Некоторое представление о масштабах разложения партии дают следующие цифры. С 1981 по 1985 г. из КПСС было исключено 429,5 тыс. чел., с 1986 по 1989 г. – 498,4 тыс.[556]. За девять лет почти миллион.
На рубеже 70-80-х годов коррупция и казнокрадство были обнаружены в Министерстве торговли РСФСР[557], МВД СССР[558], в Министерстве внешней торговли СССР[559], в Министерстве заготовок СССР[560], в Министерстве легкой промышленности РСФСР[561], в Министерстве культуры СССР[562]. Причем когда министр культуры СССР Е. Фурцева «была уличена в том, что строила личную дачу из материалов, которые выделялись на реконструкцию Большого театра» и «ее упрекнули в этом на Политбюро, она вспыхнула и бросила в лицо сидевшим: «Нечего меня обвинять, на себя посмотрите!»[563].
Отметив, что авторитет «Солидарности» в Польше растет за счет разоблачения «коммунизма для аппаратчиков», A.C. Черняев 28 марта 1981 г. записал, что необходимо ужесточение «режима» в отношении партийных чинов». И начинать надо по крайней мере «с Управления делами ЦК, с Павлова и Поплавского», которые «если и не обворовывают, то хорошо пользуются партийной кассой в своих «семейных» целях»[564].
Особую известность получил Г. Д. Бровин, который на протяжении почти 13 лет был одним из секретарей Л.И. Брежнева, а после его смерти, лишившись прежнего покровительства, оказался за решеткой[565].
Коррозия проникла даже в Секретариат и Политбюро ЦК КПСС. В качестве примера можно назвать первого секретаря ЦК Компартии Грузии В. Мжаванадзе.
«Вскоре после моего переезда в Грузию, – вспоминал бывший второй секретарь ЦК КП Грузии H.A. Родионов, – чета Мжаванадзе пригласила меня и мою жену в гости. Жили хозяева скромно, одевались тоже. Однако прошло время, и все изменилось – у жены и дочерей первого секретаря стали появляться дорогостоящие наряды, украшения. Стало входить в моду пышное празднование дня рождения супруги Мжаванадзе – «царицы Виктории», как ее называли, с приглашением большого количества гостей и преподнесением дорогостоящих подарков. И квартиру чета Мжаванадзе занимала теперь…в особняке», причем «огромная квартира Мжаванадзе напоминала скорее антикварный магазин высшего класса, чем жилье»[566].
А ведь В. Мжаванадзе был не просто первым секретарем ЦК компартии Грузии. Он являлся кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.
Пребывание у власти стало настолько прибыльным, пишет Д.Ф. Бобков, что «в некоторых республиках существовала даже определенная такса на получение партбилета»[567] «По словам бывшего второго секретаря ЦК Компартии Грузии П.А. Родионова в ряде партийных организаций этой республики шла торговля партийными билетами, за прием в КПСС разного рода жулики, выдвигавшиеся затем на более высокие должности, давали крупные взятки»[568]. Бывший помощник Ю.В. Андропова И. Е. Синицын утверждает, что, по имевшимся у него сведениям, торговали должностями и в Азербайджане[569]. «В южных республиках, – пишет А.И. Гуров, – должность секретаря обкома стоила полмиллиона рублей, должность начальника УВД – 300 тысяч. Работника ГАИ – от трех до пяти тысяч»[570].
Однако главное не в размере взяток, а в их характере. Торговля партийными билетами и должностями свидетельствовала о сращивании криминальных структур со структурами государственной и партийной власти, в том числе со структурами органов правопорядка[571]. А.И. Гуров пишет, что в 70 – 80-е годы у криминального подполья «свои люди были в городских, областных советских и партийных органах, а отдельные из них уже передвинулись в аппарат Совмина и ЦК КПСС»[572].
Коррумпирование партийного и государственного аппарата означало, что для все большего и большего числа бюрократов и партократов интересы общества отходили на задний план, а на первый план выдвигались собственные корыстные интересы, в жертву которым приносились интересы партии, народа и государства.
В 1987 г. «Известия» опубликовали сведения, согласно которым официально утвержденные инструкции завышали расход мяса в системе общественного питания почти на 40 %[573]. Если учесть, что в 1985 г. в системе общепита было реализовано мясной продукции примерно на 6 млрд. руб.[574], получается, что только за счет допущенного перерасхода мяса совершенно законно было обеспечено получение 2,5 млрд. руб. «левых доходов».
Это значит, что криминальное подполье имело своих людей в министерствах и через них могло оказывать влияние на деятельность этих учреждений.
Подобные же факты имели место и в международной политике.
Если с 1963 г. отрицательным стал общий баланс внешней торговли нашей страны сельскохозяйственными продуктами, то с 1975 г. и баланс торговли хлебом. За четверть века с 1961 по 1985 г. СССР переплатил за сельскохозяйственные продукты 150 млрд. долл.[575].
