– Что вы… – начала Настя, но Фишер посмотрел на часы и легко стукнул по кнопке, вмонтированной в крышку стола.
   – Время вышло, аудиенция окончена, – безапелляционно сказал он и указал Насте на дверь кабинета, которая именно в этот момент раскрылась, обнаружив сутулую фигуру фишеровского секретаря.
   – Ладно, – сказала Настя. – Только и вы тоже.
   – Что? – не понял Фишер.
   – Тоже не делайте глупостей.
   Оставив первого рыцаря Лионеи исходить злобой от этого маленького прощального укола – так, по крайней мере, Настя надеялась, – она вышла в овальный холл перед кабинетом Фишера, миновала еще одни двери и оказалась в коридоре.
   Фишер сказал ей не делать глупостей, но что оставалось делать, если в коридоре она наткнулась на такое, что никак не предусматривало умного решения?
   Пожалуй, решения там не было вообще.

2

   Как потом выяснилось, эти две аудиенции были поставлены в рабочий график Фишера одна за другой, и формально виновным в случившемся оказался сутулый секретарь, который мог бы и пораскинуть мозгами при составлении графика. Однако, судя по внешнему виду, повадкам и даже запаху (а точнее, судя по полному его отсутствию), секретарь Фишера был упрощенной копией своего хозяина, то есть лишенным эмоций двуногим существом с льдистыми глазами, которое и допустить не могло существование в природе таких нерациональных субстанций, как гнев, ярость, отчаяние и тому подобное. А если и допускало, то где-то далеко за пределами Лионейского дворца, и уж никак не в непосредственной близости от кабинета холодноглазого мистера Фишера.
   Отпущенные Насте десять минут истекли в четырнадцать сорок, она вышла в коридор, повернула налево и лоб в лоб столкнулась с послом детей ночи графом Дитрихом (который уже два дня избегал встречи с Настей). Дитриху было назначено в четырнадцать сорок пять, и шел он в кабинет главы королевской администрации не один, а в компании троих пожилых вампиров. Главы трех кланов согласно Протоколу прибыли в Лионею на поединок и теперь – также по Протоколу – должны были нанести визит вежливости Фишеру и королю Утеру. Настя видела этих троих впервые, поэтому не обратила на них особого внимания. При виде Дитриха она непроизвольно вздохнула, словно набирая воздух для крика, но потом…
   Потом она увидела еще кое-кого. Слегка потерявшийся на фоне официальных лиц в их парадном облачении, процессию замыкал Марат, несостоявшийся убийца Дениса Андерсона. Настя не знала, каков теперь его статус среди детей ночи – то ли герой-мученик, то ли неудачник, да ей, в общем-то, было все равно. Она сдержанно кивнула Марату, и тот ответил поклоном, и это было естественно, учитывая, что именно Настя пару недель назад распорядилась освободить Марата.
   Но был и еще один вампир, также исполнивший вежливый поклон, но ничуть не сумевший этим формальным актом сбить Настю с толка.
   – Маси Накамура?
   Вампир был польщен, что Настя запомнила его имя. А она не только помнила имя, она помнила время и место, когда пухлый японец в очках вручил ей свою визитную карточку. Это было в прошлом сентябре, когда она летела из Москвы в Лионею, и Маси В. Накамура оказался в том же самолете.
   – Что вы здесь делаете? – спросила Настя и тут же поняла, что задала неверный вопрос. Вопросом по существу было бы: «Кто вы такой? Если вы идете на прием к Фишеру в компании посла Дитриха, трех разодетых пожилых вампиров и героя-неудачника Марата, наверное, вы… Наверное, вы что-то из себя представляете, Маси Накамура».
   Дитрих подумал, что вопрос обращен ко всей группе вампиров, и выдал официальный ответ:
   – Направляемся к мистеру Фишеру. Нам назначена официальная аудиенция.
   Вся делегация после этого повторно исполнила поклон.
   – Я имею в виду его, – Настя бестактно указала пальцем в сторону Накамуры. Сам вампир, видимо, не понял вопроса и продолжал широко улыбаться. Дитрих нехотя пояснил:
   – Мистер Накамура – очень важная персона. Он герой нашей расы и пример для подражания всем детям ночи. Он избранный.
   – Избранный для чего?
