Страница:
Сьюзен повернулась ко мне:
— Она чувствует вину перед мужем.
Затем Сьюзен опустила голову, как делала всегда, когда задумывалась о чем-то. Мы мчались в ночи по тоннелю, прорезанному в темноте светом фар «ягуара».
— Она могла его убить? — спросил я.
— Да, могла. Не думаю, что убила, но могла.
Снова повалил снег, Хоук включил стеклоочистители. Он установил режим «интервал», но периодичность их взмахов по стеклу казалась неритмичной.
— Она чувствует себя виновной в его смерти, так ведь? — спросил я.
— У нее есть чувство вины перед мужем — это я знаю точно. Винит ли она себя в его смерти — этого с уверенностью я сказать не могу.
Щетки метнулись по стеклу, и пустынный тоннель дороги стал виден яснее. И снова сыпал снег, лобовое стекло медленно теряло прозрачность. Снежинки таяли и стекали по стеклу, оставляя извилистые дорожки. И снова взмах — и снова пустота тоннеля яснее.
— Может, кокаин здесь ни при чем? — высказал я предположение.
— Каким-то образом кокаин здесь все равно замешан. — Хоук говорил, не поворачивая головы, следя за дорогой через запорошенное стекло.
— Да, но, наверно, не во всё.
— Сердца, разрывающиеся от страсти, ревности, ненависти, и все такое, да?
— Может быть, — сказал я.
— Страсть правит миром! — заверил Хоук.
— Миром правит любовь.
— Одно и то же.
— Не всегда, — проговорила Сьюзен.
«Ягуар» несся, почти беззвучно разрывая пелену темноты и снега.
— Нам нужно поговорить с ней, — сказала Сьюзен. — Ей сейчас, конечно, тяжело, но...
— Но сейчас она способна сказать то, чего не сказала бы в другое время? — договорил я за Сьюзен.
— Да.
— А если она не вынесет такого разговора?
— Сейчас меня заботит не она. Сейчас меня заботишь ты — они собираются арестовать тебя по обвинению в хранении наркотиков.
— Собираются.
— И внешне все будет выглядеть вполне законно. Ты ведь действительно увел триста фунтов кокаина.
— Кило, — поправил я.
— Кило, фунты — какая разница...
— И два центнера твоих у Генри Чимоли в подвальчике, — заметил Хоук.
— Так что тебя могут арестовать не только здесь. Тебя не спасет, если уедешь из Уитона.
— Это верно, — согласился я.
— И уж, конечно, в Уитоне тебе покоя не видать.
— Тоже верно.
— Так что мы вынуждены поговорить с Кэролайн, — подытожила Сьюзен.
— А если этот разговор окончательно раздавит ее? Трагедия произошла совсем недавно.
— Как получится. Не думаю, что все так страшно. Не думаю, что у нее появится будущее, пока мы не распутаем клубок. Но если это ее убьет, значит так тому и быть. Я не позволю погубить тебя.
— Твоя машина у мотеля, — напомнил Хоук.
— Да, и моя одежда, и моя косметика. О Боже, да ведь вся моя красота в номере мотеля!
— В мотель дороги нет. Если они заполучат тебя, они заполучат и меня.
— Но мое лицо...
— Забудь о лице, — попросил я.
Мы немного помолчали. Щетки все елозили по стеклу в своем непредсказуемом ритме.
— Ладно, — сказала Сьюзен. — Но вы не будете смотреть на меня.
— На лицо не будем, только на тело, — пообещал я.
— Итак, мы едем к миссис Кэролайн? — спросил Хоук.
— Ничего другого, пожалуй, не остается, — ответил я.
Хоук сбросил скорость, легко развернул «ягуар» и спросил:
— Думаешь, все легавые осадили мотель?
— Надеюсь. Они не в курсе того, что мы знаем.
— Если только, конечно, этот парень, как его...
— Конвей, — подсказал я Сьюзен.
— Если только Конвей не лгал.
— Ради чего? — спросил я.
— А вот этого мы не знаем.
— Все возможно, — сказал я, — но уж как-то слишком закручено.
— Пожалуй, — согласилась Сьюзен.
— Когда я в чем-то сомневаюсь, выбираю самое простое.
— Для меня ты сделал исключение.
— В тебе я не сомневаюсь.
— Значит, действуем так, как если бы Конвей говорил правду.
— Эта информация хоть чего-то да стоит.
— Но если информация ложная?
— Нужно быть готовым ко всему, — сказал я.
Глава 31
Глава 32
Глава 33
— Она чувствует вину перед мужем.
Затем Сьюзен опустила голову, как делала всегда, когда задумывалась о чем-то. Мы мчались в ночи по тоннелю, прорезанному в темноте светом фар «ягуара».
— Она могла его убить? — спросил я.
— Да, могла. Не думаю, что убила, но могла.
Снова повалил снег, Хоук включил стеклоочистители. Он установил режим «интервал», но периодичность их взмахов по стеклу казалась неритмичной.
— Она чувствует себя виновной в его смерти, так ведь? — спросил я.
— У нее есть чувство вины перед мужем — это я знаю точно. Винит ли она себя в его смерти — этого с уверенностью я сказать не могу.
Щетки метнулись по стеклу, и пустынный тоннель дороги стал виден яснее. И снова сыпал снег, лобовое стекло медленно теряло прозрачность. Снежинки таяли и стекали по стеклу, оставляя извилистые дорожки. И снова взмах — и снова пустота тоннеля яснее.
— Может, кокаин здесь ни при чем? — высказал я предположение.
— Каким-то образом кокаин здесь все равно замешан. — Хоук говорил, не поворачивая головы, следя за дорогой через запорошенное стекло.
— Да, но, наверно, не во всё.
— Сердца, разрывающиеся от страсти, ревности, ненависти, и все такое, да?
— Может быть, — сказал я.
— Страсть правит миром! — заверил Хоук.
— Миром правит любовь.
— Одно и то же.
— Не всегда, — проговорила Сьюзен.
«Ягуар» несся, почти беззвучно разрывая пелену темноты и снега.
— Нам нужно поговорить с ней, — сказала Сьюзен. — Ей сейчас, конечно, тяжело, но...
— Но сейчас она способна сказать то, чего не сказала бы в другое время? — договорил я за Сьюзен.
— Да.
— А если она не вынесет такого разговора?
— Сейчас меня заботит не она. Сейчас меня заботишь ты — они собираются арестовать тебя по обвинению в хранении наркотиков.
— Собираются.
— И внешне все будет выглядеть вполне законно. Ты ведь действительно увел триста фунтов кокаина.
— Кило, — поправил я.
— Кило, фунты — какая разница...
— И два центнера твоих у Генри Чимоли в подвальчике, — заметил Хоук.
— Так что тебя могут арестовать не только здесь. Тебя не спасет, если уедешь из Уитона.
