Паркер К.. Закалка клинка

   На лице собеседника отразилась неуверенность, но вождь не стал утруждать себя объяснениями.
   Кочевник не слишком любил этот народ, однако знал, что с ними можно иметь дело. Пройдет все – существование богов, верность жены, любовь матери, искренность друзей, – останутся деньги. Деньги являются истинными властителями этого мира и единственным средством, которое способно разрушить его.
 
   – Признай, ты регрессируешь, – донесся сквозь шум разговоров голос Геннадия, – такие глупости можно ожидать от второкурсника, но не от Патриарха Ордена.
   Ученые старцы сидели в общей зале таверны. Патриарх, тяжело больной и страшно измотанный, хотел было возразить, но не стал. Зачем говорить о том, что и так известно обоим.
   – Именно поэтому, – продолжил Алексий невысказанную часть упрека, – мне нужно было сменить обстановку. – В его глазах под широкими полями шляпы мелькнула усмешка. – Это место как раз подходят. Здесь можно отвлечься
   – Если память мне не изменяет, ты всегда утверждал, что слишком легко отвлекаешься, – ответил Геннадий, потягивая терпкое, кислое вино. – Зачем же прилагать столько усилий?
   – Сделай мне одолжение, – пожал плечами собеседник, – я не заглядывал в такого рода заведения лет двадцать. Кроме того, – добавил он, вдруг посерьезнев, здесь я могу воочию почувствовать атмосферу, царящую в городе.
   Геннадий счел ниже своего достоинства отвечать на подобную глупость.
   – Если кто-нибудь узнает тебя…
   – Он ткнет в мою сторону пальцем и скажет: «Гляди-ка, тот бродяга, что сидит за столиком в углу, ужасно смахивает на Патриарха», на что его друг ответит: «Брось, у Патриарха уши так не торчат». Люди всегда видят только то, что хотят.
   Старец допил вино и поставил кружку на стол.
   – Еще одну – и хватит. Времена, когда я мог опрокинуть пять и оставался способным перечислить тридцать две основные гипотезы, давно канули в лету. Не хочу рисковать.
   – Ладно, – вздохнул Геннадий, поднимаясь из-за стола. – Если кто-то решит заговорить с тобой, притворись прокаженным.
   «Возможно, он прав, – признал Алексий, – возможно, мое ребячество вызвано стрессом и чрезмерным грузом ответственности, потому что как иначе объяснить, почему Патриарх вырядился в лохмотья и отправился пить в кабак, хотя и достаточно приличный, Нижнего города. Мне надлежит находиться в келье и, вперив взгляд в опостылевшую мозаику, предаваться теоретическим изысканиям. Но здесь я чувствую себя гораздо лучше».
   Многое нужно было обдумать Патриарху, очень многое, хотя от выпитого вина – а может, от шума, – виски стали отдаваться болью. Впрочем, за последние время Алексий привык к тому, что его голова постоянно раскалывается, особенно с тех пор, как он стал членом Совета Безопасности и проводил дни, целиком посвятив себя тому, чтобы удерживать префекта и исполняющего обязанности генерала на безопасном расстоянии друг от друга. Точнее, отвлекал префекта, чтобы генерал-губернатор мог спокойно заниматься своим делом. Патриарх знал, что это лучшее из того, что он когда-либо делал для родного города, а потому предавался этому с усердием, какого никогда не проявлял за всю свою жизнь. Благодарение Истине, у него теперь был Геннадий (несомненно, преследовавший некую одному ему ведомую выгоду), который любезно согласился принять на себя руководство Орденом. Некоторое время назад его возвели в достоинство вице-патриарха, что означало, что в случае смерти Алексия Архимандрит станет его преемником. Хотя в глубине души старец сомневался, что Геннадий действительно желает этого.
   Патриарх с удивлением сознавал, что сблизился с Геннадием, человеком, общества которого так старательно избегал на протяжении многих лет. И Бардас Лордан, человек, на которого он наложил проклятие, неожиданно стал ему настоящим другом. С Лорданом Патриарх мог спокойно обсудить свои промахи, поделиться страхами и опасениями. На закате жизни Алексий неожиданно открыл для себя очарование дружбы, это было словно прозреть в возрасте, когда другие уже начинают слепнуть.
