Паркер Роберт Б.. Бледные короли и принцы

   — Не лезь на рожон, иначе нарвешься, — процедил он.
   Я встал и направился к двери, лишь на пороге обернулся:
   — Ты тоже.
   Плотно прикрыв за собой дверь, я двинулся через дежурку к выходу, посмеиваясь про себя: «Ты тоже».
   О, Спенсер, какая фраза, полная драматизма!

Глава 4

   Вальдес останавливался в «резервуар-корт.» — трехэтажном мотеле из шлакоблока, западное одноэтажное крыло которого было отведено под бар-ресторан. Стены здания были выкрашены в зеленый цвет, третий этаж венчала псевдомансардная крыша с пластиковой черепицей. Судя по замыслу архитектора, именно она являлась главным украшением мотеля. Но основным достоинством мотеля являлось отсутствие конкурентов в радиусе пятидесяти двух миль. Вот почему здесь остановился и я.
   Я спрятал второй пистолет и патроны в ящик комода, прикрыл чистыми рубашками и, оставив бритву в ванной, спустился в бар. Возле дверей стояла на подставке внушительная доска с меню, которое было написано мелом. Она состояло из двух блюд: рулета из лосося за пять долларов девяносто пять центов и запеканки по-польски за четыре-девяносто пять.
   Уитон радушно встречает гостей.
   Часы показывали полчетвертого, и в баре было двое посетителей плюс барменша. Я присел за стойку на высокий крутящийся стул и заказал разливного пива. Барменша налила и аккуратно поставила кружку на салфетку — из тех, которые прилипают ко дну.
   — Чек пробить? — спросила она.
   Я кивнул. Звякнул кассовый аппарат, и она положила на стойку чек «лицом» вниз. Стены бара были обшиты темной фанерой под дерево и украшены аляповатыми «звериными» панно с изображениями форели, орлов, медведей, оленей и охотничьих собак. Салфетка сразу же прилипла ко дну кружки, я скомкал ее и положил в пепельницу.
   — Вы наш новый постоялец? — поинтересовалась барменша.
   На ней были черные брюки и белая блузка под брезентовым охотничьим жилетом с бесчисленным количеством карманов под патроны. Светлые волосы собраны на затылке в овальный пучок, глаза обведены широкой полосой ярко-синих теней, над ними — тонкие дуги темных бровей. На приколотом к груди жетоне написано имя — белыми буквами на бордовом фоне — Вирджи.
   — Да, — ответил я.
   — Проездом?
   — Задержусь, пожалуй.
   — Вот как? Дела?
   — Угу.
   — Странно.
   — Почему?
   — Не первый год работаю в барах и научилась разбираться в людях. Вы не похожи на бизнесмена.
   — Отчего же?
   — Да просто не похожи. Они все замученные толстяки и торопятся неизвестно куда, даже когда в баре сидят. Обычно много курят, пьют что покрепче, строят из себя крутых парней... А вы даже насчет имени моего не отпустили пошлой шуточки^[2].
   — С чувством юмора у меня туго.
   — А может, наоборот? — не согласилась Вирджи.
   — Это как?
   — Не вашего уровня шутка.
   Я ничего не ответил, поскольку за долгие годы работы барменша действительно научилась разбираться в людях.
   — Я так понимаю, — продолжала Вирджи, — вы занимаетесь экологией — лесами да заповедниками. Ваши тут частенько появляются. Куоббин теперь вроде как охраняемая зона.
   — Скорее всего.
   — Тогда вы спортсмен. Правда, староваты, пожалуй, для спортсмена.
   — На гибкость и техничность пока еще не жалуюсь.
   Вирджи усмехнулась:
   — Ручаюсь, что попала в точку. Едва ли вы с таким носом родились.
   — Боксировал немного. Раньше.
   — Вот видите, значит, кое-что я в этом смыслю.
   Я отпил немного из кружки.
   — Какие же дела вас к нам занесли?
