Страница:
Ужасная, тяжелая и грубая штуковина, непривычная для рук мастера, привыкшего к тонкой работе. Мечевые тренировки считались обязательными, но он на них ни разу не утруждал себя. Мало того что пальцы до кости порезаны жесткой тетивой – еще и ладони сотрутся в кровь о жесткую рукоять, обмотанную железным шнуром…
…который выскользнул из ножен с шуршащим звуком и показался безнадежно тяжелым и неудобным, не созданным для руки мастера, но враг был совсем близко, и Метриас направил на него острие меча…
У него закрыты глаза, – пораженно подумал Кородин. – Несчастный ублюдок бежит зажмурившись, он совсем спятил от страха».
В руке врага был короткий клинок с широким лезвием, заточенным с одной стороны. Он держал оружие над головой, как мужицкий цеп…
Метриас Кородин, мастер научных приборов, подпустил его почти вплотную и попросту заступил бедному перепуганному дикарю дорогу, когда тот был в двух шагах. Враг напоролся на его меч всей грудью, Кородин был достаточно близко, чтобы слышать, как воздух со свистом врывается в распоротое легкое, – а потом дикарь упал, увлекая за собою меч Кородина, глубоко засевший в его груди.
Клинок оказался вырван из рук Метриаса, и не было времени вытащить его из трупа, потому что уже бежал следующий враг, и безоружный Кородин отстраненно глядел на него, несущегося с копьем в руках, с тем же ужасом в глазах, и наконечник копья был нацелен ему прямо в лицо. Поздно, не успеть освободить меч, но он все же попытался это сделать – и почувствовал, что тот засел надежно. Наконечник копья противника вошел в фокус его зрения, так близко, что даже подслеповатые глаза Метриаса могли его ясно различить – весь, до свежих отметин камня на его широком листовидном лезвии. Метриас ожидал, что вот сейчас копье вонзится ему в лицо, в последнюю секунду успев подумать: «Интересно, насколько это больно?» – и так и пребывал в ожидании, когда человек, стоявший рядом с ним в строю, отвел от него удар копья и следующим движением вогнал собственный клинок в живот врагу, заставив того взвыть от боли.
Кородин был благодарен своему соседу – боги, да это, кажется, Гидас Маскалеон в своем огромном ржавом шлеме, позорище всего отряда и насмешка над нашей профессией, но до того, как он успел вымолвить слово благодарности, новый враг ударил Гидаса в лицо, срубив ему нос под самый корень; и пока тот стоял, ошеломленный болью, вонзил ему в грудь меч и добил его.
Кородин наконец освободил свой меч и обернулся к человеку, убившему его соседа, – но того уже не было. Искать его более тщательно было некогда; из темноты выскочил другой враг и устремился вперед – бег его замедлился, когда он перелезал через гору мертвых и умирающих, которая начинала расти под ногами защитников. Насколько Кородин мог судить, этот дикарь потерял всякую цель; лицо его тоже было искажено от ужаса, но он что-то соображал, пытаясь разобраться в ситуации. Несколько мгновений он стоял на груде мертвых тел – высокий, тонкий мальчишка с только начавшей пробиваться бородой, с красивыми мускулистыми руками, которые облегали рукава скверной кольчуги. Разумный паренек осознал, что атака кончена, развернулся и бросился наутек.
– Мы атаковали их трижды, – произнес молодой человек, капитан отряда. – Все бесполезно, мы не можем их потеснить.
– Какого дьявола ты лезешь ко мне с этим? – выдохнул Темрай. – Очисти со своими людишками дорогу моим лучникам.
Потребовалось всего четыре залпа (стрела – клади – тяни – держи – стреляй) – и оставшиеся враги дрогнули и побежали, оставляя за собой свободный путь ярдов на сто. Темрая во главе отряда душил холодный гнев на мальчишку-капитана, чья ошибка стоила жизни многим бойцам. Но вождь подавлял ярость, тщетно пытаясь восстановить в памяти карту города – как расположены улицы, далеко ли до гавани, есть ли ответвления в стороны, где враг может поджидать их, чтобы напасть с флангов. Каждый раз, когда кто-то из его людей падал, Темраю хотелось броситься к раненому, защитить, вынести на руках из битвы – если остается хоть маленькая надежда, что тот жив. Но сейчас это было не в его власти, нельзя позволить себе демонстрировать тонкие чувства и душевное благородство не сейчас, когда ответственность за все происходящее лежала на нем. При всем желании Темрай не мог броситься в гущу битвы.
«Как будто я оправдываюсь», – усмехнулся он – хотя и знал, что это неправда».
Черт, куда же подевался враг? Они пересекли три площади, и никто не встал у них на пути, не пролетело ни единой стрелы – дорогу загромождали только перевернутые повозки и случайные торговые лотки. Ловушка? А может, враги где-то устроили общий сбор, отдан этот район города кочевникам на растерзание, чтобы успеть организовать оборону в другом месте? Где-то должна быть карта, но Темрай не помнил, у кого видел ее в последний раз. Он и без карты должен помнить…
Вождь обернулся и яростно закричал на своих воинов, не способных мало-мальски держать строй. Правый фланг отстал, центр, напротив, вырывался вперед. Боги, если бы на них сейчас напали…
– Сюда, – пробормотал Лордан себе под нос, про ходя мимо конюшен и кабачка, где пекли такие дешевые пироги с бараниной. – Так мы выйдем к дому гильдии кожевников, все правильно. Конечно, при расчете, что враг движется не быстрее, чем я предположил, и что я не пропустил в темноте нужный поворот.
Вот мы и пришли – но слишком рано. Ладно, пускай пока разбираются с отрядом, держащим арку свечников. Тогда навалимся на них с обеих сторон, не давая развернуться или использовать луки. По крайней мере такова теория схватки.
Отличная штука – теория.
Лордан остановился и поднял руку, и отряд, который он вел, послушно замер. Медленно он сосчитал до пятидесяти (почему именно до пятидесяти? Ладно, число не хуже других) и уронил руку, давая знак продолжать движение – за угол, на главный проспект, заполненный народом.
Это напоминало парад в праздник морехода, если смотреть сзади. Огромные волны людей накатывались друг на друга, поднимаясь и падая в некоем ритме. «В любом случае они от нас не ушли», – подумал Лордан, срываясь на бег и стремительно выбирая первого противника.
