…Конец осени и начало зимы в Щедром всегда отмечены суровыми холодами. Снег еще не пал на землю, она смерзлась, заиндевела. Деревья стоят голые и несчастные, словно их обидели, и они под северным ветром гнутся, скрипят ветвями, жалуясь всякому прохожему: «Худо, ху-у-удо!» Но в нынешний год на праздник апостола Филиппа выпало столько снегу, что весь город казался будто завернутым в несколько слоев ваты. И морозы были не столь жестоки – всего-то двадцать три градуса по Цельсию, для зимнего Щедрого это просто курорт. Правда, из леса поближе к человеческому теплу и прокорму потянулись снегири, клесты и синицы. Были гости и покрупней да поопасней. Одна продавщица с рынка «Поселянин» говорила, что ранним утром, в рассветных сумерках, видала пару волков, и в том, что это волки, а не оборотни, она была убеждена, ибо какой же оборотень станет рыться в мерзлой мусорной куче да перебрехиваться с наглыми и жирными рыночными псами? А прямо на архиерейское подворье заявился медведь – худющий, жалкий, со старыми слезящимися глазами. Непонятно, почему он за лето не нагулял жиру да не лег в положенную спячку, но не прогонять же бедолагу.
   Владыка распорядился медведя обильно кормить, да и сам частенько выходил к зверю с намазанной медом буханкою в руке. Медведь вел себя смирно, спал под крыльцом владычнего дома, куда архиерей велел накидать ему еловых лап да старых одеял, а едва владыка собирался на прогулку или пройтись по делу, медведь норовил набиться в сопровождающие. В городе пошли шутки, что архиерей завел себе нового телохранителя из оборотней, но урсолюды заявили, что к ним медведь сей никакого отношения не имеет, а владыке людские пересуды и вовсе были безразличны. Архиерей нарек своего косолапого знакомца Патроном, – дескать, нашелся у меня четвероногий покровитель, Патрон понемногу отъелся на архиерейских харчах, освоился и скоро стал спокойно разгуливать по всему городу. Пугались его только приезжие да свои из чересчур нервных. А непугливые горожане очень скоро поняли, что лишняя конфета в кармане поможет им приобрести в Патроне приятного, но несколько навязчивого спутника…
   – Арсений? – Ольга наконец что-то решила и отложила в сторону марлевые крылья. – Я, пожалуй, схожу к Зое, поговорим с ней насчет ролей и пьесы.
   – Может, лучше завтра? – чуть тревожно отозвался дьякон. – Поздновато для таких прогулок, да и живет Зоя неблизко.
   – Ничего, на обратной дороге она меня проводит, и можешь не беспокоиться… – Ольга не договорила, но Арсений ее понял. Понял и вздохнул.
   Ольга закуталась в пушистый платок, надела валенки (никакие модельные сапожки не выдержат щедровских морозов, потому здешние модницы если и могли чем щеголять, так это цветами и фасонами своих валенок), длинную шубу и пообещала мужу, что долго задерживаться не будет.
   Вечерняя улица была прозрачной и звонкой от мороза. Ольга захлопнула дверь подъезда, и эхо от хлопка раздалось чуть ли не на другом конце города. С березы, что росла возле забора, упала снежная рассыпчатая шаль. Сумерки были сине-белыми и блестящими – взошедшая полная луна превращала сугробы в искрящиеся бриллиантами сокровищницы. Звезды дрожали в морозной дымке, словно и им было холодно. Только Сириус высверкивал беспечно на небе и казался той самой звездой, что вела в Вифлеем волхвов…
   Ольга поспешила к автобусной остановке. Постояла минут десять, подождала. Вечером, да еще таким морозным, город практически вымирал. Даже общественный транспорт предпочитал отогреваться в гаражах. По этому поводу журналист Акашкин недавно напечатал в газете ядовитую статью «Куда ушли последние трамваи?». Статья громила работников общественного транспорта за то, что они не подготовили машинный парк к зимним холодам, проявили преступную беспечность, словно тут не Щедрый, а Рио-де-Жанейро… Статья в общем была правильная, только трамваев в Щедром отродясь не водилось. Но все и без того понимали – Акашкин просто точит зубы на нового мэра, проверяет, как тот отнесется к выкрутасам прессы.
