Страница:
Вздрагиваю и сжимаюсь еще туже. Рука тут же исчезает. Решил, что прикосновение оскорбительно. Ауте, ну почему просто не оставить меня в покое?
С усилием заставляю себя распрямиться и взглянуть в глаза человеку. Как бы плохо мне ни было, это еще не причина быть грубой. Или все-таки причина?
Арр-Вуэйн очень старается выглядеть даже более непроницаемо, чем всегда. Пожалуй, даже слишком старается. В судорожном натяжении щитов чувствуется… неуверенность? Страх? Он увидел что-то, что полностью меняло картину мира и ломало все устоявшиеся шаблоны. Теперь человек пребывает в состоянии неопределенности. А я уже давно заметила, что подобное состояние у людей сопровождается повышенной агрессивностью. Чувствую, как под ледяной стеной его самообладания ворочаются острые глыбы едва сдерживаемого гнева.
Заставляю плечи расслабиться. Спокойно, девочка, если бы он хотел видеть тебя мертвой, то не стал бы тратить столько сил на исцеление. Просто следи за своим языком, и все будет в порядке. Я надеюсь.
Некоторое время тянется неуютное молчание. Наконец понимаю, что доблестный князь боится меня почти так же сильно, как я его.
Бред.
Смеюсь каркающим смехом:
– Все в порядке, дарай арр-Вуэйн. Танец закончен. Теперь во мне не осталось ничего от воина.
– Я знаю. – Голос спокоен и отстранен. Он не боится меня, он боится эль-ин. Того, что мы можем сделать с его народом. Аррек наконец увидел Эль во всем ее блеске, он начал понимать. И это понимание испугало его до дрожи в коленях.
Что ж, не его первого.
Чувствую, как тихая ярость начинает затоплять разум. Ауте, как надоело!
– Антея-эль?
– Вы идиот, дарай-князь! – Ох, тактичность меня погубит. Но это будет после того, как я выскажу все, что думаю. – Как же вы мне все надоели, вы, безмозглые, помешанные на мускулах, толстокожие… люди! Вы ничего не желаете замечать, пока это что-то не встанет с дубинкой и не огреет вас по самому твердому месту! Ну что вы всполошились, дарай арр-Вуэйн? Увидели образчик силы эль-ин? Раса милитаризированных кретинов! Почему, чтобы до вас что-то дошло, это что-то должно гавкнуть?
Когда я танцевала на Озере, я показала гораздо более сложную технику, искусство на порядок выше того позорища, в которое втянули меня северд-ин. Почему непременно нужно набить шишки пятерке размахивающих мечами мартышек, устроить кровавую баню, чтобы тебя начали воспринимать всерьез?!
Задыхаюсь не от гнева – от боли. Идиоты. Идиоты. Ну как они не понимают? Мы убьем их, перебьем без малейшего сожаления. Мы Ауте для них, стихийное бедствие. Идиоты. Если они и заметят нас, то только как врагов, требующих уничтожения. И заставят нас… Ох, нет.
Аррек поднимает руку и посылает мощный успокаивающий импульс. Политика политикой, но как Целитель он не позволит мне волноваться больше, чем нужно. Чувствую, как пульс замедляется, дыхание восстанавливается. Одариваю его гневным взглядом и зарываюсь поглубже в свои одеяла. Идиот. Но заботливый.
– Вы считаете, что перенять вырабатываемые тысячелетиями боевые техники Безликих, обратить в бегство полную Пятерку – это позорище? – Тон нейтральный, но чувствуется, что ситуация его забавляет. Юмор смертных – предмет моего бесконечного удивления.
Брезгливо морщусь.
– Мне помогли. И вообще, их обратило в бегство не Мастерство и не Воля. Они просто поняли, что я познаю их, и решили убраться от греха подальше, чтобы не делиться своими секретами.
Тон дарая все так же нейтрален. Лицо все так же спокойно и прекрасно. Ментальные щиты упрочились до почти осязаемого состояния. Но даже сквозь них светятся острые кристаллы гнева.
– Значит, вы познаете все, рядом с чем находитесь?
Там-тарам-там. Надвигается новый допрос.
– Обычно – да. Я танцовщица. Я познаю или изменяю через движение, но есть и другие способы, это непринципиально. Но… – На мгновение замираю. Сказать? Не говорить? Им необходимо что-то, на чем можно выстроить новую картину безопасности. Нельзя загонять арров в угол. – Но вы каким-то образом умудряетесь оставаться… непроницаемыми. Невозможно получить достаточно данных для познания. Это сбивает с толку, заставляет чувствовать себя неуютно, вызывает почти физическое недомогание. Это вызывает страх. Для нас очень много значит достаточность информации.
Он остается все так же спокоен.
– Вероятность. Мы берем параллельную Вероятность и обматываем ее вокруг себя наподобие щита. Получается практически идеальная защита.
Чувствую, как мои уши ошалело опускаются. Вместе с челюстью. Так просто?
– На Озере вы изменили не только себя, но и весь мир, правильно?
Прерываю его негодующим фырканьем. Перед глазами кружатся темные пятна.
– Я не меняла тот мир. Я просто разбудила магию, которая была в нем всегда.
– С практической точки зрения, здесь есть какая-нибудь разница?
Открываю рот… и снова его закрываю.
– Нет.
Стены нашего убежища начинают разъезжаться в стороны. Откуда-то снова возникает боль. Шок прошел, теперь наступает реакция на происшедшее. Я могла убить их, убить в танце. Вечность… Убить, убить тех, с кем ты танцуешь… о, милосердная Вечность…
– Антея-эль, что с вами?
Серое на черном. И красивое, совершенное убийство будет доказательством Мастерства.
– Что со мной? О, все в порядке. Теряю душу по кусочкам – что может быть лучше?
Слова отдают резким, горько-насмешливым привкусом. Перед глазами все плывет. Мысли короткие и бессвязные.
– Антея-эль, вы в порядке?
Мне хочется, чтобы последнего дня никогда не было. Последних лет никогда не было. Хочется свернуться в маленький комочек, хочется забиться в самую темную нору самого далекого мира. Заснуть и никогда не просыпаться. Но больше всего мне хочется, чтобы проклятый арр куда-нибудь исчез. Или хотя бы заткнулся. Оставил меня одну.
– Просто великолепно.
