— Извини, конечно, Игорь, но я думал, что «орудия шамана» выглядят несколько по-другому. Парнишка пожал плечами:
— У прадеда они выглядели по-другому. В двадцать втором пришла экспедиция. Ее начальник попросил прадеда покамлать, вот как вы. Посмотрел, послушал, а потом велел чекисту (с ними в экспедиции чекист был) все орудия у прадеда реквизировать. Прадед воспротивился, конечно, и они его расстреляли. Как врага народа. Сумка — всё, что осталось. Но сила шамана не в орудиях — сила в нем самом. И даже после смерти эта сила остается. Те из экспедиции тоже думали, что главное — это побрякушки, а когда их потом в Москве расстреливать начали, никак понять не могли, почему их расстреливают и за что.
Парнишка рассказывал мне эту страшноватую историю таким спокойным, скучающим голосом, что у меня волосы зашевелились на затылке.
— А откуда ты всё это знаешь? — спросил я.
— Дед рассказывал…
Тем временем Черников-старший разложил на коврике свои орудия и приступил к действу.
— Подойдем ближе, — предложил Игорь. Мы так и поступили. Внезапно Черников-старший вскочил на ноги. В правой руке он держал погремушку и смотрел прямо на восток. Взмах руки, тихий и сухой треск погремушки. Протяжный крик, потом — речитатив на высокой тональности. Как я уже говорил, саамского не знаю, а потому обратился к Игорю за переводом:
— Что происходит? Что он говорит?
— Это подготовка к путешествию, — сообщил парнишка. — Дед заручается поддержкой сил мировых направлений, чтобы они помогли ему.
— Понятно, — сказал я, хотя, если честно, ничего не понял.
Раскачиваясь на широко расставленных ногах, словно пьяный (а может быть, и будучи пьяным?), шаман выкрикивал непонятные фразы и ожесточенно тряс погремушкой. Потом он сменил положение, повернувшись лицом к югу. Перебрав основные направления: четыре стороны света, верх и низ, он совершил довольно странный танец: три оборота вокруг собственной оси, пауза, наклон назад, наклон вперед; погремушка то взлетает вверх, то опускается резко вниз. Наконец Черников-старший остановился и сел в прежнюю позу. Полез за пазуху, извлек полиэтиленовый пакетик и, отложив погремушку, высыпал из него в алюминиевую тарелку, стоящую на коврике, какую-то сушеную травку. В полной тишине он достал из кармана ватника спичечный коробок и подпалил сбор. Травка затлела, распространяя неожиданно густой и пахучий дым.
— Началось, — шепнул мне Игорь. — Смотрите внимательно.
— А ты не забывай переводить.
Черников-старший схватил газету и стал размахивать ею, как веером, над миской с тлеющей травой, направляя дым на себя. Возвратно-поступательные движения, которые шаман совершал правой рукой с зажатой в ней газетой, были осмысленны: дым то окутывал голову Черникова-старшего, то струился, обтекая его по бокам на уровне груди.
— Он очищает себя, — проинформировал меня Игорь. — Еще немного, и он отправится в путешествие,
И действительно, стоило парнишке произнести эти слова, как его дед с хриплым вскриком отбросил газету, схватил барабан и камлание началось. Шаман двигался кругами, в центре которых находился коврик с «орудиями», ноги его выбивали на сухой земле чечетку, а над головой мелькал барабан. Время от времени Черников-старший ударял в него кулаком, задавая ритм: сначала — медленный, затем — всё более ускоряющийся. Продолжалось это минут двадцать, и я успел заскучать. Зрелище, которое иные комментаторы любят описывать как «завораживающее», на меня произвело скорее гнетущее впечатление: вот с ума сходит человек, а толку?..
