- Что это? - спросил Ильин у солдата, сопровождавшего его.
- Лагерь для режимных заключенных.
- А река?
- Рейн... - сказал он и боязливо оглянулся, не слышит ли кто.
Их провели через вахту. Первый, кого они встретили у входа в Дом, был Ион Петрович Терещенко.
Увидев его, Ильин вспыхнул и весь напрягся. Но то, что он услышал от Терещенки, поразило и остановило его. Ион Петрович бросился к нему, сжал руки Аркадия и взволнованным голосом, не обращая внимания на стоящих рядом немцев, быстро заговорил:
- Наши вошли в Польшу, переправились через Вислу. Есть слухи, что на Днепре... И насчет второго фронта... Наступил перелом. Какая радость, товарищи!
Это сообщение, сказанное взволнованным голосом, подействовало на Ильина и Машу настолько ошеломляюще, что они забыли обо всем остальном. Неужели правда? Все презрение, вся ненависть к человеку, который предал их, на какое-то время исчезли. Ведь это первая за полгода настоящая весточка с Родины! Охрана топталась на месте, не решаясь прервать сцену встречи соотечественников, истинного значения которой они не понимали, полагая, что вновь прибывшие просто обрадовались друг другу.
Терещенко спешил использовать благоприятный момент.
- Слава богу, что вы оба остались живы. Я уж не надеялся вас увидеть. Теперь мы можем спокойно работать. Это очень хорошо, что мне удалось вырвать вас из лагеря смерти. Есть сведения, что наш город давно уже освобожден. Еще немного - и войне конец, и мы снова поедем к себе. Как я рад, что вы приехали, друзья! Здесь довольно прилично можно жить...
Ильин вдруг нахмурился. Слово "друзья", сказанное этим человеком, резануло ухо. Постепенно все становилось на свое место. Аркадий замкнулся и не смотрел больше на Терещенко.
- Что же мы стоим! - спохватился тот и на правах гостеприимного хозяина сказал: - Комнаты готовы, вам надо отдохнуть с дороги.
Терещенко побежал вперед. Он прекрасно выглядел. Сытое лицо опять стало круглым. И только бегающие глаза выдавали его беспокойство.
У входа в дом Ильин круто остановился и спросил Терещенко:
- Это ты рассказал в гестапо о "веществе Ариль"?
- Да. - Терещенко натянуто улыбнулся. - Единственный способ вырвать тебя и Машу из лагеря смерти. Немцы ухватились за мое сообщение, и вот; ты и Маша здесь, в относительной безопасности и в человеческих условиях.
- Ты предатель, Терещенко! Ты наше дело предал. И это тебе не забудется.
Ион Петрович отвел взгляд, потупился. Он сразу как-то сжался, ссутулился и с минуту стоял так перед Ильиным. Не поднимая глаз, тихо промолвил:
- Ты не знаешь, как меня пытали, Аркадий. Никто бы не выдержал. Это такие муки, такой ужас... И я сдался. Я знаю, что достоин только презрения, мне иногда жить не хочется, до того я противен себе. Но теперь уже не вернешь, засосало, как в трясину. Можешь ненавидеть меня, можешь отвернуться, я даже прощения просить у тебя не решаюсь. Но войди в мое положение, пойми меня, Аркадий...
Он поднял испуганные, умоляющие глаза, встретил холодный взгляд Ильина, с той же мольбой посмотрел на Машу. Она отвернулась. Ей было жаль этого человека, но вместе с тем она ненавидела его. Разве не он поставил их перед страшной пропастью?
Ильин и Маша повернулись и пошли в дом. Терещенко остался.
- Вот ваша комната, герр Ильин. А ваша рядом, фрау Бегичева, прошу сюда. - Вежливый человек в штатской одежде указал на двери, кивнул головой и ушел.
Ильин огляделся. Длинный коридор, много дверей, тишина. У входной двери столик с телефонами.
Войдя в свою комнату, он сразу же увидел решетки на окнах. Обстановку комнаты составляла опрятно убранная кровать, стол, на нем библия и графин с водой. Потоптавшись немного, Ильин снова вышел в коридор.
За столиком сидел тот же вежливый человек. Заметив Ильина, он встал.
- Куда мы попали? - спросил Ильин по-немецки.
- В лабораторию профессора фон Ботцки. Это общежитие научных работников.
- Русских?
- Не только русских, герр Ильин. И английских, и чешских, и французских, и датских. Здесь много ваших коллег, все они работают под руководством профессора. И не жалуются.
- Я могу выйти из дома?
- О да. Пожалуйста! Вокруг нас зона. Не столько для охраны: сколько для вашей безопасности. Знаете, рядом лагерь с опасными людьми... и вообще военное время. Внутри зоны вы можете гулять когда угодно.
Ильин молчал, разглядывая собеседника, потом спросил:
- Чем занимаются здесь сотрудники?
- Каждый своим делом.
- А точнее?
- Это вы можете узнать у профессора. Вообще любопытство здесь не поощряется, герр Ильин. И даже наказывается. Также наказывается посещение чужих комнат.
- Общение научных работников друг с другом - обязательное условие для успешного творчества.
- В пределах лаборатории. Только.
Зазвонил телефон. Комендант снял трубку, выслушал и обратился к Ильину:
- Сегодня в девятнадцать ноль-ноль вас вызывает к себе герр профессор. А сейчас не угодно ли вам пройти покушать?
Фон Ботцки был занят до самого вечера. В приемной профессора томился Ион Петрович Терещенко. Вильгельм фон Ботцки внимательно читал служебную записку, сочиненную Терещенко. Там было сказано следующее:
"Сообщаю, что Аркадий Павлович Ильин работал над изучением хлорофилла под руководством академика Максатова с конца 1939 года. Ильин снова, вслед за Тимирязевым и другими видными учеными установил большое сходство между молекулой хлорофилла в растении и молекулой гемоглобина в крови животных. Ильин задался целью сблизить эти два сложнейших органических соединения между собой и после долгих опытов сумел найти способ для перестройки молекулы гемоглобина, поместив в центр ее вместо атома железа атом магния. В ходе дальнейшей работы Ильин добился практического использования своего открытия: он привил хлорофилл в животный организм.
Поверхностные ткани морских свинок, обогащенные хлорофиллом, не утрачивали своих первоначальных функций и в то же время приобретали новые качества, которые до сих пор были свойственны только растительным формам. Организм животных изменялся, животные становились зелеными. Я лично видел таких морских свинок в лаборатории института. За ними ухаживала и наблюдала Мария Бегичева, находящаяся сейчас вместе с Ильиным.