Несмотря на все усилия, не удается вытравить из голоса следы сарказма. Даже думать не хочу, что бы я сейчас сказала, не будь он Целителем, не имей он права задавать подобные вопросы. Следить за своим языком, да?
Кажется, это его доконало. Аррек резко вскидывается, точно его ударили. Допрыгалась, ироничная ты моя? Оскорбить Целителя, обесценив его работу, – такое надо еще суметь. О принятии вызова не может быть и речи. Мысль о скорой смерти приносит только облегчение.
– Простите меня. – Он говорит это таким тихим голосом, что сперва мне кажется, что начались слуховые галлюцинации. Затем смысл слов доходит до сознания.
– За что?
Стараюсь вложить в вопрос все свое недоумение, даже умудряюсь продублировать его сен-образом.
– За что? – Его голос поднимается в гневе, заставив меня испуганно отпрянуть. Только теперь понимаю, что все это время он сердился не на меня, а на себя. Никогда не пойму их, никогда.
Смеется. Кажется, я тут не единственная, думает, что никогда ничего не поймет.
Он успокаивается так резко, что это почти похоже на смену настроений эль-ин. Ледяное спокойствие. И столь же ледяной гнев. Сердится… на себя? Бред.
– Антея-эль, что вы с собой сотворили? Что вы сделали со своим телом… со своим разумом?
Вот теперь меня действительно удивили. Телом? Разумом? Он что, действительно не понимает? Какое мне дело до тела, до разума: их так легко изменить. Я изнасиловала свою душу – второй раз за неполные пять лет. И только счастливая случайность не позволила на этот раз пролить чужую кровь. Если бы звезда северд-ин задержалась еще чуть-чуть…
Молчим.
Аррек… Он в принципе неплохой, только очень странный. Я не могу понять, что им движет. А он – что движет мной. Вот и сейчас. Сидим рядом, но с таким же успехом могли бы быть за тысячи миров друг от друга. И это хорошо. Не думаю, что я смогла бы сейчас вынести присутствие кого-нибудь, кто действительно понимает случившееся.
Закрываю глаза, расслабляю уши. Позволяю отстраненному спокойствию заполнить себя.
– Дарай Аррек арр-Вуэйн, благодарю за помощь. Ваша компетентность в искусстве исцеления… впечатляет. Более чем. Извините, если мое поведение показалось вам грубым. Я действительно очень ценю то, что вы для меня сделали. – Некоторое время колеблюсь, потом решаю, что небольшое отступление от официального тона не будет воспринято как оскорбление. Добавляю уже искреннее: – Спасибо.
– Я ведь не смог помочь вам. Вы все еще нездоровы.
Это звучит как самообвинение. Почти. Невольно встряхиваю ушами.
– Мое тело, сознание – все, что возможно было сделать, вы сделали. – Хотя пусть меня проклянет Ауте, если я понимаю как. – То, что ранено… Даже Целителям эль-ин я не позволила бы касаться моей души. Здесь ничем нельзя помочь.
Что я такого сказала? Он застывает, леденеет, исчезает – короче, делает именно то, что больше всего меня бесит.
– Души?.. – Слово произнесено так тихо, точно сочетание звуков может укусить неосторожного арра. Хм-м. Может, так оно и есть. С людьми никогда не знаешь ничего наперед.
Устало прикрываю глаза ладонью. Последнее, что мне сейчас нужно, – это еще одна лекция на тему «Эль-ин: что это такое?» Но игнорировать вопрос нельзя. Аррек – Целитель. Жестоко позволить парню думать, что он не смог мне помочь.
– Я не уверена, что это слово означает именно то, что я имею в виду. Душа… Ну… – беспомощно замолкаю, затем обреченно сдаюсь и начинаю сначала: – Личность эль-ин условно состоит из трех составляющих. Это очень неточное деление, но оно закрепилось в нашем языке, в системе имен. Эль – это то, что делает нас эль-ин. Сюда включается физиология и еще кое-что по мелочи: установки, моральные нормы, комплексы, сиюминутные эмоции, фобии. Если попытаться дать определение: эль – это все, что можно изменить.
Я смотрю на него. Дарай превратился в одно большое ухо. Ох, не хочется мне рассказывать все это человеку, но… Целитель.
– Поэтому вы настаиваете на том, чтобы к вашим именам добавляли «эль»?
Киваю.
– Да. На Эль-онн есть еще несколько разумных видов. Когда вы говорите «Антея-эль», это показывает, что вы обращаетесь именно к Антее, принадлежащей к народу эль-ин. Если говорите «Антея-тор» – подчеркиваете, что общение идет с женщиной, занимающей высокое (насколько этот термин здесь применим) социальное положение, не обязательно среди эль-ин.
Круглой формы зрачки в красивых светло-серых глаза дарая слегка расширяются от удивления. Взглядом заставляю его заткнуться. Отвечать на вопросы об Эль-онн я не собираюсь.
Продолжаем разговор.
– Но в то же время, при всей нашей изменчивости, способности у всех разные. Я, например, хорошая танцовщица, но никудышный заклинатель. Это определяется… ну, гены – самый близкий человеческий аналог. В каждой семье, в каждом клане есть свои особенности, бережно передающиеся из поколения в поколение. А вместе с ними и определенные обязанности.
Замолкаю и отсутствующе смотрю в пространство. Обязанности… да, обязанности тоже передаются по наследству.
Будь они прокляты.
Сердито встряхиваю ушами.
– Существует нечто вроде генетических линий, они также отражаются в именах. Моя линия – Тея. Каждый, кто слышит мое имя или имя моей матери, без труда может определить, какими наследственными качествами мы обладаем.
– Какими?
Ему действительно интересно. Ну ладно, это в принципе не секрет.
– Изменчивость. Все в нашей семье обладают необычайными, даже по меркам эль-ин, адаптационными способностями. Это вообще отличительная черта клана Дернул.
– Понятно. А… оставшаяся часть вашего имени?
– Это имя души. Помимо наследуемых и изменяемых особенностей есть еще нечто… нечто неопределяемое. Глубоко индивидуальное. Что-то, чего мы сами не понимаем и вряд ли когда-либо поймем. Мы называем это душой. Нет. Неверно. Эль-ин вообще никак это не называют. У каждого это различно, у каждого называется своим сен-образом. Причем сен-образ дается при рождении Ясновидящими и столь сложен, что прочесть – только прочесть, не осознать – его могут только Старейшие из эль-ин. Этот образ используется всего несколько раз на протяжении жизни. В быту же он заменяется чем-то более простым, ну и соответствующим голосовым аналогом.
