— Почему ж не поверю! — не отреагировав на «зайца», ответил Арсений. — Поверю.
Миновали кольцевую. Свернули вправо и вскоре были дома…
«Завтра приступаете, — голосом Вероники сообщил автоответчик. — Все материалы дома. Ждем».
Других сообщений не было.
«Когда завтра? — думал Арсений. — Может, уже вчера?»
Они попили на кухне чай с окаменевшим овсяным печеньем. Прозвонились каждый по своим делам. Несколько раз обменялись пристальными взглядами, окончательно убедившись, что все сказано и сделано, к содеянному добавить больше нечего. Взрослые люди, у каждого своя дорога. Каждый сам по себе. Тихо и синхронно вздохнули.
— Мне в Черемушки, — сказала Джулия. — Ты знаешь, где это?
По дороге посетили магазин стройматериалов, где Арсений прикупил себе станок для резки плитки, кельму, зубило, желтую пластмассовую бадью для раствора, еще кой-каких приспособлений, необходимых для работы. День прошел незаметно. К вечеру он привез Джулию по нужному адресу.
— Не болей, заяц, — сказала она, проведя по затылку Арсения острыми ноготками…
— Не буду, — подмигнув и едко ухмыльнувшись, ответил он. — Донт вори, би хэпи.
— Что?
— Все хорошо, — ответил он и уехал.
В квартире Вероники все было готово для начала ремонта. Старая плитка со стен в ванной комнате сбита и вывезена. Голые стены, покрытые старой желтой масляной краской, испещрены смелой насечкой, нанесенной уверенной рукой бывалого лесоруба. Вместо старой чугунной ванны сияла белизной немецкая модная купель марки «Кальдевай», присоединенная к отечественной чугунине итальянской пластиковой манжетой и выставленная по «уровню». В прихожей были складированы цемент, клей ПВА, мастика для затирки швов и прочая необходимая для ремонта премудрость. На холодильнике, прилепленная магнитом с символикой города Хельсинки, белела табличка с надписью: «Не забудь пожрать тут!» — с нарисованной стрелкой, указывающей на никелированную ручку и автографом Вероники. И здесь сестрица постаралась.
Дома никого не было. Дяди Гены тоже, чему Арсений не очень удивился. Для того чтобы мастер не скучал, на хозяйстве оставили собаку Матильду. Целый день она понимающе смотрела на работу Арсения. Пару раз хватала его за рукав и подводила к холодильнику с красовавшимся на дверце вкусным объявлением, вероятно рассчитывая на угощение вне графика по случаю отсутствия хозяев. Арсений накрыл ванну найденными на балконе фанерными щитами, смешал в бадье клей ПВА с цементом, покурил и принялся большой малярной кистью наносить на стены серую суспензию. Потом перешел в санузел, где в скором времени и закончил подготовку. Теперь можно было немного передохнуть. Арсений вымыл руки, скормил Матильде кусок сырой говядины из холодильника и вышел перекурить на балкон.
Стоя там, он услышал, как в замке несколько раз провернулся ключ и в квартиру кто-то вошел. Арсений швырнул окурок вниз и, зайдя в комнату, шагнул навстречу визитеру.
— День добрый, мастер. — Гость протянул ему руку. — Будем знакомы: Гена…
Дежавю! Перед ним стоял «бизнесмен Леопольд»… или Алеша Воробьев, или еще кто-то, одетый в дешевый спортивный костюм с американской баскетбольной символикой «Чикагских бычар». Из-под больших очков в тонкой металлической оправе Арсения сверлил пристальный взгляд — взгляд далекого северного приятеля, или взгляд недавнего знакомца, консультанта «ООО ЛЕО-ФАРМ» — такой знакомо-родной и докучливо-попечительный.
Арсений протянул гостю руку.
— Чего рот раскрыл? — спросил тот. — Гена я, бомж дядя Гена. Живу я здесь.
— Точно Гена? Не Алеша, не Леопольд… Гена? — застыв в оцепенении, спросил Арсений.
— Да ты расслабься, — ответил дядя Гена, ставя на пол коробку с зеркалом для ванной. — Гена я, Гена. Всегда был Гена.
— А мы с вами раньше нигде не встречались? — не унимался Арсений.
— Все мы раньше обязательно бог знает где встречались. И еще встретимся, — ответил дядя Гена. — Пойдем чай пить. И Матильду заодно покормим.
— Да я ей целый кусок говядины скормил. Но, по-моему, она не прочь еще. — Арсений кивнул на Матильду, которая при слове «говядина», залупцевала хвостом по паркету, высунула язык и нагло облизнулась.
— Хватит ей.
Дядя Гена заварил в каком-то несуразном стеклянном сосуде зеленый чай и, усевшись за столом напротив Арсения, поинтересовался, кто такие Алеша Воробьев и бизнесмен Леопольд.
Арсений вкратце рассказал дяде Гене о своем дежавю, про то, что в последнее время ему часто встречаются люди с одинаковым взглядом, повадками и запредельной потусторонней харизмой. Высказал предположение, что, возможно, это все связано с травмой головы, из-за чего он просто тихо сходит с ума. Что, может быть, у дяди Гены имеются некие разбросанные по стране братья-близнецы, о существовании которых он и сам не подозревает. Вот от этих-то людей, включая дядю Гену, исходит некая неизвестной природы сила, которую Арсений вновь ощутил при встрече и слегка по этому поводу обеспокоился. Заодно поинтересовался, правда ли то, что дядя Гена убил топором собственную жену с любовником. Вопросов накопилось немало.
— Не гони лошадей, — прихлебывая чай, улыбнулся дядя Гена, — трудись спокойно. Позже поговорим. Пойду Матильду прогуляю, да и других дел у меня сегодня немерено. Пока.
— Пока, — растерянно сказал Арсений.
И, допив чай, приступил к работе. При помощи уровня и карандаша отбил горизонтальные отметки по углам ванной комнаты, замесил раствор, прилепил по углам плитки, натянул между ними резинку и выложил первый ряд. Дело пошло. К вечеру он выложил примерно пять квадратных метров. Провел рукой по дорогостоящей итальянской глазури — остался доволен результатом. Нигде ничего не выпирало, рисунок совпадал, а ванная комната постепенно из грустного серого каземата превращалась в уютный интимно-прачечный закуток.
Под вечер в дверь позвонили. На пороге стояла Джулия.
— А ты чего здесь? — удивился Арсений.
