— Еще что я обязан?
   — Еще ты обязан понять, что круг замкнулся. Ты и твои товарищи — знаешь, о ком идет речь, — нами полностью расшифрованы, я с этим надо считаться.
   — Так уж я расшифрованы?
   — Каким-то образом вам удалось обойти рогатки спецкарантина, и вы решили, что можно разыгрывать эту партию дальше. Нет, Дэвид.
   — Позиция в этой партии такова, что на месте администрации вашего Управления я согласился бы на ничью.
   — Ничейного результата не будет.
   — Как знать…
   — Не будет, Дэвид. Просто потому, что этого не может быть по всем параметрам современной жизни. В прошлом веке подобный фокус тебе, вероятно, удался бы. Но теперь общественно-политическая тактика иная.
   — Многозначительная фраза.
   — Но ведь по меньшей мере наивно рассчитывать, что общество равнодушно пройдет мимо такого экстравагантного факта, каким представляется ваша четверка.
   — Четверка? — переспросил Нортон.
   — Да. Золтан Симич погиб, а Меф Аганн для нас пока под вопросом…
   — Как давно погиб Симич?
   — Около шестидесяти часов назад.
   — Тело найти удалось?
   — Нет.
   — Плохо… — пробормотал Нортон.
   — Почему? — спросил Фрэнк с любопытством.
   — Если бы в вашем распоряжении оказалось мертвое тело, может быть, вы оставили бы в покое живых.
   — Не думаю…
   — В этой ситуации меня как-то мало интересует, что думаешь ты, — заметил Нортон рассеянно. — Уж лучше придерживайся официальных рамок своей миссии. Кстати, в чем она состоит конкретно?
   — Я должен предложить тебе войти с нами в контакт немедленно и на добровольных началах.
   — И это все?
   — Администрация считает, пока достаточно.
   — Пока… Ты думаешь, такая миссия может иметь хоть какой-то шанс на успех?
   — Ты уже дал мне понять, как мало интересует тебя то, о чем думаю я. Моя задача: информировать тебя о нашем открытии и сделать соответствующее предложение. Свой отрезок пути я прошел.
   — Ну, положим, я согласился на добровольный контакт. Что за этим последует?
   — Очевидно, здесь возможен только оптимальный вариант: тобой займется наука.
   — Но ведь я не какой-нибудь механизм, чтобы меня можно было запросто разобрать на мелкие части, обследовать до молекул и собрать обратно.
   — Вряд ли это будет выглядеть настолько драматически. Существуют методы иного… — Фрэнк не договорил. Подумал: «Здесь логика на его стороне…»
   — Я вижу, ты в затруднении? — сказал Нортон. — Не потому ли, что администрация вашего Управления внимательно изучила акты медикологической экспертизы и ничего примечательного в них не нашла? Н-да… В итоге ни ты, ни твоя администрация не вправе предвосхищать благополучные выходы из моего положения, а тем более выдавать мне успокоительные авансы.
   — Тем самым, Дэвид, ты заводишь беседу в тупик. Но именно тебе предстоят из него выбираться.
   — Конечно. Ведь именно надо мной нависла угроза быть разобранным на молекулы… Я намерен сделать вам контрпредложение — Нортон посмотрел куда-то мимо собеседника. — Предлагаю джентльменский договор. Вы не досаждаете мне при жизни, а я завещаю вам свое бренное тело. Вот тогда я копайтесь в нем как хотите и чем хотите… Завещаю вместе с дневником наблюдений, в котором обязуюсь отразить все особенности своего… гм… странного бытия.
   Помолчали. Нортон спокойно спросил:
   — Ты не слишком разочарован?
   — Дело не во мне, — ответил Фрэнк. — Я подумал о разочаровании, которое постигнет тебя.
   — Когда мое предложение будет отвергнуто? Ты за меня не волнуйся.
   — Я за тебя не волнуюсь.
   — За Сильвию?
   — Кроме Сильвии, есть планета Земля…
   — Для планеты я неопасен.
   — Готов поверить. Но ты почему-то не хочешь этого доказать.
   — Право что-либо доказывать предоставлено вам. В конце концов это ваша служебная обязанность.
   — Здесь надо добавить: и человеческий долг. Именно в этом плане я был намерен говорить с тобой. Как личность с личностью.
