А потом читатели были извещены, что правительство страны, которой принадлежит остров, уже подписало с представителем этой великой державы соответствующий договор об опеке и на остров прибыли первые чиновники опекающей стороны.
Чиновники, по-видимому, знали толк в геологии и физических науках, ибо дальнейшие сведения об острове пестрили такими терминами, которые известны только в определенных кругах физиков.
Одна из осведомленных газет описывала, со слов специального корреспондента, первое посещение острова Красных камней представителями своей страны.
"Мы высадились в уютной бухте, защищенной рифами, и по сходням перешли на берег. Нас встретила мертвая тишина. Остров казался необитаемым. Горы хранили молчание... Это был дикий, неисследованный уголок планеты.
На перевале, отделяющем одну долину от другой, мы увидели два существа, которые, несомненно, нагнали бы на нас страху, если бы мы не были заранее осведомлены о тех событиях, что развернулись на острове совсем недавно. Существа стояли на камнях перевала и тупо смотрели на нас абсолютно зелеными глазами. Тела этих жалких людей искрились яркой зеленью, очень напоминающей окраску гусениц. Они встретили нас совершенно спокойно.
- Вильгельм фон Ботцки? - спросил кто-то.
- Да, это я, - ответил толстый обрюзгший дикарь. - А вот майор Габеманн, показал он на своего друга, длинного и тонконогого, с вытянутой физиономией".
Специальный корреспондент оказался на редкость скромным человеком. Он только вскользь упомянул о том, что на острове осталась группа геодезистов, которые должны были сделать детальную съемку местности, но ничего, разумеется, не сказал о других происшествиях на острове.
Уже совсем из иных источников стало известно, что работа на острове развернулась в таких масштабах, которые фирме "Эколо" и не снились. Не подводные лодки, а целые транспорты руды потекли в страну, которая со страниц своих газет бичевала "гнусную деятельность фирмы "Эколо" и клялась в верности принципам миролюбия и гуманизма.
Тем временем в Западной Европе сперва в отдельных газетных статьях, а потом и во всех газетах вдруг зазвучали новые, очень странные нотки. Большая клерикальная газета писала:
"В наш век цивилизации и гуманности нет-нет да и промелькнут факты, от которых, так и пахнет средневековьем. Не так давно мы были свидетелями одного события. Безвестный русский ученый Ильин создал особый препарат, названный "веществом Ариль", при помощи которого человек становится зеленым и низводится на положение безропотного существа, лишенного какого бы то ни было разума. Зеленый человек теряет способность размышлять, он забывает о боге, превращается в рабочий скот и уподобляется неразумной твари. Бесчеловечное изобретение Ильина есть проявление самого изощренного варварства и безбожия. Оно в корне порочно и является одним из самых аморальных открытий, широкое распространение которого повлечет за собой гибель всего духовного..."
Клерикальной газете вторила другая крупная газета, которая в самых слезливых тонах описывала состояние "двух бедных людей, ставших жертвами бессердечного опыта автора изобретения - русского ученого Ильина". Ботцки и Габеманн появились на фотографиях. В продажу поступили красочные открытки, с которых на зрителя смотрели кроткие изумрудные глаза бывших гестаповцев.
Лавина статей, очерков и даже стихов в защиту цивилизации обрушилась на граждан Западной Германии. В кампанию включились родственники зеленых людей, возбудившие судебное дело против Ильина, "бесчеловечный поступок которого лишил нас дорогих родственников и прекрасных граждан нашего любимого отечества", - возмущались тетки Габеманна и братья фон Ботцки.
В дом Ильина явились какие-то люди с непроницаемыми лицами. Лейтенант Пирогов встретил их. Но посетители предъявили ордер на обыск, а Пирогова тут же потребовали к бургомистру для объяснения. Он уехал.
Начался обыск.
Домик был, что называется, перевернут вверх дном. Агенты рылись в вещах, выстукивали стены. Особенно их интересовали бумаги, в которых находили записи Ильина. Но это были явно не те бумаги, которые им хотелось найти. Аркадий Павлович только усмехался. Задолго до этого посещения он передал советским офицерам все свои записи.