Пожимаю плечами. Лучше объяснить я не могу.
Аррек задумчиво рассматривает меня, будто увидел новое, неизвестное ему до сих пор насекомое. Затем отводит глаза. Меланхолично, этак небрежно начинает рассуждать:
– Аррек означает «Безупречный арр». Это очень распространенное среди высшей знати Эйхаррона имя. – Он снова смотрит на меня, и безупречное лицо непроницаемо, точно маска. – В нем нет ничего, что принадлежало бы только мне.
Некоторое время пытаюсь осознать новую информацию. Нет, я, конечно, знала, что они не дают своим детям личных, принадлежащих только им имен, но раньше как-то не задумывалась над значением этого. «Безупречная эль-ин?» Меня передергивает от отвращения. Но все-таки даже моей тактичности хватает никак это не комментировать.
Некоторое время молчим, вслушиваясь в шелест ветра, плавно раскачивающего наше убежище. Это хорошее, дружелюбное молчание. Закрываю глаза и опускаюсь в ворох своих одеял. Такие легкие и теплые. Где Аррек взял их?
Аррек… Только сейчас понимаю, насколько искусно Целитель вытащил меня из начинающейся депрессии. Предоставленная самой себе, я могла бы еще неделями предаваться жалости и самобичеванию. А так: наорала на бедного князя – и все прошло. А князь еще попутно умудрился вытянуть информацию, которую я ни за что не выдала бы, находясь в ясном сознании. Такого виртуозного манипулирования мне не приходилось встречать за пределами Эль-онн. Надо все-таки держаться с ним более настороженно. Надо…
Чувствую, как мысли уплывают, мир растворяется в бархатной темноте. Ауте, как я устала…
Уже на границе сна ощущаю прикосновение изящной руки. Длинные пальцы ложатся мне на лоб, все исчезает в никуда. Мощный поток энергии наполняет вдруг ставшее легким тело. Ты в безопасности. Спи…
Открываю глаза и медленно сажусь. Аррек лежит в нескольких шагах от меня, у противоположной стены нашего маленького убежища. Когда человек или эль-ин засыпает, его черты расслабляются, лицо становится моложе. Во сне все выглядят детьми. Но не князь рода Вуэйнов. Этот даже сейчас умудряется поддерживать все свои щиты. Тонкие щупальца его чувств лениво подрагивают, оплетая ничего не подозревающий мир. Если они решат, что нам угрожает опасность…
Хмуро повожу ушами. Что-то опять не так. Внимательнее вглядываюсь в ставшее уже знакомым лицо. О, непознаваемая… Что же он сотворил с собой? Под маской непроницаемого ожидания проступает… опустошенность. Что же он сделал, чтобы довести себя до такой степени истощения? Склоняю голову, пытаясь смотреть не только глазами. Мои чувства все еще немного заплетаются, да и окутывающие человека тени Вероятностей – здорово затрудняют дело, но тем не менее замечаю, как мерно подрагивает его аура, собирая энергию из воздуха, воды, деревьев. Мощный поток силы из других измерений аккуратно заполняет опустошенные резервы. Bay. Никогда раньше не видела самоисцеления на таком уровне.
Но что могло довести поистине неутомимого дарай-князя до подобного истощения? Он ведь отдал практически все, что имел, почти убил себя… Ауте…
Медленно поднимаю его руку и провожу ею по своей щеке. Под пальцами мягко искрится магия. Я еще не полностью восстановилась, но силы переполняют тело, усталости и боли как не бывало. Процессы регенерации идут с пугающей скоростью. Даже горячая пульсация в многократно прокушенной губе прекратилась. Если не считать кое-каких функций, пока еще блокированных, мое состояние сейчас лучше, чем было последние пять лет.
Удивленно застываю. Зачем он это сделал? И как?
Не мог, не мог человек настолько познать нечто столь чуждое ему, как эль-ин. Физически не мог. Он просто отдал мне свою силу, всю, что была. Ни один Целитель не обязан делать такое. Более того, это строжайше запрещено. Если ты погибнешь, спасая одного пациента, кто поможет остальным? Такое возможно лишь между самыми близкими друзьями. Почему же он…
Задумчиво грызу ноготь. Коготь, ногти – это у людей, да и то не у всех. Только теперь до меня доходит, что то, что я сейчас вижу, – его аура. Даже когда мы нечаянно касались друг друга, он умудрялся прятать ее. Совсем не похожа на ауры других людей, которые мне приходилось видеть. Скорее это напоминает Старейших эль-ин, которые уже не заботятся об изменении своих чувств. Мощная, почти подавляющая сила. Мягкое покалывание, безмятежность и безопасность, которую всегда носят с собой целители. Прозрачно-серая жесткость, отстраненность, присущая воинам. Образы, всплывающие сами собой, слишком чужды и слишком стремительны, чтобы я могла их уловить. Сталь и зелень. Чернота. Бездонная пустота вакуума. Привкус мяты, пыль, осевшая на сапогах, мягкая тяжесть меча у бедра, дикая степь. Странник. Бродяга.
Прислоняюсь спиной к стене и некоторое время честно пытаюсь разобраться во всем этом. Уши задумчиво стригут воздух.
Предполагается, что чтение ауры помогает разобраться в личности. Как бы не так. Двести – триста лет, и ты уже ничего не можешь понять. То же самое с незнакомыми доселе видами. Читать людей я более-менее научилась, но Аррек даже меньше человек, чем северд-ин. Ничего общего, кроме разве что предков. Странник, бродяга – вот и все, что можно сказать. Но кем бы он ни был, этот кто-то только что почти убил себя, пытаясь мне помочь.
Сдуваю упавшую на лицо прядь волос. Грязные космы темно-русого цвета давно перестали быть великолепной гривой эль-ин, но и в них чувствуется новообретенная сила. С кожи исчезли синяки и царапины, под слоем пыли она кажется гладкой и упругой. Мышцы словно налиты сталью. Когти под слоем грязи сияют внутренним светом. Чувства обострились в несколько раз. Спать совсем не хочется. Подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками. Сидеть в подвешенном среди ветвей гигантском гнезде и смотреть на совершенные черты дарай-князя – хмм… не самая плохая перспектива.