   Вирджи, сложив на груди руки, прислонилась левым бедром к ящику с пивом, который стоял под стойкой, и разговаривала, чуть повернув в мою сторону голову.
   — Я детектив. Хочу выяснить, кто помог Эрику Вальдесу отправиться на тот свет.
   Вирджи резко отпрянула от стойки и повернулась ко мне.
   — Боже праведный...
   — Вот такие дела меня к вам и занесли.
   — Я про это ничего не знаю.
   Она отошла к дальнему концу стойки и, пока я потягивал пиво, принялась тонко нарезать лимон. Возможно, пытаясь утихомирить растревоженное либидо.
   — Вирджи, можно попросить еще кружечку? — спросил я, покончив с первой.
   Она подошла, наполнила кружку и водрузила ее на новую салфетку — прямо перед моим носом. Затем выбила чек и положила рядом. Все — молча.
   — Тебе не по вкусу, что я оказался сыщиком?
   — Не знаю я, что там случилось с Вальдесом. Я к этому делу никакого отношения не имею.
   — И вообще впервые услышала эту фамилию от меня, верно?
   — Знаете, может, вы и в самом деле весь такой из себя крутой, да только... — она не договорила и покачала головой.
   — Вальдес жил в мотеле и наверняка заходил в бар. Зная его основной интерес в жизни, он не мог не разговаривать с тобой.
   — Да со мной столько народу болтает, что трудно в это поверить! Работа такая — быть любезной с посетителями.
   — Разумеется. И ты, конечно, ничего о них не знаешь, не помнишь. И то, что нос у меня сломан, заметила совершенно случайно...
   — Вы работаете на полицию штата?
   — Нет. В частном порядке.
   — Частный детектив?
   — Угу.
   — Ходите один и расспрашиваете о Вальдесе? — удивилась она.
   — Угу.
   — А шеф Роджерс в курсе того, что вы здесь?
   — Он обозвал меня вонючим бостонским умником и сказал, что я в этом городе лишний.
   На встревоженном лице Вирджи появилось некое подобие улыбки.
   — Ты знаешь, за кем ухлестывал Вальдес?
   — Нет. Я вообще ничего не знаю, ясно? Ни-че-го. Так, зайдет, возьмет чего-нибудь выпить, поболтает о том о сем, и уходит. Все.
   — В городе есть где поразвлечься?
   — В каком смысле — поразвлечься?
   — Отдохнуть, выпить, послушать музыку, познакомиться с женщиной?
   — Только здесь.
   Я еще раз осмотрелся.
   — Неужели народ валит сюда толпами только для того, чтобы отведать рулета из лосося?
   Вирджи пожала плечами:
   — А холостякам больше некуда податься.
   Я приложился к кружке.
   — И на кого же вы работаете, если не секрет? — поинтересовалась Вирджи.
   — На «Централ Аргус».
   — Так я и думала, — кивнула она.
   — Потому что Вальдес тоже оттуда?
   — Они давно мутят в Уитоне воду.
   — Но если она у вас действительно мутная, а они хотят лишь выяснить — отчего?
   Вирджи вновь пожала плечами и резонно напомнила:
   — Вам за это платят.
   — А как тут насчет кокаина?
   — Так вам еще и это... Хотите купить для себя?
   — Очень может быть.
   — Вам кокаин так же нужен, как мне икра. — Вирджи с сомнением покачала головой. — Вы его и не нюхали никогда. Не ваше это занятие.
   — Мои ясные голубые глаза и квадратная челюсть вечно меня выдают.
   — Как в зеркале, — подтвердила она и спросила: — Есть какие зацепки насчет Вальдеса?
   — Пока нет. Надеялся, ты мне поможешь.
   — Разуй глаза и прочисти уши. Повторяю для непонятливых: о Вальдесе я ничего не знаю.
   — И о кокаине тоже?
   — И о кокаине.
   — И о шефе Роджерсе?
