Страница:
– Если где-то и смеются, то скоро перестанут.
– Почему?
– Потому что это не так называемые вампиры. Это просто вампиры, но дело даже не в этом…
– Просто вампиры? – изменившимся голосом переспросил Ламйан. – Миссис Андерсон, я вам перезвоню…
Настя послушала гудки в трубке и пожала плечами:
– Он принял меня за сумасшедшую. Иннокентий, слышишь?
Бессмертный никак не отреагировал, и Настя продолжила невеселую беседу одна, доказывая сама себе свою собственную нормальность, запивая этот монолог белым вином и заедая орешками. Поскольку обслуживание в номерах «Оверлука» более не практиковалось, приходилось опустошать бары соседних номеров, а выбор напитков и закусок, соответственно, был невелик.
Четверть бутылки спустя ей позвонил Лайман.
– Мы получили новую информацию, – сказал он странным голосом. – Анализы ДНК… Данные вскрытия… Убитые в Мексике люди… Они были не люди. Наверное, их можно назвать вампирами.
– Можно, – едва ли не с радостью сказала Настя. – Сами они себя называют «дети ночи», но на «вампиров» тоже откликаются.
– И еще была встреча в офисе Верховного судьи, – продолжил все тем же странным голосом Лайман. – Может быть, я не все правильно понял, но там шла речь и о других расах, помимо вампиров…
– Да-да, – подтвердила Настя с еще большей радостью. – Двенадцать Великих Старых рас, договор, Лионея и прочая стародавняя фигня. Добро пожаловать в реальный мир, мистер Лайман, – она не упустила возможности повторить фразу, некогда сказанную ей Смайли; повторить и тем самым как будто передать дальше эстафету не слишком приятного знания.
– То есть, – Лайман на том конце провода как будто ненадолго умер, а потом ожил, – это правда?
– Более или менее, но дело не в этом. Я звоню потому, что…
– Но если это правда, то это совершенно новая ситуация, надо срочно создавать специальный комитет…
– Что за комитет?
– По защите от агрессии чужеродных рас.
– Это вы про вампиров?
– Мы пока еще не определились с терминами, но если анализ ДНК показал, что это не люди, соответственно, это ЧФЖ, и она ведет себя очень агрессивно…
– Она? ЧФЖ?
– Чужеродная форма жизни.
– Но они живут на этой планете столько же, сколько и люди, просто… Черт, дослушайте меня! Все это безумие с вампирами вышло наружу только потому, что это – отвлекающий маневр, понимаете?
– Не совсем.
– Леонард!
– А, этот ваш безумный террорист… Вы хотите сказать, что вампиры – это часть террористической организации Леонарда?
– Да! То есть нет, я хочу сказать, что его главная цель по-прежнему – Лионея. Пока все ваше внимание будет отвлечено на убийства детей в Мексике, лесные пожары в Калифорнии, нападения на станции переливания крови в Швеции, основной удар будет нанесен сюда, в Лионею…
– Вы считаете, что нам не надо обращать внимание на убийства детей в Мексике?
– Нет, то есть да, надо обращать внимание, но… Просто имейте в виду, если Леонард доберется сюда, в Лионею, вы его уже потом не остановите.
– Да что такого важного в этой вашей Лионее?
«Хороший вопрос, – подумала Настя. – И как бы тебе поумнее соврать? Впрочем…»
Впрочем, врать было совершенно необязательно, нужно было лишь все переводить на язык Лаймана, как Настя уже однажды делала в Берлине.
– В Лионее находятся компоненты оружия массового поражения, – Настя не сразу вспомнила это выражение, но все же вспомнила, и, произнесенное, оно тут же достигло своей цели, поразив пусть не массы, а одного Лаймана, зато в самое сердце.
– Что это за ОМП? – В его голосе снова пробудились уверенность и деловитость. – Вы можете назвать характер, количество?
«Конечно же, нет, я ведь просто глупая женщина, где уж мне разбираться в таких вещах…»
– Большое количество, достаточное, чтобы уничтожить… – она подумала, что фраза «уничтожить все живое на земле» прозвучит лирическим преувеличением, и на ходу исправилась: – …очень много людей.
– Вы сами сможете защититься от нападения?
«Если бы могли, стала бы я тебе звонить?! И кто из нас после этого глупый?»
– У нас около двадцати вооруженных охранников, но этого не хватит…
– Разумеется. Неподалеку от вас находятся итальянские военные базы, я свяжусь с командованием НАТО, чтобы те были наготове.
– Ладно. Только…
– Что?
– Нет, ничего. До свидания.
Настя подумала, что неплохо было бы объяснить натовским военным, с чем именно им придется иметь дело, но тут же поняла, что никаких объяснений тут быть не может. Возможно, ударной силой Леонарда будут тысячи искусственно выращенных Оленек в коротеньких юбках и со смертоносными мобильниками. Зрелище не для слабонервных. Но кто сказал, что это единственная заготовка Леонарда? Так что все возможные объяснения могли быть сведены к универсальной фразе: «Будьте готовы ко всему, даже если это все покажется вам кошмаром, миражом или эротической галлюцинацией». Выступать с такой речью перед натовскими военными? Пожалуй, это было преждевременно. Пусть они пока привыкнут к мысли о существовании вампиров и оборотней, а уж потом…
И все же разговор с Лайманом был хорошей новостью на фоне общего потока безнадежности, который лился с экранов телевизоров и отражался в глазах короля Утера и его приближенных. Настя не преминула позвонить Смайли и порадовать его, помимо прочего, следующим:
– Роберт, поздравляю, тебя признали ЧФЖ.
– Хм, – без особой радости отреагировал Смайли. – Звучит мило. Если только это не название вируса.
– Это чужеродная форма жизни. Американское правительство уже собирает комиссию по борьбе с ними. То есть с вами.
– Я уверен, что в то же самое время какой-нибудь вампирский вождь или старейшина двуликих объявляет людей этой самой ЧФЖ. И призывает очистить землю от заразы. Действие всегда рождает противодействие, второй закон Дар-Скинсона.
– Хватит давить на меня интеллектом. Лучше свяжись со своим правительством, пусть хотя бы гномы знают, что это провокация, что это Леонард расчищает поле…
– Я звонил, и не только в правительство. Я звонил своим родственникам и посоветовал им уходить в горы. Если во время этих событий погибнут близкие мне гномы, будет неважно, с чего все это началось, с провокации Леонарда или с глупых голодных мексиканских вампиров. Я буду знать, что погибли мои соплеменники, и я должен буду принять какие-то меры.
