Почему это не пришло ей в голову раньше? Святые небеса, как могла она быть такой глупой и долгие месяцы не видеть очевидного? Надо поехать во Вьетнам! Она найдет того человека, который сказал Нху, чтобы она не ждала больше новостей о Гэвине и Дине. Она пройдет путь, который проделали они, и сама найдет Гэвина!
   Толпа была огромная. Эббра еще ни разу не видела столько людей, объединенных одной целью и собравшихся в одном месте. Толпа была такая плотная, что ей потребовалось больше часа, чтобы пройти от отеля на одной из центральных улиц до места сбора демонстрантов у мемориала Линкольна, что в миле от Белого дома. Лужайки вокруг мемориала были запружены людьми и казались черными. Большинство присутствующих носили длинные волосы, «бусы любви» и щеголяли в странных одеяниях, напоминавших пончо. Самым удивительным было то, что многие из них были отнюдь не молоды.
   Среди демонстрантов то и дело попадались прилично одетые люди средних лет. В толпе выделялась угловатая, увенчанная сединами фигура Бенджамина Спока, известнейшего педиатра. Были здесь и другие знаменитости. Эббра успела заметить Артура Миллера и Нормана Мейлера, прежде чем толпа сомкнулась вокруг них и они затерялись в море разноцветных плакатов.
   На некоторых транспарантах с портретом президента Джонсона было выведено алыми буквами: «Военный преступник». Другие призывали: «Заберите нас из Вьетнама!», «Верните мальчиков домой!», «Занимайтесь любовью, а не войной!» и «Немедленно прекратите кровопролитие!».
   Неподалеку от Эббры остановилась группа людей, державших красно-белые флаги с желтыми полосами. Эббра несколько секунд озадаченно смотрела на них, потом вдруг поняла. Это были знамена Вьетконга. Испуганная, она начала протискиваться сквозь толпу, стремясь оказаться подальше от этих флагов. Она была против войны, но не думала поддерживать Вьетконг; Эббре не хотелось, чтобы ее по ошибке приняли за его сторонницу.
   В тот самый миг, когда толпа двинулась по направлению к Арлингтонскому мосту, Эббра увидела девушку, лицо которой выражало ту же растерянность, какую она ощущала сама. Изящная, стройная блондинка с ниспадавшими на спину волосами была почти на голову выше большинства окружавших ее людей-. От октябрьского холода ее защищало небрежно расстегнутое роскошное пальто; девушка глубоко засунула руки в его карманы. Эббра заметила под пальто белое отчаянно-короткое платье, едва прикрывавшее бедра. Наряд девушки дополняли высокие башмаки цвета хаки и шелковый шарф цветов британского флага. Эббра подумала, научится ли она когда-нибудь держаться с такой же сногсшибательной и непринужденной грацией.
   Как только тысячи демонстрантов стали скандировать: «Черта с два, нас не заставишь воевать!», Эббра начала пробираться к девушке, которая, несмотря на типично британский шарф, выглядела скорее шведкой.
   – Потрясающе, вы не находите? – спросила она, протиснувшись наконец к незнакомке. – Я и не думала, что здесь будет так многолюдно. Тут ведь сорок – пятьдесят тысяч человек, не меньше!
   – А то и больше, – с улыбкой отозвалась девушка. У нее был негромкий приятный голос и чисто английское, а не скандинавское произношение.
   – Вы не против, если я пойду с вами? – застенчиво спросила Эббра. – Только что меня едва не втянули в группу с флагами Вьетконга, и хотя я против войны, не хочу, чтобы меня спутали с его сторонниками.
   – Вот как? – произнесла девушка, примеряясь к ее шагу. – Почему бы и нет?
   Эббра на мгновение застыла. Она редко говорила о Льюисе, а уж с незнакомыми людьми – тем более. Но теперь она с удивившей ее саму легкостью сообщила:
   – Мой муж числится без вести пропавшим.
