Это был энергичный, упрямый, неистовый религиозный фанатик, мстительный, алчный стяжатель с душой инквизитора, с беспокойной фантазией мистика и мракобеса. Он был не только видным теологом, ему принадлежат также труды по медицине («О глазных болезнях», «О ревматизме», «О развитии зародыша») и алхимии. Но столь обширные знания те мешали ему, подобно многим его современникам, оставаться суеверным фанатиком.
Он был абсолютно уверен в существовании бога. Но он еще больше верил в существование сатаны. Считал сатану своим личным врагом и вел с ним упорную и бесконечную борьбу в течение двадцати лет.
Ему постоянно казалось, что его преследуют слуги сатаны, чтобы получить его душу раньше, чем он сумеет искупить свои грехи. Из его записок, писем и циркуляров видно, что он страдал манией преследования и боялся двух вещей: что его отравят или околдуют.
Он постоянно ощущал рядом присутствие сатаны, не желавшего нигде его оставить. Папа старался прогнать его молитвами, уговорами, угрозами, пытался осенить его крестным знамением и окропить снятой водой.
Но ничего не помогало, сатана возвращался снова и снова, подсылал к нему отравителей и чародеев.
Иоанн XXII писал епископу Риэ: «Чародей Иаков Брамбасон и Иоанн Аман, лекарь, приготовили яд, чтобы отравить нас – меня и нескольких кардиналов. Но им это не удалось. Что же они тогда сделали? Вылепили из восковых свечей наши фигуры, читали над ними заупокойные молитвы, кололи их иглами с ядом. Однако бог оградил нас от несчастья, помог нам, и эти дьявольские фигуры попали в наши руки. Чародеи брошены в темные подземелья, откуда никто не выходит живым».
Только что Иоанну с таким трудом удалось изгнать дьявола из своего воскового двойника, как враги подослали ему другого, запрятав его в кольцо. Перепуганный папа впал в отчаяние – никакие молитвы не могли преодолеть волшебства. И он придумывал все более страшные наказания чародеям, считая, что все принятые меры еще недостаточно жестоки для них.
С упорством маньяка он продолжал эту борьбу, прибегая К пыткам, казням и молитвам.
Каорского епископа Уго Герардо, обвиняемого в чародействе, проволокли на железных крючьях по улицам Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. А когда человек превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его бросили на костер, который был разложен напротив папского дворца у подножья скалы, рядом со старинной церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у христиан сострадание и всепрощение.
Роджер Бэкон, Раймонд Люллий, Альберт Великий, Дайте и многие другие мыслители были объявлены еретиками и чародеями.
Папа, старый и немощный, стоявший на краю могилы, способный лишь ненавидеть, с садистской жестокостью мучил и пытал всех, кого ему удавалось поймать, а затем отправлял на костер. После сожжения Уго Герардо костры запылали в Марселе, где сжигали последователей святого Франциска – францисканцев за нежелание отказаться от проповеди «святости нищеты» [3].
«Да, этот папа был достойной фигурой, – думал Косса. – Его имя я и должен взять».
И при возведении на святой престол, происходившем в Знаменитом соборе святого Петрония, он принял имя Иоанна XXIII. Он был прав по-своему.
И даже Л. Пастор, известный историк западной церкви, пишет: «Из всех последствий рокового собора в Пизе избрание папой Иоанна XXIII было самым роковым. Конечно, Иоанн XXIII не был тем чудовищем, каким описывают его враги. Но известно, что его интересовали только мирские дела, что Иоанн XXIII думал лишь о собственных материальных выгодах, что он был искусным и льстивым политиком, упорным в достижении цели, был больше воином, чем служителем церкви».
Страшные обвинения, предъявленные ему после пяти лет правления, были бездоказательны. Не вызывает сомнений лишь одно: этот искусный политик настолько погряз в разврате, что у него не оставалось времени для исполнения обязанностей служителя церкви.
С. Антонио пишет: «Папа Иоанн XXIII (Балтазар Косса) великолепно разбирался в светских делах, но не в делах церкви». [28]
Заняв престол, Косса в первую очередь взялся за восстановление своих средств, изрядно сократившихся в последние полтора года, когда он содержал Александра V, бездумно и широко тратившего чужие деньги. Огромная доля его сокровищ ушла также на взятки «братьям кардиналам», которые должны были избрать его папой.
Как же поправить дела?
Балтазар недаром много лет служил у торговца церковными постами папы Бонифация IX. Он многому научился за это время.
Во все города Европы были разосланы папские доверенные лица, и каждый из них вез с собой мешок с индульгенциями.
Прибыв в какой-нибудь город, они занимали самые большие и красивые здания, вывешивали флаги с вышитыми на них «ключами святого Петра» и приказывали звонить в колокола.
Затем действие переносилось в церковь. Посредине «святилища» устанавливался «трон», на него усаживался посланец папы, а над ним, на четырех палках, натягивалось «небо». «Наверно, для того, чтобы с потолка не могли упасть муха или клоп и запачкать лысину высокого гостя», – иронизирует Дитрих фон Ним, секретарь папской канцелярии.
Посланцы, обращаясь к верующим, призывали их покупать индульгенции, уверяя, что деньги эти будут использованы для организации крестового похода.
– Покупайте, братья, – взывали они, – платите щедро! Святейший готовит крестовый поход, чтобы помочь христианам Константинополя! Они в опасности, их окружили турки. Не жалейте денег на святое дело! С их помощью спасутся не только христиане в Константинополе, но и вы сами! Отдадите немного, а с вас снимется любой грех, который вы совершили! Спасайте себя от мучений, которые ждут вас и чистилище после смерти! Спасайте души свои и своих близких!
