Страница:
— Как тут идут дела? — спокойно спросил он.
— Все тихо, очень тихо, сэр, — ответил молодой загорелый парень, помощник шерифа.
Он внимательно изучил документы, посмотрел на Болана и произнес:
— Все в порядке, сэр. Спасибо, что заглянули к нам.
Болан собрал документы и сунул в кобуру «беретту».
— Внутри еще кто-нибудь есть? — спросил он.
— Двое ваших коллег приехали полчаса тому назад, — ответил помощник шерифа. — Что-то случилось?
— Ничего необычного, так, рутина, — отозвался Болан. — Еженедельный шмон, что же еще...
Кивком головы он простился с двумя остальными парнями в форме и пошел в казино.
В игорном зале народу было немного — нормальная картина, если учесть, что в этот поздний час знаменитый актер давал представление в ресторане-кабаре. В зале царила ледяная гнетущая атмосфера, присутствующим, казалось, было совсем не до развлечений. Наступило время тех, кто играл по-крупному, спускал все подчистую и отчаянно пытался вернуть проигрыш. Контролеры нервно прохаживались по своим участкам, заговаривали с крупье, которые оказывались свободными, и то туда, то сюда направляли посыльных, имитируя подобие бурной деятельности.
Болан пересек большой игорный зал и у входа в ресторан предъявил свою карточку. Свободных мест практически не было, и многочисленная публика, собравшаяся на представление, находилась во власти человека, стоящего на сцене в лучах софитов, самого остроумного человека Соединенных Штатов.
При виде карточки Болана усталый метрдотель скривился и бросил:
— Ничем не могу помочь. В радиусе пятидесяти миль от сцены свободных столиков нет.
— Он мне не нужен, — ответил Болан, входя в зал и смешиваясь с толпой зрителей.
Держа в руке небольшой микрофон, Андерс стоял в центре сцены, залитый светом красного прожектора. Даже со своего места Болан видел, что его лицо кое-где залеплено пластырем, а на разбитой и распухшей скуле красуется здоровенный синяк. Вокруг артиста порхали почти что голые девушки из кордебалета, а он прохаживался среди них и общался с собравшейся публикой.
По крайнему проходу между столиками Болан пересек зал и какими-то закоулками прошел за кулисы. Он тут же окунулся в атмосферу, типичную для любого большого театра во время спектакля. Музыканты рок-группы занимали места на сцене за занавесом; техники хлопотали вокруг своей аппаратуры, подготавливая следующий номер; повсюду бродили полуодетые девушки из кордебалета; и над всем этим хаосом доминировал нью-йоркский говорок Томми Андерса с заметным бруклинским акцентом.
Андерс получил признание в последние несколько лет и теперь пользовался большой популярностью у публики. Он снялся в нескольких фильмах, участвовал в создании целой серии телепередач, но, по мнению специализированных журналов, только гастроли в Лас-Вегасе могли принести истинное признание скромному, но колючему юмористу-сатирику, который сам писал свои монологи и имел смелость выступать против расовых предрассудков в США.
Его «лично я не расист, но...» стало афоризмом, одной из ключевых фраз, которую Томми Андерс так же часто произносил в измененном виде: «Лично я не антирасист, но...»
Болан, в жилах которого текла польская кровь, часто смеялся над едкими ремарками артиста, но сейчас он спокойно стоял в одном из карманов сцены и слушал знакомый голос:
— Послушайте, лично я не антирасист, но... (он сделал паузу, чтобы дать зрителям возможность перевести дух) ...но недавно я узнал, что в Голливуде снимали новый гангстерский фильм. Вы все, должно быть, помните Эллиота Несса и «Неподкупных», так вот, в Голливуде Несс только опозорился бы. Не верите? Этот фильм... он называется «Несчастные». Чтобы защитить продюсеров, пришлось изменить все имена преступников. Да, да, уверяю вас, не смейтесь... В главной роли снялся Ли Ван Клиф, он играет агента ФБР — садиста, на совести которого немало грязных дел. Что касается Ли Марвина, то это дьявольский мозг округа. А кто, спросите вы, снялся в роли злодея, врага общества номер один? Держитесь крепче... Это Дастин Хоффман. Он играет хореографа и певца, которому жутко надоела слежка, устроенная ребятами из ФБР, а также жучки в телефоне. За ним постоянно подсматривают в замочные скважины, отравляют существование скрытыми камерами, а однажды даже сфабриковали против него улики, якобы он сбывал ЛСД четырнадцатилетней беременной проститутке — своей сестре. Нет, она не имеет никакого отношения к «Несчастным». Скорее, сам Хоффман относится к ним, именно он сражается против продажной и жестокой полиции. Думаете, я шучу? Нисколько. Недавно я узнал, что кинокомпанию «Парамаунт» чуть было не заставили сменить название фильма «Крестный отец» на «Монарх-удалец». Похоже, что некая группа атеистов выступила против библейских имен, прозвучавших в середине фильма. Честное слово, я вас не обманываю, вы же отлично знаете, что я не расист.
«Парамаунт» уже выбросила из сценария слово «мафия» и дала персонажам англосаксонские имена. Например, автор — Марио Пьюзо — стал Марионом Пушем. Хотите — смейтесь, хотите — нет, ваше дело. Но именно так сегодня обстоят дела в Соединенных Штатах. Вы можете мне сказать, что в этом нет ничего плохого. Согласен, так же поступают и ребята из молчаливого большинства. Марион Майкл Моррисон превратился в Джона Уэйна. Он тоже не расист. А что лучше смотрится на афише, спрошу я вас: Арчибальд Лич или Кэри Грант?
И наконец, кто пойдет смотреть фильм с участием Джозефа Левича? Уж, конечно, не фаны Джерри Льюиса.
Ну, да Бог с ними, с актерами! Один тип, которого звали Сэм Голдфиш, тоже поменял имя. Почему? — спросите вы. Да потому, что «Метро-Голдфиш-Мейер» звучит как-то подозрительно. Мы все грешим страстью к перемене имен. И итальянцы не исключение. Франки Ловеччио называется теперь Фрэнком Лэйном, Вито Фаринола гордо носит имя Вика Дэймона. Все началось гораздо раньше «Крестного отца»... извините, «Монарха-удальца».
Актер нагнулся вперед и сделал вид, будто разговаривает с человеком из публики.
— А кого представляете вы, мистер? ОВР? Общество за Возвращение Роялистов и выступаете против названия «Монарх-удалец»?
Андерс поморщился, зал взорвался хохотом, а актер вернулся на середину сцены.