О том, как велась эта торговля, мы можем узнать из выступления М.С. Горбачева на заседании Политбюро 11 июля 1986 г.: «Мы платим США 160 долл. за тонну. А в СССР она стоит 111. Таким образом, 50 золотых рублей теряем на каждой тонне»[576]. По другим данным: «Внутренняя закупочная цена за тонну пшеницы составляет 100 руб., а за границей закупаем по 225 долл. за тонну»[577].
Это значит, что импортные цены на хлеб превосходили закупочные в полтора-два раза. Почему же, понимая это, советское правительство переплачивало американским и канадским фермерам и недоплачивало своим колхозникам?
Частично ответ на этот вопрос дал А.Н. Яковлев, который с 1973 по 1983 г. занимал пост посла в Канаде. «Я хорошо знаю, – писал он, – что в системе импорта зерна сложилась взаимозависимая и хорошо организованная государственная мафиозная структура»[578].
А вот другой факт. К середине 80-х годов на долю нашей страны приходилась четверть всей мировой добычи алмазов[579]. Еще в 1960 г… Министерство внешней торговли СССР подписало соглашение о сотрудничестве в этой сфере с английской фирмой «Де Бирс»[580]. В результате за 1970–1986 гг. мы вывезли за границу алмазов на 4,8 млрд. инвалютных рублей, а «Де Бирс» только за два года (1977 и 1978) получил от перепродажи советских алмазов Израилю 2,6 млрд. дол.[581].
Но дело не только в этом. Стоимость алмазов «в сотню раз» дешевле стоимости бриллиантов[582]. В связи с этим в правительстве неоднократно поднимался вопрос о необходимости наладить собственную огранку алмазов и экспортировать бриллианты. Но всякий раз какие-то «неведомые силы» гасили эти инициативы, доказывая, что нам невыгодно развивать собственное производство бриллиантов[583].
Приведенные факты свидетельствуют, что к началу перестройки «своих людей» в государственных (а может быть, и партийных) структурах имели не только отечественные «теневики», но и иностранный капитал, который таким образом тоже имел возможность оказывать влияние на политику советского государства.
Можно встретить мнение, будто бы единственным учреждением в нашей стране, которое не было захвачено коррозией, являлся КГБ СССР.
Однако она затронула и КГБ, и ГРУ.
Одним из показателей перерождения советской партийной и государственной номенклатуры, является внедрение агентуры зарубежных спецслужб в самые разные учреждения советского государства. Разумеется, точные и полные данные на этот счет недоступны. Единственное, чем мы располагаем, – это только сведения о выявленной или же провалившейся агентуре.
Когда весной 1991 г. председателю КГБ СССР В.А. Крючкову на заседании Верховного Совета СССР был задан вопрос, сколько советских разведчиков «перешло на сторону врага», Владимир Александрович, не моргнув глазом, ответил: «За последние 16 лет (т. е. с 1974 г., когда В. А. Крючков возглавил ПГУ КГБ СССР. – АО.) эта цифра составила 8 человек»[584].
Ах, если бы это действительно было так! На самом деле, как пишет бывший помощник Ю.В. Андропова И. Е. Синицын, «именно при Крючкове по советской внешней разведке прокатился девятый вал измен, побегов и случаев казнокрадства»[585].
Оставляя в стороне вопрос о взятках, казнокрадстве и контрабанде[586], которые тоже имели место в советских спецслужбах, хотя и не в таких размерах, как в других учреждениях, обратимся к проблеме «измен».
В книге Д.П. Прохорова и О.И. Лемехова, которая так и называется «Перебежчики», приведены фамилии 91 сотрудника КГБ и ГРУ, которые в период с 1945 по 1991 г. изменили Родине. Из них 48 человек, т. е. подавляющее большинство бежали за границу или же были разоблачены как раз в период с 1975 по 1991 г., т. е. когда В.А. Крючков возглавлял сначала ПГУ, а затем КГБ.
Вот только две фамилии из этого «черного» списка.
Четверть века сотрудничал с ЦРУ сотрудник ГРУ Генерального штаба Дмитрий Федорович Поляков[587]. Он был завербован в США в ноябре 1961 г.[588]. Вернувшись летом 1962 г. в Москву[589], Д.Ф. Поляков некоторое время «работал в центральном аппарате» ГРУ[590], затем был направлен в Бирму, оттуда переведен в Индию. В 1972 г. снова вернулся Москву[591]. В 1976 г. был назначен начальником факультета Военно-дипломатической академии и получил звание генерал-майора[592]. В начале 1979 г. снова был направлен в Индию[593] и находился там до июня 1980 года[594], после чего отозван в Москву и отправлен в отставку[595]. Однако, по некоторым данным, через некоторое время как вольнонаемный он продолжил работу в центральном аппарате ГРУ, причем не где-нибудь, а в управлении кадров[596].
