опыт у нее имеется; хотя члены Большого Совета должны быть полными кретинами, чтобы до сих пор верить в мнимое благополучие и мифическую стабильность. Однако в планах короля Утера не значились настолько длинные беседы с невесткой, и потому после Настиного «О…» он сразу повесил трубку.
Настя действительно думала о грядущем заседании Большого Совета, но без особого волнения, а скорее с любопытством – она впервые увидит послов всех Великих Старых рас, услышит их речи… То есть попробует их послушать, если не уснет. Судя по присланной Максимом Эсгаротом брошюре, заседания Большого Совета были не чем иным, как долгим, неторопливым и не слишком интересным разговором.
А вот Тушкан и Монахова действительно волновали Настю. И Оленька тоже, хотя Оленьке в последнее время каким-то образом удавалось болтаться за пределами Настиного поля зрения.
– Меня теперь что, убьют? – спросил тогда Тушкан.
– Ясное дело, – чуть было не сказала Настя, злобно разглядывая источник своих неприятностей, облаченный в мешковатые джинсы и свитер с чересчур длинными рукавами. – Закопают в землю и напишут надпись: «Здесь лежит Тушкан, который лазил туда, куда его не просили».
Но на самом деле она ответила так:
– Ясное дело. Конечно, убьют, если будешь трепаться об этом на каждом углу.
– Я лучше поеду домой, – вздохнул Тушкан, посидел молча с полминуты, а потом вздохнул еще глубже. – Нет, нельзя мне сейчас ехать. Подумают: чего это он? Зашел к принцессе, а потом сразу бежать домой. Это будет подозрительно. Надо выдержать паузу.
– Ладно, – сказала Настя. Она немного растерялась от такой логики, но посоветоваться было не с кем. Все ее знакомые эксперты в подобных вопросах – Смайли, Армандо – как раз и были теми, кому по долгу службы полагалось затыкать рты чересчур любопытным мальчикам.
Они решили, что Тушкан посидит в своем гостиничном номере еще недельку, а потом уже отправится домой.
9
Настя посмотрела в зеркало и подумала, что никакая она не Настя. Увиденное в отражении тянуло по меньшей степени на госпожу Колесникову-Андерсон, а то и еще на что-нибудь более помпезное и витиеватое. Кофейного цвета костюм с едва заметной клеткой, как ей казалось, добавлял Насте десять лет и столько же килограммов. Юбка тоже могла бы быть покороче, а то ведь в таких, наверное, щеголяют только старушки за сорок, которым и вправду пора прятать свои коленки.
– Я понимаю, тебе хотелось бы явиться в бикини и стать центром всеобщего внимания, но Протокол…
Это говорила стоящая за Настиной спиной Амбер, говорила она безостановочно, и Настя время от времени переставала различать отдельные слова в бурном потоке, улавливая только общее настроение, которое вовсе не было исполнено нежности и сочувствия.
– Между прочим, мне было пятнадцать лет, когда я впервые попала на заседание Большого Совета. Слышишь?
– Нет.
– Пятнадцать лет… – повторила Амбер с плохо скрытой ностальгией.
– В бикини?
– Что?
– Ты была в бикини на этом заседании? Ну и как, стала центром всеобщего внимания?
– Это не смешно. Я пришла в подходящем костюме, ясно? Потому что я-то понимала свою миссию. Миссию своей семьи. Это у нас в крови. Тебе этого не понять.
– В крови, как я слышала, встречаются красные кровяные тельца, но чтобы там еще плавала какая-то миссия – впервые слышу. Может, покажешься врачу?
– Ты еще о многом не слышала. Поверь мне, Анастасия.
– Верю, – сказала Настя. – Но я буду понемногу наверстывать упущенное. Кстати, король поговорил с тобой насчет Дениса и его ребенка? Он ведь обещал все тебе объяснить, так?