— Плохо дело в Америке наших дней, дамы и господа. Ярлыки нас сводят с ума. Мы все становимся безумно обидчивыми. Стоит впустить к себе хорошенькую женщину, и вы тут же получаете оскорбительное письмо из Всемирной Женской Лиги. У меня складывается впечатление, что эта группа стремится к матриархату и жаждет окрестить пацанов женскими именами лишь по той причине, что они появились на свет божий из чрева матери. Карла Монзон — это уже предел всему, не правда ли?
Эти тенденции возникли не сейчас, им довольно много лет. Люди из общества борьбы за гражданские права выступили за то, чтобы мы перестали краситься в черный цвет. Они выиграли дело, что само по себе хорошо, ибо чернокожие актеры начали играть соответствующие роли, что еще лучше. Но все кончилось тем, что активисты движения потребовали убрать из спектаклей роли чернокожих персонажей, которые, по их мнению, выставляют расу в целом не в лучшем виде. Не стало садовников, шоферов, слуг... не стало грубоватого, живого юмора. Вы думаете, что в Голливуде дела обстоят иначе, а? В таком случае вам стоило бы послушать черных актеров, которых лишили их ролей садовников, шоферов и слуг.
Я, вообще-то, не расист, но... Что происходит сейчас в нашей стране? Что произойдет, если мы все объединимся в рядах мелких воинствующих движений и потеряем способность смеяться друг над другом? А? Тогда вскоре понадобится переписать все книги по истории. Рабство в них исчезнет навсегда, так же как и горлопаны ирландцы, дураки поляки, чопорные англичане и ленивые мексиканцы... Куда мы идем?
Казалось, Андерс забыл, что вышел на сцену веселить публику, и действительно, в зале больше никто не смеялся. Болану показалось, что в тишине, повисшей над головами собравшихся, можно услышать полет мухи.
— Все мы вынуждены обращать внимание на образы других людей. Мы больше не можем говорить об Аль Капоне, поскольку взбунтуются итало-американцы. В книгах по истории его, несомненно, назовут Альфредом Капингуэллом и представят бедным несчастным отпрыском богатых родителей, жертвой полицейского беспредела, но только не американского, упаси Бог, иначе общество в защиту кадров полиции сказало бы свое веское слово. Ответственность придется переложить на плечи кого-то другого, скажем, канадцев. И за это мы им очень обязаны.
Но что же происходит у нас? А я вам сейчас скажу. Вы думаете, что меня зовут Томми Андерс, не так ли? Так вот, вы ошибаетесь. Я уже давно уладил эту проблему. Позвольте представиться: Джузеппе Андрозепитоне. Отличное итальянское имя, но на афишах выглядит несколько неуместно и плохо звучит со сцены. Разве можно было бы предположить, что мое имя даст мне некоторые права в определенных кругах американского общества? Конечно же, нет. Не так давно, всего пару часов тому назад, меня славно отделали два проходимца. А если честно... то два респектабельных итальянца. В голове у меня лишь воображаемая дырка, под пластырем нет ни ссадин, ни ран, а эту шишку под глазом я, должно быть, устроил сам себе, гримируясь к выступлению.
Так вот, я подвергся нападению двух почтенных итальянцев, которые ни коим образом не имеют никакого отношения к мифической мафии. Это правда. Если не верите, спросите у генерального прокурора Соединенных Штатов. Он запретил ФБР использовать в докладах и отчетах слово «мафия». Поговорите об этом с компанией «Форд Моторс» — она давно категорически отказалась транслировать телепередачи, в которых можно было бы услышать слова «мафия» или «Коза Ностра». Вот так. Мы уже переписываем историю.
Что касается меня, то я стал жертвой двух итальянских громил, которые, оказывается, являются не более, чем мифом. Этот самый миф подловил меня в темном углу и задал мне взбучку, потому что я нанес ущерб итальянскому общественному имиджу. Это я-то, кто всего лишь пытается вызвать улыбку на губах почтенной публики. И кто? Два несуществующих типа, которые всю жизнь защищают этот светлый образ с дубинкой в руках. Логично, правда?
Нет, вы не улыбайтесь. Мне, собственно говоря, тоже не до смеха, несмотря на то, что меня избили два воображаемых субъекта, не принадлежащих к мифологической мафии. Эта история не вызывает у меня смеха даже теперь, хотя она является самой невероятной из всех, которые мне приходилось рассказывать.
Уважаемые дамы и господа, должен вам сказать, что есть вещи похуже подмоченной общественной репутации — существуют плохие люди. Они не перестают существовать от того, что мы отказываемся называть их, принимаемся перекраивать историю или прячем головы в песок, как страусы.
И последнее, о чем я хотел бы сказать вам перед расставанием. Не так давно я задавал вам вопрос: что же неладно в нашей стране? Так вот, я вам скажу. Мы потеряли свое достоинство, свое лицо. Мы живем словно на гигантской съемочной площадке. Мы так увлеклись нашим имиджем, что упускаем из виду важные вещи. На протяжении ряда лет я вам говорю, что я не расист, и это так. Но я чертовски ясно осознаю факт наличия различных рас. И я скажу вам, что не стыжусь своего итальянского происхождения, я не всегда горжусь им, но никогда не стыжусь его. Мне только стыдно за тех, кто стыдится быть итальянцем или мексиканцем, негром или поляком. Соединенные Штаты создавались силами всех рас и наций, которые заслужили право быть такими, какие они есть.
Мне бы не хотелось, чтобы вас водили за нос создатели общественного имиджа, поэтому я дам вам один совет. Подумайте о собственном образе. Об образе англосаксонских протестантов. Вы остались на бобах, тогда как итальянцы стали почтенной публикой, поляки — вежливыми, а негры — благородными. Что касается божьих избранников, то они начинают занимать самые высокие посты в государстве. Англосаксы должны немного пошевелиться, чтобы создать свой собственный образ, в противном случае мы все окажемся по горло в дерьме.
Джузеппе Андрозепитоне прощается с вами. Да благословит вас Господь! И будьте осторожны с сен-матье[1] — так называют парней из «несуществующей» мафии. Во всяком случае, пока в это дело не вмешивается Джованни Батиста Монтини. А? Вы не знаете Джованни Батиста Монтини? Это Папа Павел VI.
Актер покинул сцену под бурные рукоплескания зала, увернулся от режиссера, который хотел вернуть его к публике, и прошел мимо Болана, направляясь в свою гримерную. Лавируя между толпой артистов и зрителей, Мак следовал за Андерсом. Возле гримерных, прислонившись к стене, со скучающим видом стояли два типа с неаполитанской внешностью. Андерс увидел их и остановился. Обернувшись, он заметил Болана, обреченно вздохнул и продолжил свой путь.
