В феврале 1956 г. состоялся XX съезд КПСС, на котором Н.С. Хрущев выступил с докладом о культе личности Сталина[123]. Доклад на всех произвел впечатление разорвавшейся бомбы. И хотя он был сделан на закрытом заседании, вскоре его текст оказался за границей[124].
Многие восприняли его как откровение. Между тем прошло время, и стало известно, что, развенчивая И.В. Сталина, Н.С. Хрущев не брезговал самой грубой ложью[125]. Это означает, что цель его доклада заключалась не в том, чтобы восстановить попранную правду и справедливость, а в том, чтобы дискредитировать И.В. Сталина и созданную им политическую систему.
Уже в 1954 г. были предприняты первые шаги по децентрализации управления экономикой[126]. Этот курс воплотился в решения Пленума ЦК КПСС, состоявшегося 13–14 февраля 1957 г., на основе которых произошла ликвидация многих отраслевых министерств и передача их функций новым, создаваемым на местах учреждениям – совнархозам[127].
Одновременно произошло ограничение планового руководства экономикой. Если с 1940 по 1953 г. количеств планируемых показателей увеличилось с 4744 до 9490, то уже в 1954 г. оно сократилось до 6308, в 1957 г. – до 3390, в 1958 г. – до 1780[128].
Однако дело заключалось не только в этом.
В 1950 г. соотношение между прибылью и налогом с оборота составляло 21 и 79 %[129], в 1955 г. – 34 и 66 %, в 1960 г. – 45 и 55 %[130]. В результате с 1950 по 1960 г. налог с оборота увеличился с 23,6 млрд. руб. до 31,3 млрд., то есть примерно в полтора раза, а прибыль с 6,3 млрд. до 25,2 млрд. руб., в четыре раза[131].
Это означает, что в годы хрущевской «оттепели» буквально за несколько лет в четыре раза выросли денежные потоки, которые проходили через руки директорского корпуса.
Одновременно было изменено распределение бюджетных средств. В 1953 г. 79 % расходов приходилось на союзный бюджет и 21 % на республиканские, в 1965 г. – соответственно 42 и 58. За 12 лет союзный бюджет почти не изменился: 40,8 и 43,2 млрд. руб., местные бюджеты увеличились с 10,7 до 58,4 млрд. руб., почти в шесть раз[132].
Иными словами, руководство партии встало на рискованный путь экономического ослабления союзного центра и усиление низших звеньев советского государства как корпорации: республик, краев, областей и предприятий.
Тогда же было изменено взаимоотношение между промышленностью и сельским хозяйством. После 1953 г. «заготовительные цены на скот и птицу были повышены более чем в пять раз, на молоко и масло – вдвое, картофель – в два с половиной раза, овощи – на 25–40 процентов»[133]. Были отменены обязательные нормы выработки и связанные с их невыполнением меры наказания[134]. В результате труд колхозников утратил прежний принудительный характер, напоминавший барщину. В 1956 г. появилось постановление «О ежемесячном авансировании колхозников и дополнительной оплате труда в колхозах»[135], а в 1957 г. постановление «Об отмене обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих»[136].
Таким образом государственно-феодальный уклад в деревне трансформировался в государственно-капиталистический.
Накануне войны в городе проживала треть населения страны, в деревне две трети. На рубеже 50 – 60-х годов соотношение между ними выровнялось, в новое десятилетие Советский Союз вступил как урбанизированная, индустриальная держава[137].
Существует мнение, что 50-е годы были самыми успешными в истории советской экономики[138]. Однако, несмотря на это, некоторые ее отрасли начали терять прежние темпы развития. Первые сигналы об этом были получены уже в 1958 г.[139], т. е. сразу же, как только партия встала на путь децентрализации управления народным хозяйством, на путь усиления власти республик, местных советов и директорского корпуса[140].
Однако есть основания думать, что дело заключалось не только в этом.
В годы войны предприятия работали в две-три смены, нередко без выходных. После окончания войны был восстановлен выходной день – воскресенье, начался отказ от ночных смен. XX съезд принял решение о переходе от 8-часового к 7-часовому рабочему дню. В результате, производственная неделя сократилась 96 часов в 1955 до 84 в 1960 г., а рабочая с 48 час. до 40[141].