Они были настойчивы и наглы. Никто не осмеливался сомневаться в их правоте. А если кто-то и выражал сомнение, ответ на это был готов.
– Святой отец, властитель ваших душ, послал нас, мы только его верные слуги. Ты сомневаешься в нем? Значит, ты еретик, раскольник, мятежник.
И человека начинали преследовать как «еретика и отщепенца».
Дитрих фон Ним рассказывает: «Мне самому часто приходилось слышать, как посланцы папы громко выкрикивали:
– Сам святой Петр, если бы он был жив, не имел бы таких полномочий отпускать вам грехи, какие дал нам папа Иоанн!»
Даже в самых маленьких городах от продажи индульгенций выручали от шести до восьми тысяч золотых флоринов. Один только германский город Любек дал двадцать тысяч золотых монет. А во всей Германии папским посланцам удалось собрать более ста тысяч золотых. Чтобы увеличить количество городов, где можно было бы продавать индульгенции, Косса сразу же после возведения на престол начал переговоры с теми правителями, которые не считались с постановлениями собора в Пизе, и сумел убедить тех, кто не признавал его предшественника Александра V, признать папой его, Иоанна XXIII.
Как мы уже знаем, Косса был выдающимся политиком, и это качество помогло ему договориться не только с королем Венгрии и Богемии Сигизмундом, но и начать переговоры со старым врагом святого престола – неаполитанским королем.
Увеличилась территория, увеличилось количество людей, находившихся в духовном подчинении у нашего героя; агенты Иоанна XXIII, продававшие «отпущение старых и новых грехов», проникли почти во все страны западной Европы.
Их можно было увидеть во Франции, Англии, Германии, Италии, Польше, Богемии, Венгрии и других странах.
– Покупайте, грешники! – взывали они к народу. – Если вы верующие – покупайте! Позаботьтесь о загробной жизни, очистите от грехов ваши души! Покупайте, недорого продается! Какое значение имеют для вас эти гроши!
Напрасно народ жаловался на нищету и голод, к которым привели постоянные войны.
– Еретики, безбожники! – ругались торговцы индульгенциями. – Лучше отдать все, что у вас есть, а потом умереть от голода, чем мучиться после смерти! Покупайте, а то не получите прощения после смерти! И напрасно будете молить бога о спасении души! Если не купите индульгенцию – ничто вам не поможет, если вы даже сутками будете молиться на коленях [65]! [29]
Посланцы Иоанна XXIII проникали всюду, успешно выкачивая деньги у простого народа. Они добирались до самых отдаленных деревень в различных странах Европы. До нас дошли письменные свидетельства, показывающие, что не всегда их операции проходили беспрепятственно, что иногда они бывали вынуждены идти на некоторые затраты, чтобы обеспечить себе успех.
Вот письмо из одной деревни:
«Нам удалось собрать сто скудо. Но на десять из них мы угостили деревенского священника, чтобы он помог нам».
По запискам, оставшимся после различных служителей церкви той эпохи, можно составить представление о сборщиках-посланцах папы Иоанна XXIII и других пап.
Это были псевдомонахи, проходимцы, шарлатаны и лжецы, использовавшие простодушную веру простых людей, льстецы и обманщики, готовые на все, лишь бы выманить деньги. А когда им это удавалось, они издевались над этими же людьми и гордились, что обман сошел так удачно. Их постоянными словами были:
– Платите! И мы вымолим для вас прощение [87] [30].
Разумеется, папские посланцы не отличались большой честностью, и папа часто приходил в ярость, получая от них мизерные суммы.
– Мошенники! – кричал он. – Плуты, обманщики, жулики! Кого вы хотите обмануть, возвращаясь с пустыми руками?
– Святой отец, – отвечали лицемеры. – Несчастный народ очень беден. Мало кто может купить индульгенции, поэтому мы и привезли немного.
Чтобы оградить себя от обмана, Косса придумал следующее: были напечатаны новые индульгенции, отдельные для каждого греха, на которых была указана их стоимость. Уплативший означенную сумму освобождался от указанного греха. А Иоанн XXIII точно мог определить размер своих доходов.
Его посланцы получали определенное количество индульгенций, за которые должны были выручить определенное количество денег. Воровство прекратилось.
«Тарифы» этих папских индульгенций дошли до нас. И мы видим, что «избавление от греха» стоило не очень дорого. Так, например, человек, убивший мать, отца или сестру, мог «искупить» грех, заплатив всего один дукат за индульгенцию. Человек, который убил жену, чтобы жениться на другой, должен был уплатить два дуката. Убивший простого священника платил четыре дуката, епископа – девять дукатов и избавлялся от мучений в аду.
Отравление не считалось тяжелым грехом, если судить по тому, что отравитель должен был уплатить всего полтора дуката. Гораздо дороже платили люди, нарушившие какие-либо обязательства, – девять дукатов.
Монахи, совершавшие прелюбодеяния в монастыре или вне его, должны были заплатить за отпущение греха восемь дукатов. Грех скотоложства оценивался в двенадцать дукатов.
Монахини, согрешившие в монастыре или вне его, избавлялись от греха за девять дукатов, причем им предоставлялось право остаться в монастыре, а если это были настоятельницы, они не лишались почестей и продолжали управлять монастырями [31].
В разное время были найдены «тарифы» на индульгенции, выпускавшиеся другими папами. Укажем некоторые из них. Церковнослужитель, виновный в распутстве, за спасение души должен уплатить три дуката.
Чтобы спасти душу, сожительствовавший с матерью, дочерью или другой близкой родственницей должен заплатить два дуката. Изнасиловавший девушку может искупить грех, уплатив два дуката.
Желающий во время поста есть яйца, масло и мясо должен заплатить за индульгенцию два с половиной дуката.