— Как чего? Обои клеить, ага, — ответила она и внесла в прихожую свои вещи.
Потом явилась Вероника. Чуть позже — злой хозяин, принявшийся отчитывать жену за какие-то огрехи. Семейный разговор плавно перетек в скандал со взаимными упреками и криками, обильно сдобренный крепкой русской бранью.
Арсений поспешил закончить на сегодня свои дела и смыться домой, не желая становиться участником сестриных семейных неурядиц.
— Подвезешь? — спросила Арсения ожидавшая возле «Мерседеса» Джулия.
— В Черемушки?
— Ага.
— Подвезу, — ответил он, прикидывая в голове предстоящий крюк…
— Я, кажется, влюбилась, ага, — сказала Джулия, когда Арсений спустя сорок минут притормозил возле каких-то трамвайных путей.
— Бывает, — ответил он. — Я уже лет пять не знаю, что такое любовь…
— В жизни каждого человека, — через пару дней рассказывал дядя Гена во время чаепития на кухне, — всегда встречаются люди, у которых он должен чему-то научиться. Люди эти могут являться в личине дьявола, иные, наоборот, ангелы во плоти. Некоторые не обращают на них внимания, хороня важные для себя события в глубинах своей памяти, другие, которых явное меньшинство, извлекают из этих встреч уроки и не повторяют ошибок. А особо продвинутые даже учатся на ошибках других. Ведь если к человеку приходит какая-то информация, то она ему, несомненно, нужна, и те силы, которые человека по жизни ведут, всегда в нужный момент эту информацию любезно предоставляют. В том или ином виде. Если субъект непроходимо туп, то он так и будет всю жизнь, как баран, нарезать круги вокруг некоего символического кола, к которому он привязан. И так до тех пор, пока насмерть не удушится. Распознать, что же все-таки вокруг тебя происходит, и стать наконец человеком, а не тупым, запрограммированным зомби — именно то, чего хочет Бог. Я думаю, что те вещи, которые говорил тебе на Севере твой приятель Алеша Воробьев, и та профессия, что ты там приобрел, непременно должны тебе в жизни пригодиться. Для чего? Для того чтобы приобрести опять-таки новые знания и извлечь уроки. И так до бесконечности.
— Хм… Говоришь как по писаному. Ты, случаем, не доктор философии? Ну ладно. А чему я научился, например, у Леопольда? — поинтересовался Арсений.
— Я думаю, водить машину, — ответил Гена, пропустив мимо ушей вопрос о докторской степени.
— Как это?
— Очень просто. Ты выучился водить машину настолько, что тебе больше не нужно совершенствовать этот навык, — значит, пришло время переключиться на другие дела. А «Леопольд» просто послужил неким катализатором, повлиявшим на твое решение сменить профессию. Дорога научила тебя сосредоточивать свое внимание на главном, не забывая при этом о мелочах по обочинам. А теперь настало время учиться чему-то другому. Чему — я не знаю, у тебя своя голова на плечах. То, что ты видишь в нас, повстречавшихся тебе на пути людях, нечто общее, — это только картинка в твоих мозгах, и не нужно зацикливаться, выискивая в нас некое объединяющее начало. Хотя и такое случается в жизни.
— Что, например?
— Человека часто, если не сказать — всегда, окружают персоны, объединенные общей идеей. «Идеи витают в воздухе…» — слыхал такое выражение? Не буквально, но она там действительно витает, и мы пока примем это за аксиому. Идея подпитывается мыслями этих людей, притягивает к себе все большее количество адептов, разрастаясь и существуя уже сама по себе, и в итоге образует при этом некую сущность, или, как модно сейчас именовать, эгрегор. Вырваться из его лап довольно-таки сложно. Например, болельщик «Динамо» никогда не будет болеть за ЦСКА, истинно православный верующий никогда не примет ислам, а западный человек никогда не поймет загадочной русской души, потому что мы и сами ее понять толком не можем. Ну, так далее… Так вот, я думаю, что существует некий ваш семейный эгрегор, в который я должен внести определенную гармонию и по возможности исправить ошибки. Можешь считать меня ангелом-хранителем вашей семьи, или заступником, как это принято у христиан. Так, что ли, примерно.
— Дядя Гена, ты хоть сам понял, что сейчас сказал? — спросил обалдевший Арсений и похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Курева не было. — У тебя закурить есть?
Мужик явно был не в себе. «Не зря, наверно, его Вероника от меня скрывала. Такой, того и гляди, всех тут топориком в темя положит. И о чем, интересно, сестрица думает?» — размышлял Арсений, подозрительно косясь на собеседника.
— Ну и что ж ты за ангел, если жену убил? — повторил он свой вопрос, так и оставшийся без ответа позавчера.
— А кто тебе сказал, что я вообще кого-то убил? Если Веронике нравится так думать — то пусть. Человек — существо хитрое и порой для того, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, придумывает всякие небылицы, причем настолько убедительные, что и сам начинает в них верить… Никому не верь, и никто тебя не обманет. — Эту фразу Арсений точно давно уже где-то слышал. — А курева у меня нет. И не было никогда, ибо не по карману мне дорогие привычки.
— Это почему же дорогие привычки? — спросил Арсений, вынимая из кармана деньги и протягивая их дяде Гене. — Доллар за пачку сигарет — это совсем не дорого. Не сочти за труд, сбегай за пачкой «Кэмела», — попросил он.
— Дорогие потому, что за них приходится расплачиваться самым дорогим, что у человека есть, — жизнью. Это первое. И второе: где ты тут лошадь увидел, чтобы бегать? Человеку больше свойственно ходить. Так что, дружок, тебе надо — ты и скачи галопом. У меня своих забот хватает, — ответил дядя Гена и, допив чай, вышел из кухни.
…Арсений понял, что погорячился. Ему стало неловко перед этим загадочным дядькой и совсем даже не дураком. «Придется извиняться, когда вернется», — подумал он.
Ремонт у Вероники закончили через неделю. Ванная комната, украшенная красивым зеркалом с подсветкой, хромированными полочками и новой итальянской стиральной машиной, засверкала яркой заморской белизной. Комната племянника Андрюши, над которой потрудилась Джулия, сияла белоснежным потолком, лоснилась виниловыми обоями с изображенными на них диснеевскими персонажами, пахла свежестью и счастливым детством. За работу Самец списал Арсению четыреста долларов долга.
— А не многовато ли будет? — поинтересовался облицовщик.