Одновременно наметилось замедление темпов роста численности рабочих и служащих. С 1946 по 1955 г. она увеличилась на 70 %, с 1956 по 1965 г. – на 60 %[142].
Следовательно, дальнейшее развитие советской экономики уже при Н.С. Хрущеве стало требовать ее интенсификации и, прежде всего, повышения производительности труда.
Это было тем более необходимо, что после Второй мировой войны в развитии науки и техники начались радикальные перемены, получившие название научно-технической революции (НТР). Поэтому снова, как и в XIX в., правда, теперь уже перед индустриально развитыми странами возникла альтернатива: или воспользоваться достижениями НТР и остаться в числе ведущих стран мира, или же перейти в разряд отстающих со всеми вытекающими из этого последствиями.
К чести хрущевского руководства КПСС следует отметить, что оно своевременно обратило внимание на это обстоятельство. Уже 4 – 12 июля 1955 г. был проведен специальный Пленум ЦК КПСС[143], провозгласивший курс на использование достижений научно-технического прогресса[144]. А через некоторое время началась разработка программы научно-технического рывка, которая легла в основу Третьей Программы КПСС, получившей известность как программа строительства коммунизма. Она была принята осенью 1961 г. на XXII съезде КПСС и рассчитана на 20 лет[145].
Однако реализация этой программы стала буксовать с самого же начала. Даже приукрашенные официальные данные рисуют следующую картину роста производительности труда в промышленности: 1946–1950 – 5,0 %, 1951–1955 – 8,2 %, 1956–1960 – 6,6 %, 1961–1965 – 4,6 %.
Поиск путей преодоления наметившейся тенденции привели к выводу о необходимости создания механизма экономического стимулирования производства[146]. Начало открытого обсуждения данной проблемы было положено 9 сентября 1962 г. публикацией на страницах «Правды» статьи харьковского экономиста Е.Г. Либермана «План, прибыль, премия»[147].
В ходе развернувшейся дискуссии под огнем критики прежде всего оказалась существовавшая система планирования, одним из самых уязвимых мест которой являлось обилие учитываемых показателей. Так, к концу 80-х годов номенклатура выпускаемой продукции достигла 24 млн. наименований[148], а количество ежегодно утверждаемых цен – 200 тысяч[149].
Одни из этого делали вывод о необходимости дальнейшего ослабления роли государства в экономике и расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, другие – о необходимости использования для управления экономикой новейших электронно-вычислительных средств обработки информации[150].
Именно с такой идеей выступил академик Виктор Михайлович Глушков[151]. Он предложил создать на основе ЭВМ общегосударственную автоматизированную систему управления экономикой (ОГАС) – прообраз будущего Интернета и в июне 1964 г. представил свой проект правительству[152]. Однако прежде чем до его рассмотрения дошла очередь, в стране произошли важные перемены.
16 октября 1964 г. на страницах «Правды» появилось сообщение о том, что состоявшийся накануне Пленум ЦК КПСС «удовлетворил просьбу т. Хрущева об освобождении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и по состоянию здоровья»[153].
Прошло время, и мы узнали, что Никита Сергеевич оказался жертвой внутрипартийного заговора[154]. Яблоком раздора были и те меры, которые предпринимались им, и те, которые планировались[155].
Если в 1956 г. Н.С. Хрущев сделал доклад о культе личности Сталина на закрытом заседании партийного съезда, то осенью 1961 г. он открыто поднял этот вопрос на XXII съезде КПСС. Текст его выступления появился в печати, и в стране развернулась широкая антисталинская кампания. Н.С. Хрущев обвинил И.В. Сталина в убийстве С.М. Кирова и заявил о необходимости пересмотра открытых процессов 1934–1938 гг.[156]. В январе 1962 г. была создана комиссия Н.М. Шверника, которая к лету 1964 г. завершила свою работу, признав названные процессы сфальсифицированными и поставив вопрос о необходимости реабилитации проходивших по ним лиц, в том числе Н.И. Бухарина и Л.Д. Троцкого[157]
Для дискредитации И.В. Сталина предполагалось использовать версию о его связях с царской охранкой[158]. Вброс этой версии в советскую печать было доверено осуществить А.И. Солженицыну, который именно летом 1964 г. спешно готовил к печати свой роман «В круге первом» с этой версией[159].