Тот, кто воровал, поджигал или убивал в прошлом, может искупить грех, уплатив два дуката.
Де Поте указывает, что стоимость некоторых индульгенций была настолько велика, что доступны они были только богатым людям. Бедняки могли умирать, не получив отпущения грехов от того, кто назвал себя наместником Христа на земле, призванным утешать «страждущих и обремененных».
Нужно добавить, что на Тридентском соборе в 1560 году «тарифы» эти были включены в список запрещенных книг, а фанатичный король Испании Филипп II приказал даже уничтожить их. Де Поте указывает, что предусматривались и другие наказания за грехи, устанавливаемые на основании церковных канонов и тоже включенные в «тариф». Так, например, тот или иной грех можно было искупить постом, сроки которого устанавливала церковь, – день, месяц, год и так далее. Но грешник мог избежать поста, уплатив в папскую казну значительную сумму.
Как правило, богатые люди так и поступали – откупались, а затем грешили снова. Назначение «выкупа» стало серьезным источником дохода для служителей церкви, использовавших широко и с большим мастерством эту доходную монополию.
Они увеличивали наказания, делали их более утомительными и жестокими, и соответственно увеличивался и «выкуп». Индульгенции и увеличение платы за «особые» грехи принесли Иоанну XXIII огромную сумму, а это дало ему возможность действовать более решительно. Он снова вступил в переговоры с упорным врагом римского престола неаполитанским королем Владиславом.
«Если ты не будешь поддерживать Григория XII и признаешь власть римского престола, я уплачу тебе сто тысяч золотых флоринов», – писал Косса Владиславу. Владислав, испытывавший большие денежные затруднения, согласился. Он созвал церковных иерархов своего королевства, и они решили не подчиняться больше Григорию XII, а признать единственным папой Иоанна XXIII, кандидатура которого, как главы христианства, была выдвинута еще собором в Пизе.
«Мы признаем тебя единственным законным папой для всех стран Западной Европы, в том числе и для Неаполя тайского королевства», – писали они.
Косса отсчитал сто тысяч золотых Владиславу, а Владислав предложил Григорию XII, который гостил у него в Гаэте, немедленно убираться вон.
«До наступления октября ты должен покинуть мое королевство», – писал он бывшему папе.
И Григорий с тремя кардиналами, оставшимися при нем, вынужден был накануне зимы покинуть такой гостеприимный недавно кров. Он отправился в порт и сел на венецианский корабль. В открытом море его ждала засада, организованная Гаспаром Коссой, которого предупредил о выезде Григория Балтазар.
Но судьба смилостивилась над старым папой, кораблям удалось уйти от погони в Адриатическое море и благополучно пристать в Римини, где правителем был друг папы Григория Карл Малатеста.
Косса, расплачиваясь с Владиславом, не нанес ущерба личному капиталу. Деньги эти он получил… от четырнадцати новых, выдвинутых им кардиналов. Это они отдали за свое выдвижение сумму, превышающую даже ту, которая понадобилась для подкупа Владислава.
Утвердившись в Неаполитанском королевстве, Иоанн XXIII тут же предал анафеме папу Григория XII, лишившегося надежного убежища у Владислава, и папу Бенедикта XIII, который жил теперь в Испании.
Папа Григорий XII, несмотря на то, что Иоанн стоял теперь во главе почти всего западного христианства, не сдавался и на анафему ответил анафемой.
Но Коссу теперь уже ничто не пугало. Власть его была общепризнанной. Ему удалось навести порядок и в Польше, где еще бушевала разрушительная война между королем и крестоносцами, посланными предыдущим папой.
Страну наводнили толпы авантюристов, выразивших желание «служить западной церкви» и беззастенчиво грабивших народ.
Иоанн ХХIII направил послом к польскому королю архиепископа Пьяченцы, которому удалось примирить короля и крестоносцев. [32]
Шло время, события развивались благоприятно для Коссы. За небольшим исключением, все западноевропейские страны признали его единственным законным папой.
Теперь наконец Косса мог осуществить свою мечту – торжественно войти в свою настоящую столицу, в Вечный город. Восторженные толпы римлян приветствовали папу Иоанна ХХIII [104].
Обосновавшись в Риме, Косса в первую очередь постарался пополнить свою казну, выдвинув для этого еще нескольких кардиналов, а затем обратился с письмом к папе Григорию XII.
«Все признали меня папой. Отрекись, перестань служить причиной раскола церкви. Соверши благое дело, признай и ты меня. Если ты согласишься, то, кроме поста первого кардинала, получишь еще пятьдесят тысяч флоринов» [79].
Но Григория XII не соблазнили пятьдесят тысяч флоринов, он хотел быть папой, и его ответом была новая анафема Иоанну ХХIII. Иоанн тоже ответил проклятием и занялся подготовкой к собору, который должен был решить вопросы, поднятые еще на предыдущем соборе в Пизе.
В 1413 году в Риме торжественно открылся собор, на котором присутствовали представители всех западноевропейских государств: Франции, Германии, Кипрского и Неаполитанского королевств, Флоренции, Сиены и других. Выступавшие на соборе ораторы особое внимание уделяли осуждению еретического учения Виклифа, проникшего в континентальную Европу. Виклиф, крупнейший профессор теологии Оксфордского университета, почти за 150 лет до Лютера требовал реформации и оздоровления церкви. Виклиф энергично отстаивал право английской или любой другой национальной церкви бороться с посягательствами святого престола на их самостоятельность.
Он считал, что собственность церкви является в то же время и государственным достоянием, и, если церковь допускает злоупотребления, государство может и должно конфисковать собственность у церкви. Он выдвинул идею о необходимости перевода библии с латинского на все другие языки, чтобы сделать ее доступной и понятной [33].
