Страница:
Я вышел из палаты и остановился у сестринского поста.
— Ей оказывают психиатрическую помощь? — спросил я.
Сестра была молоденькой хорошенькой блондинкой с хвостиком волос, перевязанным зеленой лентой, и задорно торчавшим из-под колпака.
— Доктор Вагнер разговаривал с ней.
— Это ее лечащий врач?
— Да.
— Что он говорит?
— Может, вам лучше переговорить с ним, сэр? У нее был сильный шок, и теперь ее держат на седативных препаратах.
— Я заметил.
— После пяти у доктора Вагнера обход. Если хотите, можете подождать и поговорить с ним.
— Он живет в Уитоне?
— Да, сэр.
— Я позвоню ему, спасибо.
Я вышел из больницы, у меня было к Кэролайн несколько вопросов, но я так и не решился их задать. Да может она и не знала на них ответов, как и я.
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
— Ей оказывают психиатрическую помощь? — спросил я.
Сестра была молоденькой хорошенькой блондинкой с хвостиком волос, перевязанным зеленой лентой, и задорно торчавшим из-под колпака.
— Доктор Вагнер разговаривал с ней.
— Это ее лечащий врач?
— Да.
— Что он говорит?
— Может, вам лучше переговорить с ним, сэр? У нее был сильный шок, и теперь ее держат на седативных препаратах.
— Я заметил.
— После пяти у доктора Вагнера обход. Если хотите, можете подождать и поговорить с ним.
— Он живет в Уитоне?
— Да, сэр.
— Я позвоню ему, спасибо.
Я вышел из больницы, у меня было к Кэролайн несколько вопросов, но я так и не решился их задать. Да может она и не знала на них ответов, как и я.
Глава 27
На следующее утро, возвращаясь с пробежки, я увидел поджидавшую меня у мотеля патрульную машину Лундквиста, двигатель он почему-то не выключил, Я подошел, тяжело дыша и ощущая под тремя слоями одежды пот на спине, — зима, в одном костюме не побегаешь.
— Забирайтесь, — кивнул на соседнее сиденье Лундквист.
Я сел. В машине вовсю работала печка и было тепло.
— Меня отзывают, — сказал Лундквист.
— Серьезно?
— Да. Дело полностью передается местным властям. Мы готовы в любое время оказать необходимую поддержку, но я больше пользы принесу, патрулируя с радаром.
— Кто распорядился?
— Спросите что полегче. Приказ пришел по команде.
— Кто-то знаком с сенатором штата.
— Вы теперь остаетесь один. Я, конечно, помогу, чем смогу, неофициально. Но... — Он передернул плечами.
— Посмотрим, чем сможет помочь «Централ Аргус».
— Только я вам ничего не говорил, — сказал он. — И еще, я не знаю, что здесь происходит, но на вашем месте, я бы постарался не дать местным легавым подкрасться к вам сзади.
— Тыл мне прикроют. Сегодня прибывает подкрепление.
— Надежное?
— Золотая медаль в прикрытии тылов.
Я выбрался из машины.
— Как заполучите что-то твердое и неоспоримое, я буду рад приехать и арестовать преступника.
— Я дам знать.
— Ну, берегите задницу.
Я посмотрел, как он отъехал, и зашел в мотель.
Мое подкрепление числом в две единицы уже сидело за столиком в холле и попивало кофе. Густые темные волосы Сьюзен, от которых непременно должно было пахнуть жасмином, спадали на воротник ее темно-красного кожаного плаща. Солнцезащитные очки она подобрала с оправой в тон плащу. Хоук, в накрахмаленных джинсах, в белой шелковой рубашке и черном бархатном пиджаке с поднятым воротником, водрузил ноги в ковбойских сапогах из черной кожи ящерицы на стоявший рядом стул. Черный гладко выбритый череп блестел под неудачной подделкой светильника Тиффани, будто смазанный маслом. На спинке стула висел кожаный плащ на теплой подкладке, тоже черный и весь в бронзовых застежках-молниях.
— Отличная маскировка. Никто не догадается, что вы — приезжие.
Сьюзен в ответ поцеловала меня.
Хоук глянул на мое многослойное обмундирование:
— Ты тоже неплохо выглядишь. — Он обнажил белый ряд зубов — улыбнулся.
Я сел и заказал кофе с низким содержанием кофеина.
— Все бросаешь? — улыбнулась Сьюзен.
— Почти.
— Сьюзен мне в дороге рассказала, как ты очаровал всех горожан. И они теперь готовы линчевать твою задницу, — ухмыльнулся Хоук.
— Только с помощью чар можно добиться подобного результата, — ответил я.
— Это точно.
Принесли кофе. Я добавил в него сливки и сахар — так легче будет проглотить эту бурду без кофеина.
— Сьюзен продала меня с потрохами.
— Даже не один раз, — хмыкнул Хоук.
— Я женщина, еврейка, и к тому же психотерапевт. Ты надеялся, я всю дорогу буду молчать?
— Я всегда считал, что психотерапевты — существа скрытные.
— Только с пациентами.
— Значит, мне осталось добавить всего одну деталь, — сказал я. — Этим делом здесь занимался неглупый мужик из полиции штата — Лундквист. Но кто-то сделал так, что его отозвали.
— Значит, местные людишки имеют хорошие связи? — спросил Хоук.
— Кокаин, — пожал я плечами.
— Эстэва? — спросила Сьюзен.
— Может быть. А может и полицейские, — ответил я.
— Уитонские?
— Возможно.
— А может, Эстэва, с которым одной веревочкой повязаны и уитонские легавые, — сказал Хоук.
— Может быть. С одной стороны.
— По крайней мере, обращаться к ним за помощью — идея гиблая. Так?
— Так.
— Значит, полагаемся только на самих себя, — заключила Сьюзен.
— Да.
— А не проще — грохнуть Эстэву и спокойно убраться по домам? — предложил Хоук.
— Мы не знаем точно, его ли это рук дело.
— Его рук, — заверил меня Хоук. — Мы знаем, что он занимается кокаином.
— Доказать ты этого не сможешь. — Сьюзен поставила чашку на стол.
Хоук осклабился:
— Доказательства для меня ничего не значат Сьюзен. Я ЗНАЮ — и этого достаточно.