Кто бы это ни был, драться он не умел. Когда враг упал, Лордан перешагнул через него, а сзади катилась новая волна солдат, распространяясь по ширине улицы. Только несколько врагов успели обернуться, чтобы встретить их лицом к лицу, когда те приблизились на расстояние удара. Пришло время тяжелой работы – трудиться рукой, едва не вывихивая плечо, как при копании глубокой ямы в торфе или рубке дров. Можно было почувствовать носящуюся над схваткой панику, распространяющуюся к центру от краев, где люди Лордана рубили и кололи, прокладывая себе дорогу. В гуще схватки было так тесно, что в ряду копейщиков сталкивались локтями при попытке ударить копьем. Все это походило на что-то плавящееся, медленно становящееся из твердого – жидким.
«Боги, это-таки оказалась ловушка, и я дал себя поймать».
Темрай попробовал взглянуть назад, на источник неприятностей, но не разглядел ничего из-за многих голов. Все, что было видно, – плечи, головы и лес копий. Но он чувствовал страх, распространявшийся волнами по его войску; люди проталкивались вперед, стараясь оказаться как можно дальше от невидимой вождю опасности. Выхода видно не было; разве что остальная часть армии каким-то чудом узнает о происходящем и в мгновение ока примчится на помощь.
Перед внутренним взором Темрая проскользнуло жуткое видение – главный проспект, плотно набитый трупами, как бычья кишка – колбасой; трупы лежат слоями, лицами вниз, слой горожан перемежается со слоем кочевников – и только когда вся улица будет забита по самые крыши, по верху будут бежать, сталкиваясь в схватке, оставшиеся в живых.
Кто-то потянул его за рукав. Вождь обернулся.
– …через дома, – быстро говорил человек. – Сломать стены домов, они же деревянные…
Это прозвучало как дурная шутка, пока Темрай наконец не сообразил, что имеется в виду. Примерно напротив места, где они стояли, по левой стороне улицы шел целый ряд обветшавших особнячков. Он вспомнил – о них некогда говорили, что домишки предназначены на слом, что владелец купил их только ради выгодного расположения… Если он правильно помнил, по другую сторону домов была улица – длинная, выгнутая и обоими концами примыкающая к главному проспекту, как плечи лука соединяются с тетивой. Людей более чем достаточно, чтобы проломить деревянные стены и проложить себе путь наружу, и тогда – девяносто процентов, что битва будет выиграна. Могло даже появиться пространство для собственных маневров.
– Ломайте, – крикнул он, возвышая голос над общим шумом. – Возьмите столько людей, сколько потребуется, – и спешите, ради богов!
Без всякого специального оборудования или хотя бы представления, что именно происходит, они бросались на деревянные стены всем телом, вышибая ногами двери и ставни, всаживая топоры глубоко в дощатые панели. Когда стена начала поддаваться, толпа ломанулась вперед, как табун коней на равнине, испугавшийся грома. Несколько человек, может быть, дюжина, погибли под развалинами, остальные могучим потоком проложили себе и другим путь наружу. Как только люди начали выливаться с противоположной стороны, Темрай вздохнул с облегчением – для его войска нашелся выход из ловушки. У него не было выбора, кроме как последовать в общем потоке, размышляя на ходу, сколько его людей, брошенных позади, будет перебито в тщетной попытке бежать через дыры в стенах. Много, решил он, и оставил это как есть. Простая арифметика – не важно, что скажет численный результат, все равно ответ один: много.
Патриарх Алексий проснулся от криков и топота ног. Сначала он подумал, что в доме пожар – такое уже случалось не единожды, – но шум чем-то отличался от тех случаев. Патриарх попробовал разобрать среди криков какие-нибудь слова.
Что бы ни происходило, это казалось важным. Здравый смысл советовал встать и одеться, но по некоей причине Алексий остался лежать. Среди криков не получалось различить чего-нибудь осмысленного, кроме того, Патриарх проснулся с мигренью. Он прикрыл глаза на секунду…
…и увидел скамью в просторной лавке-мастерской. Кажется, Патриарх видел происходящее из дальнего угла лавки, но из распахнутой двери падало достаточно света, чтобы он мог различить происходящее, двое мужчин подвешивали на гвоздь в стене почти что готовый боевой лук. Младший из них, едва вышедший из детского возраста юноша, крепко держал лук обеими руками, в то время как старший (это был Бардас Лордан) подцепил крючком тетиву и привязывал к крюку веревку. Потом он продел веревку в блок и перекинул ее через потолочную балку. Пошарив под скамьей, вытащил наружу свинцовую гирю с написанным на боку числом. Это была тяжелая гиря – Лордан с трудом оторвал ее от пола и держал на весу, на локтях, привязывая к ней другой конец веревки.
– Держи ровно, – велел он мальчику и осторожно убрал руки, так что гиря повисла на веревке, привязанной к тетиве. Лук на гвозде выгнулся, потому что гиря тянула его через блок, и Алексий заметил нацарапанные на стене под гвоздем пометки. Верхушка конуса, образованного натянутой тетивой, касалась одной из них.
– Шестьдесят фунтов на двадцать четыре, – сказал мальчик, изучив пометку.
Лордан кивнул, отвязал гирю и осторожно положил на пол.
– Надо немного срезать с внутренней стороны. Сними лук и положи в тиски и дай мне маленький резец.
Мальчик сделал, как ему было велено, и спросил:
– А почему с внутренней стороны? На спинке лука дерево толще, может, лучше оттуда срезать?
Лордан покачал головой и взял из рук мальчика восьмидюймовое лезвие с деревянной рукояткой.
– Ты забываешь основы теории о внешней и внутренней стороне лука. Тебе лучше повторить это все, напомни мне рассказать.
Мальчик вздохнул. Когда Лордан плюнул на коричневый плоский брусок и принялся водить по нему лезвием, он процитировал на память:
– «Спинка лука тянется, а внутренняя часть крепко сжата. Растяжение и сжатие, сбалансированное в правильной пропорции, придает луку силу». Я знаю это, – добавил он обиженно. – Я просто имел в виду, там, на спинке, такая некрасивая выпуклость, почему бы ее не подровнять. Не глядя на него, Лордан покачал головой.
– Ты забываешь, что я говорил тебе о сердцевине дерева и оболони.
– Нет, не забываю, – вскинулся мальчик, нервно постукивая буковой киянкой. – Оболонь идет на спинку, потому что она молода и может растягиваться, а сердцевина идет на внутреннюю часть, потому что она стара и помнит свою форму, даже если ее очень сильно сжимать.
