Зато информационный «улов» был богатым: захваченных бумаг было столько, что на годы была обеспечена работа жандармских управлений и охранных отделений чуть ли не по всей России. Письма и телеграммы так и шныряли из столицы – в Ашхабад, Баку, во Владивосток, Вятку, Гродно, Екатеринбург, Екатеринодар, Екатеринослав, Иркутск, Калугу, Киев, Ковно, Нижний Новгород, Одессу, Пермь, Ростов, Рыбинск, Севастополь, Тамбов, Тверь, Тифлис, Томск, Уфу, Харьков – и обратно. В деле – секретные и совершенно секретные циркуляры, перлюстрированная и расшифрованная конспиративная переписка, адреса и особые приметы «нелегалов», протоколы столичных и провинциальных обысков и допросов, справки паспортистов, шифротелеграммы с особо секретными сведениями.
Нашлось занятие и для заграничной агентуры. Ее начальник А.А. Красильников, чиновник для особых поручений при Министре внутренних дел, слал из Парижа донесения об эмигрантах, упоминаемых в захваченной переписке, об их замыслах и заговорах, плетущихся в Цюрихе и Давосе, Вене и Неаполе, Берлине и Мюнхене, Лондоне и Льеже.
В деле упоминаются сотни «известных Департаменту полиции» имен революционеров – эсеров и эсдеков, большевиков и меньшевиков, анархистов и максималистов. А имена Засулич, Плеханова, Бурцева, Брешко-Брешковской, Савинкова и Троцкого уже тогда были известны не только Департаменту полиции, но и всей России. Пройдет время, и столь же известными станут и другие имена: Якова Свердлова и Анатолия Луначарского, Адольфа Иоффе (будущего посла в Германии) и Арона Сольца (будущего председателя ЦКК). Здесь, в деле, впервые сошлись имена Варвары Яковлевой – будущего председателя Петроградской ЧК – и Вадима Чайкина – будущего члена ЦК партии социалистов-революционеров (вторично эти имена встретятся в списке расстрелянных по приказу Сталина в Орловской тюрьме в сентябре 1941 года).
Словом, работа кипела, и полиция, кажется, уже знала всё и обо всех!
И вдруг – «сигнал» о «некоем еврее», связанном с дачей Линде и совершенно неизвестном Департаменту полиции!
Всякий, кто имел хоть какое-то касательство к этому пансиону, определенно возбуждал к себе сыщицкий интерес. Но никаких точных сведений ни о личности О.М. (не считая блестящей разгадки его национальности[14]), ни о характере его противоправительственной агитации в донесении не содержится, кроме упоминания, что он – «по слухам»! – проживал в 1911 году в пансионе Линде и скрылся оттуда во время арестов летом того же года. Однако и слух, всерьез взволновал полицию, уязвленную неудачей с поимкой Мячина. После чего высшим чинам политического сыска Российской империи не лень было возиться с этим «неким евреем» целых полгода!
2
3
Документы
‹1›
В августе 1911 г. О.М. отдыхал в санатории Конкалла под Выборгом, где познакомился с А.Ф. Кони (о чем он писал В.И. Иванову). Известие о налете полиции на пансион Линде произвело на О.М., по-видимому, сильнейшее впечатление. С этим его состоянием, по предположению А.А. Морозова, непосредственно связано стихотворение «Как кони медленно ступают…» (Лит. обозрение. 1991. № 1. С. 81).
‹2›
‹3›
‹4›
‹5›
‹6›
‹7›
Нашлось занятие и для заграничной агентуры. Ее начальник А.А. Красильников, чиновник для особых поручений при Министре внутренних дел, слал из Парижа донесения об эмигрантах, упоминаемых в захваченной переписке, об их замыслах и заговорах, плетущихся в Цюрихе и Давосе, Вене и Неаполе, Берлине и Мюнхене, Лондоне и Льеже.