Пирогов вернулся возмущенный и злой. Через час его вызвали опять. Он стал отлучаться все чаще и чаще, ему просто не хватало времени, чтобы отбиваться от юридических наскоков властей.
Еще через день в их домике раздался телефонный звонок, и мужской голос на немецком языке попросил разрешения посетить "мистера Ильина в его домашней обстановке".
- Кто это говорит? - спросил Ильин.
Профессор Сигэл. По поручению своего университета.
- У вас ко мне дело?
- О да! Речь будет идти о вашем замечательном открытии. Университет, который я представляю, хотел бы знать ваше мнение о путях развития биологической науки.
Ильин подумал и сказал:
- Хорошо. Я вас жду.
Он довесил трубку и повернулся к Маше:
- Кажется, снова есть охотники завладеть нашим препаратом. Теперь уже иным путем.
Профессор Сигэл выглядел вполне корректным, благовоспитанным человеком. Может быть, он и в самом деле был таким. Во всяком случае, Сигэл не стал ни юлить, ни изворачиваться, а повел разговор напрямик, облекая его, конечно, в форму вполне джентльменскую.
- Мое предложение, коллега, сводится к следующему. Наш университет давно и довольно плодотворно работает над биологическими темами, весьма близкими к вашему открытию. Нас очень заинтересовали ваши деятельные шаги в этой области. Признаюсь, что вы обогнали нас. Мы преклоняемся перед вами. Как бы вы посмотрели на предложение переехать к нам на постоянную работу?
- К вам, на постоянную работу?!
- Ну да. Рассматривайте мое предложение как официальное. Я располагаю сведениями о том. что наше правительство без всяких проволочек оформит для вас и ваших близких гражданство. Никаких юридических и политических препятствий для работы у нас не останется.
- Вы забываете о препятствиях моральных...
- Согласитесь, коллега, что в настоящее время вы пока человек, как бы это сказать, без гражданства... В вашем положении говорить о каких-то моральных сторонах дела нет, мне кажется, необходимости.
- Вот как! Но ведь я - советский человек, вы это прекрасно знаете!
- Конечно. Однако у вас до сих пор нет советского паспорта. Как примут вас Советы, вы не подумали?
Ильин закусил губу:
- Ваше предложение, господин Сигэл, мне не подходит. Я уеду только к себе на Родину. И мое открытие не продается. Оно принадлежит моему народу. Не знаю, поймете ли вы...
Посетитель недоумевал. Он поднял брови, постучал по столу пальцами, сказал:
- Оклад - три тысячи долларов в месяц, коллега. Целое состояние. Устраивает вас?
Деньги никогда не прельщали меня, профессор. Если бы я был корыстен, я уже был бы миллионером.
- Ну, а если я захочу купить у вас рецепт зеленого препарата? Без всяких лишних разговоров. Миллион. В любой валюте. И немедленно. Всю жизнь вы будете обеспеченным человеком, мистер Ильин. Спокойная и роскошная жизнь, когда есть деньги!
Это было слишком. Аркадий Павлович встал. Сигэл понял, что миссия провалилась и его выпроваживают.
Не желая признать свое поражение, Сигэл сделал над собой усилие и с улыбкой проговорил:
- Я вижу, Ильин, что вас трудно уговорить. Ну что же, тем хуже для вас. Забудем об этом неприятном разговоре. На прощание мне хотелось бы предостеречь вас...
- Предостеречь? От чего же?
- Мы располагаем некоторыми сведениями о фирме "Эколо". Ее сотрудники скрылись, но они не кончили борьбы. И они не простят вам, Ильин. Опасность вас ждет за каждым углом. - Он многозначительно посмотрел на Ильина и Бегичеву. - У нас вы и ваша очаровательная подруга были бы в полной безопасности.
Ответа не последовало.
Сигэл ушел.
На следующий день Ильина вызвали в суд. Он отправился туда с Машей. В домик они уже не вернулись. До суда Ильин и Маша были определены в помещение предварительного заключения. Обвинение гласило: "Увечье двух граждан страны, попытка их физического уничтожения".