Так было создано новое животное с теплой кровью, питающееся за счет усвоения углерода из воздуха при солнечном освещении.
В последнее время Ильин занимался самой трудной, как он говорил, работой - хотел придать животным клеткам способность самим размножать хлорофилл в организме, сроднить ткани и клетки животного с новым для них веществом - хлорофиллом. Закончить эту работу ему помешала эвакуация института и последующие затем скитания по завоеванным германской армией территориям Советского Союза".
Читая это место, фон Ботцки улыбнулся. Видно, Терещенко боялся написать "по оккупированной территории", чтобы не обидеть своих новых хозяев...
Далее он прочел:
"Цель всех исследований Аркадия Ильина заключалась в том, чтобы заставить животных расти и развиваться не за счет поглощения уже готовых органических соединений - белков, углеводов и жиров, а за счет тех же простейших элементов природы, какими пользуется каждое живое зеленое растение, - за счет углекислоты воздуха, воды и некоторых минеральных солей, которые усваиваются в клетках зеленого растения при солнечном свете. Зеленые животные, не нуждающиеся в готовой органической пище, - вот что было конечной целью Ильина. По его мнению, можно в самый короткий срок создать мир полезных домашних и недомашних животных, которые будут кормить человечество, сами не нуждаясь при этом ни в кормах, ни в уходе. Солнечный свет и легкая подкормка солями азота, фосфора и калия - вот все, что потребуется новым зеленым животным для роста и жизни.
Я лично не был допущен к работам Ильина и поэтому не знаю деталей всех его опытов и исследований. Насколько я знаю, только сам Ильин и академик Максатов были единственными людьми, владевшими тайной нового открытия.
Вот все, что я имею сказать по вопросу о "веществе Ариль".
И.П.Терещенко".
Фон Ботцки отложил листы бумаги, откинулся в кресле и закрыл глаза. Нужно поразмыслить над этим странным делом.
Он был еще не стар, профессор биологии и химии Вильгельм фон Ботцки, полковник германской армии, начальник одного из отделов по научно-исследовательской работе вермахта. На вид ему можно дать лет пятьдесят - пятьдесят пять. Широколицый, отяжелевший, как большинство людей, десятилетиями ведущих сидячий образ жизни, он действовал всегда неторопливо и продуманно. Даже походка его, величаво-медленная, но уверенная, подчеркивала в нем эту черту характера.
В штабе корпуса и среди сослуживцев по штатской работе фон Ботцки слыл умницей. Когда Гитлер пришел к власти, ученый вместе со своими друзьями на какое-то время занял выжидательную позицию. "Посмотрим, что скажет и сделает этот одержимый человек". Они считали, что наука от политики так же далека, как некая Альфа Центавра от нашей планеты. Жизнь показала, что друзья фон Ботцки и сам он глубоко заблуждались.
Началась война. Институт биохимии, где работал фон Ботцки, стал регулярно получать заказы, от которых у сотрудников института голова пошла кругом. Опыты с органическими ядами, изучение быстроразмножающихся насекомых, работа над гербицидами, способными убивать растения, - вот чем стал заниматься институт. Многие ученые тогда же покинули институт, скрылись, эмигрировали. Фон Ботцки не был в их числе. Он вздыхал, раздумывал, что-то в меру критиковал, но упорно держался за свою должность, обеспечивающую ему спокойную жизнь в хорошем доме.
Как-то так получилось, что профессор даже не удивился, увидев в стенах института людей в военной форме; он испытывал лишь небольшие угрызения совести, когда его приглашали на совещания, где разбирали военно-прикладные вопросы науки. "Что поделаешь?" - говорил он самому себе и, чтобы не прослыть невеждой, в меру сил и знаний помогал разрешать эти вопросы и постепенно становился своим человеком у военных.
А затем мобилизация, чин полковника, мундир, два ордена и уж вовсе благоустроенная жизнь, особый почет и внимание. И вот последнее: его назначили начальником специального научного учреждения, в котором были насильно собраны десятки ученых из разных стран Европы.
Фон Ботцки развернулся. В его руки были переданы сотни патентов на открытия и изобретения, украденные в разных странах; в кабинетах работали выдающиеся специалисты, за которыми помощники профессора буквально охотились по всей Европе. Заманчивые идеи. Блестящие виды на будущее. Великолепные открытия! Кому? Зачем?..
На это Вильгельм фон Ботцки научился отвечать без запинки, усвоив строй мыслей своих высоких покровителей: "На благо великой германской нации".
Когда ему передали первые сведения об открытии Ильина, он только усмехнулся. Небылица. Вздор, близкий к чертовщине. Зеленые животные? Еще чего не хватало! Уж если талантливые немецкие биологи не рискнули заняться такой проблемой, где там какому-то русскому... Поразмыслив, он вспомнил, что, кроме Либиха, Кирхгофа, Майера и других выдающихся немцев, были Менделеев, Тимирязев, Сеченов, Павлов, Максатов. Над этим стоило подумать. В развитии биологии и химии, как нигде, роль русских была всегда очень велика. Почему бы и не появиться некоему Ильину? Но глубина проблемы, сложность задачи, за которую взялся этот Ильин, пугали. Может, просто шарлатанство? Во всем этом надо было разобраться.
Он снова взял записку Терещенки, еще раз прочитал ее. Ильин, Ильин... Профессор лично поехал за ним, чтобы увидеть этого человека. Так, ничего особенного. Молодой человек. Видно, фанатик, истощен, измучен, но деятелен. Знает себе цену.
Профессор позвонил адъютанту:
- Позовите сюда Терещенко.
Ион Петрович вошел и стал у дверей, пятки вместе, руки по швам, не спуская глаз с грозного начальника. Фон Ботцки с удовлетворением отметил послушание в напуганном молодом человеке. Терещенко, конечно, звезд с неба не снимет, но может оказаться очень полезным. Дисциплина - это все.
- Пройдите, Терещенко, сядьте, - сказал он мягко и спросил: - Все, что вы написали, соответствует правде или что-то приукрашено, раздуто?
- Все только правда, герр профессор.
- Значит, если вам верить, то ваш друг Аркадий Ильин создал необыкновенный препарат, который... - Тут он сделал паузу, увидев, что его собеседник рвется начать свой рассказ.