– Ты будешь мстить? Мне или королю Утеру?
– Я не говорю, что я буду мстить. Я не знаю, что я буду делать, но я должен буду что-то сделать, потому что…
– Роберт.
– Да, принцесса.
– Мы знаем, что на самом деле Леонарду нужна Лионея. Что все это сумасшествие, вся эта кровь – только лишь для того, чтобы один безумец мог разрушить королевский дворец и раскопать то, что было погребено под ним пятьсот лет назад. Безумие, которое творится там, во внешнем мире – мы не можем его остановить. Мы можем только надеяться, что там есть разумные люди… И не только люди. Будем надеяться, что они остановят эти убийства. А мы будем сидеть здесь и ждать, когда появится Леонард. И тогда мы остановим его, вот это и будет нашей частью работы по борьбе с безумием.
– Ждать Леонарда?
– Да. Теперь, я думаю, уже недолго осталось.
– И мы его остановим?
– Конечно. Я видела это во сне. То есть во время гипноза.
– Правда? – как бы через силу поинтересовался Смайли.
– Правда, – соврала Настя.
3
4
– Почему?
– Потому что это не так называемые вампиры. Это просто вампиры, но дело даже не в этом…
– Просто вампиры? – изменившимся голосом переспросил Ламйан. – Миссис Андерсон, я вам перезвоню…
Настя послушала гудки в трубке и пожала плечами:
– Он принял меня за сумасшедшую. Иннокентий, слышишь?
Бессмертный никак не отреагировал, и Настя продолжила невеселую беседу одна, доказывая сама себе свою собственную нормальность, запивая этот монолог белым вином и заедая орешками. Поскольку обслуживание в номерах «Оверлука» более не практиковалось, приходилось опустошать бары соседних номеров, а выбор напитков и закусок, соответственно, был невелик.
Четверть бутылки спустя ей позвонил Лайман.
– Мы получили новую информацию, – сказал он странным голосом. – Анализы ДНК… Данные вскрытия… Убитые в Мексике люди… Они были не люди. Наверное, их можно назвать вампирами.
– Можно, – едва ли не с радостью сказала Настя. – Сами они себя называют «дети ночи», но на «вампиров» тоже откликаются.
– И еще была встреча в офисе Верховного судьи, – продолжил все тем же странным голосом Лайман. – Может быть, я не все правильно понял, но там шла речь и о других расах, помимо вампиров…
– Да-да, – подтвердила Настя с еще большей радостью. – Двенадцать Великих Старых рас, договор, Лионея и прочая стародавняя фигня. Добро пожаловать в реальный мир, мистер Лайман, – она не упустила возможности повторить фразу, некогда сказанную ей Смайли; повторить и тем самым как будто передать дальше эстафету не слишком приятного знания.
– То есть, – Лайман на том конце провода как будто ненадолго умер, а потом ожил, – это правда?
– Более или менее, но дело не в этом. Я звоню потому, что…
– Но если это правда, то это совершенно новая ситуация, надо срочно создавать специальный комитет…
– Что за комитет?
– По защите от агрессии чужеродных рас.
– Это вы про вампиров?
– Мы пока еще не определились с терминами, но если анализ ДНК показал, что это не люди, соответственно, это ЧФЖ, и она ведет себя очень агрессивно…
– Она? ЧФЖ?
– Чужеродная форма жизни.
– Но они живут на этой планете столько же, сколько и люди, просто… Черт, дослушайте меня! Все это безумие с вампирами вышло наружу только потому, что это – отвлекающий маневр, понимаете?
– Не совсем.
– Леонард!
– А, этот ваш безумный террорист… Вы хотите сказать, что вампиры – это часть террористической организации Леонарда?
– Да! То есть нет, я хочу сказать, что его главная цель по-прежнему – Лионея. Пока все ваше внимание будет отвлечено на убийства детей в Мексике, лесные пожары в Калифорнии, нападения на станции переливания крови в Швеции, основной удар будет нанесен сюда, в Лионею…
– Вы считаете, что нам не надо обращать внимание на убийства детей в Мексике?
– Нет, то есть да, надо обращать внимание, но… Просто имейте в виду, если Леонард доберется сюда, в Лионею, вы его уже потом не остановите.
– Да что такого важного в этой вашей Лионее?
«Хороший вопрос, – подумала Настя. – И как бы тебе поумнее соврать? Впрочем…»
Впрочем, врать было совершенно необязательно, нужно было лишь все переводить на язык Лаймана, как Настя уже однажды делала в Берлине.
– В Лионее находятся компоненты оружия массового поражения, – Настя не сразу вспомнила это выражение, но все же вспомнила, и, произнесенное, оно тут же достигло своей цели, поразив пусть не массы, а одного Лаймана, зато в самое сердце.
– Что это за ОМП? – В его голосе снова пробудились уверенность и деловитость. – Вы можете назвать характер, количество?
«Конечно же, нет, я ведь просто глупая женщина, где уж мне разбираться в таких вещах…»
– Большое количество, достаточное, чтобы уничтожить… – она подумала, что фраза «уничтожить все живое на земле» прозвучит лирическим преувеличением, и на ходу исправилась: – …очень много людей.
– Вы сами сможете защититься от нападения?
«Если бы могли, стала бы я тебе звонить?! И кто из нас после этого глупый?»
– У нас около двадцати вооруженных охранников, но этого не хватит…
– Разумеется. Неподалеку от вас находятся итальянские военные базы, я свяжусь с командованием НАТО, чтобы те были наготове.
– Ладно. Только…
– Что?
– Нет, ничего. До свидания.
Настя подумала, что неплохо было бы объяснить натовским военным, с чем именно им придется иметь дело, но тут же поняла, что никаких объяснений тут быть не может. Возможно, ударной силой Леонарда будут тысячи искусственно выращенных Оленек в коротеньких юбках и со смертоносными мобильниками. Зрелище не для слабонервных. Но кто сказал, что это единственная заготовка Леонарда? Так что все возможные объяснения могли быть сведены к универсальной фразе: «Будьте готовы ко всему, даже если это все покажется вам кошмаром, миражом или эротической галлюцинацией». Выступать с такой речью перед натовскими военными? Пожалуй, это было преждевременно. Пусть они пока привыкнут к мысли о существовании вампиров и оборотней, а уж потом…
И все же разговор с Лайманом был хорошей новостью на фоне общего потока безнадежности, который лился с экранов телевизоров и отражался в глазах короля Утера и его приближенных. Настя не преминула позвонить Смайли и порадовать его, помимо прочего, следующим:
– Роберт, поздравляю, тебя признали ЧФЖ.
