Панькин Иван. Начало одной жизни

   - Эй, дружище, ты что, как филин, уставился в одну точку? Чаю с медком хочешь?
   Вскоре опять явился старпом и сказал капитану:
   - Кажется, начинается, мелкие суденышки уже прячутся за пристани, а большие выходят в море.
   Капитан встал из-за стола, надел фуражку и сказал:
   - Выходим и мы. Ну, пострелята, - обратился он к нам, до свидания. Ты, Ванятка, марш в каюту, а ты, мордовочка, давай-ка, пока не поздно, беги домой. Как вернемся с болтанки, снова придешь. Ну, жму твою руку, пока.
   Я хотел проводить Лену, но она недовольно посмотрела на меня и сказала:
   - Сама знаю на берег дорогу.
   И мы разошлись в разные стороны.
   Посидев немного в боцманской каюте, я выбежал на палубу.
   "Тайфун" уже вышел из бухты и теперь шел по заливу в открытое море - его прилично покачивало. От этого меня начинало тошнить. Наш кок Федосеевич, увидев меня, сказал:
   - Эй, шкетик, ты что рожицу-то сморщил? Пойди-ка покушай огурчиков, легче будет.
   Я слышал, что соленые огурцы - самое верное средство от тошноты, поэтому сразу же откликнулся на его совет.
   - А где огурцы? - спросил я.
   - Вон там, около камбуза, занайтованы два бочонка, один-то из них пустой, а другой - с огурцами.
   Я подошел к камбузу и открыл бочонок...
   Ба! Вот так огурец - там сидела Лена.
   - Огурцы рядом, - весело глядя на меня, сказала Лена и тут же спросила: - Папа меня не ищет?
   - Нет, я ему сказал, что ты попрощалась и ушла домой.
   - А в море уже вышли?
   - Вышли.
   - Ну ладно, набирай огурцов, и пойдем посидим пока в камбузе, а потом уж я покажусь папе. Ой! Наверное, он будет ругаться! Бр-р, страшно!
   Зайдя в камбуз и съев несколько огурцов, Лена спросила меня:
   - Ты боишься качки?
   - Я? Нет!
   - Я тоже нет. А мутит тебя?
   - Нисколько.
   - Ох уж, "нисколько", а сам побледнел.
   - Я? Это ты побледнела.
   Мы спорили, спорили, а потом договорились до того, что ни я, ни она не боимся качки и нас обоих совсем не мутит, хотя чувствовали себя так, будто наглотались мух.
   Через некоторое время у меня стала тяжелеть голова, шея уже не держала ее, голова валилась вперед, а у Лены лицо стало мертвенно бледным.
   - Тебе очень плохо? - спросил я.
   - Мне? Нет, только я хочу на воздух. Пойду пройдусь по палубе.
   И она, словно после долгой тяжелой болезни, придерживаясь за стенки, поплелась к выходу.
   "Тайфун" уже шел в открытом море, и здесь были такие большие волны, что они даже перемахивали через борт "Тайфуна" и гуляли по палубе.
   Я, конечно, последовал за Леной. Лавина, катившаяся по палубе, схватила ее и, как мячик, подбросила вперед.
   Я хотел задержать ее, схватился за руку девочки, и меня понесло вместе с ней. Почти у самого борта я зацепился за что-то, и мы оба ушли под волну, покрывшую нас. Когда волна отхлынула, мы оказались в чьих-то крепких руках. Хотя эти руки довольно грубо нас отбросили от борта, но я был рад, что они вырвали нас из воды, и еще больше обрадовался, когда увидел, что эти руки принадлежали нашему капитану, дяде Грише. Капитан привел нас в свою каюту и начал на наши головы метать огонь и молнии. Когда у него, видимо, запал кончился, он устроил допрос. На его строгие вопросы мне пришлось отвечать одному, потому что Лена как села на стул, повесила голову, так больше не поднимала ее, как говорят моряки - отдала концы в воду. Но, когда капитан спросил, где мы опять встретились, Лена набралась мужества, приподнялась и ответила:
   - В бочке из-под огурцов.
   Капитан улыбнулся и покачал головой.
   - Ох, - произнес он, - что только с тобой будем делать, горе ты луковое!
   А если уж капитан улыбнулся, значит, он больше не мог быть сердитым, такой уж у него был характер.
   ВЫХОДИМ В МОРЕ
   Настал для меня долгожданный час - выходим в море. Лену уже сняли с борта, она одиноко стоит на берегу и с завистью смотрит на меня. Жалко мне ее. И почему капитан не берет ее в море? Это все из-за ее отца - боцмана. Он говорит: детей привечать на корабле - это значит беспорядок допускать. Вот и он, легок на помине.
   - Ну, друг ты мой разлюбезный, - говорит он мне, - теперь уж готовься к делу.
   - На вахту? - спрашиваю я.
   Боцман молчит.
   "И зачем я его об этом спрашиваю? Само собой разумеется, что на вахту", - думаю я.
   - Боцман, а что мне делать? - следуя за ним, спрашиваю я.