Уже два месяца в Риме шел собор, созванный Иоанном XXIII. Когда работа его подходила к концу, у Коссы созрел план борьбы с английскими еретиками. Он подговорил послушного ему кардинала Джамбареллу выступить перед собором с официальным обвинением их.
«Проклятым нечестивцам, – внушительным голосом читал кардинал, – удалось перетащить заразу в континентальную Европу. Ими написано множество книг, которые распространяют эту эпидемию. Против этого есть только одно действенное лекарство: сжигать – и книги, и тех, кто повинен в их распространении» [79].
Благочестивые и уважаемые святые отцы, члены собора и гости, собравшиеся в Ватикане у престола святого Петра, с умилением выслушали вдохновенную речь кардинала и выразили согласие наказать «нарушителей спокойствия», воюющих против церкви, совершить «богоугодное дело»… сжечь все книги. Как только прозвучало последнее проклятие кардинала еретикам, поднялся папа Иоанн XXIII, вышел из собора, спустился по лестнице на площадь, где уже пылал костер, зажженный служками, взял из рук священников несколько еретических книг и бросил их в огонь [74].
Когда «благочестивое дело» было совершено, святые отцы, решив, что момент сейчас самый благоприятный, подошли к святейшему и почтительно, но твердо попросили его быть более воздержанным и не совершать впредь поступков, несовместимых с саном служителя церкви.
Кардиналы и архиепископы смиренно просили Иоанна ХХIII изменить свое поведение, несообразное с его положением, прекратить злоупотребления в делах церкви, которые становятся все более явными [79].
Такие обращения к папе бывали и раньше: от представителей французского духовенства, особенно от Парижского университета и Верховного церковного суда Парижа, но все они не давали никаких результатов. О чем говорилось в этих обращениях? Какие требования и обвинения предъявлялись папе? Только ли его морали они касались? Конечно, всем хотелось, чтобы папа вел себя более достойно. Конечно, вызывала недовольство торговля индульгенциями, но… ими торговали и предшествующие папы. Значит, причина была в чем-то другом? Недовольство было вызвано тем, что вновь избранный глава христианства занимался… ростовщичеством! Занимался открыто, не таясь, следуя установленным им самим хитроумным правилам. Ростовщичество было основным источником его обогащения. Он не только восстановил утраченное, но и получил огромные прибыли. Следуя определенной системе, усердно изучив дело, нещадно обдирая клиентов, этот опытный ростовщик сумел в конце концов открыть банк, отделения которого имелись в больших и малых городах Папской области. Богатые и бедные, все, кто почему-либо нуждался в деньгах, обращались в банк и его отделения, а папа, не стесняясь, драл с них три шкуры за ссуду. Причем люди, нуждавшиеся в деньгах, могли обратиться только в папский банк, потому что Иоанн ХХIII беспощадно преследовал всех других ростовщиков. Монополия ростовщичества в папском государстве принадлежала ему.
«Благодаря искусному ведению этого доходного дела Иоанн ХХIII скопил баснословное богатство», – пишет Дитрих фон Ним.
Обвинение в ростовщичестве было одним из самых главных, предъявленных нашему герою (если не считать широкой продажи индульгенций во многих пунктах христианского мира).
Особое же недовольство и ропот среди народа вызывали более тяжелые провинности папы Иоанна ХХIII: его неодолимая порочная слабость к женщинам, его развращенность, кровосмесительные связи, эротические похождения.
Как в прежние времена, когда он был пиратом, а потом студентом в Болонье, так и теперь, когда он стал папой, «духовным пастырем христианства», его неудержимо влекло к красивым женщинам. Он нисколько не переменился. Сидя на папском престоле, он переписывался с правителями, рекомендуя всем вести «праведную жизнь», «не сворачивать с прямой дороги добра», «с пути, указанного господом», а сам делал все наоборот.
Римляне видели, что этот «духовный пастырь», «блюститель нравов», призывавший в своих буллах и посланиях к моральной строгости и воздержанию, сам оставался все тем же волком, охотившимся за нежными овечками.
Только теперь, когда он стал папой, ему легче было «укрощать» тех из них, которые оказывали ему сопротивление.
Активность его на этом поприще с годами только возросла. Теперь, когда он был не простым священником и даже не средним иерархом церкви, а «отцом христианства», его некому было контролировать. Теперь никто не мог ему препятствовать в его распутствах. Его связи с распутными женщинами или с девушками, которых он сам развращал, словно сладострастная обезьяна, а затем бросал на произвол судьбы, были бесконечны. Как раз в это время началась его связь с Динорой Черетами из Перуджи. Читатели помнят, может быть, что, еще будучи молодым пиратом, наш герой имел связь в Неаполе с молодой девушкой, которую звали Констанцей. Через несколько лет, в бытность свою кардиналом при папе Бонифации IX, Косса вступил в связь с дочерью Констанцы, утверждавшей, что девушка эта – его дочь. И вот теперь он стал любовником уже своей внучки, Диноры, которая носила фамилию Черетами, так как Косса сумел выдать замуж свою тогда юную любовницу, ее мать, за Черетами, состоятельного буржуа, ученого лекаря и владельца аптеки в Перудже. [34]
Диноре было четырнадцать лет. Мать ее, Джильда, неоднократно говорила нашему герою, что ее дочь – и его дочь (как ее мать, Констанца, утверждала когда-то, что Джильда родилась от него). Но Иоанн ХХIII делал вид, что не верит этому, хохотал, принимая это за шутку, и сумел увлечь девочку. Но и мать и бабушка девочки говорили об этом Иоанну только ради приличия. Притворно сердился и глава семьи Черетами, но Косса, оказавший немало услуг отцу семейства, не обращал на это внимания. Что касается девочки, ей очень льстило внимание такого высокопоставленного лица.