   – У нас нет времени, принцесса. Может быть, позже…
   – Он был избран для поединка с королевской дочерью, – сказал Марат. – Это он ее… – он прижал большой палец к животу и провел им слева направо. – Теперь он наш герой. Ура.
   – Ирония неуместна, юноша, – бросил ему Дитрих, и было понятно, что на языке у Дитриха вертятся куда более жесткие слова.
   – Я просто хотел, чтобы всем все было ясно, – успел буркнуть Марат, прежде чем вожди кланов оттерли его назад. Дитрих притворился, что инцидент исчерпан, и попытался продолжить путь, однако Настя схватила его за руку, что было вопиющим нарушением всех правил и процедур, но побелел Дитрих не от этого.
   – Читаете мои мысли, посол? – спросила Настя. – И как вам? Нравится?
   – Нет, принцесса, этого не будет, этого не может быть…
   Настя убрала руку.
   – Вам сообщили, что я требую повторного поединка? Амбер Андерсон временно замещала меня, так что вы сражались не с тем, с кем следовало.
   – Принцесса, вы, в свою очередь, тоже временно замещаете короля Утера…
   – Тогда дождитесь выздоровления короля! С чего такая спешка? Или вы боялись, что с королем вам не совладать? Эй, вы, трое? Почему вы не бросили вызов королю еще прошлой осенью? Вы чего-то ждали, правда? Чего? Вы ждали момента, когда надо будет драться не с Утером, а с кем-то другим, и вы знали, что такой момент скоро наступит, вы знали это еще в сентябре, когда сюда приехал вот этот в меру упитанный юноша в очках… Откуда вы это знали? Вы заодно с Леонардом?
   Если Настя надеялась, что от этого лобового и в высшей степени бестактного нападения вампиры растеряются, потупят взоры и немедленно признаются во всех смертных грехах, включая преступное сотрудничество с Леонардом – что ж, она ошибалась.
   – Довольно громких слов и обвинений, – сказал Дитрих. – Если вам, принцесса, нечем заняться – продолжайте вопить и разбрасываться обвинениями. У нас же нет времени на такие глупости.
   И он прошел мимо, в направлении кабинета Фишера, полагая, что инцидент исчерпан и что остальная делегация детей ночи столь же невозмутимо шагает вслед за ним. И он ошибся.
   Пока шла эта короткая перепалка между Настей и послом Дитрихом, кто-то из вождей кланов все-таки объяснил Накамуре суть происходящего, и тот, судя по слегка округлившимся глазам, был неприятно удивлен тем фактом, что принцесса Анастасия Андерсон находилась здесь не для того, чтобы поздравить Накамуру с достойной победой в достойном поединке, а совсем для другого. Похоже, молодой вампир и впрямь чувствовал себя героем и примером для подражания. Подобные мысли провоцируют соответствующее поведение, и пока Дитрих гордо шествовал в кабинет Фишера, Накамура остановился напротив Насти, отвесил еще один, но уже чисто формальный, поклон и проговорил-прохрипел на плохом английском:
   – Если принцесса хочет испытать… я храбро готов. Сейчас сражаться.
   В этих словах содержался несомненный вызов, а произнесены они были неожиданным для молодого человека хриплым басом, так что это оказался не просто вызов, это была угроза, неприкрытая и самонадеянная, звук которой разлился по коридору лионейского дворца чужеродной мелодией, от которой стало больно ушам.
   Дитрих замер, как будто в спину ему всадили осиновый кол, лишь немного не дошедший до сердца. Секретарь Фишера мелкими шажками стал смещаться в сторону кабинета своего начальника. Вожди вампирских кланов как по команде улыбнулись, и от этих улыбок Насте стало не по себе – это были настоящие вампирские улыбки в традиционном стиле, безо всякой новомодной дентал-косметики: рты, расходящиеся почти от уха до уха, и темные крупные зубы, непонятно как умещающиеся в этих ртах. Зубы выглядели так, словно они сами по себе были древними хищниками, которые пережили своих прежних хозяев, а потом переживут и нынешних. Марат попытался что-то пискнуть из-за спин вождей, но на него коротко рыкнули, и больше Марата не было видно и не было слышно.
   Накамура поднял голову из притворного поклона, и его глаза встретились с Настиными.
   – Храбро? – переспросила она. – Ты понятия не имеешь, что такое храбро.
   Накамура немного подумал и озвучил свой перевод Настиной фразы:
   – Сражаться.