Его роман представляет интерес и в другом отношении. В нем ставился крамольный для советской литературы вопрос: что важнее – интересы страны или интересы человечества? Ответ автора был однозначен: интересы человечества важнее интересов отдельной страны, даже СССР[160].
Имеются сведения, что в 1961 г. Н.С. Хрущев обсуждал вопрос если не об отмене, то, по крайней мере, об ограничении цензуры[161]. Тогда же он высказался за пересмотр ждановских резолюций о культуре»[162].
19 – 23 ноября 1962 г. Пленум ЦК КПСС принял решение о разделении партийных организаций по производственному типу на колхозно-совхозные и промышленно-производственные[163]. В этом некоторые увидели первый шаг на пути создания двух партий.
В 1964 г. Н.С. Хрущевым была подготовлена записка. «Ее суть сводилась к тому, что партийные комитеты не должны были вмешиваться в вопросы хозяйственного строительства, им предлагали сосредоточиться исключительно на политпросветительской работе. В записке осуждалась практика вмешательства в дела совхозов и колхозов. За что предусматривалось даже привлечение к уголовной ответственности»[164].
Шла речь о «ликвидации районных комитетов партии»[165]. Чтобы понять значение этого, необходимо учесть, что на местах именно райкомы концентрировали в своих руках всю полноту власти.
По существу Н.С. Хрущев собирался сделать то, что предлагалось еще при Сталине и что планировал Л.П. Берия – отстранить партию от власти. В связи с этим особая роль отводилась новой конституции.
Ее проект предполагал «установление президентского режима и прямых выборов народом главы государства», на пост которого должен был баллотироваться лидер. «Предполагалось также, что каждый член Президиума ЦК будет выдвигаться на крупный государственный пост и важнейшие решения будут приниматься не в партии, а в органах государственной власти»\
Планировалось созывать Верховный Совет три-четыре раза в год, т. е. ежеквартально, а комиссии Верховного Совета сделать постоянно действующими. Кроме того, намечалось ввести выборность всех должностных лиц, использовать референдумы как союзного, так и регионального масштаба, создать Конституционный суд и суд присяжных, расширить права предприятий, ликвидировать паспортную систему, запретить арест без санкции суда, предоставить право обжалования в суде незаконных действий должностных лиц, расширить гласность в деятельности государственных учреждений, ввести свободу критики[166].
Подготовленный проект конституции предполагал также предоставление союзным республикам права иметь собственные вооруженные силы[167]. Реализация этого нововведения, содержавшегося еще в «программе Берии», означала бы важный шаг на пути к превращению СССР в конфедерацию, что при условии отстранения партии от реальной власти создавало угрозу распада Советского Союза[168].
У нас нет оснований утверждать, что именно к этому стремились авторы нового проекта конституции. Но подобные стремления в середине 60-х годов существовали. Вот что писал тогда А.И. Солженицын: «Я предвижу это счастливое (и раздорное) время (о, если бы до него дожить!), когда мы будем из клеток выпускать на волю своих окраинных пленников. Будет непонимание, будут обиды великодержавные и малодержавные, но все это осветлится слезами радости, самыми высокими слезами человечества»[169]. А вот запись его разговора, сделанная КГБ в 1965 г.: «Меня поражает, что либеральные русские люди не понимают, что надо расставаться с республиками… Ну, Украина – спорный вопрос… Но какой разговор – Закавказье, Прибалтика! В первый же день – кто куда хочет, ради бога!»[170].
На эти слова можно было бы не обращать внимания, если бы не одно обстоятельство. Еще при жизни писателя были приведены факты, дающие основание думать, что по крайней мере с 1945 г. он сотрудничал с органами советской госбезопасности[171]. А.И. Солженицын уклонился от сделанного ему предложения опровергнуть эти факты, что дает право считать его «литературным Азефом»[172]. Но тогда получается, что, рассуждая об освобождении «окраинных пленников», он лишь озвучивал идеи, подброшенные ему КГБ.
