Страница:
Самый высокий из них, по-видимому, старший, что-то пропищал в сторону “гусеницы”. Из нее тут же появились еще два человечка с гранатометом в тоненьких ручках. Без сомнения, то был вполне земной армейский гранатомет — базука, состоящая на вооружении армий стран НАТО. Вытисненная надпись “Made in USA” отсюда видна. Что за шутки такие? А человечки и не думали шутить, один из них встал на колено, а второй уложил “трубу” ему на плечо и стал прицеливаться. Острый кончик гранаты смотрел прямо мне в грудь.
Что мне оставалось делать? Я поднял обе руки, широко раскрыл ладони и громко крикнул:
— Не стреляйте! Я пришел с миром!
Серый, уже положивший длинный суставчатый палец на кнопку “пуск”, замер и что-то пропищал. Они меня поняли! Не сводя с меня огромных черных глаз, серые собрались в кружок и начали совещаться. Во дела! Наконец один из них с головой, замотанной бинтом, подошел ко мне и запищал.
Не опуская рук, я пожал плечами. Я и изучаемый в школе немецкий знаю хреново, а уж марсианский…
Серый подошел совсем близко и указал пальцем на блок управления на моем запястье. На что это он намекает? Я опустил руку, откинул крышку, и марсианин, ловко работая всеми шестью пальчиками, набрал на мини-клавиатуре слово “Logos”. Пальчики у него были длинные и подвижные.
— Что за “логос” такой? — удивился я вслух.
— Это означает, что включилась система универсального переводчика, — объяснил марсианин спокойно.
От удивления я едва на жопу не сел в красную марсианскую пыль. А серый продолжал сверлить меня своими черными глазищами.
— Ты что, не знал об этой функции?
Я отрицательно мотнул головой.
— Ты кто? — спросил в упор марсианин.
— Курсант Влад Мамичев, то есть Четвертый, группа-17, — поправился я.
— Семнадцатая, эта группа зачистки каналов?
— Какой зачистки? Каких каналов? — удивился я искренне. — Это программа испытания “дубль-каров” и “дубль-комезов”. — и для убедительности я похлопал себя по стальной груди и указал рукой на дымящийся кар.
Серый посмотрел в указанную сторону и спохватился:
— Что вы стоите, грузите скорее!
Остальные серые быстро забегали вокруг кара, из паст “сороконожки” появился длинный черный язык с присос кой на конце, которой он намертво приклеился к желтое борту с “четверкой”. Кар медленно, но уверенно втянулся широко открывшуюся пасть.
— Испытания, говоришь? — сказал серый тихо. — сколько вы народу на этих “испытаниях” положили? Сына моего, внука, племянников.
— Что значит “положили”? Это игра, понимаете? — заволновался я. — В нас стреляют, мы стреляем. Кто первый до финиша доберется и очков больше наберет…
— До финиша?
— Ну да, у скалы на выходе из канала.
— А в норы не углубляетесь?
— Какие норы? — не понял я.
В это время к нам подошел тот самый длинный марсианин.
— Ну что здесь у нас?
— Да как я и думал, — ответил перевязанный, — опять киберуправление с Земли. Эта группа людей думает, что они играют: летают на скорости и палят в кого увидят. Говорил же я тебе, не надо разведчикам высовываться, пусть сидят по своим норам…
— Ты уверен? — спросил “высокий”, едва достававший мне до подмышек.
— Абсолютно! — заверил перевязанный. — Что с ним будем делать? Возьмем с собой?
— Нет, его искать будут, тогда точно в норы полезут.
Я вздрогнул, вспомнив фильм “Звезда” и судьбу немца, попавшегося нашим разведчикам. Но убивать меня марсиане, видно, не желали.
— Попроси его не рассказывать, куда делся кар и о той, что он здесь увидел, — сказал главный.
— Ты можешь поклясться, что не расскажешь о нас никому? — спросил перевязанный, буравя меня глазами. Я кивнул головой. Нет, ну а что бы вы сделали на моем месте? В этот момент за поворотом ясно послышался рев двигателей.
— Быстрее! — скомандовал высокий и бегом направился к разинутой пасти “червя”. Едва пасть захлопнулась, приняв последнего марсианина, “сороконожка” неожиданно резво заскользила… прямо в стену. За секунду до неминуемого столкновения часть стены… словно исчезла, и гофрированное тело без труда проскользнуло внутрь черной дыры. О как!
Первым из-за поворота появился кар с семеркой на борту. Збруев откинул защитный колпак и бегом кинулся ко мне.
— Жив! Жив, Владюха, слава Богу!
Вот как, оказывается, Збруев знает меня по имени?! Приятная новость, а то все Четверка, Четверка… Когда у кара с единичкой на борту откинулся защитный экран, я медленно подошел к нему и со всей дури врезал стальным кулачищем по стеклянному забралу шлема “расчета номер один”. Кеша жалобно пискнул.
По экранам бегали какие-то разноцветные судороги, как я понял — моя кардиограмма, мое дыхание, мое давление и еще что-то мое. Я лежал, обмотанный проводами, весь в присосках, и в очередной раз объяснял Блину Лохматому, что ничего не помню. Абсолютно ничего! Оказалось, что после того, как Кешин кар протаранил мою корму, я вылетел за ограждение полигона, пробил защитный колпак головой и ею же врезался в сосну. Слава богу, сосна молоденькая была, сломалась. Так что жив остался, хоть шлем треснул, а угоди я в соседнее деревце — вековую корабельную красавицу, можно было смело заказывать духовой оркестр. Почти сутки без сознания… И они хотят, чтобы я чего-нибудь помнил?
Разумеется, я ничего не рассказал о моем компьютерном видении. И дело было не только в клятве, данной мною какому-то серому человечку. Идиотом выглядеть не хотелось…
За хулиганство Кешу от полетов отстранили, я валялся в санчасти, оклемываясь от сильного сотрясения мозга, Коля еще хромал и занимался только в компьютерном зале. Так что наперегонки ребята теперь летали только втроем. Но только на скорость, марсиане в каналах больше не попадались, знать бы почему?..
— В принципе это возможно. Там вполне может быть жизнь, в том числе разумная. Я тут по энциклопедиям порылся, вплоть до 60-х годов прошлого века ученые утверждали, что Марс — обитаем. Потом как отрезало, и у нас, и у американцев. А “марсианскую космическую программу” просмотрел, так вообще за голову схватился. Больше двух сотен кораблей Земля к Марсу запустила, и это только те, о которых официально объявлено, а результатов — кот наплакал…
Николай был единственным, кому я рассказал о том, что видел там. Или мне показалось, что я видел. Неужели наши виртуальные “прогулки” и “гонки” по Марсу… реальность? Вернее, не наши, наших “дубль-комбезов”.
