Белый медведь

   Не испугалась.
   Ее рот, улыбка.
   Пронизывает.
   Так давно, такая потеря.
   Один.
   Всегда один.
   Плащ. Ловит ветер.
   Цвета.
   Север.
   Юг.
   Восток.
   Запад.
   Карие глаза.
   Север, юг, восток, запад.
   Восток.
   Не боится.

Недди

   Роуз что-то прошептала, но я не расслышал. Ее взгляд был прикован к зарослям деревьев, которые начинались прямо у меня за спиной.
   – Белый медведь, Недди, – сказала она громче.
   Но когда я повернулся, там никого не было.
   Роуз затащила меня в рябинник, и мы стали ползать по земле, стараясь найти следы огромного зверя.
   – Ты ведь веришь мне, да? – спросила она.
   Никаких следов не было. Но все равно я верил, хотя и не сказал.
   – Пора ужинать, – бросил я и повернул к дому.
   Роуз сияла плащ и, складывая его па ходу, поспешила за мной.
   – Что такое, Недди?
   – Ничего. – Я попытался ответить нормальным голосом. – Вечереет…
   Но я лгал. Я очень испугался. Не белого медведя и не за себя.
   – Мне кажется, ты от меня что-то скрываешь, – не отставала сестра.
   – С чего ты это взяла?
   Роуз взглянула на меня:
   – Как бы мне хотелось, чтобы ты его увидел, Недди. Он такой большой, а глаза… Как будто он чего-то хочет. И еще он был печален.
   – Тебе показалось, – поспешно проговорил я. – Сейчас слишком жарко для белых медведей. Да ты ведь знаешь, они не заходят так далеко на юг даже зимой. Может, это была белая олениха. У них тоже печальные глаза.
   Да, я говорил неправду. Ведь я видел глаза белого медведя несколько лет назад. И я не сомневался, что это был тот же самый зверь.
   После того как я увидел глаза медведя, спасшего Роуз, я стал расспрашивать о них всех, кого встречал. Многие ничего не знали. Зато один торговец, который ходил далеко на север с охотниками-саами[6], оказался весьма сведущим человеком.
   – Прежде чем я отправился ловить белого медведя, – поведал мне торговец, – саами научили меня. Они сказали, что я должен знать все об этом животном, если собираюсь поймать его. Саами называют его Великий Путешественник, или Медведь-Призрак. Были у них и другие названия: Тот, Кто Ходит, Не Оставляя Тени, Ледяной Гигант, Белая Громадина, Морской Медведь. – Торговец сделал паузу, а затем продолжил: – Белый медведь – одинокий странник, он никогда не ходит в стае или даже с подругой. Передвигается на четырех лапах, а уж если встанет на задние лапы, то может оказаться и десять футов[7] ростом. Он живет обонянием. Саами так говорят: «Упадет иголка с сосны. Ястреб ее увидит. Олень услышит. А белый медведь унюхает». У него черные глаза, черный нос, на каждой лапе по пять черных когтей. Все остальное белоснежное.
   Я слушал торговца, а глаза мои были прикованы к шраму у него на лбу. Может, это медведь поцарапал его своим черным когтем?
   Я узнавал все больше. Например, что место обитания белых медведей простирается к северу от нас, там, где снег укрывает землю чуть ли не двенадцать месяцев в году. Случалось, что белые медведи захаживали и в наши края, но крайне редко и только в суровые зимние месяцы.
   Я узнал, что зрение у медведя намного слабее обоняния, хотя все равно они очень хорошо видят. У них есть еще одно веко, которое защищает глаза от сияния снега, помогает смотреть под водой и пробираться сквозь буран.
   Я узнал, что из всех медведей у белого самая густая и мягкая шерсть и только на носу и подушечках лап она отсутствует. У медведя сорок два зуба, включая длинные острые клыки. Животное питается мясом, но может прожить на ягодах и траве, если нужно. Сила белого медведя стала легендой. Говорят, он может убить одним ударом лапы.
   Я даже написал стихотворение о белом медведе. Оно начиналось так:
 
Призрачный странник на троне кочующем, севера царь, —
Властвуй, медведь одинокий!
Каждому встречному смерть приносящий ныне, как встарь.
 