   — И о нем.
   — Обо всем, что выходит за рамки милой светской беседы?
   — Схватываете прямо на лету! — одобрительно кивнула Вирджи.
   — Будь ты на моем месте, с кем бы переговорила насчет этого дела?
   — Будь я на вашем месте, я бы со всех ног рванула бы домой.
   — А если бы решила остаться?
   — Не решила, — подытожила Вирджи.

Глава 5

   Деликатесы мотеля не сулили моему желудку ничего хорошего, потому я прогулялся в супермаркет и купил то, что мне приглянулось. После этого я вернулся в мотель, рассчитывая, что шесть бутылок пива помогут мне спокойно поужинать в одиночестве.
   Первым делом я сложил бутылки в мусорное ведро и засыпал их льдом из морозильной камеры, стоявшей в коридоре. Затем я разобрал покупки: тунец в масле, салат из капусты, морковки и лука, пшеничный хлеб, несколько бумажных тарелок, набор пластиковых орудий по уничтожению пищи и банка пикулей. Зелень и овощи — это жизнь.
   Предвкушая радость ужина, я вспоминал события первого рабочего дня в Уитоне. А он прошел невероятно успешно: шеф полиции с радостью дал бы мне пинок под зад, барменша, после щедрой дозы несколько грубоватой сексуальной привлекательности старика Спепсера, тоже посоветовала сматываться, и как можно быстрее. К единственно неоспоримому достижению дня можно было отнести лишь то, что у меня не спросили в уитонском магазине спиртных напитков документы, подтверждающие, что я достиг совершеннолетия.
   Я потягивал пиво «Сэм Адамс» прямо из бутылки. Логика — великая вещь, а она подсказывала, что местное пиво всегда свежее, а потому следует отдавать предпочтение именно ему. Так что в этот вечер удачного дня я решил отпраздновать День «Сэма Адамса», который был воистину великолепен.
   Кто сказал, что я плохой детектив?
   Кто сказал, что невозможно поймать кита в аквариуме?
   Кто сказал, что Вальдес ухлестывал за колумбийками?
   А вот это сказал не я.
   Это сказал Бейли Роджерс. Мне действительно не следовало хамить старому служаке. Мне следовало поблагодарить его за то, что он навел меня на след. Если с Вальдесом посчитался ревнивый муж или любовник колумбийской телки, как справедливо заметил шериф, число подозреваемых в один миг сокращается с пятнадцати тысяч семисот тридцати четырех человек до менее чем пяти тысяч.
   Я влил в себя очередную порцию «Сэма Адамса» и некоторое время любовался этикеткой — прекрасным портретом старины Сэма.
   Затем вновь вспомнил о работе. Итак, одним мастерским ударом я исключил из числа подозреваемых более десяти тысяч человек. Из оставшихся же пяти тысяч женщины составляли половину, и многие либо слишком стары, либо слишком молоды.
   Так ведь плутовка практически у меня в руках!
   «Сэм Адамс» был так свеж и хорош, что только ближе ко дну третьей бутылки я принялся готовить ужин: аккуратно разложил тунца на два тонких ломтя хлеба и дополнил натюрморт несколькими яркими мазками салата. Разрезав каждый кусок на четыре треугольника, я разложил их на лакированной бумажной тарелке и в качестве орнамента использовал пикули. Затем принес из ванны полотенце, заменившее салфетку, и стеклянный стакан — под пиво. Я предпочитаю пить пиво прямо из бутылки, но сейчас я садился ужинать за праздничный стол, так что все должно было соответствовать ситуации.
   Ужинал я за маленьким круглым столиком у окна, которое «транслировало» стандартно скучную заставку автостоянки возле мотеля.
   Впечатление от разговора с Роджерсом подкреплялось впечатлением от беседы Вирджи: смерть Вальдеса — закрытая тема. В реакции Вирджи, при одном только упоминании имени Эрика Вальдеса, прочитывался страх быть вовлеченной в разговор на эту тему и удивление по поводу того, что я вообще осмелился затронуть ее, не имея ни разрешения, ни поддержки шефа полиции.
