Страница:
– Об-бещаешь? – Неуверенный жест ушами. Я рассыпалась буквально на глазах. Ауте, что же это за изменение такое было, чтобы довести вене до подобного состояния?
– Слово дарай-князя. – Кажется, Аррек испугался. Дико, до дрожи в руках. Надо знать Аррека, чтобы понимать, насколько это странно.
Я откинулась на подушки, пытаясь медитацией привести мысли и тело хоть в какое-то подобие порядка.
– Сколько я провалялась?
– Трое суток. Могло быть и хуже.
– Состояние?
– Не очень. Мне не позволили что-либо делать, кроме общей энергетической подпитки. Приходила Ви, что-то там поколдовала, и тебе резко стало лучше.
Генохранительница и целительница Вииала. Мать Виор…
– Как она?
– Держится. Злится. На себя.
Тетя Ви вынесет. Она – сильная. Она…
– Что с ситуацией?
Пауза.
– Аррек. – Голос мой в этот момент походил на рычание. Целитель справедливо рассудил, что лучше сказать правду и успокоить, чем позволить пациентке доводить себя до ручки догадками и неизвестностью.
– Ошметки Круга Тринадцати тихо подчистили воины Дома арр-Вуйэн, под чутким руководством вашего покорного слуги. Эль-ин смогли взломать коды управления дарай-блоками и указали расположение их баз. Раниэль-Атеро сказал, что информацию собрала ты. – Я кивнула. Да. Среди всей прочей. – Остальное было делом техники. Мы наложили лапы на все их лаборатории, заполучили или уничтожили почти всех препарированных дараев и… других. В этом придется долго разбираться и ученым из арров, и вашим. Уже формируются смешанные исследовательские группы.
– Значит, от Круга неприятностей больше не будет?
– Нет. Операция проведена необычайно чисто. Круг просто… исчез. То-то некоторые удивятся.
Значит, тут все в порядке. Уже легче.
Вопросительно и не слишком оптимистично дернула ухом.
– А ристы?
И вновь он замялся, не столько отказываясь выдавать информацию, сколько выражая свое резко отрицательное мнение обо всем этом разговоре, пока я в таком состоянии. Целитель до мозга костей.
– Ристы решили устроить демонстрацию сил. Они собирают флот. Не очень большой, но более чем серьезный. Эйхаррон, честно говоря, и не знал, что у этого отребья есть доступ к подобным технологиям. Вообще, события последних дней во многом заставят… пересмотреть оценку некоторых явлений.
Так. Та-ак. Ладно, пока оставим.
Я из-под ресниц рассматривала своего мужа. Он спокойно сидел рядом, рассеянно скользя взглядом по фигурным амфорам с какими-то лекарствами. Красивый, гордый, далекий. Но под этим спокойствием чувствовалось напряжение, почти на грани взрыва. Ярость, готовая выплеснуться в любой момент, бессильный гнев. Или не такой уж бессильный? Он был слишком хорошим целителем, чтобы что-то предпринимать прямо сейчас, но я не сомневалась: скоро разразится буря. И да хранит Ауте тех, кому не посчастливится оказаться на его пути. Пусть лучше это произойдет сейчас, а не потом, когда нас завертит в прихотливых водоворотах очередного кризиса.
– Я убила твою тетю. И дядю тоже. У меня вообще талант к уничтожению родственников.
– Не мучай себя. – Осторожно прикоснулся к руке, на лице тревога. Не совсем та реакция, которую я ожидала. Значит, злится не из-за смерти Нефрит?
Попробуем с другой стороны.
– Аррек, ты, кажется, не понимаешь. Это была я. Все это время то существо было мной. Нефрит думала – это не так. Но то – Нефрит. Столетиями она наблюдала за странной сущностью, обитающей на дне человеческой души. Ловила осколки отражений, собирала кости из тумана и дыма, давала им имена, утверждая свою власть над ними. И когда эта сущность, точно отпечаток в глине, воплотилась во мне, она ее узнала. И уже не могла воспринимать как часть эль-ин. Но здесь Видящая была не права. В отпечатке, помимо рисунка, есть еще и глина. Есть тело, с когтями и клыками, которое и притянуло все самые жуткие представления вашего вида о ночных демонах. И есть внутренняя, тщательно подавляемая дисциплиной сущность эль-ин. Голодная, изменчивая, хищная сущность, которую Л'Рис в своем несравненном мастерстве смог обуздать и даже заставить служить. А я – не смогла.
Он будто и не слышал.
– Ты не можешь винить себя…
– Если в тебе есть еще хоть немного уважения к нам обоим, человек, пойми раз и навсегда: в изменениях я не перестаю быть собой. Изменения – это лишь изменения. И это я получала удовольствие от пыток. Я убивала без оглядки и с наслаждением. Уничтожила единственную племянницу. И переспала с Зимним. Значит, в каком-то из бесчисленных слоев своей сущности я этого хотела. И не надо обманывать себя, утверждая, что это не так.
Самообладание его не просто пугало – оно вызывало желание с воплями бежать без оглядки. Вот мой консорт, сидит на расстоянии протянутой руки, красивый и сияющий перламутром, и даже ради сохранения собственной жизни я не могла сказать, что он чувствует, или думает, или ощущает. Тигр, светло горящий…
Безупречность щитов, безупречность блокировки, безупречная маска терпеливого целителя на лице. И не знаешь, когда он взорвется, когда термоядерный темперамент, который скрывается под эйхарронским воспитанием созданной оболочкой, вспыхнет, когда дарай-князь в лучших средневековых традициях своего Дома перережет горло неверной жене. Пусть уж лучше сейчас, чем потом, неожиданно.
– Аррек, ты слышишь? Я пачками убиваю своих близких. Иннеллин. Моя дочь. Риани. Виор. Нефрит. А если бы Учитель не огрел тебя по голове, то и ты был бы сейчас мертв! – Предательская дрожь вновь подступала, несмотря на все усилия остаться спокойной. Голос взвился на добрую октаву, почти переходя на крик. – Я могла убить тебя! И тебя тоже!
Он (вот пойми после этого смертных) потянулся вперед, а когда я попыталась отшатнуться, притянул к себе телекинезом и обнял. Исцеляющая энергия хлынула в каждую пору истерзанного тела, неся спокойствие и сонливость. Мне оставалось только ушами трясти в ошалелом непонимании. Вроде как этот конкретный смертный наклонностями к суициду никогда не страдал, проявляя все признаки потенциального древнего…
– Меня не так уж легко убить, любимая.