– Хм, – без особой радости отреагировал Смайли. – Звучит мило. Если только это не название вируса.
– Это чужеродная форма жизни. Американское правительство уже собирает комиссию по борьбе с ними. То есть с вами.
– Я уверен, что в то же самое время какой-нибудь вампирский вождь или старейшина двуликих объявляет людей этой самой ЧФЖ. И призывает очистить землю от заразы. Действие всегда рождает противодействие, второй закон Дар-Скинсона.
– Хватит давить на меня интеллектом. Лучше свяжись со своим правительством, пусть хотя бы гномы знают, что это провокация, что это Леонард расчищает поле…
– Я звонил, и не только в правительство. Я звонил своим родственникам и посоветовал им уходить в горы. Если во время этих событий погибнут близкие мне гномы, будет неважно, с чего все это началось, с провокации Леонарда или с глупых голодных мексиканских вампиров. Я буду знать, что погибли мои соплеменники, и я должен буду принять какие-то меры.
– Ты будешь мстить? Мне или королю Утеру?
– Я не говорю, что я буду мстить. Я не знаю, что я буду делать, но я должен буду что-то сделать, потому что…
– Роберт.
– Да, принцесса.
– Мы знаем, что на самом деле Леонарду нужна Лионея. Что все это сумасшествие, вся эта кровь – только лишь для того, чтобы один безумец мог разрушить королевский дворец и раскопать то, что было погребено под ним пятьсот лет назад. Безумие, которое творится там, во внешнем мире – мы не можем его остановить. Мы можем только надеяться, что там есть разумные люди… И не только люди. Будем надеяться, что они остановят эти убийства. А мы будем сидеть здесь и ждать, когда появится Леонард. И тогда мы остановим его, вот это и будет нашей частью работы по борьбе с безумием.
– Ждать Леонарда?
– Да. Теперь, я думаю, уже недолго осталось.
– И мы его остановим?
– Конечно. Я видела это во сне. То есть во время гипноза.
– Правда? – как бы через силу поинтересовался Смайли.
– Правда, – соврала Настя.
3
То, что она видела во время сеанса гипноза на самом деле, сложно было назвать победой, равно как и поражением это назвать было нельзя. Волна черных чудовищ во главе с Леонардом накатилась и ушла дальше, не оставив после себя ничего и никого. Это было тотальное уничтожение, стирание с лица земли или, точнее, втаптывание в землю. В этом сне она, Утер, Смайли и прочие оказались на пути неостановимой силы, которая прошла по ним и даже не заметила отважно выстроившейся преграды.
Но это все же был сон. Или гипноз. Настя не очень понимала разницу, хотя, судя по серьезному отношению Смайли, разница все же была, и гипноз был сродни перелистыванию страниц в фотоальбоме, только вот страницы почему-то листались не только назад, как задумывалось, но и вперед, а может быть, даже и вбок…
– Мы его остановим, – повторила она. – Не понимаю, как, но остановим.
– Ладно, – сказал Смайли и добавил, поразмыслив: – Хотя это всего лишь видение, понимаешь? К этому нельзя относиться слишком серьезно.
А вот здесь он был прав и не прав одновременно. С одной стороны, все эти путешествия в бессознательное были как-то ненадежны – вместо сцены в ресторане «Хитроумный Одиссей» Настю занесло на просмотр накатывающей черной волны чудовищ; ну а эта картинка с Утером и прочей компанией на изумрудном холме – комикс, да и только.
Но Анабелла Андерсон действительно оказалась связана с Леонардом, это знание я вынесла из своего сна с такой уверенностью, как если бы его выжгли мне на спине каленым железом. Нет, не надо железом, лучше пусть будет татуировка.
И я, ни секунды не колеблясь, сказала Смайли: «Она!» – и лишь некоторое время спустя засомневалась – стоило ли это говорить, ведь вместо «Хитроумного Одиссея» меня занесло на мультипликационный холм…
Но с этого холма я увидела то же самое, что должна была увидеть в своем прошлом – Анабеллу Андерсон под ручку с Леонардом. Странно, но все вышло именно так, и когда Смайли негромко спросил Анабеллу: «Хотите поговорить о Леонарде?» и она с деланым равнодушием ответила «А что о нем говорить?», я чуть не закричала от радости, потому что мой сон оказался правдивым. Я хотела даже заявить по этому поводу что-нибудь заумное, типа: «Неисповедимы пути истины», но не стала, потому что в таких случаях обычно выясняется, что кто-то знаменитый изрек похожий афоризм пару сотен лет назад, и ты чувствуешь себя полной дурой. Рано или поздно это надоедает, поэтому учишься держать язык за зубами.
Когда же история с Анабеллой разрешилась, я забеспокоилась о другом – о проценте истины в своем сне. Если с матерью короля Утера все оказалось правдой, то что же, черные лязгающие монстры тоже на подходе?
В это мне верить почему-то не хотелось.
Настя повесила трубку и решила считать надвигающуюся волну черных чудовищ исключительно игрой своего воображения. Наверное, таким фантазиям имелось рациональное объяснение, что-нибудь насчет тяжелого детства или иных душевных травм, но у Насти не было сейчас ни времени, ни желания разбираться со своим подсознанием.
– Не может быть, – услышала она из соседней комнаты. Иннокентия, наверное, мучили внутренние демоны, которых набрался не один легион за прошедшие сотни лет.
– Что – не может быть? – спросила Настя, но Иннокентий даже не обратил на нее внимания. Он сидел на диване, обхватив руками голову с еще не отросшими волосами, и раскачивался взад-вперед, что, наверное, означало душевные муки по неизвестному поводу. Настя не дождалась ответа на свой вопрос, пожала плечами и хотела было пойти к себе в комнату и подремать, но тут до ее ушей донеслось бормотание Иннокентия:
– Люциус – ангел. Тогда и Елизавета… Какой такой Валентин? Она – ангел? Нет, не может быть. Брат? Кто – брат?
Настя вздохнула, взяла бутылку вина из своих запасов и поставила перед Иннокентием:
– Мне кажется, тебе нужно отвлечься.
– У меня болит голова, – пробормотал бессмертный.
– Потому что король Утер двинул тебе в челюсть, ты упал и ударился головой о книжный шкаф.