   Я старательно перемалывал челюстями треугольные сэндвичи. Капустный салат из магазина мог быть и получше, но «Сэм Адамс» скрывал все его недостатки, придавая его вкусу некую пикантность.
   Возможно, рано делать выводы, но первые двое, с кем мне удалось переговорить, хотели одного: пусть тема убийства Вальдеса уйдет в прошлое и никогда больше не всплывет. На языке правосудия это называется сокрытием преступления. И на это вывел тебя твой нос, мистер Спенсер — Мастер Сыска!
   Я сжевал еще один треугольник и кусочек пикуля.
   Нос куда-нибудь да приведет!
   Привел к пиву. В стакане оно приобрело приятный янтарный оттенок, как у «Энкор Стим».
   Сирано де Спенсер!
   Или — де Спесерак?

* * *

   Когда я покончил с сэндвичами, пивом и самовосхвалением, было почти семь.
   Я набрал номер Сьюзен.
   — Привет. Поймал преступников?
   — Я — нет, а нос, может и да.
   — Поужинал с пивом?
   — Выпил бы больше, но не хочу, чтобы ты записала меня в пьяницы.
   — Какая похвальная воздержанность!
   — Воздержанность — мое второе имя.
   — Вот не знала!
   — Пока я успел выяснить только одно: здесь не хотят, чтобы я что-нибудь выяснял.
   — Если начнешь вспоминать — мало кто относился к тебя иначе.
   — Вот спасибо... Кстати, сударыня, не желаете ли вы приехать в пятницу вечером, после того, как вытурите из кабинета последнего пациента?
   — Приехать в Уитон?
   — Вот именно! Я как раз из Уитона и звоню. Могли бы вместе рискнуть и попробовать в охотничьем зале мотеля «Резервуар-Корт», где я и поселился, диковинное блюдо под аппетитным названием «Рулет из запеканки». Или что-то в этом роде. А потом прогуляться по шоссе номер тридцать два и полюбоваться автомобильными свалками.
   — Звучит заманчиво. Но я готова пригласить тебя к себе: насладишься моими легендарными творениями из полуфабрикатов от «Руди»?
   А потом сходим в музей изобразительных искусств.
   — Так вот вы какие, городские! Морщите носы при одном слове «деревня». А мы ведь, между прочим, и есть исконная Америка — такая, какой она была.
   — Да?!
   — И потом, я приехать не могу. Не в пример вам, психотерапевтам, способным проваляться в постели до обеда, я работаю даже по выходным.
   — Ладно, сладкоречивый обольститель, уговорил. Но запеканку из рулета я категорически отказываюсь есть.
   — Что-нибудь да придумаем.
   — Надеюсь. Прости за банальный вопрос, но что эти люди способны сделать, чтобы ты ничего не выяснил?
   — Попытаются убить.
   — Радостная новость.
   — Легче сказать, чем сделать.
   — Знаю, на это и рассчитываю.
   — Я тоже.
   — Итак, пятница в восемь.
   — Буду ждать. И не скажешь ли на прощанье — моя воздержанность восхищает сильнее, чем мое жилистое тело?
   — Да!
   — Сформулируем вопрос иначе.
   В трубке зазвенел смех Сьюзен и она предложила:
   — Спроси меня, люблю ли я тебя.
   — Ты любишь меня?
   — Да.
   — А я тебя люблю?
   — Да.
   — Удивительное совпадение!

Глава 6

   Уитон окружали холмы. Настоящих гор не было, но дорога представляла собой сплошные спуски и подъемы. Так что после привычной утренней пробежки, спортивный костюм можно было выжимать. Сьюзен подарила мне его на Рождество, в нем я и бежал этим утром со «смит-и-вессоном» 32-го калибра в застегнутом на молнию кармане куртки. На тот случай, если преступником окажется белый медведь, я привез с собой еще и «кольт-питон» 357-го калибра, но весил он, как шар из кегельбана, поэтому я не брал его с собой на пробежку.