Время ускользает в никуда. Резко выдыхаю. Достаточно этой истерики. Вдох – мышцы расслабляются в медитативном трансе. Удар сердца – я никуда не опаздываю. Все подождут. В крайнем случае с временем всегда можно смошенничать. В самом, самом крайнем случае.
Любуюсь тенями на стенах гнезда. Красота в самом чистом ее проявлении.
Внезапно обнаруживаю, что гляжу в серые, с круглыми зрачками глаза дарай-князя. Молчим. Человеческий язык так неуклюж.
Вытягиваю руки и медленно формирую сен-образ, над которым усиленно работала уже несколько часов.
Здесь и мягкое покачивание нашего убежища, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие стенки, и тонкий, едва уловимый запах моря. Здесь благодарность и удивительная легкость в теле, которое больше не болит. Здесь удивление и неодобрение. Здесь совершенство его лица и всепоглощающая усталость. Пыль, осевшая на сапогах, тяжесть меча у бедра. Мята. Зелень и серебро. Бархат черноты. Безграничность дороги.
Аккуратно, точно снова учусь каллиграфии, сворачиваю образ в иероглиф изящной небрежности и с кончиков пальцев направляю его к Арреку.
Тот медленно вытягивает руки, принимает сияющий дар на раскрытые ладони. Слишком хрупкий, чтобы уронить. Слишком колючий, чтобы держать в руках. Образ растворяется в воздухе, но я знаю, что в любой момент Целитель сможет вызвать его снова.
Все, что могло быть сказано, уже сказано. Пора думать о деле.
Аррек еще не способен вести нас дальше. Восстановление его внутренних ресурсов идет быстрее, чем я считала возможным, но еще пару часов придется посидеть. Ни он, ни я об этом не упоминаем.
Откуда-то появляются кусочки фруктов, завернутые в серебристые листья, и я вдруг понимаю, насколько оголодала. Набрасываемся на завтрак с почти неприличной поспешностью. Некоторое время слышно только сосредоточенное чавканье.
Наконец Аррек откладывает пустой лист и прислоняется к стене.
– Антея-эль, ваш организм очень странно устроен.
Пауза. Куда он клонит?
– Вы без труда изменяете молекулярную, даже атомную структуру тканей, творите просто невероятные вещи со своим сознанием, но когда дело доходит до простой регенерации, особенно если она касается нервных тканей… Здесь что-то не стыкуется. Обычно об эль-ин я слышал прямо противоположное.
Сосредоточенно рассматриваю еще один ломтик чего-то лимонно-сладкого. Съесть или нет? Со вздохом откладываю лакомый кусочек. Хорошего помаленьку.
– Это особенность моей генетической линии.
– Да? – Тон мягкий, подбадривающий, точно говорящий пытается выманить конфету у трехлетнего ребенка. И почему все время получается, что я отвечаю на его вопросы?
– Вы знаете, что такое Танцовщицы-с-Ауте?
– Танцовщицы?
Делаю отрицательный жест ушами.
– Не совсем танец, как вы его понимаете. Может быть песня, плетение сен-образов, чародейство – все что угодно, если это требует постоянного изменения, течения во времени, хотя танец наиболее распространен. Через это мы познаем Ауте и изменяем себя. Понимаете? Изменчивость в высшем понимании этого слова должна быть опосредована какой-то формой того, что вы называете искусством. Можно заставить измениться свои мускулы или регенерировать рану. Можно полностью трансформировать тело. Но… если я превращаюсь из человека в волка, я все равно остаюсь в пределах более-менее однородного строения ДНК. А вот для того, чтобы сделать себе тройную цепочку генов или совершить еще какие-нибудь коренные изменения… Сознание просто отказывается работать с такими вещами. Нужно либо сходить с ума, либо как-то обходить его ограничения. Не буду углубляться в физиологические подробности. Давным-давно было замечено, что женщины гораздо более пластичны в этом отношении, чем мужчины, за редким исключением. Но настоящими танцовщицами могут быть только девочки-подростки, одиннадцати – шестнадцати лет, мы называем их вене. Затем сознание теряет гибкость, окончательно формируется личность, и ты уже не можешь сбрасывать ее, точно старое платье.
Некоторое время сосредоточенно разглядываю свои когти. Дарай тих, словно его тут нет. Не хочется мне говорить об этом, не хочется.
– На протяжении тысячелетий мы развивали эти способности. Девочка до десяти лет проходит очень жесткий курс обучения – вы и представить себе не можете, насколько жесткий. Отличный от того, который проходят мальчики: они самостоятельны уже к тринадцати-четырнадцати годам. Личность женщины начинает развиваться только после пятнадцати лет, и лишь к тридцати мы достигаем совершеннолетия.
Танцовщицы всегда были нашим основным оружием против Ауте. Но до семнадцати лет доживала лишь одна из трех.
Задатки танцовщицы развивались и оберегались больше, чем какие-либо другие. Было много попыток закрепить эти способности, чтобы они не исчезали с возрастом, но все заканчивалось тем, что девочки так никогда и не превращались в женщин, а следовательно, не могли иметь детей. Тупик.
Однако около пяти тысяч лет назад была создана генетическая линия, получившая название Тея. Мы проходим установленный цикл развития, полностью формируемся как личности, но при этом не утрачиваем способности к танцам. Скорее даже напротив. Наша линия никогда не была особенно широкой, Теи вынуждены танцевать с Ауте всю жизнь, а это далеко не самое безопасное времяпрепровождение. Есть и другие минусы, тем не менее это одна из самых известных и уважаемых линий Эль-онн, и вот уже тысячи лет Теи правят кланом Дернул – кланом Изменяющихся.
– Антея-эль, сколько вам лет?
Мда-а, вопрос, конечно, интересный. Только вот куда он ведет?
– Тридцать пять.
– Это значит, что во время Оливулского вторжения вам было тридцать биологических лет, а психологически… – Он замолкает.
Да-да, именно так. Пятнадцатилетняя девчонка устроила резню, потрясшую всю населенную Ойкумену. Здорово, да?
С усилием заставляю себя распрямиться и взглянуть в глаза человеку. Как бы плохо мне ни было, это еще не причина быть грубой. Или все-таки причина?
