Павлов Сергей Иванович. Волшебный локон Ампары

   Несомый ветром неизвестно куда, Кир-Кор третий час был занят спортивной работой высотника – вел борьбу с нелепым летательным аппаратом за аэродинамическую устойчивость. Попросту говоря – вертелся ужом. Чтобы лететь преимущественно головой вперед, вертеться ужом надо было весьма энергично. Он отметил, что дымка, занавесившая линию горизонта, стала плотнее и как будто ближе. Особенно на востоке. А внизу – лишь голубая вода. Очень много воды и ничего больше. За все это время он не видел там ни клочка суши, и его томила географическая неопределенность. Солнце, просвечивая сквозь розовую оболочку крыла, стояло над головой, высота и направления дрейфа менялись – лжеслампер не представлял себе, куда его занесло. Кроме солнца вверху и океана внизу – никаких иных ориентиров. Стопроцентно он мог поручиться только за то, что этот океан – Индийский.
   После блужданий по всем шестнадцати румбам южного полукруга ветер избрал наконец устойчивое направление на восток. Прямо по курсу Кир-Кор увидел гряду облаков, и она ему не понравилась. До сих пор небо над океаном было чистым.
   На уровне облачного слоя воздух потеплел. Появились воздушные «ямы». Крыло сильно вздрагивало, скрипело, тряслось и внезапно проваливалось. Потом стало резко вскидывать нос, дергая плечевые тяжи. Кир-Кор опомниться не успел, как восходящий поток забросил его, словно пушинку, к самой вершине башнеподобного кучевого облака.
   Восходящие потоки – настоящее удовольствие для опытных сламперов. Кир-Кор с сомнением и беспокойством оглядел растрепанную верхушку пухлого колосса. Облако было насыщено электричеством, он чувствовал это. И когда из недр белой громадины распространился раскатистый грохот, он почти пожалел, что находится не в каюте экспресса.
   Пытаясь выйти из опасной зоны маневром глубокого бокового скольжения, Кир-Кор «подламывал» крыло то справа, то слева. В конце концов трясущийся летательный аппарат пошел на снижение витками наклонного штопора, как сорванный ветром тополиный лист; солнечный свет вдруг померк. Тряска, кружение и болтанка продолжались в удушливо-мутной среде – вытянутая рука тонула в плотном тумане, по лицу струилась, затекая под маску, холодная влага. Вскоре сделалось еще темнее. Вспышка молнии на миг подсветила сизую муть. Раздался оглушительный треск. Запахло не просто озоном, а, можно сказать, серьезной угрозой смертельного электроудара. Кир-Кор оставался спокоен. Привычно спокоен. «Ничего не успеешь почувствовать, – думал он. – Мироздание вычеркнет тебя из своего актива, и все дела...» Он привык к риску. Риск – атрибут профессии дальнодея. Его профессии. Только вот ощущение нехорошее – будто отпуск кончился.
   Громыхнуло двумя залпами, но где-то уже в стороне, – глухие, раскатистые удары. Мокрый сумрак сгустился до фиолетовой полутьмы, вспышек молний не было видно. Зато осветились магическим голубоватым сиянием три шара на не видимых в тумане штырях за спиной. Водяную пыль пронзили струи дождя – плотный ливень тяжело ударил в крыло. Разверзлись хляби небесные...
   Под напором массы дождевой воды полет (если это еще был полет) проходил в режиме быстрого, неупорядоченного-снижения. Правда, вращение прекратилось – хоть за это ливню спасибо. Внизу стало светлее – из фиолетовой полутьмы выплыло нечто вроде круглого мутно-серого озера с идеально круглым островом посредине. Кир-Кор увидел на светлом фоне темную бахрому дождя, и ему подумалось: «Выпадаю с осадками». Он глядел вниз и никак не мог понять, что же это все-таки проступает сквозь белесую муть, как зрачок страшно выпученного великаньего ока... Муть внезапно рассеялась. При свете дня таинственное око перевоплотилось в серебристо-белую гору с черным кратером на вершине. Вода заливала глаза, и Кир-Кор не сразу сообразил, что шквал несет его вместе с дождем над самой верхушкой островной Башни погоды и что исполинские полукольца импульсных дингеров разведены над кратером и – самое ужасное! – выдвинуты на рабочую высоту!.. И прежде, чем его мозг разнесло магнитным ударом на мириады осколков, Кир-Кор успел увидеть прямо по курсу яркую синеву океана и несколько островов. Последнее, что он слышал, был крик боли, но понять, что это его собственный крик, уже не успел.

