— Она хороша в постели?
— Да, совсем неплоха. Тебе какое дело?
— Мне показалось, что ты достаточно опытен в этом деле, а я абсолютный новичок. Просто интересно.
— Да, я со многими трахался на Кейпе. Она была высший класс. У такой старой телки такое упругое тело. Понимаешь, парень, как ей хотелось? Я боялся, что придется пригвоздить ее тут же, у бара. Спроси Руди. Эй, Руди, скажи, та телка Шепард липла ко мне?
— Если тебе так кажется, Эдди. — Руди чистил ноготь крышкой спичечного коробка. — Никогда не замечаю, чем занимаются клиенты.
— Значит, ты провел с ней ночь? — спросил я.
— Да. Черт, если бы я медлил, она спустила бы с меня штаны прямо здесь, в баре.
— Ты уже говорил это.
— Да, именно так, парень, придется тебе поверить.
Эдди залпом выпил еще порцию виски и наслаждался пивом, которое Руди подал без малейшего напоминания.
— Ты был знаком с ней, прежде чем подцепить?
— Эй, она это затеяла, а не я. Я сидел, смотрел на полянку, она подошла, села рядом и заговорила.
— Хорошо, ты был знаком с ней, прежде чем она тебя подцепила?
Эдди пожал плечами и указал Руди на свою пустую стопку.
— Видел иногда. Знаком не был, но знал, что она сшивается здесь, что легко доступна, если хочется. — Эдди выпил виски, как только Руди налил, а когда поставил стопку на стойку, Руди мгновенно наполнил ее снова.
— Давно она на сцене? — спросил я. Теперь мы с Эдди действительно разговорились, как два старых приятеля, болтающие о том о сем. Эдди допил пиво, громко рыгнул и громко рассмеялся. Наверное, мне уже не удастся ошеломить его своей утонченностью.
— На сцену? А, понял, ты имеешь в виду это дело... Нет, не так давно. Я не замечал ее и ничего не слышал о ней до Нового года. Кажется, сразу после Рождества знакомый парень трахнул ее. До этого ничего не слышал. — Голос его стал невнятным, звуки "с" — глухими.
— Ваше расставание было дружеским?
— Чево?
— Как прошло утро, когда вы проснулись и попрощались друг с другом?
— Ты слишком любопытный, — сказал он, отвернулся и уставился на студенток.
— Люди уже говорили мне об этом.
— А теперь говорю я.
— Теперь ты, и самым чудесным образом.
Эдди обратил свой взор на меня:
— Ты что, слишком умный?
— Люди говорили мне и это.
— Мне не нравятся умные, — прищурился он.
— Мне почему-то так и показалось, — расстроился я.
— В таком случае уматывай или получишь пня под зад.
— Мне почему-то показалось, что ты скажешь именно это.
— Если хочешь неприятностей, парень, я могу их тебе устроить.
— Неприятностей у меня более чем достаточно. Мне нужна только информация. В каком настроении была Пам Шепард утром, после того как вечером липла к тебе?
Эдди слез со стула и встал передо мной:
— Говорю тебе в последний раз. Отвали, или будет очень больно.
Руди двинулся в сторону телефона. Я проверил наличие свободного пространства перед стойкой. Где-то около десяти футов. Достаточно.
— Все нормально, — кивнул я Руди. — Никто не пострадает. Просто хочу показать ему кое-что.
Я встал.
— Толстячок, — сказал я Эдди, — если ты меня вынудишь, я могу отправить тебя в больницу, и именно так поступлю. Но, вероятно, ты не веришь мне, ждешь доказательств. Давай. Первый удар за тобой.
И он исполнил его, правой рукой. Кулак просвистел мимо моей головы, когда я увернулся. Затем последовал удар левой, пролетевший мимо на том же расстоянии, когда я увернулся в другую сторону.
— Если будешь так себя вести, — сказал я, — не протянешь и двух минут.
Он бросился на меня, я крутанулся вокруг него.
— В то же время, — продолжал я, — при желании я мог бы ударить тебя сюда. — Я три раза очень быстро похлопал его по правой щеке. Он снова размахнулся, я пошел на сближение и принял удар в левое предплечье. Второй удар отразил правым. — Иди сюда. — И похлопал его обеими ладонями по щекам. Так хлопает внука бабушка. Отступил назад. Он уже тяжело задышал. — Ты в поганой форме, парень. Через минуту не сможешь поднять руки.
— Отступи, Эдди, — сказал из-за стойки Руди. — Этот парень — профессионал. Бога ради, он убьет тебя, если будешь продолжать толкаться.
— Сейчас я уделаю этого сукиного сына, — сказал Эдди и попытался схватить меня.
Я сделал шаг вправо и провел левый крюк ему по желудку. Сильный. Он выпустил из себя воздух с натужным хрипом и вдруг сел на задницу. Лицо стало бледным как мел; он издавал какой-то свист, пытаясь хватать ртом воздух.
— Ну, иди сюда, — сказал я.
Эдди частично восстановил дыхание и поднялся на ноги. Не глядя ни на кого, на ватных ногах устремился в туалет.
— У тебя совсем неплохой удар, — похвалил меня Руди.
— Все потому, что я чист сердцем, — сказал я.
— Надеюсь, он не изгадит там весь пол.
Посетители, замолкшие, когда началось представление, вернулись к своим разговорам. Студентки, не допив, встали и ушли. Страхи их матерей подтвердились. Вернулся из туалета Эдди, его лицо было бледным и мокрым, он, видимо, смочил его водой.
— Выпивка достанет тебя, — сказал я. — Станешь совсем неуклюжим, а брюхо лопнет.
— Я знаю ребят, которые могут тебя уделать, — сказал Эдди. В его голосе не было задора, и на меня он предпочитал не смотреть.
— Я тоже знаю. И знаю ребят, которые могут уделать их. В конечном счете все это бессмысленно. Ты всего лишь встрял в дело, в котором я разбираюсь лучше.
Эдди кивнул.
— Расскажи, как вы расстались утром, — попросил я. Мы снова сидели за стойкой.
— А если не расскажу? — Эдди уставился в стойку между руками.
— Значит, не расскажешь. Я не собираюсь постоянно бить тебя по животу.
— Мы проснулись, и мне захотелось еще раз, понимаешь, своего рода последний штрих, а она не позволила даже прикоснуться к себе. Назвала меня свиньей. Сказала, если прикоснусь, убьет меня. Заявила, что ее тошнит от меня. Раньше она таких вещей не говорила. Трахались напропалую полночи, а утром называет меня свиньей. Мне таких заморочек не надо, понимаешь? Я отлупил ее и ушел. Когда уходил, она валялась на спине и орала благим матом. Уставилась в потолок и рыдала в голос. — Он потряс головой. — Сука! Всего пять часов назад она трахалась со мной напропалую.