Арр-Вуэйн очень старается выглядеть даже более непроницаемо, чем всегда. Пожалуй, даже слишком старается. В судорожном натяжении щитов чувствуется… неуверенность? Страх? Он увидел что-то, что полностью меняло картину мира и ломало все устоявшиеся шаблоны. Теперь человек пребывает в состоянии неопределенности. А я уже давно заметила, что подобное состояние у людей сопровождается повышенной агрессивностью. Чувствую, как под ледяной стеной его самообладания ворочаются острые глыбы едва сдерживаемого гнева.
Заставляю плечи расслабиться. Спокойно, девочка, если бы он хотел видеть тебя мертвой, то не стал бы тратить столько сил на исцеление. Просто следи за своим языком, и все будет в порядке. Я надеюсь.
Некоторое время тянется неуютное молчание. Наконец понимаю, что доблестный князь боится меня почти так же сильно, как я его.
Бред.
Смеюсь каркающим смехом:
– Все в порядке, дарай арр-Вуэйн. Танец закончен. Теперь во мне не осталось ничего от воина.
– Я знаю. – Голос спокоен и отстранен. Он не боится меня, он боится эль-ин. Того, что мы можем сделать с его народом. Аррек наконец увидел Эль во всем ее блеске, он начал понимать. И это понимание испугало его до дрожи в коленях.
Что ж, не его первого.
Чувствую, как тихая ярость начинает затоплять разум. Ауте, как надоело!
– Антея-эль?
– Вы идиот, дарай-князь! – Ох, тактичность меня погубит. Но это будет после того, как я выскажу все, что думаю. – Как же вы мне все надоели, вы, безмозглые, помешанные на мускулах, толстокожие… люди! Вы ничего не желаете замечать, пока это что-то не встанет с дубинкой и не огреет вас по самому твердому месту! Ну что вы всполошились, дарай арр-Вуэйн? Увидели образчик силы эль-ин? Раса милитаризированных кретинов! Почему, чтобы до вас что-то дошло, это что-то должно гавкнуть?
Когда я танцевала на Озере, я показала гораздо более сложную технику, искусство на порядок выше того позорища, в которое втянули меня северд-ин. Почему непременно нужно набить шишки пятерке размахивающих мечами мартышек, устроить кровавую баню, чтобы тебя начали воспринимать всерьез?!
Задыхаюсь не от гнева – от боли. Идиоты. Идиоты. Ну как они не понимают? Мы убьем их, перебьем без малейшего сожаления. Мы Ауте для них, стихийное бедствие. Идиоты. Если они и заметят нас, то только как врагов, требующих уничтожения. И заставят нас… Ох, нет.
Аррек поднимает руку и посылает мощный успокаивающий импульс. Политика политикой, но как Целитель он не позволит мне волноваться больше, чем нужно. Чувствую, как пульс замедляется, дыхание восстанавливается. Одариваю его гневным взглядом и зарываюсь поглубже в свои одеяла. Идиот. Но заботливый.
– Вы считаете, что перенять вырабатываемые тысячелетиями боевые техники Безликих, обратить в бегство полную Пятерку – это позорище? – Тон нейтральный, но чувствуется, что ситуация его забавляет. Юмор смертных – предмет моего бесконечного удивления.
Брезгливо морщусь.
– Мне помогли. И вообще, их обратило в бегство не Мастерство и не Воля. Они просто поняли, что я познаю их, и решили убраться от греха подальше, чтобы не делиться своими секретами.
Тон дарая все так же нейтрален. Лицо все так же спокойно и прекрасно. Ментальные щиты упрочились до почти осязаемого состояния. Но даже сквозь них светятся острые кристаллы гнева.
– Значит, вы познаете все, рядом с чем находитесь?
Там-тарам-там. Надвигается новый допрос.
– Обычно – да. Я танцовщица. Я познаю или изменяю через движение, но есть и другие способы, это непринципиально. Но… – На мгновение замираю. Сказать? Не говорить? Им необходимо что-то, на чем можно выстроить новую картину безопасности. Нельзя загонять арров в угол. – Но вы каким-то образом умудряетесь оставаться… непроницаемыми. Невозможно получить достаточно данных для познания. Это сбивает с толку, заставляет чувствовать себя неуютно, вызывает почти физическое недомогание. Это вызывает страх. Для нас очень много значит достаточность информации.
Он остается все так же спокоен.
– Вероятность. Мы берем параллельную Вероятность и обматываем ее вокруг себя наподобие щита. Получается практически идеальная защита.
Чувствую, как мои уши ошалело опускаются. Вместе с челюстью. Так просто?
– На Озере вы изменили не только себя, но и весь мир, правильно?
Прерываю его негодующим фырканьем. Перед глазами кружатся темные пятна.
– Я не меняла тот мир. Я просто разбудила магию, которая была в нем всегда.
– С практической точки зрения, здесь есть какая-нибудь разница?
Открываю рот… и снова его закрываю.
– Нет.
Стены нашего убежища начинают разъезжаться в стороны. Откуда-то снова возникает боль. Шок прошел, теперь наступает реакция на происшедшее. Я могла убить их, убить в танце. Вечность… Убить, убить тех, с кем ты танцуешь… о, милосердная Вечность…
– Антея-эль, что с вами?
Серое на черном. И красивое, совершенное убийство будет доказательством Мастерства.
– Что со мной? О, все в порядке. Теряю душу по кусочкам – что может быть лучше?
Слова отдают резким, горько-насмешливым привкусом. Перед глазами все плывет. Мысли короткие и бессвязные.
– Антея-эль, вы в порядке?
Мне хочется, чтобы последнего дня никогда не было. Последних лет никогда не было. Хочется свернуться в маленький комочек, хочется забиться в самую темную нору самого далекого мира. Заснуть и никогда не просыпаться. Но больше всего мне хочется, чтобы проклятый арр куда-нибудь исчез. Или хотя бы заткнулся. Оставил меня одну.
– Просто великолепно.
Несмотря на все усилия, не удается вытравить из голоса следы сарказма. Даже думать не хочу, что бы я сейчас сказала, не будь он Целителем, не имей он права задавать подобные вопросы. Следить за своим языком, да?
Кажется, это его доконало. Аррек резко вскидывается, точно его ударили. Допрыгалась, ироничная ты моя? Оскорбить Целителя, обесценив его работу, – такое надо еще суметь. О принятии вызова не может быть и речи. Мысль о скорой смерти приносит только облегчение.
– Простите меня. – Он говорит это таким тихим голосом, что сперва мне кажется, что начались слуховые галлюцинации. Затем смысл слов доходит до сознания.
– За что?