Он был абсолютно уверен в существовании бога. Но он еще больше верил в существование сатаны. Считал сатану своим личным врагом и вел с ним упорную и бесконечную борьбу в течение двадцати лет.
Ему постоянно казалось, что его преследуют слуги сатаны, чтобы получить его душу раньше, чем он сумеет искупить свои грехи. Из его записок, писем и циркуляров видно, что он страдал манией преследования и боялся двух вещей: что его отравят или околдуют.
Он постоянно ощущал рядом присутствие сатаны, не желавшего нигде его оставить. Папа старался прогнать его молитвами, уговорами, угрозами, пытался осенить его крестным знамением и окропить снятой водой.
Но ничего не помогало, сатана возвращался снова и снова, подсылал к нему отравителей и чародеев.
Иоанн XXII писал епископу Риэ: «Чародей Иаков Брамбасон и Иоанн Аман, лекарь, приготовили яд, чтобы отравить нас – меня и нескольких кардиналов. Но им это не удалось. Что же они тогда сделали? Вылепили из восковых свечей наши фигуры, читали над ними заупокойные молитвы, кололи их иглами с ядом. Однако бог оградил нас от несчастья, помог нам, и эти дьявольские фигуры попали в наши руки. Чародеи брошены в темные подземелья, откуда никто не выходит живым».
Только что Иоанну с таким трудом удалось изгнать дьявола из своего воскового двойника, как враги подослали ему другого, запрятав его в кольцо. Перепуганный папа впал в отчаяние – никакие молитвы не могли преодолеть волшебства. И он придумывал все более страшные наказания чародеям, считая, что все принятые меры еще недостаточно жестоки для них.
С упорством маньяка он продолжал эту борьбу, прибегая К пыткам, казням и молитвам.
Каорского епископа Уго Герардо, обвиняемого в чародействе, проволокли на железных крючьях по улицам Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. А когда человек превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его бросили на костер, который был разложен напротив папского дворца у подножья скалы, рядом со старинной церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у христиан сострадание и всепрощение.
Роджер Бэкон, Раймонд Люллий, Альберт Великий, Дайте и многие другие мыслители были объявлены еретиками и чародеями.
Папа, старый и немощный, стоявший на краю могилы, способный лишь ненавидеть, с садистской жестокостью мучил и пытал всех, кого ему удавалось поймать, а затем отправлял на костер. После сожжения Уго Герардо костры запылали в Марселе, где сжигали последователей святого Франциска – францисканцев за нежелание отказаться от проповеди «святости нищеты» [3].
«Да, этот папа был достойной фигурой, – думал Косса. – Его имя я и должен взять».
И при возведении на святой престол, происходившем в Знаменитом соборе святого Петрония, он принял имя Иоанна XXIII. Он был прав по-своему.
* * *
«Нужно заметить, – пишет аббат Мурре в своей многотомной „Истории папства“, – что с приходом Иоанна XXIII светский дух проник на святой престол».И даже Л. Пастор, известный историк западной церкви, пишет: «Из всех последствий рокового собора в Пизе избрание папой Иоанна XXIII было самым роковым. Конечно, Иоанн XXIII не был тем чудовищем, каким описывают его враги. Но известно, что его интересовали только мирские дела, что Иоанн XXIII думал лишь о собственных материальных выгодах, что он был искусным и льстивым политиком, упорным в достижении цели, был больше воином, чем служителем церкви».
Страшные обвинения, предъявленные ему после пяти лет правления, были бездоказательны. Не вызывает сомнений лишь одно: этот искусный политик настолько погряз в разврате, что у него не оставалось времени для исполнения обязанностей служителя церкви.
С. Антонио пишет: «Папа Иоанн XXIII (Балтазар Косса) великолепно разбирался в светских делах, но не в делах церкви». [28]
Заняв престол, Косса в первую очередь взялся за восстановление своих средств, изрядно сократившихся в последние полтора года, когда он содержал Александра V, бездумно и широко тратившего чужие деньги. Огромная доля его сокровищ ушла также на взятки «братьям кардиналам», которые должны были избрать его папой.
Как же поправить дела?
Балтазар недаром много лет служил у торговца церковными постами папы Бонифация IX. Он многому научился за это время.
Во все города Европы были разосланы папские доверенные лица, и каждый из них вез с собой мешок с индульгенциями.
Прибыв в какой-нибудь город, они занимали самые большие и красивые здания, вывешивали флаги с вышитыми на них «ключами святого Петра» и приказывали звонить в колокола.
Затем действие переносилось в церковь. Посредине «святилища» устанавливался «трон», на него усаживался посланец папы, а над ним, на четырех палках, натягивалось «небо». «Наверно, для того, чтобы с потолка не могли упасть муха или клоп и запачкать лысину высокого гостя», – иронизирует Дитрих фон Ним, секретарь папской канцелярии.
Посланцы, обращаясь к верующим, призывали их покупать индульгенции, уверяя, что деньги эти будут использованы для организации крестового похода.
– Покупайте, братья, – взывали они, – платите щедро! Святейший готовит крестовый поход, чтобы помочь христианам Константинополя! Они в опасности, их окружили турки. Не жалейте денег на святое дело! С их помощью спасутся не только христиане в Константинополе, но и вы сами! Отдадите немного, а с вас снимется любой грех, который вы совершили! Спасайте себя от мучений, которые ждут вас и чистилище после смерти! Спасайте души свои и своих близких!
Они были настойчивы и наглы. Никто не осмеливался сомневаться в их правоте. А если кто-то и выражал сомнение, ответ на это был готов.