   – А мой попал в плен, – сказала девушка, пристально посмотрев на нее, и протянула руку. – Меня зовут Серена Андерсон, и я очень рада знакомству с вами.
   Эббра крепко пожала протянутую руку и, на мгновение потеряв самообладание, едва не расплакалась.
   – Я Эббра, Эббра Эллис, – с трудом произнесла она. Наконец она нашла кого-то, кто поймет ее страдания, сможет разделить ее горе и надежды. – Вы уже бывали на антивоенных демонстрациях?
   Серена кивнула:
   – В Лондоне. У американского посольства. – Она бросила Эббре широкую ослепительную улыбку. – Я предполагала, что здесь будет много людей, но реальность превзошла все мои ожидания. Я собиралась встретиться здесь с женой одного военнопленного, француженкой, с которой до сих пор не была знакома. Если заметите женщину, размахивающую шелковым платком с цветами французского флага, покажите мне ее. Это и будет Габриэль.
   Они уже шагали по мосту, и с Потомака задувал холодный, пронизывающий ветер. На Эббре были сизо-голубой пуловер, ярко-красная куртка и темно-серые брюки. Она высоко подняла воротник куртки, укрывая шею.
   Серена еще глубже засунула руки в карманы пальто.
   – Моего мужа Кайла держат в Ханое, в тюрьме Хоало.
   Вокруг скандировали: «Миру – да, войне – нет!» – и Эббре пришлось кричать в ответ:
   – Моего мужа зовут Льюис. Он капитан, возглавляет подвижную группу из четырех военных советников, действующих в дельте Меконга. Он и его люди попали в засаду после прочесывания деревни, жителей которой подозревали в том, что они укрывают северовьетнамских солдат. Один из его подчиненных смог бежать, и он утверждает, будто видел, как Льюиса взяли в плен северовьетнамцы. Это случилось чуть больше года назад. – Внезапно глаза Эббры вспыхнули ярким огнем. – С тех пор я ничего о нем не знаю, – добавила она.
   – Боже мой, – проговорила Серена. Больше ей нечего было сказать. Она не могла произнести ни слова. Она приняла участие в марше, надеясь встретить женщин, оказавшихся в одинаковом с ней положении, но вместо этого познакомилась с женщиной, которой пришлось еще хуже. Она хотя бы знала, где находится Кайл. Сохранялась даже мизерная вероятность того, что он получает ее письма. Но Эббра лишена и этой надежды. В конце концов Серена сказала просто: – Я понимаю вас. Это ужасно.
   Слова были избитыми и прозвучали суховато, но, встретившись глазами с Эбброй, Серена увидела: та понимает, какие глубокие чувства кроются за ними.
   – Вам не кажется, что все это может плохо кончиться?! – крикнула она Эббре, только теперь заметив многотысячные подразделения американской армии, полиции и Национальной гвардии, окружившие министерство обороны.
   Хотя Эббра впервые участвовала в антивоенной демонстрации, она покачала головой:
   – Нет. Дэвид Диллинджер, главный организатор марша, – убежденный пацифист. Цель нашего выступления проста – отрезать Пентагон от внешнего мира людской массой, чтобы никто не мог покинуть здание. По мнению Диллинджера, именно непохожесть группировок, пришедших сюда, – женские и религиозные объединения, военные ветераны и борцы за права человека, студенты, чернокожие боевики и интеллектуалы левого толка – заставит правительство осознать, насколько широко распространены в обществе антивоенные настроения.
   Они уже достаточно приблизились к армейскому заслону, чтобы рассмотреть автоматы в руках солдат, и Серена, вспоминая столкновение с полицией, произошедшее во время куда более скромной демонстрации у стен американского посольства в Лондоне, от всей души понадеялась, что уверенность Эббры хоть чем-то оправдана.
   – А что сказал бы по этому поводу ваш муж? – с любопытством спросила она. Толпа тем временем скандировала: «Джонсон – вон! Джонсон – вон!»