Стараюсь вложить в вопрос все свое недоумение, даже умудряюсь продублировать его сен-образом.
– За что? – Его голос поднимается в гневе, заставив меня испуганно отпрянуть. Только теперь понимаю, что все это время он сердился не на меня, а на себя. Никогда не пойму их, никогда.
Смеется. Кажется, я тут не единственная, думает, что никогда ничего не поймет.
Он успокаивается так резко, что это почти похоже на смену настроений эль-ин. Ледяное спокойствие. И столь же ледяной гнев. Сердится… на себя? Бред.
– Антея-эль, что вы с собой сотворили? Что вы сделали со своим телом… со своим разумом?
Вот теперь меня действительно удивили. Телом? Разумом? Он что, действительно не понимает? Какое мне дело до тела, до разума: их так легко изменить. Я изнасиловала свою душу – второй раз за неполные пять лет. И только счастливая случайность не позволила на этот раз пролить чужую кровь. Если бы звезда северд-ин задержалась еще чуть-чуть…
Молчим.
Аррек… Он в принципе неплохой, только очень странный. Я не могу понять, что им движет. А он – что движет мной. Вот и сейчас. Сидим рядом, но с таким же успехом могли бы быть за тысячи миров друг от друга. И это хорошо. Не думаю, что я смогла бы сейчас вынести присутствие кого-нибудь, кто действительно понимает случившееся.
Закрываю глаза, расслабляю уши. Позволяю отстраненному спокойствию заполнить себя.
– Дарай Аррек арр-Вуэйн, благодарю за помощь. Ваша компетентность в искусстве исцеления… впечатляет. Более чем. Извините, если мое поведение показалось вам грубым. Я действительно очень ценю то, что вы для меня сделали. – Некоторое время колеблюсь, потом решаю, что небольшое отступление от официального тона не будет воспринято как оскорбление. Добавляю уже искреннее: – Спасибо.
– Я ведь не смог помочь вам. Вы все еще нездоровы.
Это звучит как самообвинение. Почти. Невольно встряхиваю ушами.
– Мое тело, сознание – все, что возможно было сделать, вы сделали. – Хотя пусть меня проклянет Ауте, если я понимаю как. – То, что ранено… Даже Целителям эль-ин я не позволила бы касаться моей души. Здесь ничем нельзя помочь.
Что я такого сказала? Он застывает, леденеет, исчезает – короче, делает именно то, что больше всего меня бесит.
– Души?.. – Слово произнесено так тихо, точно сочетание звуков может укусить неосторожного арра. Хм-м. Может, так оно и есть. С людьми никогда не знаешь ничего наперед.
Устало прикрываю глаза ладонью. Последнее, что мне сейчас нужно, – это еще одна лекция на тему «Эль-ин: что это такое?» Но игнорировать вопрос нельзя. Аррек – Целитель. Жестоко позволить парню думать, что он не смог мне помочь.
– Я не уверена, что это слово означает именно то, что я имею в виду. Душа… Ну… – беспомощно замолкаю, затем обреченно сдаюсь и начинаю сначала: – Личность эль-ин условно состоит из трех составляющих. Это очень неточное деление, но оно закрепилось в нашем языке, в системе имен. Эль – это то, что делает нас эль-ин. Сюда включается физиология и еще кое-что по мелочи: установки, моральные нормы, комплексы, сиюминутные эмоции, фобии. Если попытаться дать определение: эль – это все, что можно изменить.
Я смотрю на него. Дарай превратился в одно большое ухо. Ох, не хочется мне рассказывать все это человеку, но… Целитель.
– Поэтому вы настаиваете на том, чтобы к вашим именам добавляли «эль»?
Киваю.
– Да. На Эль-онн есть еще несколько разумных видов. Когда вы говорите «Антея-эль», это показывает, что вы обращаетесь именно к Антее, принадлежащей к народу эль-ин. Если говорите «Антея-тор» – подчеркиваете, что общение идет с женщиной, занимающей высокое (насколько этот термин здесь применим) социальное положение, не обязательно среди эль-ин.
Круглой формы зрачки в красивых светло-серых глаза дарая слегка расширяются от удивления. Взглядом заставляю его заткнуться. Отвечать на вопросы об Эль-онн я не собираюсь.
Продолжаем разговор.
– Но в то же время, при всей нашей изменчивости, способности у всех разные. Я, например, хорошая танцовщица, но никудышный заклинатель. Это определяется… ну, гены – самый близкий человеческий аналог. В каждой семье, в каждом клане есть свои особенности, бережно передающиеся из поколения в поколение. А вместе с ними и определенные обязанности.
Замолкаю и отсутствующе смотрю в пространство. Обязанности… да, обязанности тоже передаются по наследству.
Будь они прокляты.
Сердито встряхиваю ушами.
– Существует нечто вроде генетических линий, они также отражаются в именах. Моя линия – Тея. Каждый, кто слышит мое имя или имя моей матери, без труда может определить, какими наследственными качествами мы обладаем.
– Какими?
Ему действительно интересно. Ну ладно, это в принципе не секрет.
– Изменчивость. Все в нашей семье обладают необычайными, даже по меркам эль-ин, адаптационными способностями. Это вообще отличительная черта клана Дернул.
– Понятно. А… оставшаяся часть вашего имени?
– Это имя души. Помимо наследуемых и изменяемых особенностей есть еще нечто… нечто неопределяемое. Глубоко индивидуальное. Что-то, чего мы сами не понимаем и вряд ли когда-либо поймем. Мы называем это душой. Нет. Неверно. Эль-ин вообще никак это не называют. У каждого это различно, у каждого называется своим сен-образом. Причем сен-образ дается при рождении Ясновидящими и столь сложен, что прочесть – только прочесть, не осознать – его могут только Старейшие из эль-ин. Этот образ используется всего несколько раз на протяжении жизни. В быту же он заменяется чем-то более простым, ну и соответствующим голосовым аналогом.
Пожимаю плечами. Лучше объяснить я не могу.
Аррек задумчиво рассматривает меня, будто увидел новое, неизвестное ему до сих пор насекомое. Затем отводит глаза. Меланхолично, этак небрежно начинает рассуждать:
– Аррек означает «Безупречный арр». Это очень распространенное среди высшей знати Эйхаррона имя. – Он снова смотрит на меня, и безупречное лицо непроницаемо, точно маска. – В нем нет ничего, что принадлежало бы только мне.