   – Однако так и замерзнуть недолго, – вслух высказалась Ольга, когда истекла четверть часа ожидания на остановке. Перспектива топать по промороженным пустынным улицам не очень радовала, но и стоять уже было выше ее сил. Ольга зашагала по тротуару, где снег, притоптанный за день, резко и жестко скрипел под подошвами ее валенок.
   Ольга вышла из микрорайона кирпичных пятиэтажек – здесь жили они с Арсением – и свернула на улицу Лизы Чайкиной. Это была улица, сплошь застроенная приземистыми частными домами. Здесь кусты сирени, акации и смородины были осыпаны нетронутым снегом, светили очень редкие фонари, и казалось, что ты попал в какое-то зачарованное Снежной королевой царство —до того все сверкало белым, серебряным и ледяным. Даже свет из зашторенных окон казался ненастоящим, словно его вырезали из цветной бумаги и приклеили к рамам.
   Улица Лизы Чайкиной тянулась долго и заканчивалась оврагом, в котором даже зимой журчал ручей, прозванный местными жителями Тухлым Дунаем. Столь неблагозвучное название было дано ручью за противный запах сероводорода и прочих миазмов, ибо ручей являлся не чем иным, как стоком вод с Щедровского автоагрегатного завода. Кампания по поводу установки на заводе очистных фильтров и по приведению ручья в надлежащий вид шла в городе не первый год, с ней не могли справиться даже колдуны-экологи, и потому местный Дунай до сих пор оставался тухлым. Через ручей был перекинут железный мост с перилами, а за мостом и оврагом начинались современные кварталы, вот там и жила семья Волковых.
   Ольга решительно шла по улице, но некоторый страх все же подтачивал скалу ее душевного спокойствия. Улица пустынна и тиха, впереди – темный овраг, заросший густым ивняком, сугробы и довольно глубокий ручей… Все-таки зря она выскочила из дому так поздно. И Арсений тоже хорош – не предложил жене своих услуг по сопровождению!
   «Вот задерет меня медведь, будешь ты, Арсений, знать!» – мстительно подумала Ольга, и тут, словно вторя ее мыслям, из-за ближайшего сугроба действительно вышел медведь.
   – Ох, – сказала Ольга и помертвело застыла посреди дороги. Медведь же косолапо потрусил к ней и ткнулся носом в шубу где-то в районе кармана.
   – Ох, – повторила Ольга. – Это ты, Патрон? Ну ты меня и напугал, бродяга. Что это ты по вечерам бродишь?
   Патрон что-то невразумительно буркнул и сильнее потыкал носом в карман. Ясно было, что он, в отличие от Ольги, не осуждал женщину за то, что она вышла на позднюю прогулку, он только корил ее за то, что она не прихватила с собой ничего вкусненького, дабы угостить культурного и добросердечного архиерейского медведя.
   – Патрончик, извини, – покаялась Ольга. – У меня ничего с собой нет. Но если ты пройдешься со мной до во-он тех домов, я там в ларьке куплю тебе пачку печенья или рулет «Торнадо». Договорились? Проводишь меня?
   Медведь ничего не имел против. Он размеренно затрусил рядом с Ольгой, сопел, выдыхал из ноздрей молочный пар. А Ольга почувствовала себя веселее. Конечно, все знают, что Патрон – самое мирное существо на свете, но когда он рядом, в настроении появляется уверенность, что тебя никто не рискнет обидеть, увидев с таким спутником.
   – Знаешь, Патрон, – разговаривала Ольга с медведем. – Жалко, что мы не можем вставить тебя в пьесу. В Вифлееме не было медведей, да и вообще там как-то туго со зверями. А то это был бы такой красивый момент – все звери пришли поклониться родившемуся Богомладенцу. Толпятся у пещеры, робко засматривают внутрь, прямо как в стихотворении Пастернака.:. Даже на иконах изображено, как возле яслей с Младенцем стоят волы и овечки. А чем вол лучше тебя, Патрошка? Ты же у нас просто медведь-праведник!
   Патрон в ответ вздыхал вовсе не по-медвежьи, бурчал, видимо, не соглашался с таким определением. Дескать, до праведности мне еще далеко, хоть и живу я мирно, да еще при полном архиерейском покровительстве.
   Когда Ольга с Патроном добрались до киоска, Ольга честно купила медведю два рулета. Освободила их от целлофана, положила на снег:
   – Спасибо за компанию, Патрончик. Пока. Мне туда, – и показала на многоэтажный дом, где жила Зоя.
   Зоя встретила подругу удивленно.
   – Ты почему не позвонила предварительно? Я бы тебя встретила! Половина десятого вечера– поздновато бродить в одиночку.
   – Меня кавалер провожал, – рассмеялась Ольга.
   – Какой?
   – Патрон. Медведь архиерейский, представляешь? Бродит по улицам, наверное, сладости выпрашивает. Совсем его разбаловали.
   – Хорошо, что это был обычный медведь, – напряженным голосом сказала Зоя. – Может, это и лишнее, но я хочу тебе напомнить, что сейчас полнолуние.
   – Зоя, ну пожалуйста! Ты же сама говорила, что наши щедровские оборотни цивилизованные и безопасные. И хотела бы я посмотреть на оборотня, который осмелится напасть на жену дьякона!
   – Оля, нельзя быть такой беспечной, – жалобно сказала Зоя. – Всякое может быть. И дело не в оборотнях даже. Говорят, волки в городе появились, на помойках роются…
   – До чего дошло – волки и на помойках! Они просто голодные и замерзли в этом своем лесу!
   – Стая уже открыла несколько точек питания для волков, – сообщила Зоя. – Хотя это вообще-то противоречит ее принципам.
   – А какие у Стаи принципы?
   – Ну… Стая должна же на кого-то охотиться… И регулировать численность популяции естественных волков… Прости. Это мрачная тема. Ты ведь пришла ко мне вовсе не поэтому?
   – Ага. Зоя, у нас проблема. Давай решать, кого нам назначить царем Иродом. Послезавтра надо уже собирать всех актеров, раздавать текст, а Ирода нет.
   – Да уж, действительно… Погоди минутку. Папа!
   В гостиную, где Зоя и Ольга пили чай, вошел Юрий Ильич.
   – Добрый вечер, Ольга, – поздоровался он. – Что такое?
   – Пап, ты не мог бы сыграть царя Ирода? – в лоб задала вопрос Зоя.
   – Глупости, какой из меня актер!
   – Ну, папа! Мы так мечтаем поставить эту пьесу! Может, весь город придет смотреть!
   – Это ты преувеличиваешь.
   – Папа!
   – Юрий Ильич, может, сумеете? – жалобно спросила Ольга. – Вот тогда с поисками отца Емельяна вы нам так здорово помогли…
   – Ольга, вы путаете мои способности. Отыскать отца Емельяна, когда его засунули в один из склепов, я смог, поскольку обладаю обычным звериным чутьем. А как звериное чутье соотносится с игрой в пьесе? Нет, почтенные дамы, я этого решительно не могу сделать. Вы посмотрите на меня – похож я на царя? Скорее на заморенного раба из темницы. И вообще у меня грипп, похоже, начинается. Подруги огорченно переглянулись.
   – Юрий Ильич, а может быть, вы нам кого-нибудь порекомендуете? У вас в конструкторском бюро сплошь мужской коллектив.
   – Да, но артистов там точно нет.
   – Жалко, – вздохнули самодеятельные театралки.
   Юрий Ильич счел разговор оконченным и вышел.
   – Вот сложность так сложность, – закручинилась Ольга. – И ведь не выкинешь эту роль из пьесы. Он хоть и отрицательный, но колоритный персонаж. Слушай, а может, его женщина сыграет?
   – Какая женщина?
   – Ну, не знаю… Какая-нибудь.
   – Среди моих знакомых таких женщин нет.