- ...который делает чудеса, герр профессор. Об этом веществе я написал в своей записке. Оно изменяет физиологию животного до такой степени, что животное перестает ощущать нужду в любой органической пище. Животные становятся зелеными и продолжают жить за счет усвоения лучистой энергии солнца. Этот препарат в институте назвали "веществом Аркадия Ильина", или сокращенно "веществом Ариль".
- Гм... Вот как!
- Это великое открытие, герр профессор, поверьте мне. Вы представляете, что значит, когда отпадет нужда в кормлении животных! Они будут расти совсем без корма. Сколько зерна останется в распоряжении государства, владеющего "веществом Ариль"! Сколько земли из-под трав и других кормовых культур можно занять пшеницей для людей! Мясо начнет расти так же, как растет картофель и кукуруза, за счет солнечной энергии.
- Занятно...
- Для Германии, которая сейчас испытывает нужду в продовольствии, это открытие будет особенно полезным. Оно принесет горы мяса, совершенно бесплатного, дарового. Сами понимаете, военный потенциал...
- И вы утверждаете...
- Клянусь вам, я своими глазами видел в лаборатории Ильина зеленых свинок и мышей. Это было страшно, неправдоподобно, но это было так.
- Хорошо! - Фон Ботцки тихонько ударил ладонью по столу. - Посмотрим, что получится. Вы, Терещенко, будете посредником между мной и Ильиным. Что ему надо для работы, мы немедленно приготовим. Лабораторное оборудование у нас есть любое. Установим твердый распорядок дня, ни минуты без дела. Строгий контроль за работой Ильина. На вас, Терещенко, я возлагаю работу вместе с Ильиным. Сколько времени потребуется для получения первого готового вещества?
- Два-три месяца, герр полковник. Так говорил сам Ильин. Нужны морские свинки. Бегичева займется ими, у нее есть опыт.
- Она возлюбленная Ильина?
- Так точно.
Полковник подумал немного, улыбнулся, но ничего не сказал на это.
- Хорошо, будут вам и морские свинки. Итак, два месяца. Помните, Германия очень заинтересована в этом препарате. Нам надо много продовольствия. Вы правильно поняли задачу, Терещенко. Успешное разрешение нашего предприятия принесет лично вам "железный крест" и германское подданство. Я сам буду хлопотать о вашем награждении.
У Терещенки екнуло сердце. До чего он дошел! Но отступать он уже не мог. Будь что будет!
- Кроме вас, - сказал фон Ботцки, с Ильиным будут работать два биохимика. Так надежнее. Можете идти, Терещенко, я доволен нашей беседой. До свиданья.
Когда Ион Петрович ушел, профессор хотел встать, но потом раздумал. Посидев немного в одиночестве с отрешенным лицом и закрытыми глазами, он глубоко вздохнул и снова потянулся к звонку.
- Ильина ко мне.
Ильин вошел спокойно. Он тихо открыл дверь и так же тихо закрыл. Кабинет был большой; в глубине, за столом, возвышался герр профессор.
- Сюда, пожалуйста, - сказал фон Ботцки мягко и устало. - Садитесь.
- Спасибо. - Ильин сел, мельком глянул на профессора и отвел глаза. Он ждал. Его дело было ждать и слушать.
Фон Ботцки тут же начал говорить, обращаясь не к Аркадию Павловичу, а как бы вообще. Он говорил о развитии науки, о биологии, об открытиях, которые двинут человечество к невиданному прогрессу, об избранных, кому сам господь бог вдохнул талант и ясность мысли. Потом перешел к особой роли германской нации в развитии прогресса, сказал о войне, что это "печальный, но неизбежный период в общественном развитии, который, как мы надеемся, закончится в самом скором времени, после чего настанет век разума, век безмятежного творчества и счастья".
Ильин слушал, отвернувшись от оратора, и трудно было понять по его замкнутому лицу, что он думает о словах профессора и о нем самом.
Закончив обширную преамбулу, фон Ботцки перешел к делу:
- А теперь, дорогой коллега, я прошу вас рассказать все о вашем открытии.
- Это уже сделал за меня Терещенко, ваш слуга, - проговорил Ильин.
- Мне недостаточно его сведений.
- Я все забыл. Так давно...
- Ах, как жаль! Как жаль! - Фон Ботцки покачал головой. Он злился, но сдерживал себя. Не стоит горячиться. - Этак мы с вами ни к чему не придем, дорогой коллега. А ведь я взял вас работать, а не беседовать на философские темы.
- Вот и будем работать, вспоминать.
- Ах, так! Ну что ж, это правильно. С вами вместе начнут вспоминать два моих соотечественника и герр Терещенко. Надеюсь, дело у вас двинется быстро. Очень рад. что вы изъявили желание работать. Условия у нас прекрасные. Я хочу только напомнить, что ваше "вещество Ариль" необходимо получить не позже, чем через два месяца. Срок категорический. Германия ждет от вас подарка. Поймете это, пойдете нам навстречу - станете уважаемым человеком империи.
- Я не ариец...
- О, не так важно. При желании все можно сделать, герр Ильин. Это уж предоставьте мне. А теперь не лучше ли нам поговорить о технологии открытия?
- Прошу извинить, но я устал.
- Хорошо. Отложим. Я и на это согласен. Мы будем встречаться с вами довольно часто.
Ильин встал и, не оборачиваясь, пошел к двери.
"Твердый орешек, черт возьми!" - глядя ему в спину, думал Вильгельм фон Ботцки.
Трудный подопечный. Инспекция высоких лиц. Мария Бегичева исчезла. В лагере смертников. Что придумал фон Ботцки
Научный сотрудник секретной лаборатории, русский пленный Аркадий Ильин вдруг закапризничал. Все было не по его, все не так. Когда привезли им же самим заказанное оборудование, он состроил презрительную гримасу и с обидной издевкой заявил:
- И это хваленое имперское производство! Где вы разыскали подобный хлам? Разве это перегонный аппарат? Какой-то самовар! А реторты? Мутное стекло, неровные края... Я очень удивлен, Терещенко, такое служебное рвение - и такие скверные результаты. Хотите как можно быстрее получить препарат и не можете добыть приличного оборудования. При ваших связях, господин начальник...
Терещенко хмурился, отмалчивался, писал длинные заявки, и в лабораторию шли все новые и новые ящики.
Даже подопытными свинками Ильин остался недоволен.
- Шерсть длинная. Что я с ними буду делать? Мне нужны гладкошерстные экземпляры, чтобы я видел малейший оттенок кожицы, а эти похожи на монгольских яков. Ну, что вы держите их передо мной, как хлеб с солью на приеме? закричал он. - Уберите!