из которой читатель узнает, чем закончилась неравная и длительная борьба за открытие.
Франц Кобленц отсидел свои три недели в тюрьме.
- Ты коммунист? - спросил чиновник, брезгливо отставив нижнюю губу.
- Коммунист.
- Можешь идти. Да не торопись. Скоро опять будешь здесь. Примем как старого знакомого.
Франц Кобленц ушел. Он сразу же бросился искать Ильина. Но ученого в том доме не было.
- Под арестом ваш Ильин. Его судить будут... - сказал ему привратник.
Тогда Кобленц уехал за Рейн, в то самое местечко, где во время войны находились лаборатория и лагерь для особо режимных заключенных. Он нашел кое-кого из бывших заключенных. Он сумел объединить их. В одном из городов Восточной зоны Германии группа уцелевших узников фашизма обратились в суд. И суд заочно осудил полковника гитлеровской армии профессора Вильгельма фон Ботцки за истязание людей и бесчеловечные опыты над заключенными. Приговор был суровый и справедливый: смертная казнь.
Этот приговор Кобленц привез в Гамбург.
Почти одновременно в Польше народный трибунал судил группу фашистских преступников, которые орудовали на территории Польши во время войны и уничтожили десятки тысяч людей. В числе приговоренных к смерти был отъявленный мерзавец Габеманн.
И этот приговор оказался в Гамбурге.
Великолепные документы для характеристики "прекрасных граждан отечества" - фон Ботцки и его достойного друга!
Советское командование приняло меры, и гамбургская инсценировка оказалась под ударом. Но католическая печать, выставляя перед собой, как щит, идеи гуманизма, морали и веры, продолжала травлю русского ученого. Его обвинили в жестокости, варварстве, личной мести, в использовании открытия для насаждения вандализма и дикости, для уничтожения религии и всего человечества.
В качестве основного обвинения против Ильина были выставлены зеленые люди - Габеманн и Ботцки, которые находились до сих пор в одном из биологических институтов за океаном. Лаборатория этого института тщетно стремилась разгадать тайну зеленого препарата.
За несколько дней до суда в Гамбурге Ильина и Машу Бегичеву посетила делегация. Здесь были представители церкви, науки, родственники Габеманна и Ботцки и член городского управления. Делегаты чинно уселись перед удивленным ученым.
После минуты молчания очень важный мужчина встал и сказал:
- Ради спасения цивилизации и устоев человеческого общества вы, герр Ильин, должны чистосердечно раскаяться в своих гнусных делах. Мы добьемся немедленного прекращения дела и вашего освобождения в тот же день, как только два несчастных существа приобретут с вашей помощью нормальный вид, а вы сами дадите слово, что свое открытие будете использовать впредь только в гуманных целях.
Ильин откровенно рассмеялся.
Маша, едва сдерживая себя, ответила за Ильина:
- А кто же первый применил зеленый препарат на людях, как не один из этих "несчастных существ"? Его жертвой оказалась я. Вы глубоко ошибаетесь в оценке событий, господа. Все произошло по известной поговорке: "Как аукнется, так и откликнется..."
Делегаты были шокированы. Эта женщина... Но они промолчали, так как прекрасно знали всю историю с зелеными людьми.
Тогда Ильин сказал:
- Мое открытие с самого начала было задумано и осуществлено для того, чтобы быстро увеличить на нашей земле количество продуктов питания для человека. Мы в своей стране строим коммунизм. Вам это хорошо известно, господа. Когда я работал над созданием аппарата, я думал только об этом. Открытие позволяет без особых затрат, без кормов выращивать миллионные стада полезных животных, путем использования лучистой энергии солнца. Это бесконечно огромное количество дарового мяса и молока, изобилие продуктов! Я работал над препаратом, а уже видел, как на зажженных степях Калмыкии, в Кара-Кумах и Монголии бродят тысячные стада зеленых овец и коз. Я видел луга, которые оставили только для того, чтобы радовать глаз человека! Сколько свободной земли можно было бы использовать под сады и хлеб! Вот чего я хотел достигнуть своими работами. Понятно ли вам это?.. Но мне помешали. Ко мне явились злые люди. В их голове зрела иная мысль. Они хотели использовать мое открытие в преступных целях. Они начали с превращения нормальных людей в зеленых, а кончили тем, что стали зелеными сами. Теперь вы требуете, чтобы я даровал жизнь двум убийцам. А вы уверены, что они не начнут осуществлять свой замысел опять? Я все сказал. Спокойной ночи!