— Мне нужно и то и другое, Хоук.
— Это уж как всегда, — сказал он. — А как насчет той леди?
— Кэролайн Роджерс?
— Да. Ее мы должны спасти?
— Должны.
Хоук еще шире растянул губы в улыбке.
— Я так и думал, — сказал он.
— Забирайтесь, — кивнул на соседнее сиденье Лундквист.
Я сел. В машине вовсю работала печка и было тепло.
— Меня отзывают, — сказал Лундквист.
— Серьезно?
— Да. Дело полностью передается местным властям. Мы готовы в любое время оказать необходимую поддержку, но я больше пользы принесу, патрулируя с радаром.
— Кто распорядился?
— Спросите что полегче. Приказ пришел по команде.
— Кто-то знаком с сенатором штата.
— Вы теперь остаетесь один. Я, конечно, помогу, чем смогу, неофициально. Но... — Он передернул плечами.
— Посмотрим, чем сможет помочь «Централ Аргус».
— Только я вам ничего не говорил, — сказал он. — И еще, я не знаю, что здесь происходит, но на вашем месте, я бы постарался не дать местным легавым подкрасться к вам сзади.
— Тыл мне прикроют. Сегодня прибывает подкрепление.
— Надежное?
— Золотая медаль в прикрытии тылов.
Я выбрался из машины.
— Как заполучите что-то твердое и неоспоримое, я буду рад приехать и арестовать преступника.
— Я дам знать.
— Ну, берегите задницу.
Я посмотрел, как он отъехал, и зашел в мотель.
Мое подкрепление числом в две единицы уже сидело за столиком в холле и попивало кофе. Густые темные волосы Сьюзен, от которых непременно должно было пахнуть жасмином, спадали на воротник ее темно-красного кожаного плаща. Солнцезащитные очки она подобрала с оправой в тон плащу. Хоук, в накрахмаленных джинсах, в белой шелковой рубашке и черном бархатном пиджаке с поднятым воротником, водрузил ноги в ковбойских сапогах из черной кожи ящерицы на стоявший рядом стул. Черный гладко выбритый череп блестел под неудачной подделкой светильника Тиффани, будто смазанный маслом. На спинке стула висел кожаный плащ на теплой подкладке, тоже черный и весь в бронзовых застежках-молниях.
— Отличная маскировка. Никто не догадается, что вы — приезжие.
Сьюзен в ответ поцеловала меня.
Хоук глянул на мое многослойное обмундирование:
— Ты тоже неплохо выглядишь. — Он обнажил белый ряд зубов — улыбнулся.
Я сел и заказал кофе с низким содержанием кофеина.
— Все бросаешь? — улыбнулась Сьюзен.
— Почти.
— Сьюзен мне в дороге рассказала, как ты очаровал всех горожан. И они теперь готовы линчевать твою задницу, — ухмыльнулся Хоук.
— Только с помощью чар можно добиться подобного результата, — ответил я.
— Это точно.
Принесли кофе. Я добавил в него сливки и сахар — так легче будет проглотить эту бурду без кофеина.
— Сьюзен продала меня с потрохами.
— Даже не один раз, — хмыкнул Хоук.
— Я женщина, еврейка, и к тому же психотерапевт. Ты надеялся, я всю дорогу буду молчать?
— Я всегда считал, что психотерапевты — существа скрытные.
— Только с пациентами.
— Значит, мне осталось добавить всего одну деталь, — сказал я. — Этим делом здесь занимался неглупый мужик из полиции штата — Лундквист. Но кто-то сделал так, что его отозвали.
— Значит, местные людишки имеют хорошие связи? — спросил Хоук.
— Кокаин, — пожал я плечами.
— Эстэва? — спросила Сьюзен.
— Может быть. А может и полицейские, — ответил я.
— Уитонские?
— Возможно.
— А может, Эстэва, с которым одной веревочкой повязаны и уитонские легавые, — сказал Хоук.
— Может быть. С одной стороны.
— По крайней мере, обращаться к ним за помощью — идея гиблая. Так?
— Так.
— Значит, полагаемся только на самих себя, — заключила Сьюзен.
— Да.
— А не проще — грохнуть Эстэву и спокойно убраться по домам? — предложил Хоук.
— Мы не знаем точно, его ли это рук дело.
— Его рук, — заверил меня Хоук. — Мы знаем, что он занимается кокаином.
— Доказать ты этого не сможешь. — Сьюзен поставила чашку на стол.
Хоук осклабился:
— Доказательства для меня ничего не значат Сьюзен. Я ЗНАЮ — и этого достаточно.
— Мне нужно и то и другое, Хоук.
— Это уж как всегда, — сказал он. — А как насчет той леди?
— Кэролайн Роджерс?
— Да. Ее мы должны спасти?
— Должны.
Хоук еще шире растянул губы в улыбке.
— Я так и думал, — сказал он.
Глава 28
Сьюзен взяла «мустанг», чтобы съездить в больницу к Кэролайн Роджерс.
— Ее лечащий врач совершает сегодня обход после пяти. Фамилия его — Вагнер, — сказал я, когда она уже сидела в машине.
— Терапевт?
— Да. Но я знаю его лишь по телефонному справочнику.
— Я познакомлюсь с ним и переговорю. Седативные препараты помогают до поры до времени. После определенного момента они начинают вызывать совершенно противоположную реакцию.
— Мне бы не хотелось заниматься еще и этим, — сказал Хоук из-за моего плеча.
Сьюзен взглянула на него с улыбкой:
— Я совсем о другом. — Она посмотрела на меня, потом опять на Хоука. — Ну ладно, присматривайте тут друг за другом и будьте хорошими мальчиками. — Махнув нам на прощание рукой, она — как обычно слишком быстро — сорвалась с места и помчалась по дороге.
Мы забрались в «ягуар» Хоука.
— Куда едем? — спросил он.
— Было бы неплохо поговорить с Эстэвой.
— Есть шанс, что ему захочется в нас малость пострелять?
— Вполне.
— Мы не дадим, — сказал Хоук и, включив первую скорость, плавно вывел машину со стоянки. Из стерео неслись приятные звуки.
— Кто это, черт побери? — спросил я.
— Уэйлон Дженнингс. — Хоук протянул руку и вытащил кассету.