— И вот еще что… — Николай опасливо оглянулся по сторонам, — я вчера станцию “Мир” к Марсу отогнал.
— Как отогнал? — удивился я.
— А вот так, Куваев мне новую программу запустил, занятную такую, про астронавтов. Вот я вышел в открытый космос, вручную пристыковал “Мир” к “Бурану” и врубил вторую космическую…
— Так “Мир” вроде в Тихом океане затопили…
— Не знаю, что там затопили, но “Мир” сейчас по соседству с Фобосом вокруг Марса крутится…
Это был не мой кар! Определенно — не мой. Хоть и была на борту жирная Четверка, хоть и не отличался он от остальных каров, это была не моя машина, не та, на которой я летал по каналам еще месяц назад. Спросите бывалых водителей, и они вам скажут: хозяин всегда узнает свою машину, с закрытыми глазами. Как она набирает обороты, как трогается, педаль сцепления надо выжимать до конца, чтобы переключить скорость, или достаточно утопить наполовину. — В этом каре не было сцепления, в нем был только джойстик, но я все равно не узнал своей машины. Что ж, попробуем прокатиться. Новый кар шел хорошо, и на повороте, на малых оборотах, двигатель не захлебывался, как раньше. Серых человечков в каналах действительно не было ни одного, только однажды мне показалось, что из-за россыпи камней на меня глянули огромные черные глаза.
Кешу я давно простил, но он по-прежнему заискивал и “стелился” передо мной. Вот и сейчас, войдя в комнату, он не заставил меня плясать, как других, а с почтением передал конверт лично в руки. Письмо от Маринки, наконец-то! Маринка писала, что у нее все нормально и она очень по мне скучает. И намекала, что, если по возвращении домой я снова буду “бегать по бабам”, она мне все рога пообломает. Странный какой-то намек на рога, согласитесь…
А Кешка еще крутился около двери нашей комнаты:
— Слышь, мужики, тут Блин Лохматый проговорился, сегодня ночью большая тревога ожидается…
Ситуация была патовая. Вернее, нет, патовая — это когда ничья. А тут нам светил полный пинцет. Мы оказались в западне, если попробовать взорвать ту плиту, что перегородила нам выход из зала, на нас рухнет потолок, если не взрывать — через десять минут наши “дубль-комбезы” застынут навсегда, индикаторы зарядки у всех уже были красные. Я подошел к Блинному и попытался его “растормошить” — безрезультатно, “дубль-комбез” нашего командира буквально расплющило каменной глыбой, шлем треснул пополам, глазок видеокамеры безжизненно потух. В ловушку попал отважный прапор, и нас завел, здесь везде были ловушки. Но ведь должен же быть выход!
— Все, я стреляю, — сказал Кеша, откинул прицел базуки и навел ее на плиту.
— Я тебе стрельну! — ударил я по “трубе” рукой. — Засыплет на хрен. Николай, ты разобрался в этих письменах?
— Смысла не уловил, но в системе, похоже, разобрался, — сказал Николай, не сводя фонарика с марсианских барельефов, — судя по повторяющимся знакам, вот здесь, внизу, инструкция по открытию дверей.
— А вверху?
— Кажется, героический марсианский эпос.
— Ребята, вы как там? — раздался в наушниках голос Славика с той стороны плиты. Он прикрывал группу сзади а потому в эту ловушку не угодил.
— Хреново, — ответил я, — пытаемся разобраться.
— А мне что делать?
— Тащи удлинитель к плите и жди…
— Влад, ты сдурел, — заорал вдруг Витька, — Кеша правильно говорит, стрелять надо! Через пять минут мы все сдохнем.
— Заткнись! — рявкнул я. — Николай, давай…
Колян опустился на колени и начал поочередно нажимать какие-то символы на плите. Символы засветились зеленым, плита дрогнула и чуть приподнялась, совсем немного, на пару сантиметров. Мы налегли на нее всей толпой, но тщетно, застряла намертво.
— Штекер! Славка, суй штекер в щель, — заорал я.
— Не лезет! — прохрипело в наушниках, — “вилка” не лезет.
Красный индикатор на моем экране начал отчаянно мигать, сейчас я отключусь…
— Режь провод и суй его в щель! — заорал я. Через секунду из-под плиты появился кончик ярко-желтого кабеля, блеснувший на срезе медным цветом.
— А как будем заряжаться? — спросил Витек, вытягивая кабель из-под плиты.
Я почти бегом кинулся к “дубль-комбезу” Блинного и вырвал гнездо подзарядки.
— Николай, сможешь подсоединить шнур к этому?
— Минут пять надо, не меньше, — сказал Николай, доставая с бедра плазменный паяльник. — А у меня, судя по индикатору, зарядки на пару минут…
— Группа, ситуация “Зеро”, — скомандовал я.
Я не был их командиром, командиром группы был Блин, но он, его “дубль-комбез”, валялся, раздавленный огромным камнем. Однако группа послушно встала в круг, обнявшись. Торопясь, я выдергивал аккумуляторные блоки из ранцев “дублей” и бросал их Николаю.
Потом сам опустился на пол у ног Коляна.
— Есть! Есть! Пошла зарядка, — радостно заорал Николай.
— Себя, себя сначала, — успел сказать я, и… наступила темнота…
Мы стояли в одну шеренгу. Кунаев закончил зачитывать приказ и взял со стола погоны. Мне три лычки, Николаю две, Иннокентию — одну. Честно говоря, я думал, что замкомандиром группы назначат Николая, но все равно спасибо за доверие…
По поводу присвоения званий нам снова дали увольнительную. Люська снова гладила меня по груди своей мягкой лапкой, ее пахнущее полынью волосы щекотали мне нос, розовый сосочек грудки упирался мне в бочок. Она была такая нежная, эта парикмахерша Люська.
— А ты знаешь, американцы Саддама нашли, — сказала она.
— Американцы? Кишка у них слаба! — заверил я и потянулся за комбинезоном с сержантскими погонами. Над военным городком заиграл сигнал “Подъем”, а от хозблока, где я провел бурную ночь, до казармы минут пять бегом.
Едва заревела сирена, мы выскочили во двор и построились. Блинный появился из темноты, козырнул и коротко скомандовал. Мы бегом кинулись к ангару. Блин был тоже в черном комбезе, из чего я сделал вывод, что командовать группой мне сегодня не придется. Наши кары стояли в два Ряда, Блинный построил нас и неожиданно толкнул проникновенную речь:
— Товарищи, сегодня у нас очень ответственное задание, Учения будут до предела приближены к боевым. Эти экспериментальные модели, — он кивнул в сторону каров, — очень важны для… В общем, очень важны. Сынки, я много учил вас, — голос прапора дрогнул, мне показалось, что на глаза у него навернулись слезы, — я уверен, вы меня не подведете…
Оказалось, наши кары прикреплены решетчатыми штангами к борту той самой чудовищной машины, что мы обкатывали на полигоне. В кабине машины уже виднелась хитрая физия ефрейтора Кеши, правда, теперь он был до предела собран. Блинный же занял место в каре с жирной семеркой на борту.