– Святой отец, властитель ваших душ, послал нас, мы только его верные слуги. Ты сомневаешься в нем? Значит, ты еретик, раскольник, мятежник.
И человека начинали преследовать как «еретика и отщепенца».
Дитрих фон Ним рассказывает: «Мне самому часто приходилось слышать, как посланцы папы громко выкрикивали:
– Сам святой Петр, если бы он был жив, не имел бы таких полномочий отпускать вам грехи, какие дал нам папа Иоанн!»
Даже в самых маленьких городах от продажи индульгенций выручали от шести до восьми тысяч золотых флоринов. Один только германский город Любек дал двадцать тысяч золотых монет. А во всей Германии папским посланцам удалось собрать более ста тысяч золотых. Чтобы увеличить количество городов, где можно было бы продавать индульгенции, Косса сразу же после возведения на престол начал переговоры с теми правителями, которые не считались с постановлениями собора в Пизе, и сумел убедить тех, кто не признавал его предшественника Александра V, признать папой его, Иоанна XXIII.
Как мы уже знаем, Косса был выдающимся политиком, и это качество помогло ему договориться не только с королем Венгрии и Богемии Сигизмундом, но и начать переговоры со старым врагом святого престола – неаполитанским королем.
Увеличилась территория, увеличилось количество людей, находившихся в духовном подчинении у нашего героя; агенты Иоанна XXIII, продававшие «отпущение старых и новых грехов», проникли почти во все страны западной Европы.
Их можно было увидеть во Франции, Англии, Германии, Италии, Польше, Богемии, Венгрии и других странах.
– Покупайте, грешники! – взывали они к народу. – Если вы верующие – покупайте! Позаботьтесь о загробной жизни, очистите от грехов ваши души! Покупайте, недорого продается! Какое значение имеют для вас эти гроши!
Напрасно народ жаловался на нищету и голод, к которым привели постоянные войны.
– Еретики, безбожники! – ругались торговцы индульгенциями. – Лучше отдать все, что у вас есть, а потом умереть от голода, чем мучиться после смерти! Покупайте, а то не получите прощения после смерти! И напрасно будете молить бога о спасении души! Если не купите индульгенцию – ничто вам не поможет, если вы даже сутками будете молиться на коленях [65]! [29]
Посланцы Иоанна XXIII проникали всюду, успешно выкачивая деньги у простого народа. Они добирались до самых отдаленных деревень в различных странах Европы. До нас дошли письменные свидетельства, показывающие, что не всегда их операции проходили беспрепятственно, что иногда они бывали вынуждены идти на некоторые затраты, чтобы обеспечить себе успех.
Вот письмо из одной деревни:
«Нам удалось собрать сто скудо. Но на десять из них мы угостили деревенского священника, чтобы он помог нам».
По запискам, оставшимся после различных служителей церкви той эпохи, можно составить представление о сборщиках-посланцах папы Иоанна XXIII и других пап.
Это были псевдомонахи, проходимцы, шарлатаны и лжецы, использовавшие простодушную веру простых людей, льстецы и обманщики, готовые на все, лишь бы выманить деньги. А когда им это удавалось, они издевались над этими же людьми и гордились, что обман сошел так удачно. Их постоянными словами были:
– Платите! И мы вымолим для вас прощение [87] [30].
Разумеется, папские посланцы не отличались большой честностью, и папа часто приходил в ярость, получая от них мизерные суммы.
– Мошенники! – кричал он. – Плуты, обманщики, жулики! Кого вы хотите обмануть, возвращаясь с пустыми руками?
– Святой отец, – отвечали лицемеры. – Несчастный народ очень беден. Мало кто может купить индульгенции, поэтому мы и привезли немного.
Чтобы оградить себя от обмана, Косса придумал следующее: были напечатаны новые индульгенции, отдельные для каждого греха, на которых была указана их стоимость. Уплативший означенную сумму освобождался от указанного греха. А Иоанн XXIII точно мог определить размер своих доходов.
Его посланцы получали определенное количество индульгенций, за которые должны были выручить определенное количество денег. Воровство прекратилось.
«Тарифы» этих папских индульгенций дошли до нас. И мы видим, что «избавление от греха» стоило не очень дорого. Так, например, человек, убивший мать, отца или сестру, мог «искупить» грех, заплатив всего один дукат за индульгенцию. Человек, который убил жену, чтобы жениться на другой, должен был уплатить два дуката. Убивший простого священника платил четыре дуката, епископа – девять дукатов и избавлялся от мучений в аду.
Отравление не считалось тяжелым грехом, если судить по тому, что отравитель должен был уплатить всего полтора дуката. Гораздо дороже платили люди, нарушившие какие-либо обязательства, – девять дукатов.
Монахи, совершавшие прелюбодеяния в монастыре или вне его, должны были заплатить за отпущение греха восемь дукатов. Грех скотоложства оценивался в двенадцать дукатов.
Монахини, согрешившие в монастыре или вне его, избавлялись от греха за девять дукатов, причем им предоставлялось право остаться в монастыре, а если это были настоятельницы, они не лишались почестей и продолжали управлять монастырями [31].
В разное время были найдены «тарифы» на индульгенции, выпускавшиеся другими папами. Укажем некоторые из них. Церковнослужитель, виновный в распутстве, за спасение души должен уплатить три дуката.
Чтобы спасти душу, сожительствовавший с матерью, дочерью или другой близкой родственницей должен заплатить два дуката. Изнасиловавший девушку может искупить грех, уплатив два дуката.
Желающий во время поста есть яйца, масло и мясо должен заплатить за индульгенцию два с половиной дуката.
Тот, кто воровал, поджигал или убивал в прошлом, может искупить грех, уплатив два дуката.