– Оболонь должна быть тонкая, а сердцевина – толстая, – добавил Лордан, – поскольку то, что сжато, будет крепче, если его будет много, а то, что должно растягиваться, будет гибче, если его будет мало. Вот что очень важно, – заключил он, проверяя лезвие резца на своем большом пальце. – Как раз то, что ты все время забываешь.
– Только потому, что оно изложено длинными словами, – отозвался мальчик. – Я плохо запоминаю сложные слова. Было бы проще, знай я наверняка, что это значит.
Лордан улыбнулся.
– Это помогает, – согласился он. – Хорошо, тогда сравним вот с чем. Лорд Темрай…
Алексий увидел, что лицо мальчика слегка изменилось.
– …является оболонью, потому что он молод и растягивает свой клан, чтобы научить их делать что-то новое, на что они и не рассчитывали. Растягивая их, он дает им силу.
– Мне не нравится такое объяснение, – сообщил мальчик.
– Если не нравится, значит, идет на пользу. Далее, Патриарх Алексий является сердцевиной, потому что он стар и был стиснут и снова выпрямлен, когда пал город, и вся сила Ордена, сжатая, была помещена в него. Отсюда он брал свою силу, которая куда больше силы клана.
– А-а, – протянул мальчик. – Теперь я, кажется, понимаю.
– Более того, – продолжил Лордан. – Здесь причина, по которой луки не делаются из одной оболони или сердцевины. Потому что та же сила, что сжимает сердцевину, растягивает оболонь, и растягивание одного есть сжатие другого.
– Ну вот, я опять перестал понимать.
– Ничего. Выучи сейчас, а поймешь потом. Без сердцевины, придающей крепость, оболонь растягивается слишком сильно и ломается. Без оболони, сдерживающей и ограничивающей, сердцевина сжимается слишком сильно и тоже ломается. Вот почему оболонь снаружи, развернута от тебя, когда ты натягиваешь лук, а сердцевина – внутри.
– Понятно, – кивнул мальчик. – Или кажется, что понятно. Мы сейчас на внутренней стороне лука, а они – снаружи, на спинке.
Лордан кивнул.
– Можно сказать и так. Ну вот, это уже можно назвать заточенным ножом. Теперь пусть пес увидит кролика.
…и снова открыл глаза, потому что кто-то ворвался в дверь и кричал на него во весь голос.
– Что? – пробормотал Алексий. – Что происходит? Не кричите, я не могу…
– Враги, – повторил мальчик с порога. – Враги в городе. Кто-то открыл ворота. дикари берут город.
– Ох, – отозвался Алексий, приподнимаясь. – Это многое объясняет. – Он нахмурился, сам не понимая, что заставило его так сказать. – Что нам нужно делать?
Мальчик дернул плечами.
– Хранители и книжники требуют вас к себе как можно скорее. Насчет того, чтобы спрятать библиотеку, или сжечь, или еще что-нибудь. Он нетерпеливо перебирал ногами. Я вам нужен, Патриарх, или можно идти?
Алексий покачал головой:
– Нет, не нужен, беги. Я бы на твоем месте помчался домой, наверняка мать сходит с ума от страха.
Паж благодарно кивнул и закрыл за собой дверь, оставляя Алексия в темноте. Тот сел в постели и начал на ощупь искать ногами башмаки. Так, теперь нужно одеться и идти к книжникам и библиотекарям; но есть ли в том смысл, если город все равно обречен пасть? Надежды сохранить библиотеку нет никакой – это же более ста тысяч томов, стеллажи с ними занимают не меньше пары миль. Да и себя самого спасти надежды не больше – попытка бегом добраться до гавани и найти себе корабль убьет его так же наверняка, как стрела или удушающий дым. Если от него ждут, чтобы он организовал эвакуацию, он может охотно попробовать; но правда в том, что Алексий сейчас способен только путаться под ногами. Будь здесь хоть немного света, можно было бы провести последние часы или, может быть, минуты, разглядывая восхитительную мозаику на потолке и используя ее, чтобы сосредоточиться для последней в жизни медитации. Но света не было; а искать трут и кремень в темноте не хотелось. Плевать на все это, ему никогда особо и не нравилось жить, если посмотреть здраво.
Веки Патриарха снова начали смыкаться, и дрема накатила новой волной, когда дверь снова распахнулась и в нее хлынул свет. Но это был не мальчик-паж и даже не воин-кочевник с окровавленными ножами в каждой руке; это был некто знакомый, если только постараться и вспомнить имя…
– Патриарх Алексий! Патриарх! Извините, вы тут?
Он раскрыл глаза.
– Да-да? Кто это?
Свет фонарика озарил лицо пришедшего.
– Это я, Венарт. Помните, мы встречались, когда вы…
– Да, да, конечно. – Алексий моргал, пытаясь понять, это явь – или снова сон. – Пожалуйста, заходите… Чем могу служить?
Беседа, до крайности не соответствующая положению – в центре захваченного города, подумал он. Но все равно был рад любому, кто прервет бессмысленное ожидание смерти.
– Это все сестра, – объяснил Венарт. – Она… в общем, она послала меня забрать вас.
– Вот оно что. – В происходящем имелось бы больше смысла, окажись оно сном, но это было не так. Он чувствовал запах масла, горящего в светильнике, и они с Венартом, бледным от возбуждения, смешанного со страхом, были совершенно реальны. – Очень… заботливо с ее стороны.
– Она настаивала, – ответил Венарт. – На самом деле довольно страшновато, как будто она правда знала. Патриарх… извините за грубый вопрос, может, вам не позволит ответить приличие и все такое, но я правда волнуюсь. Неужели она ведьма? Я бы никогда так про нее не подумал, но вы столько наговорили, когда мы сюда пришли в первый раз, и вот теперь это…
«Она не ведьма; но, похоже, я знаю, кто таковой является».
– Прошу, не спрашивайте меня, – покачал головой Алексий. – Единственное, чему я научился относительно подобных вещей, – это что я о них почти ничего не знаю. – Он потер глаза ладонями. – Кроме того, если мы хотим выбраться из города, не стоит ли поспешить? Должно быть, это не будет простым делом.