– Он мне все объяснил, – поспешно ответила Амбер и так активно замахала руками в подтверждение своих слов, что сразу стало понятно: Утер даже и не думал этого делать. – Абсолютно. Он полностью прояснил свою позицию, и мне стало ясно, хотя я и раньше не сомневалась, что…
– Во всем виновата я?
– Да, таков мой общий вывод, хотя я могу все изложить в подробностях…
– Не утруждай голосовые связки.
– Твой страх, недоверие, паранойя, непонимание, зависть…
– Звучит заманчиво. И знаешь, – Настя одернула жакет, повернулась к зеркалу одним боком, потом другим. – При всем при том, и даже с учетом этого жуткого костюма, я все равно выгляжу лучше тебя. Я выгляжу как принцесса. Может быть, недоверчивая, слегка завистливая, ни фига не понимающая, не чуждая паранойе, но все же – принцесса.
– А ты точно знаешь смысл этого слова?
– Дорогая Амбер… Хотя король выразил пожелание, чтобы я называла тебя сестрой, но я буду двигаться постепенно, и пока ты всего лишь «дорогая Амбер»….
– И что?
– Дорогая Амбер, если ты хочешь, чтобы я вцепилась тебе в волосы, прямо так и скажи, довольно этих любовных игр.
– Ты заняла чужое место.
– Нет, я так не думаю.
– Сегодня у тебя будет повод передумать. Спать с принцем, жить во дворце, принимать подарки – это еще не значит быть принцессой.
– Золотые слова! – Настя обернулась к Амбер, и та отступила на шаг, как будто даже испугавшись своей неуравновешенной родственницы, однако Настя не собиралась переходить к физическому насилию, она просто взяла Амбер под руку и тихо сказала: – Пойдем, посмотрим, что же это такое – быть Лионейской принцессой.
Амбер на ходу пробормотала что-то неразборчивое, но безусловно сердитое, содержащее слова «пафос» и «глупый». Настя была готова согласиться с тем, что вести подобные разговоры в туалетной комнате и вправду было неуместно, но не она это начала. Впрочем, не она и закончила, потому что сердитое бормотание Амбер стало саундтреком всей их прогулки от туалетной комнаты до зала заседаний. Оказавшись вблизи послов и сотрудников королевской администрации, Амбер заулыбалась и приветственно захлопала ресницами, очевидно намекая на то, что быть принцессой – это не в последнюю очередь быть лицемерной куклой. Настя отпустила локоть Амбер и позволила ей быть таковой.
Сама же она быстро проскользнула между людьми и прочими королевскими гостями и вошла в зал для заседаний Большого Совета. Настя встала за одно из кресел, огляделась и испытала то же самое чувство, что и при первом посещении королевского дворца почти год назад – чувство легкого разочарования. Тогда она увидела просто большое здание, в котором не было ничего попадающего под понятие «королевская роскошь». Некоторые комнаты в доме Михаила Гарджели и даже некоторые залы областного краеведческого музея выглядели гораздо шикарнее, чем королевский дворец в Лионее. Не говоря уже про всякие там Эрмитажи и Лувры. Короче говоря, гламуром тут и не пахло.
Вот и теперь – Настя сначала подумала, а не ошиблась ли она дверью, а потом поняла, что не ошиблась и что именно эта небольшая комната и есть тот самый зал для заседаний Большого Совета, где уже много веков решаются судьбы рас, населяющих Землю…
– Всего лишь последние сто восемьдесят три года. Раньше использовались другие помещения.
Настя вздрогнула, обернулась и резко отскочила в сторону: этому послу она не собиралась улыбаться, да и на приветственное хлопанье ресниц ему тоже не приходилось рассчитывать.
– Не хотел вас напугать, принцесса Анастасия…
– Даже не… – Настя перевела дух, – не подходите ко мне.
– Я уважаю Протокол, принцесса, и буду соблюдать дистанцию. Во время нашей последней встречи я не успел представиться… Граф Рихард Дитрих, полномочный посол детей ночи при Лионейском дворе, – высокий вампир с длинными белыми волосами, сплетенными сзади в косичку, слегка склонил голову.