В деле упоминаются сотни «известных Департаменту полиции» имен революционеров – эсеров и эсдеков, большевиков и меньшевиков, анархистов и максималистов. А имена Засулич, Плеханова, Бурцева, Брешко-Брешковской, Савинкова и Троцкого уже тогда были известны не только Департаменту полиции, но и всей России. Пройдет время, и столь же известными станут и другие имена: Якова Свердлова и Анатолия Луначарского, Адольфа Иоффе (будущего посла в Германии) и Арона Сольца (будущего председателя ЦКК). Здесь, в деле, впервые сошлись имена Варвары Яковлевой – будущего председателя Петроградской ЧК – и Вадима Чайкина – будущего члена ЦК партии социалистов-революционеров (вторично эти имена встретятся в списке расстрелянных по приказу Сталина в Орловской тюрьме в сентябре 1941 года).
Словом, работа кипела, и полиция, кажется, уже знала всё и обо всех!
И вдруг – «сигнал» о «некоем еврее», связанном с дачей Линде и совершенно неизвестном Департаменту полиции!
Всякий, кто имел хоть какое-то касательство к этому пансиону, определенно возбуждал к себе сыщицкий интерес. Но никаких точных сведений ни о личности О.М. (не считая блестящей разгадки его национальности[14]), ни о характере его противоправительственной агитации в донесении не содержится, кроме упоминания, что он – «по слухам»! – проживал в 1911 году в пансионе Линде и скрылся оттуда во время арестов летом того же года. Однако и слух, всерьез взволновал полицию, уязвленную неудачей с поимкой Мячина. После чего высшим чинам политического сыска Российской империи не лень было возиться с этим «неким евреем» целых полгода!
2
Началось всё, по-видимому, с рукописной анонимки, «любительского» доноса, поступившего к помощнику начальника Финляндского жандармского управления[15] по Бьернеборгскому пограничному району полковнику Базаревскому[16]. Тот передал сведения в несколько адресов: в районное охранное отделение, своему непосредственному начальнику полковнику Утгофу[17] (который, очевидно, не придал доносу никакого значения) и генерал-майору Лампе[18], начальнику жандармского полицейского управления Финляндских железных дорог, который, напротив, дал делу энергичный ход. В пользу предположения, что неизвестный нам донос был рукописным и анонимным, говорит то, что гельсингфорские жандармы не могли проверить изложенные в нем сведения, а одна из упоминаемых в нем фамилий была при перепечатке неразборчивого рукописного текста переврана – «Фейсранов» вместо «Феофанов». На основании этого доноса Лампе отправил 24 июня 1912 года в Санкт-Петербургский департамент полиции секретное донесение о том, что «некий еврей Мандельштам» проживал в пансионе «Лейно» в деревне Неувола, где занимался «противуправительственной агитацией». Но мало того: чины местной финской полиции ему покровительствуют и даже выполняют его поручения!
В завязавшейся между Финляндским жандармским управлением, столичным Охранным отделением и Особым отделом Департамента полиции интенсивной переписке ставилась четкая задача: вывести на чистую воду, «разъяснить» этого подозрительного и опасного революционного семита, этого Мандельштама!
Гм, Мандельштама? Но какого?!
Надо сказать, что обладателей этой «фамилии чортовой» проходило по делам Департамента полиции изрядное множество. Как правило, их всё же друг от друга отличали, но нередко и путали. Так что замешательство полиции было понятно.
Судите сами. Было известно, что в Териоки наезжает знаменитый киевский профессор-окулист Макс Эмильевич (Емельянович) Мандельштам (1838–1912), «закаленный – по отзыву начальника Киевского губернского жандармского управления – еврей, но получивший отличное высшее образование». Когда в 1899 году киевские жандармы узнали, что он был одним из российских делегатов на Третьем всемирном сионистском конгрессе, они попросили его представить им записку о сионизме, каковую Макс Эмильевич для них охотно составил, указав, что «заселение Палестины евреями… может служить службу всем, в особенности же самой России»[19]. Впрочем, столь резвая агитационная деятельность в случае почтенного окулиста была едва ли представима.
Несколько проще было представить в этой роли переводчика Исая Бенедиктовича Мандельштама – к слову сказать, племянника и воспитанника киевского профессора. В 1908 году он закончил технический факультет Льежского университета, был там душой русской студенческой колонии, по обыкновению зараженной русским крамольным духом. С 1910 года – студент юридического факультета Санкт-Петербургского университета.