— Твоя?
Хоук покосился на меня:
— Это Сьюзен млеет от народных песен.
— Конечно. Умна и неплохо танцует.
Мы промчались из одного конца города в другой, и всю дорогу на нашу машину оглядывались. Когда мы зарулили во двор склада Эстэвы, там находилось несколько рабочих. Они уставились на «ягуара». Когда мы вышли из машины, они уставились на Хоука. Хоук стрельнул в них взглядом, и те сразу отвернулись и занялись работой или стали делать вид, что работают.
Над дверью, прорезанной с краю торцевой стены ближе к фасаду, со стального штыря флажком свисала небольшая проржавевшая вывеска, возвещавшая: «ОФИС». Мы вошли. Сразу у входа стоял стол с табличкой «Грузоотправитель», за ним у стены — канцелярские шкафы. За столом сидел сутулый длинноносый мужчина с шапкой густых черных волос на голове. «Артур» — белели вышитые буквы над карманом его темно-синей рабочей рубашки.
— Слушаю. — Он пробежал глазами по мне, по Хоуку, потом быстро перевел взгляд на меня.
— Где Эстэва? — спросил я.
— У мистера Эстэвы совещание, — сказал Артур. — Вы по какому делу?
— Скажите ему — пришел Спенсер.
Артур поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Артур, — доложился он. — Скажи мистеру Эстэве, тут его спрашивает Спенсер. Тут с ним еще кто-то. — Минуту он слушал, потом кивнул, сказал: «О'кей» — и, повесив трубку, показал нам на дверь в стене справа. — Туда, сверните налево. В конце склада лестница, подниметесь по ней наверх.
— Спасибо.
Мы прошли в дверь и оказались в самом складе. По широким проездам между лентами конвейеров сновали погрузчики. На столах штабелями громоздились ящики с овощами. Рабочие, большей частью латинос, переупаковывали их и отправляли по конвейеру дальше.
По дальней стене склада на половину ее высоты тянулись ступени деревянной лестницы — туда, где скворечником из матового стекла прилепился кабинет Эстэвы. Как только я добрался до двери, она открылась, и я ступил внутрь. Хоук остался снаружи. Эстэва сидел за столом. Цезарь стоял у стены слева от него, со свешенными как плети руками и все в той же маленькой шляпе на макушке. «Селтикс» уже занял позицию у меня за спиной.
— Скажи своему другу, чтобы вошел, — сказал он.
— Он войдет, когда ты встанешь возле стола, чтобы мы могли тебя лучше видеть.
«Селтикс» посмотрел на Эстэву. Тот едва заметно кивнул. «Селтикс» пожал плечами, сделал несколько шагов и остановился у стены справа от Эстэвы.
Хоук вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Он смотрел на Цезаря. Цезарь тупым, ничего не выражающим взглядом маленьких тусклых глаз уставился на него. Я смотрел на Эстэву. Он — на меня. Никто не смотрел на «Селтикс», который был уже никому не интересен.
Молчание длилось слишком долго для молчания впятером.
— Эстэва — тот, что в центре, — говорил я Хоуку. — Типа в пришлепнутом котелке называют Цезарем. Как зовут болельщика «Селтикса», я не знаю.
— Почему он в куртке? Здесь же тепло, — сказал Хоук.
— Наверно, рубашкой никак не обзавестись, — ответил я.
— А нам как его называть? — поинтересовался «Селтикс». — Имя у него есть или просто Шварце?
— Все называют меня мистер Тиббс, — сказал Хоук, не спуская глаз с Цезаря.
— Тиббс, говоришь? Классное имечко для черномазого.
— Заткнись, Фелисе, — сказал Эстэва, не поворачивая головы. — Они издеваются над тобой.
И опять многозначительное молчание.
Эстэва раскурил сигару «Джилбер Роланд». Затянувшись и выпустив облако дыма, он сквозь дым уставился на меня. Эффектно.
— Вы пришли по делу? — спросил Эстэва.
— Возможно, — сказал я. — Смотря какое дело имеется в виду.
— Полагаю, вы хотите мне что-то продать.
Рядом со мной застыл Хоук, так же, как и истукан Цезарь. Они настолько сильно были поглощены созерцанием друг друга, что мы, казалось, для них просто не существуем.
— Вы догадываетесь, что я могу вам предложить? — спросил я.
Эстэва пыхнул сигарой и сказал:
— Я бы хотел удостовериться, что вы к нам в гости пожаловали без жучков.
— Пусть Фелисе ощупает нас по очереди, — предложил я.
Эстэва обратил лицо к Цезарю.
— Не Цезарь, — сказал я. — Фелисе.
— Хорошо, — ответил Эстэва и кивнул головой Фелисе.
Фелисе тщательно ощупал меня с ног до головы.
— Вооружен, — сказал он Эстэве.
— У-гу, — промычал Эстэва, выпуская дым.
Фелисе занялся Хоуком, который ни на мгновение не оторвал взгляда от Цезаря даже во время процедуры обыска.
— Тиббс тоже, мистер Эстэва.
— Жучки?
— Жучков нет.
— Хорошо. Значит, без проблем. — Эстэва вынул сигару изо рта.
Фелисе отправился на свое место у стены.
— Тогда хватит лажу гнать, приступаем к делу. У тебя две сотни кило кокаина, которая принадлежит мне, — сказал Эстэва.
— Сто мне пришлось сдать легавым, когда они трясли меня насчет Брета.
— Знаю. Чтоб меня одним махом за решетку. Сотня из трех, чтоб избавиться от меня, — чего жалеть-то. Я в тюрягу, а ты сбываешь остальное — и в тузах.
— Все в точку.
— Я свое дело знаю, — сказал Эстэва. — Два центнера кокаина — большие деньги. Поэтому-то ты до сих пор и живой.
— Потому что знаю, где она.
Эстэва усмехнулся.
— Я об этом тоже подумал, — сказал я. — И о том подумал, что как только перепродам тебе кокаин, исчезнет необходимость оставаться живым.
— Бизнес денежный, — сказал он. — Но опасный, да? — Он затянулся сигарой. — Рисковый бизнес. Потому и денежный, что рисковый.
— Ну так покупаешь?