   – Ну, вот и я, надеюсь, этого тебе хватит, – заявил Геннадий, с грохотом поставив кувшин на стол, и неуклюже опустился на скамью напротив. – Позволю себе заметить, что, если ты хотел напиться дешевым вином, мы могли бы отправиться в погреб Академии и сделать это абсолютно бесплатно
   – Могли, – миролюбиво согласился Патриарх, – но какое в том удовольствие? И, как я уже сказал ранее, я здесь по делу. Я убедился, что в целом горожане сохраняют присутствие духа, нет ни малейших признаков отчаяния или паники. Очевидно, что мораль в городе остается удивительно высокой.
   Геннадий шумно втянул воздух.
   – Эти идиоты просто еще не осознали, в какой заднице мы оказались, либо решили, что самое страшное уже позади. Осмелюсь напомнить, что еще не так давно они бушевали на улицах и громили лавки.
   – Я помню погром, учиненный в третий год моего новициата, – мечтательно пробормотал Патриарх. – Группа первокурсников стащила с рынка поросенка, они раскрасили его синей охрой, нарядили в форму надзирателя за справедливой торговлей, а затем преследовали несчастное создание по улицам до тех пор, пока их не арестовал патруль. Вероятно, на этом дело бы и закончилось, если бы мы – я имею в виду компанию беспутных студентов, напившихся до чертиков по случаю сдачи экзаменов за третий курс, – не заметили, что собратья попали в руки врага, и не поспешили на помощь. Никто серьезно не пострадал, – добавил Алексий смущенно. – Орден оплатил ущерб, а стража получила хороший урок, как следует вести себя в отношении избалованных юных пьянчуг.
   – Понятно, – сухо ответил Геннадий. – А что бы ты предпринял, если бы такое пришло в голову нашим первокурсникам? Объявил выходной и устроил банкет в обеденном зале?
   – Нет, конечно, – живо отозвался Алексий, – я бы вышвырнул их из Ордена и передал в руки гражданских властей. Мы не имеем права смотреть сквозь пальцы на такое вопиющие нарушение порядка.
   – Твои слова меня радуют, – заметил собеседник и, отхлебнув вина, скривился. – Если хочешь, можешь выпить и мою долю. С меня хватит, и без того голова раскалывается.
   – Как, и у тебя тоже? – Алексий выглядел действительно озадаченным.
   – Что? И ты…
   – С тех самых пор, как мы пришли сюда, Я решил, что это из-за дурного вина и шумной компании, но если у тебя возникли те же проблемы…
   – Думаешь, наши друзья с Острова? Только не сейчас, пожалуйста. Я сейчас не способен к борьбе…
   – По-моему, их здесь нет.
   Геннадий подозрительно оглядел помещение.
   – Никого не вижу, должно быть, это все-таки вино. Иногда головную боль вызывают и естественные причины. Мне кажется, – добавил он, – что сорт винограда и качество дрожжей имеют очень мало отношения к тому, что в конечном итоге окажется в кувшине.
   – Вероятно, ты прав, – с улыбкой облегчения ответил Алексий. – Вино и разыгравшееся воображение сыграли с нами злую шутку. Давай-ка собираться домой.
   Собеседники встали, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Таверна – неподходящее место для желающих сохранить инкогнито. Чем быстрее они окажутся на улице, тем больше шансов остаться вне подозрений.
   Вероятно, так бы и вышло, если бы Алексий не споткнулся о небольшой кожаный мешок, оставленный кем-то в проходе между столами. Патриарх неловко взмахнул руками и упал на спину посетителя, который нес в руках кувшин горячего сидра с пряностями. Тот качнулся, кувшин накренился, и его содержимое выплеснулось ему на ногу. Покупатель взвыл от боли и в ярости обернулся.
   – Идиот, – выдохнул он, – посмотри, что ты наделал.
   Алексий принялся бормотать извинения, которые потонули в общем гаме.
   – Посмотри, что стало с моими штанами, закричал он, поднося тяжелый кулак к носу Алексия, – кто будет за них платить?
   – Не волнуйтесь, – ответил Архимандрит самым миролюбивым тоном, на который был способен.
   К сожалению, Геннадию не пришло в голову, что дипломатические интонации, отработанные в бесчисленных диспутах на собраниях Ордена, плохо сочетаются с его нынешним внешним видом. Посетитель, естественно, не мог не заметить несоответствия. Ситуация усугубилась еще и тем, что Геннадий, не переставая мурлыкать извинения, потянулся за кошельком, припрятанным в рукаве. Однако посетитель не стал дожидаться исхода и, схватив обидчика за руку, болезненно заломил ее за спину.