— Самый раз, — громко рыгнув после банки пива, которой обычно завершался ужин, ответил Самец и благостно отвалился на финский холодильник.
Чуток покайфовав, встал из-за стола и потопал в комнату привычно ругаться с Вероникой. Что-то не ладилось в их отношениях последнее время.
Объект номер 4. Анна Михайловна
Объект номер 5. Маркс
Миновали кольцевую. Свернули вправо и вскоре были дома…
«Завтра приступаете, — голосом Вероники сообщил автоответчик. — Все материалы дома. Ждем».
Других сообщений не было.
«Когда завтра? — думал Арсений. — Может, уже вчера?»
Они попили на кухне чай с окаменевшим овсяным печеньем. Прозвонились каждый по своим делам. Несколько раз обменялись пристальными взглядами, окончательно убедившись, что все сказано и сделано, к содеянному добавить больше нечего. Взрослые люди, у каждого своя дорога. Каждый сам по себе. Тихо и синхронно вздохнули.
— Мне в Черемушки, — сказала Джулия. — Ты знаешь, где это?
улыбаясь, пропел Арсений слова популярной люберецкой песни. — Знаю. Поехали.
— «Эх, время, время, время, времечко,
Время пролетело зря.
Трамвай пятерочка
Вези в Черемушки меня…» —
По дороге посетили магазин стройматериалов, где Арсений прикупил себе станок для резки плитки, кельму, зубило, желтую пластмассовую бадью для раствора, еще кой-каких приспособлений, необходимых для работы. День прошел незаметно. К вечеру он привез Джулию по нужному адресу.
— Не болей, заяц, — сказала она, проведя по затылку Арсения острыми ноготками…
— Не буду, — подмигнув и едко ухмыльнувшись, ответил он. — Донт вори, би хэпи.
— Что?
— Все хорошо, — ответил он и уехал.
В квартире Вероники все было готово для начала ремонта. Старая плитка со стен в ванной комнате сбита и вывезена. Голые стены, покрытые старой желтой масляной краской, испещрены смелой насечкой, нанесенной уверенной рукой бывалого лесоруба. Вместо старой чугунной ванны сияла белизной немецкая модная купель марки «Кальдевай», присоединенная к отечественной чугунине итальянской пластиковой манжетой и выставленная по «уровню». В прихожей были складированы цемент, клей ПВА, мастика для затирки швов и прочая необходимая для ремонта премудрость. На холодильнике, прилепленная магнитом с символикой города Хельсинки, белела табличка с надписью: «Не забудь пожрать тут!» — с нарисованной стрелкой, указывающей на никелированную ручку и автографом Вероники. И здесь сестрица постаралась.
Дома никого не было. Дяди Гены тоже, чему Арсений не очень удивился. Для того чтобы мастер не скучал, на хозяйстве оставили собаку Матильду. Целый день она понимающе смотрела на работу Арсения. Пару раз хватала его за рукав и подводила к холодильнику с красовавшимся на дверце вкусным объявлением, вероятно рассчитывая на угощение вне графика по случаю отсутствия хозяев. Арсений накрыл ванну найденными на балконе фанерными щитами, смешал в бадье клей ПВА с цементом, покурил и принялся большой малярной кистью наносить на стены серую суспензию. Потом перешел в санузел, где в скором времени и закончил подготовку. Теперь можно было немного передохнуть. Арсений вымыл руки, скормил Матильде кусок сырой говядины из холодильника и вышел перекурить на балкон.
Стоя там, он услышал, как в замке несколько раз провернулся ключ и в квартиру кто-то вошел. Арсений швырнул окурок вниз и, зайдя в комнату, шагнул навстречу визитеру.
— День добрый, мастер. — Гость протянул ему руку. — Будем знакомы: Гена…
Дежавю! Перед ним стоял «бизнесмен Леопольд»… или Алеша Воробьев, или еще кто-то, одетый в дешевый спортивный костюм с американской баскетбольной символикой «Чикагских бычар». Из-под больших очков в тонкой металлической оправе Арсения сверлил пристальный взгляд — взгляд далекого северного приятеля, или взгляд недавнего знакомца, консультанта «ООО ЛЕО-ФАРМ» — такой знакомо-родной и докучливо-попечительный.
Арсений протянул гостю руку.
— Чего рот раскрыл? — спросил тот. — Гена я, бомж дядя Гена. Живу я здесь.
— Точно Гена? Не Алеша, не Леопольд… Гена? — застыв в оцепенении, спросил Арсений.
— Да ты расслабься, — ответил дядя Гена, ставя на пол коробку с зеркалом для ванной. — Гена я, Гена. Всегда был Гена.
— А мы с вами раньше нигде не встречались? — не унимался Арсений.
— Все мы раньше обязательно бог знает где встречались. И еще встретимся, — ответил дядя Гена. — Пойдем чай пить. И Матильду заодно покормим.
— Да я ей целый кусок говядины скормил. Но, по-моему, она не прочь еще. — Арсений кивнул на Матильду, которая при слове «говядина», залупцевала хвостом по паркету, высунула язык и нагло облизнулась.
— Хватит ей.
Дядя Гена заварил в каком-то несуразном стеклянном сосуде зеленый чай и, усевшись за столом напротив Арсения, поинтересовался, кто такие Алеша Воробьев и бизнесмен Леопольд.
Арсений вкратце рассказал дяде Гене о своем дежавю, про то, что в последнее время ему часто встречаются люди с одинаковым взглядом, повадками и запредельной потусторонней харизмой. Высказал предположение, что, возможно, это все связано с травмой головы, из-за чего он просто тихо сходит с ума. Что, может быть, у дяди Гены имеются некие разбросанные по стране братья-близнецы, о существовании которых он и сам не подозревает. Вот от этих-то людей, включая дядю Гену, исходит некая неизвестной природы сила, которую Арсений вновь ощутил при встрече и слегка по этому поводу обеспокоился. Заодно поинтересовался, правда ли то, что дядя Гена убил топором собственную жену с любовником. Вопросов накопилось немало.
— Не гони лошадей, — прихлебывая чай, улыбнулся дядя Гена, — трудись спокойно. Позже поговорим. Пойду Матильду прогуляю, да и других дел у меня сегодня немерено. Пока.
— Пока, — растерянно сказал Арсений.