— Спасибо, Эдди, — сказал я. Достал из бумажника двадцатидолларовую банкноту и положил ее на стойку. — Возьми и за него, Руди, сдачу оставь себе.
Когда я уходил, Эдди все еще сидел, тупо уставившись на стойку бара между своих рук.
7
8
— Да, совсем неплоха. Тебе какое дело?
— Мне показалось, что ты достаточно опытен в этом деле, а я абсолютный новичок. Просто интересно.
— Да, я со многими трахался на Кейпе. Она была высший класс. У такой старой телки такое упругое тело. Понимаешь, парень, как ей хотелось? Я боялся, что придется пригвоздить ее тут же, у бара. Спроси Руди. Эй, Руди, скажи, та телка Шепард липла ко мне?
— Если тебе так кажется, Эдди. — Руди чистил ноготь крышкой спичечного коробка. — Никогда не замечаю, чем занимаются клиенты.
— Значит, ты провел с ней ночь? — спросил я.
— Да. Черт, если бы я медлил, она спустила бы с меня штаны прямо здесь, в баре.
— Ты уже говорил это.
— Да, именно так, парень, придется тебе поверить.
Эдди залпом выпил еще порцию виски и наслаждался пивом, которое Руди подал без малейшего напоминания.
— Ты был знаком с ней, прежде чем подцепить?
— Эй, она это затеяла, а не я. Я сидел, смотрел на полянку, она подошла, села рядом и заговорила.
— Хорошо, ты был знаком с ней, прежде чем она тебя подцепила?
Эдди пожал плечами и указал Руди на свою пустую стопку.
— Видел иногда. Знаком не был, но знал, что она сшивается здесь, что легко доступна, если хочется. — Эдди выпил виски, как только Руди налил, а когда поставил стопку на стойку, Руди мгновенно наполнил ее снова.
— Давно она на сцене? — спросил я. Теперь мы с Эдди действительно разговорились, как два старых приятеля, болтающие о том о сем. Эдди допил пиво, громко рыгнул и громко рассмеялся. Наверное, мне уже не удастся ошеломить его своей утонченностью.
— На сцену? А, понял, ты имеешь в виду это дело... Нет, не так давно. Я не замечал ее и ничего не слышал о ней до Нового года. Кажется, сразу после Рождества знакомый парень трахнул ее. До этого ничего не слышал. — Голос его стал невнятным, звуки "с" — глухими.
— Ваше расставание было дружеским?
— Чево?
— Как прошло утро, когда вы проснулись и попрощались друг с другом?
— Ты слишком любопытный, — сказал он, отвернулся и уставился на студенток.
— Люди уже говорили мне об этом.
— А теперь говорю я.
— Теперь ты, и самым чудесным образом.
Эдди обратил свой взор на меня:
— Ты что, слишком умный?
— Люди говорили мне и это.
— Мне не нравятся умные, — прищурился он.
— Мне почему-то так и показалось, — расстроился я.
— В таком случае уматывай или получишь пня под зад.
— Мне почему-то показалось, что ты скажешь именно это.
— Если хочешь неприятностей, парень, я могу их тебе устроить.
— Неприятностей у меня более чем достаточно. Мне нужна только информация. В каком настроении была Пам Шепард утром, после того как вечером липла к тебе?
Эдди слез со стула и встал передо мной:
— Говорю тебе в последний раз. Отвали, или будет очень больно.
Руди двинулся в сторону телефона. Я проверил наличие свободного пространства перед стойкой. Где-то около десяти футов. Достаточно.
— Все нормально, — кивнул я Руди. — Никто не пострадает. Просто хочу показать ему кое-что.
Я встал.
— Толстячок, — сказал я Эдди, — если ты меня вынудишь, я могу отправить тебя в больницу, и именно так поступлю. Но, вероятно, ты не веришь мне, ждешь доказательств. Давай. Первый удар за тобой.
И он исполнил его, правой рукой. Кулак просвистел мимо моей головы, когда я увернулся. Затем последовал удар левой, пролетевший мимо на том же расстоянии, когда я увернулся в другую сторону.
— Если будешь так себя вести, — сказал я, — не протянешь и двух минут.
Он бросился на меня, я крутанулся вокруг него.
— В то же время, — продолжал я, — при желании я мог бы ударить тебя сюда. — Я три раза очень быстро похлопал его по правой щеке. Он снова размахнулся, я пошел на сближение и принял удар в левое предплечье. Второй удар отразил правым. — Иди сюда. — И похлопал его обеими ладонями по щекам. Так хлопает внука бабушка. Отступил назад. Он уже тяжело задышал. — Ты в поганой форме, парень. Через минуту не сможешь поднять руки.
— Отступи, Эдди, — сказал из-за стойки Руди. — Этот парень — профессионал. Бога ради, он убьет тебя, если будешь продолжать толкаться.
— Сейчас я уделаю этого сукиного сына, — сказал Эдди и попытался схватить меня.
Я сделал шаг вправо и провел левый крюк ему по желудку. Сильный. Он выпустил из себя воздух с натужным хрипом и вдруг сел на задницу. Лицо стало бледным как мел; он издавал какой-то свист, пытаясь хватать ртом воздух.
— Ну, иди сюда, — сказал я.
Эдди частично восстановил дыхание и поднялся на ноги. Не глядя ни на кого, на ватных ногах устремился в туалет.
— У тебя совсем неплохой удар, — похвалил меня Руди.
— Все потому, что я чист сердцем, — сказал я.
— Надеюсь, он не изгадит там весь пол.
Посетители, замолкшие, когда началось представление, вернулись к своим разговорам. Студентки, не допив, встали и ушли. Страхи их матерей подтвердились. Вернулся из туалета Эдди, его лицо было бледным и мокрым, он, видимо, смочил его водой.
— Выпивка достанет тебя, — сказал я. — Станешь совсем неуклюжим, а брюхо лопнет.
— Я знаю ребят, которые могут тебя уделать, — сказал Эдди. В его голосе не было задора, и на меня он предпочитал не смотреть.
— Я тоже знаю. И знаю ребят, которые могут уделать их. В конечном счете все это бессмысленно. Ты всего лишь встрял в дело, в котором я разбираюсь лучше.
Эдди кивнул.
— Расскажи, как вы расстались утром, — попросил я. Мы снова сидели за стойкой.
— А если не расскажу? — Эдди уставился в стойку между руками.
— Значит, не расскажешь. Я не собираюсь постоянно бить тебя по животу.
