Первухина Надежда. Ведьма носит Reebok

   Однако неожиданности на этот день не закончились. Когда мы с Флоренс обсуждали вероятности того, кто мог похитить сведения о тормозине, прозвенел звонок лифта, и в нашу приемную прошествовала (именно так!) дородная дама в форме почтовой службы. Дама несла огромный букет.
   – Посылка, – неожиданно тонким голосом сказала дама. – Для Юлии Ветровой. Есть здесь Юлия Ветрова?
   – Это я, – сказала я, едва сдерживая вопль изумления. Букет был очень красив. Неужели это мне?
   – Это вам, – подтвердила дама и вручила мне букет.
   От такого бешеного количества оранжерейных роз у меня закружилась голова.
   – А кто прислал? – спросила я слабым голосом.
   – Обратного адреса нет. Инициалов и личного кода – тоже, – ответствовала дама. – Всего хорошего.
   Дама ушла, но мы с Флоренс этого даже не заметили – все наше внимание было поглощено очаровательным букетом.
   Флоренс деликатно понюхала одну из роз и грустно сказала:
   – Везет тебе, Юля. Вот мне или Джессике никогда не завести поклонника, который дарил бы такие букеты.
   – Да брось, Флой! Может, это вообще от моей тети. Может, она в магический кристалл наблюдала наш с Мокридой разговор, вот и обрадовалась тому, что меня не уволили.
   – Ты думаешь? – хмыкнула Флоренс и достала из глубины букета потрясающую по красоте открытку.
   – Ох, – сказала я. – Что-то мне нехорошо. Всякие предчувствия. Прочти, что в этой открытке, а, Флой!
   Флоренс развернула открытку (что-то в последнее время на нас они просто сыплются) и прочла:
   – «В память о нашей прекрасной встрече и с надеждой на новую». Без подписи.
   – Нормально, – сказала я. – И с кем же я так встретилась, что теперь огребла такой букет? Стоп. Флой, я, кажется, знаю, кто это.
   – Так кто?
   – Дон. Больше просто быть некому. Вот сукин сын! решил каким-то убогим букетом завоевать мое непреклонное сердце! Так, в мусор этот букет!
   – Юля, погоди, а может, это не Дон вовсе?
   – А кто? С кем я еще «прекрасно» встретилась? Он, он, больше некому.
   – Букет жалко.
   – А мне себя жалко, Флой. Как меня угораздило влюбиться в этого самодовольного сноба да еще к тому же и наемного убийцу?! Я просто ненормальная, вот и все. Но я ему не позволю!
   – Что не позволишь?
   – А ничего не позволю! Думаешь, я не справлюсь с этой дурацкой влюбленностью? Справлюсь, и еще как! Мне сейчас не до любви. Мне надо спасать собственную карьеру и заодно спасать Мокриду!
   – Юля, иногда я тебе удивляюсь. Как можно прожить без любви?
   – Спокойно, – решительно ответила я.
   Букет я отправила в мусор. Открытку тоже. Хотя сердце щемило просто ужасно. Но я была тверда. Никаких возлюбленных, пока не пройдет Самгейн и пока я не решу, что Мокрида в безопасности.
   До конца рабочего дня происшествий не было. Я копалась в своем кристалле, пытаясь окольными путями выяснить, каким образом удалось взломать кристалл Мокриды, Флоренс распечатывала финансовые отчеты и бланки-заказы для пошивочного цеха… И тут мне позвонили. Не по кристаллу, по обычному телефону.
   – Да?
   – Юля, дорогая, это я.
   – Привет, тетушка!
   – Как дела?
   – Нормально. Я пока еще не уволена. Работаю вот. А зачем вы звоните? Я же скоро приду с работы.
   – Юля, видишь ли, у меня сегодня разыгрался аппетит на сладости. Не могла бы ты после работы заскочить в кондитерскую и купить к чаю шоколадных пирожных?
   – Без проблем, тетя. А как же ваша фигура?
   – Фигура это переживет. Ну что, я могу на тебя рассчитывать?
   – Разумеется.
   – Кстати, я была бы рада, если б ты сегодня после работы посетила только кондитерскую. И сразу домой. Никаких застолий с феями.
   – Без проблем, – опять проговорила я.
   – Вот и хорошо, – сказала тетушка и положила трубку.
   Когда рабочий день закончился, я распрощалась с Мокридой и Флоренс и отправилась в шикарную кондитерскую на улице Оранжад. Там я выбрала дюжину отменных шоколадных пирожных, которые не стыдно было бы поставить и на королевский стол. С коробкой, перевязанной золотистой ленточкой, я уже садилась на помело, как вдруг меня окликнули:
   – Благословенны будьте, Юлия!
   Я оглянулась, и сердце у меня забухало где-то в районе горла. Потому что ко мне приближался не кто иной, как Дон. Сегодня он был затянут в костюм из черной джинсовой ткани и ослепительно голубую майку.
   – Ах, это вы, Дон! Привет! – светски сказала я, стараясь не растерять последние остатки самолюбия.
   – Рад вас видеть, Юлия.
   – Серьезно?
   – Вы уже закончили работать? Может, прогуляемся? Я специально взял в прокате помело. Правда, езжу на нем не очень хорошо…
   – Ну так вы сначала потренируйтесь, прежде чем приглашать меня на прогулку. Я, видите ли, езжу очень быстро, подрезаю всех, правила нарушаю. Меня уже не штрафуют за превышение скорости, а вот вас – вполне могут.
   – И тем не менее я рискну, – сказал Дон. Он коротко свистнул, и перед ним заплясало помело самой навороченной модели – с дистанционным управлением, кондиционером и си-ди-плеером.
   – Оу, – сказала я. – А вы, похоже, разбираетесь в метлах.
   – Стараюсь. Что ж, летим?
   – Летим. Хотя скажу честно, я бы предпочла одиночество вашему обществу.
   Дон промолчал. И лишь когда мы набрали порядочную высоту и скорость, спросил:
   – А чем вам не нравится мое общество?
   – Вам честно ответить или пощадить?
   – Честно ответить.
   – Видите ли, Дон… Мне как-то приснился вещий сон. А я очень большое значение придаю вещим снам. Так вот, мне снилось, что по душу моей начальницы послан некий убийца, который собирается прикончить ее в канун Самгейна.
   – И…
   – И этот убийца как две капли воды похож на вас.
   – Значит, это вы прятались в нише тогда, да, Юля?
   – Не понимаю, о чем вы.
   – Прекрасно понимаете. Вы подслушали мой разговор с магом Альбином в Зале Смерти. И решили, что я – убийца. Ведь так?
   – Я продолжаю настаивать на том, что не понимаю вас.
   Дон выругался. На японском языке.
   – Вынуждена покинуть вас, – сказала я холодно. – Мне не по пути с вами.
   И тут он прорычал:
   – Стоять!!!
   Моя метла остановилась в воздухе как вкопанная. По инерции я чуть не соскочила с черенка, еле удержалась. Дон смотрел на меня пронзительным взглядом.
   «А ведь он может убить меня. Прямо сейчас. И никто ему даже не успеет помешать. А из оружия у меня только коробка с пирожными».
   – Ты дура, – сказал мне Дон. – Ты ничего не понимаешь!
   Я молчала и собирала силы для защитного заклинания. Дон был опасен. Да, прекрасен и опасен. Чертов выродок!
   – Я не убийца, – продолжал Дон, прищурив глаза. – Маг Альбин вызвал меня в Зал Смерти вовсе не для того, чтобы поручить убийство. Я не убиваю людей. Ведьм тем более. Я… делаю кое-что другое.
   – Какое мне до этого дело?
   – Ты прекрасно все понимаешь, дрянь ты этакая, – прорычал Дон. – Считаешь меня подлецом и мерзавцем?
   – Оставьте меня в покое!
   – И не надейся.
   Он протянул руку и сгреб меня за шиворот, так, что я опять чуть не свалилась с метлы. Он явно хотел меня придушить, как беспомощного котенка. А еще я с ужасом поняла, что все заклинания разом улетучились из моей несчастной головы.