   — Такая дискуссия заведет нас в тупик. Ситуация, в которой оказались мы с тобой и распорядительные органы твоего Управления, выходит за рамки ныне существующей морали. Это нас удручает, но не должно удивлять. Предусматривать такого рода ситуации разуму человека было пока несвойственно.
   — Верно, — согласился Фрэнк — Однако разуму человека также несвойственна и бездеятельность в любых ситуациях.
   Нортон угрюмо взглянул на него. Процедил:
   — Во всяком случае, на вашу бездеятельность мне рассчитывать не приходятся.
   — Вот поэтому твое контрпредложение не имеет практической ценности. И если каждый из вашей феноменальной четверки изберет для себя ту же позицию… Что получится, Дэвид?
   — За каждого из четверки я не ручаюсь. Контрпредложение я сделал только от своего имени.
   — Одного себя пытаешься противопоставить всему человечеству? Надеешься выстоять в этой борьбе?
   — Я предлагаю мир, а ты говоришь о борьбе… Кстати, само человечество не готово к этой, с позволения сказать, борьбе.
   — Даже так?.. А на чем основан этот твой, с позволения сказать, оптимизм?
   — Для борьбы нужен повод. Общество не может бороться со мной без всякого повода. Я полноправный член общества, уважаю его законы и обоснованно считаю, что законы должны меня, полноправного, защищать. Я выражаюсь достаточно ясно?
   «Полноправного… — подумал Фрэнк. — Вот в чем тут соль!..»
   — Твое юридическое полноправие ни у кого не вызывает сомнений, — ответил он. — Но вот биологическое…
   — О юридическом праве я знаю, — перебил Нортон, — а вот о биологическом впервые слышу. Я рожден на Земле и от земных отца и матери. Так что катитесь вы от меня со своими сомнениями…
   — А если вдруг выяснится, что твоя природная сущность не адекватна биологической сущности человека? Допустим. И что тогда?..
   — Тогда мне ничего другого не останется, как предъявить обществу свои претензии по самому большому счету! — подхватил Нортон. — Ведь это оно послало меня за пределы родной планеты. Ведь это для его благополучия мне приходилось трудиться во Внеземелье, рискуя собственной головой. Вдобавок ваше Управление как общественный институт не сумело обеспечить мне космическую безопасность. Так кто же будет в конце концов виноват, если обнаружится моя биологическая неадекватность?!
   — Никто, естественно. Однако все мы будем виноваты, если не сумеем оградить людей от угрозы изменения природной сущности человека.
   — Ограждайте. Разве я против? Но лично себя я не позволю считать нелюдью. Независимо от того, нравится вам такая моя позиция или не нравится. Для человечества и для планеты в целом я абсолютно безопасен. Не будь у меня такой уверенности, я никогда не решился бы вернуться на Землю. То же самое можно сказать и о каждом из нашей четверки. И в этом смысле я готов поручиться за каждого хоть головой. Впрочем, довольно. Я тебя честно предупреждал: дискуссия заведет нас в тупик. Нет, нет, довольно! К тому же ты интервьюируешь меня, в сущности, не имея на это права.
   — То есть как?.. — Фрэнк слегка растерялся.
   — А вот так. Сначала нужно предъявить мне свидетельства моей биологической неадекватности, а уж потом затевать разговор.
   — Они у нас есть.
   — Палочка, которую вам удалось выманить у мальчишки?
   — Хотя бы. Она побывала у тебя в руках, и отсюда ее совершенно необъяснимые свойства.
   — Опасные для человечества?
   — Вероятность этого исключать мы не вправе..
   Нортон демонстративно перевел взгляд на телевизионный стереоландшафт. Почти у самого стола неслышно суетились передние ряды колонии пингвинов. «Первый раунд закончился с преимуществом Нортона», — мысленно прикинул Фрэнк.
   — Я вижу, — сказал он, — ты не равнодушен к зрелищам на экране? Но не вижу, как это можно было бы совместить с дикой вспышкой твоего экраноненавистничества во Внеземелье…
   — О чем речь? — спросил Нортон, не повернув головы.
   — Хочешь сказать, что об этом ты не имеешь понятия.. Ладно. А о «черных следах» ты имеешь понятие?
   — «Черные следы»? — Нортон искоса взглянул на Фрэнка. — Это что за диковина?
   — Это такая диковина, которая… В общем, да, ты можешь отвертеться от любых улик. В том числе от поющей деревяшки. Но есть, по крайней мере, одно свидетельство твоей биологической неадекватности, от которого тебе не уйти, сам знаешь. Я имею в виду «черный след».
   Обратив лицо в собеседнику, Нортон сурово спросил:
   — Где ты видел «черные следы»?
   — Я их не видел.
   — Тогда о чем разговор?
   — Все о том же.
   — Тема нашего разговора исчерпана. — Нортон поднялся.
   Фрэнк, продолжая сидеть, кивнул на заснеженный берег с пингвиньей компанией:
   — Экран менять приходилось?
   — Нет, — прошипел Нортон. — Не приходилось.
   — А если пощупаешь этот берег руками — придется?..
   В глазах Нортона — где-то в самых зрачках — застыло холодное пламя.
   — Я доставлю тебе удовольствие, — тихо сказал он, — пощупаю этот берег руками. Но потом уходи.
   Нортон вышел из-за стола я, погрузившись в толпу пингвинов по грудь, подступил к телевизионной стене вплотную. Халат, соскользнув у него с одного плеча, остался висеть на другом, и сквозь призрачно-трепетный слой розового с голубым ореолом свечения, порожденного потревоженным стереоэффектом, Фрэнк мог разглядеть левую половину мускулистого загорелого тела и пестрые плавки. Было слышно, как Нортон демонстративно похлопал но стене ладонью. «До чего же часто подводят людей излишняя самоуверенность», — подумал Фрэнк.
   Оставляя за собой тающий шлейф розово-голубых ореолов, Нортон выплыл из зоны действия стереоэффекта. Натянул на плечи сползший халат, резко спросил:
   — Ну и что?
   Фрэнк молча смотрел на заснеженный берег, на белые купола антарктических гор.
   — Я спрашиваю: что?
   — Ничего, — вяло отозвался Фрэнк. — По-видимому, ошибка…
   — Если вы приходите ко мне с ошибками, то я не слишком высокого мнения о работе вашей организации.
   — Я тоже, правда, по другому поводу.
   — Желаю тебе приятного времяпрепровождения. — Нортон вернулся за стол. — Говорят, Большое родео в этом году будет на редкость помпезным, не пропусти чего-нибудь интересного.
   — Постараюсь.. Будь добр, запроси станцию техобслуживания. Прошел ли там подзарядку мой элекар?
   — Запрашивай сам. — Нортон переключил клавиши.
   С потолка бесшумно опустилась изогнутая штанга и повернулась конусным наконечником в сторону Фрэнка. По штанге соскользнула сверху коробка видеотектора. Фрэнк набрал индекс, и на экранчике появилась смуглая женщина с оранжевыми волосами и сильно накрашенными оранжевой помадой губами.
   Блеснув белками глаз, женщина неожиданно произнесла густым баритоном:
   — Справочный пункт. Слушаю вас.
   — Добрый день, — сказал Фрэнк — Я оставил нам на подзарядку свой элекар.
   — Пожалуйста, назовите номер машины, серию.
   Фрэнк назвал.
   — Даю диспетчера сектора подзарядки.
   На экране возникла потная физиономия Лангера.
   — Элекар модели «Юпитер»? — осведомился «диспетчер».
   — Да.
   — Великолепная у вас машина! — рявкнул Лангер. — Предлагаю обмен на «Кентавра». Соглашайтесь!
   — Нет, — сказал Фрэнк и подумал: «Ну артист!..»
   — Что ж, забирайте, готов ваш «Юпитер».
   — Прошу прислать машину по адресу: Дубовая роща, первая линия, вилла «Эдвенчер»… Впрочем, этот маршрут есть в блоке памяти элекара. Нажмите пятый клавиш, я все дела.
   — Пятый? Сделаем. Встречайте машину.
   — Благодарю вас.