Болан чуть не наступал ему на пятки, когда артист подошел к двери. «Гориллы» попытались было войти за ним в гримерную, но Мак преградил им дорогу. Он резко оттолкнул первого к противоположной стене коридора и ледяным взглядом посмотрел на второго.
— А ну-ка, проваливайте, — процедил он.
Андерс находился в гримерной и нервно поглядывал на застывшую в дверях троицу. Человек, которого оттолкнул Болан, вытаскивал из кармана обтянутую кожей дубинку, другой уставился на Мака пустыми глазами профессионального убийцы.
Актер натянуто засмеялся и спросил:
— Надеюсь, из-за меня вы не собираетесь драться?
«Горилла» с дубинкой в руке шагнул к Болану и зашипел:
— Убирайся отсюда, ублюдок. Ты нам не нужен.
Болан как бы невзначай распахнул полы пиджака, чтобы «гориллы» увидели рукоятку «беретты».
— Ну, давайте, — улыбнулся он. — Попробуйте пройти.
Второй громила напряженно всматривался в лицо Болана. Заметив «беретту», он вскрикнул:
— Черт! Это же он!
А потом мафиози совершил роковую ошибку: он сунул руку за борт куртки, пытаясь достать оружие.
«Беретта» мгновенно появилась в руке Болана и беззвучно выплюнула из глушителя короткий язычок пламени. Надрезанная пуля попала гангстеру в глаз и, словно тряпичную куклу, отбросила его прямо в руки напарника. Тот инстинктивно поддержал мертвое тело, не давая ему упасть на пол. А бездонный зрачок «беретты» уже холодно смотрел ему в лицо.
— Держи своего приятеля покрепче! — приказал Болан.
— Что мне с ним делать? — простонал мафиози дрожащим от ужаса голосом.
— Куда нам его сунуть, Андерс? — не оборачиваясь, спокойно спросил Болан.
Актер чуть приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор. Там никого не было.
— В конце коридора есть пустая гримерная, — ошеломленно произнес он. — Прошу вас только об одном — не оставляйте его у меня!
— Показывайте, куда идти, — сказал Болан.
Андерс вышел в коридор первым. За ним последовал мафиози с покойником на плечах. Болан прикрывал тылы. Едва они вошли в пустую маленькую комнатушку, как наемный убийца, растерянно оглядываясь, спросил, не скрывая своего беспокойства:
— Зачем мы сюда пришли? Что вы затеяли?
Болан не удостоил его ответом, зато повернувшись к Андерсу, спросил:
— Вас избивали эти самые типы?
— Да, это они, — ответил актер сдавленным голосом.
«Беретта» кашлянула снова, и мафиози рухнул на пол вместе со своей ношей.
Болан сунул пистолет в кобуру и вытолкнул Андерса обратно в коридор.
— О'кей, пошли отсюда!
Когда актер перешагнул порог своей гримерной, его лицо напоминало гипсовую маску. Даже не закрыв за собой дверь, он торопливо подошел к гримерному столику, открыл нижний ящик и извлек оттуда бутылку виски «Джим Бим». Только теперь он обернулся к Болану и ошалело уставился на него.
— Черт побери... — пробормотал Андерс.
Болан закрыл дверь и сказал:
— Это дружеский визит, Андерс. Нам нужно кое о чем поговорить.
— Одну секундочку, — вздохнул актер, обессиленно опускаясь на стул. — Я вас умоляю, в следующий раз, когда вы опять будете в дурном расположении духа, не приходите ко мне.
— Меня просил повидать вас один парень по имени Отри. Сам он не мог прийти. Он был почти в таком же состоянии, что и оба наши приятеля в соседней комнате.
Андерс резко поднял голову и в упор взглянул на Болана.
— Что вы имеете в виду? Что с ним случилось?
— Кто-то его как следует помял. Вероятно, два ваших приятеля.
— Что? Мои приятели?
— Ну, во всяком случае, не мои.
Совершенно потрясенный, артист изучал невозмутимое лицо Болана, пытаясь понять, шутит тот или нет.
— Так. Значит, вы не член Синдиката, — произнес он наконец монотонным голосом.
Болан слегка улыбнулся.
— Не совсем так, — ответил он, снимая на мгновение темные очки и затем снова водружая их на нос.
Артист приподнялся со своего стула, его испуганные глаза посветлели.
— Не хотите ли вы сказать, что...
— Зовите меня просто Фрэнки, — предложил Болан. — Давайте-ка сначала покинем этот уютный уголок. Думаю, нам есть о чем поговорить.
Андерс недоверчиво смотрел на Болана.
— Так, так... Оказывается, вы тоже не миф.
— Во всяком случае пока, но все может измениться, если я слишком долго буду торчать здесь.
— Черт побери, мистер Болан... простите, Фрэнки... Я не... Ну конечно же, сейчас все меняют имена. Мода, знаете ли, такая... Да, я знаю спокойное место. Девушки из квартета Ранджерс дали мне ключ от своего бунгало после того, как меня отделали покойные «гориллы». Если вдруг вам понадобится место телохранителя, вспомните обо мне, ладно?
Болан улыбнулся и последовал за невысоким актером, который постепенно приходил в себя после пережитого шока и был полон решимости снова столкнуться с суровой реальностью жизни. Через кухню они вышли на другую сторону отеля — к бунгало. Всю дорогу Андерс сыпал отрывками из своих реприз по поводу отсутствия в Америке воображаемого насилия.
Но Болан больше не думал о коронном номере актера, он размышлял о том номере, который ему самому предстоит сыграть перед мрачной публикой. Если он потерпит провал, этот провал будет последним в его жизни.
Глава 6
— Все тихо, очень тихо, сэр, — ответил молодой загорелый парень, помощник шерифа.
Он внимательно изучил документы, посмотрел на Болана и произнес:
— Все в порядке, сэр. Спасибо, что заглянули к нам.
Болан собрал документы и сунул в кобуру «беретту».
— Внутри еще кто-нибудь есть? — спросил он.
— Двое ваших коллег приехали полчаса тому назад, — ответил помощник шерифа. — Что-то случилось?
— Ничего необычного, так, рутина, — отозвался Болан. — Еженедельный шмон, что же еще...
Кивком головы он простился с двумя остальными парнями в форме и пошел в казино.