   Эббра на секунду замялась. Ее щеки слегка порозовели.
   – Пожалуй, ему бы это не понравилось. Но когда он вернется домой, думаю, он поймет, почему я это сделала.
   Колонны остановились, и толпа спрессовалась до такой степени, что нельзя было шевельнуться.
   – Мы полагаем, что наш главный враг – Джонсон! – звенящим голосом возвестил с крыльца Пентагона кто-то из организаторов марша, открывая митинг. – Он пришел к власти как кандидат партии мира и уже через три месяца предал своих избирателей!
   – Как вы думаете, эти штуки заряжены? – спросила Серена, поглядывая на приподнятые автоматные стволы.
   Эббра покачала головой, и в уголках ее губ мелькнула насмешливая улыбка.
   – Нет. С чего бы их заряжать? Мы живем в Америке, а не в какой-нибудь стране третьего мира с диктатором во главе!
   Заметив девушек, которые обменивались шутками с солдатами и вкладывали цветы в дула автоматов, Серена рассмеялась над собственной глупостью:
   – Извините. У меня есть брат, который всегда ждет от властей самого худшего, и, должно быть, его подозрительность отчасти передалась мне.
   Над огромной толпой волной пронеслись звуки песни. «Дайте миру шанс», – хором пели демонстранты.
   – Почему бы нам не пойти дальше? – крикнула Серена сквозь гул голосов. – Почему бы не войти в здание?
   Эббра покачала головой. Ее иссиня-черные волосы шелковисто скользнули по приподнятому воротнику куртки.
   – Нельзя. Нам разрешено собраться на стоянке у главного входа Пентагона и окрестных лужайках. Частные лица иногда входят в некоторые помещения Пентагона, но сегодня туда никого не пустят.
   Серена была разочарована. Сумей она пробраться в штаб американской армии, даже Лэнс позавидовал бы ей.
   Из-за туч выглянуло по-летнему яркое солнце, и все вокруг начали снимать верхнюю одежду. В воздухе поплыл сладковатый запах марихуаны, и Эббра, оглянувшись, обнаружила, что они находятся не в той части толпы, где смешались представители женских и религиозных движений и интеллигенция средних лет, а в самой гуще хиппи и активистов левого крыла.
   Она собралась предложить Серене вернуться к более умеренным демонстрантам, когда поблизости послышался щелчок наручников.
   Пение вокруг сменилось скандированием, и толпа заколыхалась.
   – Что случилось, Серена? – крикнула Эббра. – Вы видите что-нибудь?
   – Это Диллинджер, – ответил стоявший неподалеку длинноволосый студент, прежде чем Серена успела открыть рот. – Его арестовали за то, что он уселся напротив солдат, которые требовали, чтобы он прошел мимо!
   С этой минуты настроение толпы резко изменилось. Левацкие активисты начали осыпать насмешками и оскорблениями военных полицейских, которые стояли на стене, отделявшей лужайки от стоянки.
   Слева от Эббры юнец с вьетконговским флагом в руках поднял камень и швырнул его в ближайшего полицейского. Приятели последовали его примеру.
   – Полагаю, сейчас самое время осторожненько смыться! – крикнула Серена. – Если Диллинджер такой пацифист, каким вы его представляете, он бы не одобрил происходящее.
   Эббра согласилась с ней. Хулиганы с вьетконговскими флагами составляли лишь крохотную часть толпы, но это было грозное меньшинство, судя по всему, жаждавшее беспорядков.
   Долго ждать не пришлось. Как только Серена предприняла попытку протиснуться к группе женщин с шестиметровым плакатом «Поможем солдатам вернуться домой», началось полномасштабное столкновение и немедленно последовали аресты.
   Впоследствии Эббре казалось, что ни один из хулиганов, начавших драку, не получил удара по голове полицейской дубинкой. Когда полисмены вломились в толпу, их жертвами в основном стали студенты и хиппи.
