Страница:
1. Специализация и разделение труда. Каждое подразделение и каждый сотрудник имеют четко определенные обязанности и зону деятельности, которые не должны пересекаться с оными других членов организации.
2. Вертикальная иерархия. Каждый человек, входящий в бюрократическую иерархию, руководит нижестоящими людьми и подчиняется вышестоящим. Этим обеспечивается сходство строения бюрократии с пирамидой. Причем каждый элемент организационной структуры оказывается под контролем руководства.
3. Регламентация и обезличенность функционирования. Бюрократия характеризуется полной рационализацией функционирования в пределе исключающей все иррациональные и эмоциональные моменты человеческих отношений. Деятельность каждого элемента бюрократической организации четко определена правилами и инструкциями, направленными на однозначное определение допустимых действий для каждого работника, с тем чтобы организация в целом смогла бы эффективно достичь своих целей. Рационализированы и регламентированы также все внутренние процессы, включая подбор и назначение людей на посты, оценку их деятельности, их поощрение и наказание. Любые отклонения от действующих правил рассматриваются как коррупция и наказываются.
Основной идеей дизайна бюрократии как социальной структуры является среди прочего и борьба с коррупцией. Под коррупцией я буду понимать любые целенаправленные действия по созданию отклонений в функционировании социальной структуры от предписанного заложенными в основу ее дизайна правилами, приводящими к жертве ее эффективностью, целями, миссией в пользу непредусмотренной этими правилами выгоды каких-то третьих лиц. Именно для борьбы с коррупцией создаются детальные инструкции по функционированию организации, именно для этой борьбы внедряются и поддерживаются этические стандарты организационной культуры. И именно обнаружение фактов коррупции является главной целью для подразделений организационного контроля.
В своем крайнем пределе бюрократическая рационализация социальных структур привела к тейлоризму100 – системе организации труда, основанной на четком определении всех необходимых операций в рутинах бюрократической иерархии и жестком нормировании времени, требуемого для каждой операции. Однако «однобокость» такой формализации из-за принятия во внимание лишь одной группы факторов, связанных лишь с декомпозицией целей деятельности организации вплоть до конкретных операций на каждом рабочем месте, неожиданно породила проблемы совместимости человеческой психики с требованиями к элементам получаемой социальной структуры. Подобные проблемы обычно обозначаются термином «отчуждение»101. Один из видов отчуждения в бюрократии наблюдается по линии взаимодействия организации с ее окружением, когда, например, решающие свои вопросы люди деперсонализируются бюрократической структурой до уровня своих личных дел на столе у чиновников. Другой вид отчуждения наблюдается у работников внутри самой организации, когда, например, в их головах происходит так называемая сакрализация рутин. Механизм данного процесса обычно основан на замещении в сознании исполнителей миссии организации в целом локальными «правилами функционирования», что порождает так называемый ритуализм101. Как видно из информации, приведенной в ссылке к данному слову, ритуализм находит свое основание все в том же стремлении людей к онтологической безопасности, о котором мы уже упоминали и которое будет рассмотрено подробно в следующей главе.
В дополнение к разным видам отчуждения, вмененно свойственным бюрократии, развитие цивилизации обострило еще одну проблему – проблему эффективного совмещения бюрократии и творчества. Данная проблема актуализировалась в результате конкуренции, когда, выбрав все резервы эффективности на пути оптимизации своих структур, организации вдруг обнаружили, что дальнейший рост отдачи от их деятельности обусловлен главным образом внедрением инноваций, которые как раз и отличают организации-лидеры от своих конкурентов и позволяют лидерам в результате своей деятельности «снимать сливки», побеждая в конкурентной борьбе. При этом создание и внедрение инноваций в существующую структуру рутин требует творческого подхода и совсем не совмещается с детальным регламентированием каждой операции, что свойственно бюрократиям из-за желания минимизировать коррупцию.
