Павлов Сергей Иванович. По черному следу

   — Давай без церемоний. У меня, между прочим, рабочий день, а работы по горло.
   — Мы тоже не на прогулке, — рассеянно обронил оператор. — Шеф, у меня все готово. — Он сделал какое-то необходимое ему движение рукой в сторону. Это выглядело забавно: рука вошла в ухо гиганта.
   — Купер, — сказал Гэлбрайт, — отодвиньте изображение Палмера дальше от своего, вы мне мешаете. — Голова гиганта невесомо откачнулась вправо и сократилась в размерах наполовину. — Вот так, хорошо. Добрый день, Палмер.
   — Добрый день, Гэлбрайт.
   — Вы знаете меня в лицо?
   — Да. Видел вас однажды в УОКСе.
   — Однажды… Когда?
   — В тот сумасшедший день, когда потерпел катастрофу «Спэйс фэнтом». Или днем позже?.. Ну, в общем, видел на совещании по поводу гибели трампа.
   — Год назад… У вас хорошая зрительная память.
   — Пока не жалуюсь.
   — Что ж, пригодится. — Гэлбрайт кивнул. — Ваш возраст?
   — Сорок семь лет.
   — Должность?
   — Инспектор по кадрам десантных подразделений бокс».
   — Превосходно… Как у вас там погода?
   Палмер удивленно поморгал:
   — Погода отличная. Но вас, должно быть, интересует не это?
   — Да. Кроме погоды, нас интересует Четвертая экспедиция к Урану. Точнее, одно странное происшествие на борту «Лунной Радуги».
   — А… понятно… — В глазах Палмера отразилось тоскливое размышление. — Что вы имеете в виду?
   — Странных происшествий было несколько?
   — Я бы этого не сказал.
   — Вот и прекрасно. Будем считать, вы догадались, о чем идет речь.
   — Понимаю. Вам нужно, чтобы я первый произнес это слово — «чужак». Ладно, я произнес.
   — Спасибо, Палмер. Это очень важно для следствия.
   — Следствие по делу о чужаке?
   — Нет, мы идем по другому следу, но чужак оказался у нас на пути. И знаете, он почему-то нам не понравился, мы решили проконсультироваться с вами. Когда это было? Вы помните точную дату я время?
   Палмер назвал дату и время.
   — Расскажите подробности встречи.
   — Прошло восемь лет, — пробормотал Палмер. — И сейчас я…
   — Вы забыли подробности?
   — Нет, но…
   — Вам приходилось с кем-нибудь делиться этой историей?
   — Да, я рассказывал про чужака своему другу.
   — Друзей у вас, вероятно, немало. Кому именно вы рассказывали?
   — Я не хотел бы называть имен.
   — Вы полагаете, Палмер, вопросы я задаю из праздного любопытства?
   — Вот поэтому и не хотел бы… Простите, но я не желаю, чтобы моих друзей беспокоили.
   — А уж это насколько вы будете откровенны. Если нет… результат, увы, окажется прямо противоположный тому, которого вы добиваетесь. Мы будем просто вынуждены говорить с Бугримовым.
   На лице Палмера проступило смятение:
   — Вы… Но откуда вы знаете?
   — Служба такая. Бугримов поверил вашему рассказу о чужаке?
   — Конечно. Я никогда его не обманывал и не разыгрывал. И вообще… это не в моем характере.
   — Кому еще рассказывали вы о чужаке?
   — Командиру десантного отряда «Лунной радуги» Нортону.
   — Нортон поверил?
   Лицо Палмера окаменело.
   — Вы молчите?
   У Палмера да лбу выступила испарина.
   — Что это с вами?
   Десантник молчал. Бывший десантник. Фрэнк сочувственно смотрел в его светло-карие, сильно увеличенные на экране глаза, — можно было представить себе, каково ему там. Увеличенные изображения лиц как-то нехорошо, неприятно обнажали людей… Но это был один из методов следовательской практики, ничего не поделаешь.
   — Я не совсем понимаю ваше состояние, — мягко сказал шеф, — но вы должны взять себя в руки и…
   Палмер его не слушал.