Н.С. Хрущев планировал перемены не только в сфере политической надстройки, но и в экономике. Сначала эта работа велась в стенах Государственного экономического совета СССР, а после его ликвидации – в Государственном комитете по науке и технике (ГКНТ), где была создана специальная комиссия под руководством Л. Ваага[173].
Таким образом, в 1964 г. наша страна стояла на пороге крупных перемен. Однако против Н.С. Хрущева объединилось почти все руководство партии. Подготовка переворота началась в 1963 г.[174] и совпала с переменами во властных структурах ведущих стран Запада, когда «скоропостижно скончался» римский папа Иоанн XXIV, канцлером ФРГ стал Людвиг Эрхард, правительство Великобритании возглавил Александр Дуглас-Хьюм, убитого президента США Джона Кеннеди заменил Линдон Джонсон[175].
14 октября 1964 г. Н. С. Хрущев был отправлен в отставку, новым первым секретарем ЦК КПСС стал Леонид Ильич Брежнев, председателем Совета Министров СССР – Алексей Николаевич Косыгин[176].
Бывший тогда председателем КГБ В. С. Семичастный отмечал, что предусматривалась возможность противодействия со стороны Н.С. Хрущева. С этой целью были блокированы его сторонники в гостинице «Москва», а также перекрыты пути на случай бегства Н.С. Хрущева в американское посольство[177].
Обратите внимание: не в британское, германское или французское, а в американское.
Реформа 1965 г. и ее последствия
Многие восприняли его как откровение. Между тем прошло время, и стало известно, что, развенчивая И.В. Сталина, Н.С. Хрущев не брезговал самой грубой ложью[125]. Это означает, что цель его доклада заключалась не в том, чтобы восстановить попранную правду и справедливость, а в том, чтобы дискредитировать И.В. Сталина и созданную им политическую систему.
Уже в 1954 г. были предприняты первые шаги по децентрализации управления экономикой[126]. Этот курс воплотился в решения Пленума ЦК КПСС, состоявшегося 13–14 февраля 1957 г., на основе которых произошла ликвидация многих отраслевых министерств и передача их функций новым, создаваемым на местах учреждениям – совнархозам[127].
Одновременно произошло ограничение планового руководства экономикой. Если с 1940 по 1953 г. количеств планируемых показателей увеличилось с 4744 до 9490, то уже в 1954 г. оно сократилось до 6308, в 1957 г. – до 3390, в 1958 г. – до 1780[128].
Однако дело заключалось не только в этом.
В 1950 г. соотношение между прибылью и налогом с оборота составляло 21 и 79 %[129], в 1955 г. – 34 и 66 %, в 1960 г. – 45 и 55 %[130]. В результате с 1950 по 1960 г. налог с оборота увеличился с 23,6 млрд. руб. до 31,3 млрд., то есть примерно в полтора раза, а прибыль с 6,3 млрд. до 25,2 млрд. руб., в четыре раза[131].
Это означает, что в годы хрущевской «оттепели» буквально за несколько лет в четыре раза выросли денежные потоки, которые проходили через руки директорского корпуса.
Одновременно было изменено распределение бюджетных средств. В 1953 г. 79 % расходов приходилось на союзный бюджет и 21 % на республиканские, в 1965 г. – соответственно 42 и 58. За 12 лет союзный бюджет почти не изменился: 40,8 и 43,2 млрд. руб., местные бюджеты увеличились с 10,7 до 58,4 млрд. руб., почти в шесть раз[132].
Иными словами, руководство партии встало на рискованный путь экономического ослабления союзного центра и усиление низших звеньев советского государства как корпорации: республик, краев, областей и предприятий.