— Это верно, — согласился я.
— И уж, конечно, в Уитоне тебе покоя не видать.
— Тоже верно.
— Так что мы вынуждены поговорить с Кэролайн, — подытожила Сьюзен.
— А если этот разговор окончательно раздавит ее? Трагедия произошла совсем недавно.
— Как получится. Не думаю, что все так страшно. Не думаю, что у нее появится будущее, пока мы не распутаем клубок. Но если это ее убьет, значит так тому и быть. Я не позволю погубить тебя.
— Твоя машина у мотеля, — напомнил Хоук.
— Да, и моя одежда, и моя косметика. О Боже, да ведь вся моя красота в номере мотеля!
— В мотель дороги нет. Если они заполучат тебя, они заполучат и меня.
— Но мое лицо...
— Забудь о лице, — попросил я.
Мы немного помолчали. Щетки все елозили по стеклу в своем непредсказуемом ритме.
— Ладно, — сказала Сьюзен. — Но вы не будете смотреть на меня.
— На лицо не будем, только на тело, — пообещал я.
— Итак, мы едем к миссис Кэролайн? — спросил Хоук.
— Ничего другого, пожалуй, не остается, — ответил я.
Хоук сбросил скорость, легко развернул «ягуар» и спросил:
— Думаешь, все легавые осадили мотель?
— Надеюсь. Они не в курсе того, что мы знаем.
— Если только, конечно, этот парень, как его...
— Конвей, — подсказал я Сьюзен.
— Если только Конвей не лгал.
— Ради чего? — спросил я.
— А вот этого мы не знаем.
— Все возможно, — сказал я, — но уж как-то слишком закручено.
— Пожалуй, — согласилась Сьюзен.
— Когда я в чем-то сомневаюсь, выбираю самое простое.
— Для меня ты сделал исключение.
— В тебе я не сомневаюсь.
— Значит, действуем так, как если бы Конвей говорил правду.
— Эта информация хоть чего-то да стоит.
— Но если информация ложная?
— Нужно быть готовым ко всему, — сказал я.
Глава 31
Была еще только половина восьмого, но город уже буквально вымер. Все сидели у телевизоров, следя за передачей «Вечерние развлечения». Падающий снег создавал иллюзию сказочной тишины. По Мейн-стрит медленно двигался снегоочиститель, оставляя за собой полосу посыпанной песком дороги. Ни легавых, ни пробок на дороге, никаких «десять-четыре»[10] в микрофоне. Только два подростка в бордовых атласных курточках с ворсистой надписью «Уитон» на спинках пытались играть в снежки возле пиццерии, но снега было еще маловато.
Кэролайн, казалось, не удивилась, увидев нас Хоук поставил машину в двухместный гараж Роджерсов рядом с джипом и, закрыв его, вошел в дом, неся дробовик и коробку с патронами.
— Второй машины никогда не было, — пояснила Кэролайн, — Бейли всегда ездил на патрульной без опознавательных знаков. Теперь на ней ездит Генри.
Она уставилась на вошедшего Хоука и его дробовик, но ничего не сказала и вежливо обменялась с ним рукопожатием, когда я представил их друг другу. Хоук поставил коробку с патронами на кофейный столик.
— Кофе хотите? — предложила Кэролайн.
— Нет, спасибо, — отказался я. — Я после кофе не могу уснуть.
— Я надеюсь, вы меня извините, — сказал Хоук, обращаясь к Кэролайн, — мне необходимо осмотреть дом.
Она улыбнулась так же вежливо, как обменивалась рукопожатием:
— Конечно.
Хоук занялся обходом комнат. Я слышал, как он звякнул щеколдой с цепочкой на двери черного хода. Кэролайн опустилась на край дивана, подальше от столика, где лежали патроны. Сьюзен села рядом с ней. Я занял кресло напротив них, рядом с камином.
— Что-нибудь случилось? — спросила Кэролайн с напускным оживлением, таким же ненастоящим, как неоновый свет.
— Да. И поэтому нам нужно поговорить, — сказала Сьюзен.
— Что еще могло случиться? — На этот раз голос Кэролайн звучал устало, как после хлопотного, неудачного дня, когда и стиральная машина вдруг заглохла, а кошку вырвало на любимый ковер.
— Полицейские Уитона, скорее всего, в сговоре с Эстэвой. Они собираются убить Спенсера, — сказала Сьюзен.
— Полиция?
— Да.
— Что вы натворили?
— Он очень близок к раскрытию убийств и прервал торговлю кокаином.
Сьюзен явно преувеличивала мой прогресс в деле, но я ее не перебивал. Она наверняка знает, что делает. Вероятно, подсказывает чутье.
— Убийство моего мужа?
— Да.
— Вы думаете, полиция связана с Эстэвой? — переспросила Кэролайн.
— Да.
— Но только не мой муж.
Сьюзен слегка кивнула. Я видел, как постепенно включается в работу ее второе профессиональное я. Она сидела абсолютно спокойно и неподвижно, и ее кивок был недостаточно тверд для согласия, но и не включал в себя никакого отрицания. Им она подбадривала пациентку, говоря: «Я слушаю вас. Что дальше?»
— Мой муж никогда не изменял своему долгу, — сказала Кэролайн. — Мой муж был честным человеком.
Сьюзен слегка кивнула головой. В комнату молча вошел Хоук и прислонился к косяку рядом с моим креслом.
— Он не получал денег от Эстэвы? — спросила Сьюзен.
— Нет. Абсолютно нет. Он был... он был очень порядочен. Он был слишком порядочен, чтобы продать свою честь. Он дорожил своей работой, он дорожил своей семьей. Он был замечательным человеком.
— Вы знаете, кто продался Эстэве?
— Нет. Не знаю. Ни одного. — Она отвела глаза от Сьюзен. Снегопад за окном все усиливался. — Бейли был прекрасным отцом, — сказала Кэролайн, — замечательным мужем. Он бы нас никогда не предал.
Голос у нее дрогнул, и она замолчала. В комнате стало совсем тихо. Никто не двигался. Сьюзен наблюдала за ней спокойным беспристрастным взглядом. Я слышал дыхание Хоука за спиной, и свое тоже.
— Он так любил Брета, когда тот был маленьким, постоянно носил его на плечах. Он любил меня. Он готов был для меня через море переплыть. Он очень дорожил своей семьей. — Голос Кэролайн зазвучал уверенней, немного монотонно и тускло, но твердо.
— Но Эстэва взял на работу Брета.
— Нет. То есть, я хочу сказать, он взял его не из-за Бейли.
Сьюзен молчала.
— Он взял Брета... Брету нужна была работа. Брет был хорошим мальчиком. И он взял его. Я не знаю почему. Просто потому, что Брет был хорошим мальчиком. Как его отец.