   В своем новеньком, с иголочки, костюме, блестяще-черном и с красной окантовкой, я чувствовал себя маленьким лордом Фаунтлероем^[3], старательно пыхтящим над выполнением поставленной задачи. На ногах — тоже новые, без единой царапинки, розовато-белые кроссовки с угольно-черной, в тон костюму, отделкой.
   Вернувшись в мотель, взмокший и усталый, я сделал с десяток приседаний, поотжимался и пошлепал в душ.
   А без четверти десять я уже ехал в сторону центральной части города. «Кольт-питон» терся о ребра слева под курткой. В свое время мне пришлось изрядно набегаться по магазинам в поисках куртки пятьдесят восьмого размера, которая была бы в пору таким дюжим молодцам, как мы с ним.
   Позавтракать я остановился у ресторана «Френдли», на углу Мейн-стрит и Норт-стрит. Послушал, как посетители толкуют о погоде, о детях, о новостях в выпуске «Тудэй», ничего интересного для себя не выяснил, расплатился, взял стаканчик с кофе и вернулся в машину.
   От полиции помощи ждать не приходилось. Материалы для газеты Вальдес в редакцию не передавал. Он наверняка вел записи, но на них сейчас не имело смысла рассчитывать. Мне бы найти всего одного человечка, который назовет имя, а тот, в свою очередь, сообщит другое, и так далее по цепочке, пока вся она не выстроится. Вот только с кого начать?
   Я ехал по Мейн-стрит мимо магазина красок «Кианайз», здания городского суда Уитона, пожарного депо, пиццерии «Акрополис», Кооперативного банка, кинотеатра «Олимпик», где билеты на любой сеанс стоят два доллара за вход. На холмистой части города, ближе к узкой реке с глубокими обрывистыми берегами, виднелись три или четыре строения из красного кирпича — текстильные фабрики прошлого века. Теперь внутри них пылилось отжившее свой век оборудование и размещались магазины, торгующие шерстью и пряжей. При желании любой приезжий мог заметить попытку облагородить непрезентабельный вид старинных зданий, которая отразилась в покраске окон и дверей в гармонирующие с общим фоном пастельные тона и посадкой кое-какой растительности. Но этих косметических мер было явно недостаточно.
   Дно реки было усеяно многочисленными валунами, отмытыми за тысячелетия стремительными потоками воды. Теперь река уже не бурлила, — возможно, из-за сковавшего ее льда, возможно, из-за дамбы, придушившей ее вверх по течению. Река иссохла, как и сам город.
   Я развернулся под железнодорожным мостом и поехал по Мейн-стрит в обратном направлении — мимо лавки скобяных товаров «Тру Велью» и кафе «Уоллиз Ланч». За ним я сразу же свернул на Норт-стрит, которая устремлялась вверх; на макушке холма стояло старинное краснокирпичное здание городской публичной библиотеки: оно напоминало здание городской ратуши и, видимо, построено было по проекту одного и того же архитектора в одно и то же время.
   Припарковав машину напротив дверей, я направился в библиотеку.
   В читальном зале какой-то старик жужжал на ксероксе, еще два пенсионера шуршали газетами в отделе периодики. За конторкой стояла женщина с волевыми чертами лица и коротко стриженными темными волосами. Прямой крупный нос, прямая спина, высокий пышный бюст, натягивающий на груди пушистый розовый свитер, тонкая талия... — остальное скрывала конторка. Если низ соответствует верху, то я нашел отличного кандидата для следственного эксперимента.
   Я зашел за конторку, прилежно изучил рекламный плакат: «Прожекторы уинстонской фирмы „ОКЛАХОМА“» — и бросил беглый взгляд на светло-серые слаксы библиотекарши. Низ соответствовал. Мой нюх редко меня подводит.