– Все равно. Держитесь от меня подальше.
– Анастасия, вы должны поверить, что все это вышло случайно, безо всякого злого умысла с моей стороны.
– «Все это»? В конце «всего этого» Денис Андерсон едва не погиб, и я должна поверить в случайность? Что, Марат поскользнулся и случайно ударил Дениса своей саблей?
– Совсем не случайно, – согласился Дитрих. – И мы не просим прощения за этот удар, мы всего лишь вернули долг. А вот наш с вами, так сказать, обмен мыслями – абсолютная случайность. Которая, разумеется, очень помогла нам в поисках Дениса.
Настя попыталась вспомнить, позволяет ли ей Протокол послать дипломата одной из Великих Старых рас куда подальше, и пришла к выводу, что одной из очевидных и часто используемых добродетелей Лионейской принцессы является терпение. К сожалению.
– Я знаю, как это работает, – сказала она, со скрипом разворачивая разговор в нейтральное русло. – Мне не нужно было думать законченными предложениями. Это элементарно считывается. Это никакая не магия, это просто….
– Умение, – согласился Дитрих. – Добавьте к тому же эмоциональный окрас ваших мыслей. Тревога, волнение, страсть – это, скажем так, усилители вкуса. И еще выражение лица, движения рук. Никакой магии. Сейчас мне даже не потребовалось касаться вас, чтобы понять, о чем вы думаете.
– И о чем же?
– О том, что вы стоите в зале, где сотни лет решались судьбы Великих рас. Я бы только уточнил, что…
– Всего сто восемьдесят три года?
– Нет. Я про другое. На самом деле, судьбы Великих рас не решались здесь на протяжении сотен лет. Они были решены лишь однажды, на том первом заседании, когда был создан Большой Совет. Картина мира была написана тогда. Все остальное – отдельные мазки по углам… Ничего не значащие пустяки, про которые забываешь уже через пару дней.
– Вам виднее, – сказала Настя. – Просто я слышала, что сегодня будет обсуждаться судьба Марата. Это тоже – ничего не значащий пустяк?
– Да, для всех остальных рас это пустяк. Вина Марата для них очевидна, его судьба предопределена.
– Но вы сами другого мнения?
– Принцесса, вы должны понимать, что я всего лишь посол, я передаю Большому Совету мнение моего народа, а не свое собственное.
– И это мнение…
– Вы услышите его на заседании, – посол вежливо улыбнулся.
– Понятно.
В зал стали заходить люди, граф Дитрих еще раз улыбнулся Насте и двинулся к своему месту. Настя вдруг поняла, что должна кое-что сказать послу детей ночи, раз уж у нее не получилось переговорить лично с Маратом.
– Мне жаль, – сказала она, пожалуй, слишком громко. – Жаль, что с Маратом все так вышло.
Граф Дитрих на мгновение замер, словно не зная, как реагировать на это неуместное проявление чувств, а потом притворился, что ничего не услышал.
– Я понимаю, тебе хотелось бы явиться в бикини и стать центром всеобщего внимания, но Протокол…
Это говорила стоящая за Настиной спиной Амбер, говорила она безостановочно, и Настя время от времени переставала различать отдельные слова в бурном потоке, улавливая только общее настроение, которое вовсе не было исполнено нежности и сочувствия.
– Между прочим, мне было пятнадцать лет, когда я впервые попала на заседание Большого Совета. Слышишь?
– Нет.
– Пятнадцать лет… – повторила Амбер с плохо скрытой ностальгией.
– В бикини?
– Что?
– Ты была в бикини на этом заседании? Ну и как, стала центром всеобщего внимания?
– Это не смешно. Я пришла в подходящем костюме, ясно? Потому что я-то понимала свою миссию. Миссию своей семьи. Это у нас в крови. Тебе этого не понять.
– В крови, как я слышала, встречаются красные кровяные тельца, но чтобы там еще плавала какая-то миссия – впервые слышу. Может, покажешься врачу?