Тогда же было изменено взаимоотношение между промышленностью и сельским хозяйством. После 1953 г. «заготовительные цены на скот и птицу были повышены более чем в пять раз, на молоко и масло – вдвое, картофель – в два с половиной раза, овощи – на 25–40 процентов»[133]. Были отменены обязательные нормы выработки и связанные с их невыполнением меры наказания[134]. В результате труд колхозников утратил прежний принудительный характер, напоминавший барщину. В 1956 г. появилось постановление «О ежемесячном авансировании колхозников и дополнительной оплате труда в колхозах»[135], а в 1957 г. постановление «Об отмене обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих»[136].
Таким образом государственно-феодальный уклад в деревне трансформировался в государственно-капиталистический.
Накануне войны в городе проживала треть населения страны, в деревне две трети. На рубеже 50 – 60-х годов соотношение между ними выровнялось, в новое десятилетие Советский Союз вступил как урбанизированная, индустриальная держава[137].
Существует мнение, что 50-е годы были самыми успешными в истории советской экономики[138]. Однако, несмотря на это, некоторые ее отрасли начали терять прежние темпы развития. Первые сигналы об этом были получены уже в 1958 г.[139], т. е. сразу же, как только партия встала на путь децентрализации управления народным хозяйством, на путь усиления власти республик, местных советов и директорского корпуса[140].
Однако есть основания думать, что дело заключалось не только в этом.
В годы войны предприятия работали в две-три смены, нередко без выходных. После окончания войны был восстановлен выходной день – воскресенье, начался отказ от ночных смен. XX съезд принял решение о переходе от 8-часового к 7-часовому рабочему дню. В результате, производственная неделя сократилась 96 часов в 1955 до 84 в 1960 г., а рабочая с 48 час. до 40[141].
Одновременно наметилось замедление темпов роста численности рабочих и служащих. С 1946 по 1955 г. она увеличилась на 70 %, с 1956 по 1965 г. – на 60 %[142].
Следовательно, дальнейшее развитие советской экономики уже при Н.С. Хрущеве стало требовать ее интенсификации и, прежде всего, повышения производительности труда.
Это было тем более необходимо, что после Второй мировой войны в развитии науки и техники начались радикальные перемены, получившие название научно-технической революции (НТР). Поэтому снова, как и в XIX в., правда, теперь уже перед индустриально развитыми странами возникла альтернатива: или воспользоваться достижениями НТР и остаться в числе ведущих стран мира, или же перейти в разряд отстающих со всеми вытекающими из этого последствиями.
К чести хрущевского руководства КПСС следует отметить, что оно своевременно обратило внимание на это обстоятельство. Уже 4 – 12 июля 1955 г. был проведен специальный Пленум ЦК КПСС[143], провозгласивший курс на использование достижений научно-технического прогресса[144]. А через некоторое время началась разработка программы научно-технического рывка, которая легла в основу Третьей Программы КПСС, получившей известность как программа строительства коммунизма. Она была принята осенью 1961 г. на XXII съезде КПСС и рассчитана на 20 лет[145].
Однако реализация этой программы стала буксовать с самого же начала. Даже приукрашенные официальные данные рисуют следующую картину роста производительности труда в промышленности: 1946–1950 – 5,0 %, 1951–1955 – 8,2 %, 1956–1960 – 6,6 %, 1961–1965 – 4,6 %.
Поиск путей преодоления наметившейся тенденции привели к выводу о необходимости создания механизма экономического стимулирования производства[146]. Начало открытого обсуждения данной проблемы было положено 9 сентября 1962 г. публикацией на страницах «Правды» статьи харьковского экономиста Е.Г. Либермана «План, прибыль, премия»[147].
В ходе развернувшейся дискуссии под огнем критики прежде всего оказалась существовавшая система планирования, одним из самых уязвимых мест которой являлось обилие учитываемых показателей. Так, к концу 80-х годов номенклатура выпускаемой продукции достигла 24 млн. наименований[148], а количество ежегодно утверждаемых цен – 200 тысяч[149].
Одни из этого делали вывод о необходимости дальнейшего ослабления роли государства в экономике и расширения хозяйственной самостоятельности предприятий, другие – о необходимости использования для управления экономикой новейших электронно-вычислительных средств обработки информации[150].