Кэролайн витала где-то далеко от нас и говорила о людях, которых мы не знали, о Бейли и Брете, какими я их никогда не видел. Те, что я видел, были другими. Они оба были по уши в дерьме и увязали в нем все сильнее; пока всему не пришел неожиданный конец.
— Меня бы Бейли никогда не предал.
Снег, скопившийся на раме за окном, обрамлял стекло живописными треугольниками. Фа-ла-ла-ла-ла.
— Кого он предал? — спросила Сьюзен. Кэролайн покачала головой. По дороге мимо дома проехал снегоочиститель, дребезжа и скребя по асфальту ножом и грохоча цепями.
— Брет был очень сообразительным, — сказала Кэролайн и опустила глаза. — Он очень старался, но у него не получалось. Он никогда не смог бы стать таким, как Бейли, таким, каким Бейли хотел его видеть... Таким сыном, какого Бейли заслуживал. Мы старались, но...
— Трудно жить, пытаясь соответствовать чьим-то дефинициям.
Кэролайн подняла на нее глаза и сдвинула брови.
— Извините?
— Наверно, трудно жить, стараясь быть точно таким, каким ты должен быть по мнению кого-то другого.
— Да. Да, ужасно тяжело. Я пятнадцать лет старалась.
Сьюзен легким кивком пригласила ее продолжать.
— Очень старалась. Изо всех сил, — сказала Кэролайн и посмотрела на свои колени. На ней была серая фланелевая юбка и темно-синий свитер. На шее — зеленый шелковый шарфик, завязанный спереди мягким узлом. Густые волосы зачесаны назад и перехвачены зеленой шелковой лентой. — Он хотел... он хотел, чтобы все было правильно. Он был замечательным человеком, и он заслуживал лучшего. — Кэролайн затрясла головой, будто пыталась избавиться от каких-то мыслей. — Но... не получалось. Я была не в силах... Я не могла так больше жить.
— Да, это очень тяжело, — сказала Сьюзен.
По щекам Кэролайн Роджерс покатились две слезинки. Потом еще две, и еще... Плакала она молча.
— Извините, — сказала она, проведя под правым глазом костяшкой указательного пальца.
— Поплачьте, пусть все выйдет вместе со слезами, — посоветовала Сьюзен.
Кэролайн вытерла левый глаз и опустила руки на колени. Слезы покатились быстрее. Потом она закрыла лицо обеими руками и разразилась бурными рыданиями:
— Я просила... я умоляла его... подумать о нас... подумать... о Брете... если ему наплевать на меня... — Слова вылетали в промежутках между рыданиями, с глотками воздуха.
Сьюзен уловила перелом в ее состоянии.
— Что он говорил? — в нужный момент спросила она.
— Он говорил, что Брету повезло, что у его отца есть связи, что сам бы он работу не нашел, — давясь рыданиями, говорила Кэролайн.
Сьюзен кивнула, Кэролайн всхлипнула, пытаясь что-то сказать.
— Работу! — выдохнула она. — Как будто работать на наркодельца — это хорошо. — Она тяжело, прерывисто дышала и плакала, выплескивая из себя слова, будто боясь не успеть сказать всего. — Будто иметь отца — наркодельца — это хорошо... Как будто блуд — это хорошо... Чтобы и Брет вырос таким же. — Кэролайн вдруг замолчала и, казалось, впала в прострацию. — Как он, — выдохнула она.
Она соскользнула с дивана на пол, на колени, снова выдохнула: «Как он» и переломилась пополам, уткнув лицо, спрятанное в ладони, в колени, и закачалась из стороны в сторону.
Я посмотрел на Хоука — на его лице никаких эмоций. Посмотрел на Сьюзен — она сконцентрировала всю себя на Кэролайн.
— У Бейли была любовница? — спросила она.
Кэролайн кивнула, все так же раскачиваясь всем телом.
— Он работал на Эстэву?
Кэролайн снова кивнула.
— Кто была его любовница?
Кэролайн замерла и подняла на Сьюзен удивленное лицо, как если бы ее спросили, где верх, а где низ. Голос прозвучал неожиданно чисто:
— Эмми, — сказала она. — Эмми Эстэва. Кто же этого не знает?
— Вам было очень больно...
— Да.
— Как вы с этим боролись?
— Я пыталась... Я старалась быть для него желанной, стать такой, какой бы он хотел меня видеть...
— Это трудно, не так ли?
— Да.
— Очень трудно, — проговорила Сьюзен.
— Да.
— Так что же вы сделали?
Кэролайн молча покачала головой.
— Вы обращались за помощью?
— Совсем недавно, — проговорила она. — Я говорила с доктором Вагнером.
— Что вы ему сказали?
— О Бейли — ничего. — Она вскинула на Сьюзен испуганные глаза. — Только о том, что у меня депрессия, а дома не все хорошо складывается. И доктор Вагнер посоветовал мне обратиться к социальному работнику.
В комнате на мгновение воцарилась тишина. За окном все падал снег.
— К кому именно? — спросила Сьюзен.
— Молодая женщина, латиноамериканка. Мисс Олмо.
— Как часто вы встречались с ней?
— Два раза в неделю в течение почти трех месяцев.
— И вы рассказали ей о Бейли?
— Сначала нет, — сказала Кэролайн. — Но мисс Олмо сказала, что если я хочу, чтобы она мне помогла, я должна доверять ей.
— Конечно, — сказала Сьюзен.
— И я ей все рассказала.
— Кому-нибудь еще вы о Бейли рассказывали? — спросила она.
— Нет, ни одному человеку.
Я взглянул на Хоука. Он — на меня.
— Но все дело в том, что ничто не помогло. А теперь уже поздно.
— Не поздно, — сказала Сьюзен. — И вам потребуется еще не меньше трех месяцев.
— Для чего?
— Для того, чтобы вновь научиться желать прихода завтрашнего дня.
Кэролайн замотала головой из стороны в сторону.
— Да, — сказала Сьюзен. — Я помогу вам, он поможет вам, — Сьюзен кивнула в мою сторону. — Сейчас вы в это не верите, но все еще будет хорошо.
Кэролайн ничего не ответила, она просто села и уставилась в окно, за которым в черноте ночи кружили белые хлопья снега.
Кэролайн, казалось, не удивилась, увидев нас Хоук поставил машину в двухместный гараж Роджерсов рядом с джипом и, закрыв его, вошел в дом, неся дробовик и коробку с патронами.
— Второй машины никогда не было, — пояснила Кэролайн, — Бейли всегда ездил на патрульной без опознавательных знаков. Теперь на ней ездит Генри.
Она уставилась на вошедшего Хоука и его дробовик, но ничего не сказала и вежливо обменялась с ним рукопожатием, когда я представил их друг другу. Хоук поставил коробку с патронами на кофейный столик.
— Кофе хотите? — предложила Кэролайн.