– Ты еще о многом не слышала. Поверь мне, Анастасия.
– Верю, – сказала Настя. – Но я буду понемногу наверстывать упущенное. Кстати, король поговорил с тобой насчет Дениса и его ребенка? Он ведь обещал все тебе объяснить, так?
– Он мне все объяснил, – поспешно ответила Амбер и так активно замахала руками в подтверждение своих слов, что сразу стало понятно: Утер даже и не думал этого делать. – Абсолютно. Он полностью прояснил свою позицию, и мне стало ясно, хотя я и раньше не сомневалась, что…
– Во всем виновата я?
– Да, таков мой общий вывод, хотя я могу все изложить в подробностях…
– Не утруждай голосовые связки.
– Твой страх, недоверие, паранойя, непонимание, зависть…
– Звучит заманчиво. И знаешь, – Настя одернула жакет, повернулась к зеркалу одним боком, потом другим. – При всем при том, и даже с учетом этого жуткого костюма, я все равно выгляжу лучше тебя. Я выгляжу как принцесса. Может быть, недоверчивая, слегка завистливая, ни фига не понимающая, не чуждая паранойе, но все же – принцесса.
– А ты точно знаешь смысл этого слова?
– Дорогая Амбер… Хотя король выразил пожелание, чтобы я называла тебя сестрой, но я буду двигаться постепенно, и пока ты всего лишь «дорогая Амбер»….
– И что?
– Дорогая Амбер, если ты хочешь, чтобы я вцепилась тебе в волосы, прямо так и скажи, довольно этих любовных игр.
– Ты заняла чужое место.
– Нет, я так не думаю.
– Сегодня у тебя будет повод передумать. Спать с принцем, жить во дворце, принимать подарки – это еще не значит быть принцессой.
– Золотые слова! – Настя обернулась к Амбер, и та отступила на шаг, как будто даже испугавшись своей неуравновешенной родственницы, однако Настя не собиралась переходить к физическому насилию, она просто взяла Амбер под руку и тихо сказала: – Пойдем, посмотрим, что же это такое – быть Лионейской принцессой.
Амбер на ходу пробормотала что-то неразборчивое, но безусловно сердитое, содержащее слова «пафос» и «глупый». Настя была готова согласиться с тем, что вести подобные разговоры в туалетной комнате и вправду было неуместно, но не она это начала. Впрочем, не она и закончила, потому что сердитое бормотание Амбер стало саундтреком всей их прогулки от туалетной комнаты до зала заседаний. Оказавшись вблизи послов и сотрудников королевской администрации, Амбер заулыбалась и приветственно захлопала ресницами, очевидно намекая на то, что быть принцессой – это не в последнюю очередь быть лицемерной куклой. Настя отпустила локоть Амбер и позволила ей быть таковой.
Сама же она быстро проскользнула между людьми и прочими королевскими гостями и вошла в зал для заседаний Большого Совета. Настя встала за одно из кресел, огляделась и испытала то же самое чувство, что и при первом посещении королевского дворца почти год назад – чувство легкого разочарования. Тогда она увидела просто большое здание, в котором не было ничего попадающего под понятие «королевская роскошь». Некоторые комнаты в доме Михаила Гарджели и даже некоторые залы областного краеведческого музея выглядели гораздо шикарнее, чем королевский дворец в Лионее. Не говоря уже про всякие там Эрмитажи и Лувры. Короче говоря, гламуром тут и не пахло.
Вот и теперь – Настя сначала подумала, а не ошиблась ли она дверью, а потом поняла, что не ошиблась и что именно эта небольшая комната и есть тот самый зал для заседаний Большого Совета, где уже много веков решаются судьбы рас, населяющих Землю…
– Всего лишь последние сто восемьдесят три года. Раньше использовались другие помещения.
Настя вздрогнула, обернулась и резко отскочила в сторону: этому послу она не собиралась улыбаться, да и на приветственное хлопанье ресниц ему тоже не приходилось рассчитывать.
