Существует много наборов интеллектуальной действительности, мы понимаем, что некоторые из них содержат больше качества, чем остальные. И поступаем мы так отчасти потому, что это результат нашего исторического опыта и существующих структур ценностей.
   Если провести другую аналогию, то получается так: Метафизика Качества ложна, а метафизика субъекта-объекта - истинна, это всё равно что сказать, прямоугольные координаты верны, а полярные координаты - ложны. Карта, где в центре находится Северный полюс, вначале сбивает с толку, но она так же верна как и карта Меркатора. В Арктике только такая и нужна. Обе они лишь интеллектуальная структура для истолкования действительности, и при этом лишь можно добавить, что в определенных условиях прямоугольными координатами достигается лучшее и более простое толкование.
   Метафизика Качества предоставляет лучший набор координат, которыми можно истолковать мир в сравнении с субъектно-объектной метафизикой, ибо она более объемлюща. Она полнее объясняет мир и объясняет его лучше. Метафизика Качества в состоянии прекрасно объяснить отношения, а как Федр убедился на примере антропологии, субъектно-объектная метафизика не в состоянии объяснить даже ничтожных ценностей. Когда с помощью психологической болтовни пытаются объяснить ценности получается сплошная чепуха.
   Мы годами читали о том, как ценности якобы исходят из некоего места в "нижних"
   центрах мозга. Но это место так до сих пор четко и не определено. Механизм сохранения этих ценностей совершенно неизвестен. Никто ещё не смог добавить что-либо к ценностям человека, вставив нечто в это место, или же отметить какие-либо изменения в этом месте в результате смены ценностей. Нет доказательств того, что если анестезировать этот участок мозга или даже подвергнуть его операции, то из пациента получится лучший ученый, потому что все его решения тогда будут свободными от ценностей. Говорят, что ценности, если они вообще существуют, должны находиться именно там, ибо где же им ещё быть?
   Люди, знакомые с историей науки, почувствуют здесь сладкий запах флогистона и теплое мерцание светоносного эфира, двух других научных понятий, к которым пришли дедуктивно, но которые так и не удалось высмотреть ни под микроскопом, ни где-либо ещё. Когда выведенные таким образом понятия существуют годами, но никто не может обнаружить их, то это признак того, что дедукция исходила из ложных посылок, что теория, на основе которой была сделана эта дедукция, на каком-то из фундаментальных уровней неверна. И в этом настоящая причина того, что в прошлом эмпирики избегали ценностей, не потому, что они не поддаются проверке опытом, а потому, что если их попытаться определить в этом несуразном месте мозга, то возникает пугающее ощущение, что где-то раньше ты сбился с пути, хочется бросить все это и подумать о чем-то таком, у чего есть хоть какое-то будущее.
   Эта проблема попытки описать ценность терминологией субстанции равнозначна проблеме вместить больший сосуд в меньший. Ценность это не подвид субстанции.
   Субстанция - подвид ценности. Если процесс помещения повернуть вспять и дать определение субстанции терминологией ценности, то тайна исчезает: субстанция - это "стабильная структура неорганических ценностей". Тогда проблема пропадает.
   Мир объектов и мир ценностей становится единым.
   
   Такая неспособность обычной субъектно-объектной метафизики прояснить ценности - пример того, что Федр называл "утконосом". На заре зоологии ученые классифицировали млекопитающими тех особей, которые кормят отпрысков молоком, и рептилиями тех, которые кладут яйца. Затем в Австралии обнаружили утконоса с клювом, который откладывает яйца как настоящая рептилия, а затем, когда детёныши вылупливаются, то кормятся молоком как настоящие млекопитающие.
   Это открытие вызвало настоящую сенсацию. Стали восклицать :"Какая загадка! Какая тайна! Что за чудо природы!" Когда первые их чучела привезли в Англию из Австралии в конце восемнадцатого века, то многие полагали, что это фальшивка, составленная из частей разных животных. И даже сейчас в журналах о природе ещё появляются статьи на тему: "Почему в природе существует такой парадокс?"