   Вскоре после этого я решил, что не буду поэтом.

Отец

   В тот день, когда Роуз принесла домой готовый плащ, мне показалось, что с ней произошло нечто очень важное. И с Недди тоже. Оба притихшие, замкнутые. На ссору не похоже. Я спросил Роуз, как вела себя вдова Озиг, и услышал в ответ:
   – Не хуже, чем обычно.
   Потом Роуз расправила плащ и показала его мне.
   Я с изумлением его оглядел. Не верилось, что моя дочь Ниам, моя Роуз сделала такое своими руками. Здесь было больше цвета и вдохновения, чем можно было себе представить.
   – Твоя роза ветров…
   – Да, папа. Надеюсь, ты не против, что я ее скопировала.
   – Конечно же нет. Это… – запнулся я, вдруг осознав, что ложь прокралась и сюда. Сама того не подозревая, Роуз вплела ложь в свой плащ.
   Я снова стал восхищаться способностями дочери. Думаю, Роуз что-то почувствовала и несколько раз удивленно на меня взглянула, пока все вокруг собирались, чтобы полюбоваться работой. В тот вечер Ольда приготовила праздничный ужин, вытащив все, что осталось, из нашей кладовки.
   Тот день, когда дочь принесла домой плащ, оказался последним счастливым днем для нашей семьи. Роуз было тогда почти пятнадцать лет, а бедствовать мы начали еще с того года, когда она родилась. Иногда мне приходила в голову мысль, что наши неудачи связаны с ложью про рождение Роуз, но я тут же упрекал себя в том, что становлюсь таким же суеверным, как Ольда.
   Я был неважным земледельцем. Когда мы только перебрались из Бергена на ферму, удача улыбалась нам. Но с тех пор все изменилось к худшему. Той осенью, когда Роуз закончила плащ, мы едва сводили концы с концами и часто голодали.
   В довершение всего родственник Ольды, у которого дела тоже пошли вкривь и вкось, был вынужден продать все свои земельные участки. Нашу ферму купил преуспевающий торговец, который жил очень далеко – в городе Осло[8]. На лошади ехать до Осло не меньше месяца, поэтому самого торговца мы не видели. К нам приезжал посыльный от его уполномоченного Могенса. Плата за ферму не взлетела вверх сразу, но мало-помалу стала увеличиваться и постепенно сравнялась с нашим доходом, так что на жизнь почти ничего не оставалось. Со временем двое наших старших детей уехали с фермы. Нильс Отто отправился в Данию, где надеялся найти работу. А Зёльда Орри вышла замуж за кузнеца и переехала с ним в другую часть Норвегии. Мы редко получали от них весточки.
   В тот день, когда Роуз принесла домой плащ, на нас обрушился последний удар. От Могенса пришло письмо, в котором сообщалось, что мы должны освободить ферму в течение месяца.
   В семье Ольды в живых остались только брат и сестра, перебравшаяся в Исландию после того, как муж покинул ее. Единственные люди, к которым мы могли обратиться, были мои родственники.
   Скрепя сердце я сочинил письмо брату, который вел дела семейной фермы. Я не был уверен, что он нас примет, ведь мы давным-давно не виделись. Даже если он нас пожалел бы, до места, где я вырос, было очень далеко, и я боялся, что нам не хватит денег на дорогу. Мы уже продали повозку и всю скотину с фермы, чтобы заплатить долг новому владельцу земли.
   Но потом я взглянул на голодные лица, на старую заношенную одежду моих домочадцев и понял, что выбора нет.
   Были мгновения, когда я приходил в отчаяние. Я называл себя неудавшимся мужем и отцом, и даже думал о самоубийстве.
   В то нелегкое время Ольда была мне опорой и поддержкой. Несмотря на суеверия, она была сильной и преданной женщиной. Она никогда не обвиняла и не осуждала меня, не жаловалась на свою судьбу. Каким-то образом ей удавалось превратить одну ложку еды в две, починить самую ветхую одежду.
   Правда, Ольда любила придумывать объяснения, основанные на суевериях, почему нам так не везет. Тем не менее она стойко взваливала на себя все тяготы нищеты и не давала нам раскисать.
   И вдруг заболела Зара.