   – Не трогай мм…
   Вместо того чтобы скинуть меня на землю, он одной рукой стиснул мою шею, а другой рукой – талию. А потом, яростно сверля меня глазами, прижался губами к моим губам.
   Святая Вальпурга!
   Если где-нибудь существует классификация поцелуев, то этот поцелуй подпадал под определение «затяжной сумасшедший». Дон целовал меня так, будто хотел нацеловаться на всю оставшуюся жизнь. Его холодного, снобистского и самоуверенного выражения лица как не бывало. Меня трясло, или, возможно, мне передалась дрожь его потрясающего тела. Я понимала, я чувствовала – он жаждет меня так же сильно, как в пустыне жаждут воды. Я сходила с ума, я не могла…
   – Прекрати! – шептала я, подставляя лицо под его поцелуи.
   – Нет, – отвечал он и впивался горячими губами мне в шею.
   Где-то на пороге сознания я зафиксировала то, что целуемся мы довольно долго – так что стали привлекать внимание пролетающего мимо народа. Этот народ (в основном женщины) принялся ободряюще аплодировать и посвистывать, глядя на нас, как на какое-то реалити-шоу.
   – Пусти меня, – умоляла я шепотом.
   – И не подумаю. – Его пальцы жгли мне плечи. – Полетели?
   – Куда?
   – Куда я скажу.
   – Зачем?
   – Ты все-таки непроходимая дура.
   – Не смей меня оскорблять.
   – Я констатирую факт. Все, летим.
   Он вцепился в черенок моего помела и потянул меня за собой. Зрители выражали явное недовольство тем, что мы с крейсерской скоростью исчезли со сцены.
   Дон увлек меня на окраину Оро. Здесь размещались парки и довольно дорогие гостиницы. У панорамного окна четвертого этажа гостиницы «Губадия» Дон притормозил. Стукнул по стеклу, и оно послушно уехало в стену. Мы влетели в гостиничный номер.
   – Где мы?
   – Я здесь живу.
   Мы отбросили метлы к стене. Дон стал рвать с меня одежду.
   – Прекрати, – отбивалась я, – я не хочу…
   Он повалил меня на кровать:
   – Хочешь.
   Это было как сон… Сон, в котором перемешалась моя боль и его наслаждение, мое наслаждение и его боль. Он стискивал меня в объятиях так, словно боялся, что я вот-вот исчезну. Он прижимал лицо к моей груди и что-то шептал в упоении. Мы сходили с ума среди нашей скомканной одежды и разворошенной постели. Мы не были нежны друг с другом, а впрочем, то, что мы делали, возможно, было лишь одним из видов нежности…
   Мне показалось, что прошла вечность. Я старалась восстановить дыхание и прийти в себя. Я попыталась сесть, но Дон обхватил меня рукой и прижал к себе.
   – Ты сумасшедший, – сказала я ему.
   – И что с того?
   – Ты маньяк.
   – С тобой по-другому нельзя.
   – Откуда ты знаешь?
   – Тебе не понравилось?
   Он снова принялся целовать меня так, что в теле словно загудел костер, разбрасывая вокруг слепящие искры. Я сдалась на милость его поцелуев, на милость его объятий, но мне не давал покоя назойливый, как осенняя муха, вопрос:
   – Зачем?
   – Что зачем?
   – Зачем ты искал меня? Сегодня? Неужели только за этим?
   – А разве этого мало? Скажи, ведь я твой первый мужчина?
   – Да. А это важно?
   – Для меня.
   – Ах да. Ты лишил девственности ведьму…
   – Ты говорила, что ты не ведьма!
   – Я лгала. Ты тоже лгал о том, что студент Сорбонны.
   – Я не лгал. Я действительно студент Сорбонны. – Он мягко коснулся губами моей груди. – А вот вы, сударыня, та еще пройдоха.
   – Я не хотела, чтобы ты знал о моей ведьмовской натуре.
   – Почему?
   – Потому что… Потому что я действительно была там. В… Зале Смерти. Я слышала ваш разговор, я записала его на череп. Ты собираешься прикончить моего босса в канун Самгейна.