   – Сражаться, – согласилась она и почувствовала, как страх впивается ей в икры, парализует их, приклеивает к полу. Это было естественно, и в то же время это было совершенно неприемлемо, ибо это она требовала поединка, это она хотела поставить вампиров на место, тем самым определив и свое собственное место, а именно – место принцессы, с которой следует считаться. А раз так, то губа не имела права дрожать.
   Однако она дрожала, ибо при всей своей мотивированности поединок оставался для Насти таким стрессом, что уже после произнесения вслух слова «сражаться» ей бы не помешали сутки отдыха с приемом успокоительных препаратов. Накамура был менее щепетилен в этих делах. Иначе говоря, он откликнулся на слово «сражаться» со всем положенным национальному герою энтузиазмом, ибо, вероятно, считал, что после триумфа в поединке с Амбер вся его жизнь будет состоять из молниеносных побед.
   Тем более – над перепуганными девчонками.
   – Прекратите это неме… – начал нерешительно возмущаться Дитрих, поглядывая то на вождей кланов, то на Настю. Вожди кланов что-то прорычали в унисон, и этот рык оказался для Накамуры важнее неуверенных призывов посла. Секретарь Фишера тем временем исчез, охраны в коридоре тоже не оказалось (ее вообще осталось очень мало во дворце, так что удивляться не приходилось). Таким образом, Настя обнаружила, что ее желание вразумить детей ночи воплотится в жизнь прямо сейчас. Иначе говоря, пословица «за что боролись, на то и напоролись» в ее случае может быть реализована в ближайшие секунды с пугающей буквальностью.
   Надо было что-то срочно делать и с приклеившимися к полу икрами, и с дрожащей нижней губой, так что Настя не нашла ничего лучше, как сообщить хищному прищуру Накамуры:
   – Ты не первый, кого я убью.
   Вряд ли он ее понял, вряд ли он вообще вслушивался в ее слова, потому что слова уже не играли никакой роли. Гораздо важнее, что у Накамуры к широкому церемониальному поясу был прицеплен пусть церемониальный, пусть короткий, зато совершенно настоящий меч. А у Насти – всего лишь воздух между нервно подрагивающих пальцев.
 
    «Ты не первый, кого я убью». Нашла чем хвастаться. Да, не первый, но, честно говоря, и не второй. И даже не третий. М-да, приехали. В мои годы порядочная девушка перебирает в памяти романы, приятные и не очень, я же вспоминаю трупы, причем – какой сюрприз – и с трупами у меня не все слава богу. В том смысле, что я, конечно же, сталкивалась – как это правильно называется? – с физическим насилием, я махала мечом, стреляла из пистолета, и все это имело последствия в лице мертвых горгон, но… Каждый раз находилось обстоятельство, из-за которого моя роль убийцы оказывалась довольно сомнительной. Первую горгонью голову отсек меч «демонова пиявка», потом оказалось, что три другие горгоны, которых я вроде бы успешно перестреляла из пистолета, были кем-то вроде сектанток-самоубийц и сами нарывались на мои пули…
    О застреленном мною лешем я вообще не хочу вспоминать.
    Да, я видела смерть и прежде. Но ситуация, в которой я сама, безо всяких «демоновых пиявок», должна буду выпустить дух из малознакомого, но чертовски самоуверенного вампира… Это было для меня ново и пугающе. У меня затряслись коленки и задрожала губа.
    А потом мне помогли, и вы ни в жизнь не угадаете кто. Амбер Андерсон. То есть не сама Амбер Андерсон, она в этот момент лежала на больничной койке и не смогла бы помочь даже сама себе. Просто я вспомнила, что Амбер Андерсон, эта высокомерная фифа, для которой понятие лионейской принцессы означало балы, наряды и драгоценности, но уж никак не кровавые поединки с вампирами, так вот – эта самая Амбер Андресон продержалась против Накамуры сорок секунд. И лишь потом позволила себя зарезать.
    И я подумала, что уж сорок одну секунду я просто обязана продержаться. Из вредности.
    А еще мне помог Накамура, потому что он не дал моему страху пустить корни глубже; статус героя и всевампирского примера для подражания гнал Накамуру вперед, к новым подвигам. Он отправил одну девушку из семьи Андерсон в больницу – и стал кумиром для своей расы. Наверное, простой расчет подсказывал Накамуре, что чем больше девушек по фамилии Андерсон он перережет, тем больше почестей получит от соплеменников.