– Что? О боги, конечно же, нужно бежать. – Венарт повернулся к двери, но вовремя остановился. – Вы… э-э… не возьмете с собой слишком много поклажи, правда же? Я просто подумал, что нам не следует нагружать себя сверх меры…
Алексий подумал с полминуты.
– Не думаю, что мне в самом деле что-нибудь необходимо, – ответил он. – Будьте добры, подайте мне накидку, пожалуйста. Она висит на том стуле.
– А как же книги и все такое?
«Ах, книги заклинаний, гримуары, волшебные инструменты, медный кувшин или лампа, где сидит мой демон фамильяр…»
– Нет, – отрезал Алексий. – Я с радостью взял бы многое, но нет того, без чего я не смогу обойтись. Чудесно иметь возможность так сказать в мои годы, не правда ли?
Когда они выходили из дома, Алексий был почти уверен, что погибнет не позже, чем у ворот Среднего города – ну, может, сразу за ними. Но улицы были странно пусты, где-то в отдалении слышался шум голосов – но не было ни сразу узнаваемых криков боли и агонии, ни красных вспышек над Нижним городом.
Алексий повел своего спутника через ворота, надеясь, что его воспоминания двадцатилетней давности, как добраться до гавани коротким путем, до сих пор будут полезны.
– Как вы добрались? До моего дома, я имею в виду. Вы что, прибыли до того, как все это началось?
– Да, – ответил Венарт, он часто дышал, запыхавшись на бегу. – Я как раз ужинал в обычном своем трактире, когда пришли первые вести, так что я сразу побежал к вам. Кстати, – добавил он, – я собираюсь оставить вас в порту – там ждет лодка, которая отвезет вас на корабль, если и то, и другое, конечно, не украли, – а мне надо будет вернуться в город и забрать еще кое-кого. По крайней мере попытаться.
Они как раз проходили под фонарем, и Алексий увидел, что Венарт вот-вот расплачется. У него было выражение лица человека, попавшего в отчаянную ситуацию не по своей вине, В ситуацию, которой можно было бы легко избежать, если бы не чувство долга. Это был бессильный гнев, «так-не-честно», тот самый, который более мучителен, нежели обычная ярость или страх.
– Это Лордан? – прямо спросил Алексий.
Тот кивнул.
– Хотя не знаю, как мне предполагается искать генерала в самой гуще битвы, не говоря уж о том, чтобы убедить его бросить все и пойти со мной…
– Я уверен, вы сделаете все возможное, – уверенно сказал Алексий – таким тоном ободряют ребенка совершить что-то неприятное, но очень полезное для него. – Я рассчитываю на вас, – добавил он доверительно.
До гавани было не более четверти мили, но им пришлось оставить путь через дворы и присоединиться к основному потоку людей, стремившихся в порт. Прогулка была не из приятных во всех значениях этого слова. Алексий вспомнил чрезвычайно утомительные праздники и студенческие беспорядки времен своей юности, пожары и связанную с ними панику и беготню, и разные другие события. Но теперь народу было куда больше, не только мужчины – еще и женщины, и дети, все перепуганные, толкаясь и спеша, в то время как на другой стороне улицы невозмутимые воры использовали последние шансы пограбить дорогие магазины, даже перевернутые повозки, кое-где загромождавшие дорогу, не мешали бесконечному людскому потоку.
– Колдовство, – прошептал Алексий себе под нос, когда толпа сомкнулась вокруг них, даже не отдавив ног.
Указать на что-нибудь конкретное, что можно было бы назвать сверхъестественным, он не мог – должно быть, таким эффектом они с Венартом были обязаны воздушным карманам или чему-то в этом роде. Хорошо, что эти карманы оказались как раз там, куда Алексию нужно идти.
– Лодка стоит не в самом порту, – громким хриплым шепотом сказал Венарт. – Это бы значило дразнить народ и просто-таки предлагать спуститься и унести ее. Так что я велел гребцам спрятаться под арками у пирса, где, я надеюсь, их никто не заметил. Честное слово, разве можно было ожидать подобной паники.
К счастью, людской поток нес их как раз к пирсу. Какой-то идиот устроил небольшой пожар – намеренно или нет – в одном из складских помещений, и свет огня, отражаясь в воде, отлично освещал дорогу.
– Сюда, – шепнул Венарт. – О боги, конечно же, люди до нее добрались, как я и боялся. Скорее!
Алексий увидел небольшую шлюпку, по шесть весел с каждой стороны, стоявшую ярдах в пятнадцати от причала. Вокруг нее в воде плавало несколько человек – мужчин и женщин. Некоторые пытались уцепиться за борт, а гребцы отбивались от них веслами и баграми, даже своими деревянными башмаками. Венарт закричал и замахал руками; один из гребцов почти случайно заметил его, узнал и сказал товарищам. Они поотрывали от борта руки оставшихся пловцов – это стоило многих сил и немалого труда, – после чего принялись грести к месту, где ждали Венарт с Алексием.
– Теперь самое сложное, – пробормотал Венарт. – Не знаю, насколько хорошо вы плаваете…
– Очень плохо.
– Жаль.
Очень немногие из заметивших приближающуюся лодку созерцали ее неподвижно; большинство бросились в воду и старались добраться до нее вплавь. За спиной Алексия тоже была давка, и толпа столкнула их в воду, избавляя от проблемы выбора – но повергая в другую неприятность.
Вода сомкнулась у Патриарха над головой.
«Ну что же, – подумал он, – попробовать все равно стоило, я полагаю. Но я знал, что добра из этого не получится»
Тут что-то твердое сомкнулось у него на предплечье. Патриарх двигался в сторону лодки – вернее, его тащили, все еще погруженного в воду. Хотя с тех пор, как он скончался, ему уже не о чем было волноваться…
…пока первая порция соленой воды не рванулась ему в легкие, и Алексий запаниковал – как раз в тот самый момент, как голова его показалась над поверхностью. множество рук подхватило его и потянуло наверх, потом тело его тяжело осело на дощатый пол лодки, и кто-то давил ему на грудь – пытаясь убить? Нет, кажется, освободить его легкие от воды. Все это было довольно неприятно, и Алексий не сильно пожалел, когда в глазах у него потемнело и сознание покинуло его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
…который выскользнул из ножен с шуршащим звуком и показался безнадежно тяжелым и неудобным, не созданным для руки мастера, но враг был совсем близко, и Метриас направил на него острие меча…
У него закрыты глаза, – пораженно подумал Кородин. – Несчастный ублюдок бежит зажмурившись, он совсем спятил от страха».