Первые подозрения пали на него еще в 1981 г. Однако, как пишет A.C. Терещенко, «в тяжелой борьбе с начальством» прошло пять лет «пока оперативники наконец-то убедили все инстанции – от председателя КГБ до военного прокурора». 7 июля 1986 г. Д.Ф. Поляков был арестован[597]. За четверть века сотрудничества с ЦРУ он «выдал 19 нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к советской военной и внешней разведке 1500 офицеров»[598].
В середине 80-х годов был арестован, предан суду и расстрелян как агент ЦРУ Владимир Пигузов. К моменту ареста он работал не более не менее как в Краснознаменном Институте разведки КГБ СССР. Причем был не рядовым преподавателем, а секретарем парткома[599]. Более того, являлся членом парткома ПГУ[600].
По долгу службы он имел «доступ не только ко многим самым секретным обобщающим документам разведки, касающимся организации системы подготовки кадров для органов госбезопасности, но и к личным делам практически любого сотрудника тогдашней «Лесной» школы, содержащим полные и истинные установочные данные»[601].
Имеются сведения, что В. Пигузов «расшифровал» несколько тысяч сотрудников КГБ СССР, причем не только резидентуру, но и многочисленную советскую агентуру за рубежом[602].
«Высокопоставленные и широкоинформированные агенты противника из числа сотрудников ПГУ, вроде секретаря парткома Краснознаменной школы этого главка, передали за границу не только списки своих коллег, но и их служебные, партийные и человеческие характеристики. Фактически в единую оперативно-информационную систему разведки стран НАТО… заложены копии личных дел большинства сотрудникок ПГУ»[603].
Обо всем этом известно давно. Но почему-то никто не желает даже поставить вопрос о том, чем должно было обернуться предательство Д. Ф. Полякова, В. Пигузова и десятков других перебежчиков?
Поскольку в 60 – 80-е годы ЦРУ удалось «расшифровать» несколько тысяч советских разведчиков, работавших как нелегально, так и под дипломатическим прикрытием, это должно было повлечь за собой волну массовых арестов и высылок. А поскольку ничего подобного не произошло, получается, что засвеченная часть советской разведывательной сети за рубежом была или поставлена под контроль ЦРУ, или перевербована.
Между тем, отработав определенный срок за рубежом, перевербованные «штирлицы» возвращались домой и занимали разные должности в партийных и государственных учреждениях.
Как пишет бывший генерал КГБ СССР Ю.И. Дроздов, однажды, уже после развала СССР, «бывшие американские разведчики в пылу откровенности бросили фразу: «Вы хорошие парни, ребята. Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы имеете право гордиться…Но придет время, и вы ахнете, узнав (если это будет рассекречено), какую агентуру имели ЦРУ и госдепартамент у вас наверху»[604].
«Наши были везде, – вспоминал О. Эймс, – Шпионы ЦРУ проникли на все участки советской системы: КГБ, ГРУ, Кремль, научно-исследовательские институты». Где только «кроты» не прорывали свои ходы»[605]. Более того, по утверждению О. Эймса, ЦРУ не просто «проникло в разведслужбы Советского Союза и стран Варшавского договора», но и «в гигантских масштабах манипулировало ими»[606].
22 ноября 1973 г. полковник Владимир Меднис, руководитель «легальной» резидентуры внешней разведки в Канаде, поставил Ю.В. Андропова в известность о том, что, по имеющимся у него сведениям, в ближайшем окружении шефа КГБ есть «крот». Прощаясь с В. Меднисом, Ю.В. Андропов сказал: «Да, нелегко Вам придется». Через «три дня» «человек, который сообщил про «крота», погиб «при загадочных обстоятельствах», а вскоре В. Медниса отозвали в Москву и назначили замначальника научно-исследовательского отдела Института КГБ (ныне – Академия внешней разведки). Расследование было поручено начальнику ПГУ Федору Мортину, в конце декабря 1974 г. он оставил этот пост, уступив его В.А. Крючкову, а «крот» так и не был разоблачен[607].
Когда за границей появился так называемы «детектор лжи», в МВД СССР возникла идея взять это изобретение на вооружение и использовать для проверки на честность не только своих сотрудников, но и других лиц, подозреваемых в двойной жизни. Однако ЦК КПСС отверг это предложение. Работа НИИ МВД в этом направлении была остановлена, а создатель отечественного детектора лжи В. А. Варламов уволен из МВД[608].
«Я, – вспоминает Н. Леонов, – постоянно проводил мысль о допустимости и желательности введения у нас в разведке принципиальной возможности направлений на проверку на полиграф любого сотрудника, убеждал, что в Соединенных Штатах это тривиальная норма безопасности. Предлагал сам подвергнуться такой проверке первым. Мои, может быть, слишком радикальные предложения не были поддержаны и остались неосуществленными»[609].