   Эббра почувствовала, как Серена крепко схватила ее за руку, удерживая от падения, потом ее ослепила струя слезоточивого газа. Она повалилась на длинноволосого студента, который сообщил ей об аресте Диллинджера, и в тот же миг на него набросились полицейские. Эббра с испуганным изумлением смотрела, как полицейский поднял дубинку, как студент прикрывает руками голову, как разметались его волосы от удара дубинкой и как он падает на колени.
   – Не надо! – крикнула Эббра, вырываясь из объятий Серены. Она бросилась на полицейского и повисла на его руке в тот самый миг, когда он вновь поднял дубинку. – Не надо! Нет!
   Страж порядка отмахнулся от нее, словно от назойливой мухи. Его дубинка вновь опустилась, и на сей раз сила удара была такова, что с ног студента слетели черные сандалии. Эббра в отчаянии упала на колени и увидела, как сквозь его волосы проступила кровь, стекая на бетонное покрытие стоянки.
   – Ублюдок! – крикнула она полицейскому, в ярости пустив в ход слово, которое ни разу не произносила за всю свою жизнь. – Ты жалкий, трусливый ублюдок!
   Тот повернулся к Эббре, его рука вновь поднялась. Серена схватила валявшееся под ногами пальто и набросила его на голову полицейского.
   – Быстро! – крикнула она Эббре. – Ради всего святого, бежим!
   Эббра попыталась бежать, но толпа была слишком плотной. Серена вновь схватила ее за руку, и она принялась протискиваться следом, прочь от полицейских и их безжалостных дубинок. После газовой атаки по ее лицу струились слезы, но она с удивлением отметила, что ничуть не боится. Она была разгневана поведением хулиганов, которые предали организаторов марша и превратили мирную демонстрацию в кровавое побоище. Но еще больше ее разозлила жестокость полиции.
   Арест следовал за арестом. Внезапно одинокий голос в толпе затянул «Боевой гимн Республики», его тут же подхватили другие. Серена и Эббра тоже запели во весь голос и, почти смирившись с тем, что и их вот-вот бросят в полицейский фургон, лишь старались удержаться на ногах и оказаться подальше от драки. По мере того как они протискивались сквозь толпу, то тут то там возникали стычки демонстрантов и полиции.
   – О Господи, – устало произнесла Серена. – Опять...
   Они оказались рядом с огромной группой негритянских активистов. Эббра увидела в руках чернокожего ветерана в военной форме плакат: «С нас довольно... пусть умирают другие». На другом плакате было написано: «Мы не станем проливать свою кровь».
   Услышав, как где-то вдали толпа вызывающе затянула «Прекрасную Америку», Эббра с жаром подхватила песню со второй строки. Тем временем с полдюжины чернокожих ветеранов упали на бетон под ударами дубинок. Прикрывая голову рукой, Эббра вдруг заметила миниатюрную рыжеволосую девушку под ногами людей. Серена тоже увидела ее, и они вдвоем инстинктивно бросились вперед, стремясь поднять незнакомку.
   Они оказались лицом к лицу с полицейскими, на сей раз военными. В тот самый миг, когда Эббра схватила девушку за руку, помогая привстать с бетона, ее настиг страшный удар по голове. Она слышала, как Серена зовет ее по имени, но не видела ничего, кроме алых вспышек в бездонной черноте.
   – Все в порядке! – выдохнула она. – Я в порядке!
   По ее виску на шею стекала горячая липкая кровь. К собственному удивлению, она не выпустила руку незнакомки, удержалась на ногах и продолжала помогать Серене вытаскивать девушку из-под тяжелых тел.
   По мере того как они втроем пробирались в гущу толпы, к Эббре мало-помалу возвращалось зрение. Она увидела бледное от напряжения лицо Серены, увидела лицо девушки, которую они только что спасли от ударов дубинок. В ее зеленых глазах пылал огонек ярости, а вокруг шеи развевался трехцветный шелковый шарф.
   – Нужно где-нибудь сесть и перевязать вам голову, – говорила тем временем Серена.
   Эббра отрешенно кивнула и позволила Серене вывести себя на травяной газон, где толпа была гораздо реже.
   – Mon Dieu! – воскликнула спасенная девушка, промокая кровь носовым платком. – Я думала, Америка – страна цивилизованная. Никто не предупредил меня, что я должна захватить шлем и палку!
   Эббру вдруг охватил беспричинный смех.
   – Меня тоже, – сказала она, с облегчением чувствуя, как утихает боль в голове.
   – Вы в порядке? – обеспокоенно спросила Серена. Эббра не решалась кивнуть. Шевельнуть головой означало бы вызвать очередной приступ боли.
   – Похоже, да, – севшим голосом отозвалась она. – Кажется, я избежала сотрясения мозга.
   Внезапно рыжеволосая девушка заметила шарф Серены, и ее глаза расширились.
   – Привет! Вы ведь Серена Андерсон? Та самая женщина, с которой я должна была встретиться у мемориала Линкольна?
   Серена кивнула. Она обратила внимание на расцветку шарфа Габриэль, но была слишком озабочена раной на голове Эббры, чтобы приступать к знакомству.
   Габриэль также немедленно переключилась на Эббру.
   – Извините, – смущенно сказала она. – Этого не случилось бы, если бы вы не бросились меня выручать.
   – Этого не случилось бы, если бы в первые ряды не затесались хулиганы, а полицейские не вздумали проявить излишнее рвение, – натянутым тоном отозвалась Серена. Она внимательно осмотрела голову Эббры и с облегчением сказала: – Все в порядке, Эббра. Думаю, все будет хорошо. Кровь уже остановилась, но вам придется поберечься несколько дней.
   – И помучиться от головной боли, – уныло добавила Эббра.
   – Идемте отсюда, – сказала Серена. – Демонстрация затянется на всю ночь, а вы не в том состоянии, чтобы рисковать снова столкнуться с блюстителями порядка. Если удастся добраться до транспортного кольца на виргинской стороне моста, мы сумеем поймать такси.
   – И куда же мы отправимся? – еле слышно осведомилась Эббра; француженка тем временем обхватила ее за талию.
   – Лучше всего ко мне в отель. Вызовем доктора, пусть заштопает кожу на вашей голове. Обращаться в больницы бессмысленно. Они, должно быть, переполнены.
   Эббра слишком ослабла, чтобы возражать. Она не сомневалась в энергии и хладнокровии Серены и была рада подчиниться любому ее решению. Они начали протискиваться сквозь поток людей, идущих в противоположном направлении, когда Серена сказала ей:
   – Простите, Эббра. Я вас не познакомила. Габриэль, это Эббра Эллис. Ее муж, капитан американской армии, был взят в плен где-то в Южном Вьетнаме. Эббра, это Габриэль Райан. Она отозвалась на мое открытое письмо в «Вашингтон пост». Ее муж – австралийский журналист. Он уже более года числится без вести пропавшим. – Серена взмахнула рукой, подзывая такси. – Мы продолжим разговор, после того как приедем ко мне в отель и вас посмотрит доктор.
   Врач наложил аккуратный шов на рану, дал болеутоляющее средство, и Эббра почувствовала себя намного лучше.
   – Что вы делаете в Америке? – спросила она Габриэль, пока мальчишка-посыльный вкатывал в номер тележку с напитками и едой. – Вы приехали сюда только ради встречи с Сереной?
   Габриэль сидела в глубоком кресле, поджав под себя ноги.
   – Нет. Я певица, – ответила она.
   Тем временем Серена налила чашку кофе для Эббры и два бокала «Шато латур» для себя и Габриэль. Она подала кофе Эббре, протянула бокал Габриэль и с любопытством спросила:
   – Что вы поете?
   Габриэль усмехнулась, и в ее глазах зажглось лукавое веселье.
   – В настоящее время я исполняю рок.