Потом он вдруг заявил, что не может сосредоточиться в помещении, на него давят стены, угнетающе действует обстановка. Ему нужна прогулка. Комендант посоветовался с начальником охраны, и Аркадий Павлович получил разрешение гулять по утрам на ближайшей лесной лужайке. Прогулки продолжались по часу и более. После таких прогулок Ильин долгие часы просиживал за лабораторным столом. Но со своими коллегами делиться мыслями не спешил. Однажды он попросил разрешения гулять вместе с Машей, чтобы было кому высказывать свои суждения. И с тех пор выходил из зоны вместе с лаборанткой. Охрана не спускала с них глаз.
Как-то, гуляя с Машей, Аркадий Павлович сказал:
- Мне говорили еще в лагере, что в лесах Шварцвальда, это в сотне километров отсюда, есть партизанские отряды из бежавших заключенных. Вон, видишь ту большую гору на горизонте? Где-то там... В той же стороне Швейцария.
- А где Россия, с какой стороны?
- Вон там. Очень далеко, Маша, за горами. Польша, потом СССР...
Долгим задумчивым взглядом посмотрела Маша сперва на восток, потом на высокую гору на юге.
...Быстро пролетел месяц, второй. Сперва это были дни тоскливого равнодушия, когда ни к чему не лежит душа и вся энергия уходит лишь на издевку над Терещенкой и "коллегами". Но потом в Ильине заговорил ученый. Лаборатория, оборудованная по последнему слову техники, властно притягивала его. Захотелось продолжить прерванное дело. Ведь ему тогда удалось получить только первый, еще далеко не совершенный препарат. Он быстро разлагался в организме, животное возвращалось в первоначальное состояние. Введение этого препарата в тело животного вызывало очень бурную реакцию, нередко кончавшуюся смертельным исходом. В общем, это было лишь началом. Оставалась масса нерешенных вопросов. Все, что сделал тогда Ильин, теперь хранилось только в его памяти. Как же можно было удержаться и не проверить хотя бы детали, отдельные части общей схемы, если для этого есть все возможности! Делать это надо было скрытно, опасаясь малейшего вторжения чужих биологов в святая святых "вещества Ариль".
И Ильин начал работать, все больше и больше увлекаясь опытами. Долгие часы просиживал оп, обложившись книгами или склонившись над приборами. Его помощники стояли рядом затаив дыхание. Они не пропускали ни одного движения русского биолога.
Так прошел третий месяц. Результатов все не было. Терещенко не знал, что и делать. Каждая встреча с полковником превращалась для него в тяжелое страдание.
Руководители ведомства Функа, с нетерпением обкидавшие, когда же им наконец представят доказательства этого важного открытия, решили проверить работу секретной лаборатории и выслали к полковнику опытного инспектора.
Вильгельм фон Ботцки принял гостей в своем кабинете: молчаливого, жестоколицего генерала и сухого офицера в форме войск СС.
Генерал выслушал подробный рассказ фон Ботцки об Ильине, его поведении и, подумав несколько секунд, спросил:
- Саботаж?
- Вероятно. Он ссылается на то, что забыл схему опытов. Добросовестно сидит над приборами. А мои ассистенты в один голос заявляют, что Ильин занимается ничего не значащими фокусами. Во всяком случае, нового в его работе нет ни на йоту.
- А вы уверены, что это самое "вещество Ариль"...
- Ильин сперва отрицал факт открытия, но позже, не без помощи Терещенки, вынужден был признать. Его подруга Мария Бегичева на очной ставке с Терещенкой подтвердила, что держала в руках зеленую морскую свинку, которая ничего не ела...
Генерал посмотрел на своего спутника. Офицер с готовностью поднял брови.
- Может быть, вы вмешаетесь, Габеманн.
Фон Ботцки не впервые слышал эту фамилию. В среде научных работников Габеманн был известен как специалист по развязыванию языков у самых неразговорчивых иностранных ученых.
Генерал сказал:
- Пригласим Ильина. Если он не поймет, что мы не намерены больше терпеть его пассивность, предоставим вам действовать, Габеманн.
Когда вошел Ильин и встал у дверей, генерал, уставившись строгими глазами на Аркадия Павловича, спросил:
- Как далеко продвинулись ваши опыты, герр Ильин?
Ильин печально посмотрел в лицо генералу и молча вздохнул.
- Я понимаю, что вам трудно восстановить по памяти длинную цепь опытов. Однако времени у вас, Ильин, было предостаточно. Пора получить результаты. Скажите прямо: дадите вы нам свой препарат или нет?
Ильин молчал. Сказать им правду? И тут же смерть, конец всему. Снова солгать? Не поверят. И он стоял и молчал.
- Мы расцениваем ваше упрямство как открытый саботаж, - продолжал генерал. - Вам здесь устроили слишком беззаботную жизнь. Это плохо на вас действует, я бы сказал - портит вас. Мы изменим обстановку. С сегодняшнего дня вы будете переведены на работу в лагерь. Там режим обычный, он вам уже несколько знаком. Условия наши таковы: лишь только вы вспомните, как получают зеленый препарат, сию же минуту будете свободным человеком. В ваших интересах ускорить создание препарата. Не сумеете вспомнить, пеняйте на себя. А теперь можете идти.
Аркадий Павлович повернулся и пошел к двери.
- Да, вот еще... - вдогонку ему сказал генерал. - Здесь находится ваша невеста Мария Бегичева. Определим заодно и ее судьбу...
Но генерал не успел договорить.
Раскрылась дверь, и начальник охраны, заикаясь от волнения, произнес:
- Бегичева исчезла.
- Что-о?!
- Заключенная Бегичева сбежала.
Ильин выскочил из кабинета. Маша сбежала!
Ему не разрешили зайти в комнату. Конвоиры грубо вытолкали его во двор, провели но узкой тропинке к серому зданию, к через тридцать минут Аркадий Павлович в полосатой куртке особорежимного заключенного был водворен в барак номер два.
Весь день и всю ночь по окрестным лесам слышались свистки, крики и даже стрельба.
Искали Машу Бегичеву.
Режимный заключенный... Это нечто такое, что стоит за гранью нормального человеческого воображения. Здесь не бьют с утра до ночи палками, не ломают суставов и не сдирают с живых людей кожу. Здесь с изуверской педантичностью, по особому, продуманному порядку трудной работой и голодом доводят людей до предельного истощения, когда человек перестает быть человеком.