   — Спросите Нортона сами, — отрезал он.
   — Нортона, значит, можно побеспокоить. Вам Нортон не друг.
   — Здесь суть не в этом. Просто я не желаю совать свой нос в личные дела Нортона.
   — А разве вопрос, поверил Нортон вам или нет, никак не касается вашего носа?
   — Сначала я был убежден, что Нортон мне не поверил.
   — Ну а потом?
   — А потом… Видите ли, это уже не имело значения.
   — Пока я ничего не вижу. Ну хорошо… Расскажите нам то, о чем вы рассказывали Бугримову и командиру.
   Палмер стал неохотно рассказывать. Фрэнк слушал рассеянно — не любил повторений. Все совпадало с тем, что рассказывал медиколог. Шеф и Никольский, напротив, слушали с напряженным вниманием: Роган, казалось, подремывал, но Фрэнк мало уже доверял безучастным позам язвительного консультанта.
   — Любопытно! — проговорил шеф, будто впервые услышал эту историю. — Весьма любопытно!.. Итак, на борту «Лунной радуги» ночью вы встретили незнакомца, который не мог быть членом экипажа рейдера. Кому-нибудь другому я бы не поверил… А что об этом думаете вы сами?
   — Я… до сих пор… В общем, не знаю, что думать. Столько всего передумал… Надоело мне, Гэлбрайт! Сыт я чужаком по горло! Обращайтесь с вопросами к Нортону.
   — С какой же стати именно к Нортону? Он что… знает о чужаке больше, чем знаете вы?
   — Вот вы его об этом и спросите. А мне, в конце концов, все равно, что он там знает, а чего не знает.
   — Спросим. Но сейчас я беседую с вами. Ведь не заинтересованы же вы в том, чтобы нашу организацию водили за нос?
   — Нет, не заинтересован.
   — Я так к полагал. Поскольку наши интересы совпадают, скажите, Палмер… Встретившись с незнакомцем, вы не заметили в его облике какую-нибудь странную особенность?
   — Незнакомец сам по себе уме довольно странная особенность.
   — Безусловно. Но я имел в виду другое. Вам не приходило в голову, что это могла быть искусно сделанная маска? Грим?
   — И об этом я думал. Правда, ничего такого я не заметил, но кто знает… Должно же существовать хоть какое-то объяснение.
   — Встреча с чужаком была единственной?
   — На борту рейдера — да. Позднее мне приходилось… То есть я, конечно, не мог его встретить, потому что… его уже не было, этого человека. Просто меня удивило странное сходство, и я подумал… Нет, глупо было так думать. Потому что… его уже не было гораздо раньше.
   У Фрэнка по спине побежали мурашки. Он почти с испугом следил, как бывший десантник мучительно, тяжело пытается выбраться из хаоса каких-то своих представлений. Лицо Палмера было мокрым от пота.
   — Вы, — проговорил шеф, глядя в потолок, — вы не могли его встретить, потому что… Ну да, по той причине, что его уже не было… Кого не было, Палмер?
   — Этого… Ну который казался мне чужаком. То есть сам по себе для меня он, конечно, чужак. Я совершенно не знал его, никогда не видел… ну… прежде. Только потом… Да и какое это имеет значение? Ведь говорю же я, что все это так… Ну, в общем, не знаю! И откуда вы взялись на мою голову! Может, никакого чужака, в сущности, и не было, а я сижу тут перед вами и путаюсь как дурак!
   — Успокойтесь, Палмер. Хотите, я скажу, отчего это у вас происходит?
   Палмер молчал.
   — Оттого, что вы чего-то не договариваете.
   Палмер молча обливался потом. «Ну почему он не вытрет лицо?!» — гвоздем засело в голове у Фрэнка. Сочувствие, которое он испытывал к бывшему десантнику, понемногу улетучивалось.
   — Ладно, — сказал шеф. — Вопрос ребром: чужак, в сущности, был? Или чужака, в сущности, не было?
   — Смотря что понимать…
   — Палмер! Да или нет?
