Павлов Сергей Иванович. Волшебный локон Ампары

   За время в пути никто не проронил ни слова. Так и спустились они все вместе в лифте, восемь разделенных молчанием человек. Гуськом прошли сырой, с морскими запахами коридор, ступили на подсвеченный, мокрый от брызг перрон. Из-под каблуков серебристо-черных туфель Марсаны при ходьбе вылетали длинные искры-змейки, растекались по мокрому полу, а затем их словно задувало ветром. «Зря я не сменил рубаху», – с опозданием пожалел Кир-Кор.
   На ветру среди вымерших представителей верхней юры возникло заметное оживление.
   Борт о борт с «Алмазом» был пришвартован гоночный тримаран, экипаж которого и составляли пернатоголовые. Тримаран назывался «Амхара».
   – Поддержите меня, Кирилл. – Опершись на руку спутника, Марсана сняла искрометные туфли. При искусственном освещении ее длинные ноги казались еще длиннее, чем днем. Океан был залит мерцанием лунного серебра. Луну закрывало собой широкое днище «Пацифики». Сверху все еще капало.
   Помогая Марсане подняться на палубу катамарана, Кир-Кор неожиданно осознал, что близость этой женщины, легкое прикосновение ее рук волнуют его. Он удивился своим ощущениям, но разбираться в этом не стал. Вероятно, ему просто нравился ее вечерний наряд, вот и все. Короткое искристо-черное платье временами отсвечивало синим и фиолетовым, и возникал эффект «павлиньего глаза». Марсана выглядела задумчивой, от ее недавней порывистости не осталось и следа. Задумчивость и «павлиньи глаза» на одежде были ей очень к лицу. Кир-Кор смотрел на нее, и его одолевало чувство какой-то неясной тревоги.
   «Синяя птица» сбавила скорость – перрон зачерпнул воду сразу всей плоскостью.
   – Внимание! – запоздало выкрикнул Матис.
   Поток смыл оба суденышка – тримаран ударился о борт «Алмаза», Марсана взмахнула руками, Кир-Кор успел поймать ее над канатами релинга. И в этот момент Кир-Кор ощутил свет луны на лице. «Синяя птица» ускользала летучим призраком – дальше и дальше габаритные огни. Наверху – два золотисто-желтых, как глаза тигра.
   – Кирилл, вы забыли поставить меня на палубу, – сказала Марсана. – Благодарю, у вас замечательная реакция. Матис, где мои хайступс? – Очевидно, спросила про туфли.
   Туфель на палубе не было.
   – Проклятье, – сказал Матис и посмотрел за борт.
   Пернатоголовые мореходы о чем-то громко переговаривались, их голоса напоминали голоса чаек. Кир-Кор не мог разобрать ни слова – язык был совершенно ему не знаком. Ветра не было. Пологие длинные волны мягко приподнимали и опускали катамаран, и, после того как экипаж тримарана умолк, над океаном распространилось удивительное лунное спокойствие.
   Низкий остров (туда стремила бег оконтуренная светосигналами тень «Синей птицы») казался подножием другого, отделенного проливом высокого острова, обернутого золотисто-огненной лентой: пирсы, береговые причалы, яхт-эллинги. Жилой ярус угадывался по приглушенно-мягкому сиянию линий, точек, пунктирных штрихов на террасах. Севернее возвышался над лунным зеркалом третий остров, и не нужно было ничьих подсказок, чтобы понять: Театральный. Эта округлая гора, укрытая одеялом зелени, напоминала густую крону платана, опоясанную гирляндами разнообразных огней. Вершину венчала невыразимо прелестная хрустально-голубая диадема. Еще выше плавно колыхался в воздухе, подобно занавесям полярного сияния, бело-розово-голубой шедевр светопластики. Нечто вроде двух полусвернутых, обнимающих друг друга крыльев.
   – Эй, на «Амхаре»! – выкрикнул Матис. – Дистанцию!
   «Амхара» быстро и грозно сближалась с катамараном – будто собиралась брать судно на абордаж. Вдоль борта «Амхары» – словно вдоль аллеи – пять мраморных статуй. Та, что замыкала шеренгу, шевельнула рукой – к ногам Марсаны упала, брызнув искрами, серебристо-черная туфля. Одна, без пары. Туфля с левой ноги. «Амхара» промчалась мимо буквально впритирку. Кто-то из оперенных девиц рассмеялся. Гортанный смех странно прозвучал над лунной водой.