Эстэва пожал плечами. Я ждал. Эстэва тоже ждал. Но все же он не выдержал первым:
— Сколько просишь?
— Тридцать две тысячи за кило, — сказал я.
Эстэва покачал головой:
— Я столько за него уже заплатил.
— Знаю.
— Мне концов с концами не свести, если выкладывать такие деньги дважды.
— Угу, — согласился я.
Эстэва ничего не сказал. Я молча ждал. В кабинет проникал складской шум: тарахтели ролики конвейеров, глухо бухали перекидываемые туда-сюда ящики.
— Десять, — сказал Эстэва.
— В Бостоне я могу получить больше сорока, — сказал я.
— Десять плюс твоя жизнь.
Мы снова замолчали. Хоук едва слышно насвистывал «Я всегда помню Джорджию».
— Даю время подумать, — снова заговорил Эстэва. — Можешь не торопиться. Несколько дней подожду.
— Я подумаю, — сказал я и, повернувшись, вышел за дверь.
Хоук нацелил на Цезаря указательный палец, подняв вверх большой. «Бах!» — сказал он и опустил большой палец. Цезарь и глазом не моргнул. Хоук издал короткий смешок, прозвучавший как интерпретация «Хм», повернулся и пошел следом за мной. Внизу у лестницы стояли Артур и еще несколько типов, на рабочих они похожи не были. Двоих я наверняка видел в «Резервуар-Корте», когда познакомился с Эстэвой. Мы молча прошли мимо них, потом через офис и во двор.
— Ну, как тебе нравится Цезарь? — поинтересовался я у Хоука.
— Сортировкой салата он не занимается.
— Вероятно.
Мы сели в машину Хоука и медленно покатили прочь.
— Он не заплатит тебе ни цента, — сказал Хоук. — Если он выкажет слабину перед своими шавками, ему в деле долго не продержаться.
— Я знаю. Но грамотный — торговался со мной так, будто собирается платить.
— Он договорится с тобой о цене, ты расслабишься, тут он тебя и шлепнет.
— Если мы ему не помешаем.
— Цезарю трудно будет помешать, — широко ухмыльнулся Хоук.
— Справимся?
— Само собой. — Хоук ухмыльнулся еще шире. — У тебя все продумано?
— Наполовину. Я утаил двести килограммов, чтоб было чем торговаться с Эстэвой. Потери ста должно было хватить, чтобы он решился на крайние меры, если играть по-честному.
— Но не хватило.
— Нет. Значит, честной игры не получилось.
— И мы возвращаемся к стражам порядка.
— Именно.
— И где ты закопал эти два центнера?
— В кладовой клуба здоровья «Харбор».
— Дело пахнет криминалом.
— Я так и подумал, что ты не будешь возражать.
— Я? Мне нравится. Правда, тебя временами трудно понять.
— Мне тоже.
— Ты знаешь, что Эстэва хочет от тебя мокрое место оставить, правда, не догадываясь, что ему это не удастся. Знаешь, что он главный наркоторговец Северо-Востока. Думаешь, что он отправил на тот свет трех человек, в том числе семнадцатилетнего пацана. Угоняешь у него машину, заграбастываешь кучу его кокаина, вымогаешь за нее же выкуп, доводя и его самого до белого каления, и его красавчика Цезаря...
— Ну?
— Но не желаешь просто взять и грохнуть его, и дело с концом?
— Не желаю.
— Ты непрактичен, старик.
— Верно.
— Я знаю, что ты не прочь отправить к праотцам тех, кто заслуживает. Пару лет назад на Западе небольшое «стадо» перестрелял.
— Было дело, — согласился я.
— Почему здесь мнешься?
— Знаю недостаточно. Я хочу знать все. И Кэролайн Роджерс хочет знать все, она имеет на это право.
— Ты после того западного турне хоть раз в кого-нибудь стрелял?
— В одного мужика, в ногу. Пару недель назад.
Хоук хмыкнул и замолчал.
— Слушай, ты там на складе не Вилли Нельсона насвистывал? — спросил я, введя Хоука в смущение.
— Сьюзен мне всю дорогу его крутила — в ушах застрял.
— А может, тебе Вилли, как это... типа того, что нравится?
— Ха! С Джимми Рашингом не сравнить, — ответил Хоук.
— Ее лечащий врач совершает сегодня обход после пяти. Фамилия его — Вагнер, — сказал я, когда она уже сидела в машине.
— Терапевт?
— Да. Но я знаю его лишь по телефонному справочнику.
— Я познакомлюсь с ним и переговорю. Седативные препараты помогают до поры до времени. После определенного момента они начинают вызывать совершенно противоположную реакцию.
— Мне бы не хотелось заниматься еще и этим, — сказал Хоук из-за моего плеча.
Сьюзен взглянула на него с улыбкой:
— Я совсем о другом. — Она посмотрела на меня, потом опять на Хоука. — Ну ладно, присматривайте тут друг за другом и будьте хорошими мальчиками. — Махнув нам на прощание рукой, она — как обычно слишком быстро — сорвалась с места и помчалась по дороге.
Мы забрались в «ягуар» Хоука.
— Куда едем? — спросил он.
— Было бы неплохо поговорить с Эстэвой.
— Есть шанс, что ему захочется в нас малость пострелять?
— Вполне.
— Мы не дадим, — сказал Хоук и, включив первую скорость, плавно вывел машину со стоянки. Из стерео неслись приятные звуки.
— Кто это, черт побери? — спросил я.
— Уэйлон Дженнингс. — Хоук протянул руку и вытащил кассету.
— Твоя?
Хоук покосился на меня:
— Это Сьюзен млеет от народных песен.
— Конечно. Умна и неплохо танцует.
Мы промчались из одного конца города в другой, и всю дорогу на нашу машину оглядывались. Когда мы зарулили во двор склада Эстэвы, там находилось несколько рабочих. Они уставились на «ягуара». Когда мы вышли из машины, они уставились на Хоука. Хоук стрельнул в них взглядом, и те сразу отвернулись и занялись работой или стали делать вид, что работают.