— Мы проснулись, и мне захотелось еще раз, понимаешь, своего рода последний штрих, а она не позволила даже прикоснуться к себе. Назвала меня свиньей. Сказала, если прикоснусь, убьет меня. Заявила, что ее тошнит от меня. Раньше она таких вещей не говорила. Трахались напропалую полночи, а утром называет меня свиньей. Мне таких заморочек не надо, понимаешь? Я отлупил ее и ушел. Когда уходил, она валялась на спине и орала благим матом. Уставилась в потолок и рыдала в голос. — Он потряс головой. — Сука! Всего пять часов назад она трахалась со мной напропалую.
— Спасибо, Эдди, — сказал я. Достал из бумажника двадцатидолларовую банкноту и положил ее на стойку. — Возьми и за него, Руди, сдачу оставь себе.
Когда я уходил, Эдди все еще сидел, тупо уставившись на стойку бара между своих рук.
7
Я поужинал тушеной бараниной и бутылкой бургундского, а потом направился в свой номер, чтобы начать просмотр счетов и писем, которые мне передал Шепард. Сначала я просмотрел личную переписку и нашел ее скудной и неинтересной. Я давно пришел к выводу, что большинство людей сразу же выбрасывают личные письма, которые могут пролить свет хоть на что-либо. Потом собрал вместе все телефонные счета, переписал номера и разложил их по частоте звонков. Затем, как настоящий сыщик, сидящий в одних шортах на кровати в мотеле и тасующий номера и названия, перераспределил их в зависимости от адреса. За последний месяц было три звонка из Нью-Бедфорда, прочие — местные. Я изучил корешки счетов с заправочных станций. За месяц она дважды покупала бензин в Нью-Бедфорде, хотя обычно заправлялась рядом с домом. Я рассортировал корешки выплат по кредитной карточке. Было три счета из ресторана в Нью-Бедфорде, более чем на тридцать долларов. Все остальные счета из местных заведений. Уже наступила полночь, когда я наконец перебрал все бумаги, пометил для себя номер телефона в Нью-Бедфорде, названия заправочной станции и ресторана, потом запихал бумаги в коробку, поставил коробку в шкаф и лег в постель. Большую часть ночи мне снились телефонные счета и корешки кредитных карточек, а проснулся я утром, чувствуя себя бухгалтерской крысой.
Заказал в номер кофе и горячую сдобу, а в девять ноль пять позвонил на телефонную станцию в Нью-Бедфорде. Трубку сняла служащая.
— Привет, — сказал я. — Эд Макинтайр из телефонной станции Блек-Бей в Бостоне. Мне нужен абонент номера три — три — четыре — три — шесть — восемь — восемь...
— Да, мистер Макинтайр, прошу подождать... этот номер принадлежит Роуз Александер, Сентер-стрит, три, в Нью-Бедфорде.
Я выдал ей комплимент за скорость, с которой она нашла нужного мне абонента, намекнул, что замолвлю словечко районному управляющему, попрощался с приятными, намекающими на улыбку полутонами в голосе. Безукоризненное исполнение.
Принял душ, побрился, оделся. Шесть часов кропотливой бумажной работы позволяли сделать вывод, о котором полицейские Хайанниса начали догадываться еще на автобусной остановке. Она была в Нью-Бедфорде. В отличие от них у меня был адрес, — может, не ее, но кого-то, кто наверняка с ней знаком. Очень выгодно иметь дело с местным сыщиком. Персонифицированное обслуживание.
До Нью-Бедфорда было около сорока пяти миль по шоссе №6, дорога бежала мимо крохотных городков типа Уорхема и Онсета, Мариона и Маттапойсетта. Нью-Бедфорд показался из-за доков сразу после моста при слиянии реки Экашнет с бухтой на противоположном от Фэрхейвн берегу. Или то, что от него сохранилось. Склон от моста до гребня выглядел разворошенным, словно варшавское гетто. Большая часть жилого центра была разрушена — процесс обновления города шел полным ходом. Перчейз-стрит, одна из главных городских магистралей во время моего последнего визита в Нью-Бедфорд, превратилась в пешеходную улицу. Я бесцельно ехал по разровненному бульдозерами пустырю минут десять, потом повернул на изрытую колесами площадку и остановился. Вышел из машины, открыл багажник и достал указатель улиц городов штата Массачусетс. Сентер-стрит находилась рядом с музеем китобойного промысла. Я знал, где этот музей. Сел обратно в машину, поднялся вверх по холму и повернул налево за публичной библиотекой. Перед подъездом все еще возвышалась героическая статуя китобоя на вельботе. Либо мертвый кит, либо разбитый вельбот. Выбирать тогда было легко, но требовалась решительность. Я повернул налево, вниз по склону в сторону воды, потом на Джонни-Кейк-Хилл и припарковался рядом с музеем, перед церковью моряков.
Снова сверился с картой, обошел музей, огляделся и обнаружил, что стою на Сентер-стрит. Улочка была короткой, не более четырех-пяти домов, она начиналась от Норт-Уотер-стрит за зданием музея и заканчивалась у Фронт-стрит, тянущейся параллельно берегу. Улица была старой, сырой, поросшей сорняками. Дом номер три представлял собой узкую двухэтажную постройку со стенами из серых асбестовых плит, с ветхой кирпичной трубой, торчащей по центру крыши. Кровля была такой старой, испещренной пятнами различных оттенков, как будто кто-то периодически латал ее тем, что попадалось под руку. Ее и сейчас неплохо было бы подлатать. На бордюре кое-где виднелась зеленая краска, а входная дверь в правой части постройки была выкрашена в красный цвет. Воистину старая шлюха с намалеванными губами.
Как я надеялся, что Пам Шепард здесь не окажется! Я хотел найти ее, но не мог заставить себя подумать, что она переехала из большого солнечного дома в Хайаннисе в эту нору на крысиной улице. Что теперь? Меня никто не знал, ни Роуз Александер, ни Пам Шепард, ни, как мне думалось, кто-либо еще в Нью-Бедфорде. Меня всегда поражало количество мест, куда я мог отправиться и остаться совершенно незамеченным. Я мог войти в дом под любым предлогом и спокойно оценить ситуацию. Или мог остаться в засаде, сидеть и наблюдать, а затем увидеть, что получится. Или постучать в дверь и спросить Пам Шепард. Самым безопасным и перспективным был вариант сидеть и наблюдать. Я всегда предпочитал побольше узнать, прежде чем входить туда, где никогда еще не был. На это могло потребоваться время, но в этом случае я избегал риска спугнуть кого-нибудь.