– Дурак. Слава Нефрит покоя не дает?
– Вряд ли я мог бы провернуть сделанное Зеленоокой, – с некоторой долей зависти в голосе изрек этот невероятный тип.
А меня уже понесло по кругу сомнений и вопросов, которые, я по опыту знала, будут мучить до конца жизни. Как же она это сделала? Понимала ли, что делает? Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно – вернуть в изначальное состояние потерявшуюся вене. Для этого нужно было быть… ну, Нефрит. Она видела не так, как Аррек. Тоже Истину, но другую. Она жила в мире неустойчивых иллюзий и бесчисленных масок. И если мой благоверный изо всех сил старался держаться от людей как можно дальше, то она их изучала, изучала мысли, чувства, характеры. Скрытые ото всех проявления человеческой природы. А когда я изменилась… А я, если вдуматься, стала «человеческой» Хранительницей. Этакой воплощенной аватарой для исконного духа всех смертных. Сказался, наверно, имплантант, жестко зафиксировавший меня в этой позиции: и вне и внутри целого народа, и вмещая в себя весь коллективный разум, и в то же время являясь чем-то индивидуальным… И вот когда я изменилась, Нефрит знала об этом изменении практически все: и об исходной его фазе, Я-Антее, и о конечном результате. И не могла не понимать, что процесс следует остановить, прежде чем я наберу полную силу. Подумать страшно, что бы натворила Другая-Я, будь у нее немного времени, чтобы разобраться в собственных способностях, питаемых энергией всех бессчетных представителей человеческой расы.
И тогда Видящая Истину сделала… что-то. Что-то находящееся за пределами мастерства, или чародейства, или заклинательства. Она как-то использовала целительские способности, которые до того я считала в ней совершенно неразвитыми. Направленным, сложно сплетенным лучом подключила эмпатическое воздействие и глубинное знание, доступное лишь Видящим Истину. Материальным носителем стала ее собственная кровь, силу дала добровольная смерть, а формальным воплощением стала песня. И кости ожили. И душа возродилась. И голубая роза изменила цвет.
Я сильно сомневалась, что нашлось бы во всей Ойкумене хоть одно существо, способное повторить подобное. Хвала Ауте за это.
– Знаешь, она ведь с нами. Нефрит Зеленоокая стала частью Эль – и это огромная честь для народа эль-ин. Только вот вряд ли Эйхаррон воспримет это с такой точки зрения. Какова, кстати, их реакция?
– Арр-леди Нефрит из Дома Вуэйн погибла в противостоянии с ренегатом по имени Криит, лишенным Дома. Эйхаррон скорбит о ней.
– То есть…
– Никто не знает подробностей, Антея. Сергарр сказал, что виной всему Криит. Ни у кого духу не хватило усомниться. Или задавать вопросы. Или мешать ему уйти.
Ой…
– Как он?
На лице Аррека появилось такое осторожное, бесстрастное выражение, которое я уже научилась определять как признак ревности.
– Сергей принес тебя сюда. Ждет сейчас в одном из внешних помещений… Мне сказали, что он – твой полный риани.
– Угу.
– Как это случилось?
Определенно, ревность.
– Три ступени. Первая – посвящение. И инстинктивное повиновение. Это мы прошли давно, когда я подчинила его, чтобы не дать себя убить. Ты, наверно, помнишь тот случай. Нефрит была в ярости. На вторую ступень он втащил себя сам, когда осознал происходящее и попробовал этим управлять. Ну а третья, последняя… Он принял решение и принес клятву, а я ее приняла. Так что, да, теперь у меня есть риани-человек. Только вот что с ним делать?
– Уверен, ты что-нибудь придумаешь.
– Угу…
Я рассеянно потерлась щекой о его рукав, думая о другом.
– Интересно, могла ли Эль это предвидеть? – Я рассуждала вслух, совершенно не заботясь о том, что меня могут услышать. – Судя по всему – да. Может ли быть так, что всю цепь событий она построила с целью заполучить Нефрит и Сергея? Не-ет… С одной-единственной целью Эль не делает ничего…
Аррек заледенел, задеревенел, закрылся Вероятностными щитами под моим прикосновением. Я удивленно подняла голову, вопросительно шевеля ушами.
Он говорил очень осторожно. Тщательно следя за голосом, за интонацией. Делая все, чтобы не сорваться и не заорать благим матом.
– Ты сказала под-стро-е-но? – Создавалось ощущение, что его последнее слово готово было в любой момент его укусить, так бережно оно было произнесено.
– Аррек, э-эээ… – Я помедлила, нутром ощущая, что мы вдруг, совершенно неожиданно наткнулись на еще один пункт полного и абсолютного непонимания. – Ты ведь не думаешь, что медленная, тянувшаяся около десятилетия насильственная трансформация Хранительницы во что-то чужое не могла пройти без… ну как минимум молчаливого попустительства моей Богини?
Он резко выдохнул, пальцы, лежавшие на моей голове, сжались, больно дернув волосы. Я ойкнула, и кулак тут же разжался, рука успокаивающе погладила спутанные золотистые локоны.
– То есть она это до-пу-сти-ла?
– Нуу-у… – Чего он так взъелся?
Повернулась, пытаясь разглядеть лицо мужа. Он зажмурился, медленно, в медитативном темпе пропуская воздух через судорожно сжатые зубы. Резко встал, почти оттолкнув меня – движение, скорее призванное уберечь от дальнейших разрушительных вспышек ярости, чем обидеть.
– И все это – чтобы «приобрести» Нефрит? – Бешеное спокойствие, безупречная дикция. Голос, созданный для соблазнения.
– Нет. Нефрит – самое незначительное из приобретений. Прежде всего, целью этого изменения было познание людей. Я не разобралась в вас в достаточной степени, когда затевала всю эту историю, понимаешь? Пришлось доделывать. Такой глубины только и можно достичь десятилетним медленным погружением… Зато теперь у Эль есть информация о вашем виде, которой вы и сами не располагаете. Все эти тонкости психики и поведения, все видения, сны, легенды – теперь это не свалится на нас, как снег на голову, очередным кризисом! Не говоря уже о том, что теперь человеческому подсознанию не удастся силой заталкивать эль-ин в изменения, которые нам не нравятся. Возможность самим определять, чем ты являешься, – это стоило любых потерь… Почти любых. Ну и не исключено, что одной из параллельных целей было протащить меня через очередную моральную мясорубку. Воспитание и все такое. Эль не может позволить своей Хранительнице быть неадекватной. Это страшная Должность, Аррек. Но я знала, на что шла.