   Ответ же состоит в следующем: его нет. Утконос вовсе не делает ничего парадоксального. И для него не существует никаких проблем. Утконосы откладывали яйца и кормили молодняк молоком миллионы лет, задолго до того, как появились зоологи и объявили, что это неправильно. Подлинная тайна, настоящая загадка состоит в том, как матерые, объективные, научно подготовленные исследователи могут перекладывать своё собственное недомыслие не бедного ни в чем неповинного утконоса.
   Зоологам, для того чтобы решить эту проблему, пришлось придумать заплату. Они создали новый отряд монотрематов, куда входит утконос, муравьед и больше никого.
   Это как бы нация, состоящая из двух народностей.
   В субъектно-объектной классификации мира Качество находится в таком же положении что и утконос. Поскольку оно не поддаётся классификации, эксперты заявили, что здесь что-то не так. И Качество - не единственный из таких утконосов.
   Субъектно-объектная метафизика характеризуется ордами огромных, гигантских, чудовищных утконосов. Проблемы свободы воли по отношению к детерминизму, отношения разума к веществу, исчезновения материи на субатомном уровне, очевидной бесцельности вселенной и жизни в ней - всё это чудовищные утконосы, созданные субъектно-объектной метафизикой. И западную философию, там где она концентрируется вокруг субъектно-объектной метафизики, почти можно определить как "анатомию утконоса". Но если применить хорошую Метафизику Качества, то эти создания, которые представляются такой неотъемлемой частью философского пейзажа, вдруг магически исчезают.
   Мир является нам бесконечным потоком осколков, которые нам хочется каким-то образом сложить в нечто единое, но чего в действительности не удаётся сделать.
   Всегда остаются какие-то куски подобно утконосам, которые никуда не подходят, и можно либо игнорировать эти осколки, можно давать им глупые объяснения, можно разобрать всю головоломку и попытаться изыскать другие способы складывания, чтобы включить большее число осколков. Если разобрать всю эту нескладную бесформенную структуру вселенной, изложенной по субъектно-объектному принципу и сложить её снова по структуре, сосредоточенной на ценностях метафизики, то всякого рода осколки-сироты, которые раньше никуда не годились, прекрасно складываются вместе.
   
   * * *
   
   Почти таким же великим как и данный утконос "ценности" является другой, которым занимается Метафизика Качества: утконос "научной реальности". Это громадное чудовище, волнующее множество людей долгое время. Его определил век тому назад математик и астроном Анри Пуанкаре, который спрашивал: "Почему для науки наиболее приемлема такая реальность, которую ребенок вроде бы и не может понять?"
   Должна ли реальность быть чем-то таким, что в состоянии понять только горстка наиболее выдающихся физиков в мире? А ведь можно ожидать, что по крайней мере большинство людей должно понимать её. Следует ли выражать реальность только такими символами, которыми способны манипулировать только математики университетского уровня? Должна ли она меняться из года в год по мере того, как формулируются новые научные теории? Обязательно ли ей быть чем-то таким, о чем различные школы физики могут годами спорить и не приходить к твердому решению в ту или иную сторону? Если это так, то насколько справедливо заключать человека в больницу для душевно больных без суда, присяжных и возможности помилования за то, что он "не способен понимать действительность?" По такому критерию не следует ли всех, за исключением самых выдающихся физиков мира, лишить свободы пожизненно? Кто же здесь мыслит здраво и кто безумен?
   В Метафизике Качества на основе ценности такой утконос "научной реальности"
   просто исчезает. Действительность, являющуюся ценностью, понимает любой младенец. Это универсальная исходная точка опыта, с которой каждый сталкивается постоянно. В пределах Метафизики Качества наука представляет собой набор статичных интеллектуальных структур, описывающих действительность, но эти структуры вовсе не являются действительностью, которую они описывают.