Я взглянул на часы. Четверть первого. Вернулся в некогда деловую часть города и нашел ресторан. Заказал жареных моллюсков с рубленой капустой и две бутылки пива. Потом прошагал к Сентер-стрит и заступил на пост примерно в час ноль пять. На Норт-Уотер-стрит работали экскаватор и бригада рабочих с отбойными молотками, а несколько мужчин в рубашках с галстуками и желтых касках ходили с папками и совещались. Никто не передвигался по Сентер-стрит ни с той, ни с другой стороны. Никому не было до Сентер-стрит никакого дела. Дом номер три не подавал признаков жизни. Возвращаясь с обеда, я прихватил номер местной «Стандарт таймс» и стал читать газету, прислонившись к телефонному столбу на углу Норт-Уотер и Сентер. Я прочитал все, регулярно поглядывая на дом через край газеты. Прочитал о бобовом ужине в Независимой церкви в Маттапойсетте, о бейсбольном матче между отцами и детьми на поле средней школы в Рочестере, о бале местных дебютанток в клубе «Вамсут». Я прочитал гороскоп, некрологи, редакционную статью, в которой выражалась жесткая позиция против вторжения в местные воды русских траулеров. Прочитал «Донди» и возненавидел. Покончив с газетой, я сложил ее, прошелся по всей длине Сентер-стрит и прислонился к двери несомненно пустого склада на углу Сентер и Фронт.
В три часа пьяница в сером костюме, рубашке цвета хаки и при галстуке с оранжевыми цветами ввалился в проем рядом со мной и помочился в противоположном углу. Я предложил ему помыться и побриться за мой счет, но он не обратил на меня внимания и поплелся дальше. Сэр, чем вы занимаетесь? Дежурю на выходе из мужского туалета. Я серьезно задумался, мочился ли кто-нибудь на ботинок Алана Пинкертона?
В четыре пятнадцать из ветхой постройки вышли Пам Шепард и еще одна женщина. Пам оказалась стройной и с прекрасным загаром, волосы стянуты на затылке в тугой узел. Одета в хлопчатобумажный брючный костюм, в котором она более чем соблазнительно смотрелась со спины. Следовало подойти поближе, но даже на таком расстоянии она выглядела женщиной, которую стоило искать. Вторая женщина была ниже ростом и плотнее телом. Короткие черные волосы, светлые вельветовые джинсы, розовая муслиновая блузка, как у Индиры Ганди. Они направились к музею, я непринужденно зашагал следом. Мы поднялись на холм, мимо музея, повернули налево на пешеходную Перчейз-стрит. Пешеходной ее сделали, перегородив поребриками все пересечения с другими улицами, что придало ей какой-то кустарный вид. Пам Шепард с подругой вошли в супермаркет, а я остановился под навесом ломбарда на другой стороне улицы и наблюдал за ними сквозь витрину. Они покупали продукты, по ходу дела сверяясь со списком, и примерно через полчаса вышли на улицу, каждая с большим бумажным мешком в руках. Я проводил их к дому на Сентер-стрит и убедился, что они скрылись внутри. Ну, по крайней мере я знаю, где она. Я снова занял пост у телефонного столба. Дверной проем склада потерял свою привлекательность.
Стемнело, за все время больше ничего не произошло. Я начал надеяться хотя бы на появление пьяницы, но напрасно. И еще я был настолько голоден, что готов был съесть что угодно и в любой забегаловке. Мне необходимо было все обдумать, а процесс этот лучше осуществлять во время еды или на сытый желудок. Жареные моллюски не сделали меня приверженцем кухни Нью-Бедфорда, к тому же через какое-то время мне неминуемо придется где-то укладываться спать. Поэтому я вернулся к машине и поехал в Хайаннис. Под щеткой оказалась квитанция на штраф за стоянку в неположенном месте, но ее сдуло ветром где-то рядом с кегельбаном в Маттапойсетте.
По пути в Хайаннис я решил, что лучшее решение — завтра утром вернуться в Нью-Бедфорд и поговорить с Пам Шепард. Я, в некотором роде, выполнил порученную мне работу. То есть нашел ее и мог доложить, что она жива и совершенно свободна. Дело Шепарда — приехать и забрать ее домой. Но я не мог так просто сообщить ему адрес и вернуться в Бостон. Меня не оставляла в покое мысль о последнем взгляде на нее Эдди Тейлора, о том, как она валялась на спине и рыдала, глядя в потолок. Когда она выходила из ветхой двухэтажной лачуги на Сентер-стрит, в ней чувствовалось что-то неприкрыто трогательное. Она была в серьгах.
В мотель я приехал только в девять тридцать. Ресторан был еще открыт, и я заказал шесть устриц, полбутылки «шабли», бифштекс в фунт весом под беарнским соусом и литр пива. Салат был под фирменным соусом, и вся процедура была неизмеримо более приятной, чем пребывание в дверном проеме рядом со страдающим недержанием мочи пьяницей. После обеда я отправился в номер и успел увидеть по шестому каналу три последние подачи «Сокс».
Заказал в номер кофе и горячую сдобу, а в девять ноль пять позвонил на телефонную станцию в Нью-Бедфорде. Трубку сняла служащая.
— Привет, — сказал я. — Эд Макинтайр из телефонной станции Блек-Бей в Бостоне. Мне нужен абонент номера три — три — четыре — три — шесть — восемь — восемь...
— Да, мистер Макинтайр, прошу подождать... этот номер принадлежит Роуз Александер, Сентер-стрит, три, в Нью-Бедфорде.
Я выдал ей комплимент за скорость, с которой она нашла нужного мне абонента, намекнул, что замолвлю словечко районному управляющему, попрощался с приятными, намекающими на улыбку полутонами в голосе. Безукоризненное исполнение.
Принял душ, побрился, оделся. Шесть часов кропотливой бумажной работы позволяли сделать вывод, о котором полицейские Хайанниса начали догадываться еще на автобусной остановке. Она была в Нью-Бедфорде. В отличие от них у меня был адрес, — может, не ее, но кого-то, кто наверняка с ней знаком. Очень выгодно иметь дело с местным сыщиком. Персонифицированное обслуживание.
До Нью-Бедфорда было около сорока пяти миль по шоссе №6, дорога бежала мимо крохотных городков типа Уорхема и Онсета, Мариона и Маттапойсетта. Нью-Бедфорд показался из-за доков сразу после моста при слиянии реки Экашнет с бухтой на противоположном от Фэрхейвн берегу. Или то, что от него сохранилось. Склон от моста до гребня выглядел разворошенным, словно варшавское гетто. Большая часть жилого центра была разрушена — процесс обновления города шел полным ходом. Перчейз-стрит, одна из главных городских магистралей во время моего последнего визита в Нью-Бедфорд, превратилась в пешеходную улицу. Я бесцельно ехал по разровненному бульдозерами пустырю минут десять, потом повернул на изрытую колесами площадку и остановился. Вышел из машины, открыл багажник и достал указатель улиц городов штата Массачусетс. Сентер-стрит находилась рядом с музеем китобойного промысла. Я знал, где этот музей. Сел обратно в машину, поднялся вверх по холму и повернул налево за публичной библиотекой. Перед подъездом все еще возвышалась героическая статуя китобоя на вельботе. Либо мертвый кит, либо разбитый вельбот. Выбирать тогда было легко, но требовалась решительность. Я повернул налево, вниз по склону в сторону воды, потом на Джонни-Кейк-Хилл и припарковался рядом с музеем, перед церковью моряков.