- До встречи в зале суда! - ответил ему кто-то...
Но суд не состоялся.
На улицах и площадях города начались митинги. Простые люди с возмущением узнали, что Аркадия Ильина привлекают к суду. Кто-то размножил приговоры судов по делу Ботцки и Габеманна. Копии этих приговоров появились на стенах домов, в магазинах, в общественных зданиях. В судебные учреждения посыпались сотни протестов против бесчинства над советским ученым.
Через дипломатические каналы советские органы по репатриации пленных и узников фашизма категорически потребовали освобождения Аркадия Ильина и Марии Бегичевой.
Председатель суда, которому было поручено вести "дело Ильина", в десятый раз с раздражением перелистывал бумаги в толстой папке. Он решительно не мог принять этого дела. Даже при самом поверхностном знакомстве с ним бросалась в глаза подтасовка фактов. Как судить человека, наказавшего преступников, уже осужденных к смерти? И что за преступление совершил этот Ильин? Нет, при всем желании, никакой суд не может его наказать. А тут еще бесконечные резолюции митингов и собраний, волна общественного негодования. В послевоенной Германии с этим нельзя не считаться. Право же, родственники бывших нацистов пересолили, затеяв немыслимый процесс. К тому же Ильин - русский подданный. Держава-победительница....
И председатель с глубоким вздохом сожаления вынужден был отказаться вести судебный процесс.
Через день Ильин и Бегичева оказались на свободе.
- Хватит испытывать судьбу, - сказал им Пирогов, встретивший их у дверей временной тюрьмы, - здесь слишком много господ, которым не терпится свести с вами счеты. Поехали домой, друзья.
Аркадий и Маша переглянулись. Неужели это конец испытаниям и их ждет родной дом, теплые руки друзей?! Маша прислонилась к плечу Аркадия Павловича и заплакала.
Битва за открытие, которая продолжалась более трех лет, была выиграна.
***
Машина шла на аэродром.
На бетонной дорожке летного поля стоял большой белый самолет с красными звездами на крыльях.
- Наш? С, спросил Аркадий Павлович.
- Так точно, - ответил Пирогов. - Академия наук СССР заказала эту машину для специального рейса. Садитесь, друзья.
Был вечер. Последний вечер на чужой земле, среди чужих людей. Ильин подумал о них. Нет, не все они чужие. Где-то здесь, в большом городе, остается Франц Кобленц. В лесах Шварцвальда приютился поселок заповедника. Там, недалеко от крайнего домика, зеленеет могила с каменным, надгробием. Это Ганс Фихтер. Где-то добрая старая Лиззи. Все эти люди по-разному смотрели на жизнь, но все они понимали друг друга: у них были честные, любящие сердца. И они не чужие ему. Без них он был бы смят и уничтожен, его открытие так и умерло бы, не принеся пользы человечеству.
Над аэродромом раскинулось чистое голубое небо, подсвеченное из-за горизонта лучами заходящего солнца.
Самолет задрожал, осторожно вырулил на взлетную дорожку и, рванувшись вперед, понесся по бетону. Еще толчок, еще мгновение - и он, оторвавшись от земли, начал набирать высоту.
В окна самолета брызнули солнечные лучи. Самолет догнал на высоте уходящий день. В кабине на несколько минут стало по-праздничному светло. Маша и Аркадий прижались к окну. Над ними сияло солнце, а внизу была ночь. Западная Германия окуталась тьмой и затаилась под ними. Но и там, во тьме, кое-где мелькали и светились огни.
