Страница:
– И надолго он?
– Не знаю. Пока он остановился в гостинице.
– В какой?
– Свободные места были только в отеле «Це-пеш». Ну, в том, который содержит семья вампиров Дятьковых. Нет, Оля, не подумай чего, это хороший отель, и Дятьковы – приличные вампиры…
– Они не кусают своих постояльцев?
– Нет!
– Кстати, Зоя, а ты ему рассказала о том, что в нашем городе живут не только люди, и о том, что хозяева «Цепеша» спят в гробах и исключают из меню своей кухни чеснок?
Зоя смутилась. Покачала головой.
– Еще нет… Оля, я боюсь. Это для него будет такой неожиданностью. Потрясением. Он, верующий человек, и вдруг узнает, что среди нас есть…
– Отец Емельян тоже верующий человек. Он знает, например, о том, что ты оборотень и что брат владыки Кирилла – главный вампир города. И он живет с этим знанием, и непохоже, чтобы это его пугало…
– Оля, ты сравнила! Батюшка столько прожил, и у него духовный опыт, а Феде, как и мне, всего-то двадцать три! Какая может быть духовная опытность в такие годы!
Ольга подумала, что ее-то муж тоже вроде бы не старец, но промолчала.
– Что ж, – нарушила молчание Любовь Николаевна. – Если этот Федя – парень порядочный, да еще и верующий, то лучше жениха тебе, Зоя, не сыскать. Вот пост и Святки пройдут, там можно и свадьбу играть. Только чем твой Федор целый месяц заниматься будет у нас в Щедром?
Зоя опять залилась краской, но сообщила:
– А я попросила его сыграть в нашей пьесе роль царя Ирода. И он согласился!
– У меня нет слов! – сказала Ольга.
На следующий день Ольга и Зоя раздавали роли своим актерам. Все собрались в Клубе железнодорожников – его руководство пошло навстречу идее поставить рождественскую пьесу и отдало малый зал со сценой в безраздельное владение самодеятельных актеров. С тем только условием, что актеры не прожгут занавес сигаретами, не будут оставлять за кулисами объедки и на премьеру пьесы пригласят весь коллектив клуба. Излишне говорить, что эти условия «актерский коллектив» выполнял с легкостью.
Сейчас «актеры» сидели в первом ряду партера, а Зоя и Ольга ходили перед оркестровой ямой и вручали пачки текстов.
– Старый пастух, вот ваш текст!
«Старый пастух» – протоиерей Емельян взял листки и улыбнулся. Даже в пьесе ему выпала пастырская роль.
– Пастушок… Где этот мальчишка опять, а? Ведь просила же сегодня прийти обязательно…
– Он заболел, грипп, – подал голос симпатичный мальчуган лет двенадцати. – Тетя Оля, ну можно я за него играть буду? Дениска не умеет с выражением читать, а я умею!
– Артем…
– Да какая вам разница, теть Оль! Мы же все равно близнецы!
– Действительно, пусть Артем играет, —шепнула Зоя подруге. – Он побойчее, и, главное, у него есть желание.
– Ладно. Но только если будешь хулиганить, Артем…
– Я? Да вы что?!
– Ага, а кто в школе недавно на уроке химии фейерверк устроил… Ладно. Теперь тексты волхвов. Гаспар. Вот ваши слова, Демьян Исаич.
– Благодарствую, милая. Буду учить.
– Балтазар. Возьмите, отец дьякон.
– Слушаю и повинуюсь, мать дьяконица.
– Мельхиор… А где у нас третий волхв?
– Я здесь, здесь!
К Ольге суетливо подскочил небезызвестный читателю Сидор Акашкин и выхватил текст для роли волхва Мельхиора. Оля едва заметно поморщилась, участие скандального журналиста в спектакле ее не радовало, но Акашкин так настойчиво просился в число участников, что легче было его взять, чем отказывать. Однако Ольга пообещала сама себе, что при первой же возможности постарается заменить Акашкина. А может, любитель сенсаций и сам потеряет к пьесе интерес.
Роль Ангела-благовестника, возвещающего пастухам о рождении Спасителя, получила юная красавица с редкостным именем Тавифа – дочка соборного настоятеля протоиерея Александра. У шестнадцатилетней Тавифы было чистое и ясное лицо с добрыми светлыми глазами, длинная коса цвета спелой пшеницы и совершенно кроткий, даже пугливый нрав, так что имя свое она вполне оправдывала[13]. Ольга представляла, что Тави (так она звала девочку) будет чудо как хороша в длинном белом наряде и с крыльями за спиной. И чтобы распущенные волнистые волосы венчала тонкая блестящая корона. Роль Звезды досталась подружке Тавифы – Наташе, девочке с явными актерскими способностями. Правда, была в Наташе некоторая заносчивость и склонность к злоупотреблению косметикой, но Ольга вспомнила себя в шестнадцать лет и отнесла эти недостатки на счет возраста. Ангелом мести был звонарь Тимофей, ему предстояло обличить царя Ирода в великих грехах и поразить смертью. Еще были Рахиль и Лия – женщины, которые будут оплакивать своих младенцев, убитых царем. Тексты Рахили и Лии взяли на себя Ольга с Зоей. О тех, кто исполнял роли слуг Ирода и его воинов, говорить необязательно.
– Так. И, наконец, царя Ирода у нас играет гость города Щедрого Федор Снытников. Федор, возьмите ваши слова.
– Спасибо. – Федор взял протянутые Ольгой листки и как-то особенно улыбнулся. Ему шла эта улыбка: она показывала, что в юном Федоре есть масса достоинств, ради которых любая (слышите, любая!) женщина готова пойти за ним на край света.
«Еще чего!» – подумала Ольга и прикусила губу. Мальчишка, вот и все. С нечетко выраженными признаками характера. Впрочем, Ольге с ним детей не крестить. Пускай Зоя разбирается, сколько в Федоре Снытникове благочестия и сколько – самонадеянности. Хотя благочестие и самонадеянность—понятия, взаимно друг друга исключающие.
Народ зашуршал листками – знакомился с текстом. Ольга подошла к Зое и шепнула:
– Ты уверена, что твой Федор справится с ролью?
– Он вовсе не мой! – вскинулась Зоя. – Конечно, справится. У него явный талант.
Ольга хотела спросить у подруги, как она за столь небольшое время определила, что у красавчика Снытникова имеется артистический талант, но передумала. Зоя решит, что Ольга противится ее личному счастью. А такие решения очень часто приводят к непоправимым ссорам между двумя г лучшими подругами.
Примерно через полчаса Ольга сказала:
– Ознакомились? Теперь давайте устроим читку. Не старайтесь сейчас читать с выражением, мы просто знакомимся с пьесой и друг с другом. Так, начинает у нас Ангел-благовестник. Давай, Тавифа, только погромче.