   — Извините, — произнес я, — меня интересует история Уитона. Вы можете мне чем-нибудь помочь?
   Библиотекарша оторвала взгляд от каталога и посмотрела на меня. Под глазами слегка прорисовывались паутинки морщинок, в уголках губ излишне широкого рта залегли маленькие складочки.
   — Пока, к сожалению, нет, — ответила она. — Мы именно сейчас и занимаемся сбором материала.
   — Какая незадача! — расстроенно произнес я и спросил: — Кто эти таинственные «мы»?
   — Исторический комитет, — спокойно ответила она. — Я и двое сотрудников.
   — Да, мне не повезло. Как много вы успели сделать?
   — В данный момент заносим данные в картотеку. Боюсь, до окончания работы еще очень далеко.
   — Жаль...
   — Может, я смогу помочь? Вас интересуют какие-то конкретные вопросы?
   К конторке подошла незамеченная мною раньше девица лет четырнадцати-пятнадцати — волосы зачесаны на сторону и отброшены назад, глаза густо накрашены, на губах — перламутровая помада. Затянута в слишком тесные, сужающие книзу брючки, не закрывающие косточки на лодыжке, всунута в туфли на высоченных каблуках. Да еще эта жвачка во рту! Мне показалась, что я смотрю под хвост молодой кобылы, лучше она не выглядела, но уитонские прыщеватые старшеклассники, вероятно, придерживаются иного мнения. Девица выбрала две книги: сборник эссе на «Алую букву» и книжку в картинках о Рикки Нельсоне.
   — Меня интересует миграция в Уитон колумбийцев, — продолжил я разговор, прерванный появлением девицы.
   Библиотекарша улыбнулась, и складочки в уголках рта прочертились глубже.
   — Это непростой вопрос. Я не смогу дать на него исчерпывающего ответа, не имея под рукой точного фактического материала. Начало миграционного процесса связывают с человеком по имени Абнер Нортон. Ему принадлежала самая крупная в Уитоне текстильная фабрика. Кроме того, он имел определенные деловые интересы в колумбийском городке Тахо. Из-за трудностей в обеспечении фабрики рабочей силой, ему пришлось импортировать людей из Колумбии — из Тахо... Кстати, эта библиотека была построена на деньги его деда.
   — Мистер Нортон проживает сейчас здесь?
   — Нет. Фабрики закрылись. Большая часть производственных мощностей переведена на юг, и мистер Нортон перебрался туда же. А колумбийцы остались и в большинстве своем влачат жалкое существование.
   — Спасибо. А что вы скажете насчет влияния столь многочисленной группы людей иной культуры на микроклимат такого маленького городка?
   — И столь сильно оторванного от других цивилизованных мест, — добавила она. — Влияние более чем значительное.
   Работавший на ксероксе старик подошел и пожаловался, что в аппарате закончилась бумага. Библиотекарша взяла новую пачку и отправилась заправить ксерокс. Когда она вернулась, я спросил:
   — И в чем оно проявляется?
   — В напряженных отношениях между янки и колумбийцами. Тысячи людей, которые хотят дышать свободно, но не имеют для этого достаточных средств. На этом фоне развились отрицательные межэтнические отношения.
   — Безусловно.
   — К настоящему времени, как бы это сказать, установились определенные негласные правила. Дети янки не ходят в колумбийские кварталы, и... наоборот. Латинос крепко держатся друг за друга... В школах иногда случаются драки, стенки повсюду исписаны всякой гадостью, а по городу разносятся скабрезные разговоры о суперсексуальных способностях колумбиек.
   — Американской мечте не суждено было сбыться!
   — Не только здесь, мистер...
   — Спенсер.
   — Кэролайн Роджерс, — представилась она.
   Мы обменялись рукопожатиями.
   — А как с наркотиками? Не люблю стереотипов, но... — я спросил это тоном ученика, который впервые задает подобный вопрос.
   — Молодые люди употребляют наркотики независимо от того, колумбийцы они или нет.
   — Увы, если это так и есть. Но меня в большей степени интересует наркобизнес. Кокаин и колумбийцы зачастую связываются воедино, по крайней мере, если просматривать бульварную прессу.
   Глаза миссис Роджерс стали очень похожи на льдинки.
   — Вы читаете «Аргус»?
   — Разумеется, это же местная газета.
   — Отнюдь! — возразила она. — Издается в Вустере, а не в Уитоне.
   — Но есть хоть доля правды в том, что они пишут о торговле наркотиками?
   — Боюсь, подобные вопросы вне компетенции служащей городской библиотеки. К тому же они не являются частью программы наших исследований.
   — Тогда скажите неофициально, как частное лицо.
   — Почему это вас так интересует?
   — Раз уж честность — лучшая политика, то я — частный детектив. Расследую обстоятельства гибели Эрика Вальдеса.
   Миссис Роджерс поджала губы.
   — Вот оно что, — не сразу вымолвила она.
   — Да, вот оно что.
   Она окинула меня ледяным взглядом.
   — А вам известно, что мой муж — шеф городской полиции?
   — Неужели тот самый Роджерс?
   — Вы разговаривали с ним? — ответила она вопросом на вопрос.
   — Да, мадам.
   — И что же он сказал?
   — Он не в восторге от моего профессионального рвения.
   — Я тоже! И мне не нравится, что вы пытаетесь вынюхать что-то под маской фальшивого притворства.
   — А каким еще бывает притворство? — полюбопытствовал я.

Глава 7

   Выйдя из библиотеки, я обнаружил, что позади моего автомобиля припаркована ярко-синяя патрульная машина с уитонскими номерами. Два уитонских «борова» в полицейской форме и сдвинутых на самые брови фуражках стояли с видом инструкторов по строевой подготовке, скрестив на груди руки и упершись задницами в мою старушку. У одного были нашивки капитана, у другого — сержанта. Капитан, как могло показаться со стороны, состоял из внушительного брюшка, удивительно длинной шеи и зеркальных темных очков. Сержант, высокий и громоздкий, как бабушкин шкаф, видимо столь сильно гордился своими свисающими усами, что каждое утро подкручивал их. Но с темными очками, такими же как у капитана, они абсолютно не гармонировали.
   — Извините, вы не тонтон-макуты? — поинтересовался я, остановившись перед ними.
   Капитан едва заметно повернул голову, нацелив очки точно на меня.
   — Это шутка?
   — Шутка, — подтвердил я.
   — Джей-Ди, ты считаешь этого мудилу остроумным?
   К левой щеке сержанта прилепились крошки жевательного табака. Прежде чем ответить, он сплюнул на землю что-то темно-коричневое.
   — Я считаю, что это вонючая шавка, Генри, — процедил он.
   — У вас усы в табаке, — сказал я ему.
   — Не хотите ли приятно провести время в уютной каморке, где нам никто не помешает? — спросил капитан.
   — Благодарю за любезность, но я сейчас занят.
   Теперь обе пары очков были нацелены точно на меня, и я увидел свое отражение во всех четырех линзах. Придвинув лицо поближе к сержантским «зеркалам», я оскалился и начал осматривать свои зубы.
   — За остряка себя держишь, да? — Джей-Ди чуть отклонился, но зубы в его очках я по-прежнему видел.
   — Полный порядок. Полагаю, это благодаря привычке чистить их специальной ниткой всякий раз после еды.
   Я приподнял указательным пальцем верхнюю губу, чтобы осмотреть коренные зубы слева. «Бабушкин шкаф» не выдержал и сдвинулся в сторону.
   — Завязывай! — рявкнул он.
   — Можно, конечно, пренебречь гигиеной полости рта, если...