Танец оборвался внезапно. Черников-старший рухнул там, где остановился, растянулся на земле и, уставившись незрячими глазами в небо, быстро-быстро заговорил. Игорь тут же включился, и я услышал следующее:
— Вижу озеро… Вижу город на берегу… Большой… Красивый… Дома из камня… Вижу дорогу… На дороге — повозки… Их тянут за собой большие лохматые животные… Рыжие… Рыжие… Цвет шерсти — рыжий… И бивни… Большие бивни… Вижу людей… Они управляют этими животными… Они одеты… одеты в шерсть и кожу… На повозках — бочки с рыбой… Повозки везут рыбу в город…
На несколько секунд Черников-старший замолчал, и мы, обеспокоенно переглянувшись, подошли ближе. Тело лежащего на земле шамана выгнулось, на лице застыла страдальческая гримаса,
— …Небо темнеет…— вновь забормотал он. — Это летит Куйва… враг саами… я вижу его… я вижу его… он — черный демон… его взгляд сжигает… даже боги боятся его… Я вижу, как Куйва приближается… Ветер и рев… Люди на дороге… кричат… разбегаются… На дороге — пламя… горят повозки… горят животные… они бегут… бегут и горят…
Черникова-старшего трясло крупной дрожью, но он продолжал говорить:
— …Люди боятся Куйву… но старый нойд знает… нойд знает, как изгнать Куйву… Я вижу старого нойда… он проводит обряд… он обращается к Айеке [33]… Айеке… Айеке… Айеке бросает вызов черному демону… Я вижу… полыхает небо… гремит гром, и сверкают молнии… Айеке и Куйва бьются насмерть… Я вижу их крылатые тени… Ночь сменяет день… день сменяет ночь… Айеке и Куйва продолжают битву… Я вижу… на город сыплется зола… люди бегут… рыжие животные бегут… Но Куйва ослабел… он не может драться… Айеке наносит еще один удар… Я вижу… Куйва падает… он падает… падает… падает…
Шаман затих.
— Это всё? — спросил я по прошествии пяти минут, которые мы с Игорем провели в полном молчании, наблюдая за успокоившимся и словно заснувшим Черниковым.
Игорь пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Может быть, всё… Наверное, всё.
— Не густо, — сказал я разочарованно. — И что-то мне эта легенда напоминает…
Парнишка с искренним недоумением воззрился на меня:
— Какая легенда?
— Ту, что рассказал нам сейчас твой дед.
— Это не легенда, — обиделся Игорь. — Он видел то, что происходило когда-то на самом деле.
— Ну-ну, — я не стал спорить, хотя уже твердо решил, что потратил четыре бутылки водки зря: устроенное на моих глазах низкопробное шоу таких затрат не стоило.
Поскольку мы стояли очень близко к «спящему» шаману, а делать было совершенно нечего, я принялся изучать разложенные на коврике «орудия». Подобрал газету, с помощью которой Черников-старший окуривал самого себя. Развернул. Это оказался старый номер газеты «На страже Родины» — пожелтевший, мятый, а кое-где надорванный. В глаза мне бросилась фотография — улыбающееся лицо, скрытое до половины защитными очками летного шлема.
И тут шаман снова вскочил на ноги. Он сделал это так быстро и пружинисто, что я не успел отреагировать, и через секунду Черников-старший стоял вплотную ко мне и держал меня грязными толстыми пальцами за отвороты куртки.
— Ты! — произнес он громко и вполне по-русски, дыхнув мне в лицо перегаром. — Я видел тебя…
Я посмотрел шаману в глаза и содрогнулся. Такой взгляд сымитировать попросту невозможно — остановившийся, темный, нечеловеческий взгляд.
— Ты… ты… — шаман затрясся и выпустил меня. — Ты… Айеке…— наконец выговорил он.
После этого Черников-старший отступил и вдруг медленно опустился на колени. Склонил голову. И замолчал.
Игорь ухватил меня за рукав.
— Идемте, идемте, — позвал он. — Теперь нужно уходить.
— Но почему? — воспротивился я, мне казалось, что начинается самое интересное.
Но парнишка был непреклонен.
— Нужно уходить, — настаивал он и уже тащил меня вдоль берега к поселку, а я оглядывался на ходу, пытаясь разглядеть, что же такое будет вытворять шаман, чего мне не положено видеть.