В руке врага был короткий клинок с широким лезвием, заточенным с одной стороны. Он держал оружие над головой, как мужицкий цеп…
Метриас Кородин, мастер научных приборов, подпустил его почти вплотную и попросту заступил бедному перепуганному дикарю дорогу, когда тот был в двух шагах. Враг напоролся на его меч всей грудью, Кородин был достаточно близко, чтобы слышать, как воздух со свистом врывается в распоротое легкое, – а потом дикарь упал, увлекая за собою меч Кородина, глубоко засевший в его груди.
Клинок оказался вырван из рук Метриаса, и не было времени вытащить его из трупа, потому что уже бежал следующий враг, и безоружный Кородин отстраненно глядел на него, несущегося с копьем в руках, с тем же ужасом в глазах, и наконечник копья был нацелен ему прямо в лицо. Поздно, не успеть освободить меч, но он все же попытался это сделать – и почувствовал, что тот засел надежно. Наконечник копья противника вошел в фокус его зрения, так близко, что даже подслеповатые глаза Метриаса могли его ясно различить – весь, до свежих отметин камня на его широком листовидном лезвии. Метриас ожидал, что вот сейчас копье вонзится ему в лицо, в последнюю секунду успев подумать: «Интересно, насколько это больно?» – и так и пребывал в ожидании, когда человек, стоявший рядом с ним в строю, отвел от него удар копья и следующим движением вогнал собственный клинок в живот врагу, заставив того взвыть от боли.
Кородин был благодарен своему соседу – боги, да это, кажется, Гидас Маскалеон в своем огромном ржавом шлеме, позорище всего отряда и насмешка над нашей профессией, но до того, как он успел вымолвить слово благодарности, новый враг ударил Гидаса в лицо, срубив ему нос под самый корень; и пока тот стоял, ошеломленный болью, вонзил ему в грудь меч и добил его.
Кородин наконец освободил свой меч и обернулся к человеку, убившему его соседа, – но того уже не было. Искать его более тщательно было некогда; из темноты выскочил другой враг и устремился вперед – бег его замедлился, когда он перелезал через гору мертвых и умирающих, которая начинала расти под ногами защитников. Насколько Кородин мог судить, этот дикарь потерял всякую цель; лицо его тоже было искажено от ужаса, но он что-то соображал, пытаясь разобраться в ситуации. Несколько мгновений он стоял на груде мертвых тел – высокий, тонкий мальчишка с только начавшей пробиваться бородой, с красивыми мускулистыми руками, которые облегали рукава скверной кольчуги. Разумный паренек осознал, что атака кончена, развернулся и бросился наутек.
– Мы атаковали их трижды, – произнес молодой человек, капитан отряда. – Все бесполезно, мы не можем их потеснить.
– Какого дьявола ты лезешь ко мне с этим? – выдохнул Темрай. – Очисти со своими людишками дорогу моим лучникам.
Потребовалось всего четыре залпа (стрела – клади – тяни – держи – стреляй) – и оставшиеся враги дрогнули и побежали, оставляя за собой свободный путь ярдов на сто. Темрая во главе отряда душил холодный гнев на мальчишку-капитана, чья ошибка стоила жизни многим бойцам. Но вождь подавлял ярость, тщетно пытаясь восстановить в памяти карту города – как расположены улицы, далеко ли до гавани, есть ли ответвления в стороны, где враг может поджидать их, чтобы напасть с флангов. Каждый раз, когда кто-то из его людей падал, Темраю хотелось броситься к раненому, защитить, вынести на руках из битвы – если остается хоть маленькая надежда, что тот жив. Но сейчас это было не в его власти, нельзя позволить себе демонстрировать тонкие чувства и душевное благородство не сейчас, когда ответственность за все происходящее лежала на нем. При всем желании Темрай не мог броситься в гущу битвы.
«Как будто я оправдываюсь», – усмехнулся он – хотя и знал, что это неправда».
Черт, куда же подевался враг? Они пересекли три площади, и никто не встал у них на пути, не пролетело ни единой стрелы – дорогу загромождали только перевернутые повозки и случайные торговые лотки. Ловушка? А может, враги где-то устроили общий сбор, отдан этот район города кочевникам на растерзание, чтобы успеть организовать оборону в другом месте? Где-то должна быть карта, но Темрай не помнил, у кого видел ее в последний раз. Он и без карты должен помнить…
Вождь обернулся и яростно закричал на своих воинов, не способных мало-мальски держать строй. Правый фланг отстал, центр, напротив, вырывался вперед. Боги, если бы на них сейчас напали…
– Сюда, – пробормотал Лордан себе под нос, про ходя мимо конюшен и кабачка, где пекли такие дешевые пироги с бараниной. – Так мы выйдем к дому гильдии кожевников, все правильно. Конечно, при расчете, что враг движется не быстрее, чем я предположил, и что я не пропустил в темноте нужный поворот.
Вот мы и пришли – но слишком рано. Ладно, пускай пока разбираются с отрядом, держащим арку свечников. Тогда навалимся на них с обеих сторон, не давая развернуться или использовать луки. По крайней мере такова теория схватки.
Отличная штука – теория.
Лордан остановился и поднял руку, и отряд, который он вел, послушно замер. Медленно он сосчитал до пятидесяти (почему именно до пятидесяти? Ладно, число не хуже других) и уронил руку, давая знак продолжать движение – за угол, на главный проспект, заполненный народом.
Это напоминало парад в праздник морехода, если смотреть сзади. Огромные волны людей накатывались друг на друга, поднимаясь и падая в некоем ритме. «В любом случае они от нас не ушли», – подумал Лордан, срываясь на бег и стремительно выбирая первого противника.
Кто бы это ни был, драться он не умел. Когда враг упал, Лордан перешагнул через него, а сзади катилась новая волна солдат, распространяясь по ширине улицы. Только несколько врагов успели обернуться, чтобы встретить их лицом к лицу, когда те приблизились на расстояние удара. Пришло время тяжелой работы – трудиться рукой, едва не вывихивая плечо, как при копании глубокой ямы в торфе или рубке дров. Можно было почувствовать носящуюся над схваткой панику, распространяющуюся к центру от краев, где люди Лордана рубили и кололи, прокладывая себе дорогу. В гуще схватки было так тесно, что в ряду копейщиков сталкивались локтями при попытке ударить копьем. Все это походило на что-то плавящееся, медленно становящееся из твердого – жидким.
«Боги, это-таки оказалась ловушка, и я дал себя поймать».
Темрай попробовал взглянуть назад, на источник неприятностей, но не разглядел ничего из-за многих голов. Все, что было видно, – плечи, головы и лес копий. Но он чувствовал страх, распространявшийся волнами по его войску; люди проталкивались вперед, стараясь оказаться как можно дальше от невидимой вождю опасности. Выхода видно не было; разве что остальная часть армии каким-то чудом узнает о происходящем и в мгновение ока примчится на помощь.
Перед внутренним взором Темрая проскользнуло жуткое видение – главный проспект, плотно набитый трупами, как бычья кишка – колбасой; трупы лежат слоями, лицами вниз, слой горожан перемежается со слоем кочевников – и только когда вся улица будет забита по самые крыши, по верху будут бежать, сталкиваясь в схватке, оставшиеся в живых.
Кто-то потянул его за рукав. Вождь обернулся.
– …через дома, – быстро говорил человек. – Сломать стены домов, они же деревянные…
Это прозвучало как дурная шутка, пока Темрай наконец не сообразил, что имеется в виду. Примерно напротив места, где они стояли, по левой стороне улицы шел целый ряд обветшавших особнячков. Он вспомнил – о них некогда говорили, что домишки предназначены на слом, что владелец купил их только ради выгодного расположения… Если он правильно помнил, по другую сторону домов была улица – длинная, выгнутая и обоими концами примыкающая к главному проспекту, как плечи лука соединяются с тетивой. Людей более чем достаточно, чтобы проломить деревянные стены и проложить себе путь наружу, и тогда – девяносто процентов, что битва будет выиграна. Могло даже появиться пространство для собственных маневров.
– Ломайте, – крикнул он, возвышая голос над общим шумом. – Возьмите столько людей, сколько потребуется, – и спешите, ради богов!
Без всякого специального оборудования или хотя бы представления, что именно происходит, они бросались на деревянные стены всем телом, вышибая ногами двери и ставни, всаживая топоры глубоко в дощатые панели. Когда стена начала поддаваться, толпа ломанулась вперед, как табун коней на равнине, испугавшийся грома. Несколько человек, может быть, дюжина, погибли под развалинами, остальные могучим потоком проложили себе и другим путь наружу. Как только люди начали выливаться с противоположной стороны, Темрай вздохнул с облегчением – для его войска нашелся выход из ловушки. У него не было выбора, кроме как последовать в общем потоке, размышляя на ходу, сколько его людей, брошенных позади, будет перебито в тщетной попытке бежать через дыры в стенах. Много, решил он, и оставил это как есть. Простая арифметика – не важно, что скажет численный результат, все равно ответ один: много.
Патриарх Алексий проснулся от криков и топота ног. Сначала он подумал, что в доме пожар – такое уже случалось не единожды, – но шум чем-то отличался от тех случаев. Патриарх попробовал разобрать среди криков какие-нибудь слова.
Что бы ни происходило, это казалось важным. Здравый смысл советовал встать и одеться, но по некоей причине Алексий остался лежать. Среди криков не получалось различить чего-нибудь осмысленного, кроме того, Патриарх проснулся с мигренью. Он прикрыл глаза на секунду…
…и увидел скамью в просторной лавке-мастерской. Кажется, Патриарх видел происходящее из дальнего угла лавки, но из распахнутой двери падало достаточно света, чтобы он мог различить происходящее, двое мужчин подвешивали на гвоздь в стене почти что готовый боевой лук. Младший из них, едва вышедший из детского возраста юноша, крепко держал лук обеими руками, в то время как старший (это был Бардас Лордан) подцепил крючком тетиву и привязывал к крюку веревку. Потом он продел веревку в блок и перекинул ее через потолочную балку. Пошарив под скамьей, вытащил наружу свинцовую гирю с написанным на боку числом. Это была тяжелая гиря – Лордан с трудом оторвал ее от пола и держал на весу, на локтях, привязывая к ней другой конец веревки.
– Держи ровно, – велел он мальчику и осторожно убрал руки, так что гиря повисла на веревке, привязанной к тетиве. Лук на гвозде выгнулся, потому что гиря тянула его через блок, и Алексий заметил нацарапанные на стене под гвоздем пометки. Верхушка конуса, образованного натянутой тетивой, касалась одной из них.
– Шестьдесят фунтов на двадцать четыре, – сказал мальчик, изучив пометку.
Лордан кивнул, отвязал гирю и осторожно положил на пол.
– Надо немного срезать с внутренней стороны. Сними лук и положи в тиски и дай мне маленький резец.
Мальчик сделал, как ему было велено, и спросил:
– А почему с внутренней стороны? На спинке лука дерево толще, может, лучше оттуда срезать?
Лордан покачал головой и взял из рук мальчика восьмидюймовое лезвие с деревянной рукояткой.
– Ты забываешь основы теории о внешней и внутренней стороне лука. Тебе лучше повторить это все, напомни мне рассказать.
Мальчик вздохнул. Когда Лордан плюнул на коричневый плоский брусок и принялся водить по нему лезвием, он процитировал на память:
– «Спинка лука тянется, а внутренняя часть крепко сжата. Растяжение и сжатие, сбалансированное в правильной пропорции, придает луку силу». Я знаю это, – добавил он обиженно. – Я просто имел в виду, там, на спинке, такая некрасивая выпуклость, почему бы ее не подровнять. Не глядя на него, Лордан покачал головой.
– Ты забываешь, что я говорил тебе о сердцевине дерева и оболони.
– Нет, не забываю, – вскинулся мальчик, нервно постукивая буковой киянкой. – Оболонь идет на спинку, потому что она молода и может растягиваться, а сердцевина идет на внутреннюю часть, потому что она стара и помнит свою форму, даже если ее очень сильно сжимать.
– Оболонь должна быть тонкая, а сердцевина – толстая, – добавил Лордан, – поскольку то, что сжато, будет крепче, если его будет много, а то, что должно растягиваться, будет гибче, если его будет мало. Вот что очень важно, – заключил он, проверяя лезвие резца на своем большом пальце. – Как раз то, что ты все время забываешь.
– Только потому, что оно изложено длинными словами, – отозвался мальчик. – Я плохо запоминаю сложные слова. Было бы проще, знай я наверняка, что это значит.
Лордан улыбнулся.