И, допив чай, приступил к работе. При помощи уровня и карандаша отбил горизонтальные отметки по углам ванной комнаты, замесил раствор, прилепил по углам плитки, натянул между ними резинку и выложил первый ряд. Дело пошло. К вечеру он выложил примерно пять квадратных метров. Провел рукой по дорогостоящей итальянской глазури — остался доволен результатом. Нигде ничего не выпирало, рисунок совпадал, а ванная комната постепенно из грустного серого каземата превращалась в уютный интимно-прачечный закуток.
Под вечер в дверь позвонили. На пороге стояла Джулия.
— А ты чего здесь? — удивился Арсений.
— Как чего? Обои клеить, ага, — ответила она и внесла в прихожую свои вещи.
Потом явилась Вероника. Чуть позже — злой хозяин, принявшийся отчитывать жену за какие-то огрехи. Семейный разговор плавно перетек в скандал со взаимными упреками и криками, обильно сдобренный крепкой русской бранью.
Арсений поспешил закончить на сегодня свои дела и смыться домой, не желая становиться участником сестриных семейных неурядиц.
— Подвезешь? — спросила Арсения ожидавшая возле «Мерседеса» Джулия.
— В Черемушки?
— Ага.
— Подвезу, — ответил он, прикидывая в голове предстоящий крюк…
— Я, кажется, влюбилась, ага, — сказала Джулия, когда Арсений спустя сорок минут притормозил возле каких-то трамвайных путей.
— Бывает, — ответил он. — Я уже лет пять не знаю, что такое любовь…
— В жизни каждого человека, — через пару дней рассказывал дядя Гена во время чаепития на кухне, — всегда встречаются люди, у которых он должен чему-то научиться. Люди эти могут являться в личине дьявола, иные, наоборот, ангелы во плоти. Некоторые не обращают на них внимания, хороня важные для себя события в глубинах своей памяти, другие, которых явное меньшинство, извлекают из этих встреч уроки и не повторяют ошибок. А особо продвинутые даже учатся на ошибках других. Ведь если к человеку приходит какая-то информация, то она ему, несомненно, нужна, и те силы, которые человека по жизни ведут, всегда в нужный момент эту информацию любезно предоставляют. В том или ином виде. Если субъект непроходимо туп, то он так и будет всю жизнь, как баран, нарезать круги вокруг некоего символического кола, к которому он привязан. И так до тех пор, пока насмерть не удушится. Распознать, что же все-таки вокруг тебя происходит, и стать наконец человеком, а не тупым, запрограммированным зомби — именно то, чего хочет Бог. Я думаю, что те вещи, которые говорил тебе на Севере твой приятель Алеша Воробьев, и та профессия, что ты там приобрел, непременно должны тебе в жизни пригодиться. Для чего? Для того чтобы приобрести опять-таки новые знания и извлечь уроки. И так до бесконечности.
— Хм… Говоришь как по писаному. Ты, случаем, не доктор философии? Ну ладно. А чему я научился, например, у Леопольда? — поинтересовался Арсений.
— Я думаю, водить машину, — ответил Гена, пропустив мимо ушей вопрос о докторской степени.
— Как это?
— Очень просто. Ты выучился водить машину настолько, что тебе больше не нужно совершенствовать этот навык, — значит, пришло время переключиться на другие дела. А «Леопольд» просто послужил неким катализатором, повлиявшим на твое решение сменить профессию. Дорога научила тебя сосредоточивать свое внимание на главном, не забывая при этом о мелочах по обочинам. А теперь настало время учиться чему-то другому. Чему — я не знаю, у тебя своя голова на плечах. То, что ты видишь в нас, повстречавшихся тебе на пути людях, нечто общее, — это только картинка в твоих мозгах, и не нужно зацикливаться, выискивая в нас некое объединяющее начало. Хотя и такое случается в жизни.
— Что, например?
— Человека часто, если не сказать — всегда, окружают персоны, объединенные общей идеей. «Идеи витают в воздухе…» — слыхал такое выражение? Не буквально, но она там действительно витает, и мы пока примем это за аксиому. Идея подпитывается мыслями этих людей, притягивает к себе все большее количество адептов, разрастаясь и существуя уже сама по себе, и в итоге образует при этом некую сущность, или, как модно сейчас именовать, эгрегор. Вырваться из его лап довольно-таки сложно. Например, болельщик «Динамо» никогда не будет болеть за ЦСКА, истинно православный верующий никогда не примет ислам, а западный человек никогда не поймет загадочной русской души, потому что мы и сами ее понять толком не можем. Ну, так далее… Так вот, я думаю, что существует некий ваш семейный эгрегор, в который я должен внести определенную гармонию и по возможности исправить ошибки. Можешь считать меня ангелом-хранителем вашей семьи, или заступником, как это принято у христиан. Так, что ли, примерно.
— Дядя Гена, ты хоть сам понял, что сейчас сказал? — спросил обалдевший Арсений и похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Курева не было. — У тебя закурить есть?
Мужик явно был не в себе. «Не зря, наверно, его Вероника от меня скрывала. Такой, того и гляди, всех тут топориком в темя положит. И о чем, интересно, сестрица думает?» — размышлял Арсений, подозрительно косясь на собеседника.
— Ну и что ж ты за ангел, если жену убил? — повторил он свой вопрос, так и оставшийся без ответа позавчера.
— А кто тебе сказал, что я вообще кого-то убил? Если Веронике нравится так думать — то пусть. Человек — существо хитрое и порой для того, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, придумывает всякие небылицы, причем настолько убедительные, что и сам начинает в них верить… Никому не верь, и никто тебя не обманет. — Эту фразу Арсений точно давно уже где-то слышал. — А курева у меня нет. И не было никогда, ибо не по карману мне дорогие привычки.
— Это почему же дорогие привычки? — спросил Арсений, вынимая из кармана деньги и протягивая их дяде Гене. — Доллар за пачку сигарет — это совсем не дорого. Не сочти за труд, сбегай за пачкой «Кэмела», — попросил он.
— Дорогие потому, что за них приходится расплачиваться самым дорогим, что у человека есть, — жизнью. Это первое. И второе: где ты тут лошадь увидел, чтобы бегать? Человеку больше свойственно ходить. Так что, дружок, тебе надо — ты и скачи галопом. У меня своих забот хватает, — ответил дядя Гена и, допив чай, вышел из кухни.
…Арсений понял, что погорячился. Ему стало неловко перед этим загадочным дядькой и совсем даже не дураком. «Придется извиняться, когда вернется», — подумал он.