Черников-старший оставался в той же позе, и никаких признаков того, что он сейчас снова «пустится в пляс», я не заметил.
Когда мы отошли достаточно далеко, Игорь остановился, внимательно посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
— У вас сигаретки не найдется? Я развел руками:
— Не курю. Да и ты молод еще для этого. Парнишка вздохнул и отвернулся.
— Скажи-ка, Игорь, — обратился я к нему, — а что твой дед имел в виду, когда говорил, что видел меня… э-э-э… там… и называл меня Айеке?
— Не вас он там видел, — отозвался парнишка. — Айеке — бог, а какой из вас бог? Я приосанился:
— Ну, в некотором смысле все люди — боги. Игорь покивал с отстраненным видом.
— Вы не Айеке, — поставил он меня в известность, — скажем так, вы его частица. Вы верите в силу неба, а значит, Айеке — ваш бог.
— Но я не верю ни в какого Айеке, — возразил я. — Или я тебя неправильно понял?
— Вы верите, — сказал парнишка очень серьезно. — Нет людей без веры. Они могут ничего —не знать о своей вере, но это ничего не значит. Всё равно все их желания, чувства, поступки опираются на эту веру. Ваша вера — небо. И где бы вы ни были, что бы вы ни делали, эта вера сопровождает вас и управляет вами.
— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, моя вера — небо. Но если ты так здорово разбираешься в этих делах, может быть, ты скажешь, почему боги, в которых мы веруем, столь жестоки к нам, людям?
Признаться, этим вопросом я рассчитывал загнать Игоря в тупик. Ну в самом деле, откуда четырнадцатилетнему подростку знать ответ на вопрос, которым на протяжении пары тысяч лет задаются мудрейшие из мудрейших, философы и теологи. Но парнишка не смутился:
— А кто вам сказал, что те боги, в которых вы веруете, существуют на самом деле? Я поперхнулся:
— А кто тебе сказал, что Айеке существует на самом деле?
— Дед сказал. Он видел Айеке своими глазами, а значит, Айеке существует на самом деле. Я всплеснул руками:
— Не понимаю!
— Боги, которых вы обвиняете в своих бедах, выдуманы людьми. Люди вообще склонны обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя — вот и придумывают жестоких богов. Русским лучше — они на распутье, а потому ближе к истинным богам.
Я ошалел.
— На каком распутье?..
— А вы этого не видите? Всё, что происходит сейчас — это распутье. Общей веры нет, есть много маленьких вер — тех, что создаются душой, а не помутненным от страха разумом. У русских есть выбор. А это всегда хорошо, когда есть выбор…
— Ну, мальчик, быть тебе академиком, — подытожил я.
На этом наша беседа завершилась. Минул еще один день, и в поселок снова прибыл вертолет.
— Как успехи? — полюбопытствовали вертолетчики.
Я пожаловался на горькую судьбу, которая разлучила меня с экспедицией.
— Хоть у Черникова побывал? — спросил командир экипажа.
— Откуда вы знаете?..
Вертолетчики зашлись от смеха.
— Да у него все уже побывали. Пользуется популярностью, что твоя Шарон Стоун. Потому и не просыхает — «горючим» всегда снабдят.
— А что, Черников тебе подарка не сделал? — поинтересовался командир экипажа.
— Какого подарка? — удивился я. Командир с понимающей улыбкой подмигнул:
— Не хочешь показывать? Ну-ну. Мы-то знаем, что он всем подарки дарит, и каждый со смыслом, потому не все и показывают.
Я пожал плечами. И только по прибытии на базу, разбирая рюкзак, обнаружил, что вертолетчик был прав: Черников никого не отпускает без подарка — сделал он подарок и мне. В одном из карманов рюкзака лежал маленький бумажный сверток. Внутри свертка я нашел рукотворную поделку. Это была вырезанная из кости мамонта, грубая, но вполне узнаваемая модель истребителя «МиГ-23»…
Лариса вздохнула восхищенно:
— Как хорошо вы рассказываете, Константин Кириллович.