Опыт изменения структур различных организаций с целью понижения степени отчуждения вовлеченных в деятельность организации людей показал возможность роста эффективности социальных структур в результате подобной дебюрократизации. Это открыло новую страницу в теории организаций, современные исследования которой обобщают/предлагают для практической проверки различные способы более адекватного учета психики людей. Начавшись с возникновения альтернативной тейлоризму теории человеческих отношений103, данное направление прикладной теоретической мысли существенно обогатило наши представления о влиянии «человеческого фактора» на работу организаций. В частности, отрабатывая возникшие вызовы, организации (1) занялись персонализацией отношений с окружением; (2) выделили время работников и внедрили дополнительные процессы по поддержанию стандартов корпоративной культуры с некоторыми универсальными элементами (регулярное напоминание о корпоративных ценностях, поддержка командного духа, мотивация персонала на карьерное продвижение); (3) отработали способ включения в бюрократию творческих элементов (локальная частичная самостоятельность, поощрение инициативы и нестандартности подходов) и сделали много других находок и открытий. Как результат в настоящее время в копилке человечества имеется широкий спектр апробированных практикой типовых организационных структур. Однако любая классификация теории организаций в качестве точки отсчета выбирает идеальную бюрократию, а все остальные типы организаций определяются лишь степенями отклонения от этого полюса (дебюрократизации).
Завершив таким образом очерк общих принципов построения социальных структур, в заключение данного раздела имеет смысл кратко упомянуть о возможности классификации организаций по их целям/видам деятельности. При этом в имеющемся многообразии общественных структур четко различимы (1) государственные структуры, (2) экономические структуры, (3) политические структуры, (4) структуры социальной сферы общества, (5) различного рода досуговые ассоциации. Здесь же можно упомянуть и семью, а также многие другие более специальные типы социальных структур.
Строение общества
Как уже отмечалось, общественные структуры через свою иерархию конституируют социальное неравенство людей. Вся сумма общественных иерархий задает распределение общественных статусов среди членов социума, определяя таким образом строение общества. Поскольку человек одновременно участвует во многих социальных группах и организациях, а различные организации отнюдь не однозначно соотнесены с такой характеристикой, как общественная значимость, то детальное описание устройства современного общества становится очень сложной задачей. Однако если ограничить свое рассмотрение попыткой определить самые общие универсальные группы, то очень интересный и нетривиальный результат может быть получен при рассмотрении отношения людей к функции общественного управления.
Подобный подход является характерным для так называемой теории элит104, однако, забегая вперед, хочу отметить, что в рамках моего рассмотрения выделяются не две общепринятые стандартные группы (элита и масса), а три (актив, масса и коагулят)105. Элита при этом определяется как самый верхний слой актива106.
Актив общества — это те люди, которые профессионально занимаются управлением, кто все свое рабочее время посвящает организации и координации других людей для достижения общественных целей. Актив возникает естественным образом в любом социуме, который достиг определенного уровня сложности. То есть в случае, когда функция управления требует своей специализации и набор решаемых задач заполняет все время выделенных обществом для этой функции людей. Ключевая характеристика актива – наличие организаторских способностей, разновидностью чего является предпринимательская способность.
При этом основная масса людей специализируется на других видах деятельности и служит для управленцев строительным материалом при создании различного рода общественных структур (см. предыдущий раздел данной главы). К числу последних относятся государство, экономические структуры (фирмы и корпорации), другие общественные структуры различных типов (профсоюзы и ассоциации, саморегулируемые профессиональные организации и кондоминиумы, неправительственные общественные организации и кооперативы).
Масса обычно делегирует политические и управленческие функции активу, занимаясь в основном частной жизнью. Актив структурирует себя и массу, задавая «каждому «сверчку свой шесток». Представители массы принимают свое положение в обществе, определяемое активом, и в основе своей лояльны сложившемуся общественному порядку.
Все вышесказанное не значит отсутствия конкуренции/соревнования между людьми. Различные части актива борются между собой за положение в обществе и влияние на общественное целеполагание и распределение ресурсов. Каждый человек из массы также желает улучшить свое личное положение, выстраивая свою карьеру. Но в целом общественные правила игры людьми из этих групп под сомнение не ставятся, люди в целом лояльны существующей общественной системе, что не мешает им, впрочем, бороться за заполнение системы выгодным им общественным контентом. При этом могут существовать программы реформ, заключающиеся в частичном изменении действующих правил, в не очень большой перестройке общественного каркаса.
Верхний слой актива, где сосредоточено принятие стратегических решений, важных для всего общества, будем называть элитой. В принципе именно элита структурирует общество, оформляя социальную систему через подчиненный себе слой профессиональных управленцев – актив, который в свою очередь уже воспроизводит заданные рутины в обществе через руководство массой. Именно в руках элиты находятся возможности по распоряжению значительными общественными ресурсами как частными, так и государственными, для обеспечения принятых ими стратегий.