Снова сверился с картой, обошел музей, огляделся и обнаружил, что стою на Сентер-стрит. Улочка была короткой, не более четырех-пяти домов, она начиналась от Норт-Уотер-стрит за зданием музея и заканчивалась у Фронт-стрит, тянущейся параллельно берегу. Улица была старой, сырой, поросшей сорняками. Дом номер три представлял собой узкую двухэтажную постройку со стенами из серых асбестовых плит, с ветхой кирпичной трубой, торчащей по центру крыши. Кровля была такой старой, испещренной пятнами различных оттенков, как будто кто-то периодически латал ее тем, что попадалось под руку. Ее и сейчас неплохо было бы подлатать. На бордюре кое-где виднелась зеленая краска, а входная дверь в правой части постройки была выкрашена в красный цвет. Воистину старая шлюха с намалеванными губами.
Как я надеялся, что Пам Шепард здесь не окажется! Я хотел найти ее, но не мог заставить себя подумать, что она переехала из большого солнечного дома в Хайаннисе в эту нору на крысиной улице. Что теперь? Меня никто не знал, ни Роуз Александер, ни Пам Шепард, ни, как мне думалось, кто-либо еще в Нью-Бедфорде. Меня всегда поражало количество мест, куда я мог отправиться и остаться совершенно незамеченным. Я мог войти в дом под любым предлогом и спокойно оценить ситуацию. Или мог остаться в засаде, сидеть и наблюдать, а затем увидеть, что получится. Или постучать в дверь и спросить Пам Шепард. Самым безопасным и перспективным был вариант сидеть и наблюдать. Я всегда предпочитал побольше узнать, прежде чем входить туда, где никогда еще не был. На это могло потребоваться время, но в этом случае я избегал риска спугнуть кого-нибудь.
Я взглянул на часы. Четверть первого. Вернулся в некогда деловую часть города и нашел ресторан. Заказал жареных моллюсков с рубленой капустой и две бутылки пива. Потом прошагал к Сентер-стрит и заступил на пост примерно в час ноль пять. На Норт-Уотер-стрит работали экскаватор и бригада рабочих с отбойными молотками, а несколько мужчин в рубашках с галстуками и желтых касках ходили с папками и совещались. Никто не передвигался по Сентер-стрит ни с той, ни с другой стороны. Никому не было до Сентер-стрит никакого дела. Дом номер три не подавал признаков жизни. Возвращаясь с обеда, я прихватил номер местной «Стандарт таймс» и стал читать газету, прислонившись к телефонному столбу на углу Норт-Уотер и Сентер. Я прочитал все, регулярно поглядывая на дом через край газеты. Прочитал о бобовом ужине в Независимой церкви в Маттапойсетте, о бейсбольном матче между отцами и детьми на поле средней школы в Рочестере, о бале местных дебютанток в клубе «Вамсут». Я прочитал гороскоп, некрологи, редакционную статью, в которой выражалась жесткая позиция против вторжения в местные воды русских траулеров. Прочитал «Донди» и возненавидел. Покончив с газетой, я сложил ее, прошелся по всей длине Сентер-стрит и прислонился к двери несомненно пустого склада на углу Сентер и Фронт.
В три часа пьяница в сером костюме, рубашке цвета хаки и при галстуке с оранжевыми цветами ввалился в проем рядом со мной и помочился в противоположном углу. Я предложил ему помыться и побриться за мой счет, но он не обратил на меня внимания и поплелся дальше. Сэр, чем вы занимаетесь? Дежурю на выходе из мужского туалета. Я серьезно задумался, мочился ли кто-нибудь на ботинок Алана Пинкертона?
В четыре пятнадцать из ветхой постройки вышли Пам Шепард и еще одна женщина. Пам оказалась стройной и с прекрасным загаром, волосы стянуты на затылке в тугой узел. Одета в хлопчатобумажный брючный костюм, в котором она более чем соблазнительно смотрелась со спины. Следовало подойти поближе, но даже на таком расстоянии она выглядела женщиной, которую стоило искать. Вторая женщина была ниже ростом и плотнее телом. Короткие черные волосы, светлые вельветовые джинсы, розовая муслиновая блузка, как у Индиры Ганди. Они направились к музею, я непринужденно зашагал следом. Мы поднялись на холм, мимо музея, повернули налево на пешеходную Перчейз-стрит. Пешеходной ее сделали, перегородив поребриками все пересечения с другими улицами, что придало ей какой-то кустарный вид. Пам Шепард с подругой вошли в супермаркет, а я остановился под навесом ломбарда на другой стороне улицы и наблюдал за ними сквозь витрину. Они покупали продукты, по ходу дела сверяясь со списком, и примерно через полчаса вышли на улицу, каждая с большим бумажным мешком в руках. Я проводил их к дому на Сентер-стрит и убедился, что они скрылись внутри. Ну, по крайней мере я знаю, где она. Я снова занял пост у телефонного столба. Дверной проем склада потерял свою привлекательность.
Стемнело, за все время больше ничего не произошло. Я начал надеяться хотя бы на появление пьяницы, но напрасно. И еще я был настолько голоден, что готов был съесть что угодно и в любой забегаловке. Мне необходимо было все обдумать, а процесс этот лучше осуществлять во время еды или на сытый желудок. Жареные моллюски не сделали меня приверженцем кухни Нью-Бедфорда, к тому же через какое-то время мне неминуемо придется где-то укладываться спать. Поэтому я вернулся к машине и поехал в Хайаннис. Под щеткой оказалась квитанция на штраф за стоянку в неположенном месте, но ее сдуло ветром где-то рядом с кегельбаном в Маттапойсетте.
По пути в Хайаннис я решил, что лучшее решение — завтра утром вернуться в Нью-Бедфорд и поговорить с Пам Шепард. Я, в некотором роде, выполнил порученную мне работу. То есть нашел ее и мог доложить, что она жива и совершенно свободна. Дело Шепарда — приехать и забрать ее домой. Но я не мог так просто сообщить ему адрес и вернуться в Бостон. Меня не оставляла в покое мысль о последнем взгляде на нее Эдди Тейлора, о том, как она валялась на спине и рыдала, глядя в потолок. Когда она выходила из ветхой двухэтажной лачуги на Сентер-стрит, в ней чувствовалось что-то неприкрыто трогательное. Она была в серьгах.