   – Кто, к дьяволу, вы такие? – требовательно спросил он.
   Голова, казалось, сейчас расколется.
   – А какая разница?
   Алексий обернулся, недоумевая, кто произнес эти слова, и сразу позади недовольного посетителя увидел высокого, широкоплечего, совершенно облысевшего мужчину, который говорил с иностранным, но странно знакомым акцентом. Чрезвычайно знакомым, нужно заметить.
   – Джентльмен сказал, что заплатит, – невозмутимо продолжил чужеземец, – так что следи за своими манерами.
   Буян отпустил руку Геннадия и схватился за висок, словно его свело болью.
   – Хорошо-хорошо, – пробормотал он, – а кое – кому вовсе не обязательно лезть не в свое дело, как только я получу назад мои деньги…
   Геннадий молча протянул сумму, на которую можно было облачиться в горностаевые меха от макушки до пят, схватил Алексия за локоть и выволок на холодный ночной воздух.
   – Проклятие, я знал, что добром не кончится, – выдохнул Архимандрит. – Нас могли легко узнать…
   – Нас узнали, – устало ответил Алексий. – О, не беспокойся, над нами не будет потешаться весь город, если ты этого боишься, но нас действительно узнали, имей в виду.
   Заметив, что стоит в луже совсем не воды, о чем свидетельствовал запах, Патриарх брезгливо поморщился и сделал шаг в сторону.
   – Идем домой, пока не случилось чего похуже.
   Патриарх развернулся и стремительно пошел по улице. Его шаг оказался быстрее и тверже, чем Геннадий мог предположить, словно старец, погруженный в тяжелые размышления, позабыл о собственной слабости. Геннадий торопливо семенил за ним.
   – Тебе хорошо говорить, что нас узнали, – прошипел он. – Но ты же не можешь оставить это так… Хотя бы скажи кто!
   – Наш спаситель, – через плечо бросил Алексий, – высокий, лысый мужчина, если помнишь. Честно говоря, я было подумал, что мои трудности постепенно улаживаются сами собой, – вздохнул он, – но, похоже, это еще цветочки.
   – Алексий, если ты собираешься играть в прорицателя, делай это с кем-нибудь еще. Объясни, что все это значит, либо разбирайся со своими проблемами сам.
   Губы Патриарха сложились в угрюмую усмешку.
   – Геннадий, ты удивляешь меня, я всегда считал тебя весьма наблюдательным человеком. Неужели ты не узнал его?
   – Кого? Лысого иностранца? Если не ошибаюсь, ты сказал, что это он узнал нас.
   – Вне всякого сомнения. – Алексий на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание. – Он узнал нас, а я узнал его. А поскольку я не верю в случайные совпадения, то вынужден предположить, что это он каким-то образом заставил нас прийти туда. Вероятно, именно этим и объясняется мое неожиданное желание отправиться пить в кабак после двадцатилетнего воздержания. Хотел бы я знать, как ему это удалось.
   – Алексий…
   – Он присутствовал в том сне, что посетил каждого из нас. Ты правда не помнишь?
   Алексий глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух через ноздри.
   – Геннадий, это был Горгас Лордан.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   Подготовка к войне всегда означает увеличение торгового оборота. Увеличение торгового оборота означает больше судебных разбирательств. Больше судебных разбирательств требует больше адвокатов, а поскольку текучесть кадров в этой профессии всегда была высока, молодые юристы получили возможность выступать в суде даже раньше, чем обычно.
   Поскольку суды по традиции проходили публично, список дел появлялся на дверях дворца Правосудия ежедневно, за четыре часа до первой сессии, чтобы горожане в полной мере могли реализовать свои гражданские права выступать в качестве свидетелей и делать ставки.
   Венарт и Ветриз отплыли обратно домой, увозя на борту веревку, суммарная длина которой в несколько раз превышала расстояние между Островом и Перимадеей, и Эйтли впервые за последние дни бесцельно бродила по улицам. Проходя мимо здания суда, она бросила беглый взгляд на список слушающихся дел и имена адвокатов, после чего ее планы на день мгновенно изменились. В списке защитников значилось имя особы, впервые выходившей к барьеру, в карьере которой Эйтли была лично заинтересована.