Удивляет и то, что у КГБ не было Службы собственной безопасности.
Таким образом к середине 80-х годов имело место проникновение в партийные и государственные структуры не только уголовных элементов, связанных с криминальным подпольем, не только «агентов влияния» иностранных фирм, но и агентуры зарубежных спецслужб[610].
Неслучайно в 80-е годы появилась шутка, что ЦРУ имеет в Москве три резидентуры: одна находится в посольстве США, другая – в ГРУ, третья – в КГБ[611].
Глава 3
Две смерти
На рубеже 70-80-х годов коррупция и казнокрадство были обнаружены в Министерстве торговли РСФСР[557], МВД СССР[558], в Министерстве внешней торговли СССР[559], в Министерстве заготовок СССР[560], в Министерстве легкой промышленности РСФСР[561], в Министерстве культуры СССР[562]. Причем когда министр культуры СССР Е. Фурцева «была уличена в том, что строила личную дачу из материалов, которые выделялись на реконструкцию Большого театра» и «ее упрекнули в этом на Политбюро, она вспыхнула и бросила в лицо сидевшим: «Нечего меня обвинять, на себя посмотрите!»[563].
Отметив, что авторитет «Солидарности» в Польше растет за счет разоблачения «коммунизма для аппаратчиков», A.C. Черняев 28 марта 1981 г. записал, что необходимо ужесточение «режима» в отношении партийных чинов». И начинать надо по крайней мере «с Управления делами ЦК, с Павлова и Поплавского», которые «если и не обворовывают, то хорошо пользуются партийной кассой в своих «семейных» целях»[564].
Особую известность получил Г. Д. Бровин, который на протяжении почти 13 лет был одним из секретарей Л.И. Брежнева, а после его смерти, лишившись прежнего покровительства, оказался за решеткой[565].
Коррозия проникла даже в Секретариат и Политбюро ЦК КПСС. В качестве примера можно назвать первого секретаря ЦК Компартии Грузии В. Мжаванадзе.
«Вскоре после моего переезда в Грузию, – вспоминал бывший второй секретарь ЦК КП Грузии H.A. Родионов, – чета Мжаванадзе пригласила меня и мою жену в гости. Жили хозяева скромно, одевались тоже. Однако прошло время, и все изменилось – у жены и дочерей первого секретаря стали появляться дорогостоящие наряды, украшения. Стало входить в моду пышное празднование дня рождения супруги Мжаванадзе – «царицы Виктории», как ее называли, с приглашением большого количества гостей и преподнесением дорогостоящих подарков. И квартиру чета Мжаванадзе занимала теперь…в особняке», причем «огромная квартира Мжаванадзе напоминала скорее антикварный магазин высшего класса, чем жилье»[566].
А ведь В. Мжаванадзе был не просто первым секретарем ЦК компартии Грузии. Он являлся кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.
Пребывание у власти стало настолько прибыльным, пишет Д.Ф. Бобков, что «в некоторых республиках существовала даже определенная такса на получение партбилета»[567] «По словам бывшего второго секретаря ЦК Компартии Грузии П.А. Родионова в ряде партийных организаций этой республики шла торговля партийными билетами, за прием в КПСС разного рода жулики, выдвигавшиеся затем на более высокие должности, давали крупные взятки»[568]. Бывший помощник Ю.В. Андропова И. Е. Синицын утверждает, что, по имевшимся у него сведениям, торговали должностями и в Азербайджане[569]. «В южных республиках, – пишет А.И. Гуров, – должность секретаря обкома стоила полмиллиона рублей, должность начальника УВД – 300 тысяч. Работника ГАИ – от трех до пяти тысяч»[570].
Однако главное не в размере взяток, а в их характере. Торговля партийными билетами и должностями свидетельствовала о сращивании криминальных структур со структурами государственной и партийной власти, в том числе со структурами органов правопорядка[571]. А.И. Гуров пишет, что в 70 – 80-е годы у криминального подполья «свои люди были в городских, областных советских и партийных органах, а отдельные из них уже передвинулись в аппарат Совмина и ЦК КПСС»[572].
Коррумпирование партийного и государственного аппарата означало, что для все большего и большего числа бюрократов и партократов интересы общества отходили на задний план, а на первый план выдвигались собственные корыстные интересы, в жертву которым приносились интересы партии, народа и государства.
В 1987 г. «Известия» опубликовали сведения, согласно которым официально утвержденные инструкции завышали расход мяса в системе общественного питания почти на 40 %[573]. Если учесть, что в 1985 г. в системе общепита было реализовано мясной продукции примерно на 6 млрд. руб.[574], получается, что только за счет допущенного перерасхода мяса совершенно законно было обеспечено получение 2,5 млрд. руб. «левых доходов».
Это значит, что криминальное подполье имело своих людей в министерствах и через них могло оказывать влияние на деятельность этих учреждений.