- Лагерь для режимных заключенных.
- А река?
- Рейн... - сказал он и боязливо оглянулся, не слышит ли кто.
Их провели через вахту. Первый, кого они встретили у входа в Дом, был Ион Петрович Терещенко.
Увидев его, Ильин вспыхнул и весь напрягся. Но то, что он услышал от Терещенки, поразило и остановило его. Ион Петрович бросился к нему, сжал руки Аркадия и взволнованным голосом, не обращая внимания на стоящих рядом немцев, быстро заговорил:
- Наши вошли в Польшу, переправились через Вислу. Есть слухи, что на Днепре... И насчет второго фронта... Наступил перелом. Какая радость, товарищи!
Это сообщение, сказанное взволнованным голосом, подействовало на Ильина и Машу настолько ошеломляюще, что они забыли обо всем остальном. Неужели правда? Все презрение, вся ненависть к человеку, который предал их, на какое-то время исчезли. Ведь это первая за полгода настоящая весточка с Родины! Охрана топталась на месте, не решаясь прервать сцену встречи соотечественников, истинного значения которой они не понимали, полагая, что вновь прибывшие просто обрадовались друг другу.
Терещенко спешил использовать благоприятный момент.
- Слава богу, что вы оба остались живы. Я уж не надеялся вас увидеть. Теперь мы можем спокойно работать. Это очень хорошо, что мне удалось вырвать вас из лагеря смерти. Есть сведения, что наш город давно уже освобожден. Еще немного - и войне конец, и мы снова поедем к себе. Как я рад, что вы приехали, друзья! Здесь довольно прилично можно жить...
Ильин вдруг нахмурился. Слово "друзья", сказанное этим человеком, резануло ухо. Постепенно все становилось на свое место. Аркадий замкнулся и не смотрел больше на Терещенко.
- Что же мы стоим! - спохватился тот и на правах гостеприимного хозяина сказал: - Комнаты готовы, вам надо отдохнуть с дороги.
Терещенко побежал вперед. Он прекрасно выглядел. Сытое лицо опять стало круглым. И только бегающие глаза выдавали его беспокойство.
У входа в дом Ильин круто остановился и спросил Терещенко:
- Это ты рассказал в гестапо о "веществе Ариль"?
- Да. - Терещенко натянуто улыбнулся. - Единственный способ вырвать тебя и Машу из лагеря смерти. Немцы ухватились за мое сообщение, и вот; ты и Маша здесь, в относительной безопасности и в человеческих условиях.
- Ты предатель, Терещенко! Ты наше дело предал. И это тебе не забудется.
Ион Петрович отвел взгляд, потупился. Он сразу как-то сжался, ссутулился и с минуту стоял так перед Ильиным. Не поднимая глаз, тихо промолвил:
- Ты не знаешь, как меня пытали, Аркадий. Никто бы не выдержал. Это такие муки, такой ужас... И я сдался. Я знаю, что достоин только презрения, мне иногда жить не хочется, до того я противен себе. Но теперь уже не вернешь, засосало, как в трясину. Можешь ненавидеть меня, можешь отвернуться, я даже прощения просить у тебя не решаюсь. Но войди в мое положение, пойми меня, Аркадий...
Он поднял испуганные, умоляющие глаза, встретил холодный взгляд Ильина, с той же мольбой посмотрел на Машу. Она отвернулась. Ей было жаль этого человека, но вместе с тем она ненавидела его. Разве не он поставил их перед страшной пропастью?
Ильин и Маша повернулись и пошли в дом. Терещенко остался.
- Вот ваша комната, герр Ильин. А ваша рядом, фрау Бегичева, прошу сюда. - Вежливый человек в штатской одежде указал на двери, кивнул головой и ушел.
Ильин огляделся. Длинный коридор, много дверей, тишина. У входной двери столик с телефонами.
Войдя в свою комнату, он сразу же увидел решетки на окнах. Обстановку комнаты составляла опрятно убранная кровать, стол, на нем библия и графин с водой. Потоптавшись немного, Ильин снова вышел в коридор.
За столиком сидел тот же вежливый человек. Заметив Ильина, он встал.
- Куда мы попали? - спросил Ильин по-немецки.
- В лабораторию профессора фон Ботцки. Это общежитие научных работников.
- Русских?
- Не только русских, герр Ильин. И английских, и чешских, и французских, и датских. Здесь много ваших коллег, все они работают под руководством профессора. И не жалуются.
- Я могу выйти из дома?
- О да. Пожалуйста! Вокруг нас зона. Не столько для охраны: сколько для вашей безопасности. Знаете, рядом лагерь с опасными людьми... и вообще военное время. Внутри зоны вы можете гулять когда угодно.
Ильин молчал, разглядывая собеседника, потом спросил:
- Чем занимаются здесь сотрудники?
- Каждый своим делом.
- А точнее?
- Это вы можете узнать у профессора. Вообще любопытство здесь не поощряется, герр Ильин. И даже наказывается. Также наказывается посещение чужих комнат.
- Общение научных работников друг с другом - обязательное условие для успешного творчества.
- В пределах лаборатории. Только.
Зазвонил телефон. Комендант снял трубку, выслушал и обратился к Ильину:
- Сегодня в девятнадцать ноль-ноль вас вызывает к себе герр профессор. А сейчас не угодно ли вам пройти покушать?
Фон Ботцки был занят до самого вечера. В приемной профессора томился Ион Петрович Терещенко. Вильгельм фон Ботцки внимательно читал служебную записку, сочиненную Терещенко. Там было сказано следующее:
"Сообщаю, что Аркадий Павлович Ильин работал над изучением хлорофилла под руководством академика Максатова с конца 1939 года. Ильин снова, вслед за Тимирязевым и другими видными учеными установил большое сходство между молекулой хлорофилла в растении и молекулой гемоглобина в крови животных. Ильин задался целью сблизить эти два сложнейших органических соединения между собой и после долгих опытов сумел найти способ для перестройки молекулы гемоглобина, поместив в центр ее вместо атома железа атом магния. В ходе дальнейшей работы Ильин добился практического использования своего открытия: он привил хлорофилл в животный организм.
Поверхностные ткани морских свинок, обогащенные хлорофиллом, не утрачивали своих первоначальных функций и в то же время приобретали новые качества, которые до сих пор были свойственны только растительным формам. Организм животных изменялся, животные становились зелеными. Я лично видел таких морских свинок в лаборатории института. За ними ухаживала и наблюдала Мария Бегичева, находящаяся сейчас вместе с Ильиным.