Некоторое время пытаюсь осознать новую информацию. Нет, я, конечно, знала, что они не дают своим детям личных, принадлежащих только им имен, но раньше как-то не задумывалась над значением этого. «Безупречная эль-ин?» Меня передергивает от отвращения. Но все-таки даже моей тактичности хватает никак это не комментировать.
Некоторое время молчим, вслушиваясь в шелест ветра, плавно раскачивающего наше убежище. Это хорошее, дружелюбное молчание. Закрываю глаза и опускаюсь в ворох своих одеял. Такие легкие и теплые. Где Аррек взял их?
Аррек… Только сейчас понимаю, насколько искусно Целитель вытащил меня из начинающейся депрессии. Предоставленная самой себе, я могла бы еще неделями предаваться жалости и самобичеванию. А так: наорала на бедного князя – и все прошло. А князь еще попутно умудрился вытянуть информацию, которую я ни за что не выдала бы, находясь в ясном сознании. Такого виртуозного манипулирования мне не приходилось встречать за пределами Эль-онн. Надо все-таки держаться с ним более настороженно. Надо…
Чувствую, как мысли уплывают, мир растворяется в бархатной темноте. Ауте, как я устала…
Уже на границе сна ощущаю прикосновение изящной руки. Длинные пальцы ложатся мне на лоб, все исчезает в никуда. Мощный поток энергии наполняет вдруг ставшее легким тело. Ты в безопасности. Спи…
* * *
Проснулась. Некоторое время лежу с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и пульсирующей энергией. Интересно, Аррек хоть сам представляет, насколько он хорош в целительстве? Ой, вряд ли. Это не те способности, которые пользуются особым уважением среди дараев. Высшая знать арров слишком занята, чтобы позволить себе отвлекаться на глупости вроде высокого искусства врачевания. Своих целителей они относят к касте ремесленников. Операторов каких-то там машин. Идиоты.Открываю глаза и медленно сажусь. Аррек лежит в нескольких шагах от меня, у противоположной стены нашего маленького убежища. Когда человек или эль-ин засыпает, его черты расслабляются, лицо становится моложе. Во сне все выглядят детьми. Но не князь рода Вуэйнов. Этот даже сейчас умудряется поддерживать все свои щиты. Тонкие щупальца его чувств лениво подрагивают, оплетая ничего не подозревающий мир. Если они решат, что нам угрожает опасность…
Хмуро повожу ушами. Что-то опять не так. Внимательнее вглядываюсь в ставшее уже знакомым лицо. О, непознаваемая… Что же он сотворил с собой? Под маской непроницаемого ожидания проступает… опустошенность. Что же он сделал, чтобы довести себя до такой степени истощения? Склоняю голову, пытаясь смотреть не только глазами. Мои чувства все еще немного заплетаются, да и окутывающие человека тени Вероятностей – здорово затрудняют дело, но тем не менее замечаю, как мерно подрагивает его аура, собирая энергию из воздуха, воды, деревьев. Мощный поток силы из других измерений аккуратно заполняет опустошенные резервы. Bay. Никогда раньше не видела самоисцеления на таком уровне.
Но что могло довести поистине неутомимого дарай-князя до подобного истощения? Он ведь отдал практически все, что имел, почти убил себя… Ауте…
Медленно поднимаю его руку и провожу ею по своей щеке. Под пальцами мягко искрится магия. Я еще не полностью восстановилась, но силы переполняют тело, усталости и боли как не бывало. Процессы регенерации идут с пугающей скоростью. Даже горячая пульсация в многократно прокушенной губе прекратилась. Если не считать кое-каких функций, пока еще блокированных, мое состояние сейчас лучше, чем было последние пять лет.
Удивленно застываю. Зачем он это сделал? И как?
Не мог, не мог человек настолько познать нечто столь чуждое ему, как эль-ин. Физически не мог. Он просто отдал мне свою силу, всю, что была. Ни один Целитель не обязан делать такое. Более того, это строжайше запрещено. Если ты погибнешь, спасая одного пациента, кто поможет остальным? Такое возможно лишь между самыми близкими друзьями. Почему же он…
* * *
«Простите меня».
«За что?»
* * *
Ох, люди… Ауте с людьми. Но вот этого конкретного человека я точно никогда не пойму.Задумчиво грызу ноготь. Коготь, ногти – это у людей, да и то не у всех. Только теперь до меня доходит, что то, что я сейчас вижу, – его аура. Даже когда мы нечаянно касались друг друга, он умудрялся прятать ее. Совсем не похожа на ауры других людей, которые мне приходилось видеть. Скорее это напоминает Старейших эль-ин, которые уже не заботятся об изменении своих чувств. Мощная, почти подавляющая сила. Мягкое покалывание, безмятежность и безопасность, которую всегда носят с собой целители. Прозрачно-серая жесткость, отстраненность, присущая воинам. Образы, всплывающие сами собой, слишком чужды и слишком стремительны, чтобы я могла их уловить. Сталь и зелень. Чернота. Бездонная пустота вакуума. Привкус мяты, пыль, осевшая на сапогах, мягкая тяжесть меча у бедра, дикая степь. Странник. Бродяга.
Прислоняюсь спиной к стене и некоторое время честно пытаюсь разобраться во всем этом. Уши задумчиво стригут воздух.
Предполагается, что чтение ауры помогает разобраться в личности. Как бы не так. Двести – триста лет, и ты уже ничего не можешь понять. То же самое с незнакомыми доселе видами. Читать людей я более-менее научилась, но Аррек даже меньше человек, чем северд-ин. Ничего общего, кроме разве что предков. Странник, бродяга – вот и все, что можно сказать. Но кем бы он ни был, этот кто-то только что почти убил себя, пытаясь мне помочь.
Сдуваю упавшую на лицо прядь волос. Грязные космы темно-русого цвета давно перестали быть великолепной гривой эль-ин, но и в них чувствуется новообретенная сила. С кожи исчезли синяки и царапины, под слоем пыли она кажется гладкой и упругой. Мышцы словно налиты сталью. Когти под слоем грязи сияют внутренним светом. Чувства обострились в несколько раз. Спать совсем не хочется. Подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками. Сидеть в подвешенном среди ветвей гигантском гнезде и смотреть на совершенные черты дарай-князя – хмм… не самая плохая перспектива.