Подобные же факты имели место и в международной политике.
Если с 1963 г. отрицательным стал общий баланс внешней торговли нашей страны сельскохозяйственными продуктами, то с 1975 г. и баланс торговли хлебом. За четверть века с 1961 по 1985 г. СССР переплатил за сельскохозяйственные продукты 150 млрд. долл.[575].
О том, как велась эта торговля, мы можем узнать из выступления М.С. Горбачева на заседании Политбюро 11 июля 1986 г.: «Мы платим США 160 долл. за тонну. А в СССР она стоит 111. Таким образом, 50 золотых рублей теряем на каждой тонне»[576]. По другим данным: «Внутренняя закупочная цена за тонну пшеницы составляет 100 руб., а за границей закупаем по 225 долл. за тонну»[577].
Это значит, что импортные цены на хлеб превосходили закупочные в полтора-два раза. Почему же, понимая это, советское правительство переплачивало американским и канадским фермерам и недоплачивало своим колхозникам?
Частично ответ на этот вопрос дал А.Н. Яковлев, который с 1973 по 1983 г. занимал пост посла в Канаде. «Я хорошо знаю, – писал он, – что в системе импорта зерна сложилась взаимозависимая и хорошо организованная государственная мафиозная структура»[578].
А вот другой факт. К середине 80-х годов на долю нашей страны приходилась четверть всей мировой добычи алмазов[579]. Еще в 1960 г… Министерство внешней торговли СССР подписало соглашение о сотрудничестве в этой сфере с английской фирмой «Де Бирс»[580]. В результате за 1970–1986 гг. мы вывезли за границу алмазов на 4,8 млрд. инвалютных рублей, а «Де Бирс» только за два года (1977 и 1978) получил от перепродажи советских алмазов Израилю 2,6 млрд. дол.[581].
Но дело не только в этом. Стоимость алмазов «в сотню раз» дешевле стоимости бриллиантов[582]. В связи с этим в правительстве неоднократно поднимался вопрос о необходимости наладить собственную огранку алмазов и экспортировать бриллианты. Но всякий раз какие-то «неведомые силы» гасили эти инициативы, доказывая, что нам невыгодно развивать собственное производство бриллиантов[583].
Приведенные факты свидетельствуют, что к началу перестройки «своих людей» в государственных (а может быть, и партийных) структурах имели не только отечественные «теневики», но и иностранный капитал, который таким образом тоже имел возможность оказывать влияние на политику советского государства.
Можно встретить мнение, будто бы единственным учреждением в нашей стране, которое не было захвачено коррозией, являлся КГБ СССР.
Однако она затронула и КГБ, и ГРУ.
Одним из показателей перерождения советской партийной и государственной номенклатуры, является внедрение агентуры зарубежных спецслужб в самые разные учреждения советского государства. Разумеется, точные и полные данные на этот счет недоступны. Единственное, чем мы располагаем, – это только сведения о выявленной или же провалившейся агентуре.
Когда весной 1991 г. председателю КГБ СССР В.А. Крючкову на заседании Верховного Совета СССР был задан вопрос, сколько советских разведчиков «перешло на сторону врага», Владимир Александрович, не моргнув глазом, ответил: «За последние 16 лет (т. е. с 1974 г., когда В. А. Крючков возглавил ПГУ КГБ СССР. – АО.) эта цифра составила 8 человек»[584].
Ах, если бы это действительно было так! На самом деле, как пишет бывший помощник Ю.В. Андропова И. Е. Синицын, «именно при Крючкове по советской внешней разведке прокатился девятый вал измен, побегов и случаев казнокрадства»[585].
Оставляя в стороне вопрос о взятках, казнокрадстве и контрабанде[586], которые тоже имели место в советских спецслужбах, хотя и не в таких размерах, как в других учреждениях, обратимся к проблеме «измен».
В книге Д.П. Прохорова и О.И. Лемехова, которая так и называется «Перебежчики», приведены фамилии 91 сотрудника КГБ и ГРУ, которые в период с 1945 по 1991 г. изменили Родине. Из них 48 человек, т. е. подавляющее большинство бежали за границу или же были разоблачены как раз в период с 1975 по 1991 г., т. е. когда В.А. Крючков возглавлял сначала ПГУ, а затем КГБ.
Вот только две фамилии из этого «черного» списка.
Четверть века сотрудничал с ЦРУ сотрудник ГРУ Генерального штаба Дмитрий Федорович Поляков[587]. Он был завербован в США в ноябре 1961 г.[588]. Вернувшись летом 1962 г. в Москву[589], Д.Ф. Поляков некоторое время «работал в центральном аппарате» ГРУ[590], затем был направлен в Бирму, оттуда переведен в Индию. В 1972 г. снова вернулся Москву[591]. В 1976 г. был назначен начальником факультета Военно-дипломатической академии и получил звание генерал-майора[592]. В начале 1979 г. снова был направлен в Индию[593] и находился там до июня 1980 года[594], после чего отозван в Москву и отправлен в отставку[595]. Однако, по некоторым данным, через некоторое время как вольнонаемный он продолжил работу в центральном аппарате ГРУ, причем не где-нибудь, а в управлении кадров[596].