Он застыл запредельной неподвижностью дарая. Глаза, любимые, такие теплые светло-серые глаза, казались отблесками далеких ледников: непостижимые и холодные, как сама жизнь.
– И ты так спокойно это воспринимаешь?
О чем он сейчас думает?
– Она же Эль. Если Она решила, что так нужно… – Я запнулась, пытаясь понять… Объяснить… Выразить словами невыразимое. – Нельзя судить Ее теми же мерками, что обычное существо. Разве ты думаешь о нервных клетках, которые твой организм сжигает, пытаясь выжить в битве?
Красивая рука с длинными, очень сильными пальцами поднялась и опустилась, точно отметая что-то незначительное и мерзкое.
– И по-твоему, в данном случае Ее действия были… оправданны?
Уши огорченно опустились, печально свисая в разные стороны.
– Не думаю, что она предвидела гибель Виор. Девчонка ведь прекрасно знала правила! Ну зачем она сунулась?!
– ДА ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ ВИОР??? – От его крика стены вздрогнули, а я испуганно отшатнулась, прижимая уши к черепу. И когда дальше дарай-князь заговорил придушенным шепотом, пришлось податься вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. – Ты считаешь, что эти полученные Эль выгоды оправдывают то, что сотворили с тобой?
Теперь мои уши встали горизонтально, смешно оттопырившись из-под волос. Жест величайшей растерянности.
– При чем здесь я? То есть… Аррек… – Беспомощно посмотрела на этого такого красивого и такого наивного мужчину. – Моя судьба, конечно, очень много для меня значит. И для тебя, наверно, тоже, хотя я так до конца и не поняла почему. Но, с точки зрения Эль, я – расходный материал. Пойми же наконец. Мое будущее было сожжено пятнадцать лет назад на алтаре туауте. Отмеренный мне век – два десятилетия. Что это такое рядом с вечностью Зимнего или Виортеи? Я должна как-нибудь пробарахтаться оставшийся срок регентства и вручить власть законной владычице. Это – мое предназначение, и вне его я для своего народа интереса не представляю. Во имя Ауте, неужели ты до сих пор не видишь? Единственная причина, почему мне приказали стать Хранительницей, – моя смертность. В отличие от любой другой эль-ин я умру сама, освободив место для Лейри и избавив всех от необходимости убивать регента, теряя тем самым еще одну женщину… Потому что я уже потеряна. Разве это не ясно?
– Черта с два ты потеряна!
Он пожалел о сказанном едва ли не раньше, чем слова сорвались с губ. Но было поздно. Я медленно поднималась на кровати, бледная, как вернувшийся из-за грани призрак, растрепанная, слабая. Глаза полыхнули кровавым многоцветьем, верхняя губа задрожала, то открывая, то вновь пряча белизну клыков.
– Ты опять искал лекарство для меня, Аррек?
Он чуть приподнял окутанные исцеляющей энергией руки, сделал успокаивающий жест.
– Не будем сейчас об этом, Антея.
Я молчала, продолжая буравить его пристальным взглядом.
– Ляг, пожалуйста. Тебе еще рано вставать.
– АРРЕК!!!
– Позже.
– Нет, сейчас!
Я подкрепила слова яростным сен-образом, который пролетел над его головой, оставляя дымящийся след, и с шипением врезался в стену, пробив в ней небольшую оплавленную дыру. Взгляд дарай-князя вдруг полыхнул ответной яростью, кожа его вспыхнула ярким перламутром, а ударившее сквозь все щиты бешенство заставило меня изумленно и испуганно шлепнуться обратно в постель.
– Как будет угодно моей леди! – Он двинулся ко мне замедленным, очень плавным движением, но почему-то оказался рядом противоестественно быстро. Остановился у кровати, наклонился, упершись рукою в подушки, нависая надо мной, точно вулкан за секунду до извержения: и прекрасный, и жуткий. – Да, я ищу способ тебя спасти. Я начал поиск в ту же минуту, как услышал о туауте и его последствиях, и не прекращал все эти годы. Нет ни малейшего сомнения, что решение будет найдено. Я говорил тебе раньше и повторю теперь, Антея: я не дам тебе умереть! Так что можешь прекращать думать о себе в прошедшем времени!
Я так разозлилась, что даже забыла бояться. Приподнялась на локтях, приблизив свое лицо к его.
– Да как ты смеешь!
– Смею, любимая, я – смею! – Я даже задохнулась от возмущения и растерянности. Вот почему эль-леди предпочитают выходить замуж за мужчин эль-ин! А он подхватил меня за плечи, придавая телу вертикальное положение, и хорошенько встряхнул. – Черт тебя побери, женщина. Очнись! Это же твоя жизнь!
– Вот именно. Моя. И только я имею право решать, когда ей закончиться.
– А как насчет тех, кто тебя любит? – Аррек глубоко вздохнул, точно готовясь к прыжку в ледяные глубины. – Недавно ты спросила меня, чего я хочу. Так вот, я отвечу. Я хочу, чтобы ты была. Со мной или с другим. Бултыхаясь с этим своим проклятым долгом или удрав с Эль-онн куда глаза глядят. Поумнев наконец или творя глупость за глупостью. Живи. Дыши. Будь. Такой, какой ты желаешь быть, только чтобы я знал, что где-то в этой Вселенной есть ты. Неужели это так много?
Кружилась голова, в ушах гулко звенело. Похоже, сам того не понимая, Аррек начал использовать аррское искусство управления голосом, когда собеседнику внушается все что угодно путем тончайших изменений оттенков и интонаций. От силы и убежденности этих слов тело вибрировало, точно тонко натянутая струна. Мысли, за ними скрывающиеся, впечатывались в мой разум, не оставляя ничего, кроме желания дать ему то, что он хочет.
Я, дрожа и пряча слезы, уткнулась лицом в мужское плечо, жалобно вцепившись когтями в родное тело. Аромат лимона и мяты, чуть заметный привкус моря: пахла не надушенная одежда, а сама его кожа, продубленная ветрами одна Ауте знает скольких океанов.