Именно с такой идеей выступил академик Виктор Михайлович Глушков[151]. Он предложил создать на основе ЭВМ общегосударственную автоматизированную систему управления экономикой (ОГАС) – прообраз будущего Интернета и в июне 1964 г. представил свой проект правительству[152]. Однако прежде чем до его рассмотрения дошла очередь, в стране произошли важные перемены.
16 октября 1964 г. на страницах «Правды» появилось сообщение о том, что состоявшийся накануне Пленум ЦК КПСС «удовлетворил просьбу т. Хрущева об освобождении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и по состоянию здоровья»[153].
Прошло время, и мы узнали, что Никита Сергеевич оказался жертвой внутрипартийного заговора[154]. Яблоком раздора были и те меры, которые предпринимались им, и те, которые планировались[155].
Если в 1956 г. Н.С. Хрущев сделал доклад о культе личности Сталина на закрытом заседании партийного съезда, то осенью 1961 г. он открыто поднял этот вопрос на XXII съезде КПСС. Текст его выступления появился в печати, и в стране развернулась широкая антисталинская кампания. Н.С. Хрущев обвинил И.В. Сталина в убийстве С.М. Кирова и заявил о необходимости пересмотра открытых процессов 1934–1938 гг.[156]. В январе 1962 г. была создана комиссия Н.М. Шверника, которая к лету 1964 г. завершила свою работу, признав названные процессы сфальсифицированными и поставив вопрос о необходимости реабилитации проходивших по ним лиц, в том числе Н.И. Бухарина и Л.Д. Троцкого[157]
Для дискредитации И.В. Сталина предполагалось использовать версию о его связях с царской охранкой[158]. Вброс этой версии в советскую печать было доверено осуществить А.И. Солженицыну, который именно летом 1964 г. спешно готовил к печати свой роман «В круге первом» с этой версией[159].
Его роман представляет интерес и в другом отношении. В нем ставился крамольный для советской литературы вопрос: что важнее – интересы страны или интересы человечества? Ответ автора был однозначен: интересы человечества важнее интересов отдельной страны, даже СССР[160].
Имеются сведения, что в 1961 г. Н.С. Хрущев обсуждал вопрос если не об отмене, то, по крайней мере, об ограничении цензуры[161]. Тогда же он высказался за пересмотр ждановских резолюций о культуре»[162].
19 – 23 ноября 1962 г. Пленум ЦК КПСС принял решение о разделении партийных организаций по производственному типу на колхозно-совхозные и промышленно-производственные[163]. В этом некоторые увидели первый шаг на пути создания двух партий.
В 1964 г. Н.С. Хрущевым была подготовлена записка. «Ее суть сводилась к тому, что партийные комитеты не должны были вмешиваться в вопросы хозяйственного строительства, им предлагали сосредоточиться исключительно на политпросветительской работе. В записке осуждалась практика вмешательства в дела совхозов и колхозов. За что предусматривалось даже привлечение к уголовной ответственности»[164].
Шла речь о «ликвидации районных комитетов партии»[165]. Чтобы понять значение этого, необходимо учесть, что на местах именно райкомы концентрировали в своих руках всю полноту власти.
По существу Н.С. Хрущев собирался сделать то, что предлагалось еще при Сталине и что планировал Л.П. Берия – отстранить партию от власти. В связи с этим особая роль отводилась новой конституции.
Ее проект предполагал «установление президентского режима и прямых выборов народом главы государства», на пост которого должен был баллотироваться лидер. «Предполагалось также, что каждый член Президиума ЦК будет выдвигаться на крупный государственный пост и важнейшие решения будут приниматься не в партии, а в органах государственной власти»\
Планировалось созывать Верховный Совет три-четыре раза в год, т. е. ежеквартально, а комиссии Верховного Совета сделать постоянно действующими. Кроме того, намечалось ввести выборность всех должностных лиц, использовать референдумы как союзного, так и регионального масштаба, создать Конституционный суд и суд присяжных, расширить права предприятий, ликвидировать паспортную систему, запретить арест без санкции суда, предоставить право обжалования в суде незаконных действий должностных лиц, расширить гласность в деятельности государственных учреждений, ввести свободу критики[166].