   
   Третий важнейший утконос, которым занимается Метафизика Качества, - это утконос "причинности". Веками доказывалось, что в эмпирическом плане не существует такой вещи как причинность. Её невозможно увидеть, нельзя потрогать, её не слышно и невозможно почувствовать. Её никак не испытываешь никоим образом. И это не какой-либо незначительный философский или научный утконос. Это настоящий камень преткновения. Количество бумаги, потраченной на диссертации на эту метафизическую тему, должно быть равно целым лесам целлюлозы.
   В Метафизике Качества "причинность" - метафизический термин, который можно заменить "ценностью". Сказать, что "А вызывает В" или сказать, что "Ценности В предопределяют А", означает одно и то же. Разница заключается лишь в словах.
   Вместо того, чтобы сказать "магнит притягивает к себе железные опилки", можно сказать "железные опилки стремятся перемещаться к магниту". С научной точки зрения ни одно из этих высказываний не является более верным в сравнении со вторым. Может быть это звучит несколько неуклюже, но это вопрос лингвистического обычая, а не науки. Формулировки, применяемые для описания данных, меняются, но сами научные данные - неизменны. То же самое верно в отношении любых других научных наблюдений, которые только приходили на ум Федру. Всегда можно заменить "Ценности В предопределяют А" на "А вызывает В", и при этом никакие научные факты не меняются вовсе. Термин "причина" можно вообще исключить из научного описания вселенной, не потеряв при этом ни точности, ни полноты.
   Единственная разница между причинностью и ценностью в том, что в слове "причина"
   содержится абсолютная уверенность, а в слове "ценность" подразумевается некое предпочтение. В классической науке считалось, что мир всегда действует в плане абсолютной уверенности и слово "причина" наиболее подходящий термин для его описания. Но в современной квантовой физике все это изменилось. Частицы "предпочитают" делать то, что делают. И поведение отдельной частицы вовсе не абсолютно предопределено и предсказуемо. То, что представляется абсолютной причиной, всего лишь очень последовательная структура предпочтений. Поэтому исключив из формулировки слово "причина" и заменив его словом "ценность" вы не только заменяете эмпирически бессмысленный термин осмысленным, но также пользуетесь более уместным термином для практического наблюдения.
   
   * * *
   
   Затем должен рухнуть утконос "сущность". Как и "причинность", "сущность" - производное понятие, а не то, что вытекает непосредственно из опыта. Никто никогда не видал сущности и не увидит. Человек видит лишь данные. Считается, что данные представляют собой последовательно связную картину именно благодаря этой "сущности". Но как еще в семнадцатом веке указывал Джон Локк, если спросить, что же такое эта "сущность", свободная от каких бы то ни свойств, то окажется что мы думаем вовсе ни о чем. Данные квантовой физики свидетельствуют: то, что называют "субатомными частицами", никак не поддается определению "сущности". Свойства то появляются, то исчезают, затем снова возникают и вновь пропадают небольшими сгустками, называемыми "квантами". Эти сгустки не постоянны во времени, а существенной, определенной характеристикой "сущности" является постоянство во времени. Поскольку квантовые сгустки не являются сущностью и так как обычная научная посылка заключается в том, что всё сущее состоит из этих субатомных частиц, следует, что сущности нет нигде в мире и никогда не было. И вся эта концепция - просто громадная метафизическая иллюзия. В своей первой книге Федр агитировал против этого фокусника, Аристотеля, который изобрел этот термин и заварил всю эту кашу.
   А раз нет сущности, то следует спросить, почему же тогда всё не превратилось в хаос? Почему весь наш опыт действует так, как если бы он коренился в чем-то?
   Если взять стакан воды, то почему его свойства не разлетаются в разные стороны?
   Что поддерживает единообразие этих свойств, если оно не называется сущностью?
   Именно этот вопрос прежде всего и создал концепцию сущности.