   – Расорги, – процедила Марсана.
   – Расорги? – переспросил Кир-Кор.
   – Расовый камуфляж, – объяснил Матис. – У них искусственно изменена форма носа, губ...
   – Изменена вся пластика лицевых мышц, – сказала Марсана. – Это чтобы замаскировать характерную особенность негроидной расы – прогнатизм.
   – Выступающие вперед челюсти, – расшифровал Матис. – А знаете, что самое трудное для специалиста-пластолога? Замаскировать выпуклость глаз. Поэтому взгляд у псевдоевропеоида кажется не совсем нормальным. Вы заметили?
   – Да.
   – И слишком белая кожа. Иначе трудно избавиться от остаточной желтизны.
   «Слишком громко, – вдруг понял Кир-Кор, наблюдая плавный разворот тримарана. – Расоргов здесь, видать, не жалуют и не щадят».
   – Зачем это им? – полюбопытствовал он.
   – В общем-то... незачем. – Матис развел руками.
   – Хотите сказать, камуфляж без причин?
   Марсана улыбнулась:
   – А вам уже вообразилось невесть что! Драма идей? Стремление к расовой конвергенции? Увы, увы... Когда в небесах стал превалировать дигейский фактор, на Земле многое, к сожалению, обмельчало. Интересы, поступки, намерения. И даже страсти.
   Кир-Кор не стал возражать. С дигейским фактором у них действительно было не все просто.
   Развернувшись, «Амхара» взяла курс прямо на Театральный.
   – Ну и... – продолжала Марсана, – как-то так повелось, что править нами стала глуповато-капризная, но очень изобретательная особа по имени Мода. В последние годы, к примеру, модно выглядеть европеоидом.
   – Среди темнокожих юнцов это приобрело характер пандемии, – добавил Матис. – У монголоидов, впрочем, те же симптомы.
   – Европеоидная раса на Земле катастрофически убывает, Кирилл. Отсюда и мода. Мне кажется, нам уже не выровнять беспрецедентный расовый крен. А вы что думаете на этот счет?
   «Что я думаю? – про себя ответил Кир-Кор. – Наверное, расовый крен – результат политики абсурда. Исторически это прямо связано с генезисом нравственных перекосов. Как только самые оборотистые берут верх и начинают теснить, унижать, физически уничтожать самых совестливых и самых талантливых – считай, дан старт угасанию. Считай – под ватерлинией пробоина и цивилизация тонет с дифферентом на нос. Как знаменитый „Титаник“. На палубах, которые ближе к корме, долго еще поют и танцуют... И пусть планетарная катастрофа растянута на столетия, все равно ведь у нее полностью сохраняется значимость катастрофы». Вслух сказал:
   – Думаю, у меня практически не было шансов угодить в компанию европеоидов. Мне повезло.
   – И это все, о чем вы думаете? – удивилась Марсана.
   Он взглянул на нее:
   – Мне кажется, нетрудно догадаться, о чем я думаю.
   – А на Дигее? Там с вопросом естественного равновесия рас все в порядке?
   – По-моему, для Дигеи это вообще не вопрос.
   – Слышал, Матис? Хотелось бы знать, почему на Земле не прижилась модель дигейского благополучия.
   Запрокинув голову, Матис смотрел на Луну. Эскапада Марсаны вызвала на его лице ухмылку. Вернее, гримасу.
   – На Дигее сложилась своя система нравственных отношений, – заметил он осторожно.
   – Расовых, ты хотел сказать.
   – И расовых тоже, – мягко добавил Матис. – Все это – ветви одного древа, не забывай.
   – Ну и что?
   – А то, что системы общественных отношений на Дигее совершеннее наших. Тех по крайней мере, которые мы с тобой унаследовали на этой благословенной планете.
   – До сих пор я считала себя богатой наследницей.
   – И потому так болезненно переносишь все то, что шокирует коренных дигейцев у нас на Земле? – Матис горестно покивал.
   – По-твоему, это обязывает меня считать население Дигеи нравственнее обитателей Земли?!
   – Никто ничего не обязан. Но пора наконец признать за дигейцами их основное достоинство: они ушли от обезьян дальше, чем мы.
   Довод Матиса лишил Марсану дара речи. Кир-Кор смотрел на уплывающие к Театральному светосигналы «Амхары». В воде искрились их отражения. Он прислушался, и, пока Марсана выходила из состояния артикулярного ступора, ему удалось различить далекие всплески разнохарактерных музыкальных шумов. Девять локальных источников. Все девять – на Театральном. Залитая лунным сиянием водная гладь перед островом была усыпана сотнями огоньков. Знатоки брали остров в кольцо.