   Боцман, видимо, не рад, что заговорил со мной, сердито отвечает:
   - Иди в каюту, отдыхай.
   "И правильно, - думаю я, - матросы всегда перед вахтой отдыхают".
   Точно так же поступаю и я. Но разве заснешь, если у меня даже жилки на виске выстукивают: "На вахту, на вахту, на вахту!"
   Лежу в постели и думаю:
   "Наверное, Лена еще стоит на пристани и ищет глазами меня. Ах, бедная Лена! Если когда-нибудь буду капитаном, то в каждый рейс буду ее брать".
   Но, однако, когда же наступит вахта?
   Время мне кажется вечностью.
   Сиплым басом заревел "Тайфун", заработала машина.
   Пошли. А я сижу все еще в каюте.
   Может быть, боцман позабыл про меня? А что ж, впопыхах все может случиться. Быстро одеваюсь, выхожу на палубу.
   "Тайфун" уже отчалил от пристани, сейчас медленно разворачивается посреди бухты. Лена все еще машет рукой, я отвечаю ей.
   Почти одновременно со мной из своей каюты выходит и капитан. Он оглядывает небо и довольно улыбается.
   Я понимаю, зачем он это делает, и тоже начинаю оглядывать небесный свод. Голубой купол до того чист, будто кто его протер^ мокрой тряпкой. Правда, середина его кое-где запятнана тучками, но, видимо, они для капитана ничего не значили, разумеется, и для меня тоже.
   Капитан после осмотра неба сразу уходит, а я еще остаюсь на месте и смотрю на эти тучки. Когда прищуриваю глаза, они превращаются то в сказочные дворцы, то в необыкновенные снежные горы, то становятся похожими на головы бородатых стариков.
   - Ты что опять толчешься под ногами? - услышал я голос боцмана.
   - А я уже отдохнул, теперь бы мне работу... - запинаясь, отвечаю ему.
   - Ах да-а, - пробасил боцман. - Теперь, пожалуй, можно с тобой подзаняться, коли обещался. Значит, дам настоящую работу.
   Он подает мне швабру, ветошь, приводит в гальюн, показывает стены, говорит:
   - Чтоб через пять минут эти стены ну, и все остальное прочее блестело, как лысина у нашего старшего помощника, понятно? Действуй.
   Я смотрел на "все остальное прочее" и никак не мог представить, как сделать, чтобы все это блестело.
   В общем, напросился. И боцман мне услужил. Однако делать нечего, отказываться нельзя. Беру ветошь и одними пальцами начинаю протирать что-то, а что, и сам не вижу.
   - Ты что, как мадемуазель фу-фу, держишь ветошь одними пальчиками? - говорит мне боцман.
   - Боцман, - обиженно говорю я, - да разве это настоящая работа?
   - Вот видишь, ты уже испугался трудной работы, а еще хочешь стать моряком. Если ты хочешь знать, все великие моряки начинали свою жизнь с трудностей.
   - С гальюна?
   - А что ж тут такого позорного?
   Он берет у меня ветошь и без всякой брезгливости начинает протирать нижнюю часть гальюна.
   - Вот как надо работать, - говорит он.
   А за ним и я уже смело беру ветошь.
   Пока я занимался работой, "Тайфун" вышел из бухты и сейчас медленно шел по зеркальному заливу. Выйдя на палубу, я с гордым видом оперся на швабру, заложил ногу за ногу и с суровым видом стал смотреть вперед.
   Если бы у меня во рту торчала трубка, то я непременно был бы похож на "морского волка", но трубку не разрешает приобретать боцман. Он сказал мне:
   - Если хоть раз из твоих ноздрей увижу дым, потом не пеняй на меня - рот законопачу смолой.
   Суровый все-таки он человек.
   Впрочем, в позу "морского волка" я стал не случайно. Навстречу "Тайфуну" медленно плыли перегруженные рыбацкие шаланды. Они возвращались с моря.
   Пусть себе, думаю, смотрят рыбаки, какой серьезный моряк плывет на "Тайфуне".
   Боцман поглядел на них:
   - Навстречу баба с полными ведрами - к удаче, рыбацкие шаланды - к счастливому рейсу.
   Когда шаланды скрылись за молом, боцман сказал мне:
   - Ну что ж, юнга Остужев, теперь на пахту?
   - На вахту.
   Капитан поднимается на мостик,
   Я следую за ним.
   - Ты не штурманскую ли вахту решил принимать? - догоняя меня, засмеялся высокий матрос, рулевой. - Это, брат, пока еще рановато. А вот рулевую вахту мы сейчас, пожалуй, с тобой примем.
   Он завел меня в рулевую рубку, взял мою руку и вместе со своей положил на штурвал. Сменяющийся рулевой четко отчеканил нам курс корабля. Мы повторили за ним и повели корабль в четыре руки.
   "Тайфун" проходит последнюю веху, указывающую фарватер залива. За ней открытое море.
   Капитан подходит к телеграфу, берется за его ручку...
   - Полный вперед!
   Я посмотрел на него и сказал себе:
   "Ничего, когда-нибудь и я, Ванятка Остужев, поверну ручку телеграфа на "полный вперед".