Страница:
– Нет! – закричала я и поняла, что вокруг что-то происходит. В ушах стоял шум, который поглощал все другие звуки. Цветные осколки взрывались перед глазами, и пол ушел из-под ног. Как будто я падала, не двигаясь с места.
Я закрыла глаза и протянула руку к незнакомцу, но мои пальцы ничего не почувствовали. Вокруг вообще ничего не было, кроме пугающего головокружения.
Вдруг я почувствовала, что подул прохладный ветер, а ноги стоят на твердой поверхности. Я открыла глаза и увидела, что нахожусь не в замке. Замка не было. Я стояла около горы, которая нависала надо мной в ночной темноте.
Незнакомец стоял рядом со мной. Он был высокий, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Над его головой светила лупа, выпуклая и яркая, а мимо плыли облака.
– Что ты натворила! – прошептал незнакомец.
– Прости, – ответила я хрипло, но это слово показалось мне жалким и незначительным. Я хотела отвести глаза, чтобы не видеть его боли, но не могла.
– Если бы ты подождала всего один месяц… – Он замолчал, глядя на меня.
– Что… – с усилием проговорила я, не желая знать. – Что случилось бы тогда?
– Я был бы свободен. Я так долго ждал… даже не знаю сколько. Мне кажется, что несколько жизней…
– Ты был заколдован?
– Да. Днем белый медведь, а ночью мальчик… потом юноша. Я не мог об этом говорить. Чтобы освободиться, я должен был найти девушку, которая прожила бы со мной по собственной воле целый год. Но за это время она не должна была видеть мое человеческое лицо.
До меня донеслось далекое позвякивание колокольчиков. Но я не обратила на него внимания, потому что утонула в страшных словах.
– А теперь? – Я заранее боялась ответа.
– Я уйду с ней. Навсегда.
– С кем? С кем ты уйдешь?
Он покачал головой, скованный отчаянием.
– Ты не можешь сказать?
– Не важно. Я только знаю, что она королева и ее земля очень далеко.
– Где? – Мне обязательно нужно было знать.
Он неожиданно рассмеялся, и в его смехе я расслышала скрипучий смех медведя.
– К востоку от солнца и к западу от луны.
Я уставилась на него, не понимая.
– Что ты имеешь – в виду?
– То, что сказал, – к востоку от солнца и к западу от луны лежит ее земля. – И он опять горько рассмеялся.
Колокольчики приближались.
– Это она, – сказал юноша. Схватил мою руку и что-то в нее вложил. – Ее могущество огромно, – сказал он, но губы его скривились так, как будто последнее слово не соответствовало истине. – Я не позволю ей причинить тебе зло.
К нам приближались сани, в которые были впряжены четыре великолепных северных оленя. Сани поблескивали, серебряные колокольчики звенели. Я взглянула на бледное лицо, холодное и прекрасное, а позади увидела Туки и Урду. Не успела я пошевелиться, как незнакомец с глазами белого медведя исчез, а вместе с ним и сани.
Я осталась одна в полной тишине.
Королева троллей
Роуз
Книга третья
Роуз
Белый медведь
Роуз
Королева троллей
Роуз
Я закрыла глаза и протянула руку к незнакомцу, но мои пальцы ничего не почувствовали. Вокруг вообще ничего не было, кроме пугающего головокружения.
Вдруг я почувствовала, что подул прохладный ветер, а ноги стоят на твердой поверхности. Я открыла глаза и увидела, что нахожусь не в замке. Замка не было. Я стояла около горы, которая нависала надо мной в ночной темноте.
Незнакомец стоял рядом со мной. Он был высокий, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Над его головой светила лупа, выпуклая и яркая, а мимо плыли облака.
– Что ты натворила! – прошептал незнакомец.
– Прости, – ответила я хрипло, но это слово показалось мне жалким и незначительным. Я хотела отвести глаза, чтобы не видеть его боли, но не могла.
– Если бы ты подождала всего один месяц… – Он замолчал, глядя на меня.
– Что… – с усилием проговорила я, не желая знать. – Что случилось бы тогда?
– Я был бы свободен. Я так долго ждал… даже не знаю сколько. Мне кажется, что несколько жизней…
– Ты был заколдован?
– Да. Днем белый медведь, а ночью мальчик… потом юноша. Я не мог об этом говорить. Чтобы освободиться, я должен был найти девушку, которая прожила бы со мной по собственной воле целый год. Но за это время она не должна была видеть мое человеческое лицо.
До меня донеслось далекое позвякивание колокольчиков. Но я не обратила на него внимания, потому что утонула в страшных словах.
– А теперь? – Я заранее боялась ответа.
– Я уйду с ней. Навсегда.
– С кем? С кем ты уйдешь?
Он покачал головой, скованный отчаянием.
– Ты не можешь сказать?
– Не важно. Я только знаю, что она королева и ее земля очень далеко.
– Где? – Мне обязательно нужно было знать.
Он неожиданно рассмеялся, и в его смехе я расслышала скрипучий смех медведя.
– К востоку от солнца и к западу от луны.
Я уставилась на него, не понимая.
– Что ты имеешь – в виду?
– То, что сказал, – к востоку от солнца и к западу от луны лежит ее земля. – И он опять горько рассмеялся.
Колокольчики приближались.
– Это она, – сказал юноша. Схватил мою руку и что-то в нее вложил. – Ее могущество огромно, – сказал он, но губы его скривились так, как будто последнее слово не соответствовало истине. – Я не позволю ей причинить тебе зло.
К нам приближались сани, в которые были впряжены четыре великолепных северных оленя. Сани поблескивали, серебряные колокольчики звенели. Я взглянула на бледное лицо, холодное и прекрасное, а позади увидела Туки и Урду. Не успела я пошевелиться, как незнакомец с глазами белого медведя исчез, а вместе с ним и сани.
Я осталась одна в полной тишине.
Королева троллей
Нужно было взять слуг, чтобы править санями. Но мне всегда нравилось самой держать вожжи. Олени великолепны – лучшие из стада. Тяжело было достать снег, но я тем более довольна своей работой. Так лучше всего начать путь к его новому дому.