В игорном зале народу было немного — нормальная картина, если учесть, что в этот поздний час знаменитый актер давал представление в ресторане-кабаре. В зале царила ледяная гнетущая атмосфера, присутствующим, казалось, было совсем не до развлечений. Наступило время тех, кто играл по-крупному, спускал все подчистую и отчаянно пытался вернуть проигрыш. Контролеры нервно прохаживались по своим участкам, заговаривали с крупье, которые оказывались свободными, и то туда, то сюда направляли посыльных, имитируя подобие бурной деятельности.
Болан пересек большой игорный зал и у входа в ресторан предъявил свою карточку. Свободных мест практически не было, и многочисленная публика, собравшаяся на представление, находилась во власти человека, стоящего на сцене в лучах софитов, самого остроумного человека Соединенных Штатов.
При виде карточки Болана усталый метрдотель скривился и бросил:
— Ничем не могу помочь. В радиусе пятидесяти миль от сцены свободных столиков нет.
— Он мне не нужен, — ответил Болан, входя в зал и смешиваясь с толпой зрителей.
Держа в руке небольшой микрофон, Андерс стоял в центре сцены, залитый светом красного прожектора. Даже со своего места Болан видел, что его лицо кое-где залеплено пластырем, а на разбитой и распухшей скуле красуется здоровенный синяк. Вокруг артиста порхали почти что голые девушки из кордебалета, а он прохаживался среди них и общался с собравшейся публикой.
По крайнему проходу между столиками Болан пересек зал и какими-то закоулками прошел за кулисы. Он тут же окунулся в атмосферу, типичную для любого большого театра во время спектакля. Музыканты рок-группы занимали места на сцене за занавесом; техники хлопотали вокруг своей аппаратуры, подготавливая следующий номер; повсюду бродили полуодетые девушки из кордебалета; и над всем этим хаосом доминировал нью-йоркский говорок Томми Андерса с заметным бруклинским акцентом.
Андерс получил признание в последние несколько лет и теперь пользовался большой популярностью у публики. Он снялся в нескольких фильмах, участвовал в создании целой серии телепередач, но, по мнению специализированных журналов, только гастроли в Лас-Вегасе могли принести истинное признание скромному, но колючему юмористу-сатирику, который сам писал свои монологи и имел смелость выступать против расовых предрассудков в США.
Его «лично я не расист, но...» стало афоризмом, одной из ключевых фраз, которую Томми Андерс так же часто произносил в измененном виде: «Лично я не антирасист, но...»
Болан, в жилах которого текла польская кровь, часто смеялся над едкими ремарками артиста, но сейчас он спокойно стоял в одном из карманов сцены и слушал знакомый голос:
— Послушайте, лично я не антирасист, но... (он сделал паузу, чтобы дать зрителям возможность перевести дух) ...но недавно я узнал, что в Голливуде снимали новый гангстерский фильм. Вы все, должно быть, помните Эллиота Несса и «Неподкупных», так вот, в Голливуде Несс только опозорился бы. Не верите? Этот фильм... он называется «Несчастные». Чтобы защитить продюсеров, пришлось изменить все имена преступников. Да, да, уверяю вас, не смейтесь... В главной роли снялся Ли Ван Клиф, он играет агента ФБР — садиста, на совести которого немало грязных дел. Что касается Ли Марвина, то это дьявольский мозг округа. А кто, спросите вы, снялся в роли злодея, врага общества номер один? Держитесь крепче... Это Дастин Хоффман. Он играет хореографа и певца, которому жутко надоела слежка, устроенная ребятами из ФБР, а также жучки в телефоне. За ним постоянно подсматривают в замочные скважины, отравляют существование скрытыми камерами, а однажды даже сфабриковали против него улики, якобы он сбывал ЛСД четырнадцатилетней беременной проститутке — своей сестре. Нет, она не имеет никакого отношения к «Несчастным». Скорее, сам Хоффман относится к ним, именно он сражается против продажной и жестокой полиции. Думаете, я шучу? Нисколько. Недавно я узнал, что кинокомпанию «Парамаунт» чуть было не заставили сменить название фильма «Крестный отец» на «Монарх-удалец». Похоже, что некая группа атеистов выступила против библейских имен, прозвучавших в середине фильма. Честное слово, я вас не обманываю, вы же отлично знаете, что я не расист.
«Парамаунт» уже выбросила из сценария слово «мафия» и дала персонажам англосаксонские имена. Например, автор — Марио Пьюзо — стал Марионом Пушем. Хотите — смейтесь, хотите — нет, ваше дело. Но именно так сегодня обстоят дела в Соединенных Штатах. Вы можете мне сказать, что в этом нет ничего плохого. Согласен, так же поступают и ребята из молчаливого большинства. Марион Майкл Моррисон превратился в Джона Уэйна. Он тоже не расист. А что лучше смотрится на афише, спрошу я вас: Арчибальд Лич или Кэри Грант?
И наконец, кто пойдет смотреть фильм с участием Джозефа Левича? Уж, конечно, не фаны Джерри Льюиса.
Ну, да Бог с ними, с актерами! Один тип, которого звали Сэм Голдфиш, тоже поменял имя. Почему? — спросите вы. Да потому, что «Метро-Голдфиш-Мейер» звучит как-то подозрительно. Мы все грешим страстью к перемене имен. И итальянцы не исключение. Франки Ловеччио называется теперь Фрэнком Лэйном, Вито Фаринола гордо носит имя Вика Дэймона. Все началось гораздо раньше «Крестного отца»... извините, «Монарха-удальца».
Актер нагнулся вперед и сделал вид, будто разговаривает с человеком из публики.
— А кого представляете вы, мистер? ОВР? Общество за Возвращение Роялистов и выступаете против названия «Монарх-удалец»?
Андерс поморщился, зал взорвался хохотом, а актер вернулся на середину сцены.
— Плохо дело в Америке наших дней, дамы и господа. Ярлыки нас сводят с ума. Мы все становимся безумно обидчивыми. Стоит впустить к себе хорошенькую женщину, и вы тут же получаете оскорбительное письмо из Всемирной Женской Лиги. У меня складывается впечатление, что эта группа стремится к матриархату и жаждет окрестить пацанов женскими именами лишь по той причине, что они появились на свет божий из чрева матери. Карла Монзон — это уже предел всему, не правда ли?
Эти тенденции возникли не сейчас, им довольно много лет. Люди из общества борьбы за гражданские права выступили за то, чтобы мы перестали краситься в черный цвет. Они выиграли дело, что само по себе хорошо, ибо чернокожие актеры начали играть соответствующие роли, что еще лучше. Но все кончилось тем, что активисты движения потребовали убрать из спектаклей роли чернокожих персонажей, которые, по их мнению, выставляют расу в целом не в лучшем виде. Не стало садовников, шоферов, слуг... не стало грубоватого, живого юмора. Вы думаете, что в Голливуде дела обстоят иначе, а? В таком случае вам стоило бы послушать черных актеров, которых лишили их ролей садовников, шоферов и слуг.
Я, вообще-то, не расист, но... Что происходит сейчас в нашей стране? Что произойдет, если мы все объединимся в рядах мелких воинствующих движений и потеряем способность смеяться друг над другом? А? Тогда вскоре понадобится переписать все книги по истории. Рабство в них исчезнет навсегда, так же как и горлопаны ирландцы, дураки поляки, чопорные англичане и ленивые мексиканцы... Куда мы идем?
Казалось, Андерс забыл, что вышел на сцену веселить публику, и действительно, в зале больше никто не смеялся. Болану показалось, что в тишине, повисшей над головами собравшихся, можно услышать полет мухи.
— Все мы вынуждены обращать внимание на образы других людей. Мы больше не можем говорить об Аль Капоне, поскольку взбунтуются итало-американцы. В книгах по истории его, несомненно, назовут Альфредом Капингуэллом и представят бедным несчастным отпрыском богатых родителей, жертвой полицейского беспредела, но только не американского, упаси Бог, иначе общество в защиту кадров полиции сказало бы свое веское слово. Ответственность придется переложить на плечи кого-то другого, скажем, канадцев. И за это мы им очень обязаны.
Но что же происходит у нас? А я вам сейчас скажу. Вы думаете, что меня зовут Томми Андерс, не так ли? Так вот, вы ошибаетесь. Я уже давно уладил эту проблему. Позвольте представиться: Джузеппе Андрозепитоне. Отличное итальянское имя, но на афишах выглядит несколько неуместно и плохо звучит со сцены. Разве можно было бы предположить, что мое имя даст мне некоторые права в определенных кругах американского общества? Конечно же, нет. Не так давно, всего пару часов тому назад, меня славно отделали два проходимца. А если честно... то два респектабельных итальянца. В голове у меня лишь воображаемая дырка, под пластырем нет ни ссадин, ни ран, а эту шишку под глазом я, должно быть, устроил сам себе, гримируясь к выступлению.
Так вот, я подвергся нападению двух почтенных итальянцев, которые ни коим образом не имеют никакого отношения к мифической мафии. Это правда. Если не верите, спросите у генерального прокурора Соединенных Штатов. Он запретил ФБР использовать в докладах и отчетах слово «мафия». Поговорите об этом с компанией «Форд Моторс» — она давно категорически отказалась транслировать телепередачи, в которых можно было бы услышать слова «мафия» или «Коза Ностра». Вот так. Мы уже переписываем историю.
Что касается меня, то я стал жертвой двух итальянских громил, которые, оказывается, являются не более, чем мифом. Этот самый миф подловил меня в темном углу и задал мне взбучку, потому что я нанес ущерб итальянскому общественному имиджу. Это я-то, кто всего лишь пытается вызвать улыбку на губах почтенной публики. И кто? Два несуществующих типа, которые всю жизнь защищают этот светлый образ с дубинкой в руках. Логично, правда?
Нет, вы не улыбайтесь. Мне, собственно говоря, тоже не до смеха, несмотря на то, что меня избили два воображаемых субъекта, не принадлежащих к мифологической мафии. Эта история не вызывает у меня смеха даже теперь, хотя она является самой невероятной из всех, которые мне приходилось рассказывать.
Уважаемые дамы и господа, должен вам сказать, что есть вещи похуже подмоченной общественной репутации — существуют плохие люди. Они не перестают существовать от того, что мы отказываемся называть их, принимаемся перекраивать историю или прячем головы в песок, как страусы.
И последнее, о чем я хотел бы сказать вам перед расставанием. Не так давно я задавал вам вопрос: что же неладно в нашей стране? Так вот, я вам скажу. Мы потеряли свое достоинство, свое лицо. Мы живем словно на гигантской съемочной площадке. Мы так увлеклись нашим имиджем, что упускаем из виду важные вещи. На протяжении ряда лет я вам говорю, что я не расист, и это так. Но я чертовски ясно осознаю факт наличия различных рас. И я скажу вам, что не стыжусь своего итальянского происхождения, я не всегда горжусь им, но никогда не стыжусь его. Мне только стыдно за тех, кто стыдится быть итальянцем или мексиканцем, негром или поляком. Соединенные Штаты создавались силами всех рас и наций, которые заслужили право быть такими, какие они есть.
Мне бы не хотелось, чтобы вас водили за нос создатели общественного имиджа, поэтому я дам вам один совет. Подумайте о собственном образе. Об образе англосаксонских протестантов. Вы остались на бобах, тогда как итальянцы стали почтенной публикой, поляки — вежливыми, а негры — благородными. Что касается божьих избранников, то они начинают занимать самые высокие посты в государстве. Англосаксы должны немного пошевелиться, чтобы создать свой собственный образ, в противном случае мы все окажемся по горло в дерьме.
Джузеппе Андрозепитоне прощается с вами. Да благословит вас Господь! И будьте осторожны с сен-матье[1] — так называют парней из «несуществующей» мафии. Во всяком случае, пока в это дело не вмешивается Джованни Батиста Монтини. А? Вы не знаете Джованни Батиста Монтини? Это Папа Павел VI.
Актер покинул сцену под бурные рукоплескания зала, увернулся от режиссера, который хотел вернуть его к публике, и прошел мимо Болана, направляясь в свою гримерную. Лавируя между толпой артистов и зрителей, Мак следовал за Андерсом. Возле гримерных, прислонившись к стене, со скучающим видом стояли два типа с неаполитанской внешностью. Андерс увидел их и остановился. Обернувшись, он заметил Болана, обреченно вздохнул и продолжил свой путь.
Болан чуть не наступал ему на пятки, когда артист подошел к двери. «Гориллы» попытались было войти за ним в гримерную, но Мак преградил им дорогу. Он резко оттолкнул первого к противоположной стене коридора и ледяным взглядом посмотрел на второго.
— А ну-ка, проваливайте, — процедил он.
Андерс находился в гримерной и нервно поглядывал на застывшую в дверях троицу. Человек, которого оттолкнул Болан, вытаскивал из кармана обтянутую кожей дубинку, другой уставился на Мака пустыми глазами профессионального убийцы.
Актер натянуто засмеялся и спросил:
— Надеюсь, из-за меня вы не собираетесь драться?
«Горилла» с дубинкой в руке шагнул к Болану и зашипел:
— Убирайся отсюда, ублюдок. Ты нам не нужен.
Болан как бы невзначай распахнул полы пиджака, чтобы «гориллы» увидели рукоятку «беретты».
— Ну, давайте, — улыбнулся он. — Попробуйте пройти.
Второй громила напряженно всматривался в лицо Болана. Заметив «беретту», он вскрикнул:
— Черт! Это же он!
А потом мафиози совершил роковую ошибку: он сунул руку за борт куртки, пытаясь достать оружие.
«Беретта» мгновенно появилась в руке Болана и беззвучно выплюнула из глушителя короткий язычок пламени. Надрезанная пуля попала гангстеру в глаз и, словно тряпичную куклу, отбросила его прямо в руки напарника. Тот инстинктивно поддержал мертвое тело, не давая ему упасть на пол. А бездонный зрачок «беретты» уже холодно смотрел ему в лицо.
— Держи своего приятеля покрепче! — приказал Болан.
— Что мне с ним делать? — простонал мафиози дрожащим от ужаса голосом.
— Куда нам его сунуть, Андерс? — не оборачиваясь, спокойно спросил Болан.
Актер чуть приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор. Там никого не было.
— В конце коридора есть пустая гримерная, — ошеломленно произнес он. — Прошу вас только об одном — не оставляйте его у меня!
— Показывайте, куда идти, — сказал Болан.
Андерс вышел в коридор первым. За ним последовал мафиози с покойником на плечах. Болан прикрывал тылы. Едва они вошли в пустую маленькую комнатушку, как наемный убийца, растерянно оглядываясь, спросил, не скрывая своего беспокойства:
— Зачем мы сюда пришли? Что вы затеяли?
Болан не удостоил его ответом, зато повернувшись к Андерсу, спросил:
— Вас избивали эти самые типы?
— Да, это они, — ответил актер сдавленным голосом.
«Беретта» кашлянула снова, и мафиози рухнул на пол вместе со своей ношей.
Болан сунул пистолет в кобуру и вытолкнул Андерса обратно в коридор.
— О'кей, пошли отсюда!
Когда актер перешагнул порог своей гримерной, его лицо напоминало гипсовую маску. Даже не закрыв за собой дверь, он торопливо подошел к гримерному столику, открыл нижний ящик и извлек оттуда бутылку виски «Джим Бим». Только теперь он обернулся к Болану и ошалело уставился на него.
— Черт побери... — пробормотал Андерс.
Болан закрыл дверь и сказал:
— Это дружеский визит, Андерс. Нам нужно кое о чем поговорить.
— Одну секундочку, — вздохнул актер, обессиленно опускаясь на стул. — Я вас умоляю, в следующий раз, когда вы опять будете в дурном расположении духа, не приходите ко мне.
— Меня просил повидать вас один парень по имени Отри. Сам он не мог прийти. Он был почти в таком же состоянии, что и оба наши приятеля в соседней комнате.
Андерс резко поднял голову и в упор взглянул на Болана.
— Что вы имеете в виду? Что с ним случилось?
— Кто-то его как следует помял. Вероятно, два ваших приятеля.
— Что? Мои приятели?
— Ну, во всяком случае, не мои.
Совершенно потрясенный, артист изучал невозмутимое лицо Болана, пытаясь понять, шутит тот или нет.
— Так. Значит, вы не член Синдиката, — произнес он наконец монотонным голосом.
Болан слегка улыбнулся.
— Не совсем так, — ответил он, снимая на мгновение темные очки и затем снова водружая их на нос.
Артист приподнялся со своего стула, его испуганные глаза посветлели.
— Не хотите ли вы сказать, что...
— Зовите меня просто Фрэнки, — предложил Болан. — Давайте-ка сначала покинем этот уютный уголок. Думаю, нам есть о чем поговорить.
Андерс недоверчиво смотрел на Болана.
— Так, так... Оказывается, вы тоже не миф.
— Во всяком случае пока, но все может измениться, если я слишком долго буду торчать здесь.
— Черт побери, мистер Болан... простите, Фрэнки... Я не... Ну конечно же, сейчас все меняют имена. Мода, знаете ли, такая... Да, я знаю спокойное место. Девушки из квартета Ранджерс дали мне ключ от своего бунгало после того, как меня отделали покойные «гориллы». Если вдруг вам понадобится место телохранителя, вспомните обо мне, ладно?
Болан улыбнулся и последовал за невысоким актером, который постепенно приходил в себя после пережитого шока и был полон решимости снова столкнуться с суровой реальностью жизни. Через кухню они вышли на другую сторону отеля — к бунгало. Всю дорогу Андерс сыпал отрывками из своих реприз по поводу отсутствия в Америке воображаемого насилия.
Но Болан больше не думал о коронном номере актера, он размышлял о том номере, который ему самому предстоит сыграть перед мрачной публикой. Если он потерпит провал, этот провал будет последним в его жизни.
Глава 6
Бунгало состояло из спальни и небольшого салона, совмещенного с кухонькой-баром, и, по идее, должно было напоминать мексиканскую хижину. Огромное — в полстены — окно выходило на бассейн, который своим видом, однако, сводил на нет всякое сходство. Большая откидная кровать была опущена, разобрана и занимала большую часть салона.
Болан быстро осмотрел квартиру и не нашел ничего, кроме множества предметов женского туалета. В обеих комнатах на полу стояли открытые чемоданы, а в ванной комнате с натянутых веревок свисали разнообразные чулки, лифчики и тончайшие кружевные трусики. Оба стенных шкафа были до отказа забиты пластиковыми мешками со всевозможными сценическими костюмами. На полу в полном беспорядке валялись сапоги, сандалии, кроссовки и изящные туфли на шпильках.
Мак закончил осмотр помещений и вернулся в салон, где Андерс возился у бара с двумя большими стаканами в руках.
— Богатый выбор, — объявил артист. — Виски с содовой или содовая с виски?
— Спасибо, мне ничего не нужно, — объявил Болан. — Сколько всего этих девушек, Андерс?
— Вы имеете в виду девочек Ранджер? Их четверо, одна другой краше, а кроме того, они чертовски талантливы. Их выступления начинаются завтра. Они поют, танцуют, рассказывают безумно смешные истории. В конце концов, они просто восхитительны!
Болану показалось, что за своей словоохотливостью Андерс скрывал не покидающее его волнение и беспокойство.