   – Я повторяю: я не убийца.
   – Тогда кто же ты?
   – Этого я не могу тебе сказать.
   – Не можешь? Прекрасно. Пусти меня.
   – Не пущу.
   – Хватит, мне это надоело. Я должна лететь.
   – Я полечу с тобой.
   – О, как мило. Собираешься познакомиться с моей тетушкой?
   – У тебя есть тетушка?
   – Да, а еще неупокоенный призрак, говорящая голова, фея и болтливая кошка. Целая семья.
   – У меня никогда не было семьи. Только Сибилла. Но я редко с ней вижусь.
   – Дон…
   – Что?
   – Мне действительно нужно лететь. Черт! Во что ты превратил мою одежду?! Это же лохмотья!
   – Прекрасный повод никуда не улетать. Иди ко мне. Я научу тебя целоваться.
   – А я не умею?!
   – Ты целуешься, как школьница. Учись, пока я жив…
   За окном уже стояли сумерки, когда я наконец оделась и взнуздала метлу.
   – Я буду ждать тебя завтра на том же месте, в то же время, – пообещал Дон.
   – Я запомню. Отпусти метлу.
   – Пожалуйста. Пирожные ты оставляешь мне?
   – Ах черт! Я и забыла про них… Я вообще обо всем забыла благодаря тебе, негодяю.
   – Мне нравится, что ты называешь меня негодяем. Женщины, как правило, любят таких. Пирожные не отдам.
   – Да ради бога. Все, Дон! Отпусти.
   – Я увижу тебя завтра?
   – Куда же я денусь…
   – Если ты исчезнешь, я переверну всю корпорацию «Медиум» вверх дном. Лети, ведьма.
   Я летела домой в сумерках, которые скрывали меня лучше, чем мой изорванный наряд. Было уже не до шоколадных пирожных. Я чувствовала, что слегка помешалась. Я не могла контролировать ситуацию, мое тело и разум просили одного – Дона, и это страшило меня больше всего.
   Но почему я должна бояться? Потому что он убийца?
   Но ведь он сказал…
   Сказать можно что угодно. И сделать тоже.
   Меня начали терзать сомнения. Он… поступил со мной так только потому, что я секретарша Мокриды? И возможно, благодаря мне он сумеет подобраться к ней вплотную? Глупо. Мокриду охраняют тринадцать демонов. Ей теперь и атомная бомба не страшна. Вероятно.
   От размышлений и сомнений у меня разболелась голова. К тому же метла стала казаться самым неудобным видом транспорта, хотя раньше я и не представляла, как можно без нее обходиться.
   Домой я прилетела незадолго до полуночи и первым делом наткнулась на укоризненно-взволнованный взор тетушки.
   – Юля, милая, где ты была?!
   – На меня напали. – И это было почти правдой! – Видишь, пришлось сопротивляться, вся одежда порвана. Коробку с пирожными отобрали, кошелек с мелочью…
   – Кто это был?
   – По-моему, тролли.
   – Юля, троллей не существует!
   – Ну не знаю. Эти выглядели истинными троллями. Тетя, я очень устала. Можно я сразу в ванную и спать?
   Я заперлась в ванной, сбросила одежду и внимательно осмотрела себя в зеркале. Мне казалось, что от прикосновений Дона моя кожа должна гореть, как от кислоты. Но ничего, никаких ожогов.
   – Дон, ты негодяй, – прошептала я и опустилась в ванную, наполненную лавандовой пеной.
   Когда я привела себя в порядок, тетя не позволила мне идти спать.
   – Я хочу знать, – твердо проговорила тетя, – где и с кем ты была.
   – Я ни с кем не была, – неубедительно солгала я. – Говорю же, на меня напали.
   – Эту сказочку прибереги для Мокриды Прайс. Идем-ка пить чай.
   – Чай или вашу настойку правды?
   – Чай, чай.
   Я почувствовала жуткий голод. В самом деле, сколько энергии-то израсходовано.
   Мы уселись пить чай. Тетя сверлила взглядом меня и булочки с миндальной начинкой.