Тавифа откашлялась и, теребя широкий отложной воротник своей блузки, начала читать:
Сегодня нам поет небесный хор
О чуде, совершившемся когда-то.
Об этом чуде помнят до сих пор…
Пока Тави читала, Ольга отчего-то исподволь разглядывала Снытникова. А тот, похоже, залюбовался юной Тавифой. Хорошо, что девочка, увлеченная декламацией, не замечала его взгляда. Если бы он так посмел смотреть на Ольгу, то… Нет, она не влепила бы ему пощечину, но ясно дала бы знать, как относится к таким взглядам. И как только Зоя могла счесть этого мальчишку подходящей кандидатурой для семейной жизни!
«Ясно как, – сама себе сказала Ольга. – Она так долго мечтала о принце. И вот он здесь. Даже не принц. Царь».
Ольга постаралась отогнать от себя эти мысли и сосредоточиться на читке пьесы. Ничего, похоже, они все сработаются, и спектакль получится. Лишь бы Демьян Исаич не перепутал слова. И не забыл. У бывшего великого чернокнижника после случая с Ковчежцем выявились нелады с памятью. Хотя можно будет посадить суфлера, на всякий случай.
Зоя, казалось, неотрывно следит за текстом и полностью .поглощена этим процессом. Но когда пришла очередь монолога царя Ирода, Зоя подняла голову от тетрадки, несмело посмотрела на Федора и сказала:
– Федор, твой монолог. Пожалуйста… Тот улыбнулся, встал:
– А можно я буду читать на сцене? Сидя в кресле – это будет невыразительно.
«Скажите пожалуйста!» – внутренне фыркнула Ольга, а Зоя сказала:
– Да, конечно.
Снытников вышел на сцену. У него была выверенная походка канатоходца, не делающего ни одного лишнего движения и всегда помнящего о том, что за ним наблюдают восторженные глаза публики. Он начал читать, почти не заглядывая в листок:
Я Ирод, царь. При имени моем
Враги мои приходят в страх и трепет…
Отец Арсений послушал чтение Снытникова, подозвал к себе Ольгу:
– Тебе не кажется, что мальчик будет переигрывать? Где ты его взяла?
– Это не мальчик, а уже почти стопроцентный жених Зои. Тот самый, из бюро электронных знакомств, я тебе рассказывала.
– Никогда не одобрял ваших брачных афер.
– Что ж, Зое до скончания века в старых девах ходить? Не ломай девушке личную жизнь.
– Никоим образом. Но мне кажется, она сделала неудачный выбор.
– Арсений, а может, это мы с тобой ошибаемся? Вдруг у них все получится?
– Посмотрим, – сказал отец дьякон и более не проронил ни слова.
А Федор, похоже, действительно вжился в образ:
Кто б ни был тот, кто супротив меня
Восстать решится и войну развяжет,
– Он вмиг падет от стрел или огня.
Он, а не я на ложе смерти ляжет.
Меня превыше не было царя,
Да и не будет больше в этом мире.
Алмазы, жемчуг, яхонты горят
В моей броне и на моей порфире.
Я страшен в битве, в мире я жесток.
Свое величье я черпаю в гневе.
Я – царь вовеки. И великий Бог
Ни на земле мне не указ, ни в небе.
– Постой, Федор! – закричала Зоя. – Откуда эта последняя строфа? Ее нет в тексте!
– Да? – удивился Снытников. – А, верно… Извини, Зоя. Я виноват. Я тут посочинял немного. Ты вчера рассказала о пьесе, и меня так захватила эта идея…
Зоя расцвела.
– Но если ты возражаешь, – продолжал Федор, – я конечно, эти строки читать не буду.
– Что ты, – Зоя засияла, словно свежеотшлифованный алмаз. – Мне… Мне кажется, то, что ты сочинил, как раз подходит к образу царя Ирода. Продолжай, пожалуйста, свой текст.
Но продолжить не получилось. Распахнулась дверь, и в зал вбежала запыхавшаяся Любовь Николаевна. Ее шуба была расстегнута, на платке таял снег. Любовь Николаевна оглядела зал и сказала:
– Полчаса назад на Склеповке милиция обнаружила труп человека. Его загрыз оборотень. По радио говорят, что это Стая вышла на охоту.
– Нет! – выкрикнула Зоя. – Этого не может быть!
После этого выкрика все некоторое время смотрели на нее, а потом Ольга кожей почувствовала, как возле ее подруги образовывается пространство страха, ненависти и недоверия. И тут в общей растерянной тишине раздался голос Федора Снытникова:
– Оборотень?! Что это означает?!
Ольга в этот момент смотрела на свою подругу. У Зои было такое выражение лица, что Ольга почему-то почувствовала себя виноватой.
Вечером того же дня в небольшом домике при храме Димитрия Солунского собрались его клирики и прихожане. Имелся там и Сидор Акашкин, которого нельзя было отнести ни к первым, ни ко вторым, но он, как всегда, представлял интересы прессы, и никакими судьбами нельзя было отвертеться ни от него, ни от этих пресловутых интересов.
– Батюшка, – спросил отца Емельяна звонарь Тимофей. – Это правда, что началась охота? Что нам делать?
– Насчет охоты не у меня спрашивайте, – ответил отец Емельян. – Зоя, говори, девочка.
Зоя выступила вперед и заговорила, сильно волнуясь:
– Сегодня мой отец будет по местному телевидению выступать. Он скажет от имени Вожака Стаи, что никакая Охота в городе не начиналась.
– А почему не выступит сам Вожак? – подала голос Ольга.
– Вожака у Стаи сейчас нет. Временно. Прежним вожаком был Павел Могилев, но он ушел на покой полтора месяца назад.
– Что значит «ушел на покой»?
– Оборотни тоже стареют и умирают, – сказала Зоя. – Они знают, когда придет их последний день. И заранее уходят от Стаи, чтобы в одиночестве встретить смерть. Без свидетелей. Потому что оборотень, умирая, становится только зверем. Мертвый зверь в глухом лесу – это нормально.
– Как-то это жестоко, – поежилась Любовь Николаевна.
– Так вот, – Зоя продолжала, не заметив этой реплики. – Стая выбирает Вожака, но только тогда, когда удостоверится в том, что ушедший на покой прежний Вожак мертв.
– Как удостоверится?
– Мы чувствуем, – кратко пояснила Зоя. – На это время у Стаи имеется заместитель Вожака, его должность сейчас занимает мой отец. А он заявляет: «Стая не охотится без Вожака. Это закон. Второй закон – не убивать людей. Поэтому убийство на Склеповке – это дело не местных оборотней».
– Ты говоришь только о вервольфах. А если это сделали кошколюды?
– Характер полученных повреждений говорит о том, что человек был растерзан крупным зверем. – Зоя перешла на казенный язык. – Одним зверем. А кошколюды малорослы, да к тому же если и нападают, то целой кучей. Но в последнее время и среди них не было склонности к убийству, потому что в городе главенствуют вервольфы. Нет, это не местные.