Де Поте указывает, что стоимость некоторых индульгенций была настолько велика, что доступны они были только богатым людям. Бедняки могли умирать, не получив отпущения грехов от того, кто назвал себя наместником Христа на земле, призванным утешать «страждущих и обремененных».
Нужно добавить, что на Тридентском соборе в 1560 году «тарифы» эти были включены в список запрещенных книг, а фанатичный король Испании Филипп II приказал даже уничтожить их. Де Поте указывает, что предусматривались и другие наказания за грехи, устанавливаемые на основании церковных канонов и тоже включенные в «тариф». Так, например, тот или иной грех можно было искупить постом, сроки которого устанавливала церковь, – день, месяц, год и так далее. Но грешник мог избежать поста, уплатив в папскую казну значительную сумму.
Как правило, богатые люди так и поступали – откупались, а затем грешили снова. Назначение «выкупа» стало серьезным источником дохода для служителей церкви, использовавших широко и с большим мастерством эту доходную монополию.
Они увеличивали наказания, делали их более утомительными и жестокими, и соответственно увеличивался и «выкуп». Индульгенции и увеличение платы за «особые» грехи принесли Иоанну XXIII огромную сумму, а это дало ему возможность действовать более решительно. Он снова вступил в переговоры с упорным врагом римского престола неаполитанским королем Владиславом.
«Если ты не будешь поддерживать Григория XII и признаешь власть римского престола, я уплачу тебе сто тысяч золотых флоринов», – писал Косса Владиславу. Владислав, испытывавший большие денежные затруднения, согласился. Он созвал церковных иерархов своего королевства, и они решили не подчиняться больше Григорию XII, а признать единственным папой Иоанна XXIII, кандидатура которого, как главы христианства, была выдвинута еще собором в Пизе.
«Мы признаем тебя единственным законным папой для всех стран Западной Европы, в том числе и для Неаполя тайского королевства», – писали они.
Косса отсчитал сто тысяч золотых Владиславу, а Владислав предложил Григорию XII, который гостил у него в Гаэте, немедленно убираться вон.
«До наступления октября ты должен покинуть мое королевство», – писал он бывшему папе.
И Григорий с тремя кардиналами, оставшимися при нем, вынужден был накануне зимы покинуть такой гостеприимный недавно кров. Он отправился в порт и сел на венецианский корабль. В открытом море его ждала засада, организованная Гаспаром Коссой, которого предупредил о выезде Григория Балтазар.
Но судьба смилостивилась над старым папой, кораблям удалось уйти от погони в Адриатическое море и благополучно пристать в Римини, где правителем был друг папы Григория Карл Малатеста.
Косса, расплачиваясь с Владиславом, не нанес ущерба личному капиталу. Деньги эти он получил… от четырнадцати новых, выдвинутых им кардиналов. Это они отдали за свое выдвижение сумму, превышающую даже ту, которая понадобилась для подкупа Владислава.
Утвердившись в Неаполитанском королевстве, Иоанн XXIII тут же предал анафеме папу Григория XII, лишившегося надежного убежища у Владислава, и папу Бенедикта XIII, который жил теперь в Испании.
Папа Григорий XII, несмотря на то, что Иоанн стоял теперь во главе почти всего западного христианства, не сдавался и на анафему ответил анафемой.
Но Коссу теперь уже ничто не пугало. Власть его была общепризнанной. Ему удалось навести порядок и в Польше, где еще бушевала разрушительная война между королем и крестоносцами, посланными предыдущим папой.
Страну наводнили толпы авантюристов, выразивших желание «служить западной церкви» и беззастенчиво грабивших народ.
Иоанн ХХIII направил послом к польскому королю архиепископа Пьяченцы, которому удалось примирить короля и крестоносцев. [32]
Шло время, события развивались благоприятно для Коссы. За небольшим исключением, все западноевропейские страны признали его единственным законным папой.
Теперь наконец Косса мог осуществить свою мечту – торжественно войти в свою настоящую столицу, в Вечный город. Восторженные толпы римлян приветствовали папу Иоанна ХХIII [104].
Обосновавшись в Риме, Косса в первую очередь постарался пополнить свою казну, выдвинув для этого еще нескольких кардиналов, а затем обратился с письмом к папе Григорию XII.
«Все признали меня папой. Отрекись, перестань служить причиной раскола церкви. Соверши благое дело, признай и ты меня. Если ты согласишься, то, кроме поста первого кардинала, получишь еще пятьдесят тысяч флоринов» [79].
Но Григория XII не соблазнили пятьдесят тысяч флоринов, он хотел быть папой, и его ответом была новая анафема Иоанну ХХIII. Иоанн тоже ответил проклятием и занялся подготовкой к собору, который должен был решить вопросы, поднятые еще на предыдущем соборе в Пизе.
В 1413 году в Риме торжественно открылся собор, на котором присутствовали представители всех западноевропейских государств: Франции, Германии, Кипрского и Неаполитанского королевств, Флоренции, Сиены и других. Выступавшие на соборе ораторы особое внимание уделяли осуждению еретического учения Виклифа, проникшего в континентальную Европу. Виклиф, крупнейший профессор теологии Оксфордского университета, почти за 150 лет до Лютера требовал реформации и оздоровления церкви. Виклиф энергично отстаивал право английской или любой другой национальной церкви бороться с посягательствами святого престола на их самостоятельность.
Он считал, что собственность церкви является в то же время и государственным достоянием, и, если церковь допускает злоупотребления, государство может и должно конфисковать собственность у церкви. Он выдвинул идею о необходимости перевода библии с латинского на все другие языки, чтобы сделать ее доступной и понятной [33].