В мотель я приехал только в девять тридцать. Ресторан был еще открыт, и я заказал шесть устриц, полбутылки «шабли», бифштекс в фунт весом под беарнским соусом и литр пива. Салат был под фирменным соусом, и вся процедура была неизмеримо более приятной, чем пребывание в дверном проеме рядом со страдающим недержанием мочи пьяницей. После обеда я отправился в номер и успел увидеть по шестому каналу три последние подачи «Сокс».
8
Утром я встал и выехал в Нью-Бедфорд еще до восьми часов. Заехал в кафе «Данкин Донатс» за завтраком на вынос и, поедая пончики и попивая кофе, поехал по Кейпу, а солнце светило мне в спину. В Нью-Бедфорд я прибыл в утренний час пик, и, хотя городок нельзя было считать чересчур крупным, улицы его были настолько перепутаны, что пробка машин протянулась через мост до самого Фэрхейвна. Было уже девять сорок, когда я наконец вышел из машины и направился к выделяющейся на общем фоне двери дома номер три по Сентер-стрит. Не было ни звонка, ни дверного молотка, поэтому пришлось стучать костяшками пальцев по красным филенкам. Не слишком сильно, дверь могла развалиться.
Крупная, сильная с виду женщина со светлыми волосами, сплетенными в длинную косу, открыла дверь. Она была в джинсах «Ливайс» и в чем-то напоминающем топ из черного леопарда. Бюстгальтера на ней явно не было, и менее откровенно не было туфель.
— Доброе утро, — сказал я. — Мне хотелось бы поговорить с Пам Шепард.
— Простите, но здесь нет никакой Пам Шепард.
— А скоро она вернется? — Я наградил светловолосую своей самой обаятельной улыбкой. Мальчишеской. Открытой. Сам мистер Сердечность.
— Я не знаю, о ком вы говорите.
— Вы здесь живете?
— Да.
— Роуз Александер?
— Нет.
Стоит мне одарить их своей обаятельной улыбкой, они тут же пускают слюни.
— А она дома?
— А вы кто?
— Я первый спросил.
Ее лицо стало непроницаемым, она начала закрывать дверь. Я уперся в дверь ладонью и не давал ее закрыть. Она стала давить сильнее, я тоже уперся сильнее. Выглядела она очень решительной.
— Мадам, — сказал я, — если вы перестанете пихать на меня эту дверь, я скажу вам правду. Даже учитывая то, что вы мне правду не сказали.
Она не обратила на мои слова ни малейшего внимания. Она была очень крупной женщиной, и мне становилось все труднее удерживать дверь без видимого усилия.
— Я находился рядом с домом большую часть вчерашнего дня и видел, как отсюда вышли Пам Шепард и еще одна женщина, отправились за покупками, а потом вернулись сюда. Телефон записан на Роуз Александер. — Мое плечо начинало ныть. — Я корректно поговорю с Пам Шепард и не стану тащить ее назад к мужу.
Где-то за спиной молодой женщины раздался голос:
— Джейн, что здесь, черт возьми, происходит?
Джейн ничего не ответила. Продолжала упираться в дверь. Появилась черноволосая женщина, которую я вчера видел с Пам Шепард.
— Роуз Александер? — спросил я. Она кивнула. — Мне необходимо поговорить с Пам Шепард.
— Я не... — начала Роуз Александер.
— Вы ее знаете, — сказал я. — Я детектив и сведущ в подобных вещах. Если вы уберете от двери эту амазонку, мы все сумеем утрясти самым приятным образом.
Роуз Александер положила ладонь на руку Джейн.
— Лучше будет впустить его, Джейн, — мягко попросила она.
Джейн отошла от двери, не спуская с меня свирепого взгляда. На ее скулах появились два ярких пятна, но других признаков напряжения заметно не было. Я вошел в прихожую. Мое плечо достаточно онемело, когда я снял ладонь с двери. Мне хотелось растереть его, но я был слишком горд для этого действа. Такова цена мужественности. Или нет?
— Могу я взглянуть на ваши документы? — спросила Роуз Александер.
— Несомненно. — Я достал из бумажника фотокопию моей лицензии и показал ей.
— Значит, вы не из полиции, — сказала она.
— Нет, работаю сам на себя.
— Почему вы хотите поговорить со мной?
— Не с вами. Я хочу поговорить с Пам Шепард.
— Почему вы хотите поговорить с ней?
— Муж нанял меня найти жену.
— И что вы, по его мнению, должны сделать, когда найдете?
— Он не сказал. Но он хочет, чтобы она вернулась.
— Вы предполагаете увезти ее?
— Я предполагаю поговорить с ней. Убедиться, что с ней все в порядке, что никто не принуждает ее скрываться, объяснить, как чувствует себя ее муж, и узнать, не желает ли она вернуться.
— А если она не пожелает?
— Я не стану ее принуждать.
— Это точно? — сказала Джейн, не спуская с меня глаз.
— Муж знает, что она здесь? — спросила Роуз Александер.
— Нет.
— Так вы не сообщили ему?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. По-моему, просто захотелось выяснить, что происходит в посудной лавке, прежде чем привести туда слона.
— Я вам не верю, — сказала Роуз Александер. — Что скажешь, Джейн?
Джейн покачала головой.
— Я же не пришел сюда с ее мужем, верно?
— Но мы не знаем, как близко он находится, — сказала Роуз Александер.
— И с кем он, — добавила Джейн.
— С кем он? — Я уже начал путаться.
— Вы станете не первым мужчиной, — сказала Роуз Александер, — захватившим женщину силой и нисколько не сомневающимся в своем праве на это.
— О! — восхитился я.
— Если мы уступим вам сейчас, — сказала Джейн, — в следующий раз вам будет еще проще одолеть нас. Поэтому мы должны поставить точку немедленно, окончательно и бесповоротно.
— Но если вы решите так поступить, я вынужден буду применить силу. Не для того, чтобы захватить кого-либо, я хочу убедиться, что с ней действительно все в порядке.
— Вы убедились в этом вчера, — сказала Джейн. Щеки ее раскраснелись еще сильней. — Вы сами сказали мне, что видели, как Роуз и Пам вместе ходили за покупками.
— Я не думаю, что вы держите ее в кандалах на чердаке. Но принуждение включает в себя и манипуляции с истиной. Если ей не предоставить шанс выслушать меня, значит, ее нельзя считать свободной, значит, она находится под своеобразным давлением со стороны третьих лиц.
— Даже не пытайся ворваться в помещение, — сказала Джейн, — пожалеешь.