– Я это помню, но голова болит не из-за этого, я не могу понять…
– Как связаны Люциус и Елизавета, кто такой Валентин, да? Сложная задачка, но ведь ты не торопишься, правда? У тебя еще есть время, – утешила его Настя. – У тебя куча времени, все время, которое только есть…
– Он тоже так говорил, – Иннокентий посмотрел на Настю так, словно произнесенное ею было невероятным откровением. – Он тоже так говорил: у нас есть все время этого мира. Но он кончился, ему не хватило этого времени…
Насте вдруг стало все равно, кто он и почему он кончился. Во Вселенной было слишком много загадок, и нужно было смириться с их существованием, нужно было оставить их в покое, чтобы они взамен оставили в покое тебя.
– Знаешь, – сказала она страдающему Иннокентию. – Это даже странно: я утешаю тебя, хотя знаю, что с тобой ничего не случится. Ты все переживешь, а я – нет. Так что ты сиди и сам думай, кто есть кто, что делать и кто виноват, а я… А я пойду, потому что у меня нет в запасе всего времени этого мира, так что оставшиеся мне недели или дни надо провести как-то… – она задумалась. – Позитивно? Интересно? В общем, как-нибудь провести, чтобы потом не было обидно.
«Когда – потом? – подумала она уже в коридоре. – Когда это ты собираешься обижаться на бестолково прожитые дни? В приемнике-распределителе между раем и адом? Или как он там у них называется? Хотя – стоп, рая и ада нет, это мне давным-давно объяснил Иннокентий, а он спрашивал у Люциуса, который должен был знать наверняка. Знать-то он знал, но вот сказал ли он правду…»
– Привет, – сказала Амбер Андерсон. Точнее завернутая в пальто цвета морской волны и стоящая на ступенях парадной лестницы тень Амбер Андерсон.
– Привет, – автоматически отреагировала Настя, а уже потом удивилась: – Ты уже ходишь? Тебя уже выпускают на улицу?
– И хожу, и разговариваю. Я уже большая девочка, – это было сказано с вызовом, нарочитым, каким-то даже подростковым. Настя посмотрела на ее бледное лицо, на пальто, что висело на исхудавшей Амбер как на вешалке, и хотела было посочувствовать, но тут же поняла, что делать этого ни в коем случае не следует. Поэтому она просто сказала:
– Ну и хорошо.
– О да, замечательно! – Амбер кивнула на безлюдную улицу внизу. – Видишь? Пусто. Сбежали, как крысы с корабля. Все. Сволочи. Фишер, мои братья…
Настя не знала, что ответить на это замечание.
– Хотя не знаю, что лучше – просто сбежать или попробовать что-то сделать, но позорно провалиться, – продолжала говорить Амбер. – Ты ведь знаешь про мой поединок, да? Грандиозная битва! Десять секунд, и я уже в реанимации.
– Мне говорили про сорок секунд.
– Тебе наврали. Я так перепугалась, что не смогла увернуться или убежать. Десять секунд, и я уже была вспорота, как свинья. Причем это был не какой-то там супер-пупер воин, они прислали розовощекого толстяка-японца, которому и двадцати, наверное, не исполнилось! Меня зарезал ребенок!
– Накамура не ребенок. И потом, они прислали того, кого было не жалко. Они не знали, с кем ему придется биться – с Утером, со мной или с тобой. Так вышло, что я опоздала. Извини.
– Не надо извиняться, потому что тогда нам только и делать останется, что извиняться друг перед другом. Отец дал себя покромсать какой-то девке без мозгов, ты застряла в дурацкой Румынии, а я посчитала себя гордой наследницей Лионейской славы… И вот она, эта слава, – Амбер ткнула себя в живот и поморщилась от боли. – И вот она, Лионея. Вот что мы с ней сделали, – она вытащила из кармана пальто пачку сигарет и закурила.
– А разве тебе можно?
– Нет, нельзя. А какое это имеет значение? Сколько еще продлится эта агония? Сколько осталось времени до того, как нас перережут вампиры или этот чокнутый Леонард сотрет нас с лица земли? И что, в эти последние дни я должна сидеть на диете, соблюдать режим дня, воздерживаться от курения и алкоголя? Не слышала ничего тупее, – она глубоко затянулась, потом закашлялась, потом снова затянулась, с ненавистью посмотрела на сигарету и бросила ее под ноги. – Я бы еще не прочь напоследок насладиться диким и абсолютно безответственным сексом, только у меня проблема с подбором партнеров. Они все почему-то свалили из города.
– Тут Давид Гарджели, – напомнила Настя. – И человек двадцать его охранников.
– Двадцать – это хорошая цифра, – Амбер принюхалась и не без удовольствия отметила: – А ты ведь тоже не соблюдаешь режим дня…
– Всего лишь бокал сухого вина для поднятия тонуса.
– Мой тонус не поднимешь бокалом сухого вина, мне нужна пара бутылок и двадцать охранников, не меньше… – Амбер задумалась, но, как оказалось, вовсе не о диком и безответственном сексе. – Ты смотришь телевизор?
– Стараюсь не смотреть. Смайли пересказывает мне основные новости, и…
– Он рассказал тебе про эту историю в Турции? – Амбер поежилась, и, скорее всего, не от уличной прохлады. – Когда они решили, что вампиры прячутся в психиатрической клинике, и подожгли ее? А там не было вампиров.
– Это было не в Турции. По-моему, это было в Алжире. Хотя – какая разница. Сейчас такие вещи происходят везде.
– Думаешь, все снова стало так, как было до Томаса Андерсона?
– Не знаю.
– Говорят, бабушка пропала, – мысли Амбер совершили очередной скачок в сторону. – Я про Анабеллу.
– Она не пропала, она просто перестала быть физическим телом.
– Что это значит?
– Понятия не имею. У нее были какие-то дела с Леонардом, и твоя бабушка думала, что она использовала его в своих целях, но я бы на ее месте не была так уверена.
– То есть она нам не поможет?
– Кто бы ей помог…
Они еще некоторое время смотрели на молчаливый безлюдный город, а потом Амбер вдруг сказала:
– А весны в этом году уже не будет.
– Что?
– Весны уже не будет. Обычно деревья в это время года уже начинают зеленеть, а сейчас на них нет ни листочка. Они знают, что в этом уже нет смысла.
– Еще рано, – возразила Настя. – И потом, что это значит – нет смысла?
– Мир приходит к концу, какой смысл тратить силы на цветение?