Над дверью, прорезанной с краю торцевой стены ближе к фасаду, со стального штыря флажком свисала небольшая проржавевшая вывеска, возвещавшая: «ОФИС». Мы вошли. Сразу у входа стоял стол с табличкой «Грузоотправитель», за ним у стены — канцелярские шкафы. За столом сидел сутулый длинноносый мужчина с шапкой густых черных волос на голове. «Артур» — белели вышитые буквы над карманом его темно-синей рабочей рубашки.
— Слушаю. — Он пробежал глазами по мне, по Хоуку, потом быстро перевел взгляд на меня.
— Где Эстэва? — спросил я.
— У мистера Эстэвы совещание, — сказал Артур. — Вы по какому делу?
— Скажите ему — пришел Спенсер.
Артур поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Артур, — доложился он. — Скажи мистеру Эстэве, тут его спрашивает Спенсер. Тут с ним еще кто-то. — Минуту он слушал, потом кивнул, сказал: «О'кей» — и, повесив трубку, показал нам на дверь в стене справа. — Туда, сверните налево. В конце склада лестница, подниметесь по ней наверх.
— Спасибо.
Мы прошли в дверь и оказались в самом складе. По широким проездам между лентами конвейеров сновали погрузчики. На столах штабелями громоздились ящики с овощами. Рабочие, большей частью латинос, переупаковывали их и отправляли по конвейеру дальше.
По дальней стене склада на половину ее высоты тянулись ступени деревянной лестницы — туда, где скворечником из матового стекла прилепился кабинет Эстэвы. Как только я добрался до двери, она открылась, и я ступил внутрь. Хоук остался снаружи. Эстэва сидел за столом. Цезарь стоял у стены слева от него, со свешенными как плети руками и все в той же маленькой шляпе на макушке. «Селтикс» уже занял позицию у меня за спиной.
— Скажи своему другу, чтобы вошел, — сказал он.
— Он войдет, когда ты встанешь возле стола, чтобы мы могли тебя лучше видеть.
«Селтикс» посмотрел на Эстэву. Тот едва заметно кивнул. «Селтикс» пожал плечами, сделал несколько шагов и остановился у стены справа от Эстэвы.
Хоук вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Он смотрел на Цезаря. Цезарь тупым, ничего не выражающим взглядом маленьких тусклых глаз уставился на него. Я смотрел на Эстэву. Он — на меня. Никто не смотрел на «Селтикс», который был уже никому не интересен.
Молчание длилось слишком долго для молчания впятером.
— Эстэва — тот, что в центре, — говорил я Хоуку. — Типа в пришлепнутом котелке называют Цезарем. Как зовут болельщика «Селтикса», я не знаю.
— Почему он в куртке? Здесь же тепло, — сказал Хоук.
— Наверно, рубашкой никак не обзавестись, — ответил я.
— А нам как его называть? — поинтересовался «Селтикс». — Имя у него есть или просто Шварце?
— Все называют меня мистер Тиббс, — сказал Хоук, не спуская глаз с Цезаря.
— Тиббс, говоришь? Классное имечко для черномазого.
— Заткнись, Фелисе, — сказал Эстэва, не поворачивая головы. — Они издеваются над тобой.
И опять многозначительное молчание.
Эстэва раскурил сигару «Джилбер Роланд». Затянувшись и выпустив облако дыма, он сквозь дым уставился на меня. Эффектно.
— Вы пришли по делу? — спросил Эстэва.
— Возможно, — сказал я. — Смотря какое дело имеется в виду.
— Полагаю, вы хотите мне что-то продать.
Рядом со мной застыл Хоук, так же, как и истукан Цезарь. Они настолько сильно были поглощены созерцанием друг друга, что мы, казалось, для них просто не существуем.
— Вы догадываетесь, что я могу вам предложить? — спросил я.
Эстэва пыхнул сигарой и сказал:
— Я бы хотел удостовериться, что вы к нам в гости пожаловали без жучков.
— Пусть Фелисе ощупает нас по очереди, — предложил я.
Эстэва обратил лицо к Цезарю.
— Не Цезарь, — сказал я. — Фелисе.
— Хорошо, — ответил Эстэва и кивнул головой Фелисе.
Фелисе тщательно ощупал меня с ног до головы.
— Вооружен, — сказал он Эстэве.
— У-гу, — промычал Эстэва, выпуская дым.
Фелисе занялся Хоуком, который ни на мгновение не оторвал взгляда от Цезаря даже во время процедуры обыска.
— Тиббс тоже, мистер Эстэва.
— Жучки?
— Жучков нет.
— Хорошо. Значит, без проблем. — Эстэва вынул сигару изо рта.
Фелисе отправился на свое место у стены.
— Тогда хватит лажу гнать, приступаем к делу. У тебя две сотни кило кокаина, которая принадлежит мне, — сказал Эстэва.
— Сто мне пришлось сдать легавым, когда они трясли меня насчет Брета.
— Знаю. Чтоб меня одним махом за решетку. Сотня из трех, чтоб избавиться от меня, — чего жалеть-то. Я в тюрягу, а ты сбываешь остальное — и в тузах.
— Все в точку.
— Я свое дело знаю, — сказал Эстэва. — Два центнера кокаина — большие деньги. Поэтому-то ты до сих пор и живой.
— Потому что знаю, где она.
Эстэва усмехнулся.
— Я об этом тоже подумал, — сказал я. — И о том подумал, что как только перепродам тебе кокаин, исчезнет необходимость оставаться живым.
— Бизнес денежный, — сказал он. — Но опасный, да? — Он затянулся сигарой. — Рисковый бизнес. Потому и денежный, что рисковый.
— Ну так покупаешь?
Эстэва пожал плечами. Я ждал. Эстэва тоже ждал. Но все же он не выдержал первым:
— Сколько просишь?
— Тридцать две тысячи за кило, — сказал я.
Эстэва покачал головой:
— Я столько за него уже заплатил.
— Знаю.
— Мне концов с концами не свести, если выкладывать такие деньги дважды.
— Угу, — согласился я.
Эстэва ничего не сказал. Я молча ждал. В кабинет проникал складской шум: тарахтели ролики конвейеров, глухо бухали перекидываемые туда-сюда ящики.
— Десять, — сказал Эстэва.
— В Бостоне я могу получить больше сорока, — сказал я.
— Десять плюс твоя жизнь.
Мы снова замолчали. Хоук едва слышно насвистывал «Я всегда помню Джорджию».