   – Тетя, – не выдержала я, – да успокойтесь вы! Все со мной в порядке.
   – Юля, – умоляюще сложила руки Анна Николаевна, – скажи мне правду! Я ведь самый близкий тебе человек!
   – Хорошо, – сдалась я. – Только обещайте, что вы не будете падать в обморок или хлестать меня по щекам. Ну или типа того…
   – Юля… неужели…
   – Да. Я. Была. С. Мужчиной. Мы занимались любовью как бешеные кролики.
   – Юля, кто он?
   – Его зовут Дон.
   – Тот самый?!
   – Да. Так получилось.
   – О святая Вальпурга! – прошептала тетя, воздевая руки к небесам. – Спаси нас и помилуй! Юля, как ты могла?
   – И так могла и сяк могла, – ответила я, прожевывая булочку с корицей.
   – Прекрати свои шуточки! Это ужасно!
   – Что ужасно? То, что я обрела сексуальный опыт вне брака? Тетушка, не будьте такой ретроградной!
   – Дело не в опыте, – горько проговорила тетя. – В конце концов, это должно было когда-нибудь случиться. Ты красивая девушка, у тебя может быть масса поклонников…
   – Но?
   – Но! Отдаваться первому встречному…
   – Тетя, сегодня я встретила его уже в третий раз. Так что все в порядке, он не первый встречный. Можно мне еще сливок?
   Тетя безучастно пододвинула ко мне серебряный сливочник в виде коровы. Что-то мне этот сливочник напоминал… Впрочем, какая разница!
   – Дело даже не в том, что ты его совсем не знаешь, – продолжила тетя. – Дело в том, что он отобрал у тебя Силу.
   – То есть?
   – У тебя была Сила девственной ведьмы. Такая сила почти непреодолима. За счет нее развивались все твои таланты. А теперь…
   – Что?
   – Теперь ты будешь обычной ведьмой. Не единственной, а одной из многих. Только и всего.
   Во мне заныло больное честолюбие, но я подавила это нытье.
   – Тетя, но вы же не считаете, что я должна была провести в девственницах всю свою жизнь?
   – Нет, конечно. Но если бы твоим первым партнером был не Дон, а обычный человек, твоя Сила осталась бы при тебе.
   – Тетя, возможно, Дон – все-таки обычный человек.
   – В это я не верю. Он маг, это ощущается. Он оставил на тебе свою ауру. Это аура сильного мага.
   – Но я почему-то ничего не почувствовала!
   – Тебе было не до этого. Выпью-ка я ликера для успокоения нервов…
   – Сливочный ликер?! Bay! Откуда? А мне?!
   – Тебе вредно спиртное. Ты и так сейчас выглядишь как переевшая амфетаминов кошка.
   – Мерси, дорогая тетушка.
   Тетя налила себе ликера и выпила его залпом. Фу. Что за манеры…
   – Кстати, – сказала тетя. – Я могу тебе сообщить в связи с этим ликером нечто важное.
   – Что именно?
   – У нас был гость.
   – Серьезно? Тетя, и кого это вы без меня привечаете? Совсем от рук отбились!
   – Юлька, прекрати немедленно! – (Я принялась обнимать и щекотать тетушку.) – Я щекотки боюсь!
   – Так кто?
   – Сэр Брайан Скотт. Потомок великого писателя.
   Я удивилась так, что села на свой стул:
   – Что ему надо?
   – А ты не получала сегодня букет?
   – Букет? Было дело. Так это от него?
   – Именно. Юля, я бы на твоем месте перестала завязывать случайные и бесполезные знакомства со всякими Донами. И лучше бы сосредоточилась на сэре Брайане.
   – С чего это вдруг?
   Тетя вздохнула:
   – Сэр Брайан просит твоей руки.

ГЛАВА 18

   Мир вокруг меня рушился. Нет, я прекрасно осознавала то, что мир незыблем и неколебим, все в нем подчинено причинно-следственным связям и движется по пути, ведомому одному Богу. Это свойство Большого Мира. Мой же – малый мир – трескался и рассыпался на кусочки, как разбитая старинная ваза. И я чувствовала это, и была бессильна что-либо сделать. Я не оправдывала возложенных на меня надежд. И, если честно, мне на это было глубоко начхать.