– Не хотел вас напугать, принцесса Анастасия…
– Даже не… – Настя перевела дух, – не подходите ко мне.
– Я уважаю Протокол, принцесса, и буду соблюдать дистанцию. Во время нашей последней встречи я не успел представиться… Граф Рихард Дитрих, полномочный посол детей ночи при Лионейском дворе, – высокий вампир с длинными белыми волосами, сплетенными сзади в косичку, слегка склонил голову.
– Все равно. Держитесь от меня подальше.
– Анастасия, вы должны поверить, что все это вышло случайно, безо всякого злого умысла с моей стороны.
– «Все это»? В конце «всего этого» Денис Андерсон едва не погиб, и я должна поверить в случайность? Что, Марат поскользнулся и случайно ударил Дениса своей саблей?
– Совсем не случайно, – согласился Дитрих. – И мы не просим прощения за этот удар, мы всего лишь вернули долг. А вот наш с вами, так сказать, обмен мыслями – абсолютная случайность. Которая, разумеется, очень помогла нам в поисках Дениса.
Настя попыталась вспомнить, позволяет ли ей Протокол послать дипломата одной из Великих Старых рас куда подальше, и пришла к выводу, что одной из очевидных и часто используемых добродетелей Лионейской принцессы является терпение. К сожалению.
– Я знаю, как это работает, – сказала она, со скрипом разворачивая разговор в нейтральное русло. – Мне не нужно было думать законченными предложениями. Это элементарно считывается. Это никакая не магия, это просто….
– Умение, – согласился Дитрих. – Добавьте к тому же эмоциональный окрас ваших мыслей. Тревога, волнение, страсть – это, скажем так, усилители вкуса. И еще выражение лица, движения рук. Никакой магии. Сейчас мне даже не потребовалось касаться вас, чтобы понять, о чем вы думаете.
– И о чем же?
– О том, что вы стоите в зале, где сотни лет решались судьбы Великих рас. Я бы только уточнил, что…
– Всего сто восемьдесят три года?
– Нет. Я про другое. На самом деле, судьбы Великих рас не решались здесь на протяжении сотен лет. Они были решены лишь однажды, на том первом заседании, когда был создан Большой Совет. Картина мира была написана тогда. Все остальное – отдельные мазки по углам… Ничего не значащие пустяки, про которые забываешь уже через пару дней.
– Вам виднее, – сказала Настя. – Просто я слышала, что сегодня будет обсуждаться судьба Марата. Это тоже – ничего не значащий пустяк?
– Да, для всех остальных рас это пустяк. Вина Марата для них очевидна, его судьба предопределена.
– Но вы сами другого мнения?
– Принцесса, вы должны понимать, что я всего лишь посол, я передаю Большому Совету мнение моего народа, а не свое собственное.
– И это мнение…
– Вы услышите его на заседании, – посол вежливо улыбнулся.
– Понятно.
В зал стали заходить люди, граф Дитрих еще раз улыбнулся Насте и двинулся к своему месту. Настя вдруг поняла, что должна кое-что сказать послу детей ночи, раз уж у нее не получилось переговорить лично с Маратом.
– Мне жаль, – сказала она, пожалуй, слишком громко. – Жаль, что с Маратом все так вышло.
Граф Дитрих на мгновение замер, словно не зная, как реагировать на это неуместное проявление чувств, а потом притворился, что ничего не услышал.
10
– Господа, король Лионеи Утер Андерсон, – объявил Фишер и закашлялся, тем самым окончательно убив в Насте надежды на то, что она станет свидетельницей величественного собрания наподобие того, что показывали в первой части «Властелина колец». Никаких мистических ритуалов, никаких песнопений на Изначальном языке, никаких жертвоприношений. Не то чтобы Настя интересовалась жертвоприношениями, просто на втором часу заседания она бы согласилась и на ритуальное убийство какого-нибудь мелкого животного, лишь бы только события развивались поинтереснее.