– Я… не могу, Аррек, просто не могу. Я так устала. Неужели ты не понимаешь? Я не могу больше. Это пытка, а не жизнь. Я уничтожаю всех, кого люблю… Зачем такая жизнь? Кого еще я успею убить хотя бы за оставшиеся двадцать лет? Не могу, не могу, не могу…
С минуту мы просто стояли, обнявшись, наслаждаясь близостью и пытаясь оттянуть продолжение разборки. Вот уж, называется, сподобились в кои-то веки устроить семейный скандал, но зато всем скандалам скандал… Я плыла в его запахе, в ощущении тела, прижатого к моему, и отчаянно боролась с желанием послать все подальше и отложить продолжение до лучших времен… Наконец собралась с силами:
– Ты ведь будешь продолжать, так?
Он тоже помедлил, зарывшись лицом в мои волосы, губами сдувая одну из прядей с уха.
– Буду, – и провел языком по чувствительному остроконечному ушку.
Это прозвучало и как подписанный приговор, и как отклоненная апелляция.
Он задохнулся, точно от нечестного удара, пробившего все слои защиты и все уровни самоконтроля. Были у нас темы, никогда не упоминавшиеся. Мой первый муж. Его первая жена. Погибшие. Убитые. Нами. Призрачные тени, мелькавшие иногда за нашими плечами напоминанием о вине и об отчаянии.
– Если у меня еще и осталось какое-то право, то это – самой выбирать свою смерть. В этом я вольна. И это я не позволю у себя отобрать. Даже если тебе вновь придется оплакивать любимую жену – прости.
Еще один удар. Он даже в лице изменился. Надо знать Аррека, чтобы понять, что это значит.
Последние слова прорвали плотину. Арр-Вуэйн действовал так быстро, что я не успела ни понять, ни защититься. Волна Вероятностей, сплетенных так тонко и так искусно, что и думать не стоило пытаться закрыться при помощи сравнительно грубых приемов, доступ к которым давал мой имплантант. Он сковал меня, лишив возможности двинуться или уклониться, и сам застыл, дрожа от напряжения, с занесенной для удара рукой.
Многоцветные глаза встретились с серыми. Его трясло, эмоции, так долго сдерживаемые, наконец вырвались на свободу. Учиненный в комнате разгром качественно ничуть не уступал тем демонстрациям темперамента, что любила устраивать мама.
А я смотрела на эту занесенную руку, завороженная, заинтригованная, и не могла найти в себе ни капли страха. Решится? Ударит? Меня никогда раньше не били, если не считать боевых тренировок, разумеется. Ощущение было совершенно незнакомое. Жгучее любопытство: каково это? Что почувствую я? Что почувствует он? И сколько он проживет, прежде чем я, на полном автомате, вгоню ему аакру под ребра?
С проклятием на неизвестном языке, похожим скорее на рыдание, чем на ругательство, он отшатнулся от меня и пулей вылетел из комнаты.
Без сил упала обратно на постель. Всхлипнула. Скандалить так скандалить, верно?
Взять себя в руки. Встать. Выйти. Осталось еще одно дело. И, да поможет мне Ауте, последние секунды этого выматывающего душу противостояния лишь утвердили меня в намерении довести его до конца. В противном случае Аррек просто не проживет эти оставшиеся двадцать лет.
Я убиваю всех, кого люблю.
Значит, надо убить любовь. Так просто.
Он был в главном зале, том самом, где по обычаю эль-ин расположено внутреннее озеро, и блики играли на высоком своде в причудливую игру света и тени. В этом царстве переплетений и изменений загнанным зверем металось переливающееся маленькими радугами диковатое существо. Я застыла у входа, боясь дышать, чтобы не спугнуть краткое великолепие момента. Что-то было болезненное в упорном желании продлить последние мгновения… И я следила за его движениями, наполненными грациозностью, и силой, и такой ужасающей красотой… Тигр, мой тигр. Будто смотришь на торнадо, готовое в любой момент выплеснуть свою ярость вспышкой насилия.
Меня тошнило. Головная боль была непереносима. Тупо ныл желудок.
Сделай это быстро и безболезненно. Как хирургическая операция – отрезал, и все. Люди, не умеющие регенерировать утраченные части тела, часто говорят, что отрезанные конечности продолжают болеть. Интересно, будет ли болеть вырванное сердце?
– Аррек. – Он развернулся, уже вновь одевшийся в непроницаемость своих щитов. – Мне кажется… Я думаю… Нам не стоит больше жить вместе. – И в приступе лживого малодушия добавила: – Какое-то время…
Бесконечный, отчаянный, безмолвный момент. Глаза цвета стали, вдруг ставшие такими беспомощными, такими растерянными. Глаза существа, с изящной медлительностью соскальзывающего в бездну.
Он холодно поклонился и исчез. Молча.
Шатаясь, я подошла к берегу. Скорее упала, чем прыгнула в воду. И долго плавала (металась!) от одного берега к другому, пытаясь забыть о навязчивых мыслях. Целое озеро воды – отличное место, чтобы даже от себя спрятать слезы.
Вырезанное сердце, оказывается, умеет болеть просто нестерпимо.
ГЛАВА 12
– Слово дарай-князя. – Кажется, Аррек испугался. Дико, до дрожи в руках. Надо знать Аррека, чтобы понимать, насколько это странно.
Я откинулась на подушки, пытаясь медитацией привести мысли и тело хоть в какое-то подобие порядка.
– Сколько я провалялась?
– Трое суток. Могло быть и хуже.
– Состояние?
– Не очень. Мне не позволили что-либо делать, кроме общей энергетической подпитки. Приходила Ви, что-то там поколдовала, и тебе резко стало лучше.
Генохранительница и целительница Вииала. Мать Виор…
– Как она?
– Держится. Злится. На себя.
Тетя Ви вынесет. Она – сильная. Она…
– Что с ситуацией?
Пауза.
– Аррек. – Голос мой в этот момент походил на рычание. Целитель справедливо рассудил, что лучше сказать правду и успокоить, чем позволить пациентке доводить себя до ручки догадками и неизвестностью.
– Ошметки Круга Тринадцати тихо подчистили воины Дома арр-Вуйэн, под чутким руководством вашего покорного слуги. Эль-ин смогли взломать коды управления дарай-блоками и указали расположение их баз. Раниэль-Атеро сказал, что информацию собрала ты. – Я кивнула. Да. Среди всей прочей. – Остальное было делом техники. Мы наложили лапы на все их лаборатории, заполучили или уничтожили почти всех препарированных дараев и… других. В этом придется долго разбираться и ученым из арров, и вашим. Уже формируются смешанные исследовательские группы.
– Значит, от Круга неприятностей больше не будет?