Она отступила на шаг и встала в боевую стойку, ноги под прямым углом друг к другу в виде буквы Т, руки перед собой в виде второй буквы Т, левая — вертикально, правая — горизонтально. Она как будто просила о тайм-ауте. Губы сжаты, воздух с шипением прорывался сквозь зубы при каждом вдохе.
— Вы посещали занятия? — спросил я.
— Джейн достигла больших успехов в каратэ, — сказала Роуз Александер. — Не стоит ее недооценивать. Нам не хочется причинять вам боль, поэтому лучше уходите.
Ее черные глаза расширились и засверкали. Ее круглое приятное лицо раскраснелось. Я не очень-то верил ее заявлению, тому, что она не хочет причинять мне боль.
— Итак, — сказал я, — теперь я оказался между молотом и наковальней. Я тоже не хочу, чтобы вы причиняли мне боль, и не хочу недооценивать Джейн. С другой стороны, чем больше вы мешаете моей встрече с Пам Шепард, тем сильнее мое желание повидаться с ней. Я мог бы обратиться в полицию, но к тому времени, как мы вернемся, Пам Шепард исчезнет. Полагаю, что мне придется настаивать.
Джейн ударила меня по яйцам. Термин «пах» не объяснил бы всего с должной ясностью. Я никогда не дрался с женщинами и поэтому был не готов. Я почувствовал себя как всегда в подобных случаях: тошнота, слабость, боль и непреодолимое желание согнуться вдвое. Я так и поступил. Джейн ударила меня ребром ладони по шее. Я попытался увернуться, и удар пришелся на большие трапециевидные мышцы, не причинив особого вреда. Я выпрямился. Было больно, но станет еще больнее, если я не воздам обидчице должное. Джейн нацелилась врезать ребром ладони мне в нос. Я отбил ее руку правым предплечьем и провел сильный, как всегда приходилось делать последнее время, хук левой в правую часть ее лица рядом с суставом челюсти. Она опрокинулась назад и замерла на полу. Я никогда раньше не бил женщину, и случившееся немного испугало меня. Ударил слишком сильно? Она была крупной, но я превосходил ее по весу фунтов на сорок. Роуз Александер упала на колени рядом с Джейн и, оказавшись в этом положении, не знала, что делать. Я медленно, страдая от боли, опустился рядом и нащупал пульс. Пульс был ровным и сильным, ее грудь медленно опускалась и поднималась.
— С ней все в порядке, — сказал я. — Вероятно, ей даже лучше, чем мне.
В конце прихожей была черная дверь с выпуклыми филенками. Она открылась, и появилась Пам Шепард. По ее лицу текли слезы.
— Все из-за меня, — сказала она. — Это моя вина, они просто пытались защитить меня. Если вы причинили ей боль, то только из-за меня.
Джейн открыла глаза и тупо уставилась на нас. Встряхнула головой.
— Джейн? — произнесла Роуз Александер.
— С ней все будет в порядке, миссис Шепард, — сказал я. — Не вы заставляли ее бить меня ногой в пах.
Она тоже опустилась рядом с Джейн. Я решил не мешать им, встал и прислонился к дверному косяку, скрестив руки, пытаясь прогнать болезненные ощущения, но сделать это незаметно. Кажется, местные жители не испытывают ко мне особого расположения. Надеюсь, Эдди и Джейн никогда не окажутся вместе.
Джейн уже была на ногах. Пам Шепард поддерживала ее под руку. Роуз Александер — под другую. Они прошли по прихожей к черной двери. Я последовал за ними. За дверью оказалась кухня. Огромная старая газовая плита на кривых ножках у стены, в центре — большой стол, покрытый клеенкой, у другой стены — кушетка под коричневым вельветовым покрывалом. Сзади справа находилась кладовая, стены ее были обшиты узкими еловыми досками, напомнившими мне дом моей бабушки. Женщины усадили Джейн в кресло-качалку, обитую черной кожей. Роуз прошла в кладовую и вернулась с влажным полотенцем. Она обтерла лицо Джейн, а Пам все время сжимала той руку.
Крупная, сильная с виду женщина со светлыми волосами, сплетенными в длинную косу, открыла дверь. Она была в джинсах «Ливайс» и в чем-то напоминающем топ из черного леопарда. Бюстгальтера на ней явно не было, и менее откровенно не было туфель.
— Доброе утро, — сказал я. — Мне хотелось бы поговорить с Пам Шепард.
— Простите, но здесь нет никакой Пам Шепард.
— А скоро она вернется? — Я наградил светловолосую своей самой обаятельной улыбкой. Мальчишеской. Открытой. Сам мистер Сердечность.
— Я не знаю, о ком вы говорите.
— Вы здесь живете?
— Да.
— Роуз Александер?
— Нет.
Стоит мне одарить их своей обаятельной улыбкой, они тут же пускают слюни.
— А она дома?
— А вы кто?
— Я первый спросил.
Ее лицо стало непроницаемым, она начала закрывать дверь. Я уперся в дверь ладонью и не давал ее закрыть. Она стала давить сильнее, я тоже уперся сильнее. Выглядела она очень решительной.
— Мадам, — сказал я, — если вы перестанете пихать на меня эту дверь, я скажу вам правду. Даже учитывая то, что вы мне правду не сказали.
Она не обратила на мои слова ни малейшего внимания. Она была очень крупной женщиной, и мне становилось все труднее удерживать дверь без видимого усилия.
— Я находился рядом с домом большую часть вчерашнего дня и видел, как отсюда вышли Пам Шепард и еще одна женщина, отправились за покупками, а потом вернулись сюда. Телефон записан на Роуз Александер. — Мое плечо начинало ныть. — Я корректно поговорю с Пам Шепард и не стану тащить ее назад к мужу.
Где-то за спиной молодой женщины раздался голос:
— Джейн, что здесь, черт возьми, происходит?
Джейн ничего не ответила. Продолжала упираться в дверь. Появилась черноволосая женщина, которую я вчера видел с Пам Шепард.
— Роуз Александер? — спросил я. Она кивнула. — Мне необходимо поговорить с Пам Шепард.
— Я не... — начала Роуз Александер.
— Вы ее знаете, — сказал я. — Я детектив и сведущ в подобных вещах. Если вы уберете от двери эту амазонку, мы все сумеем утрясти самым приятным образом.
Роуз Александер положила ладонь на руку Джейн.
— Лучше будет впустить его, Джейн, — мягко попросила она.
Джейн отошла от двери, не спуская с меня свирепого взгляда. На ее скулах появились два ярких пятна, но других признаков напряжения заметно не было. Я вошел в прихожую. Мое плечо достаточно онемело, когда я снял ладонь с двери. Мне хотелось растереть его, но я был слишком горд для этого действа. Такова цена мужественности. Или нет?