Заседание Большого Совета очень быстро стало похожим на скучное производственное совещание, вызывающее зевоту даже у самих участников. Настя ожидала увидеть колоритное собрание представителей разных рас, сидящих за одним столом, бок о бок; но вместо этого ее глазам предстало собрание пожилых юристов очевидного человеческого происхождения, разбавленное графом Дитрихом и послом подземных стражей, длиннобородым гномом, который восседал в специальном высоком кресле. От драконов ожидаемо присутствовал Эсгарот-старший.
Когда король Утер занял место во главе стола, раскрыл увесистую папку и произнес: «Повестка дня…», это подействовало на Настю словно заклинание – она зевнула так, что едва не вывихнула челюсть. Но затем Утер на некоторое время завладел ее вниманием, потому что начал врать.
– Прежде чем мы перейдем к утвержденной повестке дня, – произнес он, сосредоточенно глядя в бумаги, – я бы хотел сделать сообщение. Мой сын, наследник престола Денис Андерсон, вскоре после свадьбы решил отправиться в краткое путешествие, чтобы обрести духовное просветление. Я полностью одобрил и благословил его в этом предприятии. С нами сегодня жена Дениса – Анастасия, а также моя старшая дочь, Амбер.
Настя ожидала, что после этого известия взгляды присутствующих – скептические или равнодушные – скрестятся на ней хотя бы на секунду, но этого не случилось; послы и юристы даже не пошевелили головами.
– Итак, что касается повестки дня…
Настя еще некоторое время оторопело наблюдала за каменными лицами собравшихся, а потом догадка стала проклевываться сквозь скорлупу непонимания: они все знали, что король лжет, и они согласились закрыть на это глаза, но не больше. Никто не собирался подыгрывать Утеру, изображая, что все в порядке и что Настя с Амбер – адекватная замена наследнику престола.
Отсюда можно было извлечь какой-нибудь афоризм о лжи как фундаменте власти, но Настя – опять! – к сожалению, не захватила с собой записную книжку. К тому же вскоре на место не слишком оригинальной идеи о связи власти и вранья пришло ощущение столь же неразрывного союза власти и скуки. Утер объявлял номера рассматриваемых вопросов, после чего звучали какие-то цифры, ссылки на постановления Большого Совета и другие документы, которые, наверное, были знакомы участникам Большого Совета, но для Насти все они звучали одинаково бессмысленно и пусто. В целом это напомнило Насте конец первого семестра в университете, когда она заболела и пропустила почти месяц занятий, после чего большинство лекций превратились для нее в совершенную тарабарскую грамоту, которую однокурсники почему-то понимали, а она – нет. Вновь ощутить себя двоечницей, теперь уже в Лионее, было немного забавно, но скорее неприятно. Настя покосилась на Фишера – тот сверкал стеклами очков, холодный и самоуверенный, насколько это было вообще возможно для человеческого тела. Гордо вскинув голову, Фишер смотрел слегка поверх голов участников Большого Совета, как будто являлся автором пьесы, исполнявшейся этими восемью актерами, и проговаривал тексты реплик в уме. Для Насти в этой пьесе реплик не было предусмотрено, поэтому глава королевской администрации никак не реагировал на Настино ерзанье и вращение головой. Зато Амбер уловила взгляд Насти и скривила краешек рта в снисходительной улыбке, как бы говоря: «Ну вот, все именно так, как я и говорила. Тебе нечего тут делать, милочка. Это должно быть в крови, и твоя кровь явно не той группы».
Между тем Утер все говорил, двигаясь по списку вопросов, никто его не прерывал, и когда король предлагал высказаться в пользу того или иного решения, все просто поднимали идеально заточенные карандаши грифелем вверх, обозначая свое согласие с королевской позицией. И хотя изначально в повестке значилось какое-то дикое количество вопросов, карандаши дружно взлетали вверх с такой частотой, что первоначальные Настины опасения, будто эти унылые посиделки продлятся до позднего вечера, не оправдались.