– Это помогает, – согласился он. – Хорошо, тогда сравним вот с чем. Лорд Темрай…
Алексий увидел, что лицо мальчика слегка изменилось.
– …является оболонью, потому что он молод и растягивает свой клан, чтобы научить их делать что-то новое, на что они и не рассчитывали. Растягивая их, он дает им силу.
– Мне не нравится такое объяснение, – сообщил мальчик.
– Если не нравится, значит, идет на пользу. Далее, Патриарх Алексий является сердцевиной, потому что он стар и был стиснут и снова выпрямлен, когда пал город, и вся сила Ордена, сжатая, была помещена в него. Отсюда он брал свою силу, которая куда больше силы клана.
– А-а, – протянул мальчик. – Теперь я, кажется, понимаю.
– Более того, – продолжил Лордан. – Здесь причина, по которой луки не делаются из одной оболони или сердцевины. Потому что та же сила, что сжимает сердцевину, растягивает оболонь, и растягивание одного есть сжатие другого.
– Ну вот, я опять перестал понимать.
– Ничего. Выучи сейчас, а поймешь потом. Без сердцевины, придающей крепость, оболонь растягивается слишком сильно и ломается. Без оболони, сдерживающей и ограничивающей, сердцевина сжимается слишком сильно и тоже ломается. Вот почему оболонь снаружи, развернута от тебя, когда ты натягиваешь лук, а сердцевина – внутри.
– Понятно, – кивнул мальчик. – Или кажется, что понятно. Мы сейчас на внутренней стороне лука, а они – снаружи, на спинке.
Лордан кивнул.
– Можно сказать и так. Ну вот, это уже можно назвать заточенным ножом. Теперь пусть пес увидит кролика.
…и снова открыл глаза, потому что кто-то ворвался в дверь и кричал на него во весь голос.
– Что? – пробормотал Алексий. – Что происходит? Не кричите, я не могу…
– Враги, – повторил мальчик с порога. – Враги в городе. Кто-то открыл ворота. дикари берут город.
– Ох, – отозвался Алексий, приподнимаясь. – Это многое объясняет. – Он нахмурился, сам не понимая, что заставило его так сказать. – Что нам нужно делать?
Мальчик дернул плечами.
– Хранители и книжники требуют вас к себе как можно скорее. Насчет того, чтобы спрятать библиотеку, или сжечь, или еще что-нибудь. Он нетерпеливо перебирал ногами. Я вам нужен, Патриарх, или можно идти?
Алексий покачал головой:
– Нет, не нужен, беги. Я бы на твоем месте помчался домой, наверняка мать сходит с ума от страха.
Паж благодарно кивнул и закрыл за собой дверь, оставляя Алексия в темноте. Тот сел в постели и начал на ощупь искать ногами башмаки. Так, теперь нужно одеться и идти к книжникам и библиотекарям; но есть ли в том смысл, если город все равно обречен пасть? Надежды сохранить библиотеку нет никакой – это же более ста тысяч томов, стеллажи с ними занимают не меньше пары миль. Да и себя самого спасти надежды не больше – попытка бегом добраться до гавани и найти себе корабль убьет его так же наверняка, как стрела или удушающий дым. Если от него ждут, чтобы он организовал эвакуацию, он может охотно попробовать; но правда в том, что Алексий сейчас способен только путаться под ногами. Будь здесь хоть немного света, можно было бы провести последние часы или, может быть, минуты, разглядывая восхитительную мозаику на потолке и используя ее, чтобы сосредоточиться для последней в жизни медитации. Но света не было; а искать трут и кремень в темноте не хотелось. Плевать на все это, ему никогда особо и не нравилось жить, если посмотреть здраво.
Веки Патриарха снова начали смыкаться, и дрема накатила новой волной, когда дверь снова распахнулась и в нее хлынул свет. Но это был не мальчик-паж и даже не воин-кочевник с окровавленными ножами в каждой руке; это был некто знакомый, если только постараться и вспомнить имя…
– Патриарх Алексий! Патриарх! Извините, вы тут?
Он раскрыл глаза.
– Да-да? Кто это?
Свет фонарика озарил лицо пришедшего.
– Это я, Венарт. Помните, мы встречались, когда вы…
– Да, да, конечно. – Алексий моргал, пытаясь понять, это явь – или снова сон. – Пожалуйста, заходите… Чем могу служить?
Беседа, до крайности не соответствующая положению – в центре захваченного города, подумал он. Но все равно был рад любому, кто прервет бессмысленное ожидание смерти.
– Это все сестра, – объяснил Венарт. – Она… в общем, она послала меня забрать вас.
– Вот оно что. – В происходящем имелось бы больше смысла, окажись оно сном, но это было не так. Он чувствовал запах масла, горящего в светильнике, и они с Венартом, бледным от возбуждения, смешанного со страхом, были совершенно реальны. – Очень… заботливо с ее стороны.
– Она настаивала, – ответил Венарт. – На самом деле довольно страшновато, как будто она правда знала. Патриарх… извините за грубый вопрос, может, вам не позволит ответить приличие и все такое, но я правда волнуюсь. Неужели она ведьма? Я бы никогда так про нее не подумал, но вы столько наговорили, когда мы сюда пришли в первый раз, и вот теперь это…
«Она не ведьма; но, похоже, я знаю, кто таковой является».
– Прошу, не спрашивайте меня, – покачал головой Алексий. – Единственное, чему я научился относительно подобных вещей, – это что я о них почти ничего не знаю. – Он потер глаза ладонями. – Кроме того, если мы хотим выбраться из города, не стоит ли поспешить? Должно быть, это не будет простым делом.
– Что? О боги, конечно же, нужно бежать. – Венарт повернулся к двери, но вовремя остановился. – Вы… э-э… не возьмете с собой слишком много поклажи, правда же? Я просто подумал, что нам не следует нагружать себя сверх меры…
Алексий подумал с полминуты.
– Не думаю, что мне в самом деле что-нибудь необходимо, – ответил он. – Будьте добры, подайте мне накидку, пожалуйста. Она висит на том стуле.
– А как же книги и все такое?
«Ах, книги заклинаний, гримуары, волшебные инструменты, медный кувшин или лампа, где сидит мой демон фамильяр…»
– Нет, – отрезал Алексий. – Я с радостью взял бы многое, но нет того, без чего я не смогу обойтись. Чудесно иметь возможность так сказать в мои годы, не правда ли?