— Да, забавная теория, — согласился Гена. — Многое объясняющая.
— Бред, — высказался Рашидов; говорил он медленно, с некоторым трудом. — Фантазии чокнутого патриота, — но было видно, что и его рассказ Громова задел за живое.
— Что ж, — Громов пожал плечами. — Это твое мнение.
— Вера, вера, — забормотал Рашидов. — Да, трепать языком по поводу веры вы мастера. А вот на деле…
— А что «на деле»?
— Способен ты делом свою веру отстоять? В честном поединке?
— Не понял, — протянул Громов, хотя уже начал понимать.
— Я вызываю тебя на поединок! — заявил Рашидов, сверкая глазами. — Я хочу испытать твою веру. Поединок. Моя вера против твоей.
— Задело, значит?
— Молчи и слушай. Нам нужны два ножа. Хороших ножа. Длинных и остро заточенных. Когда этот мальчишка их подготовит, я выберу нож себе, а ты возьмешь оставшийся. Готов ты к такому? Или твоя вера не допускает поединков равных по силе противников? Только на «биче» с полной боевой против «духов» с огнестрельными пукалками?
— Почему же? — медленно произнес Громов. — Очень даже допускает. Я принимаю твой вызов.
— Да вы все с ума посходили! — крикнула Лариса.
— Будьте благоразумны, девушка, — сказал Рашидов, осклабившись. — Кто-нибудь из нас двоих выживет, в ином случае умрут многие…
— Гена, — обратился Громов к будущему синоптику, — ты слышал, о чем просил Руслан? Нам нужно два ножа — с крепкими рукоятками, одинаковой длины и остро заточенных. Сделаешь?
Гена потрясенно кивнул. Такого оборота событий он совсем не ожидал, а потому глаза у него были совершенно круглые.
— В таком случае делай.
Двигаясь, словно сомнамбула, Гена выдвинул ящик с инструментами и принялся в нем копаться. А Громов встал и наклонился к Рашидову.
— Интересная деталь, — сказал он, глядя Руслану в глаза. — Вы, поклонники агрессивных монотеистических религий, очень любите шантажировать своих противников гибелью многих людей — к чему бы это?
Он хотел уязвить Руслана, но тот оказался неуязвим.
— А вы — нападать вдвоем на одного, — отвечал Рашидов. — Эй ты, сопляк, пошевеливайся! — поторопил он Гену с веселым бешенством. — Грядет великая война за веру, и мы на острие этой войны…
Глава одиннадцатая. ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ.
«Еще один, — неприязненно подумал Роберт; теперь его напугать было трудно. — Видно, рэкет — это русская национальная игра. Или вид спорта».
Потенциальный вымогатель обошел «Волгу» и постучал в окошко со стороны водителя. Водитель посмотрел на Фоули, вздохнул и опустил стекло. После чего сразу полез за правами и документами на машину, которые держал в «бардачке». Однако документы не понадобились.
— Старший лейтенант Баконин, — представился человек в шинели. — Вы нас до Шевченко не подбросите?
На лице водителя такси отразилось столь явное облегчение, чуть ли не радость, что Фоули едва сдержал смех. Как он понимал этого таксиста!
— Садитесь, — предложил водитель, перегибаясь через свое кресло и открывая замки на задних дверцах.
Старший лейтенант Баконин снова обошел машины, поманил кого-то рукой, и в результате в салон «Волги» забралось сразу трое: он сам и две девушки в шубах. В такси сразу стало тесно и душно,
Фоули вспомнил карту Мурманска и сообразил, что улица Шевченко — это где-то далеко на юге города, а значит, он выйдет много раньше. Поскольку в пределах видимости находился представитель российских правоохранительных органов, Фоули решил лишний раз подстраховаться и покинуть машину на два квартала позже, чем нужно. Старший лейтенант Баконин, зажатый своими дамами, завел тем временем разговор с водителем.
— Как работается? — спрашивал он. — Как баранка вертится?