   – А как по-вашему, Кирилл?
   – Простите, эвгина, я немного отвлекся...
   – Вы тоже считаете, что дигейцы дальше от обезьян, чем коренные земляне?
   – Меня принимают здесь за спеца по вопросам сравнительной антропологии?
   – Не знаю, за кого вам хотелось бы здесь сойти, но лично мне достаточно будет услышать мнение честного человека.
   Кир-Кор оглядел Марсану сверху донизу – от синевато сверкающих в свете луны алмазных блесток в прическе до голых ступней.
   – Это как спуск в пропасть, эвгина, – сказал он.
   – Опять аналогия?
   – Притча. На Дигее те, кто спускается в пропасть, всегда уверены в тех, кто держит канат. По-другому там не бывает.
   – И это вся ваша притча? Или только ее дигейская половина?
   – А у нас на Земле, – вставил Матис, – чаще всего по-другому. Те, кто держит канат, считают вполне допустимым по ходу дела бороться друг с другом за власть. И это даже не притча.
   – О небо! – ужаснулась Марсана. – Неужели в глазах дигейцев мы выглядим такими идиотами!..
   – Если взглянуть на земную историю непредвзято, – нехотя обронил Матис, – именно так мы и выглядим.
   В каюте вспыхнул розовый свет. Матис вынес на палубу пляжные сандалии. По размеру – мужские. Это была имитация обезьяньих ладоней с красными ремешками.
   – Лучше, чем ничего, – пробормотал Матис.
   «Если она их наденет – я прыгну за борт», – дал себе клятву Кир-Кор.
   – Спасибо, Матис, – ровным голосом сказала Марсана. – Спасибо, мой благодетель... Модель под девизом «Назад, к обезьяне»! – Она принялась хохотать.
   Благодетель беспомощно развел руками и зашвырнул кошмарное творение обувного дизайна обратно в каюту.
   – Победил девиз «Вперед, к совершенствам Дигеи»! – Марсана развеселилась окончательно. – А под каким девизом предпочитает плыть сегодня наш уважаемый гость?
   – Под девизом «Я в отпуске», – ответил Кир-Кор, неотрывно глядя в сторону острова.
   Смех оборвался. Нависло молчание.
   – Виноват... Разве это предосудительно – быть в отпуске?
   – О небо! – проговорила она. – Сколько угодно.
   Акватория Театрального вдруг осветилась – оттуда поплыло в открытое море, расширяясь неудержимо, голубое кольцо. За ним – второе, третье, четвертое, пятое, словно это был не остров, а вздрагивающий на воде поплавок.
   – Началось, смотрите, началось! – предупредил Матис.
   Первая кольцевая волна голубого сияния достигла катамарана, отразившись блеском воды за бортом. Кир-Кор ощутил теменем колкий импульс упорядоченного излучения и посмотрел на Луну: в районе северной окраины Моря Дождей (вероятно, в Заливе Радуг) вспыхивала и гасла яркая, острая, как игла, голубая точка.
   С той стороны, где на рейде плоского острова бросила якорь «Синяя птица», долетел ликующий многоголосый вопль. Мгновением позже ликующий, вопль долетел со стороны Театрального – от флотилии знатоков.
   – Всегда почему-то кричат, – прокомментировала Марсана. – У вас, Кирилл, нет желания покричать? Если есть – не стесняйтесь, я подхвачу. Иногда полезно разрядить неутоленные страсти.
   – Если можно, эвгина, я воздержусь.
   – Не смею настаивать. – Она обернулась. – А чего вы хотите? Чего вы хотели бы в этом своем отпуске?
   – Как можно ближе взглянуть на островной фестиваль.
   – Сколько угодно! Сейчас все увидите. Представление начинается! Первым номером – Вината Эспартеро. Прекрасный, кстати, образец расорга.
   Кир-Кор не поверил ушам.
   – Вината – расорг? – переспросил он. – Не может быть!..
   – Почему это вас взволновало?
   Он не ответил.
   Пока от Театрального разбегались светлые кольца, Марсана поделилась местным секретом:
   – Голубоглазая, беловолосая девица скандинавского происхождения Биргитта Эдельстам. Обладая сильным, «атакующим» голосом, она... Понимаете ли, ей просто необходим был облик гордой испанки. Бывает, расоргами становятся из любви к искусству.