— Даю время подумать, — снова заговорил Эстэва. — Можешь не торопиться. Несколько дней подожду.
— Я подумаю, — сказал я и, повернувшись, вышел за дверь.
Хоук нацелил на Цезаря указательный палец, подняв вверх большой. «Бах!» — сказал он и опустил большой палец. Цезарь и глазом не моргнул. Хоук издал короткий смешок, прозвучавший как интерпретация «Хм», повернулся и пошел следом за мной. Внизу у лестницы стояли Артур и еще несколько типов, на рабочих они похожи не были. Двоих я наверняка видел в «Резервуар-Корте», когда познакомился с Эстэвой. Мы молча прошли мимо них, потом через офис и во двор.
— Ну, как тебе нравится Цезарь? — поинтересовался я у Хоука.
— Сортировкой салата он не занимается.
— Вероятно.
Мы сели в машину Хоука и медленно покатили прочь.
— Он не заплатит тебе ни цента, — сказал Хоук. — Если он выкажет слабину перед своими шавками, ему в деле долго не продержаться.
— Я знаю. Но грамотный — торговался со мной так, будто собирается платить.
— Он договорится с тобой о цене, ты расслабишься, тут он тебя и шлепнет.
— Если мы ему не помешаем.
— Цезарю трудно будет помешать, — широко ухмыльнулся Хоук.
— Справимся?
— Само собой. — Хоук ухмыльнулся еще шире. — У тебя все продумано?
— Наполовину. Я утаил двести килограммов, чтоб было чем торговаться с Эстэвой. Потери ста должно было хватить, чтобы он решился на крайние меры, если играть по-честному.
— Но не хватило.
— Нет. Значит, честной игры не получилось.
— И мы возвращаемся к стражам порядка.
— Именно.
— И где ты закопал эти два центнера?
— В кладовой клуба здоровья «Харбор».
— Дело пахнет криминалом.
— Я так и подумал, что ты не будешь возражать.
— Я? Мне нравится. Правда, тебя временами трудно понять.
— Мне тоже.
— Ты знаешь, что Эстэва хочет от тебя мокрое место оставить, правда, не догадываясь, что ему это не удастся. Знаешь, что он главный наркоторговец Северо-Востока. Думаешь, что он отправил на тот свет трех человек, в том числе семнадцатилетнего пацана. Угоняешь у него машину, заграбастываешь кучу его кокаина, вымогаешь за нее же выкуп, доводя и его самого до белого каления, и его красавчика Цезаря...
— Ну?
— Но не желаешь просто взять и грохнуть его, и дело с концом?
— Не желаю.
— Ты непрактичен, старик.
— Верно.
— Я знаю, что ты не прочь отправить к праотцам тех, кто заслуживает. Пару лет назад на Западе небольшое «стадо» перестрелял.
— Было дело, — согласился я.
— Почему здесь мнешься?
— Знаю недостаточно. Я хочу знать все. И Кэролайн Роджерс хочет знать все, она имеет на это право.
— Ты после того западного турне хоть раз в кого-нибудь стрелял?
— В одного мужика, в ногу. Пару недель назад.
Хоук хмыкнул и замолчал.
— Слушай, ты там на складе не Вилли Нельсона насвистывал? — спросил я, введя Хоука в смущение.
— Сьюзен мне всю дорогу его крутила — в ушах застрял.
— А может, тебе Вилли, как это... типа того, что нравится?
— Ха! С Джимми Рашингом не сравнить, — ответил Хоук.
Глава 29
Сьюзен вернулась от Кэролайн Роджерс. Она вошла в бар, где нас с Хоуком молча обслуживала Вирджи. Мы пили пиво.
— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.
— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.
Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.
— "Маргариту". Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.
— Ну, что скажешь? — спросил я ее.
— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.
Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.
— Как Кэролайн?
— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.
— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.
Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.
— Верно, — сказала она.
Хоук раздвинул губы в улыбке.
— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.
Улыбка Хоука стала еще шире.
— Как Кэролайн отреагировала на тебя?
— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.
— Угу.
— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.
— Ну, не небоскребы, конечно.
— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.
— Это уже хорошо, — сказал я.
— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.
— Вы договорились с ней о чем-нибудь?
— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.
— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?
— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.
— Чем?
— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.
— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.
— Это не имеет значения, — сказал Хоук.
— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят — для них мать та, кто за ними ухаживает. Когда с людьми случаются такие трагедии, как с ней, прежний порядок жизни умирает, по крайней мере символически.
— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.
— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.
— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.
— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.
— Очень даже может быть, — согласился Хоук.
— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.
— Что еще? — спросил я.
— Чувство вины.
— В чем?
— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.
— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...
— И «что я теперь буду делать без денег и без мужчины в доме», — вставил Хоук.
— Может быть, это, может быть, что-нибудь другое, — сказала Сьюзен. — Но она уже начинает идеализировать своего мужа. И не идеализирует сына.
— Что означает...
— Я не знаю, что это означает. Я только знаю, что то, как она переживает свое горе, несколько отлично от того, с чем я сталкивалась до сих пор.
— Нетипично? — сказал я.
— Да, — ответила Сьюзен. — Нетипично. Человеческую психологию не изучишь, препарируя птиц. Если у тебя есть опыт и ты повидал многих людей, переживших большое потрясение, ты замечаешь шаблонность их поведения. И когда ты видишь кого-то, чье поведение не соответствует этим шаблонам, начинаешь задумываться.
— Поведение Кэролайн нешаблонно?
— Да. Разговаривай я с коллегой, ни за что не осмелилась бы так заявлять. Я бы говорила «возможно» и «дальнейшее обследование выявит», но тебе я говорю уверенно — присутствует чувство вины.
— Потому что я не твой коллега?
— Именно поэтому. Ты мой душка. — Сьюзен улыбнулась.
В бар вошел круглолицый коротышка и направился к нам.
— Спенсер? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Меня зовут Конвей. Я тот полицейский, что был в больнице возле регистратуры.
— Когда я спрашивал о раненом.
— Да.
— Вы, кажется, сказали, что никакого раненого там нет, — сказал я.
— Мы можем поговорить?
— Пожалуйста.
— Это конфиденциально.
— Один за всех и все за одного. Можете говорить, не бойтесь.