— Нет, спасибо, — отказался я. — Я после кофе не могу уснуть.
— Я надеюсь, вы меня извините, — сказал Хоук, обращаясь к Кэролайн, — мне необходимо осмотреть дом.
Она улыбнулась так же вежливо, как обменивалась рукопожатием:
— Конечно.
Хоук занялся обходом комнат. Я слышал, как он звякнул щеколдой с цепочкой на двери черного хода. Кэролайн опустилась на край дивана, подальше от столика, где лежали патроны. Сьюзен села рядом с ней. Я занял кресло напротив них, рядом с камином.
— Что-нибудь случилось? — спросила Кэролайн с напускным оживлением, таким же ненастоящим, как неоновый свет.
— Да. И поэтому нам нужно поговорить, — сказала Сьюзен.
— Что еще могло случиться? — На этот раз голос Кэролайн звучал устало, как после хлопотного, неудачного дня, когда и стиральная машина вдруг заглохла, а кошку вырвало на любимый ковер.
— Полицейские Уитона, скорее всего, в сговоре с Эстэвой. Они собираются убить Спенсера, — сказала Сьюзен.
— Полиция?
— Да.
— Что вы натворили?
— Он очень близок к раскрытию убийств и прервал торговлю кокаином.
Сьюзен явно преувеличивала мой прогресс в деле, но я ее не перебивал. Она наверняка знает, что делает. Вероятно, подсказывает чутье.
— Убийство моего мужа?
— Да.
— Вы думаете, полиция связана с Эстэвой? — переспросила Кэролайн.
— Да.
— Но только не мой муж.
Сьюзен слегка кивнула. Я видел, как постепенно включается в работу ее второе профессиональное я. Она сидела абсолютно спокойно и неподвижно, и ее кивок был недостаточно тверд для согласия, но и не включал в себя никакого отрицания. Им она подбадривала пациентку, говоря: «Я слушаю вас. Что дальше?»
— Мой муж никогда не изменял своему долгу, — сказала Кэролайн. — Мой муж был честным человеком.
Сьюзен слегка кивнула головой. В комнату молча вошел Хоук и прислонился к косяку рядом с моим креслом.
— Он не получал денег от Эстэвы? — спросила Сьюзен.
— Нет. Абсолютно нет. Он был... он был очень порядочен. Он был слишком порядочен, чтобы продать свою честь. Он дорожил своей работой, он дорожил своей семьей. Он был замечательным человеком.
— Вы знаете, кто продался Эстэве?
— Нет. Не знаю. Ни одного. — Она отвела глаза от Сьюзен. Снегопад за окном все усиливался. — Бейли был прекрасным отцом, — сказала Кэролайн, — замечательным мужем. Он бы нас никогда не предал.
Голос у нее дрогнул, и она замолчала. В комнате стало совсем тихо. Никто не двигался. Сьюзен наблюдала за ней спокойным беспристрастным взглядом. Я слышал дыхание Хоука за спиной, и свое тоже.
— Он так любил Брета, когда тот был маленьким, постоянно носил его на плечах. Он любил меня. Он готов был для меня через море переплыть. Он очень дорожил своей семьей. — Голос Кэролайн зазвучал уверенней, немного монотонно и тускло, но твердо.
— Но Эстэва взял на работу Брета.
— Нет. То есть, я хочу сказать, он взял его не из-за Бейли.
Сьюзен молчала.
— Он взял Брета... Брету нужна была работа. Брет был хорошим мальчиком. И он взял его. Я не знаю почему. Просто потому, что Брет был хорошим мальчиком. Как его отец.
Кэролайн витала где-то далеко от нас и говорила о людях, которых мы не знали, о Бейли и Брете, какими я их никогда не видел. Те, что я видел, были другими. Они оба были по уши в дерьме и увязали в нем все сильнее; пока всему не пришел неожиданный конец.
— Меня бы Бейли никогда не предал.
Снег, скопившийся на раме за окном, обрамлял стекло живописными треугольниками. Фа-ла-ла-ла-ла.
— Кого он предал? — спросила Сьюзен. Кэролайн покачала головой. По дороге мимо дома проехал снегоочиститель, дребезжа и скребя по асфальту ножом и грохоча цепями.
— Брет был очень сообразительным, — сказала Кэролайн и опустила глаза. — Он очень старался, но у него не получалось. Он никогда не смог бы стать таким, как Бейли, таким, каким Бейли хотел его видеть... Таким сыном, какого Бейли заслуживал. Мы старались, но...
— Трудно жить, пытаясь соответствовать чьим-то дефинициям.
Кэролайн подняла на нее глаза и сдвинула брови.
— Извините?
— Наверно, трудно жить, стараясь быть точно таким, каким ты должен быть по мнению кого-то другого.
— Да. Да, ужасно тяжело. Я пятнадцать лет старалась.
Сьюзен легким кивком пригласила ее продолжать.
— Очень старалась. Изо всех сил, — сказала Кэролайн и посмотрела на свои колени. На ней была серая фланелевая юбка и темно-синий свитер. На шее — зеленый шелковый шарфик, завязанный спереди мягким узлом. Густые волосы зачесаны назад и перехвачены зеленой шелковой лентой. — Он хотел... он хотел, чтобы все было правильно. Он был замечательным человеком, и он заслуживал лучшего. — Кэролайн затрясла головой, будто пыталась избавиться от каких-то мыслей. — Но... не получалось. Я была не в силах... Я не могла так больше жить.
— Да, это очень тяжело, — сказала Сьюзен.
По щекам Кэролайн Роджерс покатились две слезинки. Потом еще две, и еще... Плакала она молча.
— Извините, — сказала она, проведя под правым глазом костяшкой указательного пальца.
— Поплачьте, пусть все выйдет вместе со слезами, — посоветовала Сьюзен.
Кэролайн вытерла левый глаз и опустила руки на колени. Слезы покатились быстрее. Потом она закрыла лицо обеими руками и разразилась бурными рыданиями:
— Я просила... я умоляла его... подумать о нас... подумать... о Брете... если ему наплевать на меня... — Слова вылетали в промежутках между рыданиями, с глотками воздуха.
Сьюзен уловила перелом в ее состоянии.
— Что он говорил? — в нужный момент спросила она.
— Он говорил, что Брету повезло, что у его отца есть связи, что сам бы он работу не нашел, — давясь рыданиями, говорила Кэролайн.
Сьюзен кивнула, Кэролайн всхлипнула, пытаясь что-то сказать.
— Работу! — выдохнула она. — Как будто работать на наркодельца — это хорошо. — Она тяжело, прерывисто дышала и плакала, выплескивая из себя слова, будто боясь не успеть сказать всего. — Будто иметь отца — наркодельца — это хорошо... Как будто блуд — это хорошо... Чтобы и Брет вырос таким же. — Кэролайн вдруг замолчала и, казалось, впала в прострацию. — Как он, — выдохнула она.