   Он молча смотрел, как над верхушкой острова развертывается голубое крыло. Грани архитектурной диадемы вспыхивали лучами холодного света.
   – Помню, Биргитта пела и танцевала фанданго, встряхивая беленькими волосенками, – продолжала Марсана. – Это было смешно, ее никто не принимал всерьез. А теперь Вината Эспартеро вполне могла бы соперничать с легендарной Кармен. Властная, порывистая, резкая... Изменился даже характер.
   – Эспартеро очень талантлива, – вставил Матис.
   – Эспартеро безумно талантлива, – уточнила Марсана.
   «Это я, увы, уже испытал на себе», – подумал Кир-Кор.
   Луна окатила остров ливнем фиолетовых лучей. Розовое крыло декоративной светопластической скульптуры с внезапностью взрыва развернулось во весь небосвод. Посветлело над морем, ясно обозначилась граница между воздухом и водой. Свечение длилось недолго, и, пока оно длилось, Кир-Кор чувствовал на своем лице взгляд Марсаны. Зарево угасло. Под куполом ночного неба возникло пурпурное сияние, вода отразила густой и протяжный, сразу проникший в грудь колокольный удар.
   Производителем красочных фантасмагорий такого масштаба была, конечно, Луна. Кир-Кор с прищуром взглянул на многоцветный букет колких точек, пылающих в Заливе Радуг. Батарея дальнобойных динаклазеров работала в «мягком», конечно, режиме, но плавать под ее прицелом – удовольствие сомнительное. Это как прогулка в тени деревьев, под одним из которых дремлет лев. Кстати, по новастринскому календарю после дня стерха наступает ночь тигра. На Финшелах ночь тигра обещала быть ночью разочарований...
   Театральный – словно дымчато-сизая с красными сколами глыба стекла. Синей зарницей полыхнула его роскошная диадема – и над сценическим центром главного фестивального действа возник на большой высоте зеркальный мираж: атмосферное зеркало отразило внутренность многолюдного амфитеатра.
   Отлакированное пурпуром море стало наполняться химерами светопластики. В бушующей пене декоративно-зеленых волн с трубным ревом мчалась на рыбохвостных конях яркая, сумасшедше-крикливая кавалькада Нептуна. Кир-Кор опять посмотрел на зеркало миража. Знатоки правы, амфитеатр забит людьми до отказа.
   – Пора, – непонятно кому сказала Марсана.
   Третий удар невидимого колокола – и в красном пространстве подлунного мира устрашающе вспухло облако черных и пепельно-серых дымов. Как вулканический выброс. В дымных локонах тонули светляки Приземелья – орбитальные станции, космодромы, терминалы, зеркала орбитальных платформ, – и Кир-Кор уж было решил, что устроители спецэффектов в чем-то здорово промахнулись. Облако громоздко поворачивалось под аккомпанемент какого-то невнятного дребезжания с очень слабой претензией на музыкальность (источником звука была, несомненно, вода). И чем дальше, тем больше оно, это странное облако, походило на колоссальный парик из темных волос. Кир-Кор осознал вдруг, что видит перед собой сотворенное в атмосферном объеме изображение головы. Профиль Винаты... Черные дуги бровей, идеально прямой нос расорга, приоткрытые пухлые губы. В завершающей стадии поворота – знакомый колдовской взгляд сумеречно-глубоких карих глаз. Тех самых, которые, говорят, отливали когда-то голубизной...
   Как пену, смахнул с водного зеркала невнятное дребезжание мощный поток органоподобных созвучий, и на поверхности моря восстали мириады фонтанных струй. Начиналось не представление, а наваждение пополам с наводнением. Высокие струи участками размывали голову атмосферного колосса – «выедали» большие проталины, – и наконец сквозь арочную готику его стеклянистого остатка опустилась на поле фонтанов фигура женщины в белом. Темноволосая голова, обнаженные плечи... Фигура увеличивалась в размерах, вспененный шлейф концертного платья сеял в фонтанных аллеях электрическое сверкание.
   – Теперь пора, – сказал Матис и с помощью спикарда направил судно вперед.
   Казалось, катамаран приближался к айсбергу. Суденышко шло на белую стену, как на таран...