Я проследила, чтобы Урда и Туки как следует завернули его в шкуры и дали несколько глотков сланка. Ему, конечно, придется привыкать к холоду, но, думаю, он справится.
Его прекрасное лицо бледно и несчастно, но это не беспокоит меня, потому что время все излечит. В сланк я подлила rauha[19] – это поможет облегчить его боль и сотрет воспоминания.
Она несовершенное, незрелое создание, она его недостойна.
Я легонько щелкнула хлыстом, и олени поднялись в небо. Мы были заколдованы так, чтобы мягкокожие с земли нас не видели.
Оглянулась на него, закутанного в шкуры. Глаза закрыты. Кажется, он спит.
Меня переполняла невыразимая радость.
Я проследила, чтобы Урда и Туки как следует завернули его в шкуры и дали несколько глотков сланка. Ему, конечно, придется привыкать к холоду, но, думаю, он справится.
Его прекрасное лицо бледно и несчастно, но это не беспокоит меня, потому что время все излечит. В сланк я подлила rauha[19] – это поможет облегчить его боль и сотрет воспоминания.
Она несовершенное, незрелое создание, она его недостойна.
Я легонько щелкнула хлыстом, и олени поднялись в небо. Мы были заколдованы так, чтобы мягкокожие с земли нас не видели.
Оглянулась на него, закутанного в шкуры. Глаза закрыты. Кажется, он спит.
Меня переполняла невыразимая радость.
Роуз
Что я наделала?!
Я опустилась на колени и горько заплакала.
Очнувшись, я с ужасом обнаружила, что лежу на снегу в одной ночной рубашке.
Меня колотило от холода. Потом я вспомнила, что незнакомец положил мне что-то в руку. Я разжала окоченевшие пальцы и увидела его серебряное колечко. В лунном свете оно слабо поблескивало. Это было простое кольцо – отполированное, блестящее серебро, но внутри было выгравировано слово: Valois. Французское, подумала я, но не поняла, что оно означает.
В горле комом стояли слезы. Я надела колечко на большой палец (единственный, с которого оно не сваливалось) и сказала себе, что нужно что-то делать. Сперва надо найти укрытие.
Я встала и огляделась. Никаких признаков двери или входа в замок не было. Наверное, замка больше нет – он исчез вместе с медведем. Точнее, с юношей, чью жизнь я разрушила в один миг.
Я стояла и дрожала и вдруг увидела неподалеку на снегу свой вещевой мешок. Я подбежала к нему и обнаружила внутри все вещи, которые принесла с собой из дому. Еще там лежали кое-какие вещи из замка, включая словарик языка Туки. Мой кожаный кошелек тоже был на месте. Замерзшими пальцами я открыла его: внутри переливались и сверкали золотой, серебряный и жемчужный свертки. Вот и все, что осталось от замка в горе.
На дне мешка я нашла шерстяную рубаху, которую соткала вдова Озиг. Натянув ее на ночную рубашку, надела штаны, свитер, шерстяные носки и старые сапоги. Затем закуталась в свой плащ с розой ветров.
Застегивая плащ, я заметила свечу и кремень, которые валялись в снегу. Сначала я хотела подобрать их и зашвырнуть подальше, но вместо этого подняла, отряхнула от снега и положила в меток.
Меня так трясло, что я едва могла дышать. Я побрела вокруг горы и вскоре наткнулась на маленькую пещеру. Забралась в нее и поплотнее закуталась в плащ. Обследуя пол пещерки, нашла горстку сухих щепок и, поколебавшись, достала кремень и свечку.
В пещере перед крошечным костром моя дрожь постепенно унялась. В мыслях был полный беспорядок.
Что значит «к востоку от солнца и к западу от луны»? Это был ключ, путь к далекой земле, куда бледная женщина – королева – увезла его.
Как такое может быть? Ни солнце, ни луна не стоят на месте, откуда можно было бы начать отсчет. Они все время движутся по небу. То, что было к востоку от луны ночью, на рассвете окажется совсем другим направлением. Ерунда какая-то.
«К востоку от солнца и к западу от луны». Эти слова содержали загадку, но я решила, что обязательно должна ее разгадать. Я доберусь до этой земли. В тот миг, когда сани исчезли из виду, и звук колокольчиков затих, я поняла, что пойду за незнакомцем, который был белым медведем, и исправлю все, что натворила.
Мне даже в голову не пришло, что будет как-то иначе.
Конечно, я могла подумать: все, я свободна и возвращаюсь в семью! Могла на все махнуть рукой и помчаться домой. Но не помчалась. Вместо этого я занялась составлением плана, как добраться до неизвестных земель.
В тусклом свете маленького костра я перебрала все свои пожитки. Работая за ткацким станком, ты всегда должна знать, в каком месте рисунка находишься. Так и со мной. Прежде чем начать путь, я должна была понять, где нахожусь.
Нужно все привести в порядок. И я сделаю, как решила, чего бы мне это ни стоило. Отправлюсь туда, куда должна, и добьюсь своего.
Я опустилась на колени и горько заплакала.
Очнувшись, я с ужасом обнаружила, что лежу на снегу в одной ночной рубашке.
Меня колотило от холода. Потом я вспомнила, что незнакомец положил мне что-то в руку. Я разжала окоченевшие пальцы и увидела его серебряное колечко. В лунном свете оно слабо поблескивало. Это было простое кольцо – отполированное, блестящее серебро, но внутри было выгравировано слово: Valois. Французское, подумала я, но не поняла, что оно означает.
В горле комом стояли слезы. Я надела колечко на большой палец (единственный, с которого оно не сваливалось) и сказала себе, что нужно что-то делать. Сперва надо найти укрытие.
Я встала и огляделась. Никаких признаков двери или входа в замок не было. Наверное, замка больше нет – он исчез вместе с медведем. Точнее, с юношей, чью жизнь я разрушила в один миг.
Я стояла и дрожала и вдруг увидела неподалеку на снегу свой вещевой мешок. Я подбежала к нему и обнаружила внутри все вещи, которые принесла с собой из дому. Еще там лежали кое-какие вещи из замка, включая словарик языка Туки. Мой кожаный кошелек тоже был на месте. Замерзшими пальцами я открыла его: внутри переливались и сверкали золотой, серебряный и жемчужный свертки. Вот и все, что осталось от замка в горе.
На дне мешка я нашла шерстяную рубаху, которую соткала вдова Озиг. Натянув ее на ночную рубашку, надела штаны, свитер, шерстяные носки и старые сапоги. Затем закуталась в свой плащ с розой ветров.
Застегивая плащ, я заметила свечу и кремень, которые валялись в снегу. Сначала я хотела подобрать их и зашвырнуть подальше, но вместо этого подняла, отряхнула от снега и положила в меток.
Меня так трясло, что я едва могла дышать. Я побрела вокруг горы и вскоре наткнулась на маленькую пещеру. Забралась в нее и поплотнее закуталась в плащ. Обследуя пол пещерки, нашла горстку сухих щепок и, поколебавшись, достала кремень и свечку.
В пещере перед крошечным костром моя дрожь постепенно унялась. В мыслях был полный беспорядок.
Что значит «к востоку от солнца и к западу от луны»? Это был ключ, путь к далекой земле, куда бледная женщина – королева – увезла его.
Как такое может быть? Ни солнце, ни луна не стоят на месте, откуда можно было бы начать отсчет. Они все время движутся по небу. То, что было к востоку от луны ночью, на рассвете окажется совсем другим направлением. Ерунда какая-то.
«К востоку от солнца и к западу от луны». Эти слова содержали загадку, но я решила, что обязательно должна ее разгадать. Я доберусь до этой земли. В тот миг, когда сани исчезли из виду, и звук колокольчиков затих, я поняла, что пойду за незнакомцем, который был белым медведем, и исправлю все, что натворила.
Мне даже в голову не пришло, что будет как-то иначе.
Конечно, я могла подумать: все, я свободна и возвращаюсь в семью! Могла на все махнуть рукой и помчаться домой. Но не помчалась. Вместо этого я занялась составлением плана, как добраться до неизвестных земель.
В тусклом свете маленького костра я перебрала все свои пожитки. Работая за ткацким станком, ты всегда должна знать, в каком месте рисунка находишься. Так и со мной. Прежде чем начать путь, я должна была понять, где нахожусь.
Нужно все привести в порядок. И я сделаю, как решила, чего бы мне это ни стоило. Отправлюсь туда, куда должна, и добьюсь своего.
Книга третья
ЗАПАД
Она искала его.
В землях, которые лежат к востоку от солнца и к западу от луны.
Но пути туда не было.
Роуз
Те первые дни были самыми мрачными в моей жизни. Я не понимала, где я, не переставая думала о каплях воска на его коже, крике отчаяния и санях, исчезающих из виду. Я прокручивала эту картинку в голове до тех пор, пока чуть не сошла с ума.
Я простудилась после того, как полежала в снегу. Меня мучили жуткий кашель и насморк.
Я шла целых три дня и не встретила ни одной деревни или фермы. Шла наугад, представляя, что двигаюсь в направлении, куда укатили сани, – на север. Я все еще была в ночной рубашке, теплой рубахе, свитере и плаще. Но стало заметно теплее, большая часть снега растаяла.
На четвертый день я увидела большую ферму. Во мне затеплилась надежда: может, я получу хоть какую-нибудь помощь – еду или что-нибудь еще. В дороге я питалась только остатками меда, который подарил Торск, и конфетами, которые мне дала мама много месяцев назад. Но чем ближе я подходила к строению – большому голубому амбару, – тем яснее становилось, что ферма заброшена. Никаких признаков жизни. Хотя видно было, что ее оставили совсем недавно: дом был в хорошем состоянии, а на земле я заметила корыта с зерном и свежие кучи навоза. Внезапно мне пришла в голову мысль, что эта ферма и была источником продуктов, из которых готовили еду в замке. Мне стало интересно: неужели те, кто жил и работал на ферме, включая скот, тоже исчезли вместе с белым медведем?
Из еды я нашла только пару засохших морковин и горох на дне кадки в одном из сараев. Я сложила все в сумку и отправилась дальше.
Вокруг фермы рос дремучий лес, идти было трудно. Я пробиралась через этот лес почти два дня.
Наконец я оказалась в поле. Я очень ослабла, желудок изнывал от голода, кашель усилился. Но страшнее кашля и голода было то, что крик отчаяния человека, который был медведем, звучал внутри, отказываясь покидать меня. Я слышала его постоянно. Когда шла днем по зеленой траве, когда дремала ночью. Когда просыпалась на рассвете и смотрела на бледное зимнее солнце. Но я продолжала борьбу, говоря себе, что должна все исправить.
На седьмой день пошел дождь. Ночью я устроила себе лежанку из листьев в низком дупле дерева с широкими листьями. Я съела последнюю морковину, заснула и проснулась оттого, что меня лихорадило. Когда я поднялась на ноги, у меня начался приступ кашля, от которого я согнулась пополам. Я упала на колени, голова закружилась, перед глазами все поплыло. Тут мне вспомнился последний ужин в замке. Хрустящий свежий хлеб и сливочное масло, мясо с приправами и овощами…
Я застонала.
В тот день я прошла совсем немного. Слабость не давала мне долго идти. Вечером я свалилась под какой-то куст, чувствуя себя очень скверно, а когда очнулась, не смогла пошевелиться. Только я пыталась поднять голову, как мир вокруг начинал бешено кружиться, а нутро разрывалось от сухого кашля. Я заставила себя подняться на колени и поползла вперед, но приступ кашля свалил меня.
Я подняла пылающее лицо к небу и подумала: я не могу, но должна. И вдруг увидела тоненькую струйку дыма в сером небе.
Я с трудом поднялась на ноги и сделала несколько шагов. Споткнулась о куст и упала на землю. Кашель душил меня. Когда он наконец утих, я не смогла встать и закрыла глаза.
Я решила, что просто немного посплю, но вдруг крик человека, который был медведем, вновь прозвучал у меня в ушах. «Нужно подняться», – подумала я. Попыталась встать, но в глазах потемнело, и я прекратила попытки. Силы оставили меня. Я услышала шаги по траве, но мне было уже все равно.
– Простите, – пробормотала я и потеряла сознание.
Я простудилась после того, как полежала в снегу. Меня мучили жуткий кашель и насморк.
Я шла целых три дня и не встретила ни одной деревни или фермы. Шла наугад, представляя, что двигаюсь в направлении, куда укатили сани, – на север. Я все еще была в ночной рубашке, теплой рубахе, свитере и плаще. Но стало заметно теплее, большая часть снега растаяла.
На четвертый день я увидела большую ферму. Во мне затеплилась надежда: может, я получу хоть какую-нибудь помощь – еду или что-нибудь еще. В дороге я питалась только остатками меда, который подарил Торск, и конфетами, которые мне дала мама много месяцев назад. Но чем ближе я подходила к строению – большому голубому амбару, – тем яснее становилось, что ферма заброшена. Никаких признаков жизни. Хотя видно было, что ее оставили совсем недавно: дом был в хорошем состоянии, а на земле я заметила корыта с зерном и свежие кучи навоза. Внезапно мне пришла в голову мысль, что эта ферма и была источником продуктов, из которых готовили еду в замке. Мне стало интересно: неужели те, кто жил и работал на ферме, включая скот, тоже исчезли вместе с белым медведем?
Из еды я нашла только пару засохших морковин и горох на дне кадки в одном из сараев. Я сложила все в сумку и отправилась дальше.
Вокруг фермы рос дремучий лес, идти было трудно. Я пробиралась через этот лес почти два дня.
Наконец я оказалась в поле. Я очень ослабла, желудок изнывал от голода, кашель усилился. Но страшнее кашля и голода было то, что крик отчаяния человека, который был медведем, звучал внутри, отказываясь покидать меня. Я слышала его постоянно. Когда шла днем по зеленой траве, когда дремала ночью. Когда просыпалась на рассвете и смотрела на бледное зимнее солнце. Но я продолжала борьбу, говоря себе, что должна все исправить.
На седьмой день пошел дождь. Ночью я устроила себе лежанку из листьев в низком дупле дерева с широкими листьями. Я съела последнюю морковину, заснула и проснулась оттого, что меня лихорадило. Когда я поднялась на ноги, у меня начался приступ кашля, от которого я согнулась пополам. Я упала на колени, голова закружилась, перед глазами все поплыло. Тут мне вспомнился последний ужин в замке. Хрустящий свежий хлеб и сливочное масло, мясо с приправами и овощами…
Я застонала.
В тот день я прошла совсем немного. Слабость не давала мне долго идти. Вечером я свалилась под какой-то куст, чувствуя себя очень скверно, а когда очнулась, не смогла пошевелиться. Только я пыталась поднять голову, как мир вокруг начинал бешено кружиться, а нутро разрывалось от сухого кашля. Я заставила себя подняться на колени и поползла вперед, но приступ кашля свалил меня.
Я подняла пылающее лицо к небу и подумала: я не могу, но должна. И вдруг увидела тоненькую струйку дыма в сером небе.
Я с трудом поднялась на ноги и сделала несколько шагов. Споткнулась о куст и упала на землю. Кашель душил меня. Когда он наконец утих, я не смогла встать и закрыла глаза.
Я решила, что просто немного посплю, но вдруг крик человека, который был медведем, вновь прозвучал у меня в ушах. «Нужно подняться», – подумала я. Попыталась встать, но в глазах потемнело, и я прекратила попытки. Силы оставили меня. Я услышала шаги по траве, но мне было уже все равно.
– Простите, – пробормотала я и потеряла сознание.
Белый медведь
Я плохо соображаю. Я снова человек, но совершенно обессиленный. Они подмешали мне что-то в питье. Я не хочу это пить, но мне холодно, меня знобит, а напиток согревает. Я не могу вспомнить. Помню только… ее. Ее лицо – белое от отчаяния и вины. Ее имя…
Роуз.
Должен помнить.
Красивая бледная королева управляет санями. Часто посматривает на меня. Мы высоко поднялись и быстро несемся по небу. Я вижу те места, где я бродил, когда был медведем. Покатые белые холмы. Бескрайнее серое море. Острозубые вершины под сияющим льдом.
Я завернут в шкуру. По это не моя шкура. Руки и ноги очень странные – тонкие, слабые и дрожащие. Лицо голое – я к такому не привык. Резкий ветер бьет по голой коже. Я забираюсь поглубже в шкуры, и тепло усыпляет меня. Я снова высовываю голову и пытаюсь вспомнить. Я хочу помнить.
Роуз.
Слезы текут и замерзают прямо на лице.
Роуз.
Должен помнить.
Красивая бледная королева управляет санями. Часто посматривает на меня. Мы высоко поднялись и быстро несемся по небу. Я вижу те места, где я бродил, когда был медведем. Покатые белые холмы. Бескрайнее серое море. Острозубые вершины под сияющим льдом.
Я завернут в шкуру. По это не моя шкура. Руки и ноги очень странные – тонкие, слабые и дрожащие. Лицо голое – я к такому не привык. Резкий ветер бьет по голой коже. Я забираюсь поглубже в шкуры, и тепло усыпляет меня. Я снова высовываю голову и пытаюсь вспомнить. Я хочу помнить.
Роуз.
Слезы текут и замерзают прямо на лице.
Роуз
Надо мной склонилось лицо девочки с темными волосами.
– Maman, maman![20] – закричала она.
Я почувствовала запах еды. Я была в каком-то доме.
Девочке ответил женский голос, но я не поняла ни слова. Появилось еще одно лицо. Это была приятная женщина с золотисто-каштановыми волосами и широкой, дружелюбной улыбкой.
– Comment allez-vous?[21] – спросила она.
Она говорила по-французски, я сразу поняла. Давным-давно я слышала, как на нем говорят. Когда я читала медведю в замке французские книги, я всегда переводила на норвежский. Воспоминания нахлынули, и я закрыла глаза, но тут начался приступ кашля, и я снова их открыла.
– Эстель! – Я услышана, как женщина сказала несколько слов, и темноволосая девочка ушла.
Грудь болела, я не могла перестать кашлять. Женщина положила мне на лоб холодную тряпицу, потом пришла девочка с чашкой, и женщина стала меня поить. Я выпила что-то очень теплое и вкусное. Похоже на чай с медом. Кашель утих, и я уснула.
Когда я снова проснулась, в комнате горел тусклый свет. Слышно было, как женщина тихонько напевает. Я повернулась и увидела, что она сидит у очага и шьет. Я лежала на соломенном тюфяке, накрытая теплым шерстяным одеялом.
Женщина заметила, что я проснулась, и, отложив шитье, подошла ко мне.
– Comment allez-vous? – спросила она снова.
Я поняла, что она спрашивает о моем самочувствии.
– Сожалею… – сказала я, – но я не говорю по-французски. – Мой акцент, наверное, был ужасен, она удивленно смотрела на меня некоторое время, но потом, видимо, поняла.
– Норвежский, – сказала я.
Она кивнула:
– Oui, Njord.[22]
Тут появилась темноволосая девочка.
– Maman?
– Estelle, elle est Njorden[23], – объяснила мама дочери, указывая на меня.
Я закашлялась. Мать бросилась на кухню и принесла чашку, которую наполнила из чайника, висевшего над огнем. Я снова выпила медового чая.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Merci.[24]
Несколько дней я пила этот чудесный чай, ела суп, женщина, которую звали Софи, и ее дочь Эстель ухаживали за мной, и у меня снова появились силы. На третий день я даже смогла сидеть. Меня все еще мучил кашель, но приступы становились все реже.
Мой французский, которому я научилась в детстве и вспомнила в замке, позволил мне довольно сносно общаться с Софи и Эстель. Я узнала, что мама и дочка живут вдвоем в отдаленной провинции Франции. Муж Софи умер несколько лет назад. Софи подумывала о переезде на побережье, где жил ее брат, но слишком любила свою деревеньку.
О себе я рассказала очень туманно. Не хотелось, чтобы добрая женщина подумала, что я помешанная, – так и случилось бы, если бы я рассказала ей о замке в горе и заколдованном медведе. Я сказала, что приехала погостить у родственников и заблудилась. Не знаю, поверила ли она мне: одета невесть во что, за спиной вещевой мешок, но Софи не стала задавать вопросы.
Девочка оказалась очень милой. Ей нравилось слушать, как я коверкаю французские слова, и она со смехом поправляла меня. На четвертый день Эстель вдруг спросила: а не пришла ли я из леса, «посещаемого призраками»? Я поинтересовалась, что это значит. Эстель поднялась на цыпочки и скорчила гримасу. Она бродила по комнате, выла и стонала. Я уставилась на нее в полном недоумении. Вошла Софи и принялась смеяться.
Она попыталась объяснить мне, что Эстель изображает призрака.
Наверное, она подумала, что я пришла из леса с привидениями. Я попросила их рассказать подробнее. Софи описала глухой лес, который находился от их дома на расстоянии нескольких дней пути. Говорили, что в этом лесу живут привидения, потому что за последние годы там необъяснимо пропали несколько человек. Рядом с ним мало кто живет, да и те стараются обходить его стороной.
Честное слово, не знаю, что на меня нашло в тот миг, но я выпалила:
– Да, я пришла через лес Призраков, а до этого почти год прожила с заколдованным медведем в замке в горе за лесом.
Мама и дочка молча уставились на меня. Наверное, Софи уже жалела, что приняла сумасшедшую, и думала, как бы поскорее меня выставить.
И в этот миг Эстель крикнула:
– Мама, это тот белый медведь!
– Да, да, – рассеянно ответила Софи. И рассказала, что за последние два-три года Эстель несколько раз говорила, что видела белого медведя, который бродил по окрестным полям. Софи не верила, полагая, что дочка придумывает.
– Это правда, – убежденно сказала я.
Софи удивленно покачала головой. Мне пришлось рассказать ей, что происходило в замке и про свой план найти ту землю, которая лежит к востоку от солнца и к западу от луны.
– Невероятно, – сказала в конце Софи и тут же твердо добавила, что, прежде чем думать о путешествиях, я должна восстановить силы и избавиться от кашля. Мне уже не терпелось отправиться дальше, но я знала, что Софи права.
В углу комнаты стоял замечательный станок, на котором начали ткать что-то шерстяное. У меня не было денег, чтобы отблагодарить Софи за ее доброту и заботу, поэтому на следующий день я предложила помочь ей. Софи сказала, что никакой награды ей не нужно, но я настояла. Подошла к станку, села на маленький табурет и начала ткать.
Я была рада, что снова могу заниматься любимым делом, хотя поначалу это навеяло воспоминания о замке. Правда, этот станок больше походил на те, которые были у нас дома, поэтому я стана думать о Недди и Снурри, а потом меня затянула работа.
Вскоре я обнаружила, что соткала длинное полотнище. Софи и Эстель стояли рядом и смотрели на меня так, будто я была троллем с семью головами.
– Великолепно! – воскликнула Софи.
Она взяла полотно в руки и спросила, где я научилась так ткать. А Эстель добавила, что мои руки двигались так быстро, что она еле их замечала.
Я смутилась и сказала, что ничего необычного в этом нет, просто я начала ткать с младенчества. Софи опять изумленно покачала головой.
После обеда Софи пошла собрать сено в скирды, а я осталась с Эстель и помогла ей приготовить ужин. Мы справились быстро: сварили овощную похлебку с мясом и оставили ее над огнем в очаге. Эстель предложила сыграть в ее любимую игру. Она вытащила деревянную дощечку, на которой были нарисованы квадраты, и маленькую коробочку с фигурками для игры, мастерски вырезанными из дерева.
Эстель объяснила мне правила игры, которую называла шахматами. Но потом как-то быстро потеряла интерес к настоящей игре и стала придумывать свои правила и истории про фигурки.
– Их вырезал папа, – сказала она мне. – А я придумала для каждой имя.
Она показала на одну замысловатую фигуру:
– Это важная дама, королева Марабу!
По словам Эстель, королева Марабу была отважной юной леди, с которой много всего приключалось; однажды она даже победила огромное войско ужасных существ, среди которых была ведьма-тролль с двенадцатью головами, скользкое чудовище по имени Боунлесс, который воровал у людей кости, потому что у него своих не было, и огнедышащий волк-привидение.