Ремонт у Вероники закончили через неделю. Ванная комната, украшенная красивым зеркалом с подсветкой, хромированными полочками и новой итальянской стиральной машиной, засверкала яркой заморской белизной. Комната племянника Андрюши, над которой потрудилась Джулия, сияла белоснежным потолком, лоснилась виниловыми обоями с изображенными на них диснеевскими персонажами, пахла свежестью и счастливым детством. За работу Самец списал Арсению четыреста долларов долга.
— А не многовато ли будет? — поинтересовался облицовщик.
— Самый раз, — громко рыгнув после банки пива, которой обычно завершался ужин, ответил Самец и благостно отвалился на финский холодильник.
Чуток покайфовав, встал из-за стола и потопал в комнату привычно ругаться с Вероникой. Что-то не ладилось в их отношениях последнее время.
Объект номер 4. Анна Михайловна
Следующим объектом по рекомендации Артемова, щеголявшего уже подполковничьми погонами, стала квартира преподавательницы академического пения из гнесинского училища. Что связывало загадочного опричника с этой эксцентричной дамой, среднему уму не понять.
Впервые увидев Анну Михайловну, Арсений с ходу поставил ей серьезный диагноз: тревожное состояние. Эта дамочка пенсионного возраста, всю жизнь учившая людей петь, совершенно не умела говорить. А может, с годами разучилась. Видимо, она считала тихую вербальную коммуникацию недостаточной для общения, потому пускала в ход свое мощнейшее меццо-сопрано, от которого у любого человека душа уходит в пятки, а лампочки и домашний хрусталь норовят лопнуть.
На этом никчемном с точки зрения заработка объекте Арсений впервые настолько сильно вытрепал себе нервы, что дал зарок с психопатами не связываться. Помимо несносного голоса Анна Михайловна имела еще чудовищный нрав, великовозрастного сына с неярко выраженным синдромом Дауна (чудеса, да и только!) и позолоченную медаль от Министерства культуры, которой она очень гордилась и хвасталась при всяком удобном случае. В голове у женщины, как говорится, галопировал табун лошадей. Она каждый день меняла свои решения по поводу технического благоустройства ванной комнаты, цвета обоев в зале и прихожей и мощности проточного стационарного водонагревателя. Она могла целыми часами пищать Арсению о своих дизайнерских находках. Ежедневно меняла в магазинах купленные накануне обои и смесители; оккупировав телефон, терзала сомнениями своих родственников, подруг и выбившихся в люди учеников. Те внимательно ее слушали, хотя Арсению казалось, что никаких подруг у нее нет, а говорит Анна Михайловна сама с собой, прижав к оттянутому тяжелым рубином бледному уху раскаленную телефонную трубку.
Из-за дизайнерских терзаний и особенностей психики заслуженного преподавателя вся работа пошла под откос. Когда уже была облицована половина ванной комнаты, Анна Михайловна купила мощный проточный водонагреватель неизвестного производства. На пару с сыном они попытались подключить агрегат к электросети, чем вызвали короткое замыкание и на четыре часа оставили без света весь подъезд. Веские доводы Арсения на предмет того, что для данного конкретного монстра нужно тянуть отдельный кабель, на следующее утро были заглушены душераздирающими воплями, окрашенными крепким русским словом из нецензурного вокабуляра. «Тональность ля минор четвертой октавы, или, как ее именуют на музыкальном жаргоне, нота, тинь»", — подумал тогда Арсений. Нормальные человеческие уши и мозг такого звука не выдерживают. Он попытался вежливо откланяться до утра, но в прихожей был остановлен сыном Анны Михайловны, обвинен во вредительстве и заочно приговорен к смерти.
— Тебе пиздец, — взяв Арсения за грудки, приговорил он. — Ты маму мою обидел.
Сын быстро моргал припухшими глазенками, тяжело дышал и потел под носом. В тот момент Арсений понял, что уносить отсюда ноги нужно было гораздо раньше. "Такого даже сульфазином не приголубишь, — подумалось тогда. — Оправдываться бессмысленно". Арсений очень ярко себе представил, как к нему домой приезжают пять крепких даунов, вставляют в анус разогретый паяльник, душат, глумятся над трупом, вывозят в лес по Можайскому шоссе, где оставляют под кривенькой рябинкой с опавшей листвой. Стало смешно. Потом грустно, но приходилось делать вид, что страшно.
Откровенно говоря, сын Анны Николаевны не являлся стопроцентным дауном. Имея на лице все симптомы тяжелого заболевания, он был вполне разумен, крупнооптово торговал продуктами питания и иногда давал маме дельные советы по ремонту. Психиатрия не была специализацией Арсения. Он не сильно разбирался в хитросплетениях хромосомных аномалий. Просто сочувствовал этому парню. Ведь несладко приходилось человеку жить на земле с нормально вроде бы работающими мозгами, специфической внешностью, да еще и с такой тревожной мамой.
На следующее утро Арсений открыл квартиру ключами, которые оставила ему хозяйка. Переоделся в рабочий комбинезон, вошел в ванную комнату и обнаружил там труп пожилого мужчины, почившего в нелепой позе, с вытянутыми вперед ногами и не достающим до пола мокрым задом. Полотенцесушитель и шею покойника соединяла скрученная в жгут простыня. Реанимировать туловище было уже бесполезно. Арсений вызвал милицию, снова переоделся — на сей раз в цивильное — и принялся собирать инструмент, теперь уже с твердым намерением не возвращаться сюда никогда. Приехала следственная бригада, следом за ней примчалась Анна Михайловна и опознала покойника, который оказался одним из ее многочисленных мужей. Арсений дал показания, оставил на столике в прихожей ключи от квартиры и поспешил прочь из этого дурдома, ни о чем не сожалея. Войны без потерь не бывает. Долго еще Анна Михайловна ему названивала, требуя закончить ремонт, грозила всякими напастями в лице налоговой инспекции, сына и связями в высших эшелонах государственной власти. Своим адским голосом оставляла на автоответчике по десять сообщений в день, а потом все как-то тихо прекратилось. И слава богу. Пенять было не на кого, разве только на самого себя, не положившегося вовремя на свое чутье. Ведь первые интуитивные впечатления на самом деле всегда оказываются самыми правильными.