Фоули, который все-таки очень слабо разбирался в русской фразеологии и в русском жаргоне, так и не понял, при чем здесь изделие из теста в виде тора и почему это изделие должно вертеться.
— Тяжеловато, — отвечал водитель со вздохом. — Но зимой всегда тяжело. На этом гололеде не раскатаешься.
— Да, аварий в этом году хоть отбавляй, — признал старший лейтенант. — А всё почему? Дорожным службам финансирование срезают, а они ничего и сделать не могут. Нам вон тоже с кризиса зарплату не повышали.
«А вам зарплата и не нужна, — подумал Фоули, вспомнив давешнего милицейского вымогателя. — По сто долларов за пять минут».
— Высадите меня здесь, пожалуйста, — выдал он заранее подготовленную фразу.
— Пожалуйста, — безразлично сказал водитель, выруливая к обочине. — С вас сорок рублей.
Роберт полез за бумажником и извлек из пачки сторублевую купюру:
— Вот. Извините, но мелочи нет.
— Не нужна нам мелочь. Сдача всегда найдется.
Он снова полез в «бардачок» и отсчитал Роберту шесть сильно мятых десяток.
— Спасибо, — поблагодарил Фоули и выбрался из машины.
Отойти далеко ему не дали,
— А ну стой! — раздался преисполненный возмущения окрик.
Роберт сразу понял, что оглядываться нельзя, нужно бежать и, может быть, удастся уйти, но рефлексы победили, он приостановился и обернулся. В желтой «Волге» распахнулась дверца — та, рядом с которой сидел старший лейтенант Баконин. На асфальт улицы спрыгнул сам лейтенант.
— Стоять! — рявкнул он и набросился на Фоули так, что едва не сбил последнего с ног.
На запястьях Роберта защелкнулись наручники.
— Я американский гражданин, — залепетал тот. — Вы не имеете права. Я не нарушал ваших законов.
— Разберемся, — сурово ответствовал старший лейтенант; он подтолкнул Фоули к стоявшему у обочины автомобилю.
— В чем меня обвиняют? — спросил американский разведчик, вернувшись в кресло, которое только что покинул.
— Вы видели, видели? — словно не замечая Роберта, вопрошал водитель у расположившихся на заднем сиденье девиц. — Эта гнида мне фальшивую сторублевку сунул и еще сдачу забрал, вы видели?
Девицы подтверждали, что видели.
— Вот и отлично, — сказал старший инспектор. — Сейчас составим протокольчик — ив отделение. И понятых искать не нужно. Ведь вы будете понятыми, девушки?
Девицы выразили готовность помочь родной милиции.
— Я эти деньги получил в обменном пункте гостиницы «Арктика», — попытался оправдаться Фоули. — У меня в бумажнике есть справка.
Ему действительно вместе с рублями выдали зеленого цвета справку с печатью отделения Сбербанка России, в которой было сказано, что гражданину США Роберту Фоули в обмен на пятьсот долларов выдано двенадцать тысяч рублей. Эту справку Фоули по получении денег не выкинул, как делают большинство иностранцев, а бережно припрятал. На такой вот случай.
— Да, — спохватился старший лейтенант, — в самом деле. Товарищ водитель, посмотрите, что там у него в карманах. А вы, — обратился он к понятым, — внимательно наблюдайте за происходящим. Чтобы не было потом вопросов.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — откликнулся водитель с непонятным Роберту весельем.
Он полез к Фоули в карманы и довольно умело обыскал их. Достал бумажник, паспорт, справку.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал старший лейтенант; он зашелестел бумажками. — Ага. Эти рубли тоже поддельные. Да и справка липовая. Итак, господин Фоули, вы обвиняетесь в подделке и распространении фальшивых денежных знаков с целью подрыва национальной экономики Российской федерации. Статья 186, пункт первый Уголовного кодекса. Наказывается лишением свободы на срок от пяти до восьми лет с конфискацией имущества.
— Я не гражданин Российской Федерации! — закричал Роберт; от волