Страница:
Наконец обнажилась грудь, но вместо наконечника Копья, который Луи рассчитывал найти под мундиром, он увидел золотой крестик на цепочке. И в этот момент мир вокруг будто взорвался.
Франца спасло то, что он стоял за своим конём. Ядро, выпущенное с вершины ближайшего холма, где только что развернулась французская батарея, упало в канаву, в нескольких шагах. Большую часть осколков отразили стены канавы, но несколько из них прошили тела королевского жеребца и юного де Буагильбера.
«Я ранен, — подумал Луи. — Я падаю».
Жеребец захрипел рядом, а лейтенант упал на холодную землю и на несколько мгновений потерял сознание. Когда же пришёл в себя, то открыл глаза, надеясь увидеть, чем закончилась схватка, ушёл ли австрийский император или всё-таки его удалось остановить. Но ничего не увидел, кроме неба — высокого неба, неясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками.
«Как тихо, спокойно и торжественно, — подумал Луи. — Как же я не видел прежде этого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..» Он пролежал под этим небом то ли минуты, то ли часы. Боль в истерзанном осколками теле то становилась невыносимой, то утихала. А потом Луи услышал голоса. Говорили по-французски — сразу несколько человек приближалось к нему.
— Это наш лейтенант, — сказал близкий и одновременно очень далёкий голос.
Несколько фигур склонились над ним.
— Лейтенанту нужна помощь. Позовите солдат.
Луи почувствовал, как сильные руки поднимают его над землёй. И тут он увидел Наполеона. Тот с безучастным лицом подъезжал к нему на своей серой лошадке. Ещё немного, и Бонапарт остановился над раненным.
— Вы живы, лейтенант? — спросил Император. — Я рад, что вы живы.
Потом лицо его дрогнуло и, наклонившись в седле, Бонапарт задал новый вопрос:
— Где реликвия, лейтенант?
Наверное, не будь Луи столь ослаблен ранением и кровопотерей, он смог бы рассказать Бонапарту, что никогда никакой реликвии не было и нет, что знание Наполеона о Копье основано на предрассудках и лжи, но теперь, устремив свои глаза на Бонапарта, он молчал… Ему так ничтожны показались в эту минуту все интересы, занимавшие Бонапарта, таким мелочным показался сам кумир его со своим мелким тщеславием, — в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, что он не мог отвечать.
Глядя в глаза Наполеону, де Буагильбер думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни и о еще большем ничтожестве смерти, смысла которой никто не мог понять и объяснить из живущих на этом свете.
— Где реликвия? — повторил свой вопрос Наполеон. — Где она?
— Я не знаю, — прошептал Луи де Буагильбер для того только, чтобы этот маленький человек, называющий себя императором, перестал его мучить и ушёл. — У короля Франца… Я не успел…
Лицо Наполеона снова сделалось безучастным. Он выпрямился в седле и, отъезжая, обратился к одному из сопровождавших его офицеров:
— Позаботьтесь о лейтенанте. Пусть его свезут в мой бивуак — доктор Ларрей осмотрит его раны.
Носилки тронулись. При каждом толчке Луи опять чувствовал невыносимую боль, его лихорадочное состояние усилилось, и он начал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем ребёнке и нежность, которую он испытывал в ночь накануне генерального сражения, ничтожная фигура Наполеона и над всем этим высокое небо — составляли основу его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастье в пригороде Марселя снова представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастьем, когда вдруг являлся маленький Наполеон с своим безучастным, ограниченным взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением…
— Так, — сказал Стуколин, потирая кулак. — Сейчас я буду кого-то бить.
Выпятив челюсть, он двинулся через плац к автобусу, из которого выбирались только что прибывшие новички. Лукашевич забеспокоился, выискивая среди десятка офицеров того, кто мог вызвать столь резкое проявление неприязни у Алексея, а когда увидел, то чуть ли не обогнал своего решительного друга.
— Здравствуй, Руслан! — закричал Стуколин, протягивая руку.
Старший лейтенант Рашидов — а это, несомненно, был именно он — инстинктивно потянулся, чтобы ответить на приветствие, и тут же получил сильный прямой удар в переносицу. Не удовлетворившись достигнутым, Стуколин заработал кулаками, пока Рашидов не упал на землю.
— Вы что, очумели тут? — один из новоприбывших схватил Алексея за руку, но тот вырвался.
— Спокойно, — Лукашевич оттёр офицера. — За дело он его бьёт, за дело…
— Я его не бью, — сказал Стуколин, — я его убиваю. Вставай, тварь, — он пнул ворочающегося на земле Рашидова.
Оттираемый Лукашевичем офицер вдруг посветлел лицом.
— Алексей! — позвал он Стуколина. — Друг мой, ты ли это?
Стуколин оглянулся:
— Серёга? Золотарёв? Ты-то откуда здесь?
— От верблюда, — капитан Золотарёв подошёл ближе. — За что ты его? — спросил он, указывая на Рашидова.
— Этот подонок убил нашего однополчанина, — проинформировал Стуколин. — Вот уж не думал, что мне такое счастье подвалит — встретиться с ним один на один.
Сплёвывая кровь и пошатываясь, Рашидов встал. Левый глаз у него быстро заплывал.
— А я ведь и не узнал тебя, Алексей, — сказал он, криво усмехаясь. — Здравия желаю.
— А я тебе нет.
Стуколин вновь размахнулся, но на этот раз Руслан не позволил себя бить. С неожиданной скоростью он уклонился и нанёс свой удар — левой под солнечное сплетение. Стуколин охнул и на несколько секунд потерял дыхание. Лукашевич кинулся было на помощь, но Золотарёв удержал его, схватив за плечи:
— Не все сразу, ребята. Бить вдвоём одного — некрасиво.
— Мать твою, — сказал Стуколин, отдышавшись.
— Давай, давай, — подзуживал Рашидов, он принял боксёрскую стойку и приплясывал от нетерпения. — Покажи, на что ты способен.
Неизвестно, чем закончился бы поединок, но тут прозвучала зычная команда: «Прекратить!», и на плацу появился седобородый капитан первого ранга в сопровождении Громова и двух местных офицеров чином пониже.
— Товарищи офицеры! Строиться! Смирно!
Лётчики построились, и капитан прогулялся вдоль неровной шеренги.
— Так, так, так, — сказал он. — Это твои орлы, подполковник?
— Мои, — признал друзей Константин.
— Не успели прописаться, а уже в драку лезут. Плохо воспитываешь.
— Воспитываю как умею, — отозвался Громов. — Честно говоря, Андрей Андреевич, я и сам приложился бы. Этого урода сюда направили совершенно зря.
Капитан первого ранга остановился рядом с Рашидовым, лицо которого уже успело превратиться в сплошной синяк.
— Я читал его дело, — сообщил Андрей Андреевич присутствующим. — Урод, конечно, изрядный, но и лётчик первоклассный. А выбирать нам не приходится, — он вздохнул. — Покажите старшему лейтенанту, где у нас медчасть, — приказал Андрей Андреевич одному из своих.
Рашидов козырнул и строевым шагом отправился в медчасть.
— Теперь займёмся остальными, — сказал капитан первого ранга. — Итак, товарищи офицеры, меня зовут Андрей Андреевич Шапиро. Я начальник комплекса «Нитка», на котором вам в течение двух ближайших месяцев предстоит пройти ускоренный курс обучения на получение звания офицеров военно-морской авиации. За этот период вы должны будете освоить материальную часть истребителя «Су-33» и научиться управлять им. Для этого у нас созданы все условия. К примеру, мы имеем в своём распоряжении точную копию палубы авианосца типа «Адмирал Кузнецов». Мы научим вас совершать взлёт и посадку, маневрировать рядом с палубой и так далее. К сожалению, у нас будет очень мало времени на вашу боевую подготовку. Тут вы должны рассчитывать прежде всего на свой собственный опыт в этой области — как я понимаю, случайных людей среди вас нет. Особенности боевого применения «Су-33» вы сможете обсудить со старшим инструктором подполковником Тимуром Мерабовичем Барнавели. Вопросы есть?
— Разрешите? — Стуколин шагнул из строя.
— Пожалуйста, — Шапиро благосклонно кивнул.
— Можно закончить начатое?
Шапиро повернулся на каблуках и подошёл к Стуколину. Громов за его спиной показал Алексею кулак.
— Я вижу тут какие-то проблемы личного плана? — спросил Шапиро вроде бы дружелюбно. — Старые счёты? Незабытые обиды? Что ж, я не могу запретить вам лелеять свои обиды — пожалуйста, лелейте сколько угодно. Но при этом имейте в виду, — начальник «Нитки» возвысил голос, — за подготовку каждого из вас заплачено твёрдой валютой, но я и только я буду принимать решение о вашем участии в предстоящей операции. Если я или кто-нибудь из моих офицеров заметит нечто похожее на сегодняшнюю безобразную сцену, можете сразу же собирать вещички. Если говорить конкретно о вашей проблеме, товарищ капитан, — Шапиро снова повернулся к Стуколину, — то знайте: вы — первый кандидат на отчисление, и чтобы быть уверенным в вашей способности контролировать себя, я назначаю вас в постоянную пару со старшим лейтенантом.
— Я отказываюсь, — громко и твёрдо сказал Стуколин.
— Вот как? — Шапиро прищурился. — Тогда попрошу, — он указал на автобус. — Через полчаса будете в Евпатории. Оттуда любым видом транспорта и куда угодно. Есть ещё желающие составить ему компанию?
— Я! — выкрикнул Лукашевич и тоже покинул строй. — Я не могу ручаться, что не надеру Рашидову задницу при первой возможности.
— Замечательно, — Шапиро, казалось, был доволен. — Занимайте места в автобусе согласно купленным билетам. Остальным — добро пожаловать на «Нитку»!
— Подождите, — сказал Громов. — Не стоит совершать необратимых поступков. Если вы позволите, товарищ капитан первого ранга, я берусь убедить своих друзей в ошибочности их поступка.
— Сколько вам потребуется времени на это?
— Десять минут.
— Хорошо, — согласился Шапиро. — Автобус подождёт сколько надо. Остальные свободны до четырнадцати ноль-ноль. Комнаты в офицерском общежитии для вас приготовлены. Устраивайтесь. В четырнадцать ноль-ноль — обед, после него — первое занятие. Честь имею, — козырнув лётчикам, начальник «Нитки» удалился.
— Отойдём, — сказал Громов друзьям.
Под взглядами пилотов они ушли с плаца и заняли деревянную беседку. Стуколин с самым независимым видом похлопал себя по карманам, вытащил пачку «Космоса» и закурил.
— Ну? — спросил Лукашевич у Громова. — О чём ты хочешь с нами поговорить? О дисциплине? Тогда не стоит. Мы прилетели сюда по собственному желанию, а не по приказу Министра обороны или Главкома ВВС, а потому вольны в любой момент отказаться от дальнейшего участия в операции. Свободным пиратам, как ты знаешь, закон не писан.
— Вот вы как заговорили? — Константин даже не пытался скрыть своего раздражения. — Значит, чтим память невинно убиенного Беленкова? А потому пошло всё на фиг, так?
— Чтим, — подтвердил Стуколин, выпуская струю дыма в потолок беседки. — А потому пошло всё на фиг.
— А ты, значит, за солидарность? — Громов посмотрел на Лукашевича.
— О чём ты, Костя? — Лукашевич даже взмахнул руками. — Какая, к чертям, солидарность? Я этого козла замочить хочу не меньше, чем Алексей.
— Высказались? — подвёл черту Громов. — Ну так послушайте меня. Я не буду вас убеждать, что Рашидов взял вдруг и перевоспитался. Я в это не верю, а вы тем более не поверите — не тот человек наш Руслан, чтобы переменить свои убеждения. Но то, что он сегодня на нашей стороне, по-моему, очевидно.
— А мне плевать, на чьей он стороне, — заявил бескомпромиссный Стуколин. — Даже если за него Главком будет хлопотать…
— Вы всё забыли, — резко перебил Громов. — Вы что же, теперь считаете, что тогда в Заполярье была криминальная разборка? Один авторитет наехал на другого авторитета, а пацаны развели друг друга по понятиям? Так вы считаете? Скажите, так?
Лукашевич отвёл глаза.
— Молчите? Тогда скажу я. То была война! И Рашидов воевал за свою родину, как мы воевали за свою. Да, он сбил Беленкова, а Сергей был нашим другом и сослуживцем. Но и ты, капитан Лукашевич, сбивал его друзей и сослуживцев, за что теперь имеешь Звезду. А ты, капитан Стуколин, сбил самого Рашидова и тоже не обделён почестями. В той войне мы победили, но у нас не было и никогда не будет морального права издеваться над побеждёнными.
— О! — сказал Стуколин. — И это говорит самый натуральный подполковник.
— Натуральнее некуда, — огрызнулся Громов. — Ну в общем так, ребята, дело, конечно, ваше, но если вы сейчас из-за своих амбиций вернётесь домой, с этого момента мы незнакомы, и руки я вам больше никогда не подам.
Лукашевич посмотрел на Стуколина. Стуколин посмотрел на Лукашевича.
— Это шантаж, Костя, — сказал Лукашевич. — Нехорошо шантажировать друзей.
— На войне друзей нет! — заявил Громов беспощадно. — Только союзники или враги.
Стуколин затоптал окурок.
— Ладно, — сказал он. — Не бросать же тебя одного в пекло — без нас ты быстро окочуришься.
— А что скажешь ты? — Громов повернулся к Лукашевичу.
Алексей криво усмехнулся.
— Пусть будет по-твоему, — заявил он. — Но только не проси нас, Костя, сидеть с Рашидовым за одним столом и хлебать из одной миски.
— Из одной миски — точно не заставлю, — пообещал Константин. — Мисок у нас хватает…
Легче всех было Константину Громову: ещё в будущность свою «русским витязем», он осваивал «Су-33» и даже совершил несколько учебных посадок на палубу «Адмирала Кузнецова». Остальным приходилось много труднее.
Сначала — изучение материальной части по сверхплотному графику с частыми тестами и контрольными, призванными закрепить усвоенную информацию. «Су-33» был фактически последним истребителем, запущенным в серийное производство ещё при советской власти. Все чертежи, расчёты, спецификации, технологические карты для этого самолёта были подготовлены в те времена, когда денег на авиацию не жалели. Казалось бы, раз всё готово — штампуй не хочу. Но производство даже полностью обкатанной машины оказалось не по финансам новому российскому правительству, и «Су-33» до сих пор выглядели диковинкой, к которой не знали как подступиться даже опытнейшие пилоты.
(На самом деле, аэродинамически «Су-33» мало чем отличается от знаменитого «журавля» — «Су-27». Консоли крыльев сделали складывающимися, чтобы сэкономить место на ангарной палубе и упростить конструкцию самолётоподъёмников; добавили переднее оперение [75] , чтобы увеличить маневренные возможности; усилили шасси, чтобы предотвратить их поломку при ударе о раскачивающуюся палубу; присоединили к хвостовой части фюзеляжа выпускающийся тормозной гак, чтобы было чем цеплять аэрофинишеры — вот и все новшества.
Другое дело — начинка. «Су-33» проектировался как перспективный истребитель, по своим тактико-техническим характеристикам опережающий ближайших конкурентов как минимум на десяток лет. Поэтому на него ставилось самое современное оборудование. «Су-33» оснащён новейшей системой управления вооружением с усовершенствованной импульсно-доплеровской РЛС, обеспечивающей поиск и сопровождение до 10 целей на фоне земли или воды, и оптикоэлектронного локатора, состоящего из теплопеленгатора и лазерного дальномера, скомбинированного с нашлемной системой целеуказания. Последняя позволяет выдавать указания головкам самонаведения ракет и сканирующему устройству оптикоэлектронной станции простым поворотом головы лётчика в сторону цели. Кроме этой во всех смыслах передовой системы, на «Су-33» имеется станция радиоэлектронной разведки «Берёза», через речевой информатор сообщающая пилоту об облучении самолёта радарами противника. Специальная система навигации, напрямую связанная с орбитальной спутниковой группировкой ГЛОНАСС, обеспечивает полёт в любых географических условиях и позволяет осуществить точный выход истребителя к своему кораблю или любому аэродрому. Морально устаревший индикатор с подсветкой на лобовом стекле заменён на многофункциональный жидкокристаллический цветной дисплей, предоставляющий пилоту всю необходимую информацию. Имеется также табло отказов, способное выдавать рекомендации на все случаи жизни.
Эти новшества и предстояло освоить пилотам, проходившим обучение на комплексе «Нитка»).
После того, как материальная часть была изучена и экзамен по этой тематике сдан, офицеры перешли к следующему разделу: «Принципы и порядок функционирования подразделений, обслуживающих авиагруппу тяжёлого авианесущего крейсера проекта 11435». Довольно скоро выяснилось, что эти принципы были позаимствованы у американцев, имеющих, как известно, довольно большой опыт в данной области. Впрочем, имелись и свои особенности. Отсутствие катапульт облегчало процесс подготовки запуска и взлёта, но и накладывало на пилота дополнительную ответственность. Если у американцев командир боевой части мог на любом этапе прервать подготовку к взлёту, то российский пилот, разогнавшись, обязан был взлетать и уже потом, в воздухе, решать возникшие проблемы.
В чём-то имелось и существенное отставание. Российские инженеры не сумели воспроизвести американскую систему оптической посадки FLOLS. В основном, потому, что технология производства линз Фринеля находилась у нас в зачаточном состоянии. В качестве альтернативы была предложена отечественная система «Луна», которая выпускала сразу несколько разноцветных лучей — по их цветовой тональности пилот определял своё положение относительно глиссады. Однако при плохой погоде лучи рассеивались и цвета накладывались друг на друга, а у самой палубы имела место «мёртвая зона», когда лётчик вообще не видел лучей. Недостатки «Луны» были компенсированы дублированием: помимо неё на палубе устанавливали систему визуальной посадки «Глиссада-Н», особенно эффективную ночью, а на самом истребителе нашли место для радиотехнического комплекса «Резистор», способного самостоятельно сажать самолёт.
Параллельно с изучением функций палубных служб пилоты на тренажёрах начали отработку навыков взлёта и посадки. На этом этапе подключился старший инструктор — подполковник Тимур Мерабович Барнавели.
Старший инструктор был из натурализовавшихся в России грузин и относил себя к некоему довольно абстрактному офицерскому братству, для которого не существует стран, гражданств и границ — идеальный кандидат на высокую должность в структуре «Белого орла». Он долгое время служил в нижегородском Центре боевого применения авиации, потом воевал в Чечне, и в конце концов был направлен в Саки.
Оказалось, Барнавели не только собирался преподавать пилотам основы тактики воздушного боя в условиях открытого моря, но и должен был, по плану, принять участие в экспедиции на правах командира авиагруппы. Это сразу расположило к нему всех пилотов, обучающихся на «Нитке», и вскоре он стал восприниматься ими не в качестве ещё одного преподавателя, а как товарищ, который завтра, если понадобится, прикроет тебе спину.
На первых же лекциях Тимура Мерабовича встал вопрос о сопоставимости боевой мощи авиагруппы тяжелого крейсера «Варяг» и американского типового авиакрыла. Большинство офицеров сомневались, смогут ли два десятка «Су-33» стать достойным противником армаде «хорнетов» и «томкэтов». Барнавели подготовился к этому вопросу. Он развесил на доске учебной комнаты таблицы с лётно-техническими характеристиками, несколько диаграмм и начал с того, что напомнил аудитории о заметной задержке в модернизации и перевооружении авиации ВМФ США, связанной с окончанием Холодной войны.
— Не следует думать, товарищи офицеры, — говорил он, — будто бы снижение бюджетных отчислений в военную сферу коснулось только стран Варшавского Договора. Североатлантический Блок находится в том же положении. Из-за этого типовое американское авиакрыло на сегодняшний день укомплектовано устаревшей техникой. Начнём с палубного истребителя F-14 «томкэт». Авиакрыло авианосца «Джон Ф.Кеннеди» оснащено теми же самыми «томкэтами», что взлетали с его палубы двадцать лет назад. Как можно охарактеризовать эти машины? Двумя словами: ле-таю-щие гро-бы. Потолок на два километра ниже нашего «журавля». Практическая дальность — на тысячу километров меньше. Скорость на форсаже — на сто пятьдесят метров в секунду ниже. Достаточно втянуть их в ближний бой на вертикали и всё — вставляйте фитиль по самые гланды!
— А захотят ли они вступить в ближний бой? — спросил Лукашевич. — Помнится, американцы придерживаются тактики дальнего боя.
— А вот это как раз устаревшие сведения, — отвечал Барнавели спокойно. — Американцы — не дураки и прекрасно знают, что дальний бой против сверхманевренных истребителей малоэффективен. Даже рядовой пилот на статически неустойчивой машине легко обманет самую «умную» ракету средней или большой дальности. Поэтому тактика меняется, и мы можем быть уверены почти наверняка, что противник примет ближний бой. Теперь посмотрим, чем вооружены «томкэты». Для боя на средней и малой дистанции истребители, скорее всего, будут загружены ракетами «воздух-воздух» AIM-7 «Спэрроу» с радиолокационным наведением и AIM-9 «Сайдвиндер» с инфракрасным наведением. Довершает арсенал «томкэта» двадцатимиллиметровая пушка М61А1 «Вулкан». Сравниваем характеристики, — Барнавели развернул новую диаграмму. — В середине 70-х годов была разработана и принята на вооружение новейшая модификация ракеты «Спэрроу» — АIM-7M. Однако главный недостаток, характерный для всего семейства ракет «Спэрроу», устранён в этой модификации не был. Кто мне скажет, что это за недостаток?
Руку поднял капитан Сергей Золотарёв:
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Пожалуйста, товарищ капитан.
— Главным недостатком семейства ракет «Спэрроу» является использование полуактивной радиолокационной системы наведения. Эта система требует непрерывной подсветки цели со стороны пилота на первом участке полёта ракеты, и со стороны бортового комплекса наведения — на заключительном участке.
— Совершенно верно, товарищ капитан, — Барнавели благосклонно наклонил голову. — Около десяти секунд после старта вражеский пилот вынужден удерживать вас в рамке прицела, не имея возможности отвлекаться на другие цели, затем вступает в действие бортовой комплекс, который легко подавляется средствами радиоэлектронной борьбы — ракета становится неуправляемой и исчезает в мировом эфире. В отличие от «Спэрроу» наши ракеты средней дальности Р-27ЭР1 снабжены головками самонаведения, позволяющими осуществить на практике принцип «выстрелил и забыл». На начальном участке траектории Р-27 применяется так называемое инерциальное наведение на «математическую» цель с радиокоррекцией её положения и скорости при внезапном манёвре цели. Это самый уязвимый участок. Однако после захвата цели головкой коррекция осуществляется уже самостоятельно.
Теперь поговорим о средствах ближнего боя. Модификация американской ракеты ближнего боя AIM-9M гораздо опаснее предыдущих ракет семейства. В частности, за счёт усовершенствования координатора цели и увеличения мощности рулей заметно улучшена манёвренность «Сайдвиндера». Однако и у этой модификации есть существенные недостатки. Во-первых, головка самонаведения имеет низкую помехозащищённость, вследствие чего частенько не может выделять цели, находящиеся на фоне облаков или земли. Во-вторых, инфракрасные элементы головки нормально функционируют только при хорошей погоде — в дождь или туман применение этих ракет считается проблематичным. В-третьих, наведение ракеты AIM-9M невозможно в принципе, если пуск производится под углом плюс-минус пять градусов от направления на Солнце. По сравнению с «сайдвиндерами» заметно выигрывает наша ракета ближнего боя — Р-73Э. Чем она примечательна? Для этой ракеты совершенно отсутствуют ограничения на режимы полёта и манёвренности самолёта-носителя, она может быть использована для стрельбы на встречных и пересекающихся курсах. Среди других достоинств — высокая манёвренность самой ракеты, высокая помехозащищённость взрывателя, абсолютная автономность, наличие гарантированных всеракурсных зон пуска и так далее, и так далее, и так далее. Ну и кроме того, дальность стрельбы этой ракетой на двенадцать километров больше, чем у «Сайдвиндера».
Подполковник остановился, глядя в пространство над головами слушателей своими большими, пронзительно чёрными глазами — возможно, перед его внутренним взором крутилась сумасшедшая карусель воздушного боя, стартовали с подвесок ракеты, бесформенные осколки прошивали насквозь фюзеляжи изящных летающих машин, превращая в хлам то, что совсем недавно было воплощением смысла и совершенных инженерных решений.
Франца спасло то, что он стоял за своим конём. Ядро, выпущенное с вершины ближайшего холма, где только что развернулась французская батарея, упало в канаву, в нескольких шагах. Большую часть осколков отразили стены канавы, но несколько из них прошили тела королевского жеребца и юного де Буагильбера.
«Я ранен, — подумал Луи. — Я падаю».
Жеребец захрипел рядом, а лейтенант упал на холодную землю и на несколько мгновений потерял сознание. Когда же пришёл в себя, то открыл глаза, надеясь увидеть, чем закончилась схватка, ушёл ли австрийский император или всё-таки его удалось остановить. Но ничего не увидел, кроме неба — высокого неба, неясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками.
«Как тихо, спокойно и торжественно, — подумал Луи. — Как же я не видел прежде этого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..» Он пролежал под этим небом то ли минуты, то ли часы. Боль в истерзанном осколками теле то становилась невыносимой, то утихала. А потом Луи услышал голоса. Говорили по-французски — сразу несколько человек приближалось к нему.
— Это наш лейтенант, — сказал близкий и одновременно очень далёкий голос.
Несколько фигур склонились над ним.
— Лейтенанту нужна помощь. Позовите солдат.
Луи почувствовал, как сильные руки поднимают его над землёй. И тут он увидел Наполеона. Тот с безучастным лицом подъезжал к нему на своей серой лошадке. Ещё немного, и Бонапарт остановился над раненным.
— Вы живы, лейтенант? — спросил Император. — Я рад, что вы живы.
Потом лицо его дрогнуло и, наклонившись в седле, Бонапарт задал новый вопрос:
— Где реликвия, лейтенант?
Наверное, не будь Луи столь ослаблен ранением и кровопотерей, он смог бы рассказать Бонапарту, что никогда никакой реликвии не было и нет, что знание Наполеона о Копье основано на предрассудках и лжи, но теперь, устремив свои глаза на Бонапарта, он молчал… Ему так ничтожны показались в эту минуту все интересы, занимавшие Бонапарта, таким мелочным показался сам кумир его со своим мелким тщеславием, — в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, что он не мог отвечать.
Глядя в глаза Наполеону, де Буагильбер думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни и о еще большем ничтожестве смерти, смысла которой никто не мог понять и объяснить из живущих на этом свете.
— Где реликвия? — повторил свой вопрос Наполеон. — Где она?
— Я не знаю, — прошептал Луи де Буагильбер для того только, чтобы этот маленький человек, называющий себя императором, перестал его мучить и ушёл. — У короля Франца… Я не успел…
Лицо Наполеона снова сделалось безучастным. Он выпрямился в седле и, отъезжая, обратился к одному из сопровождавших его офицеров:
— Позаботьтесь о лейтенанте. Пусть его свезут в мой бивуак — доктор Ларрей осмотрит его раны.
Носилки тронулись. При каждом толчке Луи опять чувствовал невыносимую боль, его лихорадочное состояние усилилось, и он начал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем ребёнке и нежность, которую он испытывал в ночь накануне генерального сражения, ничтожная фигура Наполеона и над всем этим высокое небо — составляли основу его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастье в пригороде Марселя снова представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастьем, когда вдруг являлся маленький Наполеон с своим безучастным, ограниченным взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением…
* * *
(Комплекс «Нитка», Саки, Крым, январь — март 2000 года)— Так, — сказал Стуколин, потирая кулак. — Сейчас я буду кого-то бить.
Выпятив челюсть, он двинулся через плац к автобусу, из которого выбирались только что прибывшие новички. Лукашевич забеспокоился, выискивая среди десятка офицеров того, кто мог вызвать столь резкое проявление неприязни у Алексея, а когда увидел, то чуть ли не обогнал своего решительного друга.
— Здравствуй, Руслан! — закричал Стуколин, протягивая руку.
Старший лейтенант Рашидов — а это, несомненно, был именно он — инстинктивно потянулся, чтобы ответить на приветствие, и тут же получил сильный прямой удар в переносицу. Не удовлетворившись достигнутым, Стуколин заработал кулаками, пока Рашидов не упал на землю.
— Вы что, очумели тут? — один из новоприбывших схватил Алексея за руку, но тот вырвался.
— Спокойно, — Лукашевич оттёр офицера. — За дело он его бьёт, за дело…
— Я его не бью, — сказал Стуколин, — я его убиваю. Вставай, тварь, — он пнул ворочающегося на земле Рашидова.
Оттираемый Лукашевичем офицер вдруг посветлел лицом.
— Алексей! — позвал он Стуколина. — Друг мой, ты ли это?
Стуколин оглянулся:
— Серёга? Золотарёв? Ты-то откуда здесь?
— От верблюда, — капитан Золотарёв подошёл ближе. — За что ты его? — спросил он, указывая на Рашидова.
— Этот подонок убил нашего однополчанина, — проинформировал Стуколин. — Вот уж не думал, что мне такое счастье подвалит — встретиться с ним один на один.
Сплёвывая кровь и пошатываясь, Рашидов встал. Левый глаз у него быстро заплывал.
— А я ведь и не узнал тебя, Алексей, — сказал он, криво усмехаясь. — Здравия желаю.
— А я тебе нет.
Стуколин вновь размахнулся, но на этот раз Руслан не позволил себя бить. С неожиданной скоростью он уклонился и нанёс свой удар — левой под солнечное сплетение. Стуколин охнул и на несколько секунд потерял дыхание. Лукашевич кинулся было на помощь, но Золотарёв удержал его, схватив за плечи:
— Не все сразу, ребята. Бить вдвоём одного — некрасиво.
— Мать твою, — сказал Стуколин, отдышавшись.
— Давай, давай, — подзуживал Рашидов, он принял боксёрскую стойку и приплясывал от нетерпения. — Покажи, на что ты способен.
Неизвестно, чем закончился бы поединок, но тут прозвучала зычная команда: «Прекратить!», и на плацу появился седобородый капитан первого ранга в сопровождении Громова и двух местных офицеров чином пониже.
— Товарищи офицеры! Строиться! Смирно!
Лётчики построились, и капитан прогулялся вдоль неровной шеренги.
— Так, так, так, — сказал он. — Это твои орлы, подполковник?
— Мои, — признал друзей Константин.