   – Боже мой! Как жаль, что мы не были знакомы, когда в Бедингхэме проходил рок-фестиваль! Вы оказались бы настоящей сенсацией!
   – Бедингхэм? – Габриэль переписывалась с Сереной по ее лондонскому адресу. – Что такое Бедингхэм?
   – Мое фамильное поместье, – отозвалась Серена. Теперь ее голос зазвучал по-иному. Отставив бокал, она уселась на краешек кровати и начала рассказывать о Бедингхэме.
   Эббра лежала откинувшись на подушки. Как только они оказались в номере, Серена заставила ее лечь, и Эббра неохотно подчинилась. Но теперь она была рада тому, что последовала совету новой подруги. Болеутоляющее навеяло легкую дремоту, и пока Серена рассказывала о Бедингхэме, Эббра едва не заснула.
   – Ну а вы, Эббра? – спросила Серена, закончив свою повесть о бедингхэмском фестивале и о том, как она познакомилась с Кайлом. – Чем вы занимаетесь? Где живете?
   – В Сан-Франциско, – ответила Эббра, приподнимаясь и поудобнее устраиваясь среди подушек. Она поведала Серене и Габриэль о том, как мать попросила Льюиса отвезти ее домой после вечеринки, как они влюбились друг в друга, рассказала о своем романе, о том, что он скоро будет опубликован и что она уже начала писать вторую книгу.
   Из темноты за окнами доносились сирены полицейских машин, но женщины не обращали на них ни малейшего внимания.
   – Что будем делать дальше? – произнесла Серена, когда Эббра завершила рассказ. – Вы ведь вернетесь в Сан-Франциско, Эббра? Станете продолжать работу над книгой? А вы, Габриэль, по окончании американского турне отправитесь во Францию. Если так, когда мы увидимся вновь? Ведь мы должны встретиться опять, это очевидно.
   – Я не вернусь во Францию, разве что на несколько дней, – негромко сказала Габриэль. Она сделала паузу, в течение которой Серена и Эббра нетерпеливо дожидались продолжения. – Я поеду во Вьетнам, – с трогательной прямотой добавила она. – Буду искать Гэвина.
   Даже Серена надолго утратила дар речи. Первой отозвалась Эббра.
   – Это невозможно! – недоверчиво воскликнула она. – Ведь там война! Куда вы поедете? Где будете жить? Неужели вы надеетесь найти человека, которого не смогли отыскать правительства Австралии и Америки?
   Черты прелестного лица Габриэль отражали непоколебимую решимость.
   – Да, надеюсь. Ведь хотя я француженка, моя родина – Вьетнам. Моя мать – вьетнамка. Я жила в Сайгоне до восьми лет. Я говорю по-вьетнамски, у меня остались родственники в Сайгоне... – Она вновь умолкла, потом открыла рот, намереваясь что-то сказать, но передумала.
   – В чем дело? – спросила Серена, заметив ее смущение. – Вы что-то хотите скрыть от нас?
   – Мне трудно говорить об этом, – запинаясь, произнесла Габриэль. – Ваш муж находится в тюрьме на севере Вьетнама, муж Эббры, по всей видимости, содержится в ужасных условиях в плену у Вьетконга на юге, а...
   – Что? – мягко подтолкнула ее Эббра. Габриэль беспомощно пожала плечами.
   – А мой дядя – полковник северовьетнамской армии. Гэвин хотел с ним познакомиться, чтобы рассказать о войне с точки зрения противника. Моя тетка, живущая в Сайгоне, устроила им встречу. Гэвин уехал с моим дядей, и с тех пор о нем ничего не известно. Это произошло больше года назад. Я уверена, что он связался бы со мной, если бы мог. Но от него не было ни слова, а значит... – Ее голое чуть дрогнул. Предположение, которое она собиралась высказать, еще ни разу не облекалось в слова. – Я думаю, – что он попал в плен. Как Льюис и Кайл.
   Несколько минут все молчали. Наконец Серена медленно покачала головой, словно заставляя себя мыслить ясно и отчетливо.