– А не может ли так быть, что это сделал тот зверь, что на нас напал? – вспомнила Ольга про недавнее событие.
– По времени не совпадает. – Зоя сейчас говорила отрывистыми и сухими фразами, словно понимала, что ей не доверяют и ее боятся. И она недалека была от истины.
– Местные или не местные – это дела не меняет! – сказал отец Власий. – Нужно найти убийцу!
– Кто же спорит, – отозвался отец Емельян. – Но это вовсе не наше дело. Для поиска убийцы есть милиция.
– О да, конечно. Знаю я эту милицию. Ходячие мертвецы.
– Уж какие есть.
– Как-то нехорошо получается, – заговорил дьякон Арсений. – Словно мы от всего в стороне.
– А что ты предлагаешь, отец дьякон? – спросил протоиерей Емельян. – Ружья с серебряными пулями?
Зоя побледнела, но выговорила:
– Это слишком. Но вообще-то будет лучше, если у всех людей в этом городе будут при себе освященные серебряные крестики.
– Что-то не видно, чтобы в иконную лавку за этими крестами выстроилась очередь жаждущих покупателей, – скептически сказал отец Власий.
– Я проведу, журналистское расследование, – заявил Сидор Акашкин. – Выясню, кто стоит за убийством.
– Смотрите, чтобы вам самому не попасться на зубок неизвестному хищнику, – съехидничал дьякон.
– Пресса всегда была жертвой, но это никогда ее не останавливало, – гордо ответил Сидор.
А Ольга тем временем спросила у подруги:
– Где же Федор? Почему он с тобой сюда не пришел? И на всенощной я его сегодня не видела… Я, конечно, понимаю, что быть верующим – это не означает выстаивать все церковные службы, но все-таки… Хотя бы просто зашел, свечки поставил. Зоя, ты что? Ты плачешь? Он тебя обидел? Сказал какую-нибудь гадость?
– Нет, – чуть слышно всхлипнула Зоя. – Он просто… Как-то замкнулся. Лицо будто из… из гипса стало. И глаза прямо нездешние. Спросил: «Это правда – про оборотней?» Говорю: да, я тебе все объясню. А он: «Я тебе позвоню». Ой! Да что же я тут сижу, время теряю, может, он мне звонит сейчас, а меня дома нет!
– Ты здесь не теряешь время. Ты сказала людям о том, что оборотни не виновны в убийстве. Это очень важно.
Но, похоже, что Зою это не утешило.
– Я прошу всех отнестись к происшедшему трезво и здраво, – говорил меж тем отец Емельян. – Поиск убийцы – дело светских властей. Наше дело – молиться, чтобы не было больше убийств. И чтобы убийца был найден.
… После всех этих разговоров было страшно идти домой в одиночку. Страшно всем, кроме Зои. Она попрощалась с дьяконом и дьяконицей и, свернув на улицу Чижевского, быстро зашагала в сторону гостиницы «Цепеш», издали напоминающей готический собор.
Администратором в гостинице служил человек. Пока еще человек. Но Зоя знала, что его инициация не за горами – вампиропоклонник Аркадий Басин был безумно влюблен в городскую «Мисс вамп-2000» и ради вечного союза с ней был готов на операцию с укушением. Инициация была не за горами, но до тех пор администратор оставлял за собой право на вполне человеческую мелочность и склочность.
– Что нужно? – нелюбезно осведомился он у Зои, едва она подошла к стойке.
– В каком номере остановился Федор Сныт-ников? – Голос у Зои дрожал и срывался. Видимо, поэтому будущий вампир решил, что этой скромно одетой пухляшке можно откровенно надерзить.
– Я не уполномочен давать такие сведения, – отрезал он.
– Я прошу вас! Это очень важно! Мне нужно ним поговорить. Я… Я его невеста.
Администратор хмыкнул:
– Ах, это так вы теперь называетесь… Лучше бы он этого не говорил. Зоя посмотрела
на него. Мужчина увидел, как глаза девушки превратились в глаза зверя. Зоя положила руку на стойку – под ее рукой толстая деревянная доска дала трещину со звуком лопнувшей басовой струны.
– Ты хочешь стать вампиром? – почти нечеловеческим голосом спросила мужчину Зоя.
– Д-д-д-д…
– Ты можешь не успеть. Потому что сейчас полнолуние. Лучшие дни месяца, можно сказать. Ты понял? Ты понял, кто я?!
– Д-д-д-д…
– В каком номере остановился Федор Снытников? Ну?
Администратор лихорадочно раскрыл книгу регистрации:
– В-в-в-в пять-д-д-десят в-в-в-осьмом. Т-т-т-третий эт-т-т…
– Спасибо. Я поднимусь. Ненадолго. – Зоя прошла от стойки к темнеющей в глубине гостиничного коридора лестнице. Но перед этим сказала:– Если хочешь стать нежитью, сначала научись с ней разговаривать по-человечески. Извини за стойку.
…Зоя остановилась у двери в номер 58. Нерешительно помялась. Одиннадцать часов вечера – не самое приличное время для визита к молодому человеку. Особенно если этот визит наносит ему столь же молодая девушка.
Она постучала. В ответ молчание. Зоя слегка толкнула дверь. Не заперто.
– Федор! – позвала она негромко. – Это я, Зоя. Мне можно войти?
В номере было темно. Прямо напротив двери Зоя увидела большое незашторенное окно. В окно падал свет от уличного фонаря. В этом свете кружились крупные щедровские снежинки. Федор стоял у окна и смотрел на снегопад.
– Федя, – повторила Зоя.
– Входи, – сказал он. – Я люблю смотреть на снег. Он… чистый. Самый чистый из творений Божьих.
Зоя бесшумно прошла в комнату, встала рядом с молодым человеком.
– Федя, а знаешь что, – она решила сказать хоть что-нибудь, лишь бы не это мрачное молчание. – А я написала стихи. О Рождестве. И пришла тебе их прочесть. Ты ведь когда-то писал, что любишь мои стихи.
– Читай, – сказал Федор.
Голос его был немногим теплее падающего снега.
Но Зою это не остановило.
А ты поверь, что будет Рождество,
Хоть в мире все как будто ждет печати
Антихристовой. Будто ничего
Не радует души в ее печали.
И ночи будто затканы тафтой.
И день – как сообщенье в черной раме.
А ты поверь, что снова за звездой
Пойдут волхвы с чудесными дарами.
Ведь мало нужно счастью твоему:
Вот храм сияет на полиелее,
Поют канон. За окнами во тьму
Снег падает смелее и смелее…
И может, все простится оттого.
А ты поверь, что будет Рождество.
– Красиво, – сказал Федор. – Зоя, это правда?
– Ты о чем?