   – Среди моих тоже. Ладно! – тряхнула головой Ольга. – На крайний случай пока за Ирода реплики буду читать я. Но в течение недели нам обязательно нужно кого-нибудь найти. Кстати, ты написала-таки монолог Звезды Вифлеема?
   – Да, – стеснительно кивнула Зоя. – Вот послушай. Не слишком сентиментально получилось?
   И она прочла:
   Я звезда, и я пою о Боге,
   Что сошел на землю наконец.
   Он не в пышном родился чертоге,
   А в простой пещере для овец.
 
   Страждущим, измученным тоскою
   Он пришел возвеселить сердца.
   Будет Он вам миром и покоем
   – Сын благой Небесного Отца.
 
   Не напрасно в небо вы глядели,
   Я, звезда, и ныне говорю:
   Мудрецы, спешите в Иудею,
   К новому рожденному Царю.
 
   – Хорошо, – похвалила Ольга. – И сентиментальности нет никакой. Только мне кажется, для монолога Звезды этого маловато. Ты вспомни, она является перед волхвами, и надо, чтоб она прошла по всей сцене. А под три строфы ей бежать придется, это уже будет не звезда, а комета.
   Зоя посмеялась:
   – Ладно, я еще пару строф добавлю.
   – Хорошо. – Ольга поднялась, заторопилась. – Зоя, я побегу, поздно уже.
   – Одна и не вздумай. Я тебя провожу.
   – Вовсе не нужно. Я прекрасно доберусь.
   – Нет! В такое время я не могу тебя отпустить. Посмотри – половина двенадцатого. Давай, я такси вызову.
   – Еще чего не хватало. У тебя так много денег? Тут закурлыкал телефон. Зоя взяла трубку.
   – Да? Здравствуйте, отец Арсений. Да, она у нас. Собирается домой, я хочу ее проводить, но она артачится и хочет совершить подвиг одиночного ночного хождения. Нет, вы не беспокойтесь, я ее провожу. Со мной ей ничего не грозит. Да? Вы разрешаете? Спасибо. Ага. И вам всего доброго.
   Зоя положила трубку, глянула на подругу:
   – Твой муж звонил и разрешил мне укусить тебя, если ты побежишь домой одна.
   Ольга изобразила панический ужас.
   – Что ж, придется вам подчиниться, – со смехом сказала она.
   Подруги быстро оделись.
   – Папа! – крикнула Зоя. – Я провожу Олю и вернусь.
   – Хорошо, – донеслось из глубины комнат. Подруги вышли на —улицу.
   – Ого, – сказала Ольга. – Похоже, мороз крепчает. Сейчас где-то градусов двадцать пять…
   – Двадцать шесть и три десятых. Ты же знаешь, у нас есть способность точного определения температуры…
   Ольга и Зоя бодро топали валенками по совершенно пустой улице. Снег яростно скрипел под подошвами, в небе сияла луна, заснеженные деревья напоминали призраков. Подруги уже спускались в овраг к мосту через ручей, когда Ольга вспомнила:
   – Жалко, Патрон ушел, меня не дождался. А то бы нам втроем было еще веселей.
   – Патрон замерз и спать пошел. Он же нормальный человек и морозными ночами не шляется, – усмехнулась Зоя.
   – Человек? – хихикнула Ольга, но тут Зоя дернула ее за рукав, придушенно вскрикнула:
   – Стой!
   – Что? – удивилась Ольга. И тут же в душе зашевелился подленький страх.
   Женщины стояли как раз перед мостом. В ночной тишине гул ручья казался особенно громким и каким-то тревожным. От черной воды поднимался густой белесый пар, колыхался, словно одежды привидений. Ветлы тянули обледенелые ветки, выглядевшие в свете луны хрустальными…
   – Стой, – тихо повторила Зоя. Выпятила подбородок и стала дергать носом, принюхиваясь, как зверь. Ольге стало не по себе.
   – Чувствуешь? – почти беззвучно сказала ей Зоя. – Запах.
   – Ну да, – согласилась Ольга. – Тухлый Дунай канализацией пахнет.
   – Нет. – Зоя помедлила, глаза ее застлала нелюдская чернота. – Это запах чужого зверя. На всякий случай стой у меня за спиной. Запах идет спереди, и если зверь нападет…
   – Почему обязательно нападет?
   – Потому что у него плохой запах.
   – Может, вернемся, я у тебя переночую, – жалобно предложила Ольга, но Зоя сказала мертвым голосом:
   – Поздно.
   Пронзительно взвизгнуло железо перил. На мост ступила темная звериная туша. Зверь действительно был впереди.
   – Зоя, погоди, это же медведь. Наверное, это Патрон. Патрон, Патрошка, иди, не пугай нас! – залепетала Ольга, но тут зверь зарычал, и она поняла, что это был вовсе не Патрон.
   – Господи Сил, с нами буди! – закричала Ольга… А дальше все было как в страшном сне или в кино про суровые будни оборотней.
   Зоя словно расширилась в плечах и бедрах, нагнула голову по-бычьи. Правой рукой сильно оттолкнула Ольгу:
   – Беги обратно, в сторону домов! Зови подмогу!
   Но Ольга, упав на снег, лежала словно парализованная и только и могла, что наблюдать за схваткой.
   Зверь (он действительно напоминал медведя) прыгнул, будто в полете преодолев пятиметровый мост и еще метра три оврага. Но у Зои по сравнению с ним была выигрышная позиция – она стояла выше по склону. И зверь еще не успел приземлиться, как Зоя взвилась в прыжке и обеими ногами резко ударила зверя в грудь. Тот взревел, его глаза вспыхнули и налились яростно-желтым огнем. Падая, зверь вцепился передней лапой в бедро Зои. Она закричала, а вслед за нею закричала и Ольга, увидев, как из располосованного бедра подруги на кипенно-белый снег выплеснулась кровь, в свете луны показавшаяся по-праздничному яркой.
   – Беги! – проревела Зоя подруге, нанося бешенные удары по зверю и одновременно уклоняясь от его лап. – Беги к отцу! Пусть зовет Стаю, в городе убийца!
   Зоя кричала очень громко, и ее слова эхом отразились в заснеженной пустоте: «Убийца! Убийца! Убийца!» Ольга вскочила, но ужас, какой-то первобытный, скотский ужас парализовал ее тело и ум.
   – Господи, – всхлипнула она. – Я же должна… Должна!
   Ольга ударила себя по щеке и опомнилась. Быстро глянула по сторонам в поисках подходящего оружия. Теперь первобытный ужас в ее душе сменился другим не менее древним чувством – испепеляющей жаждой убийства. Что это? Из перил выломана металлическая труба? Подойдет!
   Ольга подскочила к мосту, рванула из перил опорную трубу, та подалась неожиданно легко, словно только для этого и болталась тут все последние годы. И с этаким солидным оружием Ольга кинулась в драку, вопя, как безумная валькирия. Она подскочила к зверю со спины и с размаху ударила его по черепу. Удар получился скользящий – в кино Ольга не раз видела, как пользоваться бейсбольной битой, если надо этим спортивным снарядом отключить противника, но в реальной жизни ей не приходилось выполнять такие агрессивные упражнения. Так что жуткий зверь и не покачнулся. Но он отвлекся от нападения на Зою и теперь с рычанием поворачивался к Ольге, посмевшей прервать его бой.
   – А ну! – завопила Ольга, вздымая металлическую трубу, как двуручный меч. – А ну подойди!
   – Не смей! – кричала Зоя. – Он разорвет! Беги!
   Но Ольга, естественно, не побежала. Подхваченная ужасом и яростью, она взмахнула своим оружием…
   Зверь взмахнул быстрее. Ольга упала. Ее спас густой и очень плотный мех воротника шубы, иначе когти зверя вспороли бы ей глотку.
   «Шубу теперь придется выкинуть», – отвлеченно подумала Ольга, удивляясь тому, какие пустые мысли лезут в голову перед смертью. А зверь навалился на нее, от него несло смрадом и злобой.
   «Какие зубы у него чудовищные… А почему я сознание не теряю? Господи, в руки Твои предаю дух мой… А что там Зойка вопит, а?»
   – Оля, это оборотень! Крест! Положи на себя крест! Перекрестись!
   Ольга дернулась, высвободила правую руку и перекрестилась. Оборотень хотел было вцепиться ей в лицо, но тут замер, словно наткнулся на невидимую преграду.
   – Свет Христов просвещает всех! – воскликнула Ольга и снова перекрестилась. Оборотень взвыл, отскочил. Ольга сунула руку за пазуху, достала свой крестик, рванула цепочку:
   – Не подходи!
   Похоже, зверь и не собирался. Он изнемогал от ненависти, но не рисковал тронуть руки с зажатым т ней крестом.
   – Что нам делать? Теперь он на тебя снова нападет, Зоя, ты некрещеная! – в отчаянии воскликнула Ольга. – Зоя, почему ты молчишь?!
   Она оглянулась.
   – Господи, помилуй, – сказала Ольга. – И спаси нас, грешных.
   Она никогда не видела подругу в таком виде.
   Изменившаяся Зоя издала утробный нечеловеческий вопль и, разгоняясь, понеслась на оборотня. Тот не успел опомниться и был повергнут наземь ее мощными ударами.
   – Ты убьешь его! – через какое-то время вскричала Ольга. – Зоя, не бери греха на душу, не надо!
   Впрочем, Зоя даже в своем теперешнем состоянии сама почувствовала ту грань, которую нельзя переходить. Она отскочила от лежавшего бесформенной и безжизненной тушей зверя, выразительно посмотрела на Ольгу.
   – Что? – спросила та испуганно. – Что я должна делать? А, отвернуться. Хорошо.
   Она отвернулась, прислушиваясь к тому, что творится за ее спиной. Но, видимо, способностью Зои было бесшумное превращение.
   Зоя, уже в человеческом обличье и одетая (поскольку пальто она успела перед превращением сбросить на снег), пошатываясь, подошла к Ольге, тронула ее за плечо.
   – О-ох! – вздрогнула та.
   – Прости. Я надеялась, что никогда не стану делать этой мерзости, да еще перед тобой. Но в животном состоянии у меня прибавляется сил и совершенно заживают раны.
   Она показала Ольге свою рану. Действительно, кровь из бедра девушки уже не сочилась.
   – Господи, как ужасно, – прошептала Ольга. – Зоя, что нам теперь делать? Он лежит, но он жив, и если он встанет…
   – Нужна подмога, – серьезно сказала Зоя. – И обязательно кто-нибудь из Стаи. Чтобы они зафиксировали, что он первым напал на нас и мы не превышали уровня необходимой самообороны.
   – Что?! – не поняла Ольга.
   – Пусть его арестуют представители Стаи. И сами с ним разбираются. Одно только скажу: он нездешний. Совсем нездешний. И это очень опасно.
   – Да что же это такое?! – воскликнула Ольга. – Почему нет житья спокойного? То колдуны приезжают, то оборотни появляются, и все нездешние! И всем от нас чего-то надо!
   – Ладно, это эмоции, – отрезала Зоя. После перекидывания она как-то посуровела характером, видно, звериная часть натуры накладывала на нее отпечаток. – Идем за подмогой. Сначала к моим родителям, отец должен знать о случившемся, ведь он исполняет обязанности Вожака Стаи…
   – А как мы этого здесь оставим? Зоя задумалась:
   – Да, это вопрос.
   Но, оказалось, что Небо смилостивилось над ними. Потому что со стороны улицы Лизы Чайкиной затормозила машина такси, из нее выскочил отец Арсений. Он прогрохотал по мосту коваными армейскими ботинками, которые надевал только в экстремальных случаях вроде многодневного похода за грибами, подскочил к нашим героиням и закричал шепотом, расширив глаза:
   – Что здесь было?!
   – Да так, – с коротким смешком сказала Ольга. – На нас с Зоей напал оборотень, только и всего. Зря ты беспокоился.
   И тут у Ольги началась истерика. Она хохотала каким-то металлическим лающим смехом, по щекам текли слезы, и она никак не могла уняться.
   – Боже милостивый, – пробормотал дьякон. Обнял жену.
   Тут подошел таксист.
   – Мне вас ждать долго, публика? – начал он развязно и осекся. Глянул на звериную тушу. Сказал сипло:
   – Оборотень?
   – Да, – ответила Зоя.
   – Напал?
   – Да. Мобильник есть?
   – На, на, – засуетился таксист. – Такое дело, разве я не понимаю…
   Зоя взяла телефон, набрала номер…
   – Папа, – заговорила она измученным голосом. – Мы тут недалеко. На нас напали. Оборотень типа урсолюда. Запах нездешний. Нет, он не убит. Сообщи в Стаю, пусть немедленно присылают группу к мосту через Тухлый Дунай, в овраг. Мы не можем его без конца караулить. Да, ранена, но уже заживает. На мне же как на волке… А Ольга в истерике, но за ней приехал муж. Да, хорошо, поняла. Пока, пап.
   Девушка вернула телефон таксисту:
   – Спасибо. – Посмотрела на растерянных и измученных Горюшкиных: – Отец Арсений, увозите ее, прямо сейчас, пожалуйста. Через минуту здесь будут оперативники Стаи, им не нужно присутствие людей. К тому же Ольга очень измучена. Я виновата. Простите.
   – Что вы, Зоя, это моя вина. Отпустил жену одну в ночь, вас впутал… Как вы?
   Губы девушки тронула тень улыбки.
   – Я справлюсь, уезжайте. Вон, видите? Это… Это наши. Идите в машину.
   Дьякон кивнул, повел жену, Ольга еле переставляла ноги. Пока шел к машине, поминутно оглядывался. Около Зои и неподвижно лежащего на снегу зверя собирались тени. Они были бесформенны и даже казались бесплотными, но отец Арсений знал, что никакая встреча с ними не может положительно повлиять на человеческую судьбу.
   Горюшкины вернулись домой в состоянии сильной подавленности. Ольга еще не отошла от пережитого ужаса, а отец Арсений, естественно, сопереживал жене и ругал себя за то, что позволил ей сосвоевольничать и отправиться в одиночку к подруге, да еще и влипнуть в неприятнейшее приключение.
   – Чайку выпьешь, Оля? – спросил дьякон. Жена кивнула, села на диван, безучастно сбросив на пол шубу. Отец Арсений пошел на кухню ставить чайник. Однако когда он вернулся, то увидел, что его благоверная супруга крепко спит на диване, даже не раздевшись и не сняв валенок.
   Дьякон вздохнул и улыбнулся – во сне Ольга переставала быть ироничной и многознающей дьяконицей, словно возвращалась в свое истинное состояние, состояние беззащитной девочки. Такой Ольгу увидел семинарист Горюшкин давным-давно в посадском сквере, на скамейке, с бестолковой книжкой в руках. Хотя Ольга в тот момент и не подозревала о беззащитности своей внешности и чрезвычайно бы удивилась, если б Арсений признался ей, что выбрал ее в жены вовсе не за ум, не за острый язычок и строптивый характер, а за это выражение лица, в редкие, особые минуты появляющееся, будто превращалась Ольга в доверчивую трогательную Дюймовочку, которую надобно оберегать от сквозняков и укачивать в колыбельке из лепестка розы. О, конечно, скажи отец Арсений супруге про Дюймовочку, возмущению не было бы предела, ибо Ольга иногда напускала на себя такую феминистическую блажь, что хоть из дому беги прямиком до ближайшего мужского скита!
   Отец Арсений осторожно, чтоб не потревожить, стянул с жены валенки и одежду, взял на руки и перенес в спальню. Ольга даже не шелохнулась, видимо, сон у нее от пережитого потрясения был куда глубже, чем обычный. Дьякон уложил жену на кровать, укрыл одеялом, посмотрел на часы и понял, что самому спать ложиться уже нет смысла. Поэтому взял с книжной полки жены первую попавшуюся книжку (попался «Град обреченный») и на цыпочках удалился на кухню – пить чай и читать классику советской фантастики.