Она соскользнула с дивана на пол, на колени, снова выдохнула: «Как он» и переломилась пополам, уткнув лицо, спрятанное в ладони, в колени, и закачалась из стороны в сторону.
Я посмотрел на Хоука — на его лице никаких эмоций. Посмотрел на Сьюзен — она сконцентрировала всю себя на Кэролайн.
— У Бейли была любовница? — спросила она.
Кэролайн кивнула, все так же раскачиваясь всем телом.
— Он работал на Эстэву?
Кэролайн снова кивнула.
— Кто была его любовница?
Кэролайн замерла и подняла на Сьюзен удивленное лицо, как если бы ее спросили, где верх, а где низ. Голос прозвучал неожиданно чисто:
— Эмми, — сказала она. — Эмми Эстэва. Кто же этого не знает?
— Вам было очень больно...
— Да.
— Как вы с этим боролись?
— Я пыталась... Я старалась быть для него желанной, стать такой, какой бы он хотел меня видеть...
— Это трудно, не так ли?
— Да.
— Очень трудно, — проговорила Сьюзен.
— Да.
— Так что же вы сделали?
Кэролайн молча покачала головой.
— Вы обращались за помощью?
— Совсем недавно, — проговорила она. — Я говорила с доктором Вагнером.
— Что вы ему сказали?
— О Бейли — ничего. — Она вскинула на Сьюзен испуганные глаза. — Только о том, что у меня депрессия, а дома не все хорошо складывается. И доктор Вагнер посоветовал мне обратиться к социальному работнику.
В комнате на мгновение воцарилась тишина. За окном все падал снег.
— К кому именно? — спросила Сьюзен.
— Молодая женщина, латиноамериканка. Мисс Олмо.
— Как часто вы встречались с ней?
— Два раза в неделю в течение почти трех месяцев.
— И вы рассказали ей о Бейли?
— Сначала нет, — сказала Кэролайн. — Но мисс Олмо сказала, что если я хочу, чтобы она мне помогла, я должна доверять ей.
— Конечно, — сказала Сьюзен.
— И я ей все рассказала.
— Кому-нибудь еще вы о Бейли рассказывали? — спросила она.
— Нет, ни одному человеку.
Я взглянул на Хоука. Он — на меня.
— Но все дело в том, что ничто не помогло. А теперь уже поздно.
— Не поздно, — сказала Сьюзен. — И вам потребуется еще не меньше трех месяцев.
— Для чего?
— Для того, чтобы вновь научиться желать прихода завтрашнего дня.
Кэролайн замотала головой из стороны в сторону.
— Да, — сказала Сьюзен. — Я помогу вам, он поможет вам, — Сьюзен кивнула в мою сторону. — Сейчас вы в это не верите, но все еще будет хорошо.
Кэролайн ничего не ответила, она просто села и уставилась в окно, за которым в черноте ночи кружили белые хлопья снега.
Глава 32
Хоук сидел за рулем, я, держа дробовик, рядом с ним на переднем сиденье. Снег падал все так же мягко, временами прерывая свое кружение, словно раздумывая, не обернуться ли бураном.
— Отправляюсь пострелять мафиози, а попадаю на сеансы психотерапии, — говорил Хоук, — как у доктора Рута.
— Дойдет очередь и до мафиози.
— Надеюсь.
Крытый красной черепицей дом Хуаниты Олмо оказался в десяти минутах езды сквозь снегопад. На пути нам вновь встретилась снегоуборочная машина и молодая родительская пара, которая везла на санках чадо, укутанное до состояния колобка, мальчик это или девочка — определить не представлялось возможным.
Мы остановились напротив старого каркасного дома на две семьи. На нерасчищенной подъездной дорожке стояли три припорошенные снегом машины, одна из них — «эскорт» Хуаниты.
Хуанита открыла нам дверь: в джинсах и футболке с изображением Микки Мауса. Посмотрела на меня, на Хоука — он держал в руках дробовик — и снова быстро перевела взгляд на меня.
— Мой друг — охотник на куропаток, — сказал я.
— Что вам нужно? — спросила Хуанита.
— Войти и поговорить.
— А если нет?
— Мы все равно войдем.
— А если я вызову полицию?
— Мы не дадим.
Лицо Хуаниты слегка запылало, глаза словно увеличились.
— Вот как? — отрывисто бросила она.
Я переступил через порог и оказался в гостиной, Хоук последовал за мной, прикрыв за собой дверь.
— Соседи дома, — поторопилась сообщить Хуанита.
— Вот черт! — как бы расстроился Хоук.
Глаза Хуаниты забегали: скользнут по Хоуку — и в сторону, скользнут — и в сторону, лицо продолжало рдеть нервным румянцем.
— Присядем? — предложил я.
Хуанита посмотрела на меня:
— Да, конечно. Садитесь.
Я сел в обтянутое твидом кресло с деревянными закругленными подлокотниками. Хуанита стояла в арке, ведущей в столовую. Хоук прислонился спиной к двери, держа ружье дулом вниз.
— Что это за ружье? — спросила Хуанита.
— "Смит-и-вессон", — ответил Хоук. — Помповое ружье. Двенадцатый калибр, заряжается четырьмя патронами сразу.
— Я долго ломал голову, но так и не смог понять... — Я смотрел на Хуаниту — она на меня. — Если вы так восхищены Фелипе Эстэвой, зачем вам было говорить, что его жена спала с Вальдесом, тем самым сразу наводя меня на Эстэву?
Хуанита взяла с верхней полки дешевой еловой этажерки пачку сигарет и закурила.
— И еще одно я не смог объяснить: когда я спросил вас, спали ли вы с Вальдесом, вы посмотрели на меня так, будто проглотили бейсбольный мячик, а затем скрылись за дверью женского туалета, оставив меня в одиночестве.
— Хотите кофе? — спросила Хуанита. — У меня растворимый.
— Нет, спасибо. Пытаюсь держать себя на одной чашке в день, — сказал я.
Хоук молча мотнул головой.
Все помолчали. Через стенку из соседней квартиры доносился слабый звук работающего телевизора.
— А теперь я узнаю, что с Эмми Эстэвой спал Бейли Роджерс.
Хуанита глубоко затянулась, задержала дым и выпустила через нос. Она молчала.
— И еще я узнаю, что вам это было известно.
Лицо Хуаниты пылало.
— Так как его жена обратилась к вам за помощью и обсуждала с вами свои семейные проблемы. Она рассказала вам, что Бейли куплен Эстэвой и что он спит с его женой Эмми.
Хуанита снова затянулась — у сигареты вырос длинный пепельный хвост. Казалось, она ушла в себя, но ее темные глаза были широко раскрыты.
— И что из этого следует? — раздался ее голос, как из глубокой мертвой шахты.