Мой французский прошел хорошую проверку в этих сказках: мне удалось понять почти все и даже выучить несколько новых слов.
Эстель играла королевой Марабу, а мне досталась роль всех остальных фигур с доски, и тех, кто прислуживал королеве, и ее глупых врагов. Когда пришла моя очередь играть роль волка-привидения и завывания мои оказались не такими, как нужно было Эстель, она решила, что устала играть в шахматы.
И начала учить меня играть в хлопки. Это было похоже на игру, в которую мы играли с сестрами, только песня начиналась по-другому:
Эстель недовольно посмотрела на меня.
– Давай другой стишок, – сказала я, глотая слезы.
Она с легкостью перешла на другую песенку, и хлопки раздались снова. Затем она вспомнила еще одну песенку и еще… Потом она спросила меня про серебряное колечко. Я рассказала, что человек, который был белым медведем, подарил мне его, прежде чем исчезнуть. Я сняла кольцо с пальца и показала ей надпись Valois. Эстель не знала, что это значит (как и ее мама, которую я спросила позже). Я надела колечко на палец, и мы продолжили игру. Последний стишок был таким:
Когда я легла на соломенный тюфяк, в голове продолжали крутиться стишки. Овцы, прыгающие по солнцу, коты, охотящиеся на луну… Я, наверное, сама луну поймаю, если найду путь к той земле, что лежит к востоку от солнца и к западу от луны.
И вдруг до меня дошло, как будто обухом по голове ударило. Я даже села.
«К востоку от солнца и к западу от луны» ничего не обозначало. Это была присказка, вроде песенок Эстель. Головоломка, не имеющая ответа. Когда незнакомец сказал, что они отправятся «к востоку от солнца и к западу от луны», он имел в виду, что уйдет в никуда, в такое место, куда мне будет не добраться. Почему он выбрал именно эти слова? Может, только так ему было позволено сказать? Или так ему самому сказали?
Ну что ж, не важно. Я все равно отыщу его. Хватит сидеть, пора отправляться на поиски.
Утром я сказала об этом Софи.
– Слишком рано, – возразила она. – Подожди еще немного, чтобы окрепнуть.
– Мне нужно идти, – сказала я.
– Тогда мы с Эстель пойдем с тобой, – ответила Софи не менее решительно.
Я удивленно взглянула на нее:
– Я даже не знаю, куда пойду.
– Тогда я помогу тебе. Ты ведь точно знаешь, в каком направлении идти?
– На север. Сани умчались на север. А Туки говорил о земле, покрытой снегом и льдом. Думаю, королева отвезла его туда.
Софи кивнула и сказала:
– У меня есть кое-что для тебя.
И вышла из комнаты. Вернулась она со свитком пергамента. Я сразу догадалась, что это. Карта. Она принадлежала мужу Софи, который привез ее из морского путешествия. Он был моряком, в море и погиб.
Это была хорошая карта португальского картографа.
– Теперь она твоя, – улыбнулась Софи.
– Нет, я не могу ее принять.
– Можешь, – сказала она.
Она развернула карту, разложила ее на столе в кухне и показала точку на юго-западе Франции.
– Мы здесь.
Я нашла на карте Норвегию и не поверила своим глазам. Как далеко ушли мы с медведем! За семь дней пересекли большую часть Франции, по меньшей мере половину Норвегии, Германию, Голландию и Данию. Мне для этого понадобится год или еще больше, не говоря о путешествии через Северное море.
Софи наблюдала за мной. Она заметила и удивление и смятение на моем лице, положила руку мне на плечо и сказала:
– Мужайся!
Я изучила карту и решила, что пойду к портовому городку Ла-Рошель, где постараюсь попасть на корабль, плывущий на север. Я не знала, как мне удастся сесть на корабль без денег, но другого выхода не было. Добраться по морю было бы намного быстрее, чем шагать пешком по земле. Оказалось, что брат Софи живет в Ла-Рошели и хорошо знает порт. Наверное, он мог бы помочь мне. Софи и Эстель собирались проводить меня до Ла-Рошели. Софи давно не видела своего брата, а теперь представился такой хороший случай навестить его.
Мы вышли на следующее утро.
– Maman, maman![20] – закричала она.
Я почувствовала запах еды. Я была в каком-то доме.
Девочке ответил женский голос, но я не поняла ни слова. Появилось еще одно лицо. Это была приятная женщина с золотисто-каштановыми волосами и широкой, дружелюбной улыбкой.
– Comment allez-vous?[21] – спросила она.
Она говорила по-французски, я сразу поняла. Давным-давно я слышала, как на нем говорят. Когда я читала медведю в замке французские книги, я всегда переводила на норвежский. Воспоминания нахлынули, и я закрыла глаза, но тут начался приступ кашля, и я снова их открыла.
– Эстель! – Я услышана, как женщина сказала несколько слов, и темноволосая девочка ушла.
Грудь болела, я не могла перестать кашлять. Женщина положила мне на лоб холодную тряпицу, потом пришла девочка с чашкой, и женщина стала меня поить. Я выпила что-то очень теплое и вкусное. Похоже на чай с медом. Кашель утих, и я уснула.
Когда я снова проснулась, в комнате горел тусклый свет. Слышно было, как женщина тихонько напевает. Я повернулась и увидела, что она сидит у очага и шьет. Я лежала на соломенном тюфяке, накрытая теплым шерстяным одеялом.
Женщина заметила, что я проснулась, и, отложив шитье, подошла ко мне.
– Comment allez-vous? – спросила она снова.
Я поняла, что она спрашивает о моем самочувствии.
– Сожалею… – сказала я, – но я не говорю по-французски. – Мой акцент, наверное, был ужасен, она удивленно смотрела на меня некоторое время, но потом, видимо, поняла.
– Норвежский, – сказала я.
Она кивнула:
– Oui, Njord.[22]
Тут появилась темноволосая девочка.
– Maman?
– Estelle, elle est Njorden[23], – объяснила мама дочери, указывая на меня.