   Но вместо таранного удара был удар по глазам плеснувшей в лицо белизны. И опять – фонтанное поле, но уже с иным рисунком танцующих струй. И женщина в красном. За ее спиной – спокойный свет декоративно увеличенного Сатурна с контрастно-угольной тенью Кольца. Кир-Кор, неподвижно стоя со скрещенными на груди руками, смотрел на Винату. Вернее – на смуглую ипостась Биргитты Эдельстам... В красном Биргитта очень напоминала Винату фестиваля в Созополе. Ту, с которой он два года назад целовался на теплом песке у опрокинутой вверх дном лодки. Ночь любви случилась безлунная, звездная, фонтанирующий весельем Созополь светил огнями через залив, пахло морем, фиалками, спелой вишней и дымом догорающего на холме костра, и этот смешанный аромат долго потом снился ему в Россоше на Новастре. Снился даже чаще, чем сама Вината. Наверное, это к лучшему. Слишком часто видеть Винату во сне – верный шанс сойти в конце концов с ума от желания и тоски. Возможно, ему было бы легче, если б он знал, что внешность Винаты – мираж, сценический образ...
   Музыка набирала немыслимую для открытого пространства глубину и мощь. Звучали волны, звучала вода. Незнакомая ритмика резких, но красивых созвучий. Фигура Винаты умножилась: семь разновеликих фигур в одеждах семи цветов спектрального ряда. Самая крупная, та, которая в фиолетовом, тонула в объединенном сатурново-лунном сиянии. Которая в голубом, купалась в лучах «диадемы» потускневшего острова. А та, что в красном, напрямую скользнула к катамарану, дьявольски правдоподобно возникнув у самого борта перед канатами релинга, и неулыбчиво, мельком взглянула на палубу с высоты своего четырехметрового роста. Кир-Кор, холодея, почувствовал, что это ему неприятно.
   Тряхнув головой, многофигурная Вината вскинула подбородок – и запела. Ее голос ошеломлял реализмом присутствия. Больше, впрочем, ошеломляла фигура певицы у борта. Мучительно было видеть ее напряженное горло.
   За спинами новых своих друзей Кир-Кор сел на упругий канат релинга и, не глядя на Винату-Биргитту и не вникая в смысл слов ее песни (текст был глуп и не стоил созданной для него мелодии), печально задумался, не понимая, откуда взялась эта печаль. Переливался красками просторный мировой аквариум, где плавали рыбы-образы, рыбы-сны, рыбы-фантомы, на которые Кир-Кор тоже почти не глядел, – и над всем этим реял, все это заполнял, насыщал невыразимо прекрасный голос. И не нужна была особая проницательность, чтоб догадаться: обладательница этого голоса счастлива. По крайней мере – сегодня. «А завтра я ее не увижу», – думал Кир-Кор. Он твердо знал, что завтра он ее не увидит. Об этом кое-кто позаботится. Еще до того, как она проснется, утомленная суетой фестивального вечера. К тому же, если женщина счастлива, вряд ли ей будет приятна незапланированная внезапность в образе позапрошлогоднего любовника.
   Сейчас его занимало, как будет происходить его расставание с этой роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра. Если без выстрелов, то скорее всего послезавтра. Эх, месяц хотя бы... месяц-другой. Побродить по просторам северного захолустья, потрещать ледком остекленных утренним морозцем луж, послушать крики улетающих в теплые края гусей...
   Голос Винаты пел песню неизбежного расставания. Пел бодро и почти весело.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НОЧЬ ТИГРА

1. ТЕАТРАЛЬНЫЙ

   Луна опустилась в тучу на западе. Кир-Кор взглянул на многоцветные гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой каймой, и стал следить за приближением береговых утесов. Прибойные волны с шумом разбивались о круто уходящие в ночное море скалы, и, если б у берега не обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая льдина, мыс аванпорта для малотоннажных судов, шкиперское бесстрашие Матея Карайосифоглу выглядело бы здесь неуместным. За пять секунд до лобового удара «льдина» лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на полосе глянцево-темной воды между двумя перронами.
   – Приехали, – сказала Марсана. Обхватила плечи руками, словно в ознобе: – Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..
   Будто в ответ – звонкий шелест очередного старта с невидимой отсюда авиатеррасы. По верхушкам пальм над высоким склоном скользнули золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью эрейбусов – двадцать седьмую по счету – вот такая здесь первозданность. Впрочем, теперь, когда отзвенели голоса певцов и отполыхала фантасмагория гигантских светопластических декораций, на островах стало спокойнее, несмотря даже на старты флаинг-машин. Юркие реалеты, мигая светосигналами, взмывали над склоном и разлетались кто куда, а синевато-прозрачные, как мыльные пузыри, грузные, с полной выкладкой габаритных огней эрейбусы тянулись все в одном направлении – строго на северо-запад.