– Не пытайся ускользнуть от ответа. – Казалось, что голос Федора кристаллизовался. Как лед. – Это правда, что в вашем городе есть оборотни? Настоящие оборотни?
– Да, – сказала Зоя и зажмурилась. Ей почему-то представилось, что Федор ее ударит. Но этого, конечно, не могло быть. Ведь он такой славный, интеллигентный и к тому же верующий молодой человек. И он приехал сюда для того, чтобы они познакомились поближе. И, возможно, даже поженились.
– Расскажи мне о них.
– Ну… Оборотни. Обычные. Ты не думай, они не нападают на людей… – Зоя сказала это и осеклась, вспомнив о том, что сейчас творится в городе. А в городе творится убийство, совершенное предположительно оборотнем. – Точнее, иногда нападают. Но это такие же преступники, как бывают преступники среди людей. И их за это судят и наказывают.
– Если поймают…
– Да. Если поймают.
– И как же вы живете с ними на одной земле?
Зоя вцепилась пальцами в подоконник. Она и не подозревала, что слова могут причинять боль сильнее освященного серебра.
– Живем. Сосуществуем. У нас… У нас просто такой город. В нем много всего… Оккультного. Есть ведьмы и колдуны. Сейчас наш мэр – обычный человек, а до этого был мэр-колдун. Еще у нас есть умертвия, что-то вроде зомби. Но они совсем мирные. Из них формируют отряды народных дружинников и добровольных помощников милиции.
– И вампиры? – спросил Федор.
– Что?
– Вампиры тоже у вас есть?
– Конечно. Ты сейчас живешь в гостинице, которая принадлежит вампирам.
– Они пьют кровь постояльцев?
– Прекрати! – Зою разозлили эти холодные вопросы. – Они пьют донорскую кровь. И искусственную.
– Всегда?
Зоя долго молчала, а потом ответила: – Нет.
– И вы это терпите? – тоже после продолжительного молчания спросил Федор. – Вы согласны с такой жизнью?
– Да. Потому что… Потому что это тоже жизнь. Федя, послушай…
Но он заговорил сам – так, словно Зои вовсе не было рядом:
– Знаешь, до девятнадцати лет я не верил в Бога. Да, думал я, есть какой-то Высший Разум или Первоначало Всего. Но это не Бог. Мне всегда казалось, что люди, говоря о Боге, представляют Его не в виде Личности, а в виде глупой, бестолковой и жестокой силы, которой наплевать на страдания всех живущих на земле.
– Ты не писал об этом в письмах, – тихо сказала Зоя, но молодой человек не услышал этой реплики.
– Я искал истину. Я искал смысл – ради чего человеку жить? Неужели я, Федор Снытников, пришел в мир только для того, чтобы прожить пустую жизнь, делать никому не нужную работу, называя это отличной карьерой, жениться на какой-нибудь вздорной дурочке, наплодить с ней детей, которым будет наплевать на нас, когда они вырастут, и в конце концов умереть, страшась открытой впереди бездны?!
– А как же любовь?..
Но Федор и эти слова девушки пропустил мимо ушей.
– Жизнь в какой-то момент представилась мне такой отвратительно скучной, что я решил покончить с ней. Я ушел из дома ночью и поднялся на крышу. Хотел спрыгнуть с двенадцатого этажа. Хороший способ самоубийства. В девятнадцать лет это нормально. Я поднялся на крышу, но оказался в эту ночь я там не один. Сначала я подумал – это бомжи. Но это были они. Вампиры. Двое. Мужчина и женщина. Они…
– Как ты понял, что это были именно вампиры?
– А кто же еще может вести себя так по-скотски? Так извращенно, так мерзко и нагло! Я не мог спутать их ни с кем! Я сразу поверил своим глазам – это именно вампиры! Я помню, что кричал. Не от страха, от ярости. Меня переполняла ярость оттого, что я – человек, высшее создание – готов расстаться с жизнью, а эти твари будут и дальше продолжать свое существование! Они оторвались друг от друга и посмотрели на меня. Мужчина сказал женщине: «Смотри, к нам пришел ужин». А она оскалилась и бросилась вперед ко мне. И тут… Что-то снизошло на меня. Свыше. Я сказал им: «Запрещаю вам, демоны». Они устрашились меня и исчезли. Отвели мне глаза. Через мгновение я увидел на их месте два мешка, напоминавшие лежащие человеческие фигуры. Ты знаешь, вампиры здорово умеют отводить глаза… Я спустился с крыши. Домой. Моя жизнь обрела смысл. Я понял, кто я и к чему призван.
– Призван? Да?
– Да. Остаток той ночи я провел, читая Библию. С тех пор я постоянно читаю Библию. Она со мной, здесь, на груди. Она как мой щит, ограждающий от нечистого зла.
– Разве зло бывает чистым? Вопрос опять был без ответа.
– Послушай, Зоя. С того момента я все-все понял. Вампиры – зло. Но они существуют. Они – дети Сатаны. Значит, существует Сатана. Но если есть он, то есть и Бог. Не Высший Разум, а настоящий Бог – Личность. Бог грозный и карающий грешников, справедливый и неподкупный. И такому Богу надо служить. Карая зло, восстанавливая справедливость, уничтожая отродья мрака. Я поверил в Бога раз и навсегда. Я понял, что Он дал мне знак —тем, что я увидел вампиров. Он сказал мне: «Видишь зло – борись со злом». На следующий день после встречи с вампирами я пошел в военкомат. Мои родители чуть не сошли с ума – мать только-только успокоилась, что в армию я не пойду, она ведь ради этого стольким людям взятки давала! А я решил все по-своему. Собрался и ушел, чтобы научиться быть бойцом. Настоящим воином со злом, чье оружие – не только молитва… В военкомате мне неожиданно повезло. Я попал в особый отряд. И у нас действительно был особый отряд. Мы здорово тренировались, а потом нас перебросили в Чечню. И там я снова встретил нежить лицом к лицу. И снова понял, что я избран для того, чтоб бороться с нею.
– Как это произошло?
– В одну из ночей мы сидели в засаде, караулили одного снайпера, который давно нам жить не давал. Но снайпер в ту ночь не появился. Появилась она. Женщина-вампир. Это было словно какое-то смещение пространства: только что мы с парнями сидели, держа пальцы на спусковых крючках, и вот как будто порыв темного ветра! И она, черная, страшная, с синими горящими глазами, терзает тела моих товарищей, а они не сопротивляются. Никто даже не успел выстрелить. Никто, кроме меня. Я разрядил в нее свой автомат, но пули ничего не значат для вампира. Она прикончила всех моих друзей и кинулась ко мне, но тут внизу, в селении, запел петух. И она сгинула.
– Но вампиры не боятся петухов.
– Значит, мне встретилась слишком пугливая вампирша, – усмехнулся Федор. Недобрая у него вышла усмешка.