— А то, что у вашей пациентки убили и мужа и ребенка. А уитонские легавые собираются прикончить меня. Пора делиться секретами.
Хуанита заскользила глазами по комнате. Ссутулив плечи и обхватив себя левой рукой, она вцепилась в локоть правой, державшей сигарету всего в дюйме ото рта, но, видимо, напрочь позабытую, дым тонкой струйкой вился вверх, к грязному потолку комнаты. Она переводила взгляд с Хоука на меня и с меня на Хоука.
— Кому вы рассказывали об этом, Хуанита? — спросил ее Хоук.
Его голос прозвучал мягко, но это не сработало. Глаза Хуаниты вновь скользнули по мне.
— Вы рассказали Эстэве? — спросил я.
Сигарета обожгла ей пальцы, она, вздрогнув, выронила ее на пол и раздавила ногой.
— Вы сообщили Эстэве, что шеф полиции трахает его жену, — сказал Хоук.
— И Эстэва убил его, — сказал я.
— И получается вроде того, что это вы его сами убили.
Хуанита покачала головой, скорее отвергая обвинения и не соглашаясь с тем, в чем ее обвиняют.
— Вы рассказали Эстэве, — повторил я.
Снегопад прекратился, по крайней мере, на время. За окном убогой комнаты Хуаниты не кружилась на ветру ни одна снежинка. Хуанита вытащила из пачки еще одну сигарету и прикурила. Затянувшись и выпустив дым, она посмотрела на кончик сигареты и положила спичку в пепельницу.
— Сначала не ему, — сказала она.
— Кому?
Она еще крепче вжала в себя правый локоть.
— Эрику, — прозвучало еле слышно.
Я едва понял ее.
— Вальдесу?
— Да.
Я ждал.
— Мы... Мы были... близки. И... он постоянно спрашивал меня, не знаю ли чего-нибудь, что дало бы ему возможность подступиться к кокаину.
Она замолчала. Дышала она тяжелее и громче, чем говорила: от волнения ей не хватало воздуха. Глаза блуждали по комнате, ничего не видя.
— И...
— И я рассказала ему о том, что услышала от Кэролайн, — торопливо выдохнула она из себя.
— Что он кормится денежками Эстэвы и спит с его женой?
— Да.
— А Вальдес? Он спал с Эмми?
— Нет.
— Вы говорили, что спал.
— Я солгала.
— Зачем? — спросил Хоук.
Она не ответила, только покачала головой и опустила глаза.
— Из соображений этики, — ответил я Хоуку за нее. — Она не хотела рассказывать мне о том, что узнала от своей пациентки, но она хотела, чтобы я знал, что Эмми погуливает на стороне, чтобы заставить меня приглядеться к ней пристальней и самому выйти на Бейли.
— Она не рассказала тебе о Бейли потому, что это была тайна ее пациентки, и она не имела права ее разглашать, так?
— Да. Она просто сказала мне, что Эрика убил Бейли, потому что был подлецом и негодяем.
— Но Вальдесу-то она выложила все, — сказал Хоук.
— Из любви, — пояснил я.
— Горячей, — сказал он.
— Которая его и убила.
Хуанита отвернулась от нас, прислонившись к косяку арочного прохода и уставившись невидящим взглядом в пустую столовую.
— Поэтому я и сказала вам, что Эрика убил Бейли Роджерс, — проговорила она, стоя к нам спиной. — Я знала, что Эрик разговаривал с ним об этом.
— Шантажировал, — сказал я.
Она сказала, не оборачиваясь:
— И Бейли его убил.
— Был вынужден, — сказал Хоук.
— Эрик был молод, — говорила Хуанита. — Ему хотелось стать героем. Хотелось получить Пулитцеровскую премию.
Хоук молчал. Я тоже. Мы смотрели на сгорбленные плечи Хуаниты. Тишину нарушало только приглушенное бормотание соседского телевизора.
— Значит, вы рассказали мне о Бейли в надежде, что я сам до всего докопаюсь, а вы останетесь в стороне?
— Да. — Ее голос долетел до меня эхом, отраженным от стен столовой.
— Но я не докопался.
Хуанита молчала. Спина застыла в напряжении. Над головой вился сигаретный дым. Мы ждали.
Тишина.
Хоук почти неслышно прошел мимо нее в столовую и, повернувшись, тихо выдохнул ей в лицо:
— И?..
Она медленно перекатилась спиной по косяку, отвернувшись от Хоука и повернувшись ко мне, глядя в никуда глазами сомнамбулы. Казалось, она не замечала ни меня, ни капризов погоды за окном.
— И я пошла к Фелипе Эстэве, — проговорила она. — И рассказала ему.
— Отправляюсь пострелять мафиози, а попадаю на сеансы психотерапии, — говорил Хоук, — как у доктора Рута.
— Дойдет очередь и до мафиози.
— Надеюсь.
Крытый красной черепицей дом Хуаниты Олмо оказался в десяти минутах езды сквозь снегопад. На пути нам вновь встретилась снегоуборочная машина и молодая родительская пара, которая везла на санках чадо, укутанное до состояния колобка, мальчик это или девочка — определить не представлялось возможным.
Мы остановились напротив старого каркасного дома на две семьи. На нерасчищенной подъездной дорожке стояли три припорошенные снегом машины, одна из них — «эскорт» Хуаниты.
Хуанита открыла нам дверь: в джинсах и футболке с изображением Микки Мауса. Посмотрела на меня, на Хоука — он держал в руках дробовик — и снова быстро перевела взгляд на меня.
— Мой друг — охотник на куропаток, — сказал я.
— Что вам нужно? — спросила Хуанита.
— Войти и поговорить.
— А если нет?
— Мы все равно войдем.
— А если я вызову полицию?
— Мы не дадим.
Лицо Хуаниты слегка запылало, глаза словно увеличились.
— Вот как? — отрывисто бросила она.
Я переступил через порог и оказался в гостиной, Хоук последовал за мной, прикрыв за собой дверь.
— Соседи дома, — поторопилась сообщить Хуанита.
— Вот черт! — как бы расстроился Хоук.
Глаза Хуаниты забегали: скользнут по Хоуку — и в сторону, скользнут — и в сторону, лицо продолжало рдеть нервным румянцем.
— Присядем? — предложил я.
Хуанита посмотрела на меня:
— Да, конечно. Садитесь.
Я сел в обтянутое твидом кресло с деревянными закругленными подлокотниками. Хуанита стояла в арке, ведущей в столовую. Хоук прислонился спиной к двери, держа ружье дулом вниз.
— Что это за ружье? — спросила Хуанита.
— "Смит-и-вессон", — ответил Хоук. — Помповое ружье. Двенадцатый калибр, заряжается четырьмя патронами сразу.