– Нет. Операция проведена необычайно чисто. Круг просто… исчез. То-то некоторые удивятся.
Значит, тут все в порядке. Уже легче.
Вопросительно и не слишком оптимистично дернула ухом.
– А ристы?
И вновь он замялся, не столько отказываясь выдавать информацию, сколько выражая свое резко отрицательное мнение обо всем этом разговоре, пока я в таком состоянии. Целитель до мозга костей.
– Ристы решили устроить демонстрацию сил. Они собирают флот. Не очень большой, но более чем серьезный. Эйхаррон, честно говоря, и не знал, что у этого отребья есть доступ к подобным технологиям. Вообще, события последних дней во многом заставят… пересмотреть оценку некоторых явлений.
Так. Та-ак. Ладно, пока оставим.
Я из-под ресниц рассматривала своего мужа. Он спокойно сидел рядом, рассеянно скользя взглядом по фигурным амфорам с какими-то лекарствами. Красивый, гордый, далекий. Но под этим спокойствием чувствовалось напряжение, почти на грани взрыва. Ярость, готовая выплеснуться в любой момент, бессильный гнев. Или не такой уж бессильный? Он был слишком хорошим целителем, чтобы что-то предпринимать прямо сейчас, но я не сомневалась: скоро разразится буря. И да хранит Ауте тех, кому не посчастливится оказаться на его пути. Пусть лучше это произойдет сейчас, а не потом, когда нас завертит в прихотливых водоворотах очередного кризиса.
– Я убила твою тетю. И дядю тоже. У меня вообще талант к уничтожению родственников.
– Не мучай себя. – Осторожно прикоснулся к руке, на лице тревога. Не совсем та реакция, которую я ожидала. Значит, злится не из-за смерти Нефрит?
Попробуем с другой стороны.
– Аррек, ты, кажется, не понимаешь. Это была я. Все это время то существо было мной. Нефрит думала – это не так. Но то – Нефрит. Столетиями она наблюдала за странной сущностью, обитающей на дне человеческой души. Ловила осколки отражений, собирала кости из тумана и дыма, давала им имена, утверждая свою власть над ними. И когда эта сущность, точно отпечаток в глине, воплотилась во мне, она ее узнала. И уже не могла воспринимать как часть эль-ин. Но здесь Видящая была не права. В отпечатке, помимо рисунка, есть еще и глина. Есть тело, с когтями и клыками, которое и притянуло все самые жуткие представления вашего вида о ночных демонах. И есть внутренняя, тщательно подавляемая дисциплиной сущность эль-ин. Голодная, изменчивая, хищная сущность, которую Л'Рис в своем несравненном мастерстве смог обуздать и даже заставить служить. А я – не смогла.
Он будто и не слышал.
– Ты не можешь винить себя…
– Если в тебе есть еще хоть немного уважения к нам обоим, человек, пойми раз и навсегда: в изменениях я не перестаю быть собой. Изменения – это лишь изменения. И это я получала удовольствие от пыток. Я убивала без оглядки и с наслаждением. Уничтожила единственную племянницу. И переспала с Зимним. Значит, в каком-то из бесчисленных слоев своей сущности я этого хотела. И не надо обманывать себя, утверждая, что это не так.
Самообладание его не просто пугало – оно вызывало желание с воплями бежать без оглядки. Вот мой консорт, сидит на расстоянии протянутой руки, красивый и сияющий перламутром, и даже ради сохранения собственной жизни я не могла сказать, что он чувствует, или думает, или ощущает. Тигр, светло горящий…
Безупречность щитов, безупречность блокировки, безупречная маска терпеливого целителя на лице. И не знаешь, когда он взорвется, когда термоядерный темперамент, который скрывается под эйхарронским воспитанием созданной оболочкой, вспыхнет, когда дарай-князь в лучших средневековых традициях своего Дома перережет горло неверной жене. Пусть уж лучше сейчас, чем потом, неожиданно.
– Аррек, ты слышишь? Я пачками убиваю своих близких. Иннеллин. Моя дочь. Риани. Виор. Нефрит. А если бы Учитель не огрел тебя по голове, то и ты был бы сейчас мертв! – Предательская дрожь вновь подступала, несмотря на все усилия остаться спокойной. Голос взвился на добрую октаву, почти переходя на крик. – Я могла убить тебя! И тебя тоже!
Он (вот пойми после этого смертных) потянулся вперед, а когда я попыталась отшатнуться, притянул к себе телекинезом и обнял. Исцеляющая энергия хлынула в каждую пору истерзанного тела, неся спокойствие и сонливость. Мне оставалось только ушами трясти в ошалелом непонимании. Вроде как этот конкретный смертный наклонностями к суициду никогда не страдал, проявляя все признаки потенциального древнего…
– Меня не так уж легко убить, любимая.
– Дурак. Слава Нефрит покоя не дает?
– Вряд ли я мог бы провернуть сделанное Зеленоокой, – с некоторой долей зависти в голосе изрек этот невероятный тип.
А меня уже понесло по кругу сомнений и вопросов, которые, я по опыту знала, будут мучить до конца жизни. Как же она это сделала? Понимала ли, что делает? Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно – вернуть в изначальное состояние потерявшуюся вене. Для этого нужно было быть… ну, Нефрит. Она видела не так, как Аррек. Тоже Истину, но другую. Она жила в мире неустойчивых иллюзий и бесчисленных масок. И если мой благоверный изо всех сил старался держаться от людей как можно дальше, то она их изучала, изучала мысли, чувства, характеры. Скрытые ото всех проявления человеческой природы. А когда я изменилась… А я, если вдуматься, стала «человеческой» Хранительницей. Этакой воплощенной аватарой для исконного духа всех смертных. Сказался, наверно, имплантант, жестко зафиксировавший меня в этой позиции: и вне и внутри целого народа, и вмещая в себя весь коллективный разум, и в то же время являясь чем-то индивидуальным… И вот когда я изменилась, Нефрит знала об этом изменении практически все: и об исходной его фазе, Я-Антее, и о конечном результате. И не могла не понимать, что процесс следует остановить, прежде чем я наберу полную силу. Подумать страшно, что бы натворила Другая-Я, будь у нее немного времени, чтобы разобраться в собственных способностях, питаемых энергией всех бессчетных представителей человеческой расы.