– Не знаю. Пока он остановился в гостинице.
– В какой?
– Свободные места были только в отеле «Це-пеш». Ну, в том, который содержит семья вампиров Дятьковых. Нет, Оля, не подумай чего, это хороший отель, и Дятьковы – приличные вампиры…
– Они не кусают своих постояльцев?
– Нет!
– Кстати, Зоя, а ты ему рассказала о том, что в нашем городе живут не только люди, и о том, что хозяева «Цепеша» спят в гробах и исключают из меню своей кухни чеснок?
Зоя смутилась. Покачала головой.
– Еще нет… Оля, я боюсь. Это для него будет такой неожиданностью. Потрясением. Он, верующий человек, и вдруг узнает, что среди нас есть…
– Отец Емельян тоже верующий человек. Он знает, например, о том, что ты оборотень и что брат владыки Кирилла – главный вампир города. И он живет с этим знанием, и непохоже, чтобы это его пугало…
– Оля, ты сравнила! Батюшка столько прожил, и у него духовный опыт, а Феде, как и мне, всего-то двадцать три! Какая может быть духовная опытность в такие годы!
Ольга подумала, что ее-то муж тоже вроде бы не старец, но промолчала.
– Что ж, – нарушила молчание Любовь Николаевна. – Если этот Федя – парень порядочный, да еще и верующий, то лучше жениха тебе, Зоя, не сыскать. Вот пост и Святки пройдут, там можно и свадьбу играть. Только чем твой Федор целый месяц заниматься будет у нас в Щедром?
Зоя опять залилась краской, но сообщила:
– А я попросила его сыграть в нашей пьесе роль царя Ирода. И он согласился!
– У меня нет слов! – сказала Ольга.
На следующий день Ольга и Зоя раздавали роли своим актерам. Все собрались в Клубе железнодорожников – его руководство пошло навстречу идее поставить рождественскую пьесу и отдало малый зал со сценой в безраздельное владение самодеятельных актеров. С тем только условием, что актеры не прожгут занавес сигаретами, не будут оставлять за кулисами объедки и на премьеру пьесы пригласят весь коллектив клуба. Излишне говорить, что эти условия «актерский коллектив» выполнял с легкостью.
Сейчас «актеры» сидели в первом ряду партера, а Зоя и Ольга ходили перед оркестровой ямой и вручали пачки текстов.
– Старый пастух, вот ваш текст!
«Старый пастух» – протоиерей Емельян взял листки и улыбнулся. Даже в пьесе ему выпала пастырская роль.
– Пастушок… Где этот мальчишка опять, а? Ведь просила же сегодня прийти обязательно…
– Он заболел, грипп, – подал голос симпатичный мальчуган лет двенадцати. – Тетя Оля, ну можно я за него играть буду? Дениска не умеет с выражением читать, а я умею!
– Артем…
– Да какая вам разница, теть Оль! Мы же все равно близнецы!
– Действительно, пусть Артем играет, —шепнула Зоя подруге. – Он побойчее, и, главное, у него есть желание.
– Ладно. Но только если будешь хулиганить, Артем…
– Я? Да вы что?!
– Ага, а кто в школе недавно на уроке химии фейерверк устроил… Ладно. Теперь тексты волхвов. Гаспар. Вот ваши слова, Демьян Исаич.
– Благодарствую, милая. Буду учить.
– Балтазар. Возьмите, отец дьякон.
– Слушаю и повинуюсь, мать дьяконица.
– Мельхиор… А где у нас третий волхв?
– Я здесь, здесь!
К Ольге суетливо подскочил небезызвестный читателю Сидор Акашкин и выхватил текст для роли волхва Мельхиора. Оля едва заметно поморщилась, участие скандального журналиста в спектакле ее не радовало, но Акашкин так настойчиво просился в число участников, что легче было его взять, чем отказывать. Однако Ольга пообещала сама себе, что при первой же возможности постарается заменить Акашкина. А может, любитель сенсаций и сам потеряет к пьесе интерес.
Роль Ангела-благовестника, возвещающего пастухам о рождении Спасителя, получила юная красавица с редкостным именем Тавифа – дочка соборного настоятеля протоиерея Александра. У шестнадцатилетней Тавифы было чистое и ясное лицо с добрыми светлыми глазами, длинная коса цвета спелой пшеницы и совершенно кроткий, даже пугливый нрав, так что имя свое она вполне оправдывала[13]. Ольга представляла, что Тави (так она звала девочку) будет чудо как хороша в длинном белом наряде и с крыльями за спиной. И чтобы распущенные волнистые волосы венчала тонкая блестящая корона. Роль Звезды досталась подружке Тавифы – Наташе, девочке с явными актерскими способностями. Правда, была в Наташе некоторая заносчивость и склонность к злоупотреблению косметикой, но Ольга вспомнила себя в шестнадцать лет и отнесла эти недостатки на счет возраста. Ангелом мести был звонарь Тимофей, ему предстояло обличить царя Ирода в великих грехах и поразить смертью. Еще были Рахиль и Лия – женщины, которые будут оплакивать своих младенцев, убитых царем. Тексты Рахили и Лии взяли на себя Ольга с Зоей. О тех, кто исполнял роли слуг Ирода и его воинов, говорить необязательно.
– Так. И, наконец, царя Ирода у нас играет гость города Щедрого Федор Снытников. Федор, возьмите ваши слова.
– Спасибо. – Федор взял протянутые Ольгой листки и как-то особенно улыбнулся. Ему шла эта улыбка: она показывала, что в юном Федоре есть масса достоинств, ради которых любая (слышите, любая!) женщина готова пойти за ним на край света.
«Еще чего!» – подумала Ольга и прикусила губу. Мальчишка, вот и все. С нечетко выраженными признаками характера. Впрочем, Ольге с ним детей не крестить. Пускай Зоя разбирается, сколько в Федоре Снытникове благочестия и сколько – самонадеянности. Хотя благочестие и самонадеянность—понятия, взаимно друг друга исключающие.
Народ зашуршал листками – знакомился с текстом. Ольга подошла к Зое и шепнула:
– Ты уверена, что твой Федор справится с ролью?
– Он вовсе не мой! – вскинулась Зоя. – Конечно, справится. У него явный талант.
Ольга хотела спросить у подруги, как она за столь небольшое время определила, что у красавчика Снытникова имеется артистический талант, но передумала. Зоя решит, что Ольга противится ее личному счастью. А такие решения очень часто приводят к непоправимым ссорам между двумя г лучшими подругами.
Примерно через полчаса Ольга сказала:
– Ознакомились? Теперь давайте устроим читку. Не старайтесь сейчас читать с выражением, мы просто знакомимся с пьесой и друг с другом. Так, начинает у нас Ангел-благовестник. Давай, Тавифа, только погромче.