Подготовленный проект конституции предполагал также предоставление союзным республикам права иметь собственные вооруженные силы[167]. Реализация этого нововведения, содержавшегося еще в «программе Берии», означала бы важный шаг на пути к превращению СССР в конфедерацию, что при условии отстранения партии от реальной власти создавало угрозу распада Советского Союза[168].
У нас нет оснований утверждать, что именно к этому стремились авторы нового проекта конституции. Но подобные стремления в середине 60-х годов существовали. Вот что писал тогда А.И. Солженицын: «Я предвижу это счастливое (и раздорное) время (о, если бы до него дожить!), когда мы будем из клеток выпускать на волю своих окраинных пленников. Будет непонимание, будут обиды великодержавные и малодержавные, но все это осветлится слезами радости, самыми высокими слезами человечества»[169]. А вот запись его разговора, сделанная КГБ в 1965 г.: «Меня поражает, что либеральные русские люди не понимают, что надо расставаться с республиками… Ну, Украина – спорный вопрос… Но какой разговор – Закавказье, Прибалтика! В первый же день – кто куда хочет, ради бога!»[170].
На эти слова можно было бы не обращать внимания, если бы не одно обстоятельство. Еще при жизни писателя были приведены факты, дающие основание думать, что по крайней мере с 1945 г. он сотрудничал с органами советской госбезопасности[171]. А.И. Солженицын уклонился от сделанного ему предложения опровергнуть эти факты, что дает право считать его «литературным Азефом»[172]. Но тогда получается, что, рассуждая об освобождении «окраинных пленников», он лишь озвучивал идеи, подброшенные ему КГБ.
Н.С. Хрущев планировал перемены не только в сфере политической надстройки, но и в экономике. Сначала эта работа велась в стенах Государственного экономического совета СССР, а после его ликвидации – в Государственном комитете по науке и технике (ГКНТ), где была создана специальная комиссия под руководством Л. Ваага[173].
Таким образом, в 1964 г. наша страна стояла на пороге крупных перемен. Однако против Н.С. Хрущева объединилось почти все руководство партии. Подготовка переворота началась в 1963 г.[174] и совпала с переменами во властных структурах ведущих стран Запада, когда «скоропостижно скончался» римский папа Иоанн XXIV, канцлером ФРГ стал Людвиг Эрхард, правительство Великобритании возглавил Александр Дуглас-Хьюм, убитого президента США Джона Кеннеди заменил Линдон Джонсон[175].
14 октября 1964 г. Н. С. Хрущев был отправлен в отставку, новым первым секретарем ЦК КПСС стал Леонид Ильич Брежнев, председателем Совета Министров СССР – Алексей Николаевич Косыгин[176].
Бывший тогда председателем КГБ В. С. Семичастный отмечал, что предусматривалась возможность противодействия со стороны Н.С. Хрущева. С этой целью были блокированы его сторонники в гостинице «Москва», а также перекрыты пути на случай бегства Н.С. Хрущева в американское посольство[177].
Обратите внимание: не в британское, германское или французское, а в американское.
Реформа 1965 г. и ее последствия
Имея на руках проекты В.М. Глушков и Л.А. Ваага, новое советское руководство отправило первый из них на переработку и дало старт экономической реформе, которую одни называют «либермановской», другие «косыгинской».
По свидетельству бывшего сотрудника Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) В.Д. Белкина, первоначально А.Н. Косыгин тормозил подготовку этой реформы. И только после отставки Н.С. Хрущева дал ей ход, создав специальную комиссию, которую возглавил заместитель председателя Госплана СССР А. В. Коробов. В. Д. Белкин утверждает, что в основу предложений комиссии лег проект Л.А. Ваага[178], который затем воплотился в решения мартовского и сентябрьского пленумов ЦК КПСС 1965 г.[179].
С одной стороны, в результате экономической реформы была восстановлена прежняя централизованная вертикаль управления экономикой: упразднены совнархозы и воссозданы ликвидированные ранее союзно-республиканские и союзные министерства[180].