2. ВЕРТУНЫ, ФЕРРОНЬЕР, МАТЕЙ И МАРСАНА

   Он лежал на неоглядной красной равнине, словно связанный Гулливер. Справа от него была ночь, слева – день. Черными кобрами покачивались вдали смерчи, тускло светило слева багровое солнце. Под завывание ветра по красной равнине катились, подпрыгивая, два темных клубка-вертуна. Равнина была очень гладкая, сухая и жесткая, клубки-вертуны – мягкие, расплывчатые. Утомительно резвы были эти клубки, неудержимы в движении, как ветер. А ветер был душен...
   Не размыкая век, новоявленный Гулливер безучастно следил за игрой вертунов, пока не стало его забирать беспокойство непонимания. Откуда-то из запредельной дали птицами прилетели два голоса – мужской и женский, грифами покружили над головой, сели, и в этот момент клубки прекратили верчение, как по команде.
   – Быстрее открой футляр стетоскана и нацепи мне экран, – клюнул мужской птицеголос в Гулливерово темя. – И не надо паники, он шевелится.
   – Уже? Или еще? – клюнул женский в левое глазное яблоко, в правое. Болезненно ущипнул за ноздрю: – А если парализован дыхательный центр?
   От грифов несло аммиаком.
   – Спокойнее, Марсана. Главное, он шевелится.
   – Но не дышит! Матис... Это ужасно, Матис!
   – Посмотрим, – раздумчиво пообещал гриф Матис и вспрыгнул на Гулливерову грудь. Лапы у грифа Матиса были из полированного металла – гладкие и холодные.
   Кир-Кор сделал глубокий вдох, поднял веки и увидел двух незнакомцев в белых каскетках. Загорелый мужчина (Матис, надо полагать) водил по его обнаженной груди чем-то блестящим. Вокруг пылал безумно яркий солнечный день. Не менее загорелая женщина (надо полагать, Марсана) держала в руке что-то стеклянное, резко пахнущее аммиаком. Зрачки ее серо-зеленых (цвета морской волны) выразительных глаз смотрели в упор и в основном выражали испуг, из-под каскетки торчали в разные стороны зеленые волосы. Глаз мужчины не было видно за квадратами черных стекол экранных очков. Над их головами парусом уходила в серебристо-лазурное с лиловыми пятнами небо ослепительно белая плоскость, украшенная посредине пылающе-алыми ромбами и геральдическим львом.
   «Я спал?» – напряжением мысли вопросил Кир-Кор незнакомцев. Воздух был пропитан негромким (на уровне комариного звона) пением многомиллионоголосого хора. Звякнуло оброненное женщиной стекло. Хор нес какую-то какофоническую околесицу. Кир-Кор усилием воли подавил в себе его звучание. Разжал губы, хрипло осведомился:
   – Я, кажется, спал?
   Мужчина взглянул на помощницу. Без очков он был похож на нее, как брат на сестру. Во всяком случае, принадлежали они явно к одной этнической группе (хотя почему-то общались на геялогосе – общеземном языке). «Во Вселенной чего не бывает», – подумал Кир-Кор и, приподнявшись на локте, увидел себя полупогребенным под ворохом оранжево-огненных покрывал. Ворох лежал на палубе спортивного катамарана, а вокруг палубы плескались изумительно прозрачные бирюзовые воды круглого озера в бело-сахарных берегах, поросших ядовито-зелеными пальмами. Белая плоскость, которую он в первый миг пробуждения принял за парус, действительно представляла собой элементно-энергетическое полотно жесткого паруса класса «румб-электро». Еще один «румб-электро» торчал в километре отсюда и смахивал на воткнутое в середину озерного зеркала белое гусиное перо, обрызганное кровью. Здесь любой освещенный солнцем белый предмет вместо четкого абриса имел (в зависимости от расстояния) красную, лиловую или радужную кайму. Белая береговая полоса тоже была в радужном окаймлении.
   – Как ваше самочувствие? – спросила женщина, сидя возле него на корточках.