Недди

   Когда заболела Зара, я почувствовал, что в маминой душе поселился страх. До этого момента она была спокойна и уверена. Я понимал, что болезнь дочери заставила их с отцом вспомнить смерть Оливи.
   В доме тогда осталось пятеро детей: я, Роуз, Зара, Зорда и Биллем.
   Мы ждали ответа от брата отца. Это была наша единственная надежда. Но стало ясно, что, даже если он согласится нас принять, мы не сможем совершить такое далекое путешествие, пока Зара болеет.
   К счастью, сосед Торск предложил нам на время перебраться к нему, чтобы мы не остались на улице, когда приедет владелец земли. Сам Торск тоже едва сводил концы с концами, но у него хоть осталась собственная ферма. Мы знали, что не можем задерживаться у него слишком долго и посягать на его скудные запасы.
   Я для себя решил, что, как и старший брат Нильс, уйду из дома и попытаюсь сам устроиться в жизни. Тогда я буду посылать все, что заработаю, семье. Давняя мечта учиться в большом городе растаяла как дым.
   Мама не отходила от Зары ни на минуту. Отец бесцельно бродил вокруг дома – он как будто постарел лет на двадцать. На ферме нам оставалось жить чуть больше двух недель.
   В ту осень рано начались холода. Первый буран налетел еще до того, как удалось собрать последний урожай. Спустя несколько дней потеплело и снег стаял, но было уже поздно. А потом наступила обычная осенняя погода – бесконечный холодный дождь.
   Как-то вечером, когда за окном дождь лил как из ведра, мы собрались у очага. Вдруг за дверью послышался какой-то звук. Мама сидела в глубине комнаты около Зары, которая только что заснула.
   Звук повторился. Я обменялся взглядом с отцом, подошел к двери и осторожно приоткрыл ее, желая узнать, кто или что могло быть снаружи в такой вечер. И успел заметить только белое пятно, прежде чем дверь распахнулась. Я отступил, и что-то огромное и мокрое ворвалось внутрь.
   Я увидел большого белого медведя, который остановился посреди комнаты.
   В открытую дверь врывался ветер с холодным дождем, но никто этого не замечал.
   – Закрой дверь. – Голос был странный, тяжелый.
   Это казалось невозможным, но я сразу понял, что голос принадлежал белому медведю.
   Сестра Зорда покачнулась, готовая вот-вот упасть в обморок. Я подскочил к ней и схватил за плечи. Она дрожала.
   Роуз подошла к двери и захлопнула ее.
   Это было похоже на сон: громадный зверь ворвался к нам в дом. Медведь стоял на четырех лапах и ростом был с меня. Вода лилась с его шерсти на деревянный пол. Когда-то давно я уже видел подобное.
   Я сразу догадался, что это был тот самый медведь, которого я видел в детстве, тот, который спас Роуз. Даже если у меня и оставались сомнения, то они рассеялись, как только я взглянул в его черные глаза. Это был тот самый медведь. Дурные предчувствия переполняли меня.
   Он оглядел комнату, нас всех – одного за другим. Дольше всего смотрел на Роуз. Потом повернулся к отцу.
   – Если вы отдадите мне свою младшую дочь… – Зловещий голос эхом пронесся по комнате. Он говорил медленно, останавливаясь после каждого слова, как будто ему было очень трудно, даже больно произносить слова. – Тогда та, которая умирает, поправится. А сами вы станете богатыми, будете жить в довольстве и покое.
   Тишину в комнате нарушали лишь шум дождя снаружи да потрескивание дров в очаге. Медведь снова заговорил:
   – Если вы отдадите мне свою младшую дочь, тогда та, которая умирает… – Он повторил свою речь, так же переводя дыхание после каждого слова.