С другой стороны, считая необходимым устранение излишней регламентации деятельности предприятий, сентябрьский Пленум еще больше сократил число утверждаемых сверху плановых заданий[181]. Если до этого главную роль играли натуральные показатели, теперь – стоимость реализованной продукции[182].
Предприятиям было предоставлено право детализировать номенклатуру и ассортимент продукции, инвестировать в производство собственные средства, самостоятельно выпускать и реализовать сверхплановую товары, заключать долговременные договоры с поставщиками и потребителями, регулировать численность персонала, определять формы и размеры его материального поощрения и т. д.[183].
В то же время было произведено дальнейшее перераспределение накоплений между прибылью и налогом с оборота. В 1960 г. прибыль составляла 55 % денежных накоплений, в 1970 г. – 62 %[184]. В 1965 г. в руках предприятий оставалось 30 % прибыли, в 1985 – 45 %, или же 11 млрд. руб. в 1965 г., 46 млрд. – в 1985 г. За 20 лет остающаяся в распоряжении предприятий прибыль увеличилась в более чем четыре раза[185].
Таблица 2. Перераспределение денежных накоплений
Показатели 1940 1960 1970 1980 1985
Источник: Народное хозяйство СССР в 1985 г. М., 1986. С.548. Абсолютные показатели – млрд. руб., относительные – в процентах
В 1965 г. не менее 65 % оставляемой в распоряжении предприятий прибыли использовалось для производственных целей, 35 % направлялось в фонд материального стимулирования, на социальные и культурные нужды (соответственно 7 и 4 млрд. руб.)[186]. К 1985 г. доля прибыли, использовавшейся для производственных целей, сократилась до 40 %, фонд материального стимулирования и расходы на социальные и культурные нужды увеличились до 60 % (соответственно 18 и 28 млрд. руб.)[187]
По свидетельству бывшего сотрудника Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) В.Д. Белкина, первоначально А.Н. Косыгин тормозил подготовку этой реформы. И только после отставки Н.С. Хрущева дал ей ход, создав специальную комиссию, которую возглавил заместитель председателя Госплана СССР А. В. Коробов. В. Д. Белкин утверждает, что в основу предложений комиссии лег проект Л.А. Ваага[178], который затем воплотился в решения мартовского и сентябрьского пленумов ЦК КПСС 1965 г.[179].
С одной стороны, в результате экономической реформы была восстановлена прежняя централизованная вертикаль управления экономикой: упразднены совнархозы и воссозданы ликвидированные ранее союзно-республиканские и союзные министерства[180].
С другой стороны, считая необходимым устранение излишней регламентации деятельности предприятий, сентябрьский Пленум еще больше сократил число утверждаемых сверху плановых заданий[181]. Если до этого главную роль играли натуральные показатели, теперь – стоимость реализованной продукции[182].
Предприятиям было предоставлено право детализировать номенклатуру и ассортимент продукции, инвестировать в производство собственные средства, самостоятельно выпускать и реализовать сверхплановую товары, заключать долговременные договоры с поставщиками и потребителями, регулировать численность персонала, определять формы и размеры его материального поощрения и т. д.[183].
В то же время было произведено дальнейшее перераспределение накоплений между прибылью и налогом с оборота. В 1960 г. прибыль составляла 55 % денежных накоплений, в 1970 г. – 62 %[184]. В 1965 г. в руках предприятий оставалось 30 % прибыли, в 1985 – 45 %, или же 11 млрд. руб. в 1965 г., 46 млрд. – в 1985 г. За 20 лет остающаяся в распоряжении предприятий прибыль увеличилась в более чем четыре раза[185].
Таблица 2. Перераспределение денежных накоплений
Показатели 1940 1960 1970 1980 1985
В 1965 г. не менее 65 % оставляемой в распоряжении предприятий прибыли использовалось для производственных целей, 35 % направлялось в фонд материального стимулирования, на социальные и культурные нужды (соответственно 7 и 4 млрд. руб.)[186]. К 1985 г. доля прибыли, использовавшейся для производственных целей, сократилась до 40 %, фонд материального стимулирования и расходы на социальные и культурные нужды увеличились до 60 % (соответственно 18 и 28 млрд. руб.)[187]