    Поэтому он не стал затягивать с прелюдией…

3

   Накамура издал какой-то странный вопль, который, вероятно, был древним боевым кличем вампиров, выдернул меч из ножен, с удовольствием посмотрел на свое оружие, а потом резко рубанул им воздух перед собой, словно делая набросок будущей схватки. При этом Накамура все равно оставался довольно упитанным круглолицым молодым вампиром с неприлично гладкой кожей на щеках, так что все его воинственные гримасы и ужимки могли показаться забавной игрой. И это было бы именно забавой, анекдотом, имей Настя под рукой автомат или имей Настя за спиной Армандо. У нее не было ни того, ни другого, и вся история с Накамурой становилась куда как серьезной. Дитрих, прижавшись к стене, что-то бубнил насчет Протокольных правил поединка, но делал он это скорее всего для собственного успокоения, а успокоиться ему, наверное, было невероятно сложно, ибо вызубренные Протокольные правила пятисотлетней давности рассыпались на глазах, и вся вампирская раса, десятки тысяч красноглазых и острозубых существ, незримо толкала посла в спину, чтобы он перешагнул через эти правила и пошел дальше, вперед, куда-то в совсем другое будущее, где никто не посмеет ставить детям ночи преграды…
   Они тоже жаждали Нового будущего, только на свой особый лад, и это было неудивительно. Закрытая дверь кабинета Фишера – вот что было странно, ибо первый рыцарь короля только что отговаривал Настю от поединка, расписывая два равно неприемлемых возможных итога. Почему же теперь он не спешил применить данную ему власть и растащить противников? Должно быть, мистер Фишер еще раз просчитал возможные последствия, уже не на воображаемой модели, а на конкретных обстоятельствах схватки в коридоре рядом с его кабинетом, и последствия вдруг оказались не такими уж неприемлемыми. Проще говоря, Настины шансы не пережить эту импровизацию для двух игроков и одного меча резко возросли, а вампиров Фишер всегда считал более конструктивными партнерами для переговоров. Они хотели простых и понятных вещей – голову Дениса Андерсона, амнистию для Марата, увеличения количества плазменных ферм. Они никогда не добивались всеобщего мира и согласия, тотальной справедливости и прочих утопических вещей. Вампиры были опытными игроками, а стало быть – реалистами. В отличие от Насти.
   – …специально отведенном зале, – бормотал Дитрих. – Такова процедура…
   – К черту твою процедуру, – сказала Настя и выдернула у Дитриха из ножен церемониальный меч. – Хоть какая-то польза от вас, господин посол.
   Этот меч показался ей еще короче, чем оружие Накамуры, но времени на жалобы и апелляции уже не оставалось.
   Разумеется, она готовилась к этому дню, готовилась и боялась, что когда-нибудь эта подготовка ей действительно понадобится. И хотя на тренировках с Армандо мечам отводилось не много времени, без этих занятий она бы совсем пропала, не пережив и сорока секунд. Армандо не учил ее изощренным техникам, он учил Настю другому – быстрому и жесткому ответу на агрессию врага. Пешие переходы по румынским горам не дали ее мышцам ослабнуть, так что сейчас Настя была в форме. Оставалось только отбросить страх, а точнее, принять возможность получить ранение или даже погибнуть как нечто само собой разумеющееся, причем сделать это как можно быстрее, иначе…
   В последний момент она отпрянула в сторону, ударилась плечом о стену, но все же увернулась от шумной лобовой атаки, которую предпринял Накамура. Вампир выставил перед собой меч, истошно заорал и побежал вперед, полагая, что парализованная страхом принцесса не сдвинется с места и будет нанизана на вампирский меч, как бабочка на иглу. Он ошибся и пробежал по инерции еще несколько метров, кромсая мечом пустоту. Потом Накамура обернулся и скорчил свирепо-раздосадованную физиономию. В ответ Настя просто показала ему свой меч, и Накамура немедленно стартовал для новой атаки. Настя увернулась и от нее, позволив снисходительное замечание про себя: «И это все? И это так просто?»
   Накамура между тем начал сердиться и параллельно с этим начал потеть. Второе обстоятельство заставило его сбросить верхний халат, черный, с золотыми драконами, подтянуть пояс, вытереть соленые капли со лба и броситься в третий забег. Настя увернулась и на сей раз позволила себе шалость, двинув Накамуру мечом пониже спины в качестве напутственного жеста.
   Это было излишне – Настя прочитала это по сдвинутым бровям и выставленным клыкам Накамуры. Он был действительно зол, ибо воспринял Настину выходку как тяжкое оскорбление, нанесенное в присутствии важных особ, оскорбление из рода тех, что смываются лишь большим количеством крови. Если раньше он был готов убить Настю от имени всей расы детей ночи, теперь он хотел ее убить и от себя лично. Общественное поручение стало личным делом.
   Но это были уже его, Маси Накамуры, персональные проблемы, Насте же – как ни странно – поединок доставлял все больше удовольствия. Хотя атакующей стороной выступал свирепеющий Накамура, контролировала схватку именно она. Уже прошло даже не сорок, но двести или триста секунд, и за все это время звон столкнувшихся мечей раздался лишь пару раз, да и то по случайности. Она легко уворачивалась от столкновений, а переполненный ярости Накамура как будто напрочь утратил способность к перемене тактики и бегал взад-вперед этаким сердитым бычком, роняя капли пота на ковер.
   Насте на мгновение стало его жалко, и эта жалость вместе с осознанием нелепости происходящего заставили ее перейти к решительным действиям: во время очередной атаки она, как обычно, в последний момент отскочила в сторону, а потом так же резко подалась вперед и ударила Накамуру мечом. То есть не самим мечом, не лезвием, а рукояткой, предполагая попасть в заднюю часть головы, оглушить вампира и тем самым закончить затянувшуюся комедию. Однако, к ее изумлению, Накамура уловил это движение, попытался затормозить, повернуться к Насте лицом и отбить нападение. Это удалось ему лишь отчасти, и рукоять Настиного меча вместо затылочной части вампирского черепа смяла ухо Накамуры, проехалась по щеке и врезалась ему в нос.
   Раздавшийся хруст испугал Настю едва ли не больше, чем самого вампира, и она отбежала назад, готовая чуть ли не извиняться за свой удар. Накамура уберег ее от этой глупости, ибо, слегка пошатнувшись и дотронувшись рукой до носа, он тут же взмахнул мечом, едва не вспоров Насте живот. Ей даже показалось, что лезвие вампирского меча оцарапало кожу, хотя это была лишь фантомная боль, напомнившая простую вещь – тут творится вовсе не игра, это поединок, и кто-то из вас двоих должен будет упасть, истекая кровью. Если ты, Настя, не хочешь стать этим кем-то, ты должна не жалеть пухлощекого японского вампира, ты должна вышибить из него дух. А уже потом излагать ему свои взгляды по поводу устаревших лионейских обычаев.
   Из разбитого, а возможно, и сломанного носа Накамуры потянулись две вязкие черные капли медленной вампирской крови, и вместе с ними замедлил свои движения Накамура, превращая поединок из комической корриды в тяжеловесную аллегорию силы судьбы, причем в роли неотвратимого рока выступал лично Накамура. Он неспешно двинулся к Насте, покачиваясь из стороны в сторону, помахивая мечом, заполняя собой весь совсем не узкий коридор и вынуждая Настю пятиться. Она попыталась вернуть себе контроль над схваткой и отбежала на несколько метров, надеясь, что Накамура бросится за ней следом и вернется к роли туповатого бычка, но Накамура и не подумал ускорить темп. Он двигался тем же размеренным шагом, как бы говоря, что торопиться ему некуда и что он может зарезать Настю сегодня, а может и в следующий четверг. Ему без разницы.
   В нескольких шагах за Накамурой следовали вожди кланов, за ними переминался Дитрих; Насте они показались шакалами, ждущими, пока хищник обеспечит их должным количеством мертвечины. Но даже думать о Накамуре как о хищнике, способном превратить ее в труп, было до невозможности оскорбительно, и Настя взмахнула мечом, чтобы разогнать шакалов.
   Да, это была совсем не «демонова пиявка». Этот меч даже и не думал делать за Настю ее работу, это был просто тяжелый кусок металла, причем, как подозревала Настя, посол Дитрих не слишком-то за ним следил, и, возможно, меч был не только тяжелым, но еще и тупым куском металла. Благодаря тренировкам Настя хотя бы удерживала меч в руке, но что касается каких-то хитрых фехтовальных приемов – увольте без выходного пособия.