Первые подозрения пали на него еще в 1981 г. Однако, как пишет A.C. Терещенко, «в тяжелой борьбе с начальством» прошло пять лет «пока оперативники наконец-то убедили все инстанции – от председателя КГБ до военного прокурора». 7 июля 1986 г. Д.Ф. Поляков был арестован[597]. За четверть века сотрудничества с ЦРУ он «выдал 19 нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к советской военной и внешней разведке 1500 офицеров»[598].
В середине 80-х годов был арестован, предан суду и расстрелян как агент ЦРУ Владимир Пигузов. К моменту ареста он работал не более не менее как в Краснознаменном Институте разведки КГБ СССР. Причем был не рядовым преподавателем, а секретарем парткома[599]. Более того, являлся членом парткома ПГУ[600].
По долгу службы он имел «доступ не только ко многим самым секретным обобщающим документам разведки, касающимся организации системы подготовки кадров для органов госбезопасности, но и к личным делам практически любого сотрудника тогдашней «Лесной» школы, содержащим полные и истинные установочные данные»[601].
Имеются сведения, что В. Пигузов «расшифровал» несколько тысяч сотрудников КГБ СССР, причем не только резидентуру, но и многочисленную советскую агентуру за рубежом[602].
«Высокопоставленные и широкоинформированные агенты противника из числа сотрудников ПГУ, вроде секретаря парткома Краснознаменной школы этого главка, передали за границу не только списки своих коллег, но и их служебные, партийные и человеческие характеристики. Фактически в единую оперативно-информационную систему разведки стран НАТО… заложены копии личных дел большинства сотрудникок ПГУ»[603].
Обо всем этом известно давно. Но почему-то никто не желает даже поставить вопрос о том, чем должно было обернуться предательство Д. Ф. Полякова, В. Пигузова и десятков других перебежчиков?
Поскольку в 60 – 80-е годы ЦРУ удалось «расшифровать» несколько тысяч советских разведчиков, работавших как нелегально, так и под дипломатическим прикрытием, это должно было повлечь за собой волну массовых арестов и высылок. А поскольку ничего подобного не произошло, получается, что засвеченная часть советской разведывательной сети за рубежом была или поставлена под контроль ЦРУ, или перевербована.
Между тем, отработав определенный срок за рубежом, перевербованные «штирлицы» возвращались домой и занимали разные должности в партийных и государственных учреждениях.
Как пишет бывший генерал КГБ СССР Ю.И. Дроздов, однажды, уже после развала СССР, «бывшие американские разведчики в пылу откровенности бросили фразу: «Вы хорошие парни, ребята. Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы имеете право гордиться…Но придет время, и вы ахнете, узнав (если это будет рассекречено), какую агентуру имели ЦРУ и госдепартамент у вас наверху»[604].
«Наши были везде, – вспоминал О. Эймс, – Шпионы ЦРУ проникли на все участки советской системы: КГБ, ГРУ, Кремль, научно-исследовательские институты». Где только «кроты» не прорывали свои ходы»[605]. Более того, по утверждению О. Эймса, ЦРУ не просто «проникло в разведслужбы Советского Союза и стран Варшавского договора», но и «в гигантских масштабах манипулировало ими»[606].
22 ноября 1973 г. полковник Владимир Меднис, руководитель «легальной» резидентуры внешней разведки в Канаде, поставил Ю.В. Андропова в известность о том, что, по имеющимся у него сведениям, в ближайшем окружении шефа КГБ есть «крот». Прощаясь с В. Меднисом, Ю.В. Андропов сказал: «Да, нелегко Вам придется». Через «три дня» «человек, который сообщил про «крота», погиб «при загадочных обстоятельствах», а вскоре В. Медниса отозвали в Москву и назначили замначальника научно-исследовательского отдела Института КГБ (ныне – Академия внешней разведки). Расследование было поручено начальнику ПГУ Федору Мортину, в конце декабря 1974 г. он оставил этот пост, уступив его В.А. Крючкову, а «крот» так и не был разоблачен[607].
Когда за границей появился так называемы «детектор лжи», в МВД СССР возникла идея взять это изобретение на вооружение и использовать для проверки на честность не только своих сотрудников, но и других лиц, подозреваемых в двойной жизни. Однако ЦК КПСС отверг это предложение. Работа НИИ МВД в этом направлении была остановлена, а создатель отечественного детектора лжи В. А. Варламов уволен из МВД[608].