— Я долго ломал голову, но так и не смог понять... — Я смотрел на Хуаниту — она на меня. — Если вы так восхищены Фелипе Эстэвой, зачем вам было говорить, что его жена спала с Вальдесом, тем самым сразу наводя меня на Эстэву?
Хуанита взяла с верхней полки дешевой еловой этажерки пачку сигарет и закурила.
— И еще одно я не смог объяснить: когда я спросил вас, спали ли вы с Вальдесом, вы посмотрели на меня так, будто проглотили бейсбольный мячик, а затем скрылись за дверью женского туалета, оставив меня в одиночестве.
— Хотите кофе? — спросила Хуанита. — У меня растворимый.
— Нет, спасибо. Пытаюсь держать себя на одной чашке в день, — сказал я.
Хоук молча мотнул головой.
Все помолчали. Через стенку из соседней квартиры доносился слабый звук работающего телевизора.
— А теперь я узнаю, что с Эмми Эстэвой спал Бейли Роджерс.
Хуанита глубоко затянулась, задержала дым и выпустила через нос. Она молчала.
— И еще я узнаю, что вам это было известно.
Лицо Хуаниты пылало.
— Так как его жена обратилась к вам за помощью и обсуждала с вами свои семейные проблемы. Она рассказала вам, что Бейли куплен Эстэвой и что он спит с его женой Эмми.
Хуанита снова затянулась — у сигареты вырос длинный пепельный хвост. Казалось, она ушла в себя, но ее темные глаза были широко раскрыты.
— И что из этого следует? — раздался ее голос, как из глубокой мертвой шахты.
— А то, что у вашей пациентки убили и мужа и ребенка. А уитонские легавые собираются прикончить меня. Пора делиться секретами.
Хуанита заскользила глазами по комнате. Ссутулив плечи и обхватив себя левой рукой, она вцепилась в локоть правой, державшей сигарету всего в дюйме ото рта, но, видимо, напрочь позабытую, дым тонкой струйкой вился вверх, к грязному потолку комнаты. Она переводила взгляд с Хоука на меня и с меня на Хоука.
— Кому вы рассказывали об этом, Хуанита? — спросил ее Хоук.
Его голос прозвучал мягко, но это не сработало. Глаза Хуаниты вновь скользнули по мне.
— Вы рассказали Эстэве? — спросил я.
Сигарета обожгла ей пальцы, она, вздрогнув, выронила ее на пол и раздавила ногой.
— Вы сообщили Эстэве, что шеф полиции трахает его жену, — сказал Хоук.
— И Эстэва убил его, — сказал я.
— И получается вроде того, что это вы его сами убили.
Хуанита покачала головой, скорее отвергая обвинения и не соглашаясь с тем, в чем ее обвиняют.
— Вы рассказали Эстэве, — повторил я.
Снегопад прекратился, по крайней мере, на время. За окном убогой комнаты Хуаниты не кружилась на ветру ни одна снежинка. Хуанита вытащила из пачки еще одну сигарету и прикурила. Затянувшись и выпустив дым, она посмотрела на кончик сигареты и положила спичку в пепельницу.
— Сначала не ему, — сказала она.
— Кому?
Она еще крепче вжала в себя правый локоть.
— Эрику, — прозвучало еле слышно.
Я едва понял ее.
— Вальдесу?
— Да.
Я ждал.
— Мы... Мы были... близки. И... он постоянно спрашивал меня, не знаю ли чего-нибудь, что дало бы ему возможность подступиться к кокаину.
Она замолчала. Дышала она тяжелее и громче, чем говорила: от волнения ей не хватало воздуха. Глаза блуждали по комнате, ничего не видя.
— И...
— И я рассказала ему о том, что услышала от Кэролайн, — торопливо выдохнула она из себя.
— Что он кормится денежками Эстэвы и спит с его женой?
— Да.
— А Вальдес? Он спал с Эмми?
— Нет.
— Вы говорили, что спал.
— Я солгала.
— Зачем? — спросил Хоук.
Она не ответила, только покачала головой и опустила глаза.
— Из соображений этики, — ответил я Хоуку за нее. — Она не хотела рассказывать мне о том, что узнала от своей пациентки, но она хотела, чтобы я знал, что Эмми погуливает на стороне, чтобы заставить меня приглядеться к ней пристальней и самому выйти на Бейли.
— Она не рассказала тебе о Бейли потому, что это была тайна ее пациентки, и она не имела права ее разглашать, так?
— Да. Она просто сказала мне, что Эрика убил Бейли, потому что был подлецом и негодяем.
— Но Вальдесу-то она выложила все, — сказал Хоук.
— Из любви, — пояснил я.
— Горячей, — сказал он.
— Которая его и убила.
Хуанита отвернулась от нас, прислонившись к косяку арочного прохода и уставившись невидящим взглядом в пустую столовую.
— Поэтому я и сказала вам, что Эрика убил Бейли Роджерс, — проговорила она, стоя к нам спиной. — Я знала, что Эрик разговаривал с ним об этом.
— Шантажировал, — сказал я.
Она сказала, не оборачиваясь:
— И Бейли его убил.
— Был вынужден, — сказал Хоук.
— Эрик был молод, — говорила Хуанита. — Ему хотелось стать героем. Хотелось получить Пулитцеровскую премию.
Хоук молчал. Я тоже. Мы смотрели на сгорбленные плечи Хуаниты. Тишину нарушало только приглушенное бормотание соседского телевизора.
— Значит, вы рассказали мне о Бейли в надежде, что я сам до всего докопаюсь, а вы останетесь в стороне?
— Да. — Ее голос долетел до меня эхом, отраженным от стен столовой.
— Но я не докопался.
Хуанита молчала. Спина застыла в напряжении. Над головой вился сигаретный дым. Мы ждали.
Тишина.
Хоук почти неслышно прошел мимо нее в столовую и, повернувшись, тихо выдохнул ей в лицо:
— И?..
Она медленно перекатилась спиной по косяку, отвернувшись от Хоука и повернувшись ко мне, глядя в никуда глазами сомнамбулы. Казалось, она не замечала ни меня, ни капризов погоды за окном.
— И я пошла к Фелипе Эстэве, — проговорила она. — И рассказала ему.
Глава 33
Мы возвращались к Кэролайн вместе с Хуанитой. В злономеренности ее не обвинишь, но благие побуждения этой женщины, черт бы ее побрал, оборачивались злом. Поэтому я хотел держать ее под присмотром. Она не возражала. Выглядела так, словно эмоционально высушена. Когда мы вошли в дом, глаз на Кэролайн она не подняла. Едва ли взглянула и на Сьюзен, когда я представил их друг другу. Мне не следовало бы говорить «доктор Сильверман».
Мы расселись в гостиной Кэролайн траурным кружком. Снова повалил сильный снег.
Мерещилось шотландское виски в высоком бокале, с содовой и кусочками льда. В двух высоких бокалах.