Уже два месяца в Риме шел собор, созванный Иоанном XXIII. Когда работа его подходила к концу, у Коссы созрел план борьбы с английскими еретиками. Он подговорил послушного ему кардинала Джамбареллу выступить перед собором с официальным обвинением их.
«Проклятым нечестивцам, – внушительным голосом читал кардинал, – удалось перетащить заразу в континентальную Европу. Ими написано множество книг, которые распространяют эту эпидемию. Против этого есть только одно действенное лекарство: сжигать – и книги, и тех, кто повинен в их распространении» [79].
Благочестивые и уважаемые святые отцы, члены собора и гости, собравшиеся в Ватикане у престола святого Петра, с умилением выслушали вдохновенную речь кардинала и выразили согласие наказать «нарушителей спокойствия», воюющих против церкви, совершить «богоугодное дело»… сжечь все книги. Как только прозвучало последнее проклятие кардинала еретикам, поднялся папа Иоанн XXIII, вышел из собора, спустился по лестнице на площадь, где уже пылал костер, зажженный служками, взял из рук священников несколько еретических книг и бросил их в огонь [74].
Когда «благочестивое дело» было совершено, святые отцы, решив, что момент сейчас самый благоприятный, подошли к святейшему и почтительно, но твердо попросили его быть более воздержанным и не совершать впредь поступков, несовместимых с саном служителя церкви.
Кардиналы и архиепископы смиренно просили Иоанна ХХIII изменить свое поведение, несообразное с его положением, прекратить злоупотребления в делах церкви, которые становятся все более явными [79].
Такие обращения к папе бывали и раньше: от представителей французского духовенства, особенно от Парижского университета и Верховного церковного суда Парижа, но все они не давали никаких результатов. О чем говорилось в этих обращениях? Какие требования и обвинения предъявлялись папе? Только ли его морали они касались? Конечно, всем хотелось, чтобы папа вел себя более достойно. Конечно, вызывала недовольство торговля индульгенциями, но… ими торговали и предшествующие папы. Значит, причина была в чем-то другом? Недовольство было вызвано тем, что вновь избранный глава христианства занимался… ростовщичеством! Занимался открыто, не таясь, следуя установленным им самим хитроумным правилам. Ростовщичество было основным источником его обогащения. Он не только восстановил утраченное, но и получил огромные прибыли. Следуя определенной системе, усердно изучив дело, нещадно обдирая клиентов, этот опытный ростовщик сумел в конце концов открыть банк, отделения которого имелись в больших и малых городах Папской области. Богатые и бедные, все, кто почему-либо нуждался в деньгах, обращались в банк и его отделения, а папа, не стесняясь, драл с них три шкуры за ссуду. Причем люди, нуждавшиеся в деньгах, могли обратиться только в папский банк, потому что Иоанн ХХIII беспощадно преследовал всех других ростовщиков. Монополия ростовщичества в папском государстве принадлежала ему.
«Благодаря искусному ведению этого доходного дела Иоанн ХХIII скопил баснословное богатство», – пишет Дитрих фон Ним.
Обвинение в ростовщичестве было одним из самых главных, предъявленных нашему герою (если не считать широкой продажи индульгенций во многих пунктах христианского мира).
Особое же недовольство и ропот среди народа вызывали более тяжелые провинности папы Иоанна ХХIII: его неодолимая порочная слабость к женщинам, его развращенность, кровосмесительные связи, эротические похождения.
Как в прежние времена, когда он был пиратом, а потом студентом в Болонье, так и теперь, когда он стал папой, «духовным пастырем христианства», его неудержимо влекло к красивым женщинам. Он нисколько не переменился. Сидя на папском престоле, он переписывался с правителями, рекомендуя всем вести «праведную жизнь», «не сворачивать с прямой дороги добра», «с пути, указанного господом», а сам делал все наоборот.
Римляне видели, что этот «духовный пастырь», «блюститель нравов», призывавший в своих буллах и посланиях к моральной строгости и воздержанию, сам оставался все тем же волком, охотившимся за нежными овечками.
Только теперь, когда он стал папой, ему легче было «укрощать» тех из них, которые оказывали ему сопротивление.
Активность его на этом поприще с годами только возросла. Теперь, когда он был не простым священником и даже не средним иерархом церкви, а «отцом христианства», его некому было контролировать. Теперь никто не мог ему препятствовать в его распутствах. Его связи с распутными женщинами или с девушками, которых он сам развращал, словно сладострастная обезьяна, а затем бросал на произвол судьбы, были бесконечны. Как раз в это время началась его связь с Динорой Черетами из Перуджи. Читатели помнят, может быть, что, еще будучи молодым пиратом, наш герой имел связь в Неаполе с молодой девушкой, которую звали Констанцей. Через несколько лет, в бытность свою кардиналом при папе Бонифации IX, Косса вступил в связь с дочерью Констанцы, утверждавшей, что девушка эта – его дочь. И вот теперь он стал любовником уже своей внучки, Диноры, которая носила фамилию Черетами, так как Косса сумел выдать замуж свою тогда юную любовницу, ее мать, за Черетами, состоятельного буржуа, ученого лекаря и владельца аптеки в Перудже. [34]
Диноре было четырнадцать лет. Мать ее, Джильда, неоднократно говорила нашему герою, что ее дочь – и его дочь (как ее мать, Констанца, утверждала когда-то, что Джильда родилась от него). Но Иоанн ХХIII делал вид, что не верит этому, хохотал, принимая это за шутку, и сумел увлечь девочку. Но и мать и бабушка девочки говорили об этом Иоанну только ради приличия. Притворно сердился и глава семьи Черетами, но Косса, оказавший немало услуг отцу семейства, не обращал на это внимания. Что касается девочки, ей очень льстило внимание такого высокопоставленного лица.