– Тебе все-таки нужно долечиться, – посоветовала Настя. – Потому что ты несешь какой-то бред. Мир не приходит к концу, он просто меняется, может быть, не в лучшую сторону, особенно для нас, но уж деревья тут совершенно ни при чем. Пойдем, деточка, я отведу тебя в постель, – она попыталась взять Амбер под руку, но та вырвалась, бросив сердитое:
– Никакая я тебе не деточка! Я вот подлечусь, найду этого кабана Накамуру и зарежу его.
– Конечно, – кивнула Настя. – Мы снимем это на видео и будем пересматривать долгими зимними вечерами…
– Хорошая идея, – оценила Амбер и наконец дала увлечь себя внутрь дворца. Там тоже было холодно и мрачновато, но изредка в коридорах все же встречались люди – по преимуществу, неразговорчивые охранники Гарджели. Настя хотела отвести Амбер в ее покои, но та заупрямилась и сказала, что хочет увидеться с отцом. Настя пояснила, что у нее с Утером довольно напряженные отношения, и причин для этого более чем достаточно. Амбер фыркнула и сказала, что на фоне всех прочих Андерсонов Настя – это лучшее, что есть у короля.
– Это он просто выпендривается, – сказала Амбер. – Хандрит. Он ведь был ранен, лежал, беспомощный и бессильный, был вынужден передать на время свою власть. Мужчины не любят быть беспомощными, а короли не любят даже на пару минут отдавать свою власть. Так что дело не в тебе, дело в том, что мой отец – мужчина и король одновременно.
Мужчину и короля они нашли в том самом длинном зале с колоннами, где Настя год назад впервые повстречалась с Утером.
– Кровь дракона, – сказал тогда Утер, восседая на персональном королевском табурете с монограммой рода Андерсонов. – Легенда гласит, что именно на этом месте в древности была великая битва, и король Томас Андерсон, Защитник людей, убил короля драконов. Он стоял в крови поверженного врага, потом кровь застыла, но следы ног короля остались. И потом на этом месте возвели дворец, и так далее, и так далее…
– Теперь ты знаешь, что это выдумки, – произнес Утер. – С красивыми древними легендами всегда так. Обычно они оказываются выдумкой. Или уловкой, чтобы прикрыть неприятную правду.
Настя посмотрела под ноги, на темные плиты, под которыми были скрыты останки целой расы. Можно было сказать что-то значительное, что-нибудь насчет преступления и наказания, истины и лжи…
Вместо этого она сказала:
– Вы опять сравниваете свой размер ноги со следами короля Томаса?
– И вижу, что это не мой размер, – кивнул Утер. – Может быть, моей матери эти сапоги и подошли бы, но мне… – он покачал головой. – Плохой из меня вышел Защитник людей. Герцог Лионейский или граф Авалонский – еще куда ни шло, а вот Защитник…
– Просто вы хотели быть Защитником, играя по правилам, которые установили пятьсот лет назад совсем другие люди. Может быть, стоило попытаться установить свои собственные правила?
– Кто ты такая, чтобы говорить мне это? – спросил Утер делано строгим тоном.
– Любимая девушка вашего сына.
– Это не так много.
– Это все, что нужно, ваше величество.
– Какая ты, к черту, любимая девушка Дениса? – вмешалась Амбер. – Он сбежал от тебя с беременной полукровкой Это ведь надо было довести парня до такого…
– Ты хочешь сказать, что я – никто?
– Я хочу сказать, что ты прекрасно обходишься и без Дениса. Да, тебе это даже идет…
Настя еще не сообразила, то ли это комплимент, то ли порция ехидства от пришедшей в себя Амбер, как вдруг Утер, реагируя на подозрительный шум, вскочил и схватился за кобуру. Мимоходом Настя успела подумать о том, что она-то свой пояс с амуницией оставила в комнате и что это так для нее характерно…
Подозрительный шум трансформировался в отчетливый звук шагов. Кто-то вошел во дворец и теперь медленно двигался по залу по направлению к Утеру, Насте и Амбер.
– Почему так темно? – шепотом спросила Настя. – Плохо видно.
– Потому что Фишер оставил нас с пустыми карманами, – напомнил Утер. – А электричество стоит денег. А почему ты шепчешь?
– Потому что я боюсь.
– Не бойся.
– Вам хорошо так говорить, у вас есть пистолет.
– Нет у меня пистолета, это фонарик.
– Тогда давайте посветим туда. Чтобы узнать, кто это.
– Давай, – согласился Утер Лионейский, Защитник людей, после чего вынул фонарик, вышел из-за колонны и направил его перед собой.
Некоторое время все трое молчали, а потом Амбер на всякий случай сказала:
– Ой.
И не ошиблась.
Я уже как-то говорила, что у нормальных людей и Апокалипсис устроен нормально, то есть грандиозно, мрачно, внушая трепет и ужас перед силами, которые его устроили. Кому-то достается падающий с неба огонь, другим – вселенский потоп, у третьих земля разверзается под ногами, на четвертых летит какая-нибудь шальная комета из глубин космоса… Или это уже немного из другой оперы?
Так вот, я веду к тому, что в Лионее это началось совершенно по-дурацки. Грандиозности ни на грош, ужаса и трепета также рядом не стояло. Поначалу все это было похоже на дурную шутку, прежде чем мы поняли…
Какой-то мужчина лет сорока, в грязной и порванной одежде, явно прошедший большое расстояние пешком, прежде чем попасть во дворец, молча прошагал на середину зала, не обращая внимания ни на луч фонаря, ни на Утера, ни на Настю с Амбер. Потом он остановился, сбросил с плеча лом и принялся бить им в пол.
Эхо разнеслось по всему залу, и у Насти по спине пробежали мурашки. Неспешный, размеренный ритм ударов показался ей щелчками таймера, отмеряющего оставленное Лионее время.
Но это все же был сон. Или гипноз. Настя не очень понимала разницу, хотя, судя по серьезному отношению Смайли, разница все же была, и гипноз был сродни перелистыванию страниц в фотоальбоме, только вот страницы почему-то листались не только назад, как задумывалось, но и вперед, а может быть, даже и вбок…
– Мы его остановим, – повторила она. – Не понимаю, как, но остановим.
– Ладно, – сказал Смайли и добавил, поразмыслив: – Хотя это всего лишь видение, понимаешь? К этому нельзя относиться слишком серьезно.
А вот здесь он был прав и не прав одновременно. С одной стороны, все эти путешествия в бессознательное были как-то ненадежны – вместо сцены в ресторане «Хитроумный Одиссей» Настю занесло на просмотр накатывающей черной волны чудовищ; ну а эта картинка с Утером и прочей компанией на изумрудном холме – комикс, да и только.