В дополнение к элите, активу и массе можно выделить еще одну группу – социальный коагулят. Это люди, которые в принципе не согласны с тем положением в обществе, которое им определяет актив. Претендуя на большее и не находя поддержки ни у актива, ни у массы, данные индивиды начинают отвечать им пренебрежением или даже ненавистью. Они начинают отрицать существующие ценности общества, ставить под сомнение легальность актива, естественно, при этом попадая в социальную изоляцию. Впрочем, это скорее именно самоизоляция, которую данные люди сами же и поддерживают. Избранная ими модель поведения «непризнанных гениев» толкает их к созданию мифа о собственной избранности, что завершается такой стандартной формой их общественного бытия, как секта. Один из частных примеров реализации данного механизма был рассмотрен в работе В. Нифонтова107. Другой пример представляет генезис такого социального слоя, как пресловутая «русская интеллигенция».
Таким образом, анализ социума по отношению к функции управления дает три основных компонента – актив (вместе с включенной в него элитой) массу и коагулят. Этим мой анализ расширяет обычный подход к теории элит108, восходящий к Г. Моска и В. Парето (см. обзор таких теорий в комментарии по одной из ссылок выше). Он также интегрирует в естественное строение социума очень интересную страту, которая пока недоизучена, несмотря на ее влиятельность, особенно в моменты кризиса. Интересно отметить, что предложенная социальная стратификация универсальна, поскольку данные социальные группы можно выделить практически во всех известных социумах.
Грубая оценка для современных условий дает численность актива на уровне 7—15 % от численности взрослого населения страны, численность элиты – около 1 %, а численность коагулята обычно не превышает 1–2 %.
Кстати, если вместо достаточно четко определенной функции «управления» взять традиционно используемую в теории элит функцию «правление», то вычленяться в качестве верхнего слоя будет именно элита – те, кто правит (Г. Моска). При этом на следующем логическом шаге встанут вопросы: «А на кого опирается элита в своем правлении? Кто помогает элите обеспечить ее гегемонию в обществе?» – см. также подраздел «Власть» раздела «Социально-культурные универсалии: Власть, Справедливость и др.» настоящей главы. И ответ на данный вопрос вводит в рассмотрение то, что обычно называют «средним классом», – субэлитные слои общества, несущие основную нагрузку по поддержке гегемонии текущей элиты. Опираясь на основную стратификацию данной книги, можно отметить, что к среднему классу следует прежде всего отнести внеэлитный актив, дополненный верхними слоями массы. Именно эти люди находятся в зоне видимости для остальной массы и именно они задают остальному обществу стандарты поведения. Поэтому, чем больше численность среднего класса, тем шире база гегемонии текущей элиты в обществе.
Подобный подход является характерным для так называемой теории элит104, однако, забегая вперед, хочу отметить, что в рамках моего рассмотрения выделяются не две общепринятые стандартные группы (элита и масса), а три (актив, масса и коагулят)105. Элита при этом определяется как самый верхний слой актива106.
Актив общества — это те люди, которые профессионально занимаются управлением, кто все свое рабочее время посвящает организации и координации других людей для достижения общественных целей. Актив возникает естественным образом в любом социуме, который достиг определенного уровня сложности. То есть в случае, когда функция управления требует своей специализации и набор решаемых задач заполняет все время выделенных обществом для этой функции людей. Ключевая характеристика актива – наличие организаторских способностей, разновидностью чего является предпринимательская способность.
При этом основная масса людей специализируется на других видах деятельности и служит для управленцев строительным материалом при создании различного рода общественных структур (см. предыдущий раздел данной главы). К числу последних относятся государство, экономические структуры (фирмы и корпорации), другие общественные структуры различных типов (профсоюзы и ассоциации, саморегулируемые профессиональные организации и кондоминиумы, неправительственные общественные организации и кооперативы).
Масса обычно делегирует политические и управленческие функции активу, занимаясь в основном частной жизнью. Актив структурирует себя и массу, задавая «каждому «сверчку свой шесток». Представители массы принимают свое положение в обществе, определяемое активом, и в основе своей лояльны сложившемуся общественному порядку.
Все вышесказанное не значит отсутствия конкуренции/соревнования между людьми. Различные части актива борются между собой за положение в обществе и влияние на общественное целеполагание и распределение ресурсов. Каждый человек из массы также желает улучшить свое личное положение, выстраивая свою карьеру. Но в целом общественные правила игры людьми из этих групп под сомнение не ставятся, люди в целом лояльны существующей общественной системе, что не мешает им, впрочем, бороться за заполнение системы выгодным им общественным контентом. При этом могут существовать программы реформ, заключающиеся в частичном изменении действующих правил, в не очень большой перестройке общественного каркаса.