   Предметом спора являлся довольно запуганный вопрос, касающийся морской перевозки фасоли; истец утверждал, что ответчик, владелец судна, взявший обязательство доставить названную фасоль из Перимадеи в Ниссу за определенную сумму, указанную в договоре, нарушил условия упаковки и транспортировки названной фасоли, из-за чего названная фасоль отсырела и проросла, а потому утратила рыночную ценность, что повлекло за собой нарушение истцом контракта с третьей стороной в Ниссе, в результате чего истец понес убытки и, более того, был вынужден возместить убытки, понесенные третьей стороной.
   Ответчик возражал, что названная фасоль проросла в результате небрежности, допущенной истцом при упаковке названной фасоли в бочки, которые были недостаточно просушены и плохо запечатаны. Так или иначе, согласно условиям контракта истца с третьей стороной, названная третья сторона несет риск по морской транспортировке названной фасоли, из чего следует, что истец не несет убытков по названному контракту даже при условии, что ответчик допустил небрежность (что он, естественно, не признает) в упаковке названной фасоли.
   Пока судебный секретарь зачитывал весь этот вздор, публика добродушно сохраняла тишину, лишь время от времени нарушаемую деликатным покашливанием и хрустом откусываемых яблок. Зал был полон; женщина-адвокат не часто появляется у барьера, а сейчас к тому же поговаривали, что она молода и красива. По этому случаю возле боковой двери уже обнаружились несколько букетов цветов и корзины с фруктами.
   «Ну, не то чтобы красива, – отметила про себя Эйтли, – скорее эффектна».
   Девушка – даже сейчас Эйтли не могла припомнить ее имя, хотя написанное узнала его сразу же, – была одета в традиционный костюм мужчины-адвоката; иными словами, не так, как обычно одевались фехтовальщицы, что послужило поводом для возмущения защитника, представляющего ответчика, но его слова потонули в свисте и гиканье со стороны зрителей. Судья – Эйтли узнала в нем экс-адвоката – призвал всех к порядку, пригрозив очистить зал, но отклонил возражение и дал сигнал к началу поединка.
   Адвокат ответчика поклонился и встал в низкую стойку Городской защиты. Эйтли слышала про него раньше. Он не был новичком и пользовался репутацией энергичного жесткого фехтовальщика. Глядя на невысокую, но широкоплечую и мускулистую фигуру в белой сорочке, зрители невольно понимали, что по силе удара ему нет равных.
   Девушка приняла позицию Ортодоксальной защиты, так что ее пятки почти соприкасались, и замерла с высоко поднятой головой, неподвижно держа клинок на вытянутой руке. Эйтли сунула огрызок в карман и выпрямилась:
   Дело обещало быть интересным.
   Сидящая рядом толстая краснолицая тетка средних лет, облаченная в яркое и совершенно безвкусное платье, слегка ткнула девушку локтем в бок и прошептала:
   – Ставлю на него серебряный квотер, видела его на прошлой неделе, он просто великолепен.
   – Принимаю, – ответила Эйтли, в то время как защитник ответчика совершил прыжок, одновременно приподнимая свой меч в предупреждающем блоке, чтобы вынудить соперницу открыться. Фехтовальщица спокойно позволила ему приблизиться, но в последний момент сделала шаг влево и слегка повернула запястье, тем самым полностью блокировав атаку. Отлично проведенный маневр поставил противника в совершенно невыгодную позицию, и если бы девушка обладала большей физической силой для проведения безопасной контратаки, дело могло быть завершено в тот же момент.
   Но фехтовальщица благоразумно решила воздержаться от рискованных действий, и соперник вновь перешел в наступление. Она легко уклонилась от выпада, просто от ступив на несколько шагов, но не сумела провести ответную атаку и вернулась в защитную позицию. Противник сделал то же самое. Девушка уже одержала моральную победу, но, как любил говорить Лордан, нескошенным сеном корову не накормишь.
   В следующем туре ответчик проявил несколько больше сообразительности. Поскольку фехтовальщица использовала приемы Ортодоксальной защиты, она приняла стойку и невозмутимо дожидалась приближения физически более сильного соперника. Но этого не случилось. Ответчик также занял выжидательную позицию, резонно полагая, что неопытность противницы заставит ее перейти в наступление просто для того, чтобы снять напряжение. Однако девушка оставалась неподвижной, и острие ее клинка сияло, как звезда на утреннем небе. В конце концов нервы бывалого адвоката не выдержали.