Когда они выходили из дома, Алексий был почти уверен, что погибнет не позже, чем у ворот Среднего города – ну, может, сразу за ними. Но улицы были странно пусты, где-то в отдалении слышался шум голосов – но не было ни сразу узнаваемых криков боли и агонии, ни красных вспышек над Нижним городом.
Алексий повел своего спутника через ворота, надеясь, что его воспоминания двадцатилетней давности, как добраться до гавани коротким путем, до сих пор будут полезны.
– Как вы добрались? До моего дома, я имею в виду. Вы что, прибыли до того, как все это началось?
– Да, – ответил Венарт, он часто дышал, запыхавшись на бегу. – Я как раз ужинал в обычном своем трактире, когда пришли первые вести, так что я сразу побежал к вам. Кстати, – добавил он, – я собираюсь оставить вас в порту – там ждет лодка, которая отвезет вас на корабль, если и то, и другое, конечно, не украли, – а мне надо будет вернуться в город и забрать еще кое-кого. По крайней мере попытаться.
Они как раз проходили под фонарем, и Алексий увидел, что Венарт вот-вот расплачется. У него было выражение лица человека, попавшего в отчаянную ситуацию не по своей вине, В ситуацию, которой можно было бы легко избежать, если бы не чувство долга. Это был бессильный гнев, «так-не-честно», тот самый, который более мучителен, нежели обычная ярость или страх.
– Это Лордан? – прямо спросил Алексий.
Тот кивнул.
– Хотя не знаю, как мне предполагается искать генерала в самой гуще битвы, не говоря уж о том, чтобы убедить его бросить все и пойти со мной…
– Я уверен, вы сделаете все возможное, – уверенно сказал Алексий – таким тоном ободряют ребенка совершить что-то неприятное, но очень полезное для него. – Я рассчитываю на вас, – добавил он доверительно.
До гавани было не более четверти мили, но им пришлось оставить путь через дворы и присоединиться к основному потоку людей, стремившихся в порт. Прогулка была не из приятных во всех значениях этого слова. Алексий вспомнил чрезвычайно утомительные праздники и студенческие беспорядки времен своей юности, пожары и связанную с ними панику и беготню, и разные другие события. Но теперь народу было куда больше, не только мужчины – еще и женщины, и дети, все перепуганные, толкаясь и спеша, в то время как на другой стороне улицы невозмутимые воры использовали последние шансы пограбить дорогие магазины, даже перевернутые повозки, кое-где загромождавшие дорогу, не мешали бесконечному людскому потоку.
– Колдовство, – прошептал Алексий себе под нос, когда толпа сомкнулась вокруг них, даже не отдавив ног.
Указать на что-нибудь конкретное, что можно было бы назвать сверхъестественным, он не мог – должно быть, таким эффектом они с Венартом были обязаны воздушным карманам или чему-то в этом роде. Хорошо, что эти карманы оказались как раз там, куда Алексию нужно идти.
– Лодка стоит не в самом порту, – громким хриплым шепотом сказал Венарт. – Это бы значило дразнить народ и просто-таки предлагать спуститься и унести ее. Так что я велел гребцам спрятаться под арками у пирса, где, я надеюсь, их никто не заметил. Честное слово, разве можно было ожидать подобной паники.
К счастью, людской поток нес их как раз к пирсу. Какой-то идиот устроил небольшой пожар – намеренно или нет – в одном из складских помещений, и свет огня, отражаясь в воде, отлично освещал дорогу.
– Сюда, – шепнул Венарт. – О боги, конечно же, люди до нее добрались, как я и боялся. Скорее!
Алексий увидел небольшую шлюпку, по шесть весел с каждой стороны, стоявшую ярдах в пятнадцати от причала. Вокруг нее в воде плавало несколько человек – мужчин и женщин. Некоторые пытались уцепиться за борт, а гребцы отбивались от них веслами и баграми, даже своими деревянными башмаками. Венарт закричал и замахал руками; один из гребцов почти случайно заметил его, узнал и сказал товарищам. Они поотрывали от борта руки оставшихся пловцов – это стоило многих сил и немалого труда, – после чего принялись грести к месту, где ждали Венарт с Алексием.
– Теперь самое сложное, – пробормотал Венарт. – Не знаю, насколько хорошо вы плаваете…
– Очень плохо.
– Жаль.
Очень немногие из заметивших приближающуюся лодку созерцали ее неподвижно; большинство бросились в воду и старались добраться до нее вплавь. За спиной Алексия тоже была давка, и толпа столкнула их в воду, избавляя от проблемы выбора – но повергая в другую неприятность.
Вода сомкнулась у Патриарха над головой.
«Ну что же, – подумал он, – попробовать все равно стоило, я полагаю. Но я знал, что добра из этого не получится»
Тут что-то твердое сомкнулось у него на предплечье. Патриарх двигался в сторону лодки – вернее, его тащили, все еще погруженного в воду. Хотя с тех пор, как он скончался, ему уже не о чем было волноваться…
…пока первая порция соленой воды не рванулась ему в легкие, и Алексий запаниковал – как раз в тот самый момент, как голова его показалась над поверхностью. множество рук подхватило его и потянуло наверх, потом тело его тяжело осело на дощатый пол лодки, и кто-то давил ему на грудь – пытаясь убить? Нет, кажется, освободить его легкие от воды. Все это было довольно неприятно, и Алексий не сильно пожалел, когда в глазах у него потемнело и сознание покинуло его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Префект вытер кровь, заливавшую глаза, и взглянул вниз, на стену, ведущую к главной башне над мостом. А потом – вверх, где был бастион Лордана. С обеих сторон он видел множество врагов, и каждый вражеский отряд превосходил числом войско, с помощью которого должен был удерживать шестнадцатую башню.
При других обстоятельствах префект решил бы, что сделал уже достаточно, – и был бы в своем праве. Четыре атаки подряд, сразу с обеих сторон, были отбиты с минимальными потерями для защитников. Потери врага оказались куда тяжелее, хотя это имело мало значения какая разница, скольких удалось убить, если они все прибывают?
При других обстоятельствах префект решил бы, что сделал уже достаточно, – и был бы в своем праве. Четыре атаки подряд, сразу с обеих сторон, были отбиты с минимальными потерями для защитников. Потери врага оказались куда тяжелее, хотя это имело мало значения какая разница, скольких удалось убить, если они все прибывают?