Я закашлялась. Мать бросилась на кухню и принесла чашку, которую наполнила из чайника, висевшего над огнем. Я снова выпила медового чая.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Merci.[24]
Несколько дней я пила этот чудесный чай, ела суп, женщина, которую звали Софи, и ее дочь Эстель ухаживали за мной, и у меня снова появились силы. На третий день я даже смогла сидеть. Меня все еще мучил кашель, но приступы становились все реже.
Мой французский, которому я научилась в детстве и вспомнила в замке, позволил мне довольно сносно общаться с Софи и Эстель. Я узнала, что мама и дочка живут вдвоем в отдаленной провинции Франции. Муж Софи умер несколько лет назад. Софи подумывала о переезде на побережье, где жил ее брат, но слишком любила свою деревеньку.
О себе я рассказала очень туманно. Не хотелось, чтобы добрая женщина подумала, что я помешанная, – так и случилось бы, если бы я рассказала ей о замке в горе и заколдованном медведе. Я сказала, что приехала погостить у родственников и заблудилась. Не знаю, поверила ли она мне: одета невесть во что, за спиной вещевой мешок, но Софи не стала задавать вопросы.
Девочка оказалась очень милой. Ей нравилось слушать, как я коверкаю французские слова, и она со смехом поправляла меня. На четвертый день Эстель вдруг спросила: а не пришла ли я из леса, «посещаемого призраками»? Я поинтересовалась, что это значит. Эстель поднялась на цыпочки и скорчила гримасу. Она бродила по комнате, выла и стонала. Я уставилась на нее в полном недоумении. Вошла Софи и принялась смеяться.
Она попыталась объяснить мне, что Эстель изображает призрака.
Наверное, она подумала, что я пришла из леса с привидениями. Я попросила их рассказать подробнее. Софи описала глухой лес, который находился от их дома на расстоянии нескольких дней пути. Говорили, что в этом лесу живут привидения, потому что за последние годы там необъяснимо пропали несколько человек. Рядом с ним мало кто живет, да и те стараются обходить его стороной.
Честное слово, не знаю, что на меня нашло в тот миг, но я выпалила:
– Да, я пришла через лес Призраков, а до этого почти год прожила с заколдованным медведем в замке в горе за лесом.
Мама и дочка молча уставились на меня. Наверное, Софи уже жалела, что приняла сумасшедшую, и думала, как бы поскорее меня выставить.
И в этот миг Эстель крикнула:
– Мама, это тот белый медведь!
– Да, да, – рассеянно ответила Софи. И рассказала, что за последние два-три года Эстель несколько раз говорила, что видела белого медведя, который бродил по окрестным полям. Софи не верила, полагая, что дочка придумывает.
– Это правда, – убежденно сказала я.
Софи удивленно покачала головой. Мне пришлось рассказать ей, что происходило в замке и про свой план найти ту землю, которая лежит к востоку от солнца и к западу от луны.
– Невероятно, – сказала в конце Софи и тут же твердо добавила, что, прежде чем думать о путешествиях, я должна восстановить силы и избавиться от кашля. Мне уже не терпелось отправиться дальше, но я знала, что Софи права.
В углу комнаты стоял замечательный станок, на котором начали ткать что-то шерстяное. У меня не было денег, чтобы отблагодарить Софи за ее доброту и заботу, поэтому на следующий день я предложила помочь ей. Софи сказала, что никакой награды ей не нужно, но я настояла. Подошла к станку, села на маленький табурет и начала ткать.
Я была рада, что снова могу заниматься любимым делом, хотя поначалу это навеяло воспоминания о замке. Правда, этот станок больше походил на те, которые были у нас дома, поэтому я стана думать о Недди и Снурри, а потом меня затянула работа.
Вскоре я обнаружила, что соткала длинное полотнище. Софи и Эстель стояли рядом и смотрели на меня так, будто я была троллем с семью головами.
– Великолепно! – воскликнула Софи.
Она взяла полотно в руки и спросила, где я научилась так ткать. А Эстель добавила, что мои руки двигались так быстро, что она еле их замечала.
Я смутилась и сказала, что ничего необычного в этом нет, просто я начала ткать с младенчества. Софи опять изумленно покачала головой.
После обеда Софи пошла собрать сено в скирды, а я осталась с Эстель и помогла ей приготовить ужин. Мы справились быстро: сварили овощную похлебку с мясом и оставили ее над огнем в очаге. Эстель предложила сыграть в ее любимую игру. Она вытащила деревянную дощечку, на которой были нарисованы квадраты, и маленькую коробочку с фигурками для игры, мастерски вырезанными из дерева.
Эстель объяснила мне правила игры, которую называла шахматами. Но потом как-то быстро потеряла интерес к настоящей игре и стала придумывать свои правила и истории про фигурки.
– Их вырезал папа, – сказала она мне. – А я придумала для каждой имя.
Она показала на одну замысловатую фигуру:
– Это важная дама, королева Марабу!
По словам Эстель, королева Марабу была отважной юной леди, с которой много всего приключалось; однажды она даже победила огромное войско ужасных существ, среди которых была ведьма-тролль с двенадцатью головами, скользкое чудовище по имени Боунлесс, который воровал у людей кости, потому что у него своих не было, и огнедышащий волк-привидение.
Мой французский прошел хорошую проверку в этих сказках: мне удалось понять почти все и даже выучить несколько новых слов.
Эстель играла королевой Марабу, а мне досталась роль всех остальных фигур с доски, и тех, кто прислуживал королеве, и ее глупых врагов. Когда пришла моя очередь играть роль волка-привидения и завывания мои оказались не такими, как нужно было Эстель, она решила, что устала играть в шахматы.
И начала учить меня играть в хлопки. Это было похоже на игру, в которую мы играли с сестрами, только песня начиналась по-другому:
Эстель повторяла слова, когда мы ударяли друг друга правой рукой по правой руке, а потом левой по левой и вместе. А я думала о своей прачечной в замке, вспоминала, как аккуратно стирала каждую неделю белую ночную рубаху. Слезы навернулись на глаза, и я сбилась с ритма.
Старушка должна встать у бочки, у бочки,
Грязное белье постирать, постирать;
Когда оно будет красивым и чистым,
Наденет его и пойдет танцевать.
Эстель недовольно посмотрела на меня.