* * *
Время протекает сквозь пальцы бесценными каплями. Почти физическое ощущение беспомощности. Хочется вскочить, сорваться с места, делать хоть что-нибудь. Сижу неподвижно, как научил меня Аррек. Будь я проклята во всех кругах Ауте, если потревожу его сон.Время ускользает в никуда. Резко выдыхаю. Достаточно этой истерики. Вдох – мышцы расслабляются в медитативном трансе. Удар сердца – я никуда не опаздываю. Все подождут. В крайнем случае с временем всегда можно смошенничать. В самом, самом крайнем случае.
Любуюсь тенями на стенах гнезда. Красота в самом чистом ее проявлении.
Внезапно обнаруживаю, что гляжу в серые, с круглыми зрачками глаза дарай-князя. Молчим. Человеческий язык так неуклюж.
Вытягиваю руки и медленно формирую сен-образ, над которым усиленно работала уже несколько часов.
Здесь и мягкое покачивание нашего убежища, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие стенки, и тонкий, едва уловимый запах моря. Здесь благодарность и удивительная легкость в теле, которое больше не болит. Здесь удивление и неодобрение. Здесь совершенство его лица и всепоглощающая усталость. Пыль, осевшая на сапогах, тяжесть меча у бедра. Мята. Зелень и серебро. Бархат черноты. Безграничность дороги.
Аккуратно, точно снова учусь каллиграфии, сворачиваю образ в иероглиф изящной небрежности и с кончиков пальцев направляю его к Арреку.
Тот медленно вытягивает руки, принимает сияющий дар на раскрытые ладони. Слишком хрупкий, чтобы уронить. Слишком колючий, чтобы держать в руках. Образ растворяется в воздухе, но я знаю, что в любой момент Целитель сможет вызвать его снова.
Все, что могло быть сказано, уже сказано. Пора думать о деле.
Аррек еще не способен вести нас дальше. Восстановление его внутренних ресурсов идет быстрее, чем я считала возможным, но еще пару часов придется посидеть. Ни он, ни я об этом не упоминаем.
Откуда-то появляются кусочки фруктов, завернутые в серебристые листья, и я вдруг понимаю, насколько оголодала. Набрасываемся на завтрак с почти неприличной поспешностью. Некоторое время слышно только сосредоточенное чавканье.
Наконец Аррек откладывает пустой лист и прислоняется к стене.
– Антея-эль, ваш организм очень странно устроен.
Пауза. Куда он клонит?
– Вы без труда изменяете молекулярную, даже атомную структуру тканей, творите просто невероятные вещи со своим сознанием, но когда дело доходит до простой регенерации, особенно если она касается нервных тканей… Здесь что-то не стыкуется. Обычно об эль-ин я слышал прямо противоположное.
Сосредоточенно рассматриваю еще один ломтик чего-то лимонно-сладкого. Съесть или нет? Со вздохом откладываю лакомый кусочек. Хорошего помаленьку.
– Это особенность моей генетической линии.
– Да? – Тон мягкий, подбадривающий, точно говорящий пытается выманить конфету у трехлетнего ребенка. И почему все время получается, что я отвечаю на его вопросы?
– Вы знаете, что такое Танцовщицы-с-Ауте?
– Танцовщицы?
Делаю отрицательный жест ушами.
– Не совсем танец, как вы его понимаете. Может быть песня, плетение сен-образов, чародейство – все что угодно, если это требует постоянного изменения, течения во времени, хотя танец наиболее распространен. Через это мы познаем Ауте и изменяем себя. Понимаете? Изменчивость в высшем понимании этого слова должна быть опосредована какой-то формой того, что вы называете искусством. Можно заставить измениться свои мускулы или регенерировать рану. Можно полностью трансформировать тело. Но… если я превращаюсь из человека в волка, я все равно остаюсь в пределах более-менее однородного строения ДНК. А вот для того, чтобы сделать себе тройную цепочку генов или совершить еще какие-нибудь коренные изменения… Сознание просто отказывается работать с такими вещами. Нужно либо сходить с ума, либо как-то обходить его ограничения. Не буду углубляться в физиологические подробности. Давным-давно было замечено, что женщины гораздо более пластичны в этом отношении, чем мужчины, за редким исключением. Но настоящими танцовщицами могут быть только девочки-подростки, одиннадцати – шестнадцати лет, мы называем их вене. Затем сознание теряет гибкость, окончательно формируется личность, и ты уже не можешь сбрасывать ее, точно старое платье.
Некоторое время сосредоточенно разглядываю свои когти. Дарай тих, словно его тут нет. Не хочется мне говорить об этом, не хочется.
– На протяжении тысячелетий мы развивали эти способности. Девочка до десяти лет проходит очень жесткий курс обучения – вы и представить себе не можете, насколько жесткий. Отличный от того, который проходят мальчики: они самостоятельны уже к тринадцати-четырнадцати годам. Личность женщины начинает развиваться только после пятнадцати лет, и лишь к тридцати мы достигаем совершеннолетия.
Танцовщицы всегда были нашим основным оружием против Ауте. Но до семнадцати лет доживала лишь одна из трех.
Задатки танцовщицы развивались и оберегались больше, чем какие-либо другие. Было много попыток закрепить эти способности, чтобы они не исчезали с возрастом, но все заканчивалось тем, что девочки так никогда и не превращались в женщин, а следовательно, не могли иметь детей. Тупик.
Однако около пяти тысяч лет назад была создана генетическая линия, получившая название Тея. Мы проходим установленный цикл развития, полностью формируемся как личности, но при этом не утрачиваем способности к танцам. Скорее даже напротив. Наша линия никогда не была особенно широкой, Теи вынуждены танцевать с Ауте всю жизнь, а это далеко не самое безопасное времяпрепровождение. Есть и другие минусы, тем не менее это одна из самых известных и уважаемых линий Эль-онн, и вот уже тысячи лет Теи правят кланом Дернул – кланом Изменяющихся.
* * *
Замолкаю и откидываю со лба непослушный локон. Внимание дарая почти осязаемо. Ох, что-то будет.– Антея-эль, сколько вам лет?
Мда-а, вопрос, конечно, интересный. Только вот куда он ведет?
– Тридцать пять.
– Это значит, что во время Оливулского вторжения вам было тридцать биологических лет, а психологически… – Он замолкает.
Да-да, именно так. Пятнадцатилетняя девчонка устроила резню, потрясшую всю населенную Ойкумену. Здорово, да?