Верхний слой актива, где сосредоточено принятие стратегических решений, важных для всего общества, будем называть элитой. В принципе именно элита структурирует общество, оформляя социальную систему через подчиненный себе слой профессиональных управленцев – актив, который в свою очередь уже воспроизводит заданные рутины в обществе через руководство массой. Именно в руках элиты находятся возможности по распоряжению значительными общественными ресурсами как частными, так и государственными, для обеспечения принятых ими стратегий.
В дополнение к элите, активу и массе можно выделить еще одну группу – социальный коагулят. Это люди, которые в принципе не согласны с тем положением в обществе, которое им определяет актив. Претендуя на большее и не находя поддержки ни у актива, ни у массы, данные индивиды начинают отвечать им пренебрежением или даже ненавистью. Они начинают отрицать существующие ценности общества, ставить под сомнение легальность актива, естественно, при этом попадая в социальную изоляцию. Впрочем, это скорее именно самоизоляция, которую данные люди сами же и поддерживают. Избранная ими модель поведения «непризнанных гениев» толкает их к созданию мифа о собственной избранности, что завершается такой стандартной формой их общественного бытия, как секта. Один из частных примеров реализации данного механизма был рассмотрен в работе В. Нифонтова107. Другой пример представляет генезис такого социального слоя, как пресловутая «русская интеллигенция».
Таким образом, анализ социума по отношению к функции управления дает три основных компонента – актив (вместе с включенной в него элитой) массу и коагулят. Этим мой анализ расширяет обычный подход к теории элит108, восходящий к Г. Моска и В. Парето (см. обзор таких теорий в комментарии по одной из ссылок выше). Он также интегрирует в естественное строение социума очень интересную страту, которая пока недоизучена, несмотря на ее влиятельность, особенно в моменты кризиса. Интересно отметить, что предложенная социальная стратификация универсальна, поскольку данные социальные группы можно выделить практически во всех известных социумах.
Грубая оценка для современных условий дает численность актива на уровне 7—15 % от численности взрослого населения страны, численность элиты – около 1 %, а численность коагулята обычно не превышает 1–2 %.
Кстати, если вместо достаточно четко определенной функции «управления» взять традиционно используемую в теории элит функцию «правление», то вычленяться в качестве верхнего слоя будет именно элита – те, кто правит (Г. Моска). При этом на следующем логическом шаге встанут вопросы: «А на кого опирается элита в своем правлении? Кто помогает элите обеспечить ее гегемонию в обществе?» – см. также подраздел «Власть» раздела «Социально-культурные универсалии: Власть, Справедливость и др.» настоящей главы. И ответ на данный вопрос вводит в рассмотрение то, что обычно называют «средним классом», – субэлитные слои общества, несущие основную нагрузку по поддержке гегемонии текущей элиты. Опираясь на основную стратификацию данной книги, можно отметить, что к среднему классу следует прежде всего отнести внеэлитный актив, дополненный верхними слоями массы. Именно эти люди находятся в зоне видимости для остальной массы и именно они задают остальному обществу стандарты поведения. Поэтому, чем больше численность среднего класса, тем шире база гегемонии текущей элиты в обществе.
Актив
Актив общества представляют собой люди, наделенные властью, и в основном лояльные существующим порядкам. Это становой хребет социума. Люди, которые организуют пространство вокруг себя, привносят в общество пассионарность. Именно актив нации выдвигает и согласовывает цели и стратегии как на уровне страны, так и на уровне отдельных общественных структур. Именно актив организовывает людей на работу по достижению поставленных целей. Интуитивно понятно, что чем более представителен актив, тем это лучше для общества109.
Неотъемлемой частью актива является техноструктура – слой управленцев и специалистов-экспертов в крупных и средних корпорациях и государственных органах. Дж. Гэлбрейт110 показал, что техноструктура является ключевым слоем современного западного общества, определяющим общественные цели и правила игры. В частности, воздействие техноструктуры выхолостило суть крупной частной собственности, отделив функцию распоряжения от функции владения, что привело к ее фактическому обобществлению. Тихой сапой максимизация прибыли как цель экономических агентов была заменена ростом масштабов бизнеса; и было также сделано много других аналогичных социальных изменений, кардинальным образом преобразовавших западный мир в рамках так называемой революции менеджеров.