— Внимание! Загрузка!
“Упырь-1000” двигался по марсианской пустыне, освещаемой лишь всполохами взрывов. Экран перед моими глазами кишел красными точками, враги были повсюду.
— Выбрать цели, но огня не открывать до команды! — приказал Блинный. Я нажал клавишу, борткомпьютер кара тут же сообщил, что взял на прицел двадцать целей по левому борту. Тут же по нам начали стрелять, на защитном колпаке то и дело вспыхивали красные искорки, по идее, надо было открывать ответный огонь, но Блин молчал. Неожиданно “Упыря” сильно тряхнуло, кар № 2 на соседней штанге дернулся и как-то криво повис.
— Докладывает Второй, я подбит. Кар выведен из строя, прикажете выйти из программы?
— Сам цел?
— “Дубль-комбез” в норме, — ответил Витек после небольшой паузы.
— Оставаться в программе.
— Есть…
Вторая граната разорвалась прямо над моей головой, защитный экран покрылся трещинами. Я доложился, но Блин тоже приказал оставаться мне в программе. Положение с каждой минутой становилось все хреновее, гранаты рвались все ближе и ближе… Выручил нас Кеша, он свернул в глубокий кратер, где и остановился…
В наушниках ясно слышалось, как Блин переговаривается с каким-то “Громом”. “Гром” кричал, что у них положение еще хуже, и приказал действовать активнее.
— Группа-17, внимание! — приказал Блин. — Сейчас на полной скорости выходим на равнину и, не останавливаясь, открываем огонь. Наша цель — достичь горбатой скалы У входа в канал.
“Упырь” полз, огрызаясь огнем, красные точки на экране исчезали, тут же на их месте возникали другие. Сколько же их здесь? И кто они такие, эти таинственные красные точки? Неожиданно я увидел окоп. Внизу, под самыми колесами нашей чудовищной машины, был окоп. Самый настоящий окоп, как в фильмах про Вторую мировую. В окопе сидели человечки, те самые серые человечки с огромными глазами. Один из них выпрямился во весь свой плюгавый рост и вскинул гранатомет. Но нажать на пуск не успел, колесо “Упыря” наехало на него, и голова марсианина лопнула, как орех. Вот это графика!
А Кеша уже смекнул, что выехал в линию обороны противника, и начал утюжить окопы. Одного марсианина намотало на шипастое колесо прямо у меня на глазах, и при каждом обороте я видел его расплющенное тельце и зеленоватые кишки, волочащиеся за осью колеса. Почему-то мне неожиданно стало плохо, к горлу подкатила тошнота. Не приветствую такого реализма, наверное, программу какой-то маньяк писал…
Внезапно огонь ослаб, а потом и вовсе стих.
— Первый, к скале, — приказал Блинный.
Но доехать до скалы мы так и не сумели, из-под переднего колеса машины вырвался сноп огня, меня сильно тряхнуло, я почувствовал, как “Упырь” заваливается набок.
— Вот черт, мина-ловушка! — выругался Блинный. — И когда же они вырыть успели?! Все кары на отстыковку!
“Упырь” все глубже проваливался в красную пыль, и Блин приказал Кеше покинуть машину. Но из программы не выпустил, посадив себе на корму. Наши кары зависли в метре от красной пыли, я локтем вышиб остатки колпака, чтобы Второй, то есть Витек, смог втиснуться ко мне в кабину. В таком виде мы выстроились в цепь и осторожно спланировали в узкий каньон канала.
Это была деревня, марсианская деревня. Домики, похожие на грибы-дождевики, еще какие-то строения, в центре — что-то похожее на огромный мухомор. И отовсюду в нас плевались огнем. Мой кар дымился, валяясь кверху брюхом, рядышком Догорала “пятерка” Славика, чуть поодаль “семерка”. Спрятавшись за ней, бил прицельно из скорострельной пушки Кеша. Его зубы, уже тронутые кариесом, были оскалены в страшной гримасе.
Экран перед моими глазами тревожно мигнул и сообщил, что боезапас исчерпан. Из оружия у меня остался только огнемет. Я доложился.
— Переместиться в тыл, — приказал Блинный, которому оторвало левый манипулятор, и теперь из обрывка рукава “дубль-комбеза” торчали какие-то искрящиеся провода. — Ждать команды…
Команды долго ждать не пришлось, огонь со стороны деревни стих, и над “мухомором” поднялся… белый флаг. Даже не флаг — не очень свежая простыня с вылинявшим фиолетовым штампиком “в.ч. 11310” в углу.
— Огнеметы, к бою! — приказал прапор.
— Зачем огнеметы? Они же сдаются! — прозвучал в наушниках голос Славика.
— Отставить разговоры, блин лохматый, огнеметы к бою! Если враг сдается, его все равно уничтожают!
Мы шли от “дома” к “дому”, ударом ноги пробивали сопливую пленку, закрывавшую входные отверстия — “двери”, и выжигали все внутри огненными струями. Каждый раз там что-то истошно выло, и каждый раз по-разному.
— Это программа, — твердил я себе без конца, снова и снова. — Это не может быть реальностью, это — компьютерная программа. Марс необитаем, на нем нет жизни.
— Влад! Влад! — истошно завопили у меня за спиной. Я немедленно обернулся. Серый человечек длинной острой пикой пригвоздил Витька к стене “домика” и теперь размахивался для следующего удара. Я развернул ствол и нажал на гашетку. Пламя мгновенно охватило серого, он вспыхнул, как спичка, на мгновение мне показалось, что голова его обмотана грязным бинтом. Наваждение какое-то! Я помог Витьку подняться на ноги, обдал его струей пены из огнетушителя… Витек сунул палец в дырку на своей груди, там заискрило, и он тихонько, по-идиотски засмеялся.
— Что значит “не могу”, Пятый, я приказываю продолжать выполнение задания! — раздалось в наушниках.
Я разглядел на экране две зеленые точки, помеченные “5” и “7”, и бросился туда. Славка стоял перед какой-то дымящейся кучей. Самое ужасное было в том, что куча шевелилась. Я подошел поближе, куча сплошь из серых скорченных тел, и они горели заживо. Одна из серых (я почему-то сразу понял, что это самка) с трудом поднялась на тонкие ножки и, подхватив совсем маленького серого детеныша, бросилась бежать…
Блинный повел стволом, нажал на гашетку, и живой факел завертелся на месте.