   Ответ, который дает на это Метафизика Качества, схож с тем, который даётся утконосу "причинность". Вычеркните слово "сущность", где бы оно не фигурировало, и замените его выражением "стабильная неорганическая структура ценности". И снова разница только лингвистическая. В лаборатории нет ни капли разницы, какой из терминов применяется. Показания ни одной из шкал не меняются.
   Зарегистрированные в лаборатории сведения абсолютно идентичны.
   Величайшая выгода от такой замены "причинности" и "сущности" на "ценность" в том, что она дает возможность сочетать естественные науки с другими сферами опыта, которые традиционно считались вне сферы научной мысли. Федр понимал, что "ценность", которая направляет субатомные частицы, не идентична той "ценности", которую человек придает живописи. Но он видел, что обе они родственны и что их взаимоотношения можно определить с большой точностью. Как только такое определение будет завершено, явится полнейшее слияние естественных и гуманитарных наук, при котором утконосы валятся просто сотнями. Тысячами.
   И одним из первых падет, отмечал он с радостью, тот, с которого всё это началось, утконос "Теории антропологии". Если наука - изучение сущностей и их взаимосвязей, тогда и область культурной антропологии - научный абсурд. В плане сущности не существует такого понятия как культура. В ней нет массы, нет энергии. Ещё не изобретен такой научный прибор, который мог бы отличать культуру от не-культуры.
   Но если наука - это исследование стабильных структур ценности, тогда культурная антропология становится исключительно научной областью. Культуру можно определить как систему социальных структур ценности. Как говорил антрополог Клюкхон, работавший по Проекту ценностей, структуры ценности и представляют собой существо антропологических исследований.
   Громаднейшей ошибкой Клюкхона была попытка определить ценности. Он полагал, что субъектно-объектный взгляд на мир допускает такое определение. Все его дело рушилось не из-за неточности наблюдений. Его дело рушили субъектно ориентированные метафизические посылки антропологии, которые он не сумел отделить от своих наблюдений. Как только такое разделение состоится, антропология наконец-то выйдет из зыбких песков метафизики и станет на твердую землю.
   Федр снова и снова убеждался в том, что картина вселенной на основе Качества обеспечивает предельную ясность там, где всё раньше было в тумане. В искусстве, где всё главным образом сосредоточено на ценности, этого и следовало ожидать.
   Удивительно то, что это относится и к сферам, которые, как считалось, не имеют отношения к ценности. Математика, физика, биология, история, юриспруденция - в основе их всех встроено качество, теперь его начинают исследовать, и выявляются всевозможные удивительные вещи.
   С поимкой вора часто выявляется вся цепь преступлений.
   
   9
   
   В любой иерархии метафизических классификаций наиболее важным подразделением является первое, ибо оно управляет всем, что под ним. Если это первое подразделение - плохо, то нет никакой возможности построить по настоящему хорошую систему классификации вокруг него.
   В своей книге Федр пытался избавить Качество от метафизики, отказываясь давать ему определение, поместив еговне диалектической шахматной доски. Всё, что не имеет определения, - вне метафизики, ибо метафизика может оперировать только определенными терминами. Если что-то нельзя определить, то и спорить об этом нельзя. Он продемонстрировал, что даже если нельзя определить Качество, все же приходится признать, что оно существует, так как мир, из которого удалена ценность, становится неузнаваемым.
   Но он также понял, что рано или поздно ему придется перестать скулить о том, как плоха субъектно-объектная метафизика, и что ему все-таки нужно будет сказать нечто позитивное. Рано или поздно ему придется подразделять Качество таким путем, который будет лучше, чем субъекты и объекты. Ему надо будет либо сделать это, либо вообще отойти от метафизики. Довольно просто осуждать чью-то там плохую метафизику, но ведь нельзя заменить её метафизикой, которая состоит из одного только слова.