В идеале представители актива нации должны быть харизматическими лидерами, настроенными на развитие общества, которое включает в себя как улучшение положения страны в мире, так и улучшение жизни людей в самой стране. По крайней мере те из этих представителей, которые концентрируются в верхней части актива – в элите общества, ведь во многом социальная конкурентоспособность страны определяется именно что качеством ее элиты.
Традиционно актив (и особенно элита) рекрутировался из высших классов. Однако со временем, с развитием эгалитарных тенденций, актив стал набираться на основе всего общества. Институты отбора и воспитания актива и элиты (социальные лифты) являются важной составной частью социумов преуспевающих стран.
Неотъемлемой частью актива является техноструктура – слой управленцев и специалистов-экспертов в крупных и средних корпорациях и государственных органах. Дж. Гэлбрейт110 показал, что техноструктура является ключевым слоем современного западного общества, определяющим общественные цели и правила игры. В частности, воздействие техноструктуры выхолостило суть крупной частной собственности, отделив функцию распоряжения от функции владения, что привело к ее фактическому обобществлению. Тихой сапой максимизация прибыли как цель экономических агентов была заменена ростом масштабов бизнеса; и было также сделано много других аналогичных социальных изменений, кардинальным образом преобразовавших западный мир в рамках так называемой революции менеджеров.
В идеале представители актива нации должны быть харизматическими лидерами, настроенными на развитие общества, которое включает в себя как улучшение положения страны в мире, так и улучшение жизни людей в самой стране. По крайней мере те из этих представителей, которые концентрируются в верхней части актива – в элите общества, ведь во многом социальная конкурентоспособность страны определяется именно что качеством ее элиты.
Традиционно актив (и особенно элита) рекрутировался из высших классов. Однако со временем, с развитием эгалитарных тенденций, актив стал набираться на основе всего общества. Институты отбора и воспитания актива и элиты (социальные лифты) являются важной составной частью социумов преуспевающих стран.
Масса
Основная масса народа представляет собой «молчаливое большинство» – термин, введенный французским социологом Ж. Бодрийаром111. Обычно это люди, лишенные лидерских качеств, лояльные существующим порядкам. Они вполне комфортно чувствуют себя «ведомыми» и являются строительным материалом всех общественных структур. Делегировав управленческие и политические функции активу, эти люди в основном концентрируют свой интерес на частной жизни, на семейных делах, на различных хобби. Они избегают политики, касаясь ее, может быть, только при выстраивании своей карьеры. Или в моменты крутых социальных перемен, когда элита допускает слишком высокие социальные напряжения и не может управиться с ними. Крайним случаем последнего являются революции.
Социальный коагулят – «малый народ»
Данная часть общества формируется из тех, кто принципиально не согласен с местом в социуме, которое определяется для них существующим активом. Причина конфликта этих людей с обществом заключается в том, что, не обладая требуемыми способностями, они предъявляют повышенные претензии по своему общественному положению. Отказ общественной системы в удовлетворении данных претензий и поддерживает механизм их коагуляции, то есть отторжения от общества и замыкания в своем узком кругу.
«Коагулят» – это термин, который я предлагаю ввести вместо известного понятия «малый народ», который появился в трудах французского историка О. Кошена, посвященных анализу предпосылок Великой французской революции 1789–1794 гг.112 Этот термин был также использован И.Р. Шафаревичем для понимания событий советской истории113. На мой взгляд, термин «малый народ» неудачен для русского языка в силу своей аллюзии на этничность, возникающей из ассоциации с общеупотребительным «малые народы Севера», в то время как основная характеристика означаемой группы никак не связана с этничностью составляющих ее людей. Основное их выделяющее качество проявляется вследствие их отношения к доминирующей политической структуре общества, и оно обусловливает именно ценностное общественно-политическое самоотторжение группы, их самовыделение из основного тела общества. Потому и «коагулят».
Следует также отметить, что данная группа людей под названием «интеллектуалы» также присутствует в политико-экономической теории Й. Шумпетера114. Именно с ней Шумпетер связывает расцвет революционного марксизма и других негативных на его взгляд общественных тенденций. Шумпетер также сделал хороший очерк истории данного слоя115.