— Не надо, Слава! — тихо сказал я, заметив движение руки Пятого. Он медленно наводил ствол мини-базуки на нашего командира. Он не успел выстрелить… Блин, вернее, его “дубль-комбез” разлетелся вдребезги на наших глазах. Высокий серый марсианин, стоявший в проходе между домами-грибами, бросил разряженную базуку в красную пыль, сложил тонкие ручонки на груди и с ненавистью глянул на нас своими огромными глазищами. Я опустил ствол огнемета и, не сводя с серого глаз, доложил:
— “Центральная”, докладывает Четвертый, группа-17. Седьмой выбыл из программы, какие будут указания?
“Центральная” молчала, связи не было. Что ж, придется брать командование на себя как старшему по званию.
— Внимание, группа-17! Четвертый принял командование группой! Приказываю прекратить огонь и выдвигаться к точке эвакуации.
Шкала зарядки на моем экране тревожно светилась оранжевым. Я бросил огнемет вместе с ранцем в пыль, повернулся к серому спиной и, поддерживая под локоть продолжавшего хихикать Славку, двинулся из деревни.
Я нажал иконку “Print”, еще раз прочитал уже на бумаге свой отчет об операции и поставил внизу свою подпись. Аллее, теперь можно и отдохнуть. Сцепив пальцы рук на затылке, я откинулся в кресле, возложил ноги на стол, едва не скинув “клаву” на пол, и замурлыкал: “Дембель в маю, все по…” ^ общем, без особого значения. Да, скоро май, все растаяло, птички орут оглашенно…
И чего они так носятся с этой операцией? Замучили уже этими отчетами: что, да как, да почему Четвертый принял решение об отходе, а не закончил операцию… Да пошли они в жопу со своей операцией! Учили, что с “оранжевым” уровнем нужно немедленно выдвигаться к месту подзарядки? Учили. Вот я и выдвинулся…
А справедливости ради стоит признать — классная программа эта атака на марсианскую деревню, и все так реально прорисовано, особенно трупы этих “серых”, обугленные. Вторую неделю по ночам снятся, в холодном поту просыпаюсь, жрать ничего не могу, тошнит.
— Ребята! Ребята, скорее! — раздался истошный вопль за дверью. Ради шутки так не орут. Я сорвался с места, грохнув-таки “клаву” на пол, и ринулся в учебный класс.
Славик, судорожно дергаясь, висел на брючном ремешке, каким-то образом привязанном к крюку плафона, его за ноги старался удержать Кешка. Это он так истошно орал. Я быстро вспрыгнул на стол, на ходу выдергивая штык-нож из ножен, и что есть силы заработал пилой по ремешку. Повалив Кешу, Славик свалился на пол, на шее его явно виделась узкая синюшная полоса. Он, как рыба, судорожно хватал воздух ртом.
— Что ты, глупенький, — одним взмахом я вспорол ножом ворот комбеза, чтобы Славка мог вздохнуть, — что ты задумал-то, братан?
— Они живые, — еле слышно всхлипнул Славик. — Они были живые…
Я постучался, услышав “Войдите”, толкнул дверь. Блинный в парадном офицерском кителе на голое тело, в парадной же фуражке с высокой тульей и летными “крылышками” на кокарде сидел за столом с одинокой бутылкой водки и стаканом. Китель был с полковничьими погонами и массой разноцветных планок, означавших медали и ордена разных стран мира. По крайней мере Звезду Героя, Белого Орла, Пурпурное Сердце и орден Почетного Легиона я узнал сразу.
— А, сержант Четвертый. — Блинный махнул рукой, мол, обойдемся без доклада, и указал рукой на стул. Я сел. Прапор, точнее — полковник, достал из ящика стола второй стакан и поставил передо мной.
— Что, дембель, удивлен? — спросил он, наливая водку и кивая на свои погоны.
— Нет, — спокойно ответил я.
— А я и знал, что ты не удивишься, потому как прозорлив, собака! — Он опрокинул в глотку напиток, я подумал и последовал его примеру. Что и говорить, после долгого воздержания стакан водки сразу и без закуси — это слишком круто! Я закашлялся, на глазах у меня выступили слезы. Блинный спохватился, быстро распахнул дверцу сейфа и выставил на стол открытые банки с черной икрой и октопусами. Я закусил головоногим и наконец смог перевести дух.
— А я вот один пью и без закуски, извини уж, — сказал он с каким-то сожалением в голосе. И непонятно было, о чем он сожалеет, то ли о том, что забыл достать закуску, то ли что приходится пить в одиночку. — А ты, как я понял, больше по пивку?
Блин снова залез в сейф и достал две бутылки темного стекла. Пиво! Свежее, в заиндевевших от холода бутылках. Не иначе в сейфе у Блинного холодильник или наоборот?
— В общем, так, Мамичев, не буду тянуть кота за хвост. Останешься контрактником?
Я спокойно сковырнул пробку с пивной бутылки ногтем большого пальца, как когда-то сам Блинный в раздевалке сауны, и приложился к напитку. Живительная влага быстро охладила мою обожженную глотку.
— Нет, товарищ пра… полковник, не останусь, — заявил я твердо, ставя бутылку на стол.
— Причины? — спросил Блин, разливая остаток водки но стаканам.
— Не люблю быть марионеткой. И убивать тоже не люблю.
Блин усмехнулся:
— Все мы марионетки, и все мы убиваем. Окучиваешь картошку — и убиваешь колорадского жука, идешь на рыбалку — убиваешь рыбу, на охоту — зверя.
— Рыба — не человек, — сказал я, цепляя вилкой головку октопуса.
— Какая разница, и то, и другое — живое. Люди всегда убивали себе подобных, Каина и Авеля вспомни.
— Мне всегда не нравился Каин, — признался я.
— Но солдат должен убивать. Помнишь фильм старый с Лановым: “Есть такая профессия — Родину защищать”.
— Родину? — усмехнулся я. — Ну ладно, когда мы завалили этого Хаттаба — понятно, тот еще урод! Когда разнесли на молекулы Усаму — тоже, спасли мир от опасного террориста. Но для кого мы Саддама выкрали? Да еще накануне войны? Вот эти ордена импортные у вас тоже за защиту Родины нашей многострадальной? Да и хрен с ним, с Саддамом… А там, — я ткнул пальцем в потолок, — там от кого мы Родину защищаем?
— Догадался-таки, — усмехнулся Блин. — И не ты один наверняка. Вот так всегда с этими “послевузовиками”, всем хороши, только догадливы чересчур. Во всем им надо обязательно разобраться, до всего докопаться. Жалко тебе этих серых человечков?