Но Анабелла Андерсон действительно оказалась связана с Леонардом, это знание я вынесла из своего сна с такой уверенностью, как если бы его выжгли мне на спине каленым железом. Нет, не надо железом, лучше пусть будет татуировка.
И я, ни секунды не колеблясь, сказала Смайли: «Она!» – и лишь некоторое время спустя засомневалась – стоило ли это говорить, ведь вместо «Хитроумного Одиссея» меня занесло на мультипликационный холм…
Но с этого холма я увидела то же самое, что должна была увидеть в своем прошлом – Анабеллу Андерсон под ручку с Леонардом. Странно, но все вышло именно так, и когда Смайли негромко спросил Анабеллу: «Хотите поговорить о Леонарде?» и она с деланым равнодушием ответила «А что о нем говорить?», я чуть не закричала от радости, потому что мой сон оказался правдивым. Я хотела даже заявить по этому поводу что-нибудь заумное, типа: «Неисповедимы пути истины», но не стала, потому что в таких случаях обычно выясняется, что кто-то знаменитый изрек похожий афоризм пару сотен лет назад, и ты чувствуешь себя полной дурой. Рано или поздно это надоедает, поэтому учишься держать язык за зубами.
Когда же история с Анабеллой разрешилась, я забеспокоилась о другом – о проценте истины в своем сне. Если с матерью короля Утера все оказалось правдой, то что же, черные лязгающие монстры тоже на подходе?
В это мне верить почему-то не хотелось.
Настя повесила трубку и решила считать надвигающуюся волну черных чудовищ исключительно игрой своего воображения. Наверное, таким фантазиям имелось рациональное объяснение, что-нибудь насчет тяжелого детства или иных душевных травм, но у Насти не было сейчас ни времени, ни желания разбираться со своим подсознанием.
– Не может быть, – услышала она из соседней комнаты. Иннокентия, наверное, мучили внутренние демоны, которых набрался не один легион за прошедшие сотни лет.
– Что – не может быть? – спросила Настя, но Иннокентий даже не обратил на нее внимания. Он сидел на диване, обхватив руками голову с еще не отросшими волосами, и раскачивался взад-вперед, что, наверное, означало душевные муки по неизвестному поводу. Настя не дождалась ответа на свой вопрос, пожала плечами и хотела было пойти к себе в комнату и подремать, но тут до ее ушей донеслось бормотание Иннокентия:
– Люциус – ангел. Тогда и Елизавета… Какой такой Валентин? Она – ангел? Нет, не может быть. Брат? Кто – брат?
Настя вздохнула, взяла бутылку вина из своих запасов и поставила перед Иннокентием:
– Мне кажется, тебе нужно отвлечься.
– У меня болит голова, – пробормотал бессмертный.
– Потому что король Утер двинул тебе в челюсть, ты упал и ударился головой о книжный шкаф.
– Я это помню, но голова болит не из-за этого, я не могу понять…
– Как связаны Люциус и Елизавета, кто такой Валентин, да? Сложная задачка, но ведь ты не торопишься, правда? У тебя еще есть время, – утешила его Настя. – У тебя куча времени, все время, которое только есть…
– Он тоже так говорил, – Иннокентий посмотрел на Настю так, словно произнесенное ею было невероятным откровением. – Он тоже так говорил: у нас есть все время этого мира. Но он кончился, ему не хватило этого времени…
Насте вдруг стало все равно, кто он и почему он кончился. Во Вселенной было слишком много загадок, и нужно было смириться с их существованием, нужно было оставить их в покое, чтобы они взамен оставили в покое тебя.
– Знаешь, – сказала она страдающему Иннокентию. – Это даже странно: я утешаю тебя, хотя знаю, что с тобой ничего не случится. Ты все переживешь, а я – нет. Так что ты сиди и сам думай, кто есть кто, что делать и кто виноват, а я… А я пойду, потому что у меня нет в запасе всего времени этого мира, так что оставшиеся мне недели или дни надо провести как-то… – она задумалась. – Позитивно? Интересно? В общем, как-нибудь провести, чтобы потом не было обидно.
«Когда – потом? – подумала она уже в коридоре. – Когда это ты собираешься обижаться на бестолково прожитые дни? В приемнике-распределителе между раем и адом? Или как он там у них называется? Хотя – стоп, рая и ада нет, это мне давным-давно объяснил Иннокентий, а он спрашивал у Люциуса, который должен был знать наверняка. Знать-то он знал, но вот сказал ли он правду…»
– Привет, – сказала Амбер Андерсон. Точнее завернутая в пальто цвета морской волны и стоящая на ступенях парадной лестницы тень Амбер Андерсон.
– Привет, – автоматически отреагировала Настя, а уже потом удивилась: – Ты уже ходишь? Тебя уже выпускают на улицу?
– И хожу, и разговариваю. Я уже большая девочка, – это было сказано с вызовом, нарочитым, каким-то даже подростковым. Настя посмотрела на ее бледное лицо, на пальто, что висело на исхудавшей Амбер как на вешалке, и хотела было посочувствовать, но тут же поняла, что делать этого ни в коем случае не следует. Поэтому она просто сказала:
– Ну и хорошо.
– О да, замечательно! – Амбер кивнула на безлюдную улицу внизу. – Видишь? Пусто. Сбежали, как крысы с корабля. Все. Сволочи. Фишер, мои братья…
Настя не знала, что ответить на это замечание.
– Хотя не знаю, что лучше – просто сбежать или попробовать что-то сделать, но позорно провалиться, – продолжала говорить Амбер. – Ты ведь знаешь про мой поединок, да? Грандиозная битва! Десять секунд, и я уже в реанимации.
– Мне говорили про сорок секунд.
– Тебе наврали. Я так перепугалась, что не смогла увернуться или убежать. Десять секунд, и я уже была вспорота, как свинья. Причем это был не какой-то там супер-пупер воин, они прислали розовощекого толстяка-японца, которому и двадцати, наверное, не исполнилось! Меня зарезал ребенок!
– Накамура не ребенок. И потом, они прислали того, кого было не жалко. Они не знали, с кем ему придется биться – с Утером, со мной или с тобой. Так вышло, что я опоздала. Извини.