   – Это в столицу, – сказал Матис. – Остров Столичный.
   – Кирилл, – сказала Марсана, – вы, должно быть, не знаете... На Театральном нет гостиничного комплекса.
   – Но что-то ведь есть? «Пристанищ тут вокруг немало, – заметил опытный хитрец, – шале, фаре, отель, бунгало. Изба туриста, наконец».
   – Есть «Бунгало дель сиело» – фешенебельный катаготий для певцов и актеров. Вас, понятно, туда не пропустят.
   – Не волнуйтесь за меня, эвгина.
   – Я не волнуюсь – я предупреждаю.
   – Я не собираюсь там надолго задерживаться, – объяснил Кир-Кор. – Мне гостиница не нужна.
   – Может, нам подождать у причала? – спросил Матис.
   – Нет. Я и так в долгу у вас за дивный вечер. Благодарен безмерно.
   – Правда? – Марсана все еще потирала плечи руками. – Вам и вправду понравилось? Что понравилось больше всего?
   – Совместное наше плавание. Вот... возьмите на память. – Он помог Марсане разнять половинки феррованадиевого пенальчика. – Подставьте ладонь.
   – Что это?.. Какая прелесть! – Она уставилась на точечные огоньки, непостижимо хитро и волшебно парящие над продолговатым на ощупь кристаллом. Их было три – два голубых и один синий.
   Стоило дрогнуть руке – огоньки мгновенно перемещались в пространстве. Но между собой эти искроподобные точки сохраняли четко фиксированную дистанцию: две голубые – тесной парой, синяя – чуть в стороне.
   Перешагнув через канаты релинга, Кир-Кор обернулся. Трехточечный самоцвет Планара, бесспорно, произвел на Марсану сильное впечатление.
   – Откуда это? – настаивала она.
   – Издалека.
   – Точнее вы не могли бы ответить?
   – Точнее... очень издалека. На всякий случай не подносите кристалл слишком близко к глазам при солнечном свете.
   – Не буду. У него есть какое-нибудь имя?
   – Общепринятого названия минерал пока не имеет.
   – Все эффектные драгоценные камни имеют личные имена.
   – Действительно... «Синяя птица». Как? Подойдет?
   – Желаете мне удачи?.. Спасибо, Кирилл. Вдруг захотите свидеться с нами – добро пожаловать на остров Контур. На тот, где сегодня на рейде «Синяя птица». У вас развито чувство пространственной ориентировки?
   – Надеюсь.
   – Тогда легко найдете наш Центр. Немногим труднее найти претора директории Центра – это Матей Карайосифоглу. Как правило, всегда на месте эксперт по морской акустике Марсана Гай – это я.
   – Центр зонального резервирования популяции бутылконосых дельфинов, – уточнил Матис.
   – Запомнили, Кирилл? Нет? Повторить?
   – Как правило, запоминаю с первого раза.
   – Не делайте сегодня исключений. До свидания. Вижу, торопитесь уйти. Ну что ж, идите... Всего вам самого доброго.
   – Прощайте, эвгина. Прощайте, Матис. – У Кир-Кора не повернулся язык произнести «до свидания».
   – До свидания, – сказал Матис.
   «Это если мне исключительно повезет», – подумал Кир-Кор.
   – Да, – спохватилась Марсана, – а куда нам девать высотную амуницию?
   – Куда угодно, способ утилизации выбирайте сами.
   – Я сделаю из вашего гермошлема кубок. Буду пить из него ледяное кокосовое молоко, охлаждая жгучее чувство своего тропического одиночества... Поцелуйте меня, Кирилл.
   «Ну конечно, – подумал Кир-Кор, – ради этого я так сюда торопился».
   – Не хотите поцеловать меня на прощание? Почему?
   – У меня есть причина не делать этого.
   – Я сама сделаю это. Почти без причин. Обратите внимание на слово «почти».
   Со спортивной сноровкой Марсана, опершись бедром о канат, перебросила свои длинные босые ноги с палубы на перрон. Ярко блеснули «павлиньи глаза» ее платья, голые руки неторопливо и нежно обвили окаменевшую от напряжения шею Кир-Кора. Он сразу вспомнил руки Винаты, и нехорошее предчувствие, так некстати охватившее его во время пения Винаты-Биргитты, вернулось и стало похожим на приступ внутренней боли.