Ровно гудели моторы, самолет шел на восток. Небо над самолетом погасло. Появились первые звезды.
Они летели домой.
Домой!
Чиновники, по-видимому, знали толк в геологии и физических науках, ибо дальнейшие сведения об острове пестрили такими терминами, которые известны только в определенных кругах физиков.
Одна из осведомленных газет описывала, со слов специального корреспондента, первое посещение острова Красных камней представителями своей страны.
"Мы высадились в уютной бухте, защищенной рифами, и по сходням перешли на берег. Нас встретила мертвая тишина. Остров казался необитаемым. Горы хранили молчание... Это был дикий, неисследованный уголок планеты.
На перевале, отделяющем одну долину от другой, мы увидели два существа, которые, несомненно, нагнали бы на нас страху, если бы мы не были заранее осведомлены о тех событиях, что развернулись на острове совсем недавно. Существа стояли на камнях перевала и тупо смотрели на нас абсолютно зелеными глазами. Тела этих жалких людей искрились яркой зеленью, очень напоминающей окраску гусениц. Они встретили нас совершенно спокойно.
- Вильгельм фон Ботцки? - спросил кто-то.
- Да, это я, - ответил толстый обрюзгший дикарь. - А вот майор Габеманн, показал он на своего друга, длинного и тонконогого, с вытянутой физиономией".
Специальный корреспондент оказался на редкость скромным человеком. Он только вскользь упомянул о том, что на острове осталась группа геодезистов, которые должны были сделать детальную съемку местности, но ничего, разумеется, не сказал о других происшествиях на острове.
Уже совсем из иных источников стало известно, что работа на острове развернулась в таких масштабах, которые фирме "Эколо" и не снились. Не подводные лодки, а целые транспорты руды потекли в страну, которая со страниц своих газет бичевала "гнусную деятельность фирмы "Эколо" и клялась в верности принципам миролюбия и гуманизма.
Тем временем в Западной Европе сперва в отдельных газетных статьях, а потом и во всех газетах вдруг зазвучали новые, очень странные нотки. Большая клерикальная газета писала:
"В наш век цивилизации и гуманности нет-нет да и промелькнут факты, от которых, так и пахнет средневековьем. Не так давно мы были свидетелями одного события. Безвестный русский ученый Ильин создал особый препарат, названный "веществом Ариль", при помощи которого человек становится зеленым и низводится на положение безропотного существа, лишенного какого бы то ни было разума. Зеленый человек теряет способность размышлять, он забывает о боге, превращается в рабочий скот и уподобляется неразумной твари. Бесчеловечное изобретение Ильина есть проявление самого изощренного варварства и безбожия. Оно в корне порочно и является одним из самых аморальных открытий, широкое распространение которого повлечет за собой гибель всего духовного..."
Клерикальной газете вторила другая крупная газета, которая в самых слезливых тонах описывала состояние "двух бедных людей, ставших жертвами бессердечного опыта автора изобретения - русского ученого Ильина". Ботцки и Габеманн появились на фотографиях. В продажу поступили красочные открытки, с которых на зрителя смотрели кроткие изумрудные глаза бывших гестаповцев.
Лавина статей, очерков и даже стихов в защиту цивилизации обрушилась на граждан Западной Германии. В кампанию включились родственники зеленых людей, возбудившие судебное дело против Ильина, "бесчеловечный поступок которого лишил нас дорогих родственников и прекрасных граждан нашего любимого отечества", - возмущались тетки Габеманна и братья фон Ботцки.
В дом Ильина явились какие-то люди с непроницаемыми лицами. Лейтенант Пирогов встретил их. Но посетители предъявили ордер на обыск, а Пирогова тут же потребовали к бургомистру для объяснения. Он уехал.
Начался обыск.
Домик был, что называется, перевернут вверх дном. Агенты рылись в вещах, выстукивали стены. Особенно их интересовали бумаги, в которых находили записи Ильина. Но это были явно не те бумаги, которые им хотелось найти. Аркадий Павлович только усмехался. Задолго до этого посещения он передал советским офицерам все свои записи.