   Сделав ставку на неопытность соперницы, защитник несколько ослабил защиту, подставляя под удар корпус. Если она поддастся на эту уловку, дело будет выиграно. Но девушка оказалась умнее. Даже со своего места Эйтли видела, как поблескивает пот на лбу у ответчика в то время, как лицо фехтовальщицы оставалось бледным и сухим, как пергамент, при этом она, как положено, не сводила глаз с клинка противника.
   Эйтли охватило странное чувство, будто на арене находится Лордан: та же полная концентрация на полоске стали, зажатой в руке человека напротив, то же настороженное спокойствие и совершенная неподвижность до тех пор, пока меч другого защитника не шелохнется.
   «Если бы она стояла ко мне спиной, – пронеслось в голове у Эйтли, – я бы решила, что это Бардас».
   Схватка характеров подходила к концу. Ответчик еще больше ослабил защиту, провоцируя девушку на решительные действия. Фехтовальщица проигнорировала этот маневр и продолжала не спускать глаз с его клинка. В рядах зрите лей начало подниматься недовольство: они не затем выкладывали солидные деньги, чтобы смотреть на двух стоящих людей. В этот момент адвокат закрылся и выполнил красивый классический выпад, немного наклонив меч, чтобы сделать удар по возможности более сильным.
   Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Девушка сделала два стремительных шага вправо по окружности и вышла из зоны досягаемости меча противника, блестяще завершив классический маневр Ортодоксальной защиты. Эта уловка лишила ее возможности контратаковать, но тем самым фехтовальщица выиграла время для того, чтобы повернуть клинок и блокировать выпад ответчика, отбросив его оружие далеко вправо, так что он не успевал принять защитную стойку.
   Фехтовальщик попятился назад, стараясь направить свой меч таким образом, чтобы в столь неудобной позиции использовать всю мощь своего запястья. Но прежде чем адвокат хотя бы успел коснуться клинка девушки, она вновь обрушилась на него. Атаки, которой ожидал защитник, не последовало, и его меч парировал воздух. Прежде чем он успел вернуться в исходную позицию, ее клинок вошел в корпус противника чуть ниже правого плеча. Адвокат неловко качнулся, рухнул на землю и умер.
   – Проклятие! – воскликнула краснолицая толстуха, дернула плечом, покопалась в рукаве и извлекла довольно потертый серебряный квотер. – Ставлю столько же на следующее дело, – с надеждой предложила она, все еще сжимая монету.
   Эйтли отрицательно покачала головой, взяла квотер и направилась к выходу. Выйдя на улицу, она ощутила, что ее бьет мелкая дрожь.
   «Какая потрясающая реклама для школы, – сказала она себе. – Интересно, ей не нужен помощник?»
   По привычке ноги сами понесли девушку к ближайшей таверне. Впервые она пришла туда в одиночестве, и хотя неприятностей не предвиделось, Эйтли все же чувствовала себя немного неуютно, пока не заметила за столиком у окна знакомую женскую фигуру.
   Удивительно, что фехтовальщица выбрала тот же столик, за которым они обычно сидели с Лорданом после очередного дела: в стороне от прохода, устланного длинными циновками из тростинка на случай, если случится потасовка, по которому бесконечно сновали посетители.
   «Интересно, она сознательно подражала или выбрала этот столик в силу какого-то внутреннего инстинкта? Обязательно скажу Бардасу при встрече. Ему это понравится».
   Не испытывая острого желания подходить и вступать в разговор, Эйтли стояла и с минуту смотрела на бывшую ученицу. В следующий момент она подняла голову, и их взгляды встретились. Воспитание не позволило Эйтли просто развернуться и уйти, поэтому, изобразив на лице улыбку, она направилась к столику.
   – Добрый день, – начала она разговор. – Я только что видела вас в суде. Отличная работа.
   Девушка небрежно кивнула в ответ. Перед ней стоял одинокий стакан вина, минимальная порция, которую подавали в этом заведении. Услышав вопрос, не желает ли она еще один, фехтовальщица отрицательно качнула головой. Столь лаконичная манера общаться не вызывала желания продолжать беседу, но Эйтли решила ненадолго задержаться, хотя сама мысль о том, что еще недавно она предполагала работать на это чудовище, повергала ее в ужас.
   – Ваше первое дело, я не ошиблась? – продолжила девушка. – Довольно трудный соперник для дебюта.