И тогда Видящая Истину сделала… что-то. Что-то находящееся за пределами мастерства, или чародейства, или заклинательства. Она как-то использовала целительские способности, которые до того я считала в ней совершенно неразвитыми. Направленным, сложно сплетенным лучом подключила эмпатическое воздействие и глубинное знание, доступное лишь Видящим Истину. Материальным носителем стала ее собственная кровь, силу дала добровольная смерть, а формальным воплощением стала песня. И кости ожили. И душа возродилась. И голубая роза изменила цвет.
Я сильно сомневалась, что нашлось бы во всей Ойкумене хоть одно существо, способное повторить подобное. Хвала Ауте за это.
– Знаешь, она ведь с нами. Нефрит Зеленоокая стала частью Эль – и это огромная честь для народа эль-ин. Только вот вряд ли Эйхаррон воспримет это с такой точки зрения. Какова, кстати, их реакция?
– Арр-леди Нефрит из Дома Вуэйн погибла в противостоянии с ренегатом по имени Криит, лишенным Дома. Эйхаррон скорбит о ней.
– То есть…
– Никто не знает подробностей, Антея. Сергарр сказал, что виной всему Криит. Ни у кого духу не хватило усомниться. Или задавать вопросы. Или мешать ему уйти.
Ой…
– Как он?
На лице Аррека появилось такое осторожное, бесстрастное выражение, которое я уже научилась определять как признак ревности.
– Сергей принес тебя сюда. Ждет сейчас в одном из внешних помещений… Мне сказали, что он – твой полный риани.
– Угу.
– Как это случилось?
Определенно, ревность.
– Три ступени. Первая – посвящение. И инстинктивное повиновение. Это мы прошли давно, когда я подчинила его, чтобы не дать себя убить. Ты, наверно, помнишь тот случай. Нефрит была в ярости. На вторую ступень он втащил себя сам, когда осознал происходящее и попробовал этим управлять. Ну а третья, последняя… Он принял решение и принес клятву, а я ее приняла. Так что, да, теперь у меня есть риани-человек. Только вот что с ним делать?
– Уверен, ты что-нибудь придумаешь.
– Угу…
Я рассеянно потерлась щекой о его рукав, думая о другом.
– Интересно, могла ли Эль это предвидеть? – Я рассуждала вслух, совершенно не заботясь о том, что меня могут услышать. – Судя по всему – да. Может ли быть так, что всю цепь событий она построила с целью заполучить Нефрит и Сергея? Не-ет… С одной-единственной целью Эль не делает ничего…
Аррек заледенел, задеревенел, закрылся Вероятностными щитами под моим прикосновением. Я удивленно подняла голову, вопросительно шевеля ушами.
Он говорил очень осторожно. Тщательно следя за голосом, за интонацией. Делая все, чтобы не сорваться и не заорать благим матом.
– Ты сказала под-стро-е-но? – Создавалось ощущение, что его последнее слово готово было в любой момент его укусить, так бережно оно было произнесено.
– Аррек, э-эээ… – Я помедлила, нутром ощущая, что мы вдруг, совершенно неожиданно наткнулись на еще один пункт полного и абсолютного непонимания. – Ты ведь не думаешь, что медленная, тянувшаяся около десятилетия насильственная трансформация Хранительницы во что-то чужое не могла пройти без… ну как минимум молчаливого попустительства моей Богини?
Он резко выдохнул, пальцы, лежавшие на моей голове, сжались, больно дернув волосы. Я ойкнула, и кулак тут же разжался, рука успокаивающе погладила спутанные золотистые локоны.
– То есть она это до-пу-сти-ла?
– Нуу-у… – Чего он так взъелся?
Повернулась, пытаясь разглядеть лицо мужа. Он зажмурился, медленно, в медитативном темпе пропуская воздух через судорожно сжатые зубы. Резко встал, почти оттолкнув меня – движение, скорее призванное уберечь от дальнейших разрушительных вспышек ярости, чем обидеть.
– И все это – чтобы «приобрести» Нефрит? – Бешеное спокойствие, безупречная дикция. Голос, созданный для соблазнения.
– Нет. Нефрит – самое незначительное из приобретений. Прежде всего, целью этого изменения было познание людей. Я не разобралась в вас в достаточной степени, когда затевала всю эту историю, понимаешь? Пришлось доделывать. Такой глубины только и можно достичь десятилетним медленным погружением… Зато теперь у Эль есть информация о вашем виде, которой вы и сами не располагаете. Все эти тонкости психики и поведения, все видения, сны, легенды – теперь это не свалится на нас, как снег на голову, очередным кризисом! Не говоря уже о том, что теперь человеческому подсознанию не удастся силой заталкивать эль-ин в изменения, которые нам не нравятся. Возможность самим определять, чем ты являешься, – это стоило любых потерь… Почти любых. Ну и не исключено, что одной из параллельных целей было протащить меня через очередную моральную мясорубку. Воспитание и все такое. Эль не может позволить своей Хранительнице быть неадекватной. Это страшная Должность, Аррек. Но я знала, на что шла.
Он застыл запредельной неподвижностью дарая. Глаза, любимые, такие теплые светло-серые глаза, казались отблесками далеких ледников: непостижимые и холодные, как сама жизнь.
– И ты так спокойно это воспринимаешь?
О чем он сейчас думает?
– Она же Эль. Если Она решила, что так нужно… – Я запнулась, пытаясь понять… Объяснить… Выразить словами невыразимое. – Нельзя судить Ее теми же мерками, что обычное существо. Разве ты думаешь о нервных клетках, которые твой организм сжигает, пытаясь выжить в битве?
Красивая рука с длинными, очень сильными пальцами поднялась и опустилась, точно отметая что-то незначительное и мерзкое.
– И по-твоему, в данном случае Ее действия были… оправданны?
Уши огорченно опустились, печально свисая в разные стороны.
– Не думаю, что она предвидела гибель Виор. Девчонка ведь прекрасно знала правила! Ну зачем она сунулась?!
– ДА ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ ВИОР??? – От его крика стены вздрогнули, а я испуганно отшатнулась, прижимая уши к черепу. И когда дальше дарай-князь заговорил придушенным шепотом, пришлось податься вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. – Ты считаешь, что эти полученные Эль выгоды оправдывают то, что сотворили с тобой?
Теперь мои уши встали горизонтально, смешно оттопырившись из-под волос. Жест величайшей растерянности.