Так было создано новое животное с теплой кровью, питающееся за счет усвоения углерода из воздуха при солнечном освещении.
В последнее время Ильин занимался самой трудной, как он говорил, работой - хотел придать животным клеткам способность самим размножать хлорофилл в организме, сроднить ткани и клетки животного с новым для них веществом - хлорофиллом. Закончить эту работу ему помешала эвакуация института и последующие затем скитания по завоеванным германской армией территориям Советского Союза".
Читая это место, фон Ботцки улыбнулся. Видно, Терещенко боялся написать "по оккупированной территории", чтобы не обидеть своих новых хозяев...
Далее он прочел:
"Цель всех исследований Аркадия Ильина заключалась в том, чтобы заставить животных расти и развиваться не за счет поглощения уже готовых органических соединений - белков, углеводов и жиров, а за счет тех же простейших элементов природы, какими пользуется каждое живое зеленое растение, - за счет углекислоты воздуха, воды и некоторых минеральных солей, которые усваиваются в клетках зеленого растения при солнечном свете. Зеленые животные, не нуждающиеся в готовой органической пище, - вот что было конечной целью Ильина. По его мнению, можно в самый короткий срок создать мир полезных домашних и недомашних животных, которые будут кормить человечество, сами не нуждаясь при этом ни в кормах, ни в уходе. Солнечный свет и легкая подкормка солями азота, фосфора и калия - вот все, что потребуется новым зеленым животным для роста и жизни.
Я лично не был допущен к работам Ильина и поэтому не знаю деталей всех его опытов и исследований. Насколько я знаю, только сам Ильин и академик Максатов были единственными людьми, владевшими тайной нового открытия.
Вот все, что я имею сказать по вопросу о "веществе Ариль".
И.П.Терещенко".
Фон Ботцки отложил листы бумаги, откинулся в кресле и закрыл глаза. Нужно поразмыслить над этим странным делом.
Он был еще не стар, профессор биологии и химии Вильгельм фон Ботцки, полковник германской армии, начальник одного из отделов по научно-исследовательской работе вермахта. На вид ему можно дать лет пятьдесят - пятьдесят пять. Широколицый, отяжелевший, как большинство людей, десятилетиями ведущих сидячий образ жизни, он действовал всегда неторопливо и продуманно. Даже походка его, величаво-медленная, но уверенная, подчеркивала в нем эту черту характера.
В штабе корпуса и среди сослуживцев по штатской работе фон Ботцки слыл умницей. Когда Гитлер пришел к власти, ученый вместе со своими друзьями на какое-то время занял выжидательную позицию. "Посмотрим, что скажет и сделает этот одержимый человек". Они считали, что наука от политики так же далека, как некая Альфа Центавра от нашей планеты. Жизнь показала, что друзья фон Ботцки и сам он глубоко заблуждались.
Началась война. Институт биохимии, где работал фон Ботцки, стал регулярно получать заказы, от которых у сотрудников института голова пошла кругом. Опыты с органическими ядами, изучение быстроразмножающихся насекомых, работа над гербицидами, способными убивать растения, - вот чем стал заниматься институт. Многие ученые тогда же покинули институт, скрылись, эмигрировали. Фон Ботцки не был в их числе. Он вздыхал, раздумывал, что-то в меру критиковал, но упорно держался за свою должность, обеспечивающую ему спокойную жизнь в хорошем доме.
Как-то так получилось, что профессор даже не удивился, увидев в стенах института людей в военной форме; он испытывал лишь небольшие угрызения совести, когда его приглашали на совещания, где разбирали военно-прикладные вопросы науки. "Что поделаешь?" - говорил он самому себе и, чтобы не прослыть невеждой, в меру сил и знаний помогал разрешать эти вопросы и постепенно становился своим человеком у военных.
А затем мобилизация, чин полковника, мундир, два ордена и уж вовсе благоустроенная жизнь, особый почет и внимание. И вот последнее: его назначили начальником специального научного учреждения, в котором были насильно собраны десятки ученых из разных стран Европы.
Фон Ботцки развернулся. В его руки были переданы сотни патентов на открытия и изобретения, украденные в разных странах; в кабинетах работали выдающиеся специалисты, за которыми помощники профессора буквально охотились по всей Европе. Заманчивые идеи. Блестящие виды на будущее. Великолепные открытия! Кому? Зачем?..
На это Вильгельм фон Ботцки научился отвечать без запинки, усвоив строй мыслей своих высоких покровителей: "На благо великой германской нации".
Когда ему передали первые сведения об открытии Ильина, он только усмехнулся. Небылица. Вздор, близкий к чертовщине. Зеленые животные? Еще чего не хватало! Уж если талантливые немецкие биологи не рискнули заняться такой проблемой, где там какому-то русскому... Поразмыслив, он вспомнил, что, кроме Либиха, Кирхгофа, Майера и других выдающихся немцев, были Менделеев, Тимирязев, Сеченов, Павлов, Максатов. Над этим стоило подумать. В развитии биологии и химии, как нигде, роль русских была всегда очень велика. Почему бы и не появиться некоему Ильину? Но глубина проблемы, сложность задачи, за которую взялся этот Ильин, пугали. Может, просто шарлатанство? Во всем этом надо было разобраться.
Он снова взял записку Терещенки, еще раз прочитал ее. Ильин, Ильин... Профессор лично поехал за ним, чтобы увидеть этого человека. Так, ничего особенного. Молодой человек. Видно, фанатик, истощен, измучен, но деятелен. Знает себе цену.
Профессор позвонил адъютанту:
- Позовите сюда Терещенко.
Ион Петрович вошел и стал у дверей, пятки вместе, руки по швам, не спуская глаз с грозного начальника. Фон Ботцки с удовлетворением отметил послушание в напуганном молодом человеке. Терещенко, конечно, звезд с неба не снимет, но может оказаться очень полезным. Дисциплина - это все.
- Пройдите, Терещенко, сядьте, - сказал он мягко и спросил: - Все, что вы написали, соответствует правде или что-то приукрашено, раздуто?
- Все только правда, герр профессор.
- Значит, если вам верить, то ваш друг Аркадий Ильин создал необыкновенный препарат, который... - Тут он сделал паузу, увидев, что его собеседник рвется начать свой рассказ.