   Даже пользуясь термином "Качество" он уже нарушает ничтожность мистической действительности. Использование слова "Качество" вызывает появление массы новых вопросов, не имеющих ничего общего с мистической реальностью, и уводит от них прочь безо всякого ответа. Даже само название "Качество" уже представляет собой некое определение, ибо оно склонно увязывать мистическую реальность с некими установленными и ограниченными понятиями. И уже здесь у него возникает трудность. Является ли мистическая реальность вселенной более имманентной в кусках мяса по более дорогой цене в лавке мясника? Это ведь "качественное" мясо, не так ли? Или же мясник неверно пользуется этим термином? Ответов на это у Федра не было.
   ...Такова же была проблема и сегодня утром с Райгелом. У Федра не было ответов.
   Если ты вообще собираешься толковать о Качестве, то надо быть готовым отвечать кому-либо подобно Райгелу. Надо иметь готовую Метафизику Качества, которой можно будет ответить ему как по катехизису. У Федра не было Катехизиса Качества, и вот поэтому ему досталось.
   В действительности вопрос для него не заключался в том, должна ли быть метафизика Качества или нет. Ведь метафизика Качества уже существует.
   Субъектно-объектная метафизика - это по существу такая метафизика, в которой первое подразделение Качества, первый срез неделимого опыта, сделан на субъекты и объекты. Как только сделаешь этот срез, весь человеческий опыт вроде бы должен укладываться в одну из этих двух рамок. Но вся штука в том, что он не укладывается. Он видел, что имеется метафизическая рамка поверх этих двух рамок, само Качество. И как только он понял это, он также уяснил, что есть множество путей на которые можно подразделить Качество. Субъекты и объекты - это лишь один из этих путей.
   Вопрос состоит в следующем: что же лучше всего?
   Различные метафизические пути подразделения действительности на протяжении веков разбегались как веер в структуру, похожую на учебник шахматных начал. Если скажешь, что мир "един", тогда кто-нибудь может спросить: "А почему же он смотрится как нечто большее?" И если ответить, что это вызвано неверным восприятием, то снова спросят: "А как узнать, которое из восприятий верное, а которое - нет?" Тогда приходится отвечать и на это. И так далее.
   Попытка создать совершенную метафизику подобна попыткам создания совершенной шахматной стратегии, при которой выигрываешь каждый раз. Но этого сделать нельзя. Это вне пределов человеческих возможностей. Независимо от того, какую бы позицию ты не занял по метафизическому вопросу, всегда найдется кто-то, кто начнет задавать такие вопросы, которые приведут к новым позициям и вызовут новые вопросы в этой бесконечной интеллектуальной шахматной игре. Игра должна бы прекратиться тогда, когда решено, что конкретный путь мышления алогичен. Это должно быть похожим на шах и мат. Но противоречивые позиции сохраняются веками, и такого соглашения по шаху и мату не достигнуто.
   Федр истратил невероятное количество времени на то, что оказалось ложными началами. И особенно много времени было потрачено на попытки провести первую линию разделения на классический и романтический аспекты вселенной, которые он выделял в своей первой книге. В той книге он задался целью показать, как Качество может объединить их оба. Но тот факт, что лучшим путем объединения обоих было Качество, вовсе не опровергало верности обратного: что классическо-романтическое разделение - наилучший путь разделения Качества. И этого не было. Например, мистицизм Американских индейцев остается таким же утконосом в мире, разделенном главным образом по классическим и романтическим структурам, как и при субъектно-объектном разделении. Когда американский индеец удаляется в скит и постится, чтобы достичь видения, то видение, к которому он стремится это не романтическое понимание поверхностной красоты мира. Это также не видение классической интеллектуальной формы мира. Это нечто иное. Поскольку вся эта метафизика началась с попытки объяснить индейский мистицизм, Федр в конечном итоге отказался от классически-романтического разделения в качестве первичного разделения Метафизики Качества. И то разделение, на котором он в конце концов остановился, оказалось вовсе не преднамеренным. Оно как бы выбрало его само. Он как-то читал книгу Руфи Бенедикт "Структуры культуры" без каких-либо особых поисков, когда вдруг относительно незначительный эпизод остановил его внимание. Он тревожил его неделями. Он не выходил у него из головы.