— Представьте, жалко. Фантастики в детстве много читал, о братьях по разуму мечтал…
Что мне оставалось делать? Я поднял обе руки, широко раскрыл ладони и громко крикнул:
— Не стреляйте! Я пришел с миром!
Серый, уже положивший длинный суставчатый палец на кнопку “пуск”, замер и что-то пропищал. Они меня поняли! Не сводя с меня огромных черных глаз, серые собрались в кружок и начали совещаться. Во дела! Наконец один из них с головой, замотанной бинтом, подошел ко мне и запищал.
Не опуская рук, я пожал плечами. Я и изучаемый в школе немецкий знаю хреново, а уж марсианский…
Серый подошел совсем близко и указал пальцем на блок управления на моем запястье. На что это он намекает? Я опустил руку, откинул крышку, и марсианин, ловко работая всеми шестью пальчиками, набрал на мини-клавиатуре слово “Logos”. Пальчики у него были длинные и подвижные.
— Что за “логос” такой? — удивился я вслух.
— Это означает, что включилась система универсального переводчика, — объяснил марсианин спокойно.
От удивления я едва на жопу не сел в красную марсианскую пыль. А серый продолжал сверлить меня своими черными глазищами.
— Ты что, не знал об этой функции?
Я отрицательно мотнул головой.
— Ты кто? — спросил в упор марсианин.
— Курсант Влад Мамичев, то есть Четвертый, группа-17, — поправился я.
— Семнадцатая, эта группа зачистки каналов?
— Какой зачистки? Каких каналов? — удивился я искренне. — Это программа испытания “дубль-каров” и “дубль-комезов”. — и для убедительности я похлопал себя по стальной груди и указал рукой на дымящийся кар.
Серый посмотрел в указанную сторону и спохватился:
— Что вы стоите, грузите скорее!
Остальные серые быстро забегали вокруг кара, из паст “сороконожки” появился длинный черный язык с присос кой на конце, которой он намертво приклеился к желтое борту с “четверкой”. Кар медленно, но уверенно втянулся широко открывшуюся пасть.
— Испытания, говоришь? — сказал серый тихо. — сколько вы народу на этих “испытаниях” положили? Сына моего, внука, племянников.
— Что значит “положили”? Это игра, понимаете? — заволновался я. — В нас стреляют, мы стреляем. Кто первый до финиша доберется и очков больше наберет…
— До финиша?
— Ну да, у скалы на выходе из канала.
— А в норы не углубляетесь?
— Какие норы? — не понял я.
В это время к нам подошел тот самый длинный марсианин.
— Ну что здесь у нас?
— Да как я и думал, — ответил перевязанный, — опять киберуправление с Земли. Эта группа людей думает, что они играют: летают на скорости и палят в кого увидят. Говорил же я тебе, не надо разведчикам высовываться, пусть сидят по своим норам…
— Ты уверен? — спросил “высокий”, едва достававший мне до подмышек.
— Абсолютно! — заверил перевязанный. — Что с ним будем делать? Возьмем с собой?
— Нет, его искать будут, тогда точно в норы полезут.
Я вздрогнул, вспомнив фильм “Звезда” и судьбу немца, попавшегося нашим разведчикам. Но убивать меня марсиане, видно, не желали.
— Попроси его не рассказывать, куда делся кар и о той, что он здесь увидел, — сказал главный.
— Ты можешь поклясться, что не расскажешь о нас никому? — спросил перевязанный, буравя меня глазами. Я кивнул головой. Нет, ну а что бы вы сделали на моем месте? В этот момент за поворотом ясно послышался рев двигателей.
— Быстрее! — скомандовал высокий и бегом направился к разинутой пасти “червя”. Едва пасть захлопнулась, приняв последнего марсианина, “сороконожка” неожиданно резво заскользила… прямо в стену. За секунду до неминуемого столкновения часть стены… словно исчезла, и гофрированное тело без труда проскользнуло внутрь черной дыры. О как!
Первым из-за поворота появился кар с семеркой на борту. Збруев откинул защитный колпак и бегом кинулся ко мне.
— Жив! Жив, Владюха, слава Богу!
Вот как, оказывается, Збруев знает меня по имени?! Приятная новость, а то все Четверка, Четверка… Когда у кара с единичкой на борту откинулся защитный экран, я медленно подошел к нему и со всей дури врезал стальным кулачищем по стеклянному забралу шлема “расчета номер один”. Кеша жалобно пискнул.
По экранам бегали какие-то разноцветные судороги, как я понял — моя кардиограмма, мое дыхание, мое давление и еще что-то мое. Я лежал, обмотанный проводами, весь в присосках, и в очередной раз объяснял Блину Лохматому, что ничего не помню. Абсолютно ничего! Оказалось, что после того, как Кешин кар протаранил мою корму, я вылетел за ограждение полигона, пробил защитный колпак головой и ею же врезался в сосну. Слава богу, сосна молоденькая была, сломалась. Так что жив остался, хоть шлем треснул, а угоди я в соседнее деревце — вековую корабельную красавицу, можно было смело заказывать духовой оркестр. Почти сутки без сознания… И они хотят, чтобы я чего-нибудь помнил?
Разумеется, я ничего не рассказал о моем компьютерном видении. И дело было не только в клятве, данной мною какому-то серому человечку. Идиотом выглядеть не хотелось…
За хулиганство Кешу от полетов отстранили, я валялся в санчасти, оклемываясь от сильного сотрясения мозга, Коля еще хромал и занимался только в компьютерном зале. Так что наперегонки ребята теперь летали только втроем. Но только на скорость, марсиане в каналах больше не попадались, знать бы почему?..
***
— Жарко здесь у тебя, — сказал Николай и потянулся к вентилятору. В палате было отнюдь не жарко, я сказал бы даже — прохладно было в палате, но возражать я не стал. Вентилятор загудел, Николай придвинулся ко мне поближе и заговорил громким шепотом:— В принципе это возможно. Там вполне может быть жизнь, в том числе разумная. Я тут по энциклопедиям порылся, вплоть до 60-х годов прошлого века ученые утверждали, что Марс — обитаем. Потом как отрезало, и у нас, и у американцев. А “марсианскую космическую программу” просмотрел, так вообще за голову схватился. Больше двух сотен кораблей Земля к Марсу запустила, и это только те, о которых официально объявлено, а результатов — кот наплакал…
Николай был единственным, кому я рассказал о том, что видел там. Или мне показалось, что я видел. Неужели наши виртуальные “прогулки” и “гонки” по Марсу… реальность? Вернее, не наши, наших “дубль-комбезов”.
— И вот еще что… — Николай опасливо оглянулся по сторонам, — я вчера станцию “Мир” к Марсу отогнал.
— Как отогнал? — удивился я.
— А вот так, Куваев мне новую программу запустил, занятную такую, про астронавтов. Вот я вышел в открытый космос, вручную пристыковал “Мир” к “Бурану” и врубил вторую космическую…
— Так “Мир” вроде в Тихом океане затопили…
— Не знаю, что там затопили, но “Мир” сейчас по соседству с Фобосом вокруг Марса крутится…
Это был не мой кар! Определенно — не мой. Хоть и была на борту жирная Четверка, хоть и не отличался он от остальных каров, это была не моя машина, не та, на которой я летал по каналам еще месяц назад. Спросите бывалых водителей, и они вам скажут: хозяин всегда узнает свою машину, с закрытыми глазами. Как она набирает обороты, как трогается, педаль сцепления надо выжимать до конца, чтобы переключить скорость, или достаточно утопить наполовину. — В этом каре не было сцепления, в нем был только джойстик, но я все равно не узнал своей машины. Что ж, попробуем прокатиться. Новый кар шел хорошо, и на повороте, на малых оборотах, двигатель не захлебывался, как раньше. Серых человечков в каналах действительно не было ни одного, только однажды мне показалось, что из-за россыпи камней на меня глянули огромные черные глаза.
Кешу я давно простил, но он по-прежнему заискивал и “стелился” передо мной. Вот и сейчас, войдя в комнату, он не заставил меня плясать, как других, а с почтением передал конверт лично в руки. Письмо от Маринки, наконец-то! Маринка писала, что у нее все нормально и она очень по мне скучает. И намекала, что, если по возвращении домой я снова буду “бегать по бабам”, она мне все рога пообломает. Странный какой-то намек на рога, согласитесь…
А Кешка еще крутился около двери нашей комнаты:
— Слышь, мужики, тут Блин Лохматый проговорился, сегодня ночью большая тревога ожидается…
Ситуация была патовая. Вернее, нет, патовая — это когда ничья. А тут нам светил полный пинцет. Мы оказались в западне, если попробовать взорвать ту плиту, что перегородила нам выход из зала, на нас рухнет потолок, если не взрывать — через десять минут наши “дубль-комбезы” застынут навсегда, индикаторы зарядки у всех уже были красные. Я подошел к Блинному и попытался его “растормошить” — безрезультатно, “дубль-комбез” нашего командира буквально расплющило каменной глыбой, шлем треснул пополам, глазок видеокамеры безжизненно потух. В ловушку попал отважный прапор, и нас завел, здесь везде были ловушки. Но ведь должен же быть выход!
— Все, я стреляю, — сказал Кеша, откинул прицел базуки и навел ее на плиту.
— Я тебе стрельну! — ударил я по “трубе” рукой. — Засыплет на хрен. Николай, ты разобрался в этих письменах?
— Смысла не уловил, но в системе, похоже, разобрался, — сказал Николай, не сводя фонарика с марсианских барельефов, — судя по повторяющимся знакам, вот здесь, внизу, инструкция по открытию дверей.
— А вверху?
— Кажется, героический марсианский эпос.
— Ребята, вы как там? — раздался в наушниках голос Славика с той стороны плиты. Он прикрывал группу сзади а потому в эту ловушку не угодил.
— Хреново, — ответил я, — пытаемся разобраться.
— А мне что делать?
— Тащи удлинитель к плите и жди…
— Влад, ты сдурел, — заорал вдруг Витька, — Кеша правильно говорит, стрелять надо! Через пять минут мы все сдохнем.
— Заткнись! — рявкнул я. — Николай, давай…
Колян опустился на колени и начал поочередно нажимать какие-то символы на плите. Символы засветились зеленым, плита дрогнула и чуть приподнялась, совсем немного, на пару сантиметров. Мы налегли на нее всей толпой, но тщетно, застряла намертво.
— Штекер! Славка, суй штекер в щель, — заорал я.
— Не лезет! — прохрипело в наушниках, — “вилка” не лезет.
Красный индикатор на моем экране начал отчаянно мигать, сейчас я отключусь…
— Режь провод и суй его в щель! — заорал я. Через секунду из-под плиты появился кончик ярко-желтого кабеля, блеснувший на срезе медным цветом.
— А как будем заряжаться? — спросил Витек, вытягивая кабель из-под плиты.
Я почти бегом кинулся к “дубль-комбезу” Блинного и вырвал гнездо подзарядки.
— Николай, сможешь подсоединить шнур к этому?
— Минут пять надо, не меньше, — сказал Николай, доставая с бедра плазменный паяльник. — А у меня, судя по индикатору, зарядки на пару минут…
— Группа, ситуация “Зеро”, — скомандовал я.
Я не был их командиром, командиром группы был Блин, но он, его “дубль-комбез”, валялся, раздавленный огромным камнем. Однако группа послушно встала в круг, обнявшись. Торопясь, я выдергивал аккумуляторные блоки из ранцев “дублей” и бросал их Николаю.
Потом сам опустился на пол у ног Коляна.
— Есть! Есть! Пошла зарядка, — радостно заорал Николай.
— Себя, себя сначала, — успел сказать я, и… наступила темнота…
Мы стояли в одну шеренгу. Кунаев закончил зачитывать приказ и взял со стола погоны. Мне три лычки, Николаю две, Иннокентию — одну. Честно говоря, я думал, что замкомандиром группы назначат Николая, но все равно спасибо за доверие…
По поводу присвоения званий нам снова дали увольнительную. Люська снова гладила меня по груди своей мягкой лапкой, ее пахнущее полынью волосы щекотали мне нос, розовый сосочек грудки упирался мне в бочок. Она была такая нежная, эта парикмахерша Люська.
— А ты знаешь, американцы Саддама нашли, — сказала она.
— Американцы? Кишка у них слаба! — заверил я и потянулся за комбинезоном с сержантскими погонами. Над военным городком заиграл сигнал “Подъем”, а от хозблока, где я провел бурную ночь, до казармы минут пять бегом.
Едва заревела сирена, мы выскочили во двор и построились. Блинный появился из темноты, козырнул и коротко скомандовал. Мы бегом кинулись к ангару. Блин был тоже в черном комбезе, из чего я сделал вывод, что командовать группой мне сегодня не придется. Наши кары стояли в два Ряда, Блинный построил нас и неожиданно толкнул проникновенную речь:
— Товарищи, сегодня у нас очень ответственное задание, Учения будут до предела приближены к боевым. Эти экспериментальные модели, — он кивнул в сторону каров, — очень важны для… В общем, очень важны. Сынки, я много учил вас, — голос прапора дрогнул, мне показалось, что на глаза у него навернулись слезы, — я уверен, вы меня не подведете…
Оказалось, наши кары прикреплены решетчатыми штангами к борту той самой чудовищной машины, что мы обкатывали на полигоне. В кабине машины уже виднелась хитрая физия ефрейтора Кеши, правда, теперь он был до предела собран. Блинный же занял место в каре с жирной семеркой на борту.
— Внимание! Загрузка!
“Упырь-1000” двигался по марсианской пустыне, освещаемой лишь всполохами взрывов. Экран перед моими глазами кишел красными точками, враги были повсюду.
— Выбрать цели, но огня не открывать до команды! — приказал Блинный. Я нажал клавишу, борткомпьютер кара тут же сообщил, что взял на прицел двадцать целей по левому борту. Тут же по нам начали стрелять, на защитном колпаке то и дело вспыхивали красные искорки, по идее, надо было открывать ответный огонь, но Блин молчал. Неожиданно “Упыря” сильно тряхнуло, кар № 2 на соседней штанге дернулся и как-то криво повис.
— Докладывает Второй, я подбит. Кар выведен из строя, прикажете выйти из программы?
— Сам цел?
— “Дубль-комбез” в норме, — ответил Витек после небольшой паузы.
— Оставаться в программе.
— Есть…
Вторая граната разорвалась прямо над моей головой, защитный экран покрылся трещинами. Я доложился, но Блин тоже приказал оставаться мне в программе. Положение с каждой минутой становилось все хреновее, гранаты рвались все ближе и ближе… Выручил нас Кеша, он свернул в глубокий кратер, где и остановился…
В наушниках ясно слышалось, как Блин переговаривается с каким-то “Громом”. “Гром” кричал, что у них положение еще хуже, и приказал действовать активнее.
— Группа-17, внимание! — приказал Блин. — Сейчас на полной скорости выходим на равнину и, не останавливаясь, открываем огонь. Наша цель — достичь горбатой скалы У входа в канал.
“Упырь” полз, огрызаясь огнем, красные точки на экране исчезали, тут же на их месте возникали другие. Сколько же их здесь? И кто они такие, эти таинственные красные точки? Неожиданно я увидел окоп. Внизу, под самыми колесами нашей чудовищной машины, был окоп. Самый настоящий окоп, как в фильмах про Вторую мировую. В окопе сидели человечки, те самые серые человечки с огромными глазами. Один из них выпрямился во весь свой плюгавый рост и вскинул гранатомет. Но нажать на пуск не успел, колесо “Упыря” наехало на него, и голова марсианина лопнула, как орех. Вот это графика!
А Кеша уже смекнул, что выехал в линию обороны противника, и начал утюжить окопы. Одного марсианина намотало на шипастое колесо прямо у меня на глазах, и при каждом обороте я видел его расплющенное тельце и зеленоватые кишки, волочащиеся за осью колеса. Почему-то мне неожиданно стало плохо, к горлу подкатила тошнота. Не приветствую такого реализма, наверное, программу какой-то маньяк писал…
Внезапно огонь ослаб, а потом и вовсе стих.
— Первый, к скале, — приказал Блинный.
Но доехать до скалы мы так и не сумели, из-под переднего колеса машины вырвался сноп огня, меня сильно тряхнуло, я почувствовал, как “Упырь” заваливается набок.
— Вот черт, мина-ловушка! — выругался Блинный. — И когда же они вырыть успели?! Все кары на отстыковку!
“Упырь” все глубже проваливался в красную пыль, и Блин приказал Кеше покинуть машину. Но из программы не выпустил, посадив себе на корму. Наши кары зависли в метре от красной пыли, я локтем вышиб остатки колпака, чтобы Второй, то есть Витек, смог втиснуться ко мне в кабину. В таком виде мы выстроились в цепь и осторожно спланировали в узкий каньон канала.
Это была деревня, марсианская деревня. Домики, похожие на грибы-дождевики, еще какие-то строения, в центре — что-то похожее на огромный мухомор. И отовсюду в нас плевались огнем. Мой кар дымился, валяясь кверху брюхом, рядышком Догорала “пятерка” Славика, чуть поодаль “семерка”. Спрятавшись за ней, бил прицельно из скорострельной пушки Кеша. Его зубы, уже тронутые кариесом, были оскалены в страшной гримасе.
Экран перед моими глазами тревожно мигнул и сообщил, что боезапас исчерпан. Из оружия у меня остался только огнемет. Я доложился.
— Переместиться в тыл, — приказал Блинный, которому оторвало левый манипулятор, и теперь из обрывка рукава “дубль-комбеза” торчали какие-то искрящиеся провода. — Ждать команды…
Команды долго ждать не пришлось, огонь со стороны деревни стих, и над “мухомором” поднялся… белый флаг. Даже не флаг — не очень свежая простыня с вылинявшим фиолетовым штампиком “в.ч. 11310” в углу.
— Огнеметы, к бою! — приказал прапор.
— Зачем огнеметы? Они же сдаются! — прозвучал в наушниках голос Славика.
— Отставить разговоры, блин лохматый, огнеметы к бою! Если враг сдается, его все равно уничтожают!
Мы шли от “дома” к “дому”, ударом ноги пробивали сопливую пленку, закрывавшую входные отверстия — “двери”, и выжигали все внутри огненными струями. Каждый раз там что-то истошно выло, и каждый раз по-разному.
— Это программа, — твердил я себе без конца, снова и снова. — Это не может быть реальностью, это — компьютерная программа. Марс необитаем, на нем нет жизни.
— Влад! Влад! — истошно завопили у меня за спиной. Я немедленно обернулся. Серый человечек длинной острой пикой пригвоздил Витька к стене “домика” и теперь размахивался для следующего удара. Я развернул ствол и нажал на гашетку. Пламя мгновенно охватило серого, он вспыхнул, как спичка, на мгновение мне показалось, что голова его обмотана грязным бинтом. Наваждение какое-то! Я помог Витьку подняться на ноги, обдал его струей пены из огнетушителя… Витек сунул палец в дырку на своей груди, там заискрило, и он тихонько, по-идиотски засмеялся.
— Что значит “не могу”, Пятый, я приказываю продолжать выполнение задания! — раздалось в наушниках.
Я разглядел на экране две зеленые точки, помеченные “5” и “7”, и бросился туда. Славка стоял перед какой-то дымящейся кучей. Самое ужасное было в том, что куча шевелилась. Я подошел поближе, куча сплошь из серых скорченных тел, и они горели заживо. Одна из серых (я почему-то сразу понял, что это самка) с трудом поднялась на тонкие ножки и, подхватив совсем маленького серого детеныша, бросилась бежать…
Блинный повел стволом, нажал на гашетку, и живой факел завертелся на месте.
— Не надо, Слава! — тихо сказал я, заметив движение руки Пятого. Он медленно наводил ствол мини-базуки на нашего командира. Он не успел выстрелить… Блин, вернее, его “дубль-комбез” разлетелся вдребезги на наших глазах. Высокий серый марсианин, стоявший в проходе между домами-грибами, бросил разряженную базуку в красную пыль, сложил тонкие ручонки на груди и с ненавистью глянул на нас своими огромными глазищами. Я опустил ствол огнемета и, не сводя с серого глаз, доложил:
— “Центральная”, докладывает Четвертый, группа-17. Седьмой выбыл из программы, какие будут указания?
“Центральная” молчала, связи не было. Что ж, придется брать командование на себя как старшему по званию.
— Внимание, группа-17! Четвертый принял командование группой! Приказываю прекратить огонь и выдвигаться к точке эвакуации.
Шкала зарядки на моем экране тревожно светилась оранжевым. Я бросил огнемет вместе с ранцем в пыль, повернулся к серому спиной и, поддерживая под локоть продолжавшего хихикать Славку, двинулся из деревни.
Я нажал иконку “Print”, еще раз прочитал уже на бумаге свой отчет об операции и поставил внизу свою подпись. Аллее, теперь можно и отдохнуть. Сцепив пальцы рук на затылке, я откинулся в кресле, возложил ноги на стол, едва не скинув “клаву” на пол, и замурлыкал: “Дембель в маю, все по…” ^ общем, без особого значения. Да, скоро май, все растаяло, птички орут оглашенно…
И чего они так носятся с этой операцией? Замучили уже этими отчетами: что, да как, да почему Четвертый принял решение об отходе, а не закончил операцию… Да пошли они в жопу со своей операцией! Учили, что с “оранжевым” уровнем нужно немедленно выдвигаться к месту подзарядки? Учили. Вот я и выдвинулся…
А справедливости ради стоит признать — классная программа эта атака на марсианскую деревню, и все так реально прорисовано, особенно трупы этих “серых”, обугленные. Вторую неделю по ночам снятся, в холодном поту просыпаюсь, жрать ничего не могу, тошнит.
— Ребята! Ребята, скорее! — раздался истошный вопль за дверью. Ради шутки так не орут. Я сорвался с места, грохнув-таки “клаву” на пол, и ринулся в учебный класс.
Славик, судорожно дергаясь, висел на брючном ремешке, каким-то образом привязанном к крюку плафона, его за ноги старался удержать Кешка. Это он так истошно орал. Я быстро вспрыгнул на стол, на ходу выдергивая штык-нож из ножен, и что есть силы заработал пилой по ремешку. Повалив Кешу, Славик свалился на пол, на шее его явно виделась узкая синюшная полоса. Он, как рыба, судорожно хватал воздух ртом.
— Что ты, глупенький, — одним взмахом я вспорол ножом ворот комбеза, чтобы Славка мог вздохнуть, — что ты задумал-то, братан?
— Они живые, — еле слышно всхлипнул Славик. — Они были живые…
Я постучался, услышав “Войдите”, толкнул дверь. Блинный в парадном офицерском кителе на голое тело, в парадной же фуражке с высокой тульей и летными “крылышками” на кокарде сидел за столом с одинокой бутылкой водки и стаканом. Китель был с полковничьими погонами и массой разноцветных планок, означавших медали и ордена разных стран мира. По крайней мере Звезду Героя, Белого Орла, Пурпурное Сердце и орден Почетного Легиона я узнал сразу.
— А, сержант Четвертый. — Блинный махнул рукой, мол, обойдемся без доклада, и указал рукой на стул. Я сел. Прапор, точнее — полковник, достал из ящика стола второй стакан и поставил передо мной.
— Что, дембель, удивлен? — спросил он, наливая водку и кивая на свои погоны.
— Нет, — спокойно ответил я.
— А я и знал, что ты не удивишься, потому как прозорлив, собака! — Он опрокинул в глотку напиток, я подумал и последовал его примеру. Что и говорить, после долгого воздержания стакан водки сразу и без закуси — это слишком круто! Я закашлялся, на глазах у меня выступили слезы. Блинный спохватился, быстро распахнул дверцу сейфа и выставил на стол открытые банки с черной икрой и октопусами. Я закусил головоногим и наконец смог перевести дух.
— А я вот один пью и без закуски, извини уж, — сказал он с каким-то сожалением в голосе. И непонятно было, о чем он сожалеет, то ли о том, что забыл достать закуску, то ли что приходится пить в одиночку. — А ты, как я понял, больше по пивку?
Блин снова залез в сейф и достал две бутылки темного стекла. Пиво! Свежее, в заиндевевших от холода бутылках. Не иначе в сейфе у Блинного холодильник или наоборот?
— В общем, так, Мамичев, не буду тянуть кота за хвост. Останешься контрактником?
Я спокойно сковырнул пробку с пивной бутылки ногтем большого пальца, как когда-то сам Блинный в раздевалке сауны, и приложился к напитку. Живительная влага быстро охладила мою обожженную глотку.
— Нет, товарищ пра… полковник, не останусь, — заявил я твердо, ставя бутылку на стол.
— Причины? — спросил Блин, разливая остаток водки но стаканам.
— Не люблю быть марионеткой. И убивать тоже не люблю.
Блин усмехнулся:
— Все мы марионетки, и все мы убиваем. Окучиваешь картошку — и убиваешь колорадского жука, идешь на рыбалку — убиваешь рыбу, на охоту — зверя.
— Рыба — не человек, — сказал я, цепляя вилкой головку октопуса.
— Какая разница, и то, и другое — живое. Люди всегда убивали себе подобных, Каина и Авеля вспомни.
— Мне всегда не нравился Каин, — признался я.
— Но солдат должен убивать. Помнишь фильм старый с Лановым: “Есть такая профессия — Родину защищать”.
— Родину? — усмехнулся я. — Ну ладно, когда мы завалили этого Хаттаба — понятно, тот еще урод! Когда разнесли на молекулы Усаму — тоже, спасли мир от опасного террориста. Но для кого мы Саддама выкрали? Да еще накануне войны? Вот эти ордена импортные у вас тоже за защиту Родины нашей многострадальной? Да и хрен с ним, с Саддамом… А там, — я ткнул пальцем в потолок, — там от кого мы Родину защищаем?
— Догадался-таки, — усмехнулся Блин. — И не ты один наверняка. Вот так всегда с этими “послевузовиками”, всем хороши, только догадливы чересчур. Во всем им надо обязательно разобраться, до всего докопаться. Жалко тебе этих серых человечков?
— Представьте, жалко. Фантастики в детстве много читал, о братьях по разуму мечтал…