   Откинувшись в кресле, Фрэнк наблюдал, как штанга втягивается в потолочный люк, я живо представлял себе, как действует в эту минуту Лангер. Вот он отправляет «Юпитер» на виллу. Вот связывается по видеотектору с операторским постом местного телетранслятора, и на экранчике появляется физиономия Кьюсака со следами неудачного визита к Йонге. Лангер коротко бросает напарнику: «Раздевай!..» Кьюсак едва уловимо кивает, подает команду диспетчеру телетранслятора убрать стереоэффект, и теперь в любое мгновение…
   С телевизионной стеной что-то произошло. Фрэнк вскочил. Нортон тоже вскочил, халат слетел с плеч. Стереоизображение словно бы съежилось, утратило глубину, экран превратился в стеклянную плоскость, и на белом от снега антарктическом берегу точно в том месте, где Нортон хлопал ладонью, контрастно выступили угольно-черные отпечатки левой пятерни…
   — Любопытно, — сказал Фрэнк, встретившись глазами с Нортоном. — Знаешь, я ведь впервые вижу «черные следы» в натуре.
   Нортон молча выпрыгнул из-за стола. Оттолкнул Фрэнка, схватил кресло и, размахнувшись, с силой всадил его в экран. Посыпалось стеклянное крошево.
   — На «Лунной радуге» ты разбивал экраны деликатнее, — заметил Фрэнк.
   — Вон! — яростно прошептал Нортон и сделал руками что-то вроде отталкивающего жеста. — И чтоб никогда!.. Ни ногой!..
   Фрэнк обомлел: под мышками у Нортона непонятно блеснуло. И во рту тоже почудился металлический блеск. Искаженное гневом и блеском лицо… Фрэнк невольно попятился.
   На нетвердых ногах он сошел в летний холл. Непослушными пальцами набросал для Сильвии записку какого-то душераздирающего содержания. Скомкал, сунул в карман. Кое-как взял себя в руки и торопливо написал другую. Умолял сестру немедленно покинуть Копсфорт, приглашал к себе. Сунул записку под вазу с гладиолусами. Вышел из дома, сел на мопед и, не разбирая дороги, покатил на выезд. У ворот наткнулся на длинный, оливкового цвета элекар и не сразу сообразил, что это «Юпитер». Завалил мопед в заднее отделение кузова, опустился в кресло водителя, тронул машину с места.
   Зеленый коридор шоссе. Ветер с шорохом обтекал ветровое стекло, монотонно шелестели скаты.
   Промелькнул мимо памятный щит с рекламой о прелестях отдыха на Бизоньих озерах. Фрэнк резко затормозил, дал задний ход. Не открывая дверцу, выпрыгнул из машины, полез в кусты. Под кустами было сумрачно, грязно от размокшей земли. Он весь перепачкался, пока нашел коробку «Видеомонитора».
   Лангер и Кьюсак ждали его, как и было условлено, у видеотекторного павильона станции техобслуживания. Ждали порознь. Кьюсак любезничал с двумя дамами под белым тентом кафетерия. Лангер стоял на тротуаре под солнцем, я в руках у него поблескивали бутылки. Заметив подъезжающий «Юпитер», он поставил бутылки у ног и подпер кулаками бока. В пестрой рубахе навыпуск и в светлых шортах он выглядел как боксер тяжелого веса, напяливший на себя одежду подростка; пот лил с него в три ручья.
   — Жарища!.. — сказал он Фрэнку. — Ну… как дела?
   Фрэнк молча перебросил «Видеомонитор» Лангеру, закрыл глаза и обессиленно откинулся на сиденье.
   — Эта «корзина» с уловом? — тихо поинтересовался Лангер.
   — Спрячь в карман, — не открывая глаз, пробормотал Фрэнк, — я не отдавай мне эту штуку, даже если я захочу отобрать ее у тебя.
   — Понято. Значит, не зря…
   Фрэнк слышал, как Лангер выволок из кузова мопед и сказал Кьюсаку: «Отведи коня нашего чемпиона в стойло». Потом услышал, как забулькала вода. Усилием воли он открыл дверцу, вышел из элекара. В ногах не было привычной твердости.
   Лангер, запрокинув голову, опоражнивал бутылку из горлышка. Взглянул на товарища, поперхнулся.
   — Ах, чтоб мне лопнуть!.. — проговорил он. — Хаста спустили с лестницы, а тебя, похоже, прямо через мусоропровод!..