- ...который делает чудеса, герр профессор. Об этом веществе я написал в своей записке. Оно изменяет физиологию животного до такой степени, что животное перестает ощущать нужду в любой органической пище. Животные становятся зелеными и продолжают жить за счет усвоения лучистой энергии солнца. Этот препарат в институте назвали "веществом Аркадия Ильина", или сокращенно "веществом Ариль".
- Гм... Вот как!
- Это великое открытие, герр профессор, поверьте мне. Вы представляете, что значит, когда отпадет нужда в кормлении животных! Они будут расти совсем без корма. Сколько зерна останется в распоряжении государства, владеющего "веществом Ариль"! Сколько земли из-под трав и других кормовых культур можно занять пшеницей для людей! Мясо начнет расти так же, как растет картофель и кукуруза, за счет солнечной энергии.
- Занятно...
- Для Германии, которая сейчас испытывает нужду в продовольствии, это открытие будет особенно полезным. Оно принесет горы мяса, совершенно бесплатного, дарового. Сами понимаете, военный потенциал...
- И вы утверждаете...
- Клянусь вам, я своими глазами видел в лаборатории Ильина зеленых свинок и мышей. Это было страшно, неправдоподобно, но это было так.
- Хорошо! - Фон Ботцки тихонько ударил ладонью по столу. - Посмотрим, что получится. Вы, Терещенко, будете посредником между мной и Ильиным. Что ему надо для работы, мы немедленно приготовим. Лабораторное оборудование у нас есть любое. Установим твердый распорядок дня, ни минуты без дела. Строгий контроль за работой Ильина. На вас, Терещенко, я возлагаю работу вместе с Ильиным. Сколько времени потребуется для получения первого готового вещества?
- Два-три месяца, герр полковник. Так говорил сам Ильин. Нужны морские свинки. Бегичева займется ими, у нее есть опыт.
- Она возлюбленная Ильина?
- Так точно.
Полковник подумал немного, улыбнулся, но ничего не сказал на это.
- Хорошо, будут вам и морские свинки. Итак, два месяца. Помните, Германия очень заинтересована в этом препарате. Нам надо много продовольствия. Вы правильно поняли задачу, Терещенко. Успешное разрешение нашего предприятия принесет лично вам "железный крест" и германское подданство. Я сам буду хлопотать о вашем награждении.
У Терещенки екнуло сердце. До чего он дошел! Но отступать он уже не мог. Будь что будет!
- Кроме вас, - сказал фон Ботцки, с Ильиным будут работать два биохимика. Так надежнее. Можете идти, Терещенко, я доволен нашей беседой. До свиданья.
Когда Ион Петрович ушел, профессор хотел встать, но потом раздумал. Посидев немного в одиночестве с отрешенным лицом и закрытыми глазами, он глубоко вздохнул и снова потянулся к звонку.
- Ильина ко мне.
Ильин вошел спокойно. Он тихо открыл дверь и так же тихо закрыл. Кабинет был большой; в глубине, за столом, возвышался герр профессор.
- Сюда, пожалуйста, - сказал фон Ботцки мягко и устало. - Садитесь.
- Спасибо. - Ильин сел, мельком глянул на профессора и отвел глаза. Он ждал. Его дело было ждать и слушать.
Фон Ботцки тут же начал говорить, обращаясь не к Аркадию Павловичу, а как бы вообще. Он говорил о развитии науки, о биологии, об открытиях, которые двинут человечество к невиданному прогрессу, об избранных, кому сам господь бог вдохнул талант и ясность мысли. Потом перешел к особой роли германской нации в развитии прогресса, сказал о войне, что это "печальный, но неизбежный период в общественном развитии, который, как мы надеемся, закончится в самом скором времени, после чего настанет век разума, век безмятежного творчества и счастья".
Ильин слушал, отвернувшись от оратора, и трудно было понять по его замкнутому лицу, что он думает о словах профессора и о нем самом.
Закончив обширную преамбулу, фон Ботцки перешел к делу:
- А теперь, дорогой коллега, я прошу вас рассказать все о вашем открытии.
- Это уже сделал за меня Терещенко, ваш слуга, - проговорил Ильин.
- Мне недостаточно его сведений.
- Я все забыл. Так давно...
- Ах, как жаль! Как жаль! - Фон Ботцки покачал головой. Он злился, но сдерживал себя. Не стоит горячиться. - Этак мы с вами ни к чему не придем, дорогой коллега. А ведь я взял вас работать, а не беседовать на философские темы.
- Вот и будем работать, вспоминать.
- Ах, так! Ну что ж, это правильно. С вами вместе начнут вспоминать два моих соотечественника и герр Терещенко. Надеюсь, дело у вас двинется быстро. Очень рад. что вы изъявили желание работать. Условия у нас прекрасные. Я хочу только напомнить, что ваше "вещество Ариль" необходимо получить не позже, чем через два месяца. Срок категорический. Германия ждет от вас подарка. Поймете это, пойдете нам навстречу - станете уважаемым человеком империи.
- Я не ариец...
- О, не так важно. При желании все можно сделать, герр Ильин. Это уж предоставьте мне. А теперь не лучше ли нам поговорить о технологии открытия?
- Прошу извинить, но я устал.
- Хорошо. Отложим. Я и на это согласен. Мы будем встречаться с вами довольно часто.
Ильин встал и, не оборачиваясь, пошел к двери.
"Твердый орешек, черт возьми!" - глядя ему в спину, думал Вильгельм фон Ботцки.
Трудный подопечный. Инспекция высоких лиц. Мария Бегичева исчезла. В лагере смертников. Что придумал фон Ботцки
Научный сотрудник секретной лаборатории, русский пленный Аркадий Ильин вдруг закапризничал. Все было не по его, все не так. Когда привезли им же самим заказанное оборудование, он состроил презрительную гримасу и с обидной издевкой заявил:
- И это хваленое имперское производство! Где вы разыскали подобный хлам? Разве это перегонный аппарат? Какой-то самовар! А реторты? Мутное стекло, неровные края... Я очень удивлен, Терещенко, такое служебное рвение - и такие скверные результаты. Хотите как можно быстрее получить препарат и не можете добыть приличного оборудования. При ваших связях, господин начальник...
Терещенко хмурился, отмалчивался, писал длинные заявки, и в лабораторию шли все новые и новые ящики.
Даже подопытными свинками Ильин остался недоволен.
- Шерсть длинная. Что я с ними буду делать? Мне нужны гладкошерстные экземпляры, чтобы я видел малейший оттенок кожицы, а эти похожи на монгольских яков. Ну, что вы держите их передо мной, как хлеб с солью на приеме? закричал он. - Уберите!