Пожалуй, единственным реальным революционером среди Мандельштамов был знаменитый большевик Мартын Николаевич Мандельштам (1872–1947; подпольные клички Лядов и Одиссей). Впервые привлеченный к дознанию в Москве в 1892 году, все последующие двадцать лет он не давал полиции поводов забыть о себе: в 1893 году – кратковременный арест, в 1895 – организация первой маевки под Москвой, в 1896 – новый арест и пятилетняя ссылка в Верхоянск, в 1902 – первомайская демонстрация в Саратове, в 1903 – бегство за границу. Там, познакомившись с Лениным, он становится одним из организаторов партии большевиков и непременным участником всех ее съездов. Вернувшись в 1905 году в Россию, он участвует в событиях «кровавого воскресенья» и в руководстве Московским вооруженным восстанием в декабре 1905 года, поработал он и в финской военной организации. В 1909 году, разойдясь с Лениным, Мандельштам-Лядов стал одним из организаторов ультрареволюционной группы «Вперед», читал лекции в организованных этой группой партийных школах на Капри (1909) и в Болонье (1910–1911). Департаменту полиции было известно, что секретарем этой последней школы была его жена Лидия (кстати, замеченная в перлюстрации переписки слушателей), а среди самих слушателей – и товарищ Антон, он же Константин Алексеевич Мячин – главное действующее лицо в событиях на даче Линде[20]. И в 1911 году этот Одиссей, по которому плакали и каторга, и виселица, как ни в чем не бывало возвращается в Россию и устраивается на работу в контору братьев Нобель в Баку секретарём редакции журнала «Нефтяное дело». В сентябре 1918 г. был арестован турками, а в ноябре, при отступлении турок, был лепортирован в Грузию (Впрочем, для такого матерого большевистского волка бегать по териокским дачам тоже было как-то несерьезно…)
А может быть это Моисей Лейбович (он же Михаил Львович) Мандельштам? Он хоть и не живет всю жизнь по чужим документам, как тот, но тоже крамольник известный. Еще двадцать пять лет назад, в 1886 году, попал он в Петербурге за студенческую демонстрацию в кутузку, был исключен из университета. Правда, с тех пор его больше не арестовывали: окончив юридический факультет Казанского университета, стал он присяжным поверенным, даже диссертацию защитил и, состоя в кадетской партии, адвокатствовал с 1903 года в Москве. Но вот кого же он защищал!?
Исключительно крамольников, и не просто крамольников, а злодеев-террористов – Гершуни, Каляева[21]. Того самого Каляева, что в московском Кремле бомбой подорвал дядю царя – великого князя Сергея Александровича. Конечно, никакая защита Каляеву не помогла – повесили, но все-таки примечательно, что из всех московских адвокатов Каляев выбрал именно Мандельштама. Правда, сомнительно, чтобы эта хитрая бестия, приезжая отдыхать на Финское взморье, бегала по дачам и чего-то там агитировала, но проверить надо.
В картотеке был и еще один подозрительный Мандельштам – Николай Николаевич (Эммануил Львович) (1879–?), высланный из Москвы в Воронеж в 1903 году за хранение подпольных брошюр и бесследно скрывшийся оттуда в феврале 1904 года.
Да еще и Иосиф Менделевич Мандельштам, сын Паневежского второй гильдии купца, имя которого еще всплывет в документах «дела Мандельштама».
В завязавшейся между Финляндским жандармским управлением, столичным Охранным отделением и Особым отделом Департамента полиции интенсивной переписке ставилась четкая задача: вывести на чистую воду, «разъяснить» этого подозрительного и опасного революционного семита, этого Мандельштама!
Гм, Мандельштама? Но какого?!
Надо сказать, что обладателей этой «фамилии чортовой» проходило по делам Департамента полиции изрядное множество. Как правило, их всё же друг от друга отличали, но нередко и путали. Так что замешательство полиции было понятно.
Судите сами. Было известно, что в Териоки наезжает знаменитый киевский профессор-окулист Макс Эмильевич (Емельянович) Мандельштам (1838–1912), «закаленный – по отзыву начальника Киевского губернского жандармского управления – еврей, но получивший отличное высшее образование». Когда в 1899 году киевские жандармы узнали, что он был одним из российских делегатов на Третьем всемирном сионистском конгрессе, они попросили его представить им записку о сионизме, каковую Макс Эмильевич для них охотно составил, указав, что «заселение Палестины евреями… может служить службу всем, в особенности же самой России»[19]. Впрочем, столь резвая агитационная деятельность в случае почтенного окулиста была едва ли представима.