Пирогов вернулся возмущенный и злой. Через час его вызвали опять. Он стал отлучаться все чаще и чаще, ему просто не хватало времени, чтобы отбиваться от юридических наскоков властей.
Еще через день в их домике раздался телефонный звонок, и мужской голос на немецком языке попросил разрешения посетить "мистера Ильина в его домашней обстановке".
- Кто это говорит? - спросил Ильин.
Профессор Сигэл. По поручению своего университета.
- У вас ко мне дело?
- О да! Речь будет идти о вашем замечательном открытии. Университет, который я представляю, хотел бы знать ваше мнение о путях развития биологической науки.
Ильин подумал и сказал:
- Хорошо. Я вас жду.
Он довесил трубку и повернулся к Маше:
- Кажется, снова есть охотники завладеть нашим препаратом. Теперь уже иным путем.
Профессор Сигэл выглядел вполне корректным, благовоспитанным человеком. Может быть, он и в самом деле был таким. Во всяком случае, Сигэл не стал ни юлить, ни изворачиваться, а повел разговор напрямик, облекая его, конечно, в форму вполне джентльменскую.
- Мое предложение, коллега, сводится к следующему. Наш университет давно и довольно плодотворно работает над биологическими темами, весьма близкими к вашему открытию. Нас очень заинтересовали ваши деятельные шаги в этой области. Признаюсь, что вы обогнали нас. Мы преклоняемся перед вами. Как бы вы посмотрели на предложение переехать к нам на постоянную работу?
- К вам, на постоянную работу?!
- Ну да. Рассматривайте мое предложение как официальное. Я располагаю сведениями о том. что наше правительство без всяких проволочек оформит для вас и ваших близких гражданство. Никаких юридических и политических препятствий для работы у нас не останется.
- Вы забываете о препятствиях моральных...
- Согласитесь, коллега, что в настоящее время вы пока человек, как бы это сказать, без гражданства... В вашем положении говорить о каких-то моральных сторонах дела нет, мне кажется, необходимости.
- Вот как! Но ведь я - советский человек, вы это прекрасно знаете!
- Конечно. Однако у вас до сих пор нет советского паспорта. Как примут вас Советы, вы не подумали?
Ильин закусил губу:
- Ваше предложение, господин Сигэл, мне не подходит. Я уеду только к себе на Родину. И мое открытие не продается. Оно принадлежит моему народу. Не знаю, поймете ли вы...
Посетитель недоумевал. Он поднял брови, постучал по столу пальцами, сказал:
- Оклад - три тысячи долларов в месяц, коллега. Целое состояние. Устраивает вас?
Деньги никогда не прельщали меня, профессор. Если бы я был корыстен, я уже был бы миллионером.
- Ну, а если я захочу купить у вас рецепт зеленого препарата? Без всяких лишних разговоров. Миллион. В любой валюте. И немедленно. Всю жизнь вы будете обеспеченным человеком, мистер Ильин. Спокойная и роскошная жизнь, когда есть деньги!
Это было слишком. Аркадий Павлович встал. Сигэл понял, что миссия провалилась и его выпроваживают.
Не желая признать свое поражение, Сигэл сделал над собой усилие и с улыбкой проговорил:
- Я вижу, Ильин, что вас трудно уговорить. Ну что же, тем хуже для вас. Забудем об этом неприятном разговоре. На прощание мне хотелось бы предостеречь вас...
- Предостеречь? От чего же?
- Мы располагаем некоторыми сведениями о фирме "Эколо". Ее сотрудники скрылись, но они не кончили борьбы. И они не простят вам, Ильин. Опасность вас ждет за каждым углом. - Он многозначительно посмотрел на Ильина и Бегичеву. - У нас вы и ваша очаровательная подруга были бы в полной безопасности.
Ответа не последовало.
Сигэл ушел.
На следующий день Ильина вызвали в суд. Он отправился туда с Машей. В домик они уже не вернулись. До суда Ильин и Маша были определены в помещение предварительного заключения. Обвинение гласило: "Увечье двух граждан страны, попытка их физического уничтожения".