Тавифа откашлялась и, теребя широкий отложной воротник своей блузки, начала читать:
Сегодня нам поет небесный хор
О чуде, совершившемся когда-то.
Об этом чуде помнят до сих пор…
Пока Тави читала, Ольга отчего-то исподволь разглядывала Снытникова. А тот, похоже, залюбовался юной Тавифой. Хорошо, что девочка, увлеченная декламацией, не замечала его взгляда. Если бы он так посмел смотреть на Ольгу, то… Нет, она не влепила бы ему пощечину, но ясно дала бы знать, как относится к таким взглядам. И как только Зоя могла счесть этого мальчишку подходящей кандидатурой для семейной жизни!
«Ясно как, – сама себе сказала Ольга. – Она так долго мечтала о принце. И вот он здесь. Даже не принц. Царь».
Ольга постаралась отогнать от себя эти мысли и сосредоточиться на читке пьесы. Ничего, похоже, они все сработаются, и спектакль получится. Лишь бы Демьян Исаич не перепутал слова. И не забыл. У бывшего великого чернокнижника после случая с Ковчежцем выявились нелады с памятью. Хотя можно будет посадить суфлера, на всякий случай.
Зоя, казалось, неотрывно следит за текстом и полностью .поглощена этим процессом. Но когда пришла очередь монолога царя Ирода, Зоя подняла голову от тетрадки, несмело посмотрела на Федора и сказала:
– Федор, твой монолог. Пожалуйста… Тот улыбнулся, встал:
– А можно я буду читать на сцене? Сидя в кресле – это будет невыразительно.
«Скажите пожалуйста!» – внутренне фыркнула Ольга, а Зоя сказала:
– Да, конечно.
Снытников вышел на сцену. У него была выверенная походка канатоходца, не делающего ни одного лишнего движения и всегда помнящего о том, что за ним наблюдают восторженные глаза публики. Он начал читать, почти не заглядывая в листок:
Я Ирод, царь. При имени моем
Враги мои приходят в страх и трепет…
Отец Арсений послушал чтение Снытникова, подозвал к себе Ольгу:
– Тебе не кажется, что мальчик будет переигрывать? Где ты его взяла?
– Это не мальчик, а уже почти стопроцентный жених Зои. Тот самый, из бюро электронных знакомств, я тебе рассказывала.
– Никогда не одобрял ваших брачных афер.
– Что ж, Зое до скончания века в старых девах ходить? Не ломай девушке личную жизнь.
– Никоим образом. Но мне кажется, она сделала неудачный выбор.
– Арсений, а может, это мы с тобой ошибаемся? Вдруг у них все получится?
– Посмотрим, – сказал отец дьякон и более не проронил ни слова.
А Федор, похоже, действительно вжился в образ:
Кто б ни был тот, кто супротив меня
Восстать решится и войну развяжет,
– Он вмиг падет от стрел или огня.
Он, а не я на ложе смерти ляжет.
Меня превыше не было царя,
Да и не будет больше в этом мире.
Алмазы, жемчуг, яхонты горят
В моей броне и на моей порфире.
Я страшен в битве, в мире я жесток.
Свое величье я черпаю в гневе.
Я – царь вовеки. И великий Бог
Ни на земле мне не указ, ни в небе.
– Постой, Федор! – закричала Зоя. – Откуда эта последняя строфа? Ее нет в тексте!
– Да? – удивился Снытников. – А, верно… Извини, Зоя. Я виноват. Я тут посочинял немного. Ты вчера рассказала о пьесе, и меня так захватила эта идея…
Зоя расцвела.
– Но если ты возражаешь, – продолжал Федор, – я конечно, эти строки читать не буду.
– Что ты, – Зоя засияла, словно свежеотшлифованный алмаз. – Мне… Мне кажется, то, что ты сочинил, как раз подходит к образу царя Ирода. Продолжай, пожалуйста, свой текст.
Но продолжить не получилось. Распахнулась дверь, и в зал вбежала запыхавшаяся Любовь Николаевна. Ее шуба была расстегнута, на платке таял снег. Любовь Николаевна оглядела зал и сказала:
– Полчаса назад на Склеповке милиция обнаружила труп человека. Его загрыз оборотень. По радио говорят, что это Стая вышла на охоту.
– Нет! – выкрикнула Зоя. – Этого не может быть!
После этого выкрика все некоторое время смотрели на нее, а потом Ольга кожей почувствовала, как возле ее подруги образовывается пространство страха, ненависти и недоверия. И тут в общей растерянной тишине раздался голос Федора Снытникова:
– Оборотень?! Что это означает?!
Ольга в этот момент смотрела на свою подругу. У Зои было такое выражение лица, что Ольга почему-то почувствовала себя виноватой.
Вечером того же дня в небольшом домике при храме Димитрия Солунского собрались его клирики и прихожане. Имелся там и Сидор Акашкин, которого нельзя было отнести ни к первым, ни ко вторым, но он, как всегда, представлял интересы прессы, и никакими судьбами нельзя было отвертеться ни от него, ни от этих пресловутых интересов.
– Батюшка, – спросил отца Емельяна звонарь Тимофей. – Это правда, что началась охота? Что нам делать?
– Насчет охоты не у меня спрашивайте, – ответил отец Емельян. – Зоя, говори, девочка.
Зоя выступила вперед и заговорила, сильно волнуясь:
– Сегодня мой отец будет по местному телевидению выступать. Он скажет от имени Вожака Стаи, что никакая Охота в городе не начиналась.
– А почему не выступит сам Вожак? – подала голос Ольга.
– Вожака у Стаи сейчас нет. Временно. Прежним вожаком был Павел Могилев, но он ушел на покой полтора месяца назад.
– Что значит «ушел на покой»?
– Оборотни тоже стареют и умирают, – сказала Зоя. – Они знают, когда придет их последний день. И заранее уходят от Стаи, чтобы в одиночестве встретить смерть. Без свидетелей. Потому что оборотень, умирая, становится только зверем. Мертвый зверь в глухом лесу – это нормально.
– Как-то это жестоко, – поежилась Любовь Николаевна.
– Так вот, – Зоя продолжала, не заметив этой реплики. – Стая выбирает Вожака, но только тогда, когда удостоверится в том, что ушедший на покой прежний Вожак мертв.
– Как удостоверится?
– Мы чувствуем, – кратко пояснила Зоя. – На это время у Стаи имеется заместитель Вожака, его должность сейчас занимает мой отец. А он заявляет: «Стая не охотится без Вожака. Это закон. Второй закон – не убивать людей. Поэтому убийство на Склеповке – это дело не местных оборотней».
– Ты говоришь только о вервольфах. А если это сделали кошколюды?
– Характер полученных повреждений говорит о том, что человек был растерзан крупным зверем. – Зоя перешла на казенный язык. – Одним зверем. А кошколюды малорослы, да к тому же если и нападают, то целой кучей. Но в последнее время и среди них не было склонности к убийству, потому что в городе главенствуют вервольфы. Нет, это не местные.