– Не надо извиняться, потому что тогда нам только и делать останется, что извиняться друг перед другом. Отец дал себя покромсать какой-то девке без мозгов, ты застряла в дурацкой Румынии, а я посчитала себя гордой наследницей Лионейской славы… И вот она, эта слава, – Амбер ткнула себя в живот и поморщилась от боли. – И вот она, Лионея. Вот что мы с ней сделали, – она вытащила из кармана пальто пачку сигарет и закурила.
– А разве тебе можно?
– Нет, нельзя. А какое это имеет значение? Сколько еще продлится эта агония? Сколько осталось времени до того, как нас перережут вампиры или этот чокнутый Леонард сотрет нас с лица земли? И что, в эти последние дни я должна сидеть на диете, соблюдать режим дня, воздерживаться от курения и алкоголя? Не слышала ничего тупее, – она глубоко затянулась, потом закашлялась, потом снова затянулась, с ненавистью посмотрела на сигарету и бросила ее под ноги. – Я бы еще не прочь напоследок насладиться диким и абсолютно безответственным сексом, только у меня проблема с подбором партнеров. Они все почему-то свалили из города.
– Тут Давид Гарджели, – напомнила Настя. – И человек двадцать его охранников.
– Двадцать – это хорошая цифра, – Амбер принюхалась и не без удовольствия отметила: – А ты ведь тоже не соблюдаешь режим дня…
– Всего лишь бокал сухого вина для поднятия тонуса.
– Мой тонус не поднимешь бокалом сухого вина, мне нужна пара бутылок и двадцать охранников, не меньше… – Амбер задумалась, но, как оказалось, вовсе не о диком и безответственном сексе. – Ты смотришь телевизор?
– Стараюсь не смотреть. Смайли пересказывает мне основные новости, и…
– Он рассказал тебе про эту историю в Турции? – Амбер поежилась, и, скорее всего, не от уличной прохлады. – Когда они решили, что вампиры прячутся в психиатрической клинике, и подожгли ее? А там не было вампиров.
– Это было не в Турции. По-моему, это было в Алжире. Хотя – какая разница. Сейчас такие вещи происходят везде.
– Думаешь, все снова стало так, как было до Томаса Андерсона?
– Не знаю.
– Говорят, бабушка пропала, – мысли Амбер совершили очередной скачок в сторону. – Я про Анабеллу.
– Она не пропала, она просто перестала быть физическим телом.
– Что это значит?
– Понятия не имею. У нее были какие-то дела с Леонардом, и твоя бабушка думала, что она использовала его в своих целях, но я бы на ее месте не была так уверена.
– То есть она нам не поможет?
– Кто бы ей помог…
Они еще некоторое время смотрели на молчаливый безлюдный город, а потом Амбер вдруг сказала:
– А весны в этом году уже не будет.
– Что?
– Весны уже не будет. Обычно деревья в это время года уже начинают зеленеть, а сейчас на них нет ни листочка. Они знают, что в этом уже нет смысла.
– Еще рано, – возразила Настя. – И потом, что это значит – нет смысла?
– Мир приходит к концу, какой смысл тратить силы на цветение?
– Тебе все-таки нужно долечиться, – посоветовала Настя. – Потому что ты несешь какой-то бред. Мир не приходит к концу, он просто меняется, может быть, не в лучшую сторону, особенно для нас, но уж деревья тут совершенно ни при чем. Пойдем, деточка, я отведу тебя в постель, – она попыталась взять Амбер под руку, но та вырвалась, бросив сердитое:
– Никакая я тебе не деточка! Я вот подлечусь, найду этого кабана Накамуру и зарежу его.
– Конечно, – кивнула Настя. – Мы снимем это на видео и будем пересматривать долгими зимними вечерами…
– Хорошая идея, – оценила Амбер и наконец дала увлечь себя внутрь дворца. Там тоже было холодно и мрачновато, но изредка в коридорах все же встречались люди – по преимуществу, неразговорчивые охранники Гарджели. Настя хотела отвести Амбер в ее покои, но та заупрямилась и сказала, что хочет увидеться с отцом. Настя пояснила, что у нее с Утером довольно напряженные отношения, и причин для этого более чем достаточно. Амбер фыркнула и сказала, что на фоне всех прочих Андерсонов Настя – это лучшее, что есть у короля.
– Это он просто выпендривается, – сказала Амбер. – Хандрит. Он ведь был ранен, лежал, беспомощный и бессильный, был вынужден передать на время свою власть. Мужчины не любят быть беспомощными, а короли не любят даже на пару минут отдавать свою власть. Так что дело не в тебе, дело в том, что мой отец – мужчина и король одновременно.
Мужчину и короля они нашли в том самом длинном зале с колоннами, где Настя год назад впервые повстречалась с Утером.
– Кровь дракона, – сказал тогда Утер, восседая на персональном королевском табурете с монограммой рода Андерсонов. – Легенда гласит, что именно на этом месте в древности была великая битва, и король Томас Андерсон, Защитник людей, убил короля драконов. Он стоял в крови поверженного врага, потом кровь застыла, но следы ног короля остались. И потом на этом месте возвели дворец, и так далее, и так далее…
– Теперь ты знаешь, что это выдумки, – произнес Утер. – С красивыми древними легендами всегда так. Обычно они оказываются выдумкой. Или уловкой, чтобы прикрыть неприятную правду.
Настя посмотрела под ноги, на темные плиты, под которыми были скрыты останки целой расы. Можно было сказать что-то значительное, что-нибудь насчет преступления и наказания, истины и лжи…
Вместо этого она сказала:
– Вы опять сравниваете свой размер ноги со следами короля Томаса?
– И вижу, что это не мой размер, – кивнул Утер. – Может быть, моей матери эти сапоги и подошли бы, но мне… – он покачал головой. – Плохой из меня вышел Защитник людей. Герцог Лионейский или граф Авалонский – еще куда ни шло, а вот Защитник…
– Просто вы хотели быть Защитником, играя по правилам, которые установили пятьсот лет назад совсем другие люди. Может быть, стоило попытаться установить свои собственные правила?
– Кто ты такая, чтобы говорить мне это? – спросил Утер делано строгим тоном.
– Любимая девушка вашего сына.
– Это не так много.
– Это все, что нужно, ваше величество.
– Какая ты, к черту, любимая девушка Дениса? – вмешалась Амбер. – Он сбежал от тебя с беременной полукровкой Это ведь надо было довести парня до такого…
– Ты хочешь сказать, что я – никто?