из которой читатель узнает, чем закончилась неравная и длительная борьба за открытие.
Франц Кобленц отсидел свои три недели в тюрьме.
- Ты коммунист? - спросил чиновник, брезгливо отставив нижнюю губу.
- Коммунист.
- Можешь идти. Да не торопись. Скоро опять будешь здесь. Примем как старого знакомого.
Франц Кобленц ушел. Он сразу же бросился искать Ильина. Но ученого в том доме не было.
- Под арестом ваш Ильин. Его судить будут... - сказал ему привратник.
Тогда Кобленц уехал за Рейн, в то самое местечко, где во время войны находились лаборатория и лагерь для особо режимных заключенных. Он нашел кое-кого из бывших заключенных. Он сумел объединить их. В одном из городов Восточной зоны Германии группа уцелевших узников фашизма обратились в суд. И суд заочно осудил полковника гитлеровской армии профессора Вильгельма фон Ботцки за истязание людей и бесчеловечные опыты над заключенными. Приговор был суровый и справедливый: смертная казнь.
Этот приговор Кобленц привез в Гамбург.
Почти одновременно в Польше народный трибунал судил группу фашистских преступников, которые орудовали на территории Польши во время войны и уничтожили десятки тысяч людей. В числе приговоренных к смерти был отъявленный мерзавец Габеманн.
И этот приговор оказался в Гамбурге.
Великолепные документы для характеристики "прекрасных граждан отечества" - фон Ботцки и его достойного друга!
Советское командование приняло меры, и гамбургская инсценировка оказалась под ударом. Но католическая печать, выставляя перед собой, как щит, идеи гуманизма, морали и веры, продолжала травлю русского ученого. Его обвинили в жестокости, варварстве, личной мести, в использовании открытия для насаждения вандализма и дикости, для уничтожения религии и всего человечества.
В качестве основного обвинения против Ильина были выставлены зеленые люди - Габеманн и Ботцки, которые находились до сих пор в одном из биологических институтов за океаном. Лаборатория этого института тщетно стремилась разгадать тайну зеленого препарата.
За несколько дней до суда в Гамбурге Ильина и Машу Бегичеву посетила делегация. Здесь были представители церкви, науки, родственники Габеманна и Ботцки и член городского управления. Делегаты чинно уселись перед удивленным ученым.
После минуты молчания очень важный мужчина встал и сказал:
- Ради спасения цивилизации и устоев человеческого общества вы, герр Ильин, должны чистосердечно раскаяться в своих гнусных делах. Мы добьемся немедленного прекращения дела и вашего освобождения в тот же день, как только два несчастных существа приобретут с вашей помощью нормальный вид, а вы сами дадите слово, что свое открытие будете использовать впредь только в гуманных целях.
Ильин откровенно рассмеялся.
Маша, едва сдерживая себя, ответила за Ильина:
- А кто же первый применил зеленый препарат на людях, как не один из этих "несчастных существ"? Его жертвой оказалась я. Вы глубоко ошибаетесь в оценке событий, господа. Все произошло по известной поговорке: "Как аукнется, так и откликнется..."
Делегаты были шокированы. Эта женщина... Но они промолчали, так как прекрасно знали всю историю с зелеными людьми.
Тогда Ильин сказал:
- Мое открытие с самого начала было задумано и осуществлено для того, чтобы быстро увеличить на нашей земле количество продуктов питания для человека. Мы в своей стране строим коммунизм. Вам это хорошо известно, господа. Когда я работал над созданием аппарата, я думал только об этом. Открытие позволяет без особых затрат, без кормов выращивать миллионные стада полезных животных, путем использования лучистой энергии солнца. Это бесконечно огромное количество дарового мяса и молока, изобилие продуктов! Я работал над препаратом, а уже видел, как на зажженных степях Калмыкии, в Кара-Кумах и Монголии бродят тысячные стада зеленых овец и коз. Я видел луга, которые оставили только для того, чтобы радовать глаз человека! Сколько свободной земли можно было бы использовать под сады и хлеб! Вот чего я хотел достигнуть своими работами. Понятно ли вам это?.. Но мне помешали. Ко мне явились злые люди. В их голове зрела иная мысль. Они хотели использовать мое открытие в преступных целях. Они начали с превращения нормальных людей в зеленых, а кончили тем, что стали зелеными сами. Теперь вы требуете, чтобы я даровал жизнь двум убийцам. А вы уверены, что они не начнут осуществлять свой замысел опять? Я все сказал. Спокойной ночи!