   – Он мне родственник, – ответила фехтовальщица, отвернув голову и вперив взгляд в окно, – с отцовской стороны. Вообще никто не предполагал, – она оглядела зал и уставилась Эйтли прямо в глаза, – что дело дойдет до суда. Ни та, ни другая сторона не желала такого поворота событий. Они бы с удовольствием продолжили вести друг с другом дела, нужно было лишь урегулировать это досадное происшествие.
   – Тогда почему процесс все же состоялся?
   – Мне стало известно, что одно из слушаний не состоится, поэтому я пошла к судебному секретарю и попросила перенести мое дело на это место. Стороны узнали об этом накануне, поэтому у них не осталось времени урегулировать спор без вмешательства адвокатов. Таким образом, сегодня я вышла к барьеру.
   – Понятно, – медленно произнесла Эйтли.
   – Одно из преимуществ отсутствия помощника, – жестко усмехнулась фехтовальщица, – что я могу позволить себе проворачивать такие фокусы.
   – Что ж, это поможет вам сделать карьеру, – ответила Эйтли. – Теперь у вас не будет отбоя от предложений.
   – Мне нужна практика, – пожала плечами девушка, – учебные тренировки не идут ни в какое сравнение с реальным поединком. Думаю, что убийство нескольких человек создаст мне отличную репутацию.
   Эйтли не впервые слышала подобные рассуждения, и нужно признать, что именно таким должно быть отношение профессионала к своей деятельности, но никогда это отношение еще не выражалось в столь беспощадной форме Она почувствовала непреодолимое отвращение к собеседнице, так что не смогла выдавить в ответ ни слова.
   – Вы ведь работали помощником адвоката? – тем временем продолжала девица, вновь глядя в сторону. – В таком случае должны хорошо разбираться в этих вещах. Я хочу представлять государственное обвинение, поэтому мне нужно, знать, есть ли какие-то конкретные адвокаты, против которых я должна выступать? Если я выясню этот вопрос, прокурор заметит меня значительно раньше, чем если я буду браться за любое дело, какое предложат.
   Эйтли на минутку задумалась и назвала пару имен известных дорогих адвокатов, которые сами выбирали себе дела и брали за работу очень большие деньги.
   – Выиграв процесс у одного из них, вы, несомненно, сделаете себе имя, и прокурор обязательно обратит на вас внимание. Он постоянно подыскивает молодых талантливых фехтовальщиков. – Девушка замолчала, не желая услышать ответ на вопрос, который намеревалась задать. – А почему вы хотите работать именно на государственное обвинение? Прокурор платит неплохие деньги, но частная практика принесет вам значительно больше. По правде сказать, вам как женщине, лучше всего заниматься бракоразводными делами.
   Фехтовальщица так энергично качнула головой, что один из гребней выпал из ее прически и со стуком упал на стол.
   – Бесполезная трата времени, – бросила она. – Спасибо за имена, я их непременно запомню.
   Эйтли охватило непреодолимое желание уйти, которому она решила не сопротивляться.
   – Что ж, еще раз поздравляю с победой и желаю дальнейших успехов, – с усилием произнесла девушка и встала. – Похоже, дополнительные занятия не пропали даром.
   – Не сомневайтесь. – Собеседница одарила Эйтли ледяным взглядом. – Я приложу к тому максимум усилий. Всего хорошего.
   Она произнесла последнюю фразу, как военный офицер произносит «свободен». Эйтли развернулась на каблуках и, не оглядываясь, пошла к двери, решив ничего не говорить Лордану об этой встрече. В конце концов зачем осложнять ему жизнь воспоминаниями, когда у человека и так хватает забот? Кроме того, она опять не могла вспомнить имя проклятой девчонки.
 
   Вражеский лагерь вырос однажды утром под стенами города, как гриб после дождя или прыщ, которого никогда прежде не было. Позже Совет Безопасности решит, что варвары, должно быть, спустились на плотах до гряды холмов, расположенных примерно на расстоянии мили от места, где река разветвляется, а затем под покровом ночи преодолели оставшееся расстояние пешком и разбили полевой лагерь не далее, чем в трети мили от Гуртова моста – все это в совершенной тишине, установив шатры на ощупь, без единого звука или искры пламени. Повторение, конечно, мать учения, решили генералы, а кочевому народу не привыкать разбивать и снимать лагеря, но все же и для них такое достижение выглядело весьма впечатляющим.