– А не может ли так быть, что это сделал тот зверь, что на нас напал? – вспомнила Ольга про недавнее событие.
– По времени не совпадает. – Зоя сейчас говорила отрывистыми и сухими фразами, словно понимала, что ей не доверяют и ее боятся. И она недалека была от истины.
– Местные или не местные – это дела не меняет! – сказал отец Власий. – Нужно найти убийцу!
– Кто же спорит, – отозвался отец Емельян. – Но это вовсе не наше дело. Для поиска убийцы есть милиция.
– О да, конечно. Знаю я эту милицию. Ходячие мертвецы.
– Уж какие есть.
– Как-то нехорошо получается, – заговорил дьякон Арсений. – Словно мы от всего в стороне.
– А что ты предлагаешь, отец дьякон? – спросил протоиерей Емельян. – Ружья с серебряными пулями?
Зоя побледнела, но выговорила:
– Это слишком. Но вообще-то будет лучше, если у всех людей в этом городе будут при себе освященные серебряные крестики.
– Что-то не видно, чтобы в иконную лавку за этими крестами выстроилась очередь жаждущих покупателей, – скептически сказал отец Власий.
– Я проведу, журналистское расследование, – заявил Сидор Акашкин. – Выясню, кто стоит за убийством.
– Смотрите, чтобы вам самому не попасться на зубок неизвестному хищнику, – съехидничал дьякон.
– Пресса всегда была жертвой, но это никогда ее не останавливало, – гордо ответил Сидор.
А Ольга тем временем спросила у подруги:
– Где же Федор? Почему он с тобой сюда не пришел? И на всенощной я его сегодня не видела… Я, конечно, понимаю, что быть верующим – это не означает выстаивать все церковные службы, но все-таки… Хотя бы просто зашел, свечки поставил. Зоя, ты что? Ты плачешь? Он тебя обидел? Сказал какую-нибудь гадость?
– Нет, – чуть слышно всхлипнула Зоя. – Он просто… Как-то замкнулся. Лицо будто из… из гипса стало. И глаза прямо нездешние. Спросил: «Это правда – про оборотней?» Говорю: да, я тебе все объясню. А он: «Я тебе позвоню». Ой! Да что же я тут сижу, время теряю, может, он мне звонит сейчас, а меня дома нет!
– Ты здесь не теряешь время. Ты сказала людям о том, что оборотни не виновны в убийстве. Это очень важно.
Но, похоже, что Зою это не утешило.
– Я прошу всех отнестись к происшедшему трезво и здраво, – говорил меж тем отец Емельян. – Поиск убийцы – дело светских властей. Наше дело – молиться, чтобы не было больше убийств. И чтобы убийца был найден.
… После всех этих разговоров было страшно идти домой в одиночку. Страшно всем, кроме Зои. Она попрощалась с дьяконом и дьяконицей и, свернув на улицу Чижевского, быстро зашагала в сторону гостиницы «Цепеш», издали напоминающей готический собор.
Администратором в гостинице служил человек. Пока еще человек. Но Зоя знала, что его инициация не за горами – вампиропоклонник Аркадий Басин был безумно влюблен в городскую «Мисс вамп-2000» и ради вечного союза с ней был готов на операцию с укушением. Инициация была не за горами, но до тех пор администратор оставлял за собой право на вполне человеческую мелочность и склочность.
– Что нужно? – нелюбезно осведомился он у Зои, едва она подошла к стойке.
– В каком номере остановился Федор Сныт-ников? – Голос у Зои дрожал и срывался. Видимо, поэтому будущий вампир решил, что этой скромно одетой пухляшке можно откровенно надерзить.
– Я не уполномочен давать такие сведения, – отрезал он.
– Я прошу вас! Это очень важно! Мне нужно ним поговорить. Я… Я его невеста.
Администратор хмыкнул:
– Ах, это так вы теперь называетесь… Лучше бы он этого не говорил. Зоя посмотрела
на него. Мужчина увидел, как глаза девушки превратились в глаза зверя. Зоя положила руку на стойку – под ее рукой толстая деревянная доска дала трещину со звуком лопнувшей басовой струны.
– Ты хочешь стать вампиром? – почти нечеловеческим голосом спросила мужчину Зоя.
– Д-д-д-д…
– Ты можешь не успеть. Потому что сейчас полнолуние. Лучшие дни месяца, можно сказать. Ты понял? Ты понял, кто я?!
– Д-д-д-д…
– В каком номере остановился Федор Снытников? Ну?
Администратор лихорадочно раскрыл книгу регистрации:
– В-в-в-в пять-д-д-десят в-в-в-осьмом. Т-т-т-третий эт-т-т…
– Спасибо. Я поднимусь. Ненадолго. – Зоя прошла от стойки к темнеющей в глубине гостиничного коридора лестнице. Но перед этим сказала:– Если хочешь стать нежитью, сначала научись с ней разговаривать по-человечески. Извини за стойку.
…Зоя остановилась у двери в номер 58. Нерешительно помялась. Одиннадцать часов вечера – не самое приличное время для визита к молодому человеку. Особенно если этот визит наносит ему столь же молодая девушка.
Она постучала. В ответ молчание. Зоя слегка толкнула дверь. Не заперто.
– Федор! – позвала она негромко. – Это я, Зоя. Мне можно войти?
В номере было темно. Прямо напротив двери Зоя увидела большое незашторенное окно. В окно падал свет от уличного фонаря. В этом свете кружились крупные щедровские снежинки. Федор стоял у окна и смотрел на снегопад.
– Федя, – повторила Зоя.
– Входи, – сказал он. – Я люблю смотреть на снег. Он… чистый. Самый чистый из творений Божьих.
Зоя бесшумно прошла в комнату, встала рядом с молодым человеком.
– Федя, а знаешь что, – она решила сказать хоть что-нибудь, лишь бы не это мрачное молчание. – А я написала стихи. О Рождестве. И пришла тебе их прочесть. Ты ведь когда-то писал, что любишь мои стихи.
– Читай, – сказал Федор.
Голос его был немногим теплее падающего снега.
Но Зою это не остановило.
А ты поверь, что будет Рождество,
Хоть в мире все как будто ждет печати
Антихристовой. Будто ничего
Не радует души в ее печали.
И ночи будто затканы тафтой.
И день – как сообщенье в черной раме.
А ты поверь, что снова за звездой
Пойдут волхвы с чудесными дарами.
Ведь мало нужно счастью твоему:
Вот храм сияет на полиелее,
Поют канон. За окнами во тьму
Снег падает смелее и смелее…
И может, все простится оттого.
А ты поверь, что будет Рождество.
– Красиво, – сказал Федор. – Зоя, это правда?
– Ты о чем?