   Мама поднялась с табурета около кровати Зары.
   – Вы могли бы вылечить мою дочь? – спросила она почти шепотом, а в глазах засветилась отчаянная надежда.
   – Да, – прорычал голос.
   – Как?
   – Если вы отдадите мне свою младшую дочь, тогда та, которая умирает… – начал медведь в третий раз.
   Но тут встал отец. Он как будто только что собрался с мыслями – как после удара.
   – Хватит, – сказал он громко. – Ты не получишь Роуз. И никого другого.
   Медведь повернулся к отцу, потом к Роуз.
   – Не решайте так скоро, – проговорил он. – Я вернусь через семь дней. Тогда вы мне и ответите.
   И пошел к двери. Я сам видел, как Роуз ее плотно закрыла, но дверь распахнулась сама собой, и медведь исчез в ночи.
   Отец быстро подошел к двери и захлопнул ее.
   Мы все изумленно молчали. Если бы не большая лужа посредине комнаты, где стоял медведь, думаю, никто из нас, кроме Роуз и мамы, вообще не поверил бы в то, что все происходило наяву.
   – Арни, – сказала мама.
   – Отец, – послышался голос Роуз.
   Они заговорили одновременно, но отец покачал головой.
   – Тут нечего обсуждать, – произнес он не терпящим возражений тоном. – Это колдовство, мы не будем в нем участвовать. Ни за какие обещания или богатства.
   – Но, Арни, – сказала мама, – подумай о нашей Заре…
   – Нет! – резко ответил он. Никогда раньше я не слышал, чтобы отец повышал голос на маму.
   Мама побледнела:
   – Но мы должны уважить его просьбу. Иначе на нас обрушатся еще большие неприятности.
   – Ольда, мы не будем больше об этом говорить, – отчеканил отец. – Иди к Заре. Холодный воздух не пошел, ей на пользу.
   Мама вернулась к Заре, но, несмотря на бешенство отца, в ее глазах все еще светился лучик надежды. Было ясно, что она так этого не оставит. Я сходил за платком для дрожащей Зорды, потом повернулся к Роуз. Она сидела на стуле возле огня, я сел рядом и взял ее за руку. Та оказалась совсем холодная. Взгляд сестры испугал меня. В нем было волнение, смешанное со страхом и замешательством.
   – Что все это значит, Недди?
   Я покачал головой.
   – Когда я была маленькой, мама рассказывала мне истории, в которых животные разговаривали. Я, конечно же, ей не верила, но теперь…
   Я молчал.
   – Ты видел, как переливалась его шерсть?
   – Она была мокрая, – рассеянно ответил я.
   – Белый медведь, – выдохнула она. – Как раз такой, с каким я мысленно дружила в детстве.
   Я наклонился, чтобы помешать угли в очаге.
   – А ты видел его глаза? Недди, как ты думаешь, это может быть тот же медведь, которого я повстречала на днях? Думаю, это он.
   Я опять покачал головой, не желая по некоторым соображениям одобрять такую мысль. Но тут подошел отец и прервал нас.
   – Надо еще помыть посуду, а потом, наверное, лучше пойти спать.
   Мы послушно встали. Отец взял Роуз за руку.
   – Не позволю ни одному дикому животному забрать тебя, Роуз. Ты это знаешь. Я всегда буду тебя защищать.
   – Но, папа, а как же Зара?
   – Мы будем о ней заботиться. И она поправится.
   Теперь Роуз покачала головой:
   – По крайней мере, нужно…
   – Нет, – решительно оборвал отец.
   Позже, когда мы укладывались спать, Роуз прошептала:
   – Почему белому медведю понадобилась именно я, Недди?
   Я понятия не имел, хотя в глубине души чувствовал, что ответ скрывается в грустных глазах животного. Ему было что-то очень-очень нужно.