Характерной чертой коагулята является его нелояльность существующим порядкам. При этом данное отрицание не ограничивается лишь существующим Политическим, а распространяется и на другие стороны жизни страны – на культуру, традиции, религию, и прочее. Эти люди четко выделяют себя из общества, претендуя на монопольное владение истиной. Их уверенность в собственной избранности обычно сопровождается сектообразованием и двойными стандартами. К тому же это обычно сторонники какого-либо большого утопического проекта всеобщего переустройства жизни общества, не склонные ни к каким компромиссам.
При этом следует отметить, что, как правило, представители коагулята творчески импотентны, с чем в основном и связана их объективная неинтегрируемость в актив в современных эгалитаристских условиях. Вследствие своих ограничений они редко изобретают что-то оригинальное, обычно заимствуя систему взглядов со стороны, из других культур. Однако именно в этом заключается положительная социально-политическая роль коагулята – в импорте новых идей общественного развития, а также критике, «пробе на зуб» существующих порядков.
Основной риск удовлетворения амбиций коагулята связан с их вмененным антигуманизмом. Во время общественных кризисов представители коагулята в случае получения власти показали себя склонными устраивать кровавую расправу как над «угнетателями» из бывшего актива общества, так и «их сообщниками» из народной массы.
«Коагулят» – это термин, который я предлагаю ввести вместо известного понятия «малый народ», который появился в трудах французского историка О. Кошена, посвященных анализу предпосылок Великой французской революции 1789–1794 гг.112 Этот термин был также использован И.Р. Шафаревичем для понимания событий советской истории113. На мой взгляд, термин «малый народ» неудачен для русского языка в силу своей аллюзии на этничность, возникающей из ассоциации с общеупотребительным «малые народы Севера», в то время как основная характеристика означаемой группы никак не связана с этничностью составляющих ее людей. Основное их выделяющее качество проявляется вследствие их отношения к доминирующей политической структуре общества, и оно обусловливает именно ценностное общественно-политическое самоотторжение группы, их самовыделение из основного тела общества. Потому и «коагулят».
Следует также отметить, что данная группа людей под названием «интеллектуалы» также присутствует в политико-экономической теории Й. Шумпетера114. Именно с ней Шумпетер связывает расцвет революционного марксизма и других негативных на его взгляд общественных тенденций. Шумпетер также сделал хороший очерк истории данного слоя115.
Характерной чертой коагулята является его нелояльность существующим порядкам. При этом данное отрицание не ограничивается лишь существующим Политическим, а распространяется и на другие стороны жизни страны – на культуру, традиции, религию, и прочее. Эти люди четко выделяют себя из общества, претендуя на монопольное владение истиной. Их уверенность в собственной избранности обычно сопровождается сектообразованием и двойными стандартами. К тому же это обычно сторонники какого-либо большого утопического проекта всеобщего переустройства жизни общества, не склонные ни к каким компромиссам.
При этом следует отметить, что, как правило, представители коагулята творчески импотентны, с чем в основном и связана их объективная неинтегрируемость в актив в современных эгалитаристских условиях. Вследствие своих ограничений они редко изобретают что-то оригинальное, обычно заимствуя систему взглядов со стороны, из других культур. Однако именно в этом заключается положительная социально-политическая роль коагулята – в импорте новых идей общественного развития, а также критике, «пробе на зуб» существующих порядков.
Основной риск удовлетворения амбиций коагулята связан с их вмененным антигуманизмом. Во время общественных кризисов представители коагулята в случае получения власти показали себя склонными устраивать кровавую расправу как над «угнетателями» из бывшего актива общества, так и «их сообщниками» из народной массы.
Структура мировосприятия коагулята – философия постмодернизма
Для понимания мировосприятия коагулята неоценимым оказался приход в «малый народ» Франции и США ряда людей с высоким творческим потенциалом, которые создали так называемую философию постмодернизма. Нетрудно видеть, что данная философия отражает мир так, как он видится коагуляту. Здесь мы имеем борьбу с Властью и с управляемыми Властью интерпретациями смыслов (Фуко). Мы имеем также недовольство пассивностью «молчаливого большинства» (Бодрийар). Здесь же наличествует отстаивание общественной значимости ролей «сумасшедшего профессора» или «городского маргинала», которые решаются критиковать структуры общественного сознания. Здесь же интересно отметить абсолютное отторжение позитивизма и познаваемости мира, а также превознесения иррационализма как основного метода творческой рефлексии.