— Вчетвером они играют на пятнадцати музыкальных инструментах. А сюда девушки приехали заранее, чтобы посмотреть другие спектакли, идущие в театральных залах Стрипа. Такова старая традиция, до сих пор существующая в шоу-бизнесе. Самая большая проблема состоит в том, что наши выступления начинаются почти в одно и то же время, поэтому нужно приезжать за несколько дней до собственных выходов либо задержаться после завершения своего контракта. Они славные девушки, Болан. Мы выступали в одном спектакле в Майами, Тахо, Сан-Хуане... повсюду. Мы стали хорошими друзьями. Они видели, как меня молотили несколько часов тому назад, и тем, что сейчас я нахожусь в более-менее приличном состоянии, я обязан только им. Они подняли крик и спугнули «горилл». Девушки привели меня сюда и позвонили доку. Они оставили свой ключ и разрешили оставаться здесь столько времени, сколько понадобится. Потом они ушли смотреть какой-то спектакль, — он улыбнулся. — Вот он каков — шоу-бизнес. Что вы еще хотите знать?
— Почему на вас спустили собак? Только не говорите, что им не нравится ваш номер.
— Принимая во внимание мой номер, я удивляюсь, что меня не убивают дважды за вечер!
— Вы догадываетесь, о чем я говорю?
Андерс вздохнул и отхлебнул хороший глоток холодного виски.
— Да. Это мафия. Несуществующая мафия. Послушайте, если вас послал Отри, вы должны знать, что к чему.
— Он был не очень разговорчив, потому что сильно ослаб. Отри просто сказал, что у вас возникли проблемы с Организацией и вы пока не хотите обращаться за помощью к полиции.
— Я упорно работал на протяжении пятнадцати лет, чтобы стать тем, кто я есть. И это было не просто, поверьте мне. Если эти негодяи думают, что я позволю им командовать собой, то они глубоко заблуждаются. Всю жизнь я боролся с такими типами, как они, однако думал, что с прошлым покончено. Но я ошибался. Из их мира уйти невозможно, Болан. Это все равно, что пикник без муравьев.
— О каких негодяях вы говорите? О мафиози?
— Да, о мифе. Они взяли под контроль мое артистическое агентство. Я состою в АША с 1962 года, и всегда у меня все было в порядке. Но теперь...
— Что такое АША? — спросил Болан.
— Американская шоу-ассоциация. Они занимаются актерами вроде меня, находят для нас работу во всем мире и всегда были в своем деле лучшими. Но недавно я узнал, что один из партнеров уступил свою долю Организации. Теперь, как я полагаю, он работает на мафию как простой служащий. Послушайте, я, конечно, не расист, но...
— Почему это вас так беспокоит, Андерс? Какое отношение ваша история имеет к тому импресарио, который по-прежнему получает для вас лучшие ангажементы?
— Болан, вы хорошо знаете, что все не так просто. Хотите факты? Если Организация накладывает на вас лапу — вы конченый человек; у вас нет шансов выйти из-под контроля. Дело кончается тем, что вас выворачивают наизнанку, как грязный носок.
— Например?
— Хотите пример? Пожалуйста, вот вам пример: в течение ряда лет я ежегодно открывал сезон в отеле «Фаунтэнс» в Майами. Я отлично знаю его хозяина, можно считать, что мы с ним давние приятели. Каждый раз, когда я приезжал в Майами, он устраивал мне королевский прием и не брал с меня ни цента. Так продолжалось пять лет, понимаете?
— Понимаю. Продолжайте.
— Так вот, этой зимой все традиции полетели к черту. Томми Андерс не открывал сезон в отеле «Фаунтэнс». В шоу-ассоциации мне сказали, что пора менять отель. Мне это не понравилось, но я согласился. Я отправился в Сан-Хуан и работал в отелях острова два месяца. Прошлым месяцем я проездом оказался в Майами и, естественно, остановился в «Фаунтэнс». Скажем просто: мне не устраивали королевской встречи и поселили отнюдь не задаром. Дружба вдруг кончилась. В конце концов, мне удалось поймать старину Джейка у него в кабинете. Спрашиваю, что происходит, и он рассказывает мне занятную историю. Вы готовы слушать?
— Готов.
— Он был до смерти напуган и сказал, что я могу проваливать ко всем чертям, но он не будет играть в мои игры. Он не желает иметь дело с мафией и больше никогда не пригласит к себе ни одного актера от АША, хотя и понесет на этом убытки, поскольку большинство хороших актеров — члены ассоциации. Я ничего не мог понять, но, в конце концов, мне удалось выпытать у него некоторые подробности. Оказывается, к нему приехали какие-то люди и стали нести несусветный вздор: конечно, он может пригласить Томми Андерса на открытие сезона, но только на других условиях. Прежде всего, ассоциации не нравятся некоторые поставщики «Фаунтэнс». Точнее, поставщики спиртных напитков и даже те, кто занимается стиркой и химчисткой. Джейку дали длинный список поставщиков, аккредитованных при мафии, и намекнули, что если он хочет иметь у себя актеров из АША, то должен работать только с теми людьми, которые представлены в списке.
Короче говоря, Джейк выставил «гостей» за дверь. И, естественно, меня тоже. Я больше к нему не обращался, Болан, потому что не знал, что ему сказать. Я пересмотрел мои ангажементы и, чего тут говорить, у меня получился довольно странный сезон. Раньше я об этом не думал, но теперь вижу, что все мои выступления проходили только в новых отелях. Скажем так — новых для меня. Естественно, я задумался над этой ситуаций. Я даже беседовал с полицейскими в Майами, встречался с шерифом отдела общественной безопасности графства Дейд. Бог ты мой! Чего только не рассказал мне парень, занимающийся там уголовными делами. Честное слово, Болан, нормальные люди не поверили бы собственным ушам!
Короче, мне все стало ясно. Я выступал с концертами только в тех отелях, которые сотрудничали с Организацией и которые АША держала за горло. Я не хочу сказать, что они принадлежат мафии, но Организация их несомненно контролирует.
Болан быстро осмотрел квартиру и не нашел ничего, кроме множества предметов женского туалета. В обеих комнатах на полу стояли открытые чемоданы, а в ванной комнате с натянутых веревок свисали разнообразные чулки, лифчики и тончайшие кружевные трусики. Оба стенных шкафа были до отказа забиты пластиковыми мешками со всевозможными сценическими костюмами. На полу в полном беспорядке валялись сапоги, сандалии, кроссовки и изящные туфли на шпильках.
Мак закончил осмотр помещений и вернулся в салон, где Андерс возился у бара с двумя большими стаканами в руках.