   Кир-Кор ответил не сразу. Он уже заподозрил, что с памятью у него не все в порядке, и мучительно пытался сосредоточиться, пока длинные, коричневые от загара пальцы мужчины с профессиональной ловкостью укладывали в футляр экранные очки и выблескивающий невыносимо красными бликами датчик.
   Разумеется, он понимал: вокруг Земля, пояс тропиков. Но такой Земли – нарядной, как цыганская песня, до аляповатости пестрой и яркой – никогда еще ему не доводилось видеть. Даже в тропической зоне. Это были тропики Гогена. Слишком необычные для земных ландшафтов пылающе-пронзительные краски, слишком кричащие... «Ренатурация, – догадался ошеломленный Кир-Кор. – Бесспорная ренатурация! Но где это со мной произошло? Когда?..»
   – Как вы себя чувствуете? – повторила женщина, заглядывая ему в глаза.
   – Прошу прощения, эвгина, – спохватился Кир-Кор. – Я словно после тяжелого сна. Голова... м-м-маракас!..
   – Головокружение? – тихо спросил мужчина.
   – Нет, не то... Извините, эвандр. – Кир-Кор готов был провалиться сквозь палубу. – Не могу объяснить!..
   – И не надо, не напрягайтесь. – У мужчины был негромкий голос успокаивающего тембра. – Нам приятно будет узнать ваше имя, ювен. Я – Матей Карайосиоглу. Друзья называют меня гораздо короче: Матис. – Он поднялся с колен, помог подняться женщине и представил ее с легким полупоклоном: – Марсана.
   – Очень приятно, Кирилл. Вы, по-видимому, оба медики?
   – С дельфиньей точки зрения, – подкорректировала Марсана.
   – Значит, биологи?
   – Сегодня – спортсмены.
   – Вас что-нибудь тревожит? – спросил Матис.
   – Не могу вспомнить, как я попал сюда.
   Спортсмены-биологи переглянулись.
   – По воздуху, – подсказала Марсана, запихивая пряди зеленых волос под каскетку. – Обычным путем бравого слампера.
   Кир-Кор повернулся на локте, узнал отброшенный в сторону гермошлем, и в голове кое-что прояснилось. Был прыжок и этот странный полет на гибриде зонта и надувного матраса. Откуда летел? Куда? Почему?.. Высвободив ноги из мунбутов, он стряхнул с себя остатки обесформленного летательного аппарата, поднялся, поправил одежду. У него было такое чувство, будто он нарушил некий запрет. Какой запрет? Чей?.. Сквозь воду виднелось песчаное дно, над которым лениво фланировали скаты и небольшие акулы. Прямо как осетры на выгуле в рыбных прудах! Разминая мышцы, Кир-Кор пружинисто повел плечами. Руки и ноги вели себя безукоризненно, чего нельзя было сказать о голове. Ошеломление не проходило. И даже несколько усугубилось после того, как он заметил, что это круглое озеро вовсе не озеро, потому что над полосой берегового песка за частоколом высоких казуаринов и кокосовых пальм земли не было – там синела поверхность открытого океана.
   Куда ни посмотреть – везде океан. Во всех направлениях – сочный ультрамарин с лиловым оттенком. За кольцевой грядой невысокого песчаного барьера мимо спокойных вод внутренней лагуны атолла катились ровные океанические валы. В залитой солнцем перспективе – три островка. Шелковисто-зеленые, словно из малахита, они выстроились друг за дружкой – три идущих одним фарватером корабля... В той стороне, куда катились валы, под свинцово-сизым днищем большого кучевого облака проступали сквозь полосы ливня контуры Башни погоды. Вглядевшись в нее, Кир-Кор испытал прилив недавно пережитого ужаса. Не так уж плохи его дела, если после магнитно-импульсного «поцелуя» дингеров он еще в состоянии осмысленно разглядывать это чудовище. Отсюда Башня была мало похожа на вулканический конус. Уж скорее – на погруженного в океан по уши первослона из первокосмогонического мифа, а над водой – разведенные в стороны богатырские бивни и поднятый к облаку толстый хобот. Слон-атлант. Один из троицы, которая, стоя на черепахе, держит на себе эту Землю. Местные острова. Кстати, как они называются?..
   – Значит, я оттуда... и сюда, к вам на палубу? – Кир-Кор «проследил» в небе воображаемую траекторию.
   – На излете вы грохнулись в парус и чуть не перевернули катамаран, – ввела поправку Марсана. – Вы что, летаете, не разбирая дороги?
   Небольшая вмятина на морде геральдического льва давала представление о жесткости элементно-энергетического полотна «румб-электро».
   – Шмах-тревер... – пробормотал пораженный Кир-Кор. Взглянул на Марсану: – Не нахожу слов, чтобы выразить масштабы моего смущения, эвгина. Чем могу загладить свою вину?
   – За обедом вы расскажете нам несколько захватывающих историй из жизни слампера.
   – Увы, это был мой первый прыжок.
   – Минимум одна захватывающая история.
   – Но вам известен ее финал, а я, к стыду, забыл начало.
   – Лично мне любопытна ее сердцевина...
   С борта подошедшего ближе тримарана крикнули:
   – Эй, на «Алмазе»! Вам нужна помощь?
   – Нужна! – завопила Марсана. – Сервировать обеденный стол!
   Экипаж тримарана – трое в белых арабских бурнусах – отреагировал жестами: руки к груди и кверху. Трио белых матрешек – большая, средняя и поменьше. Лиц почти не видно под капюшонами, поверх капюшонов – бурелеты, наголовные обручи из серебристых жгутов. Элементное полотно тримарана, добирая энергию на ходу, почернело с подсолнечной стороны и, низко склонившись к вымпелу на корме, стало напоминать сорочий хвост. Суденышко вдруг сбавило ход и, как сорока, шустро развернулось на месте. Юркая посудина носила название «Адмирал».
   – Это семья из Турина, – сказал Матис. Он ушел в каюту и вернулся с каскеткой в руке: – Вот вам, ювен.
   – Спасибо, Матис. Вы не держите в секрете свой возраст?
   – Мне тридцать девять.
   – Мы ровесники, не стоит называть меня ювеном.
   – Вы замечательно сохранились, эвандр, – сказала Марсана. – Уж не дигеец ли достался нам на обед? – предположила она. – Матис, а может, он даже близко знаком с кем-нибудь из грагалов? – Она хотела добавить что-то еще, но не успела.
   – К берегу и купаться! – отрезал Матис, убивая дигейскую тему в зародыше.
   Возле берега состоялось шумное объединение с семьей из Турина. Было купание. Кир-Кору пришлось пережить акустический стресс, когда вся семья в составе эвандра Этторе Тромбетти, эвгины Джинестры Тромбетти и одиннадцатилетнего эвпедона Пио Тромбетти, сбросив бурнусы, прыгнула в воду между судами. Вода была очень прозрачной. Стоя в ней по грудь, Кир-Кор совершенно четко видел на белом песке свои ноги.
   Визуально членов семьи из Турина было трое, на слух – впятеро больше. Восторженные визги младшего Тромбетти временами вторгались в область ультразвуковых частот, но совсем заглушить голоса Тромбетти-отца и Тромбетти-матери были не в силах. Этторе шутки ради продемонстрировал, как нападает акула. Талантливая демонстрация взволновала женщин, Матису пришлось бросить на дно универсальный импульсный отпугиватель – уззун, и эта штука в содружестве с голосовыми данными эвпедона быстро вымела из лагуны всю фауну.
   Кир-Кор вышел на берег. Обойдя неподвижные под солнцем заросли сцеволы, пересек песчаную полосу и нырнул в воду со стороны океана. Погрузился и четверть часа провел в подводной тени коралловых бастионов Барьерного рифа в обществе морских ежей, голотурий и разноцветных тропических рыбок. Здесь было сравнительно тихо. Гулкие залпы и шипение разбивающихся о рифы волн не могли соперничать с акустической обстановкой в лагуне. Ему этого было достаточно. Застигнутый врасплох нечаянной ренатурацией, здесь он мог наконец свалить с себя стрессовый груз ошеломительного свидания с неузнаваемо пестрой, но такой желанной Землей. Рыбки забавно щекотали его плавниками и все норовили куснуть за голую кожу спины и пальцы ног. Кир-Кор с удовольствием ощущал, как постепенно ослабевает то специфически многослойное напряжение, которое охватило каждую мышцу, едва он пришел в себя На палубе катамарана.