Работы с каждым днем прибавлялось. Репутация, которую Арсений создал себе во время серфинга по квартирам клиентов, росла день ото дня. Он обзавелся полезными знакомствами в салонах керамики и сантехники. Водил туда клиентов, давал консультации и в случае покупки плитки или понравившегося фаянсового изделия получал оговоренные заранее бонусы, сумма которых порой превышала заработок. Помимо приобретения профессионального опыта, оттачивалось искусство межличностного общения, позволявшего с первого взгляда отличать подлинного клиента от неплатежеспособного истероидного психопата.
По наблюдениям Арсения, самыми лучшими клиентами являлись программисты и бандиты. Программисты, как правило, были щуплыми, вежливыми очкариками, имеющими уравновешенных, разумных жен, собаку породы сеттер или лабрадор и талантливых детей. Этим заказчикам был безразличен цвет плитки, ее цена, глубина унитаза и фирменное название. Главное, чтобы все было новое и работало как модная операционная система «Windows-95». Головы программистов были заняты непостижимо высоким и интеллектуальным, потому они очень не любили, когда их отвлекают от компьютера всякими несущественными мелочами. Представители второй разновидности лучших клиентов, еще не успевшие прийти в себя от внезапного материального благополучия и окультуриться, глядя на смету, обычно говорили: "Хули ты, Арсений, мне эту маляву тычешь. Ты, скажи, бля, сколько денег надо. А не тычь хуйню всякую…"
Программисты думали примерно так же, но выражались более культурно. И те и другие рассчитывались сполна и в срок. Не лезли в детали, внимали советам и впадали в щенячий восторг от входивших в моду галогеновых лампочек. Примерно такую же радость Арсений видел в глазах у местного населения во время давней туристической поездки в Индию. Среди барахла, привезенного в эту страну на продажу, был светильник в виде старинного канделябра. Лампочки, имитирующие горение свеч, вызвали неописуемую радость у владельца маленькой торговой палатки с русской вывеской «Саша» и его соседей, сбежавшихся поглазеть на чудо. Индусы сплясали вокруг светильника короткий танец, осыпали помещение мелкими цветочными лепестками и, как показалось, позавидовали Сашиной удачной сделке. За светильник Арсений получил три бронзовые статуэтки божества по имени Ганеша, чему был несказанно рад.
Времени на яркую и полноцветную жизнь катастрофически не хватало. Работа изматывала настолько, что, придя домой, Арсений отключал телефон, не раздеваясь, падал на кровать и тут же забывался до утра крепким сном. Недели три снились стены в квадратную и прямоугольную плитку, никелированные смесители и унитазы всех цветов радуги. Потом отпустило. Видимо, подсознание справилось с навязчивыми пейзажами, похоронив их в своих глубинах за ненадобностью. С каждым днем Арсений все уверенней приходил к выводу, что из разряда облицовщика ему надо переходить на более высокий уровень. Очень часто он отдавал хорошие заказы Марксу и Энгельсу, сожалея в душе, что не может разорваться на части. Своими раздумьями он поделился с дядей Геной за традиционным чаепитием на Вероникиной кухне.
— Любой бизнес должен развиваться, — рассуждал дядя Гена, — иначе это не бизнес, а так — ремесло. Зачем делать то, чего можно не делать? Есть такая доктрина в индийской философии на пути к просветлению. Ведь нет ничего сложного в том, чтобы объединить вокруг себя людей и заставить их работать на себя. Научить их тому, чего они не знают. Платить хорошую зарплату, заранее о ней условившись. Не обманывать. Разве Маркс с Энгельсом сделают облицовку хуже тебя? Скорей всего, лучше. И быстрее. Можно Джулию привлечь. Ведь, я уверен, клиенты желают ремонтировать не только свои сортиры, но и комнаты. Вот пусть себе и клеит обои. Почему нет? Так что думай. Для этого у тебя и голова на плечах.
— Знать бы, с чего начать, — посетовал Арсений.
— С братьев и Джулии начни, — ответил дядя Гена. — Создай в воображении яркую картинку, изображение уже существующей у тебя бригады. Представь количество людей в ней, их возраст, характеры и профессиональные навыки. Сколько и к какому сроку ты желаешь заработать. Короче, нарисуй образ, вживись в него и поверь в его реальность. Постарайся не упустить никаких мелочей, однако и лишнего при этом не накручивай. Подыши. Богу помолись, как умеешь… Потом просто посиди, стараясь ни о чем не думать… И жди. Пару дней… Бог — он ведь все слышит.
— Он, может, и слышит, но ничего не делает.
— А он и не обязан ничего делать, — удивился дядя Гена. — Делать должен ты. Бог лишь создаст для тебя ситуации, в которых ты должен будешь действовать своими руками и головой, воплощая задуманное в свою жизнь. Встречи нужные организует, которые могут показаться тебе случайными… Хотя случайных встреч не бывает. Обязательно обращай внимание на знаки, не брезгуй интуицией. Ты попробуй.
— И что, получится?
— Получится. Ты, главное, продумай все до мелочей и не ленись потом действовать.
— Попробую, — неуверенно пожал плечами Арсений. — Дядя Гена, откуда ты почерпнул свои знания?
— Из жизни, откуда же еще…
С братьев все и началось.
Впервые увидев Анну Михайловну, Арсений с ходу поставил ей серьезный диагноз: тревожное состояние. Эта дамочка пенсионного возраста, всю жизнь учившая людей петь, совершенно не умела говорить. А может, с годами разучилась. Видимо, она считала тихую вербальную коммуникацию недостаточной для общения, потому пускала в ход свое мощнейшее меццо-сопрано, от которого у любого человека душа уходит в пятки, а лампочки и домашний хрусталь норовят лопнуть.
На этом никчемном с точки зрения заработка объекте Арсений впервые настолько сильно вытрепал себе нервы, что дал зарок с психопатами не связываться. Помимо несносного голоса Анна Михайловна имела еще чудовищный нрав, великовозрастного сына с неярко выраженным синдромом Дауна (чудеса, да и только!) и позолоченную медаль от Министерства культуры, которой она очень гордилась и хвасталась при всяком удобном случае. В голове у женщины, как говорится, галопировал табун лошадей. Она каждый день меняла свои решения по поводу технического благоустройства ванной комнаты, цвета обоев в зале и прихожей и мощности проточного стационарного водонагревателя. Она могла целыми часами пищать Арсению о своих дизайнерских находках. Ежедневно меняла в магазинах купленные накануне обои и смесители; оккупировав телефон, терзала сомнениями своих родственников, подруг и выбившихся в люди учеников. Те внимательно ее слушали, хотя Арсению казалось, что никаких подруг у нее нет, а говорит Анна Михайловна сама с собой, прижав к оттянутому тяжелым рубином бледному уху раскаленную телефонную трубку.