— Не успели прописаться, а уже в драку лезут. Плохо воспитываешь.
— Воспитываю как умею, — отозвался Громов. — Честно говоря, Андрей Андреевич, я и сам приложился бы. Этого урода сюда направили совершенно зря.
Капитан первого ранга остановился рядом с Рашидовым, лицо которого уже успело превратиться в сплошной синяк.
— Я читал его дело, — сообщил Андрей Андреевич присутствующим. — Урод, конечно, изрядный, но и лётчик первоклассный. А выбирать нам не приходится, — он вздохнул. — Покажите старшему лейтенанту, где у нас медчасть, — приказал Андрей Андреевич одному из своих.
Рашидов козырнул и строевым шагом отправился в медчасть.
— Теперь займёмся остальными, — сказал капитан первого ранга. — Итак, товарищи офицеры, меня зовут Андрей Андреевич Шапиро. Я начальник комплекса «Нитка», на котором вам в течение двух ближайших месяцев предстоит пройти ускоренный курс обучения на получение звания офицеров военно-морской авиации. За этот период вы должны будете освоить материальную часть истребителя «Су-33» и научиться управлять им. Для этого у нас созданы все условия. К примеру, мы имеем в своём распоряжении точную копию палубы авианосца типа «Адмирал Кузнецов». Мы научим вас совершать взлёт и посадку, маневрировать рядом с палубой и так далее. К сожалению, у нас будет очень мало времени на вашу боевую подготовку. Тут вы должны рассчитывать прежде всего на свой собственный опыт в этой области — как я понимаю, случайных людей среди вас нет. Особенности боевого применения «Су-33» вы сможете обсудить со старшим инструктором подполковником Тимуром Мерабовичем Барнавели. Вопросы есть?
— Разрешите? — Стуколин шагнул из строя.
— Пожалуйста, — Шапиро благосклонно кивнул.
— Можно закончить начатое?
Шапиро повернулся на каблуках и подошёл к Стуколину. Громов за его спиной показал Алексею кулак.
— Я вижу тут какие-то проблемы личного плана? — спросил Шапиро вроде бы дружелюбно. — Старые счёты? Незабытые обиды? Что ж, я не могу запретить вам лелеять свои обиды — пожалуйста, лелейте сколько угодно. Но при этом имейте в виду, — начальник «Нитки» возвысил голос, — за подготовку каждого из вас заплачено твёрдой валютой, но я и только я буду принимать решение о вашем участии в предстоящей операции. Если я или кто-нибудь из моих офицеров заметит нечто похожее на сегодняшнюю безобразную сцену, можете сразу же собирать вещички. Если говорить конкретно о вашей проблеме, товарищ капитан, — Шапиро снова повернулся к Стуколину, — то знайте: вы — первый кандидат на отчисление, и чтобы быть уверенным в вашей способности контролировать себя, я назначаю вас в постоянную пару со старшим лейтенантом.
— Я отказываюсь, — громко и твёрдо сказал Стуколин.
— Вот как? — Шапиро прищурился. — Тогда попрошу, — он указал на автобус. — Через полчаса будете в Евпатории. Оттуда любым видом транспорта и куда угодно. Есть ещё желающие составить ему компанию?
— Я! — выкрикнул Лукашевич и тоже покинул строй. — Я не могу ручаться, что не надеру Рашидову задницу при первой возможности.
— Замечательно, — Шапиро, казалось, был доволен. — Занимайте места в автобусе согласно купленным билетам. Остальным — добро пожаловать на «Нитку»!
— Подождите, — сказал Громов. — Не стоит совершать необратимых поступков. Если вы позволите, товарищ капитан первого ранга, я берусь убедить своих друзей в ошибочности их поступка.
— Сколько вам потребуется времени на это?
— Десять минут.
— Хорошо, — согласился Шапиро. — Автобус подождёт сколько надо. Остальные свободны до четырнадцати ноль-ноль. Комнаты в офицерском общежитии для вас приготовлены. Устраивайтесь. В четырнадцать ноль-ноль — обед, после него — первое занятие. Честь имею, — козырнув лётчикам, начальник «Нитки» удалился.
— Отойдём, — сказал Громов друзьям.
Под взглядами пилотов они ушли с плаца и заняли деревянную беседку. Стуколин с самым независимым видом похлопал себя по карманам, вытащил пачку «Космоса» и закурил.
— Ну? — спросил Лукашевич у Громова. — О чём ты хочешь с нами поговорить? О дисциплине? Тогда не стоит. Мы прилетели сюда по собственному желанию, а не по приказу Министра обороны или Главкома ВВС, а потому вольны в любой момент отказаться от дальнейшего участия в операции. Свободным пиратам, как ты знаешь, закон не писан.
— Вот вы как заговорили? — Константин даже не пытался скрыть своего раздражения. — Значит, чтим память невинно убиенного Беленкова? А потому пошло всё на фиг, так?
— Чтим, — подтвердил Стуколин, выпуская струю дыма в потолок беседки. — А потому пошло всё на фиг.
— А ты, значит, за солидарность? — Громов посмотрел на Лукашевича.
— О чём ты, Костя? — Лукашевич даже взмахнул руками. — Какая, к чертям, солидарность? Я этого козла замочить хочу не меньше, чем Алексей.
— Высказались? — подвёл черту Громов. — Ну так послушайте меня. Я не буду вас убеждать, что Рашидов взял вдруг и перевоспитался. Я в это не верю, а вы тем более не поверите — не тот человек наш Руслан, чтобы переменить свои убеждения. Но то, что он сегодня на нашей стороне, по-моему, очевидно.
— А мне плевать, на чьей он стороне, — заявил бескомпромиссный Стуколин. — Даже если за него Главком будет хлопотать…
— Вы всё забыли, — резко перебил Громов. — Вы что же, теперь считаете, что тогда в Заполярье была криминальная разборка? Один авторитет наехал на другого авторитета, а пацаны развели друг друга по понятиям? Так вы считаете? Скажите, так?
Лукашевич отвёл глаза.
— Молчите? Тогда скажу я. То была война! И Рашидов воевал за свою родину, как мы воевали за свою. Да, он сбил Беленкова, а Сергей был нашим другом и сослуживцем. Но и ты, капитан Лукашевич, сбивал его друзей и сослуживцев, за что теперь имеешь Звезду. А ты, капитан Стуколин, сбил самого Рашидова и тоже не обделён почестями. В той войне мы победили, но у нас не было и никогда не будет морального права издеваться над побеждёнными.