— Богатый выбор, — объявил артист. — Виски с содовой или содовая с виски?
— Спасибо, мне ничего не нужно, — объявил Болан. — Сколько всего этих девушек, Андерс?
— Вы имеете в виду девочек Ранджер? Их четверо, одна другой краше, а кроме того, они чертовски талантливы. Их выступления начинаются завтра. Они поют, танцуют, рассказывают безумно смешные истории. В конце концов, они просто восхитительны!
Болану показалось, что за своей словоохотливостью Андерс скрывал не покидающее его волнение и беспокойство.
— Вчетвером они играют на пятнадцати музыкальных инструментах. А сюда девушки приехали заранее, чтобы посмотреть другие спектакли, идущие в театральных залах Стрипа. Такова старая традиция, до сих пор существующая в шоу-бизнесе. Самая большая проблема состоит в том, что наши выступления начинаются почти в одно и то же время, поэтому нужно приезжать за несколько дней до собственных выходов либо задержаться после завершения своего контракта. Они славные девушки, Болан. Мы выступали в одном спектакле в Майами, Тахо, Сан-Хуане... повсюду. Мы стали хорошими друзьями. Они видели, как меня молотили несколько часов тому назад, и тем, что сейчас я нахожусь в более-менее приличном состоянии, я обязан только им. Они подняли крик и спугнули «горилл». Девушки привели меня сюда и позвонили доку. Они оставили свой ключ и разрешили оставаться здесь столько времени, сколько понадобится. Потом они ушли смотреть какой-то спектакль, — он улыбнулся. — Вот он каков — шоу-бизнес. Что вы еще хотите знать?
— Почему на вас спустили собак? Только не говорите, что им не нравится ваш номер.
— Принимая во внимание мой номер, я удивляюсь, что меня не убивают дважды за вечер!
— Вы догадываетесь, о чем я говорю?
Андерс вздохнул и отхлебнул хороший глоток холодного виски.
— Да. Это мафия. Несуществующая мафия. Послушайте, если вас послал Отри, вы должны знать, что к чему.
— Он был не очень разговорчив, потому что сильно ослаб. Отри просто сказал, что у вас возникли проблемы с Организацией и вы пока не хотите обращаться за помощью к полиции.
— Я упорно работал на протяжении пятнадцати лет, чтобы стать тем, кто я есть. И это было не просто, поверьте мне. Если эти негодяи думают, что я позволю им командовать собой, то они глубоко заблуждаются. Всю жизнь я боролся с такими типами, как они, однако думал, что с прошлым покончено. Но я ошибался. Из их мира уйти невозможно, Болан. Это все равно, что пикник без муравьев.
— О каких негодяях вы говорите? О мафиози?
— Да, о мифе. Они взяли под контроль мое артистическое агентство. Я состою в АША с 1962 года, и всегда у меня все было в порядке. Но теперь...
— Что такое АША? — спросил Болан.
— Американская шоу-ассоциация. Они занимаются актерами вроде меня, находят для нас работу во всем мире и всегда были в своем деле лучшими. Но недавно я узнал, что один из партнеров уступил свою долю Организации. Теперь, как я полагаю, он работает на мафию как простой служащий. Послушайте, я, конечно, не расист, но...
— Почему это вас так беспокоит, Андерс? Какое отношение ваша история имеет к тому импресарио, который по-прежнему получает для вас лучшие ангажементы?
— Болан, вы хорошо знаете, что все не так просто. Хотите факты? Если Организация накладывает на вас лапу — вы конченый человек; у вас нет шансов выйти из-под контроля. Дело кончается тем, что вас выворачивают наизнанку, как грязный носок.
— Например?
— Хотите пример? Пожалуйста, вот вам пример: в течение ряда лет я ежегодно открывал сезон в отеле «Фаунтэнс» в Майами. Я отлично знаю его хозяина, можно считать, что мы с ним давние приятели. Каждый раз, когда я приезжал в Майами, он устраивал мне королевский прием и не брал с меня ни цента. Так продолжалось пять лет, понимаете?
— Понимаю. Продолжайте.
— Так вот, этой зимой все традиции полетели к черту. Томми Андерс не открывал сезон в отеле «Фаунтэнс». В шоу-ассоциации мне сказали, что пора менять отель. Мне это не понравилось, но я согласился. Я отправился в Сан-Хуан и работал в отелях острова два месяца. Прошлым месяцем я проездом оказался в Майами и, естественно, остановился в «Фаунтэнс». Скажем просто: мне не устраивали королевской встречи и поселили отнюдь не задаром. Дружба вдруг кончилась. В конце концов, мне удалось поймать старину Джейка у него в кабинете. Спрашиваю, что происходит, и он рассказывает мне занятную историю. Вы готовы слушать?
— Готов.
— Он был до смерти напуган и сказал, что я могу проваливать ко всем чертям, но он не будет играть в мои игры. Он не желает иметь дело с мафией и больше никогда не пригласит к себе ни одного актера от АША, хотя и понесет на этом убытки, поскольку большинство хороших актеров — члены ассоциации. Я ничего не мог понять, но, в конце концов, мне удалось выпытать у него некоторые подробности. Оказывается, к нему приехали какие-то люди и стали нести несусветный вздор: конечно, он может пригласить Томми Андерса на открытие сезона, но только на других условиях. Прежде всего, ассоциации не нравятся некоторые поставщики «Фаунтэнс». Точнее, поставщики спиртных напитков и даже те, кто занимается стиркой и химчисткой. Джейку дали длинный список поставщиков, аккредитованных при мафии, и намекнули, что если он хочет иметь у себя актеров из АША, то должен работать только с теми людьми, которые представлены в списке.
Короче говоря, Джейк выставил «гостей» за дверь. И, естественно, меня тоже. Я больше к нему не обращался, Болан, потому что не знал, что ему сказать. Я пересмотрел мои ангажементы и, чего тут говорить, у меня получился довольно странный сезон. Раньше я об этом не думал, но теперь вижу, что все мои выступления проходили только в новых отелях. Скажем так — новых для меня. Естественно, я задумался над этой ситуаций. Я даже беседовал с полицейскими в Майами, встречался с шерифом отдела общественной безопасности графства Дейд. Бог ты мой! Чего только не рассказал мне парень, занимающийся там уголовными делами. Честное слово, Болан, нормальные люди не поверили бы собственным ушам!
Короче, мне все стало ясно. Я выступал с концертами только в тех отелях, которые сотрудничали с Организацией и которые АША держала за горло. Я не хочу сказать, что они принадлежат мафии, но Организация их несомненно контролирует.