Потом он вдруг заявил, что не может сосредоточиться в помещении, на него давят стены, угнетающе действует обстановка. Ему нужна прогулка. Комендант посоветовался с начальником охраны, и Аркадий Павлович получил разрешение гулять по утрам на ближайшей лесной лужайке. Прогулки продолжались по часу и более. После таких прогулок Ильин долгие часы просиживал за лабораторным столом. Но со своими коллегами делиться мыслями не спешил. Однажды он попросил разрешения гулять вместе с Машей, чтобы было кому высказывать свои суждения. И с тех пор выходил из зоны вместе с лаборанткой. Охрана не спускала с них глаз.
Как-то, гуляя с Машей, Аркадий Павлович сказал:
- Мне говорили еще в лагере, что в лесах Шварцвальда, это в сотне километров отсюда, есть партизанские отряды из бежавших заключенных. Вон, видишь ту большую гору на горизонте? Где-то там... В той же стороне Швейцария.
- А где Россия, с какой стороны?
- Вон там. Очень далеко, Маша, за горами. Польша, потом СССР...
Долгим задумчивым взглядом посмотрела Маша сперва на восток, потом на высокую гору на юге.
...Быстро пролетел месяц, второй. Сперва это были дни тоскливого равнодушия, когда ни к чему не лежит душа и вся энергия уходит лишь на издевку над Терещенкой и "коллегами". Но потом в Ильине заговорил ученый. Лаборатория, оборудованная по последнему слову техники, властно притягивала его. Захотелось продолжить прерванное дело. Ведь ему тогда удалось получить только первый, еще далеко не совершенный препарат. Он быстро разлагался в организме, животное возвращалось в первоначальное состояние. Введение этого препарата в тело животного вызывало очень бурную реакцию, нередко кончавшуюся смертельным исходом. В общем, это было лишь началом. Оставалась масса нерешенных вопросов. Все, что сделал тогда Ильин, теперь хранилось только в его памяти. Как же можно было удержаться и не проверить хотя бы детали, отдельные части общей схемы, если для этого есть все возможности! Делать это надо было скрытно, опасаясь малейшего вторжения чужих биологов в святая святых "вещества Ариль".
И Ильин начал работать, все больше и больше увлекаясь опытами. Долгие часы просиживал оп, обложившись книгами или склонившись над приборами. Его помощники стояли рядом затаив дыхание. Они не пропускали ни одного движения русского биолога.
Так прошел третий месяц. Результатов все не было. Терещенко не знал, что и делать. Каждая встреча с полковником превращалась для него в тяжелое страдание.
Руководители ведомства Функа, с нетерпением обкидавшие, когда же им наконец представят доказательства этого важного открытия, решили проверить работу секретной лаборатории и выслали к полковнику опытного инспектора.
Вильгельм фон Ботцки принял гостей в своем кабинете: молчаливого, жестоколицего генерала и сухого офицера в форме войск СС.
Генерал выслушал подробный рассказ фон Ботцки об Ильине, его поведении и, подумав несколько секунд, спросил:
- Саботаж?
- Вероятно. Он ссылается на то, что забыл схему опытов. Добросовестно сидит над приборами. А мои ассистенты в один голос заявляют, что Ильин занимается ничего не значащими фокусами. Во всяком случае, нового в его работе нет ни на йоту.
- А вы уверены, что это самое "вещество Ариль"...
- Ильин сперва отрицал факт открытия, но позже, не без помощи Терещенки, вынужден был признать. Его подруга Мария Бегичева на очной ставке с Терещенкой подтвердила, что держала в руках зеленую морскую свинку, которая ничего не ела...
Генерал посмотрел на своего спутника. Офицер с готовностью поднял брови.
- Может быть, вы вмешаетесь, Габеманн.
Фон Ботцки не впервые слышал эту фамилию. В среде научных работников Габеманн был известен как специалист по развязыванию языков у самых неразговорчивых иностранных ученых.
Генерал сказал:
- Пригласим Ильина. Если он не поймет, что мы не намерены больше терпеть его пассивность, предоставим вам действовать, Габеманн.
Когда вошел Ильин и встал у дверей, генерал, уставившись строгими глазами на Аркадия Павловича, спросил:
- Как далеко продвинулись ваши опыты, герр Ильин?
Ильин печально посмотрел в лицо генералу и молча вздохнул.
- Я понимаю, что вам трудно восстановить по памяти длинную цепь опытов. Однако времени у вас, Ильин, было предостаточно. Пора получить результаты. Скажите прямо: дадите вы нам свой препарат или нет?
Ильин молчал. Сказать им правду? И тут же смерть, конец всему. Снова солгать? Не поверят. И он стоял и молчал.
- Мы расцениваем ваше упрямство как открытый саботаж, - продолжал генерал. - Вам здесь устроили слишком беззаботную жизнь. Это плохо на вас действует, я бы сказал - портит вас. Мы изменим обстановку. С сегодняшнего дня вы будете переведены на работу в лагерь. Там режим обычный, он вам уже несколько знаком. Условия наши таковы: лишь только вы вспомните, как получают зеленый препарат, сию же минуту будете свободным человеком. В ваших интересах ускорить создание препарата. Не сумеете вспомнить, пеняйте на себя. А теперь можете идти.
Аркадий Павлович повернулся и пошел к двери.
- Да, вот еще... - вдогонку ему сказал генерал. - Здесь находится ваша невеста Мария Бегичева. Определим заодно и ее судьбу...
Но генерал не успел договорить.
Раскрылась дверь, и начальник охраны, заикаясь от волнения, произнес:
- Бегичева исчезла.
- Что-о?!
- Заключенная Бегичева сбежала.
Ильин выскочил из кабинета. Маша сбежала!
Ему не разрешили зайти в комнату. Конвоиры грубо вытолкали его во двор, провели но узкой тропинке к серому зданию, к через тридцать минут Аркадий Павлович в полосатой куртке особорежимного заключенного был водворен в барак номер два.
Весь день и всю ночь по окрестным лесам слышались свистки, крики и даже стрельба.
Искали Машу Бегичеву.
Режимный заключенный... Это нечто такое, что стоит за гранью нормального человеческого воображения. Здесь не бьют с утра до ночи палками, не ломают суставов и не сдирают с живых людей кожу. Здесь с изуверской педантичностью, по особому, продуманному порядку трудной работой и голодом доводят людей до предельного истощения, когда человек перестает быть человеком.