   — Ну… как бы это вам объяснить? — пробормотал Палмер. Лицо у него было совершенно измученное. — Почему вы мне не верите? Я действительно не… Ну сначала мне так показалось. А позже…
   — Стоп! — сказал Гэлбрайт. — Вот с этого и начнем. С начала. Опишите нам внешность чужака. Если трудно словами… Бы знаете, что такое фоторобот? Купер, дайте Палмеру на экран рабочее поле фоторобота.
   — Я знаю, что такое фоторобот, к эта штука, пожалуй, мне ни к чему… Погодите, я все объясню! Уже работая в управленческом аппарате УОКСа, я однажды по какой-то надобности просматривал архив и… Мне попались материалы Третьей экспедиции и Урану. В том числе фотография десантников группы Элдера. Кроме самого Элдера, я никого из погибших ребят этой группы не знал и никогда не видел. То есть видел мельком в программе телевизионной информации… По, во-первых, когда сообщали о катастрофе на Обероне, мы с Бугримовым проводили отпуск в лыжном походе в горах сибирского плато Путорана. И если учесть, что экран размерами с ладонь окружали в тесной палатке семь человек, можете представить себе, как хорошо мне все это было видно. К тому же весть о гибели Элдера так меня потрясла, что остальным десантникам, фамилии которых мне ни о чем не говорили, я уделил меньше внимания. Ведь с Элдером мы начинали еще на Венере. Бугримов тоже очень расстроился. Как выяснилось, кроме Элдера, он знал Бакулина, Асеева и Накаяму. Отпуск был испорчен… Во-вторых, мне не довелось просмотреть в полном объеме специальный фильм-отчет о Третьей экспедиции. Это уже когда мы с Бугримовым находились в резерве на лунной базе «Гагарин». В тот день решался вопрос о нашем участии в Четвертой экспедиции в составе десантного отряда «Лунной радуги», и нам, откровенно говоря, было не до просмотров. Правда, потом, в целях спецподготовки, наш отряд не раз просматривал этот фильм и слушал попутные комментарии Юхансена и Нортона. Но, поскольку не было смысла вновь демонстрировать фильм целиком, мы с Бугримовым видели только ту его часть, которая имела прямое отношение к событиям на Обероне и действиям десантной группы. Десантники, естественно, работали э скафандрах… Словом, как-то так нехорошо получилось, что тех, которые там… остались на Обероне, я толком не видел даже на фотографиях…
   — Рэнд, можно я выдам маленькую «профессиональную» тайну десантников?
   — неожиданно вмешался оператор.
   — Не надо, Купер, — остановил его Гэлбрайт. — Все знают, что перед началом рискованных операций десантники почему-то не любят смотреть на портреты погибших. Иногда им это удается. Но продолжайте, Палмер, прошу вас.
   — Да, есть такое у нашего брата… — смущенно согласился Палмер. — И, наткнувшись в архиве УОКСа на материалы Третьей экспедиции, я все это как бы заново прочувствовал и стал перебирать портреты десантников. Четверых я знал хорошо: Кизимова, Нортона, Йонге и, конечно же, Элдера. Узнал и двух других — Симича и… кажется, Лорэ. Когда-то встречался с ними в резерве. Перебираю дальше и вдруг… вишу перед собой лицо чужака! Я прямо обалдел. Переворачиваю портрет и на обратной стороне читаю: «Геройски погиб при исполнении служебных обязанностей. Оберон, система Урана». И как положено
   — имя, фамилия, даты. Ну, думаю, дела!.. В голове сумбур, сосредоточиться не могу. Одно понятно: очень похож на того… Глядит с насмешливым прищуром, спокойно так. Будто спрашивает: «Ну что, старина, узнаешь?..» Вот. А вы суете мне фоторобот! Леонид Михайлов, десантник Третьей экспедиции.
   Фрэнк заметил, как шеф и Никольский быстро переглянулись.
   — Вот оно как… — пробормотал Гэлбрайт. — Друг Нортона!
   — Этого я не знаю, — чуть слышно ответили губы с экрана.
   — Купер, дайте Палмеру на экран портреты погибших десантников.
   Пять красочных слайдов мгновенно выстроились в ряд.
   — Кто? — спросил Гэлбрайт.
   — Второй слева, — медленно сказал Палмер.
   — Да, — подтвердил оператор. — Второй слева Леонид Михайлов.
   — Уберите слайды, а портрет Михайлова сделайте покрупнее. Так… Спасибо.
   Фрэнк с любопытством уставился на «чужака». Внешность Михайлова производила приятное впечатление. На портрете он выглядел серьезным, но было в выражении его лица что-то такое, что давало повод заподозрить у этого человека иронический склад ума. Поджатые губы, взгляд изучающе-пристальный, левый глаз с прищуром… Фрэнк довольно уверенно представил себе человека неторопливого, спокойного в движениях, склонного относиться ко всему окружающему с повышенным вниманием, но не без юмора. Люди подобного типа встречаются редко… Да, старина Дэв, по-видимому любитель редкостей. Что ж, друзей выбирать он умеет.
   Шеф спросил:
   — Вы абсолютно уверены, Палмер, что перед вами портрет того незнакомца, который… гм… шокировал вас на борту «Лунной радуги»?
   — Зачем вы так… — печально произнес Палмер. — Я ведь говорил: похож. Настолько похож лицом, что это меня изумило. И все. О какой уверенности может идти речь?
   — Ладно, ставлю вопрос по-иному. Вы уверены, что встретили на борту «Лунной радуги» незнакомого вам человека во плоти и крови, очень похожего, как вам удалось это выяснять позже, на Леонида Михайлова?
   — Да, встретил. Во плоти и крови. Очень похожего на Леонида Михайлова. Лицом.
   — Так… А телом?
   — Но я ведь никогда не видел Михайлова в… в натуре!
   — Вот именно, — сказал Гэлбрайт. — Зачем же вы все время подчеркиваете: «похож лицом»?
   Палмер опять замолчал. На него жалко было смотреть. «Нет, я к этому, наверное, никогда не привыкну…» — подумал Фрэнк. Шеф поднялся я обошел вокруг стола, поглядывая на экранную стену. Палмер потел я молчал. Шеф сел. Деловито сказал:
   — Итак, незнакомец лицом похож на Михайлова. А кого он напомнил вам телом? Поясняю: походкой, осанкой, повадками, жестами?..
   Губы Палмера шевельнулись совершенно беззвучно, и на этом все кончилось.
   — Ну почему я должен тянуть вас за язык? — спокойно спросил Гэлбрайт.
   — Вы же сами минуту назад говорили, что чужака, в сущности, не было. Это вам удалось «раскусить» еще на борту «Лунной радуги», и довольно быстро. Вы узнали «чужака», Палмер.
   Лицо Палмера дернулось как от удара.
   — Нет!.. — хрипло возразил он. Добавил с отчаянием: — Я лишь заподозрил!
   — А есть ли тут разница?
   — Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?!
   Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого?.. Мысли путались, к он не сразу осознал, что это — вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. «В конце концов, — подумал он, — мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают…»
   Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем-то ненужном, подумал: «Почему они замолчали?»
   — Вы не поняли, Палмер, — сказал наконец шеф. — Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения… или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона?
   Палмер вяло ответил:
   — На следующий день.
   — В какой момент?
   — Не знаю… Во всяком случае — после разговора с Нортоном в спортивном зале.
   — Разговор дал вам какой-нибудь повод для подозрений?
   — Нет… Не знаю. Когда я рассказывал о чужаке, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием… Вечером я встретил его в коридоре и… Ступает он как-то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня… смутно так…
   — Первые подозрения?
   — Да… Нет. Скорее… ну такое предощущение, что ли.
   — И вы подумали…
   — Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне… Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!..
   — Подозрения оформились во сне?
   — Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве… Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку.
   — Нортон?
   — Видимо, он хотел… не со мной, но так у него получилось.
   — А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность?
   — Пытался. Не знаю… При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что… Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего-нибудь стоят. Но, с другой стороны…
   — Выражение лица тоже казалось естественным?
   — Да, вполне.
   — Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова?
   — Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным… злым. Будто бы человек торопился по какому-то спешному и неприятному делу. Меня он явно не… Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо.
   — За Нортоном вы замечали такое… такую…
   — Отталкивать?
   — Да.
   — Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил — бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило… Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал: «Извини, Рэнд». Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: «И за тот раз… тоже извини».
   — Вот как? Что он этим хотел сказать?
   — А кто его знает…
   Длинная пауза.
   — Это все? — спросил Гэлбрайт.
   — Да, это все.
   — Хотите что-нибудь добавить?
   — Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и… этого…
   — Я понял. Нет, не заметил. По-моему, ростом они одинаковы.
   — Эмблемы на костюмах совпадали?
   — Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара.
   — Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. — Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены — казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.
   Гэлбрайт сидел опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.
   — Вот так, — произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.
   Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.
   — Если хотите знать мое мнение; то… то я почти убежден, — непонятно сказал Никольский.
   — Кентавр? — непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: — Наши мнения совпадают.
   — Тем хуже.
   — А что, если уговорить Палмера?
   — Имитировать встречу?
   — Да.
   Никольский подумал.
   — Я, собственно, не против, но… Во-первых, время. Во-вторых… — Он искоса взглянул на Гэлбрайта. — Вы все-таки надеетесь избавиться от… кентавра?
   Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.
   — Нет, — сказал он. — Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.
   — Лучше к худшему, — одобрил Никольский. — В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. — Он откинулся на спинку кресла.
   — Любите спорт? — спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: — Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания.
   — Родео? Что ж, занятное зрелище…
   — Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом?
   Фрэнк посмотрел на шефа:
   — Был. Когда участвовал в школьных родео.
   — Говорят, вы непременный участник ежегодного Большого родео в Копсфорте?
   — У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка… Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление.
   — Напрасно.
   — Забросил или поступил?
   Гэлбрайт молча повращал глазами.
   — Я понимаю, куда вы клоните — Фрэнк подвигался в кресле. — Готов в Копсфорт хоть сегодня… Но, полагаю, нужен я вам не как призер Большого родео, а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой.
   — Нет, — сказал Гэлбрайт. — Никакой записывающей микроаппаратуры. И э этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ни-ка-ких! Обычная одежда спортсмена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной — обыкновенной, Полинг! — пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь Большое родео. Боюсь заглядывать далеко вперед, это «родео», однако, может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни.
   — Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? — Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное. — С моей стороны, было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать, — добавил он.
   — Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или Большое родео…
   — Или «Кентавр». Или, может быть, прямо без маскировки: «Веревка для шурина»?
   — Хотелось бы сразу внести предельную ясность, — устало сказал Гэлбрайт. — Вы, Полинг, вправе взять на себя копсфортовскую миссию только на добровольных началах, и никак не иначе. Ваш отказ, разумеется, нас огорчит, но мы поймем это правильно.
   — Шеф, копсфортовскую миссию я, безусловно, беру на себя. И не столько из опасений вас огорчить, сколько по личным мотивам. К тому же посылать в Копсфорт для встречи с Нортоном кого-либо другого просто не имело бы смысла.
   — Верно. Тогда в чем причина вашего… гм… смятения?
   — Причина в том, что я предвижу, как все это будет. Признаться, шеф, я совершенно не в своей тарелке и… не могу заставить себя поверить в успех копсфортовской затеи. Это меня угнетает. Иметь дело с Нортоном вообще не слишком приятно. А тем более в таком его… качестве. В конце концов я не специалист по кентаврам.
   — Да? — угрюмо удивился Гэлбрайт. — А кто из нас специалист по кентаврам? Хает? Кьюсак? Я? Вы, Никольский? Вы, профессор? Или, может быть, вы, Купер?.. Вот видите, Полинг, все молчат. Мы испытываем острый дефицит в специалистах подобного рода. — Гэлбрайт заворочался в кресле. — Купер, поднимите нас и можете считать себя свободным до шестнадцати ноль-ноль. Но подготовьте к вечернему заседанию все материалы по «оберонскому гурму». Фильмы, документацию, отчеты комиссии… все!