— О! — сказал Стуколин. — И это говорит самый натуральный подполковник.
— Натуральнее некуда, — огрызнулся Громов. — Ну в общем так, ребята, дело, конечно, ваше, но если вы сейчас из-за своих амбиций вернётесь домой, с этого момента мы незнакомы, и руки я вам больше никогда не подам.
Лукашевич посмотрел на Стуколина. Стуколин посмотрел на Лукашевича.
— Это шантаж, Костя, — сказал Лукашевич. — Нехорошо шантажировать друзей.
— На войне друзей нет! — заявил Громов беспощадно. — Только союзники или враги.
Стуколин затоптал окурок.
— Ладно, — сказал он. — Не бросать же тебя одного в пекло — без нас ты быстро окочуришься.
— А что скажешь ты? — Громов повернулся к Лукашевичу.
Алексей криво усмехнулся.
— Пусть будет по-твоему, — заявил он. — Но только не проси нас, Костя, сидеть с Рашидовым за одним столом и хлебать из одной миски.
— Из одной миски — точно не заставлю, — пообещал Константин. — Мисок у нас хватает…
* * *
Учебная программа комплекса «Нитка» была рассчитана на подготовку элиты истребительной авиации, и требования к обучающимся предъявлялись соответствующие.Легче всех было Константину Громову: ещё в будущность свою «русским витязем», он осваивал «Су-33» и даже совершил несколько учебных посадок на палубу «Адмирала Кузнецова». Остальным приходилось много труднее.
Сначала — изучение материальной части по сверхплотному графику с частыми тестами и контрольными, призванными закрепить усвоенную информацию. «Су-33» был фактически последним истребителем, запущенным в серийное производство ещё при советской власти. Все чертежи, расчёты, спецификации, технологические карты для этого самолёта были подготовлены в те времена, когда денег на авиацию не жалели. Казалось бы, раз всё готово — штампуй не хочу. Но производство даже полностью обкатанной машины оказалось не по финансам новому российскому правительству, и «Су-33» до сих пор выглядели диковинкой, к которой не знали как подступиться даже опытнейшие пилоты.
(На самом деле, аэродинамически «Су-33» мало чем отличается от знаменитого «журавля» — «Су-27». Консоли крыльев сделали складывающимися, чтобы сэкономить место на ангарной палубе и упростить конструкцию самолётоподъёмников; добавили переднее оперение [75] , чтобы увеличить маневренные возможности; усилили шасси, чтобы предотвратить их поломку при ударе о раскачивающуюся палубу; присоединили к хвостовой части фюзеляжа выпускающийся тормозной гак, чтобы было чем цеплять аэрофинишеры — вот и все новшества.
Другое дело — начинка. «Су-33» проектировался как перспективный истребитель, по своим тактико-техническим характеристикам опережающий ближайших конкурентов как минимум на десяток лет. Поэтому на него ставилось самое современное оборудование. «Су-33» оснащён новейшей системой управления вооружением с усовершенствованной импульсно-доплеровской РЛС, обеспечивающей поиск и сопровождение до 10 целей на фоне земли или воды, и оптикоэлектронного локатора, состоящего из теплопеленгатора и лазерного дальномера, скомбинированного с нашлемной системой целеуказания. Последняя позволяет выдавать указания головкам самонаведения ракет и сканирующему устройству оптикоэлектронной станции простым поворотом головы лётчика в сторону цели. Кроме этой во всех смыслах передовой системы, на «Су-33» имеется станция радиоэлектронной разведки «Берёза», через речевой информатор сообщающая пилоту об облучении самолёта радарами противника. Специальная система навигации, напрямую связанная с орбитальной спутниковой группировкой ГЛОНАСС, обеспечивает полёт в любых географических условиях и позволяет осуществить точный выход истребителя к своему кораблю или любому аэродрому. Морально устаревший индикатор с подсветкой на лобовом стекле заменён на многофункциональный жидкокристаллический цветной дисплей, предоставляющий пилоту всю необходимую информацию. Имеется также табло отказов, способное выдавать рекомендации на все случаи жизни.
Эти новшества и предстояло освоить пилотам, проходившим обучение на комплексе «Нитка»).
После того, как материальная часть была изучена и экзамен по этой тематике сдан, офицеры перешли к следующему разделу: «Принципы и порядок функционирования подразделений, обслуживающих авиагруппу тяжёлого авианесущего крейсера проекта 11435». Довольно скоро выяснилось, что эти принципы были позаимствованы у американцев, имеющих, как известно, довольно большой опыт в данной области. Впрочем, имелись и свои особенности. Отсутствие катапульт облегчало процесс подготовки запуска и взлёта, но и накладывало на пилота дополнительную ответственность. Если у американцев командир боевой части мог на любом этапе прервать подготовку к взлёту, то российский пилот, разогнавшись, обязан был взлетать и уже потом, в воздухе, решать возникшие проблемы.
В чём-то имелось и существенное отставание. Российские инженеры не сумели воспроизвести американскую систему оптической посадки FLOLS. В основном, потому, что технология производства линз Фринеля находилась у нас в зачаточном состоянии. В качестве альтернативы была предложена отечественная система «Луна», которая выпускала сразу несколько разноцветных лучей — по их цветовой тональности пилот определял своё положение относительно глиссады. Однако при плохой погоде лучи рассеивались и цвета накладывались друг на друга, а у самой палубы имела место «мёртвая зона», когда лётчик вообще не видел лучей. Недостатки «Луны» были компенсированы дублированием: помимо неё на палубе устанавливали систему визуальной посадки «Глиссада-Н», особенно эффективную ночью, а на самом истребителе нашли место для радиотехнического комплекса «Резистор», способного самостоятельно сажать самолёт.
Параллельно с изучением функций палубных служб пилоты на тренажёрах начали отработку навыков взлёта и посадки. На этом этапе подключился старший инструктор — подполковник Тимур Мерабович Барнавели.
Старший инструктор был из натурализовавшихся в России грузин и относил себя к некоему довольно абстрактному офицерскому братству, для которого не существует стран, гражданств и границ — идеальный кандидат на высокую должность в структуре «Белого орла». Он долгое время служил в нижегородском Центре боевого применения авиации, потом воевал в Чечне, и в конце концов был направлен в Саки.