Конвей вздохнул и посмотрел на Вирджи. Она была в дальнем конце бара.
— Вы играете крапленой колодой, — чуть слышно произнес он.
Я внимательно посмотрел на него.
— Полиция не на вашей стороне, — так же тихо продолжал он.
— Уитонская полиция, — уточнил я.
— Да. Они все куплены Эстэвой.
— Я об этом уже догадался.
— Полицейские собираются нагрянуть сюда и устроить обыск в вашем номере. И найти кокаин.
— Который принесут с собой.
— Рассчитывают на то, что он у вас есть. Но даже если и нет, все равно найдут.
— И арестуют меня.
— За распространение.
— Ордер у них есть?
— Они его получат, если захотят. Вы не знаете этого города. Он принадлежит Эстэве. Мы все ему принадлежим.
— Бейли тоже был у него в кармане?
— Не знаю.
— Чего ради ты решил насвистеть на них? — спросил Хоук.
— Не собирался. Я вырос с ними. Я знаю их всю свою жизнь. Но я больше не могу.
— Из-за кого? — спросил я. — Из-за Бейли или из-за мальчика?
— Из-за обоих, — ответил Конвей. — После Бейли я решил выйти из игры. Потом убили парнишку. Семнадцатилетнего пацана.
— Вы не хотите рассказать все полиции штата?
— Нет. И с вами я говорю только потому, что не хочу больше никаких убийств.
— Вы думаете, нас убьют? За сопротивление при задержании?
— Рано или поздно, — сказал он. — Сначала они найдут у вас кокаин. Но как только вы окажетесь в их руках, они вас уже не выпустят. Никого из вас. — Он посмотрел на Сьюзен.
— А вы что собираетесь делать?
— Я сматываюсь отсюда, — сказал Конвей. — Я один. Собака в машине, на улице. Скопил тысячу баксов. Еду в Калифорнию.
— А работать хотите все так же в полиции?
— Да. Мне нравится, или привык. Но здесь деньги стало добывать слишком легко, а стучать на своих же парней я не хочу... Не смогу.
— В Лос-Анджелесе есть лейтенант в отделе расследования убийств, Сэмюелсен, — сказал я. — Если окажетесь там, он может помочь. Скажете что от меня.
— Сэмюелсен. Я запомню. Спасибо.
— Что с тем парнем, которого я подстрелил на дороге?
— Чакки? С ним все в порядке. Кость не задета.
— Кто их послал?
— Эстэва. Чакки с братцем подзарабатывают иногда у Эстэвы по мелочам.
— Мелкота?
— Мы так думали.
— Что-нибудь еще можете рассказать?
— Нет. Я сваливаю, — сказал он. — Мне пора.
— Спасибо, — сказала Сьюзен.
— Да, спасибо, — сказал я.
Хоук только кивнул. Для него это было самым щедрым выражением благодарности.
— Сэмюелсен, — повторил Конвей. — Я запомню.
— Удачи, — сказал я.
— Вам тоже, — ответил Конвей, повернулся и бодро зашагал прочь.
— Что будем делать? — спросила Сьюзен.
— Думаю, может, отвезти тебя обратно домой? — сказал Хоук.
— Нет, — ответила она. — Я приехала сюда помочь, и я помогу.
Хоук довольно ухмыльнулся:
— Спенсер здесь не единственный упрямец.
— Но это не значит, что я собираюсь сидеть и ждать, когда меня арестуют, — заявила Сьюзен.
— Нет, конечно, — сказал я. — Пошли в «ягуар». Покатаемся, подумаем.
— Два дела сразу, — сказал Хоук.
Он выложил на стойку двадцатник, и мы пошли.
— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.
— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.
Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.
— "Маргариту". Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.
— Ну, что скажешь? — спросил я ее.
— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.
Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.
— Как Кэролайн?
— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.
— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.
Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.
— Верно, — сказала она.
Хоук раздвинул губы в улыбке.
— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.
Улыбка Хоука стала еще шире.
— Как Кэролайн отреагировала на тебя?
— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.
— Угу.
— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.
— Ну, не небоскребы, конечно.
— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.
— Это уже хорошо, — сказал я.
— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.
— Вы договорились с ней о чем-нибудь?
— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.
— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?
— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.
— Чем?
— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.
— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.
— Это не имеет значения, — сказал Хоук.
— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят — для них мать та, кто за ними ухаживает. Когда с людьми случаются такие трагедии, как с ней, прежний порядок жизни умирает, по крайней мере символически.
— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.
— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.
— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.
— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.
— Очень даже может быть, — согласился Хоук.
— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.
— Что еще? — спросил я.
— Чувство вины.
— В чем?
— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.
— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...
— И «что я теперь буду делать без денег и без мужчины в доме», — вставил Хоук.
— Может быть, это, может быть, что-нибудь другое, — сказала Сьюзен. — Но она уже начинает идеализировать своего мужа. И не идеализирует сына.
— Что означает...
— Я не знаю, что это означает. Я только знаю, что то, как она переживает свое горе, несколько отлично от того, с чем я сталкивалась до сих пор.
— Нетипично? — сказал я.
— Да, — ответила Сьюзен. — Нетипично. Человеческую психологию не изучишь, препарируя птиц. Если у тебя есть опыт и ты повидал многих людей, переживших большое потрясение, ты замечаешь шаблонность их поведения. И когда ты видишь кого-то, чье поведение не соответствует этим шаблонам, начинаешь задумываться.
— Поведение Кэролайн нешаблонно?
— Да. Разговаривай я с коллегой, ни за что не осмелилась бы так заявлять. Я бы говорила «возможно» и «дальнейшее обследование выявит», но тебе я говорю уверенно — присутствует чувство вины.
— Потому что я не твой коллега?
— Именно поэтому. Ты мой душка. — Сьюзен улыбнулась.
В бар вошел круглолицый коротышка и направился к нам.
— Спенсер? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Меня зовут Конвей. Я тот полицейский, что был в больнице возле регистратуры.
— Когда я спрашивал о раненом.
— Да.
— Вы, кажется, сказали, что никакого раненого там нет, — сказал я.
— Мы можем поговорить?
— Пожалуйста.
— Это конфиденциально.