Роуз

   В течение следующего дня я вздрагивала из-за малейшего шума и не могла ни на чем сосредоточиться.
   Мы все были раздражены, взвинчены и вообще не похожи сами на себя.
   Отец запретил даже упоминать про белого медведя и его просьбу. Я слышала, как они с мамой ссорились по ночам. Они старались говорить тихо, но однажды я невольно подслушала их разговор.
   – Я не буду жертвовать одной дочерью ради другой, – сказал отец.
   – Дело не в этом, – отвечала мама. – Если мы ничего не предпримем, Зара точно умрет.
   – Почему ты так уверена, что этот белый медведь вылечит Зару?
   Мама тихо ответила, я не разобрала слов. Потом папа прервал ее:
   – Неужели ты действительно хочешь доверить жизнь Роуз дикому северному созданию за призрачное обещание чуда? Это сумасшествие. Если Роуз уйдет с белым медведем, мы больше никогда ее не увидим. Обменять ее жизнь на здоровье Зары – тут даже не о чем спорить!
   Прошло несколько дней, Заре не стало ни хуже, ни лучше. Местный лекарь сказал, что нам нужно продолжать поить ее травяными настоями. Мы готовились переехать к Торску на ферму, чтобы пожить там до тех пор, пока не получим известия от брата отца.
   Я все время думала о белом медведе, ничто другое просто в голову не шло. И решила: несмотря ни на что, мне нужно принять его предложение.
   Однажды днем я попыталась обсудить это с Недди, пока мы складывали наши скудные пожитки в дорожные сундуки.
   – Я пойду с белым медведем, – выпалила я.
   Недди с ужасом взглянул на меня.
   – Не могу сидеть спокойно и смотреть, как Зара умирает. – Я заговорила быстро, чтобы убедить Недди. – Особенно теперь, когда знаю, что нужно сделать для ее спасения.
   – Роуз, – умоляюще сказал Недди, – ты не должна об этом думать!
   – Еще медведь сказал, что исчезнет нищета, в которой мы уже почти утонули. Только подумай, Недди, отец снова мог бы заняться картами. А ты поехал бы в Берген учиться – ты об этом всегда мечтал!
   – Нет, – убежденно ответил Недди. – Если это животное и могло бы такое устроить, цена, которую ты должна заплатить, слишком высока.
   Я молчала. Обсуждать это с Недди было бесполезно. Пришлось оставить все свои мысли и планы при себе.
   Кроме этого, у меня был еще один повод уйти с белым медведем. Мне просто хотелось уйти с ним. Я понимала, что это безумие – отправиться в неизвестные земли с диким животным, которое, без сомнения, сожрет меня в конце путешествия. Я боялась умереть. Но все равно хотела уйти.
   Я знала, что отец никогда не согласится.
   Что касается мамы, меня очень смутило то, с какой легкостью она согласилась отдать меня белому медведю. Неужели она не любила меня? А если бы медведь попросил Оливи, так же охотно мама рассталась бы с ней?
   На шестой день я рано вернулась от вдовы Озиг. Я вошла в дальнюю комнату и случайно услышала, как мама с папой громко разговаривают в гостиной. Я подумала, что они опять ссорятся, и чуть было не вошла к ним, но вдруг услышала, как папа сказал с тоской:
   – Я не могу перестать думать о том, что за всем этим стоит ложь о рождении Роуз.
   Ложь? У меня по спине побежали мурашки. Мама резко ответила:
   – Никакой лжи. Она Ориана Роуз.
   – Ольда, она не восточный ребенок. Мы оба это знаем.
   – Она Ориана Роуз. – Мамины слова прозвучали медленно и твердо.
   – Нет, – громко сказал отец. – Она – Ниам.
   – Ниам? – Повисла пауза. – Она не Ниам, – холодно произнесла мама. – Я не думала, что ты веришь в родовое направление. Это же суеверие, ты всегда так говорил.
   – Я и не верю. По крайней мере, не верил. Но когда я впервые взял ее на руки, посмотрел ей в глаза, то понял, что это Ниам. В глубине души я всегда звал ее Ниам.
   Правда постепенно доходила до меня. Имя Ниам начиналось с буквы «Н» – норд. Я должна была заменить Оливи, но родилась на север. На компасе у меня было собственное место. Волнение поднималось у меня в груди. Потом к нему добавилась злость. Я покраснела и стала задыхаться.
   Мама с папой обманывали меня все эти годы. Я резко повернулась и задела локтем миску, которая с грохотом свалилась на пол.
   – Кто там? – крикнул отец.
   Вдруг я поняла, что не хочу видеть их лица. Мне нужно было время подумать. Я вылетела из дому, на бегу застегивая плащ: стоял холодный осенний день.
   Пока я бежала, вдобавок к злости во мне проснулось воодушевление. Я родилась на север. Это было ясно.
   Неудивительно, что мама так старалась держать меня поближе к себе, чтобы превратить в точную копию Оливи.
   Мы все хорошо знали, как мама относится к северным людям. Каждый раз, когда ей рассказывали о том, что кто-то плохо себя ведет или вредничает, она неизменно качала головой и с осуждением говорила:
   – Он точно рожден на север, запомните мои слова.
   Я знала, что роды начались внезапно в непогоду. Должно быть, мама придумала ту правду, с которой смогла жить. А отец с ней согласился. «Ложь о рождении Роуз… Ниам».
   У меня было такое чувство, как будто я больше не знаю своих родителей. Или себя.
   Потом я вспомнила про розу ветров, которую папа нарисовал для меня. Это тоже была ложь. Я сорвала плащ и расстелила его на земле.
   Встала рядом с ним на колени. Да, вот солнце восходит. Но белое пятно, которое я всегда принимала за облако, было медведем. Теперь я точно разглядела. Белый медведь стоял, глядя на север. Папа не смог утаить правду. Она лежала передо мной. Правда и ложь – рядом.
   Ниам. Он назвал меня Ниам, как только впервые взял на руки. Орианы не существовало. Мне никогда не нравилось имя Ориана, подумала я про себя. А Роуз тоже была ложью? Нет, Роуз была в центре розы ветров. Это имя вообще не относится к родовым направлениям.
   И вдруг меня осенило.
   Знал ли кто-нибудь еще об этом? Только мама и папа или?.. Недди знал?
   Нужно обязательно выяснить.
   Недди был у соседей, помогал чинить забор. Я подобрала плащ. Носить его мне больше не хотелось. Дрожа от волнения, я направилась на ферму Торска.