– Я хочу сказать, что ты прекрасно обходишься и без Дениса. Да, тебе это даже идет…
Настя еще не сообразила, то ли это комплимент, то ли порция ехидства от пришедшей в себя Амбер, как вдруг Утер, реагируя на подозрительный шум, вскочил и схватился за кобуру. Мимоходом Настя успела подумать о том, что она-то свой пояс с амуницией оставила в комнате и что это так для нее характерно…
Подозрительный шум трансформировался в отчетливый звук шагов. Кто-то вошел во дворец и теперь медленно двигался по залу по направлению к Утеру, Насте и Амбер.
– Почему так темно? – шепотом спросила Настя. – Плохо видно.
– Потому что Фишер оставил нас с пустыми карманами, – напомнил Утер. – А электричество стоит денег. А почему ты шепчешь?
– Потому что я боюсь.
– Не бойся.
– Вам хорошо так говорить, у вас есть пистолет.
– Нет у меня пистолета, это фонарик.
– Тогда давайте посветим туда. Чтобы узнать, кто это.
– Давай, – согласился Утер Лионейский, Защитник людей, после чего вынул фонарик, вышел из-за колонны и направил его перед собой.
Некоторое время все трое молчали, а потом Амбер на всякий случай сказала:
– Ой.
И не ошиблась.
Я уже как-то говорила, что у нормальных людей и Апокалипсис устроен нормально, то есть грандиозно, мрачно, внушая трепет и ужас перед силами, которые его устроили. Кому-то достается падающий с неба огонь, другим – вселенский потоп, у третьих земля разверзается под ногами, на четвертых летит какая-нибудь шальная комета из глубин космоса… Или это уже немного из другой оперы?
Так вот, я веду к тому, что в Лионее это началось совершенно по-дурацки. Грандиозности ни на грош, ужаса и трепета также рядом не стояло. Поначалу все это было похоже на дурную шутку, прежде чем мы поняли…
Какой-то мужчина лет сорока, в грязной и порванной одежде, явно прошедший большое расстояние пешком, прежде чем попасть во дворец, молча прошагал на середину зала, не обращая внимания ни на луч фонаря, ни на Утера, ни на Настю с Амбер. Потом он остановился, сбросил с плеча лом и принялся бить им в пол.
Эхо разнеслось по всему залу, и у Насти по спине пробежали мурашки. Неспешный, размеренный ритм ударов показался ей щелчками таймера, отмеряющего оставленное Лионее время.
4
– Эй! – окликнул незнакомца король Утер, но тот не отреагировал. Утер испробовал обращения на нескольких языках, но итог был тот же самый, поэтому король приблизился к мужчине с ломом вплотную. Настя и Амбер почти хором произнесли: «Осторожно!», но Утер был слишком озадачен появлением непрошеного гостя, чтобы думать об осторожности. Король еще раз продемонстрировал свои лингвистические способности, но ритм ударов лома ничуть не сбился. Незнакомец вел себя так, будто вокруг на многие километры простиралась пустыня, и продолбить дырку в центре этой пустыни было его давней мечтой, к исполнению которой он наконец приступил.
Амбер, с тревогой поглядывая на отца, принялась звонить Смайли, а Настю заинтересовало другое – куда, черт побери, смотрела охрана? Кто пропустил таинственного незнакомца во дворец, да еще с ломом, да еще…
Настя толкнула наружную дверь, вышла на площадку, откуда спускалась вниз парадная дворцовая лестница, и задохнулась, как будто бы чья-то злая воля выкачала весь кислород из лионейского воздуха. По лестнице поднимались люди. Их было много. Десятка два-три находились уже на самой лестнице, а еще больше их было внизу; они шли по лионейским улицам, собирались у подножия лестницы и начинали подниматься во дворец. Самым пугающим в их поведении была размеренность движений, неторопливость и уверенность в своих действиях. Они шли навстречу Насте, как будто в их распоряжении было все время мира; как если бы они были бессмертными.
Мы так и не узнали, кем были эти люди. У нас не было ни времени, ни возможностей провести полномасштабное исследование. К тому же скоро стало неважно, кто они и откуда, более актуальными вопросами стали – сколько их? И еще: да кончится ли это когда-нибудь?
Мы были уверены, что это дело рук Леонарда, но что касается конкретного способа – тут мнения расходились. Давид Гарджели считал, что все это – результат чрезвычайно мощного заклятия, Смайли решил, что все эти люди доставлены из тайных лабораторий, где изготавливали монстров наподобие Оленьки. Король Утер вспомнил давешнюю газету и сообщение о якобы случайном распылении химикатов над несколькими городками в Северной Италии. Каждое из этих объяснений могло оказаться верным само по себе, они также могли быть верными и все разом: как насчет волшебного порошка, выведенного в секретных лабораториях Леонарда и распыленного потом с самолета? Порошка, вдохнув который люди превращались в послушных зомби и отправлялись на разрушение Лионеи?
Амбер, с тревогой поглядывая на отца, принялась звонить Смайли, а Настю заинтересовало другое – куда, черт побери, смотрела охрана? Кто пропустил таинственного незнакомца во дворец, да еще с ломом, да еще…
Настя толкнула наружную дверь, вышла на площадку, откуда спускалась вниз парадная дворцовая лестница, и задохнулась, как будто бы чья-то злая воля выкачала весь кислород из лионейского воздуха. По лестнице поднимались люди. Их было много. Десятка два-три находились уже на самой лестнице, а еще больше их было внизу; они шли по лионейским улицам, собирались у подножия лестницы и начинали подниматься во дворец. Самым пугающим в их поведении была размеренность движений, неторопливость и уверенность в своих действиях. Они шли навстречу Насте, как будто в их распоряжении было все время мира; как если бы они были бессмертными.
Мы так и не узнали, кем были эти люди. У нас не было ни времени, ни возможностей провести полномасштабное исследование. К тому же скоро стало неважно, кто они и откуда, более актуальными вопросами стали – сколько их? И еще: да кончится ли это когда-нибудь?
Мы были уверены, что это дело рук Леонарда, но что касается конкретного способа – тут мнения расходились. Давид Гарджели считал, что все это – результат чрезвычайно мощного заклятия, Смайли решил, что все эти люди доставлены из тайных лабораторий, где изготавливали монстров наподобие Оленьки. Король Утер вспомнил давешнюю газету и сообщение о якобы случайном распылении химикатов над несколькими городками в Северной Италии. Каждое из этих объяснений могло оказаться верным само по себе, они также могли быть верными и все разом: как насчет волшебного порошка, выведенного в секретных лабораториях Леонарда и распыленного потом с самолета? Порошка, вдохнув который люди превращались в послушных зомби и отправлялись на разрушение Лионеи?