Из-за дизайнерских терзаний и особенностей психики заслуженного преподавателя вся работа пошла под откос. Когда уже была облицована половина ванной комнаты, Анна Михайловна купила мощный проточный водонагреватель неизвестного производства. На пару с сыном они попытались подключить агрегат к электросети, чем вызвали короткое замыкание и на четыре часа оставили без света весь подъезд. Веские доводы Арсения на предмет того, что для данного конкретного монстра нужно тянуть отдельный кабель, на следующее утро были заглушены душераздирающими воплями, окрашенными крепким русским словом из нецензурного вокабуляра. «Тональность ля минор четвертой октавы, или, как ее именуют на музыкальном жаргоне, нота, тинь»", — подумал тогда Арсений. Нормальные человеческие уши и мозг такого звука не выдерживают. Он попытался вежливо откланяться до утра, но в прихожей был остановлен сыном Анны Михайловны, обвинен во вредительстве и заочно приговорен к смерти.
— Тебе пиздец, — взяв Арсения за грудки, приговорил он. — Ты маму мою обидел.
Сын быстро моргал припухшими глазенками, тяжело дышал и потел под носом. В тот момент Арсений понял, что уносить отсюда ноги нужно было гораздо раньше. "Такого даже сульфазином не приголубишь, — подумалось тогда. — Оправдываться бессмысленно". Арсений очень ярко себе представил, как к нему домой приезжают пять крепких даунов, вставляют в анус разогретый паяльник, душат, глумятся над трупом, вывозят в лес по Можайскому шоссе, где оставляют под кривенькой рябинкой с опавшей листвой. Стало смешно. Потом грустно, но приходилось делать вид, что страшно.
Откровенно говоря, сын Анны Николаевны не являлся стопроцентным дауном. Имея на лице все симптомы тяжелого заболевания, он был вполне разумен, крупнооптово торговал продуктами питания и иногда давал маме дельные советы по ремонту. Психиатрия не была специализацией Арсения. Он не сильно разбирался в хитросплетениях хромосомных аномалий. Просто сочувствовал этому парню. Ведь несладко приходилось человеку жить на земле с нормально вроде бы работающими мозгами, специфической внешностью, да еще и с такой тревожной мамой.
На следующее утро Арсений открыл квартиру ключами, которые оставила ему хозяйка. Переоделся в рабочий комбинезон, вошел в ванную комнату и обнаружил там труп пожилого мужчины, почившего в нелепой позе, с вытянутыми вперед ногами и не достающим до пола мокрым задом. Полотенцесушитель и шею покойника соединяла скрученная в жгут простыня. Реанимировать туловище было уже бесполезно. Арсений вызвал милицию, снова переоделся — на сей раз в цивильное — и принялся собирать инструмент, теперь уже с твердым намерением не возвращаться сюда никогда. Приехала следственная бригада, следом за ней примчалась Анна Михайловна и опознала покойника, который оказался одним из ее многочисленных мужей. Арсений дал показания, оставил на столике в прихожей ключи от квартиры и поспешил прочь из этого дурдома, ни о чем не сожалея. Войны без потерь не бывает. Долго еще Анна Михайловна ему названивала, требуя закончить ремонт, грозила всякими напастями в лице налоговой инспекции, сына и связями в высших эшелонах государственной власти. Своим адским голосом оставляла на автоответчике по десять сообщений в день, а потом все как-то тихо прекратилось. И слава богу. Пенять было не на кого, разве только на самого себя, не положившегося вовремя на свое чутье. Ведь первые интуитивные впечатления на самом деле всегда оказываются самыми правильными.
Работы с каждым днем прибавлялось. Репутация, которую Арсений создал себе во время серфинга по квартирам клиентов, росла день ото дня. Он обзавелся полезными знакомствами в салонах керамики и сантехники. Водил туда клиентов, давал консультации и в случае покупки плитки или понравившегося фаянсового изделия получал оговоренные заранее бонусы, сумма которых порой превышала заработок. Помимо приобретения профессионального опыта, оттачивалось искусство межличностного общения, позволявшего с первого взгляда отличать подлинного клиента от неплатежеспособного истероидного психопата.
По наблюдениям Арсения, самыми лучшими клиентами являлись программисты и бандиты. Программисты, как правило, были щуплыми, вежливыми очкариками, имеющими уравновешенных, разумных жен, собаку породы сеттер или лабрадор и талантливых детей. Этим заказчикам был безразличен цвет плитки, ее цена, глубина унитаза и фирменное название. Главное, чтобы все было новое и работало как модная операционная система «Windows-95». Головы программистов были заняты непостижимо высоким и интеллектуальным, потому они очень не любили, когда их отвлекают от компьютера всякими несущественными мелочами. Представители второй разновидности лучших клиентов, еще не успевшие прийти в себя от внезапного материального благополучия и окультуриться, глядя на смету, обычно говорили: "Хули ты, Арсений, мне эту маляву тычешь. Ты, скажи, бля, сколько денег надо. А не тычь хуйню всякую…"
Программисты думали примерно так же, но выражались более культурно. И те и другие рассчитывались сполна и в срок. Не лезли в детали, внимали советам и впадали в щенячий восторг от входивших в моду галогеновых лампочек. Примерно такую же радость Арсений видел в глазах у местного населения во время давней туристической поездки в Индию. Среди барахла, привезенного в эту страну на продажу, был светильник в виде старинного канделябра. Лампочки, имитирующие горение свеч, вызвали неописуемую радость у владельца маленькой торговой палатки с русской вывеской «Саша» и его соседей, сбежавшихся поглазеть на чудо. Индусы сплясали вокруг светильника короткий танец, осыпали помещение мелкими цветочными лепестками и, как показалось, позавидовали Сашиной удачной сделке. За светильник Арсений получил три бронзовые статуэтки божества по имени Ганеша, чему был несказанно рад.