   Это была история с конфликтом морали. Речь в ней шла об индейце пуэбло, который жил в племениЗуньи в штате Нью-Мексико в девятнадцатом веке. Подобно Дзэн-коану (что первоначально означало "история болезни") в этой истории не было единого верного ответа, а было несколько возможных решений, которые все глубже и глубже затягивали Федра в сложившуюся моральную ситуацию.
   Бенедикт писала: "Большинство этнологов... сталкивались с такими случаями, когда люди с презрением отвергались обществом, хотя в другой культуре в этом положении оказались бы совсем другие люди....
   Дилемму такого человека чаще всего успешно решают насилием над его самыми сильными естественными импульсами и принятием той роли, которую чтит данная культура. Для человека, которому необходимо общественное признание, это, как правило, единственный путь."
   Она пишет, что речь шла об одном из самых удивительных людей у Зуньи.
   
   В обществе, которое весьма недоверчиво относится к власти любого рода, у него был природный личный магнетизм, который выделял его в любой из групп. В обществе, где превозносят умеренность и простейший из путей, он был возмутителем спокойствия и иногда мог действовать весьма буйно. В обществе, где ценится общительная личность, где любят дружескую беседу, он держался высокомерно и отчужденно. Зуньи обычно считали таких людей колдунами. Говорили, что он любит подглядывать в окна, а это был верный признак колдовства. Как бы там ни было, однажды он напился и стал хвастаться, что его нельзя убить. Его отвели к верховным жрецам, которые подвесили его за руки на дыбу, чтобы он признался в своем колдовстве. Это была обычная процедура изгнания колдовства. Однако он послал гонца к правительственным войскам. Когда те прибыли, плечи у него были безнадежно вывернуты, и исполняющему закон ничего не оставалось, как только посадить жрецов, которые были ответственны за такое действие. Один из тех жрецов был возможно самым почитаемым в современной истории Зуньи, и по возвращении из заключения он так и не вернулся в своим жреческим обязанностям. Он считал, что его власть сломлена. Такое возмездие возможно уникально в истории Зуньи. Здесь, несомненно, свою роль сыграл тот вызов жрецам, которым колдун открыто противопоставил себя.
   Однако его жизненный путь в последующие сорок лет оказался вовсе не таким, который бы легко предсказывался. Колдуна вовсе не исключают из культовой группы из-за того, что он был осужден, и путь к признанию состоит в таком поведении. У него была прекрасная память и приятный мелодичный голос. Он выучил невероятные истории из мифологии, эзотерического ритуала, культовые песни. До его кончины он надиктовал много сотен страниц историй и ритуальной поэзии, а песен он знал гораздо больше. В проведении церемоний он был незаменим и задолго до смерти стал правителем Зуньи. Врожденная особенность личности привела его к непоправимому конфликту с обществом, и он решил дилемму, повернув тот случайный талант в свою пользу. Как и можно было ожидать, он не был счастлив. Будучи правителем Зуньи, высокопоставленным в культовой группе, известным человеком в обществе, он обладал манией смерти. Среди своих в общем-то более менее счастливых соплеменников он чувствовал себя обманутым.
   Легко представить себе, какова была бы его жизнь среди индейцев равнин, где высоко ценились все присущие ему черты. Личный авторитет, энергичность, высокомерие - все это чтилось бы при той карьере, которую он выбрал. Несчастья, неотделимого от его темперамента как преуспевающего жреца и правителя Зуньи, не было бы, будь он вождем Шайенн. Всё это случилось не из-за его природных черт, а из-за тех рамок культуры, в которых его природные склонности не нашли должного выхода.