   Мой день начинался так. Я вставала с постели под звон будильника, который Май заботливо и терпеливо подносила к моему уху. Май или тетушка (все зависело от того, кто из них был сурово настроен по отношению ко мне на данную минуту) говорили мне с укором: «Доброе утро! Юля, ты куда?!», после чего конвоировали меня в ванную. Там наглая голова, водруженная на стиральную машину, наблюдала за тем, как я моюсь. Я несколько раз противилась тому, чтобы голова торчала в ванной, но, после того как пару раз заснула прямо под душем, сдалась. Голова не давала мне рухнуть как подкошенной и спать, спать, спать.
   Спать хотелось больше всего. А еще хотелось разбить все зеркала на свете, чтобы никогда больше не видеть своего лица. Лицо выдавало меня. Лицо предавало меня. Лицо давно сдалось на милость победителя. И победителем был Дон.
   Выпив чашку кофе или стакан сока вместо нормального завтрака, я седлала метлу и летела в офис. Там меня ждала гора однообразных и утомительных дел. Я прислуживала Мокриде во время ее брифингов, распечатывала деловую переписку, принимала звонки, бегала за пончиками, варила кофе и еще пыталась сочетать в себе частного программного детектива и телохранителя. То и другое получалось плохо – я не могла толком думать о безопасности фирмы и лично Мокрицы, потому что сама давно была не в безопасности.
   Каждый час на работе был для меня медленно тянувшейся пыткой. А тут еще Флоренс взяла небольшой отпуск, чтобы поухаживать за приболевшей сестрой. И мне не с кем было поделиться своими полубезумными и греховными мыслями.
   Я думала о Доне. Только о нем. Я вспоминала его руки, его губы и едва не падала в обморок от подступавших к горлу рыданий. Из нормальной ведьмы я превратилась в сексуально озабоченную истеричку и, понимая это, ничего не могла с собой поделать. Я ждала конца рабочего дня. Как правило, к концу рабочего дня я выкидывала в мусор очередной букет роз или гербер, присланный деликатным и предельно незаметным сэром Брайаном. Пару раз сэр Брайан пытался встретить меня на выходе из корпорации и поговорить. Я отнекивалась и объясняла свое отнекиванье тем, что очень спешу помогать больной подруге. Сэр Брайан жалобно говорил что-то вроде: «Надеюсь, мы еще увидимся, Юлия», а я лгала, говоря: «Да, конечно». Я опять лгала. Вокруг меня уже выросла целая паутина лжи, и я беспомощно барахталась в этой паутине. Но что значили ложь и правда в контексте наших с Доном встреч?!
   Итак, в шесть вечера я заканчивала работу и, в очередной раз пугнув своим видом сэра Брайана, седлала метлу и летела не домой, а на улицу Коса-дель-Map. Эта улица представляла собой практически непрерывную цепочку ресторанов – дорогих и попроще, кафе, забегаловок и пиццерий. Здесь отдыхали после трудового дня почти все ведьмы Оро. Надеюсь, никто из них не знал меня лично. Впрочем, обо мне уже носились сплетни в определенных ведьмовских кругах. Но и сплетни не могли разрушить ту раковину, в которой я решила укрыться от всего мира. Укрыться и успокоить свое истерзанное сердце, как ни выспренно это звучит.
   У входа в китайский ресторан «Золотоглазый фазан» меня ждал Дон. Когда я видела этого мерзавца, мороз пробегал по коже, а сердце на миг прекращало работать. Дон сидел на открытой веранде «Фазана», курил или читал какую-нибудь книгу; его фигура и облик наверняка вызывали восторг у местных завсегдатаев, и, главное, Дон понимал, что он вызывает этот восторг. Потом он тушил сигарету или захлопывал книгу и, подняв глаза, наблюдал за тем, как я снижаюсь и опускаюсь на площадку перед рестораном.