— Один за всех и все за одного. Можете говорить, не бойтесь.
Конвей вздохнул и посмотрел на Вирджи. Она была в дальнем конце бара.
— Вы играете крапленой колодой, — чуть слышно произнес он.
Я внимательно посмотрел на него.
— Полиция не на вашей стороне, — так же тихо продолжал он.
— Уитонская полиция, — уточнил я.
— Да. Они все куплены Эстэвой.
— Я об этом уже догадался.
— Полицейские собираются нагрянуть сюда и устроить обыск в вашем номере. И найти кокаин.
— Который принесут с собой.
— Рассчитывают на то, что он у вас есть. Но даже если и нет, все равно найдут.
— И арестуют меня.
— За распространение.
— Ордер у них есть?
— Они его получат, если захотят. Вы не знаете этого города. Он принадлежит Эстэве. Мы все ему принадлежим.
— Бейли тоже был у него в кармане?
— Не знаю.
— Чего ради ты решил насвистеть на них? — спросил Хоук.
— Не собирался. Я вырос с ними. Я знаю их всю свою жизнь. Но я больше не могу.
— Из-за кого? — спросил я. — Из-за Бейли или из-за мальчика?
— Из-за обоих, — ответил Конвей. — После Бейли я решил выйти из игры. Потом убили парнишку. Семнадцатилетнего пацана.
— Вы не хотите рассказать все полиции штата?
— Нет. И с вами я говорю только потому, что не хочу больше никаких убийств.
— Вы думаете, нас убьют? За сопротивление при задержании?
— Рано или поздно, — сказал он. — Сначала они найдут у вас кокаин. Но как только вы окажетесь в их руках, они вас уже не выпустят. Никого из вас. — Он посмотрел на Сьюзен.
— А вы что собираетесь делать?
— Я сматываюсь отсюда, — сказал Конвей. — Я один. Собака в машине, на улице. Скопил тысячу баксов. Еду в Калифорнию.
— А работать хотите все так же в полиции?
— Да. Мне нравится, или привык. Но здесь деньги стало добывать слишком легко, а стучать на своих же парней я не хочу... Не смогу.
— В Лос-Анджелесе есть лейтенант в отделе расследования убийств, Сэмюелсен, — сказал я. — Если окажетесь там, он может помочь. Скажете что от меня.
— Сэмюелсен. Я запомню. Спасибо.
— Что с тем парнем, которого я подстрелил на дороге?
— Чакки? С ним все в порядке. Кость не задета.
— Кто их послал?
— Эстэва. Чакки с братцем подзарабатывают иногда у Эстэвы по мелочам.
— Мелкота?
— Мы так думали.
— Что-нибудь еще можете рассказать?
— Нет. Я сваливаю, — сказал он. — Мне пора.
— Спасибо, — сказала Сьюзен.
— Да, спасибо, — сказал я.
Хоук только кивнул. Для него это было самым щедрым выражением благодарности.
— Сэмюелсен, — повторил Конвей. — Я запомню.
— Удачи, — сказал я.
— Вам тоже, — ответил Конвей, повернулся и бодро зашагал прочь.
— Что будем делать? — спросила Сьюзен.
— Думаю, может, отвезти тебя обратно домой? — сказал Хоук.
— Нет, — ответила она. — Я приехала сюда помочь, и я помогу.
Хоук довольно ухмыльнулся:
— Спенсер здесь не единственный упрямец.
— Но это не значит, что я собираюсь сидеть и ждать, когда меня арестуют, — заявила Сьюзен.
— Нет, конечно, — сказал я. — Пошли в «ягуар». Покатаемся, подумаем.
— Два дела сразу, — сказал Хоук.
Он выложил на стойку двадцатник, и мы пошли.
Глава 30
На автостоянке Хоук вытащил из багажника дробовик двенадцатого калибра и коробку патронов к нему. Вложив четыре патрона в магазин, он отдал мне ружье и остальные патроны. Я забрался на заднее сиденье, Хоук со Сьюзен сели впереди.
— Мы не можем бросить Кэролайн одну, — сказала Сьюзен. — По какой-то причине ей кажется, что от Спенсера зависит ее спасение. Муж и сын, если можно так сказать, оставили ее. Если уедет Спенсер, это ее убьет.
— Не волнуйся, — сказал Хоук. — Но если мы останемся здесь, придется перестрелять много местных полицейских.
— Знаю.
— Даже если их с полсотни. Нет, столько не наберется.
— Не переживай. Им на помощь придут легавые со всего мира.
— Да, черт, может не хватить патронов, — пожалел Хоук.
— Она способна сейчас на самоубийство? — спросил я Сьюзен.
— Способна. И зациклена на мысли, что сможет избежать такого конца, только если ты будешь рядом.
Мы неслись, удаляясь от Уитона, в сторону водохранилища.
— В хорошенькое дельце ты нас впутал, Олли, — бросил Хоук, не отрывая взгляд от дороги.
Сьюзен сидела вполоборота, чтобы удобнее было разговаривать и со мной и с Хоуком, ее рука лежала на спинке кресла. Я прижимал дробовик к левому бедру, уперев приклад в днище машины.
— Мы не можем бросить Кэролайн одну, — сказала Сьюзен. — По какой-то причине ей кажется, что от Спенсера зависит ее спасение. Муж и сын, если можно так сказать, оставили ее. Если уедет Спенсер, это ее убьет.
— Не волнуйся, — сказал Хоук. — Но если мы останемся здесь, придется перестрелять много местных полицейских.
— Знаю.
— Даже если их с полсотни. Нет, столько не наберется.
— Не переживай. Им на помощь придут легавые со всего мира.
— Да, черт, может не хватить патронов, — пожалел Хоук.
— Она способна сейчас на самоубийство? — спросил я Сьюзен.
— Способна. И зациклена на мысли, что сможет избежать такого конца, только если ты будешь рядом.
Мы неслись, удаляясь от Уитона, в сторону водохранилища.
— В хорошенькое дельце ты нас впутал, Олли, — бросил Хоук, не отрывая взгляд от дороги.
Сьюзен сидела вполоборота, чтобы удобнее было разговаривать и со мной и с Хоуком, ее рука лежала на спинке кресла. Я прижимал дробовик к левому бедру, уперев приклад в днище машины.