— Итак, — прервал я свои мечтания, — мы знаем, но, по всей видимости, не сможем доказать, что Эрика Вальдеса убил Бейли Роджерс из-за того, что тот пытался шантажировать его любовной связью с Эмми Эстэвой и покрывательством наркобизнеса в Уитоне. Мы также знаем и, возможно, сможем доказать, что Роджерса убил Эстэва после того, как Хуанита рассказала ему о том, что его жена изменяет ему с Бейли. А потом убил и Брета, чтоб замести следы.
— Потому что через Брета ты мог выйти на кокаин, — сказала Сьюзен.
— Да. И, даю голову на отсечение, кто-то из криминальной лаборатории доложил Эстэве, что пистолет, который он дал Брету, в данный момент проходит экспертизу.
— Этого я никак понять не могу. — Кэролайн смотрела на меня. — Ну зачем ему было отдавать Брету оружие, из которого был убит его отец?
— Убийство Бейли — это месть, — сказал Хоук. — А тут еще рядом и его сын, и ему можно подсунуть пушку, из которой убили его старика.
— Тем самым впутать и его, — добавил я.
— Об этом мы его спросим потом, — пообещал Хоук.
— Того, что известно, достаточно, чтобы возбудить дело? — спросила Сьюзен.
— Ты имеешь в виду уголовное дело? — спросил я ее. — Не знаю. Если Хуанита и Кэролайн расскажут полиции штата все, что знают, пожалуй, мы сможем привлечь их внимание. Хуанита рассказывает Эстэве о Бейли и Эмми, и вскоре после этого Бейли убивают. Это, на мой взгляд, достаточное основание.
— Мне придется давать свидетельские показания? — спросила Хуанита.
— Всем придется, — ответил я. — И мне тоже.
— Почти всем, — сказал Хоук.
— Почти, — поправился я.
— И все это всплывает наружу: Бейли, эта женщина, Брет — все, — сказала Кэролайн.
Я кивнул.
— С моей профессиональной карьерой будет покончено, — сказала Хуанита.
Я снова кивнул.
— А как же Спенсер, которого полиция собирается убить? — Глаза Сьюзен смотрели на Хуаниту.
— Я не могу, — покачала та головой. — Это все, что у меня есть.
Никто не проронил ни слова.
— Я непривлекательна, я лишена внимания мужчин и всю жизнь безумно страдаю от этого. Я была единственной латиноамериканкой в англоязычной школе, и росла я тоже среди янки. Хуанита Омлет!
Я мечтал о порции «Маргариты», и о толстостенном бокале с крупинками соли на ободке — о двух толстостенных бокалах, — и о нас со Сьюзен, потягивающих из них начос в ресторане Люси «Эль Адоб» на залитой солнцем Мелроуз-авеню.
— У меня две ученые степени, — говорила Хуанита. — Я профессионал. У меня отдельный служебный кабинет в больнице. Я не могу этого лишиться, я умру.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал про Бейли, — сказала Кэролайн.
Я посмотрел на Сьюзен и Хоука:
— Класс!
— Ты не обязан считаться с их желаниями, — сказала Сьюзен.
— Верно, — ответил я.
— Нужен план, — бросил Хоук.
— Тоже верно.
— Как насчет того, чтоб отправить этих сволочей на тот свет?
— У этой идеи есть свои достоинства. Стоит обдумать.
Мы расселись в гостиной Кэролайн траурным кружком. Снова повалил сильный снег.
Мерещилось шотландское виски в высоком бокале, с содовой и кусочками льда. В двух высоких бокалах.
— Итак, — прервал я свои мечтания, — мы знаем, но, по всей видимости, не сможем доказать, что Эрика Вальдеса убил Бейли Роджерс из-за того, что тот пытался шантажировать его любовной связью с Эмми Эстэвой и покрывательством наркобизнеса в Уитоне. Мы также знаем и, возможно, сможем доказать, что Роджерса убил Эстэва после того, как Хуанита рассказала ему о том, что его жена изменяет ему с Бейли. А потом убил и Брета, чтоб замести следы.
— Потому что через Брета ты мог выйти на кокаин, — сказала Сьюзен.
— Да. И, даю голову на отсечение, кто-то из криминальной лаборатории доложил Эстэве, что пистолет, который он дал Брету, в данный момент проходит экспертизу.
— Этого я никак понять не могу. — Кэролайн смотрела на меня. — Ну зачем ему было отдавать Брету оружие, из которого был убит его отец?
— Убийство Бейли — это месть, — сказал Хоук. — А тут еще рядом и его сын, и ему можно подсунуть пушку, из которой убили его старика.
— Тем самым впутать и его, — добавил я.
— Об этом мы его спросим потом, — пообещал Хоук.
— Того, что известно, достаточно, чтобы возбудить дело? — спросила Сьюзен.
— Ты имеешь в виду уголовное дело? — спросил я ее. — Не знаю. Если Хуанита и Кэролайн расскажут полиции штата все, что знают, пожалуй, мы сможем привлечь их внимание. Хуанита рассказывает Эстэве о Бейли и Эмми, и вскоре после этого Бейли убивают. Это, на мой взгляд, достаточное основание.
— Мне придется давать свидетельские показания? — спросила Хуанита.
— Всем придется, — ответил я. — И мне тоже.
— Почти всем, — сказал Хоук.
— Почти, — поправился я.
— И все это всплывает наружу: Бейли, эта женщина, Брет — все, — сказала Кэролайн.
Я кивнул.
— С моей профессиональной карьерой будет покончено, — сказала Хуанита.
Я снова кивнул.
— А как же Спенсер, которого полиция собирается убить? — Глаза Сьюзен смотрели на Хуаниту.
— Я не могу, — покачала та головой. — Это все, что у меня есть.
Никто не проронил ни слова.
— Я непривлекательна, я лишена внимания мужчин и всю жизнь безумно страдаю от этого. Я была единственной латиноамериканкой в англоязычной школе, и росла я тоже среди янки. Хуанита Омлет!
Я мечтал о порции «Маргариты», и о толстостенном бокале с крупинками соли на ободке — о двух толстостенных бокалах, — и о нас со Сьюзен, потягивающих из них начос в ресторане Люси «Эль Адоб» на залитой солнцем Мелроуз-авеню.
— У меня две ученые степени, — говорила Хуанита. — Я профессионал. У меня отдельный служебный кабинет в больнице. Я не могу этого лишиться, я умру.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал про Бейли, — сказала Кэролайн.
Я посмотрел на Сьюзен и Хоука:
— Класс!
— Ты не обязан считаться с их желаниями, — сказала Сьюзен.
— Верно, — ответил я.
— Нужен план, — бросил Хоук.
— Тоже верно.
— Как насчет того, чтоб отправить этих сволочей на тот свет?
— У этой идеи есть свои достоинства. Стоит обдумать.