Несколько проще было представить в этой роли переводчика Исая Бенедиктовича Мандельштама – к слову сказать, племянника и воспитанника киевского профессора. В 1908 году он закончил технический факультет Льежского университета, был там душой русской студенческой колонии, по обыкновению зараженной русским крамольным духом. С 1910 года – студент юридического факультета Санкт-Петербургского университета.
Пожалуй, единственным реальным революционером среди Мандельштамов был знаменитый большевик Мартын Николаевич Мандельштам (1872–1947; подпольные клички Лядов и Одиссей). Впервые привлеченный к дознанию в Москве в 1892 году, все последующие двадцать лет он не давал полиции поводов забыть о себе: в 1893 году – кратковременный арест, в 1895 – организация первой маевки под Москвой, в 1896 – новый арест и пятилетняя ссылка в Верхоянск, в 1902 – первомайская демонстрация в Саратове, в 1903 – бегство за границу. Там, познакомившись с Лениным, он становится одним из организаторов партии большевиков и непременным участником всех ее съездов. Вернувшись в 1905 году в Россию, он участвует в событиях «кровавого воскресенья» и в руководстве Московским вооруженным восстанием в декабре 1905 года, поработал он и в финской военной организации. В 1909 году, разойдясь с Лениным, Мандельштам-Лядов стал одним из организаторов ультрареволюционной группы «Вперед», читал лекции в организованных этой группой партийных школах на Капри (1909) и в Болонье (1910–1911). Департаменту полиции было известно, что секретарем этой последней школы была его жена Лидия (кстати, замеченная в перлюстрации переписки слушателей), а среди самих слушателей – и товарищ Антон, он же Константин Алексеевич Мячин – главное действующее лицо в событиях на даче Линде[20]. И в 1911 году этот Одиссей, по которому плакали и каторга, и виселица, как ни в чем не бывало возвращается в Россию и устраивается на работу в контору братьев Нобель в Баку секретарём редакции журнала «Нефтяное дело». В сентябре 1918 г. был арестован турками, а в ноябре, при отступлении турок, был лепортирован в Грузию (Впрочем, для такого матерого большевистского волка бегать по териокским дачам тоже было как-то несерьезно…)
А может быть это Моисей Лейбович (он же Михаил Львович) Мандельштам? Он хоть и не живет всю жизнь по чужим документам, как тот, но тоже крамольник известный. Еще двадцать пять лет назад, в 1886 году, попал он в Петербурге за студенческую демонстрацию в кутузку, был исключен из университета. Правда, с тех пор его больше не арестовывали: окончив юридический факультет Казанского университета, стал он присяжным поверенным, даже диссертацию защитил и, состоя в кадетской партии, адвокатствовал с 1903 года в Москве. Но вот кого же он защищал!?
Исключительно крамольников, и не просто крамольников, а злодеев-террористов – Гершуни, Каляева[21]. Того самого Каляева, что в московском Кремле бомбой подорвал дядю царя – великого князя Сергея Александровича. Конечно, никакая защита Каляеву не помогла – повесили, но все-таки примечательно, что из всех московских адвокатов Каляев выбрал именно Мандельштама. Правда, сомнительно, чтобы эта хитрая бестия, приезжая отдыхать на Финское взморье, бегала по дачам и чего-то там агитировала, но проверить надо.
В картотеке был и еще один подозрительный Мандельштам – Николай Николаевич (Эммануил Львович) (1879–?), высланный из Москвы в Воронеж в 1903 году за хранение подпольных брошюр и бесследно скрывшийся оттуда в феврале 1904 года.
Да еще и Иосиф Менделевич Мандельштам, сын Паневежского второй гильдии купца, имя которого еще всплывет в документах «дела Мандельштама».
3
К ним, кстати, пора и вернуться.
В переписке о Мандельштаме, продолжавшейся с июня и до декабря 1912 года, прослеживается три этапа розыскных мероприятий:
– с июня по октябрь (первые пять документов): выяснение личности (со служебной командировкой филера Ефимова)[22];
– октябрь–ноябрь (документы 6–8, 10–11): уточнение по картотекам возраста, адреса, занятий, революционной деятельности и проч.;
– ноябрь–декабрь (документы 9 и 12): попытка удостовериться в том, что этому «некоему еврею» хотя бы жить в Финляндии не положено (увы, и здесь неудача!).