   Купер кивнул. На крышке стола отразился хлынувший сверху дневной свет, изображение оператора угасло, и экранные стены поползли вниз. Фрэнк прищурился в ожидании бьющих лучей жаркого солнца. Солнца не было. Всю широту видимой из окна инструкторского холла небесной панорамы заволокла тяжелая туча. Приближалась гроза. Приближалась стремительно, со стороны океана, низко волоча темно-свинцовое брюхо, поблескивающее разрядами. Такие шквальные грозы нередко приносят с собой серьезную для этих мест неприятность — торнадо. Фрэнк машинально поискал глазами пестрые цепочки хорошо заметных на грозовом фоне противоураганных аэробаллонов. Метеозащиты не было. Синоптики, очевидно, считают, что все обойдется…
   — Нортон что-нибудь рассказывал о «Лунной радуге»? — спросил Гэлбрайт. — Полинг, я обращаюсь к вам.
   — Нет, шеф, — ответил Фрэнк, отрывая взгляд от окна. — Я не могу припомнить, чтобы при мне Нортон вообще произносил название этого рейдера.
   — Как часто вы бываете в семье своей сестры?
   — Как правило, раз в месяц. Иногда чаще. Дело в том, что нас — меня и сестру — с детства связывает большая родственная дружба. Вероятно, в зрелом возрасте эта дружба играла бы меньшую роль, если бы не женская трагедия Сильвии: она бездетна. Этим объясняется необычайная привязанность ко мне. Она до сих пор называет меня «беби».
   — Исчерпывающий ответ, — похвалил Гэлбрайт.
   — Я постарался заранее прояснить ситуацию. Иначе мой ответ на следующий ваш вопрос может показаться вам нелогичным.
   — Проницательность — одно из ценнейших качеств в нашей профессии, — одобрительно прокомментировал Гэлбрайт. — Итак?..
   — Итак, несмотря на то, что Нортон муж моей сестры и в конечном итоге мой родственник, я его плохо знаю. Другими словами, шеф, мои довольно частые визиты в Копсфорт — это одно, а мои отношения с Дэвидом Нортоном — нечто совсем другое. Мы с ним очень редко встречаемся и еще реже беседуем. Даже после того, как он вышел в отставку и прочно осел в Копсфорте. Любые формы общения нас тяготят, мы избегаем друг друга.
   — Н-ну!.. Чем же это вы друг другу так насолили?
   — Ничем. Просто с самого начала он проявил ко мне равнодушие, я платил ему тем же, вот и все… — Фрэнк, заметив, что шеф и Никольский как-то очень внимательно, неотрывно глядят на него, осторожно добавил: — Надеюсь, вы понимаете, что с таким багажом «родственных отношений» мне туг» придется в Копсфорте.
   — М-да, небогато… — согласился Гэлбрайт. — Но это мы обсудим позже. Теперь предлагаю…
   Ослепительно сверкнул в окне пучок огня, и громовой раскат, казалось, поколебал здание. Почти мгновенно вслед за этим в стекло ударил шумный ливень. Плотность ливневого водопада была такова, что сгустившийся в холле сумрак заставил сработать автоматику освещения. Никольский, щурясь, оглядел декоративные светильники, перевел взгляд на окно, покачал головой. Грозовой шквал неистовствовал. Слепяще-голубые ветвистые трещины молний вспарывали водяной поток; почти непрерывно ухало, гремело, перекатывалось на фоне однообразного гула то ли воды, то ли ветра…
   — Дождик пошел? — сонно осведомился Роган. Он вынул из уха шарик слухового аппарата, сунул в нагрудный карман и принял прежнюю позу.
   Гэлбрайт поднялся, но в этот момент пискнул сигнал внутренней связи.
   — Бауэр? — спросил Гэлбрайт, морщась от очередного, особенно звучного удара грома. — Давайте, что там у вас?
   — Поступило первое сообщение, из Торонто, — ответил потолочный спикер под аккомпанемент громовой канонады.