Вот как, например, видит своего героя – Нового Человека – А.И. Неклесса: «…Люди новой культуры выходят за пределы социального и культурного контроля «над разумом и языком», за пределы религиозного патернализма, прежних форм метафизического, психологического программирования действий. Они расстаются не только с оболочкой обрядности и стереотипов, но и со всем прежним прочтением культурной традиции – реализуя метафизическую и практическую свободу выбора. Равно как свободу существования вне какого-либо определенного метафизического модуса, что позволяет произвольно толковать основы и цели бытия, проявляя свою истинную сущность, какой бы та ни оказалась // Человек-суверен, расстающийся с психологией подданного и гражданина, действующий, вкупе с порождаемыми им антропологическими констелляциями как транснациональный персонаж, как существо независимое по отношению к сложившимся структурам земной власти, – умножающийся и одновременно уникальный результат новейшей истории. Он становится самостоятельным влиятельным актором, деятельно формируя пространства общественной и ментальной картографии, очерчивая горизонты обновленного театра действий, который в одном из важнейших аспектов можно определить как власть без государства»116.
Какова поэтика образа! «Человек-суверен, расстающийся с психологией подданного и гражданина…», «существо независимое по отношению к сложившимся структурам земной власти…», «власть без государства»… В данном герое трудно не увидеть гения-одиночку, ниспровергающего власть государства и корпораций…
Другой вариант можно рассмотреть на примере концепции самооправдания представителя коагулята, которая была хорошо представлена в статье Ричарда Рорти «Постмодернистский буржуазный либерализм»111. В начале статьи Рорти честно представляет свою позицию: «Обвинения в социальной безответственности и пассивности, которые зачастую адресуются интеллигенции, в большинстве случаев имеют причиной известную склонность интеллектуалов дистанцироваться от социальных процессов, их стремление занять маргинальную, независимую позицию, как бы самоустраниться, выведя себя за рамки общества. Достигается это обыкновенно путем абстрагирования от целого (социума) и внутреннего отождествления с некоторой альтернативной целостностью – например, с другим государством или исторической эпохой, или с какой-либо тайной группой или общиной внутри данного исторического сообщества, к которым интеллектуал мыслит себя принадлежащим…Не совсем ясно, на каком основании данная позиция подвергается критике как “социально безответственная ”. Можно ли считать безответственным по отношению к сообществу человека, не желающего признавать себя его членом? Сомневаюсь, что это так».
Мы видим, что данное позиционирование автора в основных моментах совпадает с определением коагулята, представленным в данной работе. Оправдание подобного мироощущения Рорти находит в групповом моральном релятивизме: «…Не существует объективных оснований для наших привязанностей и убеждений, за исключением того обстоятельства, что служащие им опорой верования, желания и настроения совпадают с верованиями, желаниями и настроениями многих других членов группы, с которой мы себя отождествляем по моральным и политическим соображениям – отождествляем, в большинстве случаев, по контрасту с иными группами или сообществами. Гегельянским аналогом “внутреннего человеческого достоинства ” оказывается, таким образом, “коллективное достоинство”[comparative dignity]социальной группы, с которой человек себя идентифицирует…» Однако Рорти не считает такой моральный релятивизм релятивизмом, а считает вполне приемлемым постмодернизмом, в обоснование чего приводит не очень понятное рассуждение, которое я здесь цитировать не буду. Желающие разобраться могут сходить по интернетовской ссылке, приведенной в библиографии, и прочитать последний абзац статьи Рорти.