«Я, – вспоминает Н. Леонов, – постоянно проводил мысль о допустимости и желательности введения у нас в разведке принципиальной возможности направлений на проверку на полиграф любого сотрудника, убеждал, что в Соединенных Штатах это тривиальная норма безопасности. Предлагал сам подвергнуться такой проверке первым. Мои, может быть, слишком радикальные предложения не были поддержаны и остались неосуществленными»[609].
Удивляет и то, что у КГБ не было Службы собственной безопасности.
Таким образом к середине 80-х годов имело место проникновение в партийные и государственные структуры не только уголовных элементов, связанных с криминальным подпольем, не только «агентов влияния» иностранных фирм, но и агентуры зарубежных спецслужб[610].
Неслучайно в 80-е годы появилась шутка, что ЦРУ имеет в Москве три резидентуры: одна находится в посольстве США, другая – в ГРУ, третья – в КГБ[611].
Глава 3
Последний год «эпохи застоя»
Две смерти
Рыба гниет с головы.
Социальная коррозия прежде всего затронула верхи общества.
В годы НЭПа символом кабацкой Москвы был ресторан «Яр». Символом кабацкой Москвы эпохи Брежнева стал подмосковный ресторан «Архангельское».
«До утра, – пишет Э.А. Хруцкий, – шел в ресторане «разгуляй». Здесь были все: чиновники, уставшие от государственных дел, тихие бойцы КГБ, киношники, актеры, писатели и, конечно, цвет и гордость подмосковных гулянок – деловые. Была еще одна постоянная категория – дети. Дочери и сыновья тех, кто ежедневно учил нас, как надо жить»[612].
«Ближе к утру стягивались к ресторану силы краснознаменной милиции. С пьяных владельцев «Волг» и «Жигулей» снималась мзда. Не трогали только иномарки, в основном «мерседесы» с серией «ММЗ» и номерами из нулей. Это разъезжались после очередного расслабления дети Мазурова, сын Щелокова, зять Бодюла, родственники Громыко и даже отпрыск иностранного вождя Цеденбала»[613].
Как вспоминает генерал КГБ А.Г. Сидоренко, Ю.В. Андропов не раз направлял Л.И. Брежневу оперативные материалы о лихоимстве некоторых партийных деятелей, но обычно они возвращались с пометкой: «Доложено, уничтожить»[614].
Ко всему этому генеральный секретарь относился философски. Когда однажды ему сказали «о том, как трудно живется низкооплачиваемым людям», он ответил: «Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню в молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда – один себе. Так все и живут в стране». В связи с этим «Брежнев считал нормальным и теневую экономику, и грабительство в сфере услуг, и взятки чиновников. Это стало едва ли не всеобщей нормой жизни»[615].
Видимо, именно в этом заключается более чем терпимое отношение Л.И. Брежнева и к коррозии аппарата ЦК КПСС. Но была и другая причина. Социальная коррозия захватила семью самого генсека.
Характеризуя Л.И. Брежнева, П.Е. Шелест писал «о коррупции и жадности его самого и его семьи» и утверждал, что при нем «Завидово стало местом разврата»[616].
«Эпоха более или менее аскетических советских вождей, – утверждает К.Н. Брутенц, – кончилась Хрущевым. Страсть Брежнева к «подношениям» и (добавлю, опираясь на личные впечатления) испытываемая им почти детская радость от них были хорошо известны»[617].
«Коррупция, – вспоминал Г.Х. Шахназаров, – смертельно поразила вельможную верхушку общества. Увяз в ней и сам Брежнев, не способный устоять перед соблазнами сладкой жизни. Любил подношения и нашел неплохой способ удовлетворять эту страстишку: во время визитов дарить главам других государств как можно более дорогие подарки (разумеется, за казенный счет. – АО.), побуждая тех в свою очередь не скупиться, чтобы не ударить лицом в грязь» (тоже за казенный счет, но лично для генерального секретаря. – А.О.)»[618].
«Всякий раз, – читаем мы в воспоминаниях Г.Х. Шахназарова, – когда во Внуково-2 приземлялся спецсамолет, оттуда перегружались в автофургоны и везлись на дачу генеральному десятки коробок с ценными подарками. Не мог Леонид Ильич не знать о дани, которую собирала Виктория Петровна после каждой своей поездки в Карловы Вары, об авантюрных проделках своей дочери, питавшей болезненную страсть к бриллиантам»[619].
Говорят, у Виктории Петровны Брежневой была квартира, где она хранила подарки, за что в семье ее звали «хозяйкой медной горы»[620].
Широкую известность получили похождения брата Леонида Ильича – Якова. Вспоминая о нем, его дочь – Любовь Яковлевна пишет: «Отец… пошел вразнос: оброс сомнительными личностями кавказского происхождения, торгашами, специалистами, которые таскали его по гостям, ресторанам и, используя в хвост и в гриву его имя, покупали дефицитные «Волги», строили дачи, вытягивали из-под следствия друзей и родственников»[621]. «О том, что он занимается взяточничеством, я имела сначала неопределенные и слабо подтвержденные подозрения… Но все чаще и чаще приходилось встречаться с людьми, которые приводили убедительные доказательства тому, что мой отец берет за услуги деньги»[622].