- До встречи в зале суда! - ответил ему кто-то...
Но суд не состоялся.
На улицах и площадях города начались митинги. Простые люди с возмущением узнали, что Аркадия Ильина привлекают к суду. Кто-то размножил приговоры судов по делу Ботцки и Габеманна. Копии этих приговоров появились на стенах домов, в магазинах, в общественных зданиях. В судебные учреждения посыпались сотни протестов против бесчинства над советским ученым.
Через дипломатические каналы советские органы по репатриации пленных и узников фашизма категорически потребовали освобождения Аркадия Ильина и Марии Бегичевой.
Председатель суда, которому было поручено вести "дело Ильина", в десятый раз с раздражением перелистывал бумаги в толстой папке. Он решительно не мог принять этого дела. Даже при самом поверхностном знакомстве с ним бросалась в глаза подтасовка фактов. Как судить человека, наказавшего преступников, уже осужденных к смерти? И что за преступление совершил этот Ильин? Нет, при всем желании, никакой суд не может его наказать. А тут еще бесконечные резолюции митингов и собраний, волна общественного негодования. В послевоенной Германии с этим нельзя не считаться. Право же, родственники бывших нацистов пересолили, затеяв немыслимый процесс. К тому же Ильин - русский подданный. Держава-победительница....
И председатель с глубоким вздохом сожаления вынужден был отказаться вести судебный процесс.
Через день Ильин и Бегичева оказались на свободе.
- Хватит испытывать судьбу, - сказал им Пирогов, встретивший их у дверей временной тюрьмы, - здесь слишком много господ, которым не терпится свести с вами счеты. Поехали домой, друзья.
Аркадий и Маша переглянулись. Неужели это конец испытаниям и их ждет родной дом, теплые руки друзей?! Маша прислонилась к плечу Аркадия Павловича и заплакала.
Битва за открытие, которая продолжалась более трех лет, была выиграна.
***
Машина шла на аэродром.
На бетонной дорожке летного поля стоял большой белый самолет с красными звездами на крыльях.
- Наш? С, спросил Аркадий Павлович.
- Так точно, - ответил Пирогов. - Академия наук СССР заказала эту машину для специального рейса. Садитесь, друзья.
Был вечер. Последний вечер на чужой земле, среди чужих людей. Ильин подумал о них. Нет, не все они чужие. Где-то здесь, в большом городе, остается Франц Кобленц. В лесах Шварцвальда приютился поселок заповедника. Там, недалеко от крайнего домика, зеленеет могила с каменным, надгробием. Это Ганс Фихтер. Где-то добрая старая Лиззи. Все эти люди по-разному смотрели на жизнь, но все они понимали друг друга: у них были честные, любящие сердца. И они не чужие ему. Без них он был бы смят и уничтожен, его открытие так и умерло бы, не принеся пользы человечеству.
Над аэродромом раскинулось чистое голубое небо, подсвеченное из-за горизонта лучами заходящего солнца.
Самолет задрожал, осторожно вырулил на взлетную дорожку и, рванувшись вперед, понесся по бетону. Еще толчок, еще мгновение - и он, оторвавшись от земли, начал набирать высоту.
В окна самолета брызнули солнечные лучи. Самолет догнал на высоте уходящий день. В кабине на несколько минут стало по-праздничному светло. Маша и Аркадий прижались к окну. Над ними сияло солнце, а внизу была ночь. Западная Германия окуталась тьмой и затаилась под ними. Но и там, во тьме, кое-где мелькали и светились огни.
Ровно гудели моторы, самолет шел на восток. Небо над самолетом погасло. Появились первые звезды.
Они летели домой.
Домой!