Далее Рорти четко видит противоречивость общей схемы своего оправдания и выходит из данного противоречия, элегантным прыжком покидая собой же предложенную схему: «…любой маргинализированный субъект – социальный “изгой ”, “неформал ”, “чужак-аутсайдер”…т. е. всякий аномальный индивид, выпавший из привычной для него среды и подвергшийся остракизму, – в нормальном немаргинальном кругу может считаться особью, лишенной какого-либо “человеческого достоинства ”. Это, в самом деле, естественный и логичный вывод, однако из него не следует, что с маргиналом “естественно и логично ” обращаться как с экзотическим существом низшего уровня, как с животным. Поскольку, наоборот, в традициях нашего общества – принять и защитить изгнанника, лишенного чести и уважения, попытаться вернуть ему чувство достоинства, которое было у него кем-то отнято, сделать его “своим ”. На этот еврейский и христианский элемент в нашей традиции с благодарностью и надеждой уповают подобные мне атеисты…»
Вот как, например, видит своего героя – Нового Человека – А.И. Неклесса: «…Люди новой культуры выходят за пределы социального и культурного контроля «над разумом и языком», за пределы религиозного патернализма, прежних форм метафизического, психологического программирования действий. Они расстаются не только с оболочкой обрядности и стереотипов, но и со всем прежним прочтением культурной традиции – реализуя метафизическую и практическую свободу выбора. Равно как свободу существования вне какого-либо определенного метафизического модуса, что позволяет произвольно толковать основы и цели бытия, проявляя свою истинную сущность, какой бы та ни оказалась // Человек-суверен, расстающийся с психологией подданного и гражданина, действующий, вкупе с порождаемыми им антропологическими констелляциями как транснациональный персонаж, как существо независимое по отношению к сложившимся структурам земной власти, – умножающийся и одновременно уникальный результат новейшей истории. Он становится самостоятельным влиятельным актором, деятельно формируя пространства общественной и ментальной картографии, очерчивая горизонты обновленного театра действий, который в одном из важнейших аспектов можно определить как власть без государства»116.
Какова поэтика образа! «Человек-суверен, расстающийся с психологией подданного и гражданина…», «существо независимое по отношению к сложившимся структурам земной власти…», «власть без государства»… В данном герое трудно не увидеть гения-одиночку, ниспровергающего власть государства и корпораций…
Другой вариант можно рассмотреть на примере концепции самооправдания представителя коагулята, которая была хорошо представлена в статье Ричарда Рорти «Постмодернистский буржуазный либерализм»111. В начале статьи Рорти честно представляет свою позицию: «Обвинения в социальной безответственности и пассивности, которые зачастую адресуются интеллигенции, в большинстве случаев имеют причиной известную склонность интеллектуалов дистанцироваться от социальных процессов, их стремление занять маргинальную, независимую позицию, как бы самоустраниться, выведя себя за рамки общества. Достигается это обыкновенно путем абстрагирования от целого (социума) и внутреннего отождествления с некоторой альтернативной целостностью – например, с другим государством или исторической эпохой, или с какой-либо тайной группой или общиной внутри данного исторического сообщества, к которым интеллектуал мыслит себя принадлежащим…Не совсем ясно, на каком основании данная позиция подвергается критике как “социально безответственная ”. Можно ли считать безответственным по отношению к сообществу человека, не желающего признавать себя его членом? Сомневаюсь, что это так».
Мы видим, что данное позиционирование автора в основных моментах совпадает с определением коагулята, представленным в данной работе. Оправдание подобного мироощущения Рорти находит в групповом моральном релятивизме: «…Не существует объективных оснований для наших привязанностей и убеждений, за исключением того обстоятельства, что служащие им опорой верования, желания и настроения совпадают с верованиями, желаниями и настроениями многих других членов группы, с которой мы себя отождествляем по моральным и политическим соображениям – отождествляем, в большинстве случаев, по контрасту с иными группами или сообществами. Гегельянским аналогом “внутреннего человеческого достоинства ” оказывается, таким образом, “коллективное достоинство”[comparative dignity]социальной группы, с которой человек себя идентифицирует…» Однако Рорти не считает такой моральный релятивизм релятивизмом, а считает вполне приемлемым постмодернизмом, в обоснование чего приводит не очень понятное рассуждение, которое я здесь цитировать не буду. Желающие разобраться могут сходить по интернетовской ссылке, приведенной в библиографии, и прочитать последний абзац статьи Рорти.
Далее Рорти четко видит противоречивость общей схемы своего оправдания и выходит из данного противоречия, элегантным прыжком покидая собой же предложенную схему: «…любой маргинализированный субъект – социальный “изгой ”, “неформал ”, “чужак-аутсайдер”…т. е. всякий аномальный индивид, выпавший из привычной для него среды и подвергшийся остракизму, – в нормальном немаргинальном кругу может считаться особью, лишенной какого-либо “человеческого достоинства ”. Это, в самом деле, естественный и логичный вывод, однако из него не следует, что с маргиналом “естественно и логично ” обращаться как с экзотическим существом низшего уровня, как с животным. Поскольку, наоборот, в традициях нашего общества – принять и защитить изгнанника, лишенного чести и уважения, попытаться вернуть ему чувство достоинства, которое было у него кем-то отнято, сделать его “своим ”. На этот еврейский и христианский элемент в нашей традиции с благодарностью и надеждой уповают подобные мне атеисты…»