Оказалось, Барнавели не только собирался преподавать пилотам основы тактики воздушного боя в условиях открытого моря, но и должен был, по плану, принять участие в экспедиции на правах командира авиагруппы. Это сразу расположило к нему всех пилотов, обучающихся на «Нитке», и вскоре он стал восприниматься ими не в качестве ещё одного преподавателя, а как товарищ, который завтра, если понадобится, прикроет тебе спину.
На первых же лекциях Тимура Мерабовича встал вопрос о сопоставимости боевой мощи авиагруппы тяжелого крейсера «Варяг» и американского типового авиакрыла. Большинство офицеров сомневались, смогут ли два десятка «Су-33» стать достойным противником армаде «хорнетов» и «томкэтов». Барнавели подготовился к этому вопросу. Он развесил на доске учебной комнаты таблицы с лётно-техническими характеристиками, несколько диаграмм и начал с того, что напомнил аудитории о заметной задержке в модернизации и перевооружении авиации ВМФ США, связанной с окончанием Холодной войны.
— Не следует думать, товарищи офицеры, — говорил он, — будто бы снижение бюджетных отчислений в военную сферу коснулось только стран Варшавского Договора. Североатлантический Блок находится в том же положении. Из-за этого типовое американское авиакрыло на сегодняшний день укомплектовано устаревшей техникой. Начнём с палубного истребителя F-14 «томкэт». Авиакрыло авианосца «Джон Ф.Кеннеди» оснащено теми же самыми «томкэтами», что взлетали с его палубы двадцать лет назад. Как можно охарактеризовать эти машины? Двумя словами: ле-таю-щие гро-бы. Потолок на два километра ниже нашего «журавля». Практическая дальность — на тысячу километров меньше. Скорость на форсаже — на сто пятьдесят метров в секунду ниже. Достаточно втянуть их в ближний бой на вертикали и всё — вставляйте фитиль по самые гланды!
— А захотят ли они вступить в ближний бой? — спросил Лукашевич. — Помнится, американцы придерживаются тактики дальнего боя.
— А вот это как раз устаревшие сведения, — отвечал Барнавели спокойно. — Американцы — не дураки и прекрасно знают, что дальний бой против сверхманевренных истребителей малоэффективен. Даже рядовой пилот на статически неустойчивой машине легко обманет самую «умную» ракету средней или большой дальности. Поэтому тактика меняется, и мы можем быть уверены почти наверняка, что противник примет ближний бой. Теперь посмотрим, чем вооружены «томкэты». Для боя на средней и малой дистанции истребители, скорее всего, будут загружены ракетами «воздух-воздух» AIM-7 «Спэрроу» с радиолокационным наведением и AIM-9 «Сайдвиндер» с инфракрасным наведением. Довершает арсенал «томкэта» двадцатимиллиметровая пушка М61А1 «Вулкан». Сравниваем характеристики, — Барнавели развернул новую диаграмму. — В середине 70-х годов была разработана и принята на вооружение новейшая модификация ракеты «Спэрроу» — АIM-7M. Однако главный недостаток, характерный для всего семейства ракет «Спэрроу», устранён в этой модификации не был. Кто мне скажет, что это за недостаток?
Руку поднял капитан Сергей Золотарёв:
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Пожалуйста, товарищ капитан.
— Главным недостатком семейства ракет «Спэрроу» является использование полуактивной радиолокационной системы наведения. Эта система требует непрерывной подсветки цели со стороны пилота на первом участке полёта ракеты, и со стороны бортового комплекса наведения — на заключительном участке.
— Совершенно верно, товарищ капитан, — Барнавели благосклонно наклонил голову. — Около десяти секунд после старта вражеский пилот вынужден удерживать вас в рамке прицела, не имея возможности отвлекаться на другие цели, затем вступает в действие бортовой комплекс, который легко подавляется средствами радиоэлектронной борьбы — ракета становится неуправляемой и исчезает в мировом эфире. В отличие от «Спэрроу» наши ракеты средней дальности Р-27ЭР1 снабжены головками самонаведения, позволяющими осуществить на практике принцип «выстрелил и забыл». На начальном участке траектории Р-27 применяется так называемое инерциальное наведение на «математическую» цель с радиокоррекцией её положения и скорости при внезапном манёвре цели. Это самый уязвимый участок. Однако после захвата цели головкой коррекция осуществляется уже самостоятельно.
Теперь поговорим о средствах ближнего боя. Модификация американской ракеты ближнего боя AIM-9M гораздо опаснее предыдущих ракет семейства. В частности, за счёт усовершенствования координатора цели и увеличения мощности рулей заметно улучшена манёвренность «Сайдвиндера». Однако и у этой модификации есть существенные недостатки. Во-первых, головка самонаведения имеет низкую помехозащищённость, вследствие чего частенько не может выделять цели, находящиеся на фоне облаков или земли. Во-вторых, инфракрасные элементы головки нормально функционируют только при хорошей погоде — в дождь или туман применение этих ракет считается проблематичным. В-третьих, наведение ракеты AIM-9M невозможно в принципе, если пуск производится под углом плюс-минус пять градусов от направления на Солнце. По сравнению с «сайдвиндерами» заметно выигрывает наша ракета ближнего боя — Р-73Э. Чем она примечательна? Для этой ракеты совершенно отсутствуют ограничения на режимы полёта и манёвренности самолёта-носителя, она может быть использована для стрельбы на встречных и пересекающихся курсах. Среди других достоинств — высокая манёвренность самой ракеты, высокая помехозащищённость взрывателя, абсолютная автономность, наличие гарантированных всеракурсных зон пуска и так далее, и так далее, и так далее. Ну и кроме того, дальность стрельбы этой ракетой на двенадцать километров больше, чем у «Сайдвиндера».
Подполковник остановился, глядя в пространство над головами слушателей своими большими, пронзительно чёрными глазами — возможно, перед его внутренним взором крутилась сумасшедшая карусель воздушного боя, стартовали с подвесок ракеты, бесформенные осколки прошивали насквозь фюзеляжи изящных летающих машин, превращая в хлам то, что совсем недавно было воплощением смысла и совершенных инженерных решений.