   – Господи... – потрясенно произнесла она. – Вот так история!
   Габриэль поднялась с кресла.
   – Надеюсь, вы понимаете, почему я колебалась, прежде чем рассказать вам. Может, теперь, когда вам стало известно о некоторых членах моей семьи, вы жалеете о знакомстве со мной? Хотите, чтобы я сейчас же ушла?
   – Чепуха! – Прежде чем Серена успела открыть рот, Эббра спрыгнула с кровати, не обращая внимания на очередной приступ боли, вызванный резким движением. – Ваш муж пропал без вести, точно так же как мой, – с жаром заговорила она, беря руки Габриэль в свои. – Единственное, что имеет значение, – это что мы подруги и что у нас общая беда! Я уверена, Серена со мной согласится.
   – Эббра права, – подала голос Серена.
   – Отлично, – сказала Габриэль по-французски. В ее глазах вспыхнул огонек.
   Убедившись, что Габриэль не собирается уходить, Эббра, пошатываясь, вернулась к кровати. Она уселась, скрестив ноги, и, улыбаясь, сказала:
   – Вот так, Габриэль. И больше не о чем говорить.
   – Нет, есть, – поправила Серена. Пока Эббра с таким пылом убеждала Габриэль, она подошла к окну и стояла, глядя вниз на залитую неоном Шестнадцатую улицу. Теперь она повернулась и посмотрела в глаза Габриэль. – Остался один важный вопрос. Я хочу поехать вместе с вами во Вьетнам, Габриэль. Можно?
   Окажись на ее месте кто угодно, даже Эббра, Габриэль сказала бы «нет». Но Серена – другое дело. Под хладнокровной невозмутимостью англичанки Габриэль угадывала беспокойную натуру под стать ее собственному характеру.
   – Да, – не колеблясь ответила она. – Конечно, можно.
   – Но сначала я должна кое-что сделать, – сказала Серена, чувствуя, как кровь быстрее потекла по ее жилам. – Мне необходимо встретиться в Атлантик-Сити с одним человеком. Его зовут Чак Уилсон. Он был приятелем Кайла и получил серьезное ранение, пытаясь его спасти.
   – У меня тоже есть кое-какие дела, – отозвалась Габриэль, стараясь не думать о предстоящем скандале. – Я должна сказать Рэдфорду, лидеру группы, в которой пою, что еду в Сайгон. После этого разговора все, что бы ни случилось во Вьетнаме, покажется мне пустяком.
   – А я?! – негодующе воскликнула Эббра. – Уж не думаете ли вы, что я вернусь в Сан-Франциско, когда вы вдвоем полетите в Сайгон? Если вы поедете, то и я вами!
   – Нет! – решительно возразила Серена. – Нет, вы не поедете, Эббра. Послушайте меня. Мое положение и положение Габриэль отличается от вашего. Ваш муж – кадровый военный, а мой – нет. Ваш супруг – профессиональный солдат. Вернувшись домой, он вновь поступит на военную службу. Вряд ли он будет доволен, если вы помешаете его карьере, испытывая терпение его начальства.
   – Но... – упрямо продолжала Эббра.
   – Никаких «но», – негромко, но твердо произнесла Серена. – Вам нужно рекламировать свою книгу, писать вторую и заботиться о свекре. Судя по тому, что вы о нем рассказывали, от одной мысли о вашей поездке в Сайгон у него может случиться сердечный припадок.
   Эббра почувствовала, как сжимается ее горло. Серена права. Эббра понимала это, но все-таки хотела ехать во Вьетнам. Она хотела предпринять решительные меры для поисков Льюиса, но не имела на это права. Военная карьера составляла смысл жизни Льюиса, и она не могла рисковать.
   – Хорошо, – хмуро произнесла Эббра. – Тогда пишите мне. Пишите каждую неделю.
   Серена улыбнулась, испытывая облегчение оттого, что Эббра проявила практичность.