   – Привет, ведьма, – говорил мне Дон. – Проголодалась?
   Вопрос звучал двусмысленно, и взгляд Дона был таким же – двусмысленным, текучим, ускользающим. Я говорила «да» и мы отправлялись внутрь ресторана. Заказывали утку по-пекински, или баоцзы, или лапшу с тушеными креветками – все равно. Я не чувствовала вкуса пищи и крепости вина, пока смотрела на Дона. А он – о, он наслаждался. Дон оказался настоящим знатоком китайской кухни, он, оказывается, несколько лет прожил в Гонконге. Правда, зачем он там жил, он не сказал, а я не спрашивала. Главным для меня было то, что сейчас Дон со мной, сейчас, в данный отрезок времени, он мой и больше ничей.
   – Сколько у тебя было женщин до меня? – как-то спросила я его.
   – Любимых – не было, остальные не имеют значения. Любимая – ты, – ответил он, и я захлебнулась счастьем.
   Мы ужинали, вышколенные официанты с повадками Джета Ли изящно и улыбчиво обслуживали нас как постоянных клиентов. Дон заказывал себе водку из гаоляна, мне – крепкое персиковое вино, но пьянели мы исключительно оттого, что почти не отрываясь смотрели друг на друга.
   – Как прошел твой день? – неизменно спрашивал Дон.
   Я пожимала плечами:
   – Обычно. Мокрида была, как всегда, капризна и цеплялась ко мне по мелочам. Ты же не хочешь, чтобы я рассказывала тебе, как варю кофе для босса?
   – Уволь от этого, – смеялся Дон. – Тем более что кофе ты варить не умеешь.
   Это заключение Дон вывел тогда, когда я подала ему в постель собственноручно сваренный кофе. Выпить он его выпил, но с тех пор не прекращал надо мной посмеиваться. И я позволяла ему это. Проще сказать, я позволяла ему все.
   А он – он позволял мне любить его.
   – А как ты? – спрашивала его я. – Что у тебя нового?
   – Да вот перечитываю Камю. Ты читала Камю?
   – Когда-то.
   – Перечитай снова. Это не тот писатель, о котором можно забыть.
   – Хорошо, я перечитаю. Дон, скажи: Камю – это все твое занятие на целый день?
   Он улыбался:
   – А почему нет? Я устроил себе каникулы. Впрочем, у меня есть еще одно занятие.
   – Какое?
   – Ждать тебя, девочка.
   – Твоими стараниями вполне сформировавшаяся женщина.
   – Согласен на поправку. Ты допила вино?
   – Да.
   – Полетели?
   – Как скажешь.
   Он расплачивался, оставляя щедрые чаевые восторженному официанту, и, взявшись за руки, мы выходили из ресторана. На площадке нас ждали метлы, мы усаживались на них, как две амазонки, и летели на улицу Сан-Антонио, где в одном из меблированных домов Дон снимал квартиру.
   Эта квартира выглядела спартанской и уютной одновременно. Стены, оклеенные персикового цвета обоями, не украшали ни ковры, ни картины. Лишь в коридоре на стене висели, перекрещиваясь, две старинные рапиры. На кухне и в ванной имелся необходимый минимум предметов и техники; в спальне стояла огромная кровать, застеленная покрывалом из искусственного меха, две прикроватные тумбочки и платяной шкаф. В небольшой гостиной расположился кожаный диван и хрупкий стеклянный столик для кофе. Телевизора Дон не признавал. Впрочем, в спальне еще имелся музыкальный центр. Дон любил старый готический рок, а еще почему-то музыку Китаро, которая с готическим роком совершенно не сочеталась. Под Китаро мы отдыхали после любовных баталий на искусственном меху сумасшедшей кровати, затягивающей меня, как зыбучий песок. Я пристраивалась на плече возлюбленного и молчала.
   – Почему ты молчишь, Юля?
   – Я занята важным делом.
   – А именно?
   – Я слушаю, как бьется твое сердце.
   – Как романтично! Может, заодно послушаешь, как у меня в животе перевариваются китайские пельмени?