Заседание Большого Совета очень быстро стало похожим на скучное производственное совещание, вызывающее зевоту даже у самих участников. Настя ожидала увидеть колоритное собрание представителей разных рас, сидящих за одним столом, бок о бок; но вместо этого ее глазам предстало собрание пожилых юристов очевидного человеческого происхождения, разбавленное графом Дитрихом и послом подземных стражей, длиннобородым гномом, который восседал в специальном высоком кресле. От драконов ожидаемо присутствовал Эсгарот-старший.
Когда король Утер занял место во главе стола, раскрыл увесистую папку и произнес: «Повестка дня…», это подействовало на Настю словно заклинание – она зевнула так, что едва не вывихнула челюсть. Но затем Утер на некоторое время завладел ее вниманием, потому что начал врать.
– Прежде чем мы перейдем к утвержденной повестке дня, – произнес он, сосредоточенно глядя в бумаги, – я бы хотел сделать сообщение. Мой сын, наследник престола Денис Андерсон, вскоре после свадьбы решил отправиться в краткое путешествие, чтобы обрести духовное просветление. Я полностью одобрил и благословил его в этом предприятии. С нами сегодня жена Дениса – Анастасия, а также моя старшая дочь, Амбер.
Настя ожидала, что после этого известия взгляды присутствующих – скептические или равнодушные – скрестятся на ней хотя бы на секунду, но этого не случилось; послы и юристы даже не пошевелили головами.
– Итак, что касается повестки дня…
Настя еще некоторое время оторопело наблюдала за каменными лицами собравшихся, а потом догадка стала проклевываться сквозь скорлупу непонимания: они все знали, что король лжет, и они согласились закрыть на это глаза, но не больше. Никто не собирался подыгрывать Утеру, изображая, что все в порядке и что Настя с Амбер – адекватная замена наследнику престола.
Отсюда можно было извлечь какой-нибудь афоризм о лжи как фундаменте власти, но Настя – опять! – к сожалению, не захватила с собой записную книжку. К тому же вскоре на место не слишком оригинальной идеи о связи власти и вранья пришло ощущение столь же неразрывного союза власти и скуки. Утер объявлял номера рассматриваемых вопросов, после чего звучали какие-то цифры, ссылки на постановления Большого Совета и другие документы, которые, наверное, были знакомы участникам Большого Совета, но для Насти все они звучали одинаково бессмысленно и пусто. В целом это напомнило Насте конец первого семестра в университете, когда она заболела и пропустила почти месяц занятий, после чего большинство лекций превратились для нее в совершенную тарабарскую грамоту, которую однокурсники почему-то понимали, а она – нет. Вновь ощутить себя двоечницей, теперь уже в Лионее, было немного забавно, но скорее неприятно. Настя покосилась на Фишера – тот сверкал стеклами очков, холодный и самоуверенный, насколько это было вообще возможно для человеческого тела. Гордо вскинув голову, Фишер смотрел слегка поверх голов участников Большого Совета, как будто являлся автором пьесы, исполнявшейся этими восемью актерами, и проговаривал тексты реплик в уме. Для Насти в этой пьесе реплик не было предусмотрено, поэтому глава королевской администрации никак не реагировал на Настино ерзанье и вращение головой. Зато Амбер уловила взгляд Насти и скривила краешек рта в снисходительной улыбке, как бы говоря: «Ну вот, все именно так, как я и говорила. Тебе нечего тут делать, милочка. Это должно быть в крови, и твоя кровь явно не той группы».
Между тем Утер все говорил, двигаясь по списку вопросов, никто его не прерывал, и когда король предлагал высказаться в пользу того или иного решения, все просто поднимали идеально заточенные карандаши грифелем вверх, обозначая свое согласие с королевской позицией. И хотя изначально в повестке значилось какое-то дикое количество вопросов, карандаши дружно взлетали вверх с такой частотой, что первоначальные Настины опасения, будто эти унылые посиделки продлятся до позднего вечера, не оправдались.