   Вдруг он почувствовал: где-то рядом возбужденно раздвигает воду чье-то крупное тело. Это могло быть опасное для человека животное. Кир-Кор выглянул поверх кораллового куста и не мешкая поплыл к берегу на мелководье. Барьерный риф «угостил» его драматическим зрелищем: морскую черепаху со стороны океана настигала акула. Черепаха была большая, акула – громадная. Он отродясь не видывал таких чудовищных рыб. Под мясистым карнизом рыла скалилась полуоткрытая пасть, и было совершенно ясно, что черепаха поместится в ней целиком. Всплывая, услышал, как ему показалось, хруст черепашьего панциря. Он вспомнил о своем намерении сесть на воду в конце полета...
   Еще под водой его настиг объединенный хор воплей Этторе, Джинестры, Марсаны. Он поспешил выбраться на песок. Женщины замолчали, и Тромбетти-старший, экспансивно размахивая одеждой и тараща глаза, произнес очень трудную для перевода речь – Кир-Кор уловил всего четыре слова: риф, Ферроньер, акулы, катамаран. Джинестра плакала под капюшоном, у Марсаны было испуганное лицо.
   – Что случилось? – встревожился он.
   Этторе издал сиплый звук – слов у него уже не было, – и ткнул пальцем в сторону рифа. Кир-Кор обернулся. Гладь воды за кипящими бурунами взрезал черный плавник. Исчез. Появился снова и очертил траекторию-полукружье.
   – Атолл, на котором, по счастью, уже стоят ваши ноги, Кирилл, называется Ферроньер, – сказала Марса – на, уводя пловца в тень кокосовой рощи. – Ферроньер – заповедник Финшельского архипелага, и правила купания здесь вам придется все-таки соблюдать.
   Название архипелага одним рывком высвободило память из-под гнета магнитной контузии. Будто вспышка озарила мозг: фестиваль на Финшелах, Вината, программа транзита на Лавонгай... Голова слегка закружилась.
   – Барьерный риф Ферроньера – табу для туристов, – выговаривал голос Марсаны. – Его акваторию систематически навещают акулы длиной с туристский катамаран.
   По-видимому, это был реферативный перевод темпераментной речи Этторе. «Как мне отсюда выбраться? – думал Кир-Кор. – Где Матис?» Навстречу мчался эвпедон, прижимая к груди что-то похожее на авиационную фару, песок летел из-под его ног.
   – Пио полон решимости вас защитить, – догадалась Марсана.
   – Что это?..
   – Самый мощный уззун финшельского флота. – Она взмахнула рукой: – Не надо, Пио, спасибо! Отнеси обратно и передай Матису: пора поднимать обеденный стол!
   Пио, разбрасывая песок, припустил обратно. Кир-Кор оглянулся. Чета из Турина, взявшись за руки, бежала в другом направлении. Среди пятен света и тени – на пальмах и белом песке – их странный бег в белых одеждах был похож на полет привидений.
   – Матей Карайосифоглу, – вслух подумал Кир-Кор, – вы здесь самый уравновешенный человек.
   – А вы, Кирилл, самый неразговорчивый. – Марсана погладила пальмовый ствол с кольчатыми полосами на месте опавшей листвы.
   – Эвгина, скажите, пожалуйста, на котором из островов центр фестиваля?
   – На Театральном, естественно.
   – Далеко это от Ферроньера?
   – Что вас заботит, Кирилл?
   – Расстояние. По опыту знаю, как трудно бывает выбраться из заповедника. А мне надо выбраться.
   – В любом случае нам отсюда не выбраться до начала прилива. Рифы.
   – "Мы шли над рифами с креном на левый борт..."
   – Киплинг. В принципе есть еще одна возможность.
   – Малая авиация?
   – Да. За вами должны прислать реалет даже в заповедную зону.
   – Нет, эвгина. Пусть лучше будет прилив.
   – Прилив будет и без вашего позволения.
   – Я могу рассчитывать на ваше судно?
   – И на доброжелательность – тоже.
   – Спасибо, Марсана. Земной вам поклон.
   – А если правильнее – дигейский?
   Кир-Кор взглянул на нее.
   – Чем дольше я наблюдаю за вами, – пояснила она, – тем больше мне кажется, что вы не землянин.
   – Я чем-нибудь выделяюсь среди землян?
   – Да. Поведением. У вас размеренные, точные движения, ничего лишнего. Почти ничего. Говорите вы скупо, смотрите необычно. Не смотрите – вглядываетесь, но слишком быстро. Глаза очень ясные, светлые... и как будто с искрой. По поведению вы – аскет, что никак не соотносится с вашей внешностью. Ясноглазый аскет в облике фольклорного королевича.
   Марсана понизила голос до шепота:
   – Если вы не дигеец, то... то я не знаю, кто вы. О, в ваших глазах появилась загадочная тоска! Почему? Вы испытываете сейчас тревогу и опасение?.. О чем вы думаете?
   – Я думаю, мне надо опасаться знатоков фольклора.
   – Я ваш друг. Я докажу это при любых обстоятельствах. Говорите со мной откровенно. Вы готовы говорить откровенно?
   – Мои откровения не доставят вам удовольствия.
   – Не надо решать за меня. В молодости я буквально бредила Дигеей.
   Издалека донеслось сдвоенное «бзуг-бзуг». Кир-Кор посмотрел в сторону Башни погоды. Над океаном распространился звук мощного выхлопа. Вершину кучевого облака пронзил и быстро стал набирать высоту прямой, как луч прожектора, столб разреженного пара.
   – Вихревой удар дингеров, – сказала Марсана. Упала коленями в песчаный сугроб и, скрестив ноги, села в позе приверженцев гимнастики йогов. – Сядьте рядом. Вы невозможно высокий. На Дигее все такие высокие?
   Кир-Кор молча сел на песок.
   – Вы еще не забыли наш уговор беседовать откровенно? – спросила Марсана.
   – Я уже заслужил ваш упрек?
   – Нет, но ваша задача, эвандр, заслужить мою похвалу.
   – Не надо щекотать мое воображение.
   Она улыбнулась:
   – Скажите, Кирилл, вы знакомы с кем-нибудь из грагалов?
   – Тема грагалов – самая актуальная на Земле?
   – Самая актуальная – тема Дигеи. Грагалы – частность. Но все равно любопытно.
   – Да, среди моих знакомых есть и грагалы.
   – Вот видите! А среди моих – ни одного...
   – Небольшая для тебя потеря, – ввернул подошедший Матис. – Грагалы, как правило, неразговорчивы.
   Марсана хлестнула себя по голым коленям, вскочила:
   – Матис, прости, виновата! Моя очередь сервировать стол.
   – Там все готово. Твоя забота – собрать всех за этим столом.
   Приставив ладони к лицу, Марсана извлекла из недр грудной клетки резанувший нервы первобытный крик. Кир-Кор невольно поднялся.
   – Мамонт отвоевал у голодного троглодита свой хобот, – одобрил Матис.
   В ответ донесся вопль Тромбетти-младшего.
   Со стороны океана был слышен только шум прибоя. Тромбетти-старшие предпочли не отвечать.
   – Ребенок проголодался, – подытожил Матис результат акустического эксперимента. – Откладывать обед не будем.
   Обедали на палубе «Алмаза» в купальных костюмах. Над столом был натянут сетчато-белый тент. Сквозь вентиляционные отверстия скупо сочилась небесная синева. Ели молча. Даже Пио был воспитанно немногословен. Тент закрывал небо над головой, и вскоре Кир-Кор обнаружил, что смотреть ему некуда.
   Тромбетти-старшие едва успели к десерту. Молчание за столом приобрело свинцовую тяжесть.
   – Опаздывать на обед неприлично, – определил свое отношение к инциденту насытившийся эвпедон.
   Марсана прыснула. Извинилась. По лицам поползли улыбки.
   Кир-Кор склонился к загорелому уху подростка, шепнул:
   – Упрекать взрослых могут только взрослые. Понял?
   – Понял, – мгновенно отреагировал Пио.
   – В таком вот тревере, парень, – сказал Кир-Кор, очищая банан ему и себе. – Так и держись.
   – А можно спросить?
   – Можно.
   – А можно мне с вами на Дигею? – выпалил Пио, и глаза у него стали круглыми от восторженного ожидания.
   – Со мной?.. – Кир-Кор ощутил укол взгляда Марсаны.
   – Мне тоже интересно, что вы ответите, – сказала она.
   – Отвечу, что на Дигею можно и без меня, – ответил Кир-Кор и, заметив, как вздрогнула мать эвпедона, сделал попытку смягчить негативный эффект: – Дигея, насколько я знаю, была и остается открытой для всех. Добро пожаловать... туда или обратно.