   Накамура легко отбил ее выпад и тут же сам нанес несколько быстрых ударов, Настя парировала первый, после чего благоразумно отступила, а Накамура ускорил шаг, и ей пришлось отступать еще быстрее, но Накамура еще прибавил шагу, и Насте надо было чуть ли не бежать спиной вперед. А тут она еще обнаружила, что коридор вывел ее на балкон, откуда вела лестница вниз, в зал с небольшим фонтаном. Там стояли какие-то люди, хотя на пристальное разглядывание у Насти не было времени, и правильнее было бы сказать – там стояли какие-то фигуры, и все они немедленно задрали головы и уставились на Настю и Накамуру. Аудитория поединка расширялась, только вот Настю это совершенно не радовало.
   Накамура теснил ее к лестнице, и Настя примерно представляла, что будет дальше – она споткнется, упадет и свернет шею. А если даже и не свернет, то подоспеет Накамура и прекратит ее мучения с помощью холодного оружия. Получалось, что на лестницу вступать ей не стоит ни в коем случае, и Настя приготовилась устроить вампиру что-то вроде последнего и решительного боя прямо здесь, вот на этом самом месте, ибо отступать уже некуда…
   И тут возникла одна маленькая проблема – Настя почувствовала, что не может даже пошевелить мечом, не говоря уже о дерзкой и безрассудной атаке на вампира. Настя одарила предательский меч возмущенным взглядом и обнаружила, что кроме нее меч держит еще кто-то. Причем если она держит оружие за рукоять, как и положено, то незнакомая рука ухватила меч прямо за лезвие.
   Настя проследила продолжение руки и увидела плечо, затем шею и, наконец, лицо.
   – Принцесса, – с просительной интонацией сказало лицо, и меч выскользнул у Насти из руки. Некий молодой человек, приняв этот меч в свое распоряжение, оценивающе подбросил его на ладонях, а потом с необычайной – то есть несвойственной Насте – ловкостью метнул его в Накамуру.
   Оружие посла Дитриха и вправду оказалось неухоженным – Накамура не был пронзен насквозь, он лишь упал от сильного удара в грудь и несколько секунд беззвучно раскрывал рот, глотая воздух и пытаясь понять, что же с ним случилось.
   Молодой человек любезно объяснил ему суть событий:
   – Ты проиграл.
   У горла Накамуры в этот момент находилось лезвие его же собственного меча, так что оспаривать утверждение вампир не решился. Вожди кланов зашипели и заклацали зубами, и молодой человек решил повторить для них тоже:
   – Он проиграл.
   – Это… – Дитрих отлепился от стены и обрел дар внятной речи. – Это не соответствовало Протоколу…
   – Мне плевать, – сказал молодой человек и бросил меч наземь. – Во-первых, это не соответствовало здравому смыслу, а уж потом… – он вздохнул. – Господи, у вас здесь, похоже, ничего не меняется.
   И Александр Андерсон сочувственно подмигнул Насте.

4

   Просто удивительно, как быстро все переменилось вокруг: еще минуту назад для Насти не существовало ничего, кроме Накамуры и его меча, теперь же оказалось, что кругом полно самых разных людей, и не только людей, а вот Накамуры не видно. И даже Фишер был здесь; он стоял на балконе, его слегка вытянувшееся лицо медленно поворачивалось то к Насте, то к принцу Александру. В голове рыцаря-администратора несомненно происходили какие-то сложные процессы, он корректировал свои схемы, планы, рейтинги, вводя в них новый активный фактор – вернувшегося принца. Фишер был удивлен, что для рыцаря-администратора было почти забытым и крайне непривычным состоянием.
   Но если удивление Фишера было едва заметным, умело замаскированным обычной маской деловой озабоченности, то на лице Смайли царил настоящий карнавал радостного изумления, как будто гном начхал на моральные нормы своей расы и пропустил пару чашек крепкого кофе.
   Настя не преминула поделиться со Смайли этим сравнением. Гном усмехнулся:
   – После пары чашек крепкого кофе я бы добежал до французской границы, потом упал возле КПП и проспал до следующего понедельника. Нет, ты не отвлекай меня, ты объясни, как все это…
   – Ничего особенного. Я вызвала вампиров на повторный поединок, мы бились…
   Изумление на лице гнома сохранилось, но поменяло полярность.