Недди

   Смеркалось, когда мы закончили чинить забор. Я пожелал доброго вечера Торску и проводил его взглядом. Он был хорошим человеком. Интересно, что бы он подумал, расскажи я ему, как шесть дней назад белый медведь зашел к нам в большую комнату и попросил отдать ему Роуз в обмен на здоровье Зары и богатство для всей семьи. Я представлял недоуменное выражение лица Торска. А потом он улыбнулся бы и сказал:
   – Одна из твоих сказочек, да, Нед?
   Звучало и правда как сказка, которую рассказывают детям зимним вечером у камина. Похоже на историю про Локки[9], превращенного в белого медведя, который требовал жизнь одной девушки в обмен на вечное счастье Мидгарда, мира людей. Такое на самом деле в обычной жизни не случается.
   Я любил старинные волшебные истории, но в жизни мне не хотелось разговаривать с животными, которые приходят с таинственными просьбами в дождливые ночи. Такие приключения подходят для сказок, там и должны оставаться.
   Шесть дней я пытался убедить себя, что все это мне приснилось. Что нам всем приснился одинаковый сон. Может, так оно и было.
   Но я знал, что это не сон. На следующий день медведь должен был вернуться.
   Мы с сестрой больше не разговаривали после того вечера, но я наблюдал за Роуз и подозревал, что она собирается уйти с медведем. Эта мысль наполняла меня невыносимой болью. Я поклялся себе, что не отпущу ее – не важно каким способом.
   Когда я подходил к нашей ферме, то вдруг с удивлением увидел, что Роуз направляется ко мне. Было холодно, но она несла плащ в руке. Я забеспокоился. Когда она подошла ближе, я заметил, что она очень бледна, а в глазах какое-то странное выражение. Сначала я подумал, что она плакала, но следов от слез не было видно.
   – Роуз, что такое? Что случилось? – Я испугался, что Заре стало хуже.
   Роуз посмотрела на меня, как будто пытаясь прочесть что-то в моем взгляде.
   Потом вдруг взяла плащ, встряхнула его и расстелила на земле.
   – Роуз?
   Она ничего не говорила.
   – Ты дрожишь. Почему ты не надеваешь плащ?
   – Ты знал? – Голос ее звучал серьезнее, чем обычно.
   – Знал – что?
   – Про обман? «Ложь о рождении Роуз»! Вот она, здесь. – Сестра ткнула пальцем в рисунок на плаще.
   Я с изумлением посмотрел на нее.
   – Ложь, Недди. Я родилась вместо восточной Оливи. Но на самом деле я Ниам! – Она с вызовом произнесла имя.
   Я все еще не мог понять, хотя во мне зашевелились подозрения.
   – Я родилась на север, а не на восток, Недди. Я настоящая северная девушка.
   Роуз встала на колени и указала на белое облако к северу от розы ветров на своем плаще.
   – Белый медведь, – сказала она.
   Вот так она и узнала правду, о которой я уже давно догадывался.
   Она прочитала это у меня на лице.
   – Ты знал, не так ли, Недди?!
   Я молчал несколько секунд, потом кивнул. Глаза Роуз наполнились слезами, но она со злостью смахнула их.
   – Мне никто не говорил, – поспешил добавить я. – Я догадывался.
   – Почему ты молчал?
   – Потому что… Это была только догадка, и я… – Как я мог объяснить, что, так же как и мама, не хотел, чтобы Роуз оказалась северной, если это означало, что она всегда будет уходить.
   Вдруг, к моему ужасу, Роуз схватила плащ и принялась яростно рвать его на части.
   – Север, запад, юг, восток, – приговаривала она. – Это вам и мне урок! – Она кинула мне обрывки плаща и пошла прочь.
   Я подобрал их и пошел за ней.
   – Рози! Пожалуйста, подожди.
   Она остановилась. Я положил руку ей на плечо:
   – Прости. Я надеялся, что ошибаюсь. Не верил, что мама с папой могут обманывать нас.
   Она повернулась, и я обнял ее. Роуз так сильно колотило, что мне пришлось снять свое пальто и закутать ее.
   – Все хорошо, – прошептал я.
   Постепенно она успокоилась. Потом подняла глаза на меня и сказала:
   – Я пойду с белым медведем, Недди.
   – Нет, – резко сказал я. – Ты не можешь.
   – Я так решила. Возможно, это и есть моя судьба.
   Она показала на верхний кусок плаща, который я нес в руке. Это было изображение белого медведя.
   – Ты не должна уходить… Отец не позволит, – запинаясь проговорил я.
   – Ему меня не удержать.
   – Роуз, пожалуйста, не говори так, как будто это уже окончательное решение. Может, утром Заре станет получше.