Сведений же о том, что Мандельштам этот – поэт, в делопроизводстве Департамента полиции обнаружено не было.
В переписке о Мандельштаме, продолжавшейся с июня и до декабря 1912 года, прослеживается три этапа розыскных мероприятий:
– с июня по октябрь (первые пять документов): выяснение личности (со служебной командировкой филера Ефимова)[22];
– октябрь–ноябрь (документы 6–8, 10–11): уточнение по картотекам возраста, адреса, занятий, революционной деятельности и проч.;
– ноябрь–декабрь (документы 9 и 12): попытка удостовериться в том, что этому «некоему еврею» хотя бы жить в Финляндии не положено (увы, и здесь неудача!).
Сведений же о том, что Мандельштам этот – поэт, в делопроизводстве Департамента полиции обнаружено не было.
Документы
‹1›
Обращение начальника жандармского полицейского управления Финляндских железных дорог генерал-майора А.Б. Лампе в Департамент полиции МВД от 24 июня 1912 г.
Секретно
В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ
Получены сведения, что некий еврей Мандельштам (имя и отчество не выяснено) по слухам проживавший в 1911 году в пансионе Линде близ станции Мустамяки Финляндской железной дороги и скрывшийся оттуда во время арестов летом прошлого года, – в настоящее время проживает в новом пансионе «Лейно» в деревне Неувола Усикирского прихода и занимается противуправительственной агитацией между проживающими в 9 пансионах около станции Мустамяки. Пансионы эти часто посещаются многими лицами, приезжающими из Петербурга на короткое время и здесь устраиваются собрания, на которых присутствуют Мандельштам и приезжие гости. Собрания большею частью происходят в пансионе Ребановича[23] (близ станции Мустамяки). Местная полиция в лице помощника ленсмана Фейсранова, обер-констабля Саволайнена и констабля Викстрема[24] покровительствует проживающим в пансионах, между которыми много евреев, не имеющих права жительства в Финляндии. Викстрем, по слухам, исполняет даже поручения Мандельштама и развозит его корреспонденцию разным лицам в Териоки и Райвола.
Об изложенном полковником БАЗАРЕВСКИМ донесено начальнику Финляндского Жандармского Управления и сообщено в Районное Охранное Отделение, вместе с сим за №№ 38 и 39.
Генерал-майор Лампе
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 149–149 об. На бланке: «Начальник Жандармского Полицейского Управления Финляндских железных дорог, 24 июня 1912 г., № 152, г. Гельсингфорс». Помета вверху: «27/6» и штамп: «28 июн. 1912» – очевидно, дата получения адресатом; в середине – слева, под штампом, резолюция: «Надо об этом запросить полковн‹ика› Утгофа» и, посередине, по тексту: «Исх. № 103354», внизу – помета: «В отд. 28.VI» и штамп: «28 июн. 1912».
В августе 1911 г. О.М. отдыхал в санатории Конкалла под Выборгом, где познакомился с А.Ф. Кони (о чем он писал В.И. Иванову). Известие о налете полиции на пансион Линде произвело на О.М., по-видимому, сильнейшее впечатление. С этим его состоянием, по предположению А.А. Морозова, непосредственно связано стихотворение «Как кони медленно ступают…» (Лит. обозрение. 1991. № 1. С. 81).
‹2›
Обращение и. о. вице-директора Департамента полиции МВД полковника Еремина к начальнику Финляндского жандармского управления К.-Р.К.Утгофу от 5 июля 1912 г.
Секретно
Начальнику Финляндского Жандармского Управления
Начальник Жандармского Полицейского Управления Финляндских железных дорог донес, что по полученным им сведениям в пансионе «Лейно», в дер. Неувола, Усикирского прихода, проживает, занимается противуправительственной агитацией в среде населяющих пансионы у станции Мустамяки некий еврей Мандельштам, успевший избежать ареста еще в минувшем году, причем местная полиция покровительствует проживающим в этих пансионах евреям, лишенным права жительства в пределах Финляндии, а констебль Викстрем даже исполняет поручения Мандельштама по развозке его корреспонденции.
Принимая во внимание, что об изложенном Помощником Вашего Высокоблагородия по Бьернеборгскому пограничному району уже донесено Вам за № 38, Департамент Полиции просит Вас сообщить надлежащие по сему предмету сведения.
За Вице-Директора, подпис‹ал› полковник Еремин[25]
За Заведующего Особым Отделом П. Шиллер[26]
За Начальника Отделения Подпись
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 150–150 об. На бланке: «Министерство внутренних дел. Департамент полиции. По Особому отделу. 5 июля 1912 г. № 103354», ниже впечатано: «По I Отделению». Пометы вверху – «19354/12», под обращением – «отв‹ет› вх. 26938/26506».
‹3›
Обращение начальника Финляндского жандармского управления К.-Р. К. Утгофа в Особый отдела Департамента полиции от 31 августа 1912 г.
Секретно
В Департамент Полиции (по Особому Отделу)
По наведенным Помощником моим по Выборгскому району справкам как негласным путем, так и через агентуру, оказалось, что в 5-ти километрах от ст. Мустамяки Финляндской жел. дороги в пансионе Лейно в дер. Неувола Усикирского прихода действительно проживает некий еврей МАНДЕЛЬШТАМ, имя и отчество которого установить пока не представилось возможным, так как в местном Полицейском Управлении он не прописан. – По-видимому, МАНДЕЛЬШТАМ не имеет права жительства в Финляндии, так как часто переезжает с места на место, посещая при этом довольно часто пансион РЕБАНОВИЧА, где МАНДЕЛЬШТАМ проживал зимою этого года; что касается противуправительственной агитации, которую МАНДЕЛЬШТАМ ведет будто бы с местными жителями и лицами, прибывающими из Петербурга, то собрать об этом какие-либо сведения не представилось возможным. – В районе местности Мустамяки действительно проживает очень много евреев, не имеющих здесь права жительства, с чем местной полиции, ввиду ее малочисленности и изворотливости евреев, очень трудно бороться. – Сведения о том, что местные полицейские обер-констабли ФЕОФАНОВ (а не ФЕЙСРАНОВ) и САВОЛАЙНЕН и констабль ВИКСТРЕМ будто бы покровительствуют этим евреям, причем последний будто бы исполняет различные поручения МАНДЕЛЬШТАМА, негласною проверкою подтвердить не удалось, и неблагоприятных сведений об этих полицейских чинах добыть негласным путем не удалось. —
Донося об изложенном, присовокупляю, что об этом мною вместе с сим сообщено Полковнику БАЗАРЕВСКОМУ.
Полковник Утгоф
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 161–161 об. Бланк: «Начальник Финляндского Жандармского Управления. 31 Августа 1912 г. № 2708. Гор. Гельсингфорс. На № 103354». Пометы: вверху – «91593», штамп: «4 Сен. 1912», «16/д/9» и, в правом углу, штамп: «Особый Отдел. 4 Сент. 1912. Вход. № 26506»; в середине, над исходящим номером, штамп: «11 Сен. 1912», под исходящим номером – резолюции: «Запросить свед‹ения› об имени, отчестве и звании Мандельштама. Е‹ремин?› 14/IX», «Предоставляется в ОО[27] Деп. для прописки. 12/IX Кур‹очк›ин», еще ниже рукописная помета «122а т. 4/12» и еще ниже – «Не отм‹ечено›».
‹4›
Запрос Департамента полиции об установлении имени, отчества и звания Мандельштама от 19 сентября 1912 г.
Секретно
Начальнику Финляндского Жандармского Управления
Департамент Полиции просит Ваше Высокоблагородие сообщить сведения об имени, отчестве и звании Мандельштама, помянутого в Вашей записке от 31-го Августа сего года за № 2708.
Вице-Директор С. Виссарионов[28]
Заведующий Особым Отделом, Полковник Еремин
Начальник Отделения В. Курочкин[29]
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 164. На листе бумаги, исх. № неразборчив, дата: «19 Сентября 1912», помета: «По 3 Отделению». Под обращением – «Отв. 30842».
‹5›
Справка начальника Финляндского жандармского управления К.-Р. К. Утгофа Особому отделу Департамента полиции о Мандельштаме Иосифе Эмильевиче от 17 октября 1912 г.
Секретно
В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ (по Особому Отделу)
По наведенным справкам оказалось, что имя и отчество МАНДЕЛЬШТАМА – Иосиф Эмильевич, сын С.Петербургского 2-й гильдии купца, проживает по паспорту Пристава 4-го участка Московской части С.-Петербургской столичной полиции от 28 июня 1911 года за № 315.
Полковник Утгоф
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 165. Бланк: «Начальник Финляндского Жандармского Управления. 17 Октября 1912 г. № 3404. Гор. Гельсингфорс. На № 106351». Помета: «108607» и штамп: «Особый Отдел. 18 Окт. 1912. Вх. № 30842». Поверх подписи: «Препровождаю ‹нрзб›. 18/X». Поверх этой резолюции и самого письма, наискосок снизу вверх: «Предложить нач‹альни›ку Финл‹яндского› упр‹авления› выяснить его револ‹юционную› деятельность, а также имеет ли он право жительства в Финляндии, а нач‹альнику› СПБ О‹хранного› О‹тделения› о том, имеет ли право жит‹ельства› в СПБ и нет ли у них свед‹ений›, подтверждающих свед‹ения›, излож‹енные› в донес‹ении› Нач‹альника› ЖПУ Финл‹яндских› ж. д.», «4/XI. Исх. 108732–731», «Прошу составить на него справку. Е‹ремин›». Справа, по вертикали (снизу вверх): «Справки препровождаю». Внизу, в правом углу: «А/III/127. 912. Не отв.».
‹6›
Справка на Мандельштама Иосифа Эмильевича по Центральному справочному алфавиту от 25 октября 1912 г.
СПРАВКА ПО ЦЕНТРАЛЬНОМУ СПРАВОЧНОМУ АЛФАВИТУ[30]
Д‹елопроизвод›ство: О‹собый› О‹тдел› III Отд‹еления› Вх. № 30842
По каким Делопроизводствам и за какие годы требуется справка: По Делу Р‹озыскного› О‹тделения›: № 77693 25/X
Фамилия: Мандельштам
Имя и отчество: Иосиф Эмильевич
Звание: Сын СПетерб. 2-ой гильдии купца.
Д‹елопроизвод›ства №№ дел №№ входящих бумаг Особ‹ая› отметка
Справку наводил Тарасов
25 Октября 1912 года
ГАРФ. Ф. Р-102. Д. 122 А. Т. 4. Л. 166. Бланк-формуляр «Справки по центральному справочному алфавиту». Вверху слева помета: «Немедленно», справа штамп: «В розыскном алфавите 2-го делопроизводства сведений не имеется. 9/XI–12 г. Крохин». Слева снизу вверх: «Младший Помощник Делопроизводителя. Подпись», штамп слева: «Карточки на Мандельштама Иосифа Эмильевича в Фотографическом Бюро не имеется. 9/XI–1912. Подпись». Внизу в правом углу штамп, фиксирующий время поступления запроса, начало и конец работы по нему: «Принята: 12 ч.40 м.; Наведена: 12 ч. 50 м.; Сдана: 2 ч. 15 м.». В первом столбце номера делопроизводств Департамента полиции – с 1-го по 7-е и Особый отдел. Во втором номера дел: отметим, что только два из указанных шифров касаются непосредственно О.М. – 8-3/910 и само данное дело № 122 A, т. 4, тогда как в остальных делах речь идет о тезке и однофамильце поэта – Иосифе Менделевиче Мандельштаме, сыне Паневежского второй гильдии купца, проживавшем в 1892 г. в Америке. В третьем столбце к О.М. имеет отношение документ № 14157/910, а также документы №№ 30842/912 и 26938/912 (см. документы 2 и 5).
‹7›
Справка на Мандельштама Осипа Эмильевича от 9 ноября 1912 г.
Входящий №: 30892 СПРАВКА
Дело №: 127 – 1912 г. По Особому Отделу
1. Фамилия: МАНДЕЛЬШТАМ
2. Имя: Осип
3. Отчество: Эмильев
4. Клички: Неизв‹естны›
5. Звание: Сын Петербургского купца.
6. Год и место рождения: Сведения 1910 г. – 20 лет.