Времени на яркую и полноцветную жизнь катастрофически не хватало. Работа изматывала настолько, что, придя домой, Арсений отключал телефон, не раздеваясь, падал на кровать и тут же забывался до утра крепким сном. Недели три снились стены в квадратную и прямоугольную плитку, никелированные смесители и унитазы всех цветов радуги. Потом отпустило. Видимо, подсознание справилось с навязчивыми пейзажами, похоронив их в своих глубинах за ненадобностью. С каждым днем Арсений все уверенней приходил к выводу, что из разряда облицовщика ему надо переходить на более высокий уровень. Очень часто он отдавал хорошие заказы Марксу и Энгельсу, сожалея в душе, что не может разорваться на части. Своими раздумьями он поделился с дядей Геной за традиционным чаепитием на Вероникиной кухне.
— Любой бизнес должен развиваться, — рассуждал дядя Гена, — иначе это не бизнес, а так — ремесло. Зачем делать то, чего можно не делать? Есть такая доктрина в индийской философии на пути к просветлению. Ведь нет ничего сложного в том, чтобы объединить вокруг себя людей и заставить их работать на себя. Научить их тому, чего они не знают. Платить хорошую зарплату, заранее о ней условившись. Не обманывать. Разве Маркс с Энгельсом сделают облицовку хуже тебя? Скорей всего, лучше. И быстрее. Можно Джулию привлечь. Ведь, я уверен, клиенты желают ремонтировать не только свои сортиры, но и комнаты. Вот пусть себе и клеит обои. Почему нет? Так что думай. Для этого у тебя и голова на плечах.
— Знать бы, с чего начать, — посетовал Арсений.
— С братьев и Джулии начни, — ответил дядя Гена. — Создай в воображении яркую картинку, изображение уже существующей у тебя бригады. Представь количество людей в ней, их возраст, характеры и профессиональные навыки. Сколько и к какому сроку ты желаешь заработать. Короче, нарисуй образ, вживись в него и поверь в его реальность. Постарайся не упустить никаких мелочей, однако и лишнего при этом не накручивай. Подыши. Богу помолись, как умеешь… Потом просто посиди, стараясь ни о чем не думать… И жди. Пару дней… Бог — он ведь все слышит.
— Он, может, и слышит, но ничего не делает.
— А он и не обязан ничего делать, — удивился дядя Гена. — Делать должен ты. Бог лишь создаст для тебя ситуации, в которых ты должен будешь действовать своими руками и головой, воплощая задуманное в свою жизнь. Встречи нужные организует, которые могут показаться тебе случайными… Хотя случайных встреч не бывает. Обязательно обращай внимание на знаки, не брезгуй интуицией. Ты попробуй.
— И что, получится?
— Получится. Ты, главное, продумай все до мелочей и не ленись потом действовать.
— Попробую, — неуверенно пожал плечами Арсений. — Дядя Гена, откуда ты почерпнул свои знания?
— Из жизни, откуда же еще…
С братьев все и началось.
Объект номер 5. Маркс
Маркс сидел на перевернутой бадье в санузле трехкомнатной квартиры, принадлежащей "оптовому шоколадному бизнесмену" — именно так называла мужа его жена-домохозяйка. Бизнес клиента набирал хорошие обороты, уверенно сметая с прилавков страны шоколад «Аленка» и заменяя его ставшими уже привычными для обывателя «сникерсами» и «марсами». Телевизионная реклама тоже делала свое дело.
Маркс ждал Арсения, который должен был привезти на объект закончившуюся сухую смесь «Церезит» и новый импортный унитаз на замену вырванному отечественному. Старенькая китайская магнитола была вчера вдребезги разбита, и теперь вместо любимой музыки Маркс слушал непрекращающуюся канализационную симфонию, звучащую из нутра ржавого чугунного стояка. Пятнадцать квартир, расположенных выше жилища шоколадного магната, постоянно дополняли ее иногда длинными, иногда короткими, отрывистыми аккордами, чем-то напоминающими завораживающую музыку Равеля.
Лицо Маркса было поцарапано, под обоими глазами цвели свежие синяки, к которым он поочередно прикладывал большой холодный молоток. Мастер поедал уже пятый с утра шоколадный батончик «Марс», сзади стояла сердобольная домохозяйка и гладила Маркса по голове.
Афера, задуманная братьями под смешанное вчера с водкой пиво, не увенчалась успехом. Скорее, она завершилась трагически. Смысл задуманного состоял в обмене женами сроком на две недели, и сейчас под звуки канализационного болеро Маркс тужился умом, пытаясь разобраться во вчерашних недоработках. По его разумению, количество выпитого алкоголя никак не должно было повлиять на полностью контролируемую мозгом ситуацию, но в какой-то момент все пошло не так. Скорей всего, его распознали по трусам — исподним забыли поменяться с Энгельсом во время переодевания в подъезде своего дома. Но вполне может статься, что в разоблачении ключевую роль сыграли его музыкальные пристрастия, коими близнецы очень разнились. Маркс был ярым поклонником творчества "Deep Purple", брат же ничего не слушал, кроме "Led Zeppelin".
Маркс ждал Арсения, который должен был привезти на объект закончившуюся сухую смесь «Церезит» и новый импортный унитаз на замену вырванному отечественному. Старенькая китайская магнитола была вчера вдребезги разбита, и теперь вместо любимой музыки Маркс слушал непрекращающуюся канализационную симфонию, звучащую из нутра ржавого чугунного стояка. Пятнадцать квартир, расположенных выше жилища шоколадного магната, постоянно дополняли ее иногда длинными, иногда короткими, отрывистыми аккордами, чем-то напоминающими завораживающую музыку Равеля.
Лицо Маркса было поцарапано, под обоими глазами цвели свежие синяки, к которым он поочередно прикладывал большой холодный молоток. Мастер поедал уже пятый с утра шоколадный батончик «Марс», сзади стояла сердобольная домохозяйка и гладила Маркса по голове.
Афера, задуманная братьями под смешанное вчера с водкой пиво, не увенчалась успехом. Скорее, она завершилась трагически. Смысл задуманного состоял в обмене женами сроком на две недели, и сейчас под звуки канализационного болеро Маркс тужился умом, пытаясь разобраться во вчерашних недоработках. По его разумению, количество выпитого алкоголя никак не должно было повлиять на полностью контролируемую мозгом ситуацию, но в какой-то момент все пошло не так. Скорей всего, его распознали по трусам — исподним забыли поменяться с Энгельсом во время переодевания в подъезде своего дома. Но вполне может статься, что в разоблачении ключевую роль сыграли его музыкальные пристрастия, коими близнецы очень разнились. Маркс был ярым поклонником творчества "Deep Purple", брат же ничего не слушал, кроме "Led Zeppelin".