Шлейф слухов тянулся и за сыном Л.И. Брежнева Юрием, который занимал пост заместителя министра внешней торговли и обоснованно или не обоснованно, но слыл «пьяницей и вором»[623].
Социальная коррозия прежде всего затронула верхи общества.
В годы НЭПа символом кабацкой Москвы был ресторан «Яр». Символом кабацкой Москвы эпохи Брежнева стал подмосковный ресторан «Архангельское».
«До утра, – пишет Э.А. Хруцкий, – шел в ресторане «разгуляй». Здесь были все: чиновники, уставшие от государственных дел, тихие бойцы КГБ, киношники, актеры, писатели и, конечно, цвет и гордость подмосковных гулянок – деловые. Была еще одна постоянная категория – дети. Дочери и сыновья тех, кто ежедневно учил нас, как надо жить»[612].
«Ближе к утру стягивались к ресторану силы краснознаменной милиции. С пьяных владельцев «Волг» и «Жигулей» снималась мзда. Не трогали только иномарки, в основном «мерседесы» с серией «ММЗ» и номерами из нулей. Это разъезжались после очередного расслабления дети Мазурова, сын Щелокова, зять Бодюла, родственники Громыко и даже отпрыск иностранного вождя Цеденбала»[613].
Как вспоминает генерал КГБ А.Г. Сидоренко, Ю.В. Андропов не раз направлял Л.И. Брежневу оперативные материалы о лихоимстве некоторых партийных деятелей, но обычно они возвращались с пометкой: «Доложено, уничтожить»[614].
Ко всему этому генеральный секретарь относился философски. Когда однажды ему сказали «о том, как трудно живется низкооплачиваемым людям», он ответил: «Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню в молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда – один себе. Так все и живут в стране». В связи с этим «Брежнев считал нормальным и теневую экономику, и грабительство в сфере услуг, и взятки чиновников. Это стало едва ли не всеобщей нормой жизни»[615].
Видимо, именно в этом заключается более чем терпимое отношение Л.И. Брежнева и к коррозии аппарата ЦК КПСС. Но была и другая причина. Социальная коррозия захватила семью самого генсека.
Характеризуя Л.И. Брежнева, П.Е. Шелест писал «о коррупции и жадности его самого и его семьи» и утверждал, что при нем «Завидово стало местом разврата»[616].
«Эпоха более или менее аскетических советских вождей, – утверждает К.Н. Брутенц, – кончилась Хрущевым. Страсть Брежнева к «подношениям» и (добавлю, опираясь на личные впечатления) испытываемая им почти детская радость от них были хорошо известны»[617].
«Коррупция, – вспоминал Г.Х. Шахназаров, – смертельно поразила вельможную верхушку общества. Увяз в ней и сам Брежнев, не способный устоять перед соблазнами сладкой жизни. Любил подношения и нашел неплохой способ удовлетворять эту страстишку: во время визитов дарить главам других государств как можно более дорогие подарки (разумеется, за казенный счет. – АО.), побуждая тех в свою очередь не скупиться, чтобы не ударить лицом в грязь» (тоже за казенный счет, но лично для генерального секретаря. – А.О.)»[618].
«Всякий раз, – читаем мы в воспоминаниях Г.Х. Шахназарова, – когда во Внуково-2 приземлялся спецсамолет, оттуда перегружались в автофургоны и везлись на дачу генеральному десятки коробок с ценными подарками. Не мог Леонид Ильич не знать о дани, которую собирала Виктория Петровна после каждой своей поездки в Карловы Вары, об авантюрных проделках своей дочери, питавшей болезненную страсть к бриллиантам»[619].
Говорят, у Виктории Петровны Брежневой была квартира, где она хранила подарки, за что в семье ее звали «хозяйкой медной горы»[620].
Широкую известность получили похождения брата Леонида Ильича – Якова. Вспоминая о нем, его дочь – Любовь Яковлевна пишет: «Отец… пошел вразнос: оброс сомнительными личностями кавказского происхождения, торгашами, специалистами, которые таскали его по гостям, ресторанам и, используя в хвост и в гриву его имя, покупали дефицитные «Волги», строили дачи, вытягивали из-под следствия друзей и родственников»[621]. «О том, что он занимается взяточничеством, я имела сначала неопределенные и слабо подтвержденные подозрения… Но все чаще и чаще приходилось встречаться с людьми, которые приводили убедительные доказательства тому, что мой отец берет за услуги деньги»[622].
Шлейф слухов тянулся и за сыном Л.И. Брежнева Юрием, который занимал пост заместителя министра внешней торговли и обоснованно или не обоснованно, но слыл «пьяницей и вором»[623].