– Не пытайся ускользнуть от ответа. – Казалось, что голос Федора кристаллизовался. Как лед. – Это правда, что в вашем городе есть оборотни? Настоящие оборотни?
– Да, – сказала Зоя и зажмурилась. Ей почему-то представилось, что Федор ее ударит. Но этого, конечно, не могло быть. Ведь он такой славный, интеллигентный и к тому же верующий молодой человек. И он приехал сюда для того, чтобы они познакомились поближе. И, возможно, даже поженились.
– Расскажи мне о них.
– Ну… Оборотни. Обычные. Ты не думай, они не нападают на людей… – Зоя сказала это и осеклась, вспомнив о том, что сейчас творится в городе. А в городе творится убийство, совершенное предположительно оборотнем. – Точнее, иногда нападают. Но это такие же преступники, как бывают преступники среди людей. И их за это судят и наказывают.
– Если поймают…
– Да. Если поймают.
– И как же вы живете с ними на одной земле?
Зоя вцепилась пальцами в подоконник. Она и не подозревала, что слова могут причинять боль сильнее освященного серебра.
– Живем. Сосуществуем. У нас… У нас просто такой город. В нем много всего… Оккультного. Есть ведьмы и колдуны. Сейчас наш мэр – обычный человек, а до этого был мэр-колдун. Еще у нас есть умертвия, что-то вроде зомби. Но они совсем мирные. Из них формируют отряды народных дружинников и добровольных помощников милиции.
– И вампиры? – спросил Федор.
– Что?
– Вампиры тоже у вас есть?
– Конечно. Ты сейчас живешь в гостинице, которая принадлежит вампирам.
– Они пьют кровь постояльцев?
– Прекрати! – Зою разозлили эти холодные вопросы. – Они пьют донорскую кровь. И искусственную.
– Всегда?
Зоя долго молчала, а потом ответила: – Нет.
– И вы это терпите? – тоже после продолжительного молчания спросил Федор. – Вы согласны с такой жизнью?
– Да. Потому что… Потому что это тоже жизнь. Федя, послушай…
Но он заговорил сам – так, словно Зои вовсе не было рядом:
– Знаешь, до девятнадцати лет я не верил в Бога. Да, думал я, есть какой-то Высший Разум или Первоначало Всего. Но это не Бог. Мне всегда казалось, что люди, говоря о Боге, представляют Его не в виде Личности, а в виде глупой, бестолковой и жестокой силы, которой наплевать на страдания всех живущих на земле.
– Ты не писал об этом в письмах, – тихо сказала Зоя, но молодой человек не услышал этой реплики.
– Я искал истину. Я искал смысл – ради чего человеку жить? Неужели я, Федор Снытников, пришел в мир только для того, чтобы прожить пустую жизнь, делать никому не нужную работу, называя это отличной карьерой, жениться на какой-нибудь вздорной дурочке, наплодить с ней детей, которым будет наплевать на нас, когда они вырастут, и в конце концов умереть, страшась открытой впереди бездны?!
– А как же любовь?..
Но Федор и эти слова девушки пропустил мимо ушей.
– Жизнь в какой-то момент представилась мне такой отвратительно скучной, что я решил покончить с ней. Я ушел из дома ночью и поднялся на крышу. Хотел спрыгнуть с двенадцатого этажа. Хороший способ самоубийства. В девятнадцать лет это нормально. Я поднялся на крышу, но оказался в эту ночь я там не один. Сначала я подумал – это бомжи. Но это были они. Вампиры. Двое. Мужчина и женщина. Они…
– Как ты понял, что это были именно вампиры?
– А кто же еще может вести себя так по-скотски? Так извращенно, так мерзко и нагло! Я не мог спутать их ни с кем! Я сразу поверил своим глазам – это именно вампиры! Я помню, что кричал. Не от страха, от ярости. Меня переполняла ярость оттого, что я – человек, высшее создание – готов расстаться с жизнью, а эти твари будут и дальше продолжать свое существование! Они оторвались друг от друга и посмотрели на меня. Мужчина сказал женщине: «Смотри, к нам пришел ужин». А она оскалилась и бросилась вперед ко мне. И тут… Что-то снизошло на меня. Свыше. Я сказал им: «Запрещаю вам, демоны». Они устрашились меня и исчезли. Отвели мне глаза. Через мгновение я увидел на их месте два мешка, напоминавшие лежащие человеческие фигуры. Ты знаешь, вампиры здорово умеют отводить глаза… Я спустился с крыши. Домой. Моя жизнь обрела смысл. Я понял, кто я и к чему призван.
– Призван? Да?
– Да. Остаток той ночи я провел, читая Библию. С тех пор я постоянно читаю Библию. Она со мной, здесь, на груди. Она как мой щит, ограждающий от нечистого зла.
– Разве зло бывает чистым? Вопрос опять был без ответа.
– Послушай, Зоя. С того момента я все-все понял. Вампиры – зло. Но они существуют. Они – дети Сатаны. Значит, существует Сатана. Но если есть он, то есть и Бог. Не Высший Разум, а настоящий Бог – Личность. Бог грозный и карающий грешников, справедливый и неподкупный. И такому Богу надо служить. Карая зло, восстанавливая справедливость, уничтожая отродья мрака. Я поверил в Бога раз и навсегда. Я понял, что Он дал мне знак —тем, что я увидел вампиров. Он сказал мне: «Видишь зло – борись со злом». На следующий день после встречи с вампирами я пошел в военкомат. Мои родители чуть не сошли с ума – мать только-только успокоилась, что в армию я не пойду, она ведь ради этого стольким людям взятки давала! А я решил все по-своему. Собрался и ушел, чтобы научиться быть бойцом. Настоящим воином со злом, чье оружие – не только молитва… В военкомате мне неожиданно повезло. Я попал в особый отряд. И у нас действительно был особый отряд. Мы здорово тренировались, а потом нас перебросили в Чечню. И там я снова встретил нежить лицом к лицу. И снова понял, что я избран для того, чтоб бороться с нею.
– Как это произошло?
– В одну из ночей мы сидели в засаде, караулили одного снайпера, который давно нам жить не давал. Но снайпер в ту ночь не появился. Появилась она. Женщина-вампир. Это было словно какое-то смещение пространства: только что мы с парнями сидели, держа пальцы на спусковых крючках, и вот как будто порыв темного ветра! И она, черная, страшная, с синими горящими глазами, терзает тела моих товарищей, а они не сопротивляются. Никто даже не успел выстрелить. Никто, кроме меня. Я разрядил в нее свой автомат, но пули ничего не значат для вампира. Она прикончила всех моих друзей и кинулась ко мне, но тут внизу, в селении, запел петух. И она сгинула.
– Но вампиры не боятся петухов.
– Значит, мне встретилась слишком пугливая вампирша, – усмехнулся Федор. Недобрая у него вышла усмешка.