— Могу я взглянуть на ваши документы? — спросила Роуз Александер.
— Несомненно. — Я достал из бумажника фотокопию моей лицензии и показал ей.
— Значит, вы не из полиции, — сказала она.
— Нет, работаю сам на себя.
— Почему вы хотите поговорить со мной?
— Не с вами. Я хочу поговорить с Пам Шепард.
— Почему вы хотите поговорить с ней?
— Муж нанял меня найти жену.
— И что вы, по его мнению, должны сделать, когда найдете?
— Он не сказал. Но он хочет, чтобы она вернулась.
— Вы предполагаете увезти ее?
— Я предполагаю поговорить с ней. Убедиться, что с ней все в порядке, что никто не принуждает ее скрываться, объяснить, как чувствует себя ее муж, и узнать, не желает ли она вернуться.
— А если она не пожелает?
— Я не стану ее принуждать.
— Это точно? — сказала Джейн, не спуская с меня глаз.
— Муж знает, что она здесь? — спросила Роуз Александер.
— Нет.
— Так вы не сообщили ему?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. По-моему, просто захотелось выяснить, что происходит в посудной лавке, прежде чем привести туда слона.
— Я вам не верю, — сказала Роуз Александер. — Что скажешь, Джейн?
Джейн покачала головой.
— Я же не пришел сюда с ее мужем, верно?
— Но мы не знаем, как близко он находится, — сказала Роуз Александер.
— И с кем он, — добавила Джейн.
— С кем он? — Я уже начал путаться.
— Вы станете не первым мужчиной, — сказала Роуз Александер, — захватившим женщину силой и нисколько не сомневающимся в своем праве на это.
— О! — восхитился я.
— Если мы уступим вам сейчас, — сказала Джейн, — в следующий раз вам будет еще проще одолеть нас. Поэтому мы должны поставить точку немедленно, окончательно и бесповоротно.
— Но если вы решите так поступить, я вынужден буду применить силу. Не для того, чтобы захватить кого-либо, я хочу убедиться, что с ней действительно все в порядке.
— Вы убедились в этом вчера, — сказала Джейн. Щеки ее раскраснелись еще сильней. — Вы сами сказали мне, что видели, как Роуз и Пам вместе ходили за покупками.
— Я не думаю, что вы держите ее в кандалах на чердаке. Но принуждение включает в себя и манипуляции с истиной. Если ей не предоставить шанс выслушать меня, значит, ее нельзя считать свободной, значит, она находится под своеобразным давлением со стороны третьих лиц.
— Даже не пытайся ворваться в помещение, — сказала Джейн, — пожалеешь.
Она отступила на шаг и встала в боевую стойку, ноги под прямым углом друг к другу в виде буквы Т, руки перед собой в виде второй буквы Т, левая — вертикально, правая — горизонтально. Она как будто просила о тайм-ауте. Губы сжаты, воздух с шипением прорывался сквозь зубы при каждом вдохе.
— Вы посещали занятия? — спросил я.
— Джейн достигла больших успехов в каратэ, — сказала Роуз Александер. — Не стоит ее недооценивать. Нам не хочется причинять вам боль, поэтому лучше уходите.
Ее черные глаза расширились и засверкали. Ее круглое приятное лицо раскраснелось. Я не очень-то верил ее заявлению, тому, что она не хочет причинять мне боль.
— Итак, — сказал я, — теперь я оказался между молотом и наковальней. Я тоже не хочу, чтобы вы причиняли мне боль, и не хочу недооценивать Джейн. С другой стороны, чем больше вы мешаете моей встрече с Пам Шепард, тем сильнее мое желание повидаться с ней. Я мог бы обратиться в полицию, но к тому времени, как мы вернемся, Пам Шепард исчезнет. Полагаю, что мне придется настаивать.
Джейн ударила меня по яйцам. Термин «пах» не объяснил бы всего с должной ясностью. Я никогда не дрался с женщинами и поэтому был не готов. Я почувствовал себя как всегда в подобных случаях: тошнота, слабость, боль и непреодолимое желание согнуться вдвое. Я так и поступил. Джейн ударила меня ребром ладони по шее. Я попытался увернуться, и удар пришелся на большие трапециевидные мышцы, не причинив особого вреда. Я выпрямился. Было больно, но станет еще больнее, если я не воздам обидчице должное. Джейн нацелилась врезать ребром ладони мне в нос. Я отбил ее руку правым предплечьем и провел сильный, как всегда приходилось делать последнее время, хук левой в правую часть ее лица рядом с суставом челюсти. Она опрокинулась назад и замерла на полу. Я никогда раньше не бил женщину, и случившееся немного испугало меня. Ударил слишком сильно? Она была крупной, но я превосходил ее по весу фунтов на сорок. Роуз Александер упала на колени рядом с Джейн и, оказавшись в этом положении, не знала, что делать. Я медленно, страдая от боли, опустился рядом и нащупал пульс. Пульс был ровным и сильным, ее грудь медленно опускалась и поднималась.
— С ней все в порядке, — сказал я. — Вероятно, ей даже лучше, чем мне.
В конце прихожей была черная дверь с выпуклыми филенками. Она открылась, и появилась Пам Шепард. По ее лицу текли слезы.
— Все из-за меня, — сказала она. — Это моя вина, они просто пытались защитить меня. Если вы причинили ей боль, то только из-за меня.
Джейн открыла глаза и тупо уставилась на нас. Встряхнула головой.
— Джейн? — произнесла Роуз Александер.
— С ней все будет в порядке, миссис Шепард, — сказал я. — Не вы заставляли ее бить меня ногой в пах.
Она тоже опустилась рядом с Джейн. Я решил не мешать им, встал и прислонился к дверному косяку, скрестив руки, пытаясь прогнать болезненные ощущения, но сделать это незаметно. Кажется, местные жители не испытывают ко мне особого расположения. Надеюсь, Эдди и Джейн никогда не окажутся вместе.
Джейн уже была на ногах. Пам Шепард поддерживала ее под руку. Роуз Александер — под другую. Они прошли по прихожей к черной двери. Я последовал за ними. За дверью оказалась кухня. Огромная старая газовая плита на кривых ножках у стены, в центре — большой стол, покрытый клеенкой, у другой стены — кушетка под коричневым вельветовым покрывалом. Сзади справа находилась кладовая, стены ее были обшиты узкими еловыми досками, напомнившими мне дом моей бабушки. Женщины усадили Джейн в кресло-качалку, обитую черной кожей. Роуз прошла в кладовую и вернулась с влажным полотенцем. Она обтерла лицо Джейн, а Пам все время сжимала той руку.