   — Что у тебя в бутылке? — спросил Фрэнк.
   — Холодная минеральная.
   — Полей мне на руки.
   Лангер взял вторую бутылку, полил. Остаток вылил себе за пазуху, рыча от удовольствия. Фрэнк стряхнул воду с рук вялым движением и вдруг замер, уставясь на них, словно впервые видел. Лангер внимательно посмотрел на него. Фрэнк пошел в обход элекара. Машинально обогнул распахнутую дверцу, сел на край проема в кабине — между культом я сиденьем водителя, — нажатием кнопки вскрыл дохнувшую холодом полость походного бара, вынул салфетку. Вытирая испачканные на коленях джинсы, он слышал, как вернувшийся Кьюсак сказал что-то Лангеру тихо и неразборчиво. Но ответ Лангера он разобрал:
   — Оставь его в покое. Ему не до этого. Кстати, нам тоже… Ты, красавчик, и так слишком заметен в среде мирных граждан Копсфорта.
   — Не остри, — отозвался Кьюсак. — В этот раз работа проделана, я бы сказал, на редкость элегантно… Ладно, поехали. Кто за рулем?
   — Я за рулем. Чемпион сядет рядом со мной, ты сзади… Сели? Поехали!
   Элекар набрал скорость, нырнул в тенистый радиус городского шоссе. По ветровому стеклу побежали отблески.
   На окраине Копсфорта Лангер круто взял вправо, лихо прошел поворот. Мелькнул указатель: «Аэропорт 15 км».
   «Юпитер» помирал шоссейное полотно со скоростью авиетки.
   «Работа была элегантной, — сжав зубы, думал Фрэнк. — На редкость».
   — Ты чего приуныл? — Лангер подмигнул Фрэнку. — Взгляни на своего коллегу… — Он указал кивком на Кьюсака. — Шар земной катится в новую эру, а для этого субъекта жизнь продолжается в старом темпе.
   Тронув несколько клавишей в нужной последовательности, Лангер выхватил из-под пульта зажим с бородавками ларингофонов, нацепил себе на шею. Перед ветровым стеклом вырос блестящий стержень антенны и, покачиваясь, засвистел в потоке встречного воздуха.
   — Улей, улей, я пчела! Как прием?
   — Как у невропатолога, — недовольно ответил голос Гейнца из пультового чрева. — Раздевайся быстрее!
   — Ты, Задира, с нами поласковей. Мы на обратном пути, так что готовьте свою колымагу к старту.
   — Это сделаем. Ты лучше скажи, что мне домой передать. Носорог и восточный Журавль там от нетерпения уже по потолку вышагивают.
   — Передай: болото прошли, хвосты не намокли, никто не простудился. Чемпион в седле. Домой везем корзину лягушек. У меня все. Конец.
   — Понял тебя, пчелка, понял! Поздравляю! Конец.
   Лангер выключил связь. Фрэнк покосился на исчезающий стержень антенны, сказал:
   — Насчет корзины ты, наверное, зря… А впрочем, ладно. Пусть шеф переварит это заранее.
   — Что он должен переварить?
   — Я пустил камеру в дело без его ведома.
   — Без его ведома… — Лангер бросил на Фрэнка сочувственный взгляд. — При мне Носорог разрешил ребятам технической службы соорудить для тебя спецперчатки и выдать «Видеомонитор».
   — Шутишь?..
   — Напротив. Потому и сказал тебе откровенно, чтобы ты избавился наконец от иллюзий насчет вероятности шуток в нашей системе.
   Фрэнк промолчал.
   — Нортон не только личная твоя забота. Нортон — забота теперь всего земного сообщества. Вот и ведя себя соответственно. Не надо все взваливать на свои могучие плечи. В том числе и нагрузку нравственных отношений. Эх, молодость!..
   — Ничего, — сказал Фрэнк. — Говорят, это быстро проходит.
   …Впереди, грациозно закинув искрящиеся рога на спину, с легкостью призрака мчался Звездный олень. Ветер донес его крик:
   — Блеск Вселенной! Океаны Пространства!.. Когда тебя ждать на звездной дороге, товарищ?..
   Фрэнк угрюмо смотрел сквозь ветровое стекло.