– Давай другой стишок, – сказала я, глотая слезы.
Она с легкостью перешла на другую песенку, и хлопки раздались снова. Затем она вспомнила еще одну песенку и еще… Потом она спросила меня про серебряное колечко. Я рассказала, что человек, который был белым медведем, подарил мне его, прежде чем исчезнуть. Я сняла кольцо с пальца и показала ей надпись Valois. Эстель не знала, что это значит (как и ее мама, которую я спросила позже). Я надела колечко на палец, и мы продолжили игру. Последний стишок был таким:
Эстель повторяла его снова и снова, и казалось, никогда не остановится, но тут вернулась Софи, и мы пошли ужинать.
Солнце светит на востоке, луна на западе,
И свинки кувыркаются в кукушкином гнезде.
Овца по солнцу прыгает, луну поймала кошка,
И все едят клубничный джем золоченой ложкой.
Когда я легла на соломенный тюфяк, в голове продолжали крутиться стишки. Овцы, прыгающие по солнцу, коты, охотящиеся на луну… Я, наверное, сама луну поймаю, если найду путь к той земле, что лежит к востоку от солнца и к западу от луны.
И вдруг до меня дошло, как будто обухом по голове ударило. Я даже села.
«К востоку от солнца и к западу от луны» ничего не обозначало. Это была присказка, вроде песенок Эстель. Головоломка, не имеющая ответа. Когда незнакомец сказал, что они отправятся «к востоку от солнца и к западу от луны», он имел в виду, что уйдет в никуда, в такое место, куда мне будет не добраться. Почему он выбрал именно эти слова? Может, только так ему было позволено сказать? Или так ему самому сказали?
Ну что ж, не важно. Я все равно отыщу его. Хватит сидеть, пора отправляться на поиски.
Утром я сказала об этом Софи.
– Слишком рано, – возразила она. – Подожди еще немного, чтобы окрепнуть.
– Мне нужно идти, – сказала я.
– Тогда мы с Эстель пойдем с тобой, – ответила Софи не менее решительно.
Я удивленно взглянула на нее:
– Я даже не знаю, куда пойду.
– Тогда я помогу тебе. Ты ведь точно знаешь, в каком направлении идти?
– На север. Сани умчались на север. А Туки говорил о земле, покрытой снегом и льдом. Думаю, королева отвезла его туда.
Софи кивнула и сказала:
– У меня есть кое-что для тебя.
И вышла из комнаты. Вернулась она со свитком пергамента. Я сразу догадалась, что это. Карта. Она принадлежала мужу Софи, который привез ее из морского путешествия. Он был моряком, в море и погиб.
Это была хорошая карта португальского картографа.
– Теперь она твоя, – улыбнулась Софи.
– Нет, я не могу ее принять.
– Можешь, – сказала она.
Она развернула карту, разложила ее на столе в кухне и показала точку на юго-западе Франции.
– Мы здесь.
Я нашла на карте Норвегию и не поверила своим глазам. Как далеко ушли мы с медведем! За семь дней пересекли большую часть Франции, по меньшей мере половину Норвегии, Германию, Голландию и Данию. Мне для этого понадобится год или еще больше, не говоря о путешествии через Северное море.
Софи наблюдала за мной. Она заметила и удивление и смятение на моем лице, положила руку мне на плечо и сказала:
– Мужайся!
Я изучила карту и решила, что пойду к портовому городку Ла-Рошель, где постараюсь попасть на корабль, плывущий на север. Я не знала, как мне удастся сесть на корабль без денег, но другого выхода не было. Добраться по морю было бы намного быстрее, чем шагать пешком по земле. Оказалось, что брат Софи живет в Ла-Рошели и хорошо знает порт. Наверное, он мог бы помочь мне. Софи и Эстель собирались проводить меня до Ла-Рошели. Софи давно не видела своего брата, а теперь представился такой хороший случай навестить его.
Мы вышли на следующее утро.
Королева троллей
Наше прибытие во дворец оказалось таким, как я мечтала. Собралась большая толпа, все были нарядно одеты. Мне сказали, что Симка трудилась день и ночь над роскошным пиром, который ждал пас вечером. Единственное, что портило праздник возвращения, – это недоумение, читавшееся в глазах моих ближайших советников. Никто не осмелился сказать что-нибудь вслух, когда я повелела, чтобы мягкокожему мужчине отвели несколько комнат рядом с моими, по я чувствовала, что они не в восторге.
Урда – вечно недовольная Урда – одна осмелилась сказать, что я сделала ошибку, взяв себе мягкокожего. Всю дорогу в санях она без устали повторяла, что мой народ никогда не примет его во дворце. В конце концов пришлось заклеить ей рот колдовством. (Как ей это не понравилось!)
Урда ошибается. Я смогу склонить народ на свою сторону.
Я представлю его ко двору сегодня вечером. Но я не скажу им, что он станет их королем. Лучше подождать, дать им время привыкнуть к его присутствию. А потом я прикажу им готовиться к свадьбе.
Для меня видеть, как он входит в ворота моего дворца, было символом исполнения самых заветных желаний. Радость моя невыразима, она горит во мне, словно маленький кусочек солнца.
Урда – вечно недовольная Урда – одна осмелилась сказать, что я сделала ошибку, взяв себе мягкокожего. Всю дорогу в санях она без устали повторяла, что мой народ никогда не примет его во дворце. В конце концов пришлось заклеить ей рот колдовством. (Как ей это не понравилось!)
Урда ошибается. Я смогу склонить народ на свою сторону.
Я представлю его ко двору сегодня вечером. Но я не скажу им, что он станет их королем. Лучше подождать, дать им время привыкнуть к его присутствию. А потом я прикажу им готовиться к свадьбе.
Для меня видеть, как он входит в ворота моего дворца, было символом исполнения самых заветных желаний. Радость моя невыразима, она горит во мне, словно маленький кусочек солнца.
Роуз
До порта Ла-Рошель мы добрались менее чем за две недели. Я была рада, что Софи и Эстель пошли со мной, но меня беспокоило, что я не могу по-настоящему отблагодарить их за все, что они сделали. Софи и слушать меня не стала, но я поклялась, что найду способ вознаградить ее.