– При чем здесь я? То есть… Аррек… – Беспомощно посмотрела на этого такого красивого и такого наивного мужчину. – Моя судьба, конечно, очень много для меня значит. И для тебя, наверно, тоже, хотя я так до конца и не поняла почему. Но, с точки зрения Эль, я – расходный материал. Пойми же наконец. Мое будущее было сожжено пятнадцать лет назад на алтаре туауте. Отмеренный мне век – два десятилетия. Что это такое рядом с вечностью Зимнего или Виортеи? Я должна как-нибудь пробарахтаться оставшийся срок регентства и вручить власть законной владычице. Это – мое предназначение, и вне его я для своего народа интереса не представляю. Во имя Ауте, неужели ты до сих пор не видишь? Единственная причина, почему мне приказали стать Хранительницей, – моя смертность. В отличие от любой другой эль-ин я умру сама, освободив место для Лейри и избавив всех от необходимости убивать регента, теряя тем самым еще одну женщину… Потому что я уже потеряна. Разве это не ясно?
– Черта с два ты потеряна!
Он пожалел о сказанном едва ли не раньше, чем слова сорвались с губ. Но было поздно. Я медленно поднималась на кровати, бледная, как вернувшийся из-за грани призрак, растрепанная, слабая. Глаза полыхнули кровавым многоцветьем, верхняя губа задрожала, то открывая, то вновь пряча белизну клыков.
– Ты опять искал лекарство для меня, Аррек?
Он чуть приподнял окутанные исцеляющей энергией руки, сделал успокаивающий жест.
– Не будем сейчас об этом, Антея.
Я молчала, продолжая буравить его пристальным взглядом.
– Ляг, пожалуйста. Тебе еще рано вставать.
– АРРЕК!!!
– Позже.
– Нет, сейчас!
Я подкрепила слова яростным сен-образом, который пролетел над его головой, оставляя дымящийся след, и с шипением врезался в стену, пробив в ней небольшую оплавленную дыру. Взгляд дарай-князя вдруг полыхнул ответной яростью, кожа его вспыхнула ярким перламутром, а ударившее сквозь все щиты бешенство заставило меня изумленно и испуганно шлепнуться обратно в постель.
– Как будет угодно моей леди! – Он двинулся ко мне замедленным, очень плавным движением, но почему-то оказался рядом противоестественно быстро. Остановился у кровати, наклонился, упершись рукою в подушки, нависая надо мной, точно вулкан за секунду до извержения: и прекрасный, и жуткий. – Да, я ищу способ тебя спасти. Я начал поиск в ту же минуту, как услышал о туауте и его последствиях, и не прекращал все эти годы. Нет ни малейшего сомнения, что решение будет найдено. Я говорил тебе раньше и повторю теперь, Антея: я не дам тебе умереть! Так что можешь прекращать думать о себе в прошедшем времени!
Я так разозлилась, что даже забыла бояться. Приподнялась на локтях, приблизив свое лицо к его.
– Да как ты смеешь!
– Смею, любимая, я – смею! – Я даже задохнулась от возмущения и растерянности. Вот почему эль-леди предпочитают выходить замуж за мужчин эль-ин! А он подхватил меня за плечи, придавая телу вертикальное положение, и хорошенько встряхнул. – Черт тебя побери, женщина. Очнись! Это же твоя жизнь!
– Вот именно. Моя. И только я имею право решать, когда ей закончиться.
– А как насчет тех, кто тебя любит? – Аррек глубоко вздохнул, точно готовясь к прыжку в ледяные глубины. – Недавно ты спросила меня, чего я хочу. Так вот, я отвечу. Я хочу, чтобы ты была. Со мной или с другим. Бултыхаясь с этим своим проклятым долгом или удрав с Эль-онн куда глаза глядят. Поумнев наконец или творя глупость за глупостью. Живи. Дыши. Будь. Такой, какой ты желаешь быть, только чтобы я знал, что где-то в этой Вселенной есть ты. Неужели это так много?
Кружилась голова, в ушах гулко звенело. Похоже, сам того не понимая, Аррек начал использовать аррское искусство управления голосом, когда собеседнику внушается все что угодно путем тончайших изменений оттенков и интонаций. От силы и убежденности этих слов тело вибрировало, точно тонко натянутая струна. Мысли, за ними скрывающиеся, впечатывались в мой разум, не оставляя ничего, кроме желания дать ему то, что он хочет.
Я, дрожа и пряча слезы, уткнулась лицом в мужское плечо, жалобно вцепившись когтями в родное тело. Аромат лимона и мяты, чуть заметный привкус моря: пахла не надушенная одежда, а сама его кожа, продубленная ветрами одна Ауте знает скольких океанов.
– Я… не могу, Аррек, просто не могу. Я так устала. Неужели ты не понимаешь? Я не могу больше. Это пытка, а не жизнь. Я уничтожаю всех, кого люблю… Зачем такая жизнь? Кого еще я успею убить хотя бы за оставшиеся двадцать лет? Не могу, не могу, не могу…
С минуту мы просто стояли, обнявшись, наслаждаясь близостью и пытаясь оттянуть продолжение разборки. Вот уж, называется, сподобились в кои-то веки устроить семейный скандал, но зато всем скандалам скандал… Я плыла в его запахе, в ощущении тела, прижатого к моему, и отчаянно боролась с желанием послать все подальше и отложить продолжение до лучших времен… Наконец собралась с силами:
– Ты ведь будешь продолжать, так?
Он тоже помедлил, зарывшись лицом в мои волосы, губами сдувая одну из прядей с уха.
– Буду, – и провел языком по чувствительному остроконечному ушку.
Это прозвучало и как подписанный приговор, и как отклоненная апелляция.
* * *
Ты меня не догонишь, друг,
Как безумный в слезах примчишься,
А меня ни здесь, ни вокруг…
* * *
– Упрямый ублюдок, – беззлобно и безжизненно и так чудовищно устало. Я отстранилась, встала ровнее, прекрасно понимая, что то, что сейчас скажу, выводит меня даже за границы определения «стерва». – Аррек, я – Антея. Видишь? Антея тор Дернул, а с недавних пор еще и Шеррн. Не Туорри. Не твоя первая жена. Не надо превращать меня в твое искупление.Он задохнулся, точно от нечестного удара, пробившего все слои защиты и все уровни самоконтроля. Были у нас темы, никогда не упоминавшиеся. Мой первый муж. Его первая жена. Погибшие. Убитые. Нами. Призрачные тени, мелькавшие иногда за нашими плечами напоминанием о вине и об отчаянии.
* * *
Ужасающие хребты.
Позади себя я воздвигну,
Чтоб меня не настигнул ты!
* * *
Я, стараясь не встречаться с ним взглядом, продолжила.– Если у меня еще и осталось какое-то право, то это – самой выбирать свою смерть. В этом я вольна. И это я не позволю у себя отобрать. Даже если тебе вновь придется оплакивать любимую жену – прости.
Еще один удар. Он даже в лице изменился. Надо знать Аррека, чтобы понять, что это значит.
* * *
Постараюсь я все пути
Позади себя уничтожить.
Ты меня, дружище, прости…
* * *
– Я пытаюсь быть честной с тобой, но ты, похоже, не желаешь слушать. Не желаешь видеть ту самую проклятую Истину, которая вроде тебе-то и должна быть видна в первую очередь. Ведь ты – Видящий. Ты создал себе какой-то странный, идеализированный образ вроде тех же архетипов Нефрит и живешь с ним в параллельной вселенной, а вовсе не со мной. А я – это я. Антея тор Дернул, и, в Ауте его, Шеррн, и я дорого плачу за то, чтобы быть именно собой. За право желать смерти и получить ее. За право собственной душой расплачиваться за спокойствие своего народа и не жалеть об этом. За свободу безграничных изменений, не доступных больше ни одной эль-ин. И за право переспать с самым мерзким ублюдком Эль-онн и, Бездна меня забери, получить от этого удовольствие!Последние слова прорвали плотину. Арр-Вуэйн действовал так быстро, что я не успела ни понять, ни защититься. Волна Вероятностей, сплетенных так тонко и так искусно, что и думать не стоило пытаться закрыться при помощи сравнительно грубых приемов, доступ к которым давал мой имплантант. Он сковал меня, лишив возможности двинуться или уклониться, и сам застыл, дрожа от напряжения, с занесенной для удара рукой.
Многоцветные глаза встретились с серыми. Его трясло, эмоции, так долго сдерживаемые, наконец вырвались на свободу. Учиненный в комнате разгром качественно ничуть не уступал тем демонстрациям темперамента, что любила устраивать мама.
А я смотрела на эту занесенную руку, завороженная, заинтригованная, и не могла найти в себе ни капли страха. Решится? Ударит? Меня никогда раньше не били, если не считать боевых тренировок, разумеется. Ощущение было совершенно незнакомое. Жгучее любопытство: каково это? Что почувствую я? Что почувствует он? И сколько он проживет, прежде чем я, на полном автомате, вгоню ему аакру под ребра?
С проклятием на неизвестном языке, похожим скорее на рыдание, чем на ругательство, он отшатнулся от меня и пулей вылетел из комнаты.
Без сил упала обратно на постель. Всхлипнула. Скандалить так скандалить, верно?
Взять себя в руки. Встать. Выйти. Осталось еще одно дело. И, да поможет мне Ауте, последние секунды этого выматывающего душу противостояния лишь утвердили меня в намерении довести его до конца. В противном случае Аррек просто не проживет эти оставшиеся двадцать лет.
Я убиваю всех, кого люблю.
Значит, надо убить любовь. Так просто.
Он был в главном зале, том самом, где по обычаю эль-ин расположено внутреннее озеро, и блики играли на высоком своде в причудливую игру света и тени. В этом царстве переплетений и изменений загнанным зверем металось переливающееся маленькими радугами диковатое существо. Я застыла у входа, боясь дышать, чтобы не спугнуть краткое великолепие момента. Что-то было болезненное в упорном желании продлить последние мгновения… И я следила за его движениями, наполненными грациозностью, и силой, и такой ужасающей красотой… Тигр, мой тигр. Будто смотришь на торнадо, готовое в любой момент выплеснуть свою ярость вспышкой насилия.
Меня тошнило. Головная боль была непереносима. Тупо ныл желудок.
Сделай это быстро и безболезненно. Как хирургическая операция – отрезал, и все. Люди, не умеющие регенерировать утраченные части тела, часто говорят, что отрезанные конечности продолжают болеть. Интересно, будет ли болеть вырванное сердце?
– Аррек. – Он развернулся, уже вновь одевшийся в непроницаемость своих щитов. – Мне кажется… Я думаю… Нам не стоит больше жить вместе. – И в приступе лживого малодушия добавила: – Какое-то время…
Бесконечный, отчаянный, безмолвный момент. Глаза цвета стали, вдруг ставшие такими беспомощными, такими растерянными. Глаза существа, с изящной медлительностью соскальзывающего в бездну.
Он холодно поклонился и исчез. Молча.
* * *
Ты не сможешь остаться, друг.
Я, возможно, вернусь обратно.
А тебя ни здесь, ни вокруг…
* * *
Так просто. Хирургическая операция…Шатаясь, я подошла к берегу. Скорее упала, чем прыгнула в воду. И долго плавала (металась!) от одного берега к другому, пытаясь забыть о навязчивых мыслях. Целое озеро воды – отличное место, чтобы даже от себя спрятать слезы.
Вырезанное сердце, оказывается, умеет болеть просто нестерпимо.
ГЛАВА 12
Лучшее лекарство от любой болезни – работа. Много-много работы. Так, чтобы все лишние мысли из головы точно кувалдой вышибло.
Поэтому, немного приведя себя в порядок и совершив разорительный набег на созревшие в оранжерее фрукты, я решила приступить к исполнению своих обязанностей.
Хор-рошее решение.
Десять часов прямого контакта с Эль, когда мы по крупицам перебирали все возможные варианты изменений и приводили в порядок тела и души целого народа, сделали свое дело: я была выжата как лимон. На этот раз общение вышло суховато-деловым, без обычных шуток и подначек. Раны были еще слишком свежи, чтобы бередить их даже случайными напоминаниями, и, передав всем мою просьбу (вообще-то приказ) не беспокоить, Эль, кажется, решила, что это относится и к ней самой. За что я была безмерно благодарна.
Поэтому, немного приведя себя в порядок и совершив разорительный набег на созревшие в оранжерее фрукты, я решила приступить к исполнению своих обязанностей.
Хор-рошее решение.
Десять часов прямого контакта с Эль, когда мы по крупицам перебирали все возможные варианты изменений и приводили в порядок тела и души целого народа, сделали свое дело: я была выжата как лимон. На этот раз общение вышло суховато-деловым, без обычных шуток и подначек. Раны были еще слишком свежи, чтобы бередить их даже случайными напоминаниями, и, передав всем мою просьбу (вообще-то приказ) не беспокоить, Эль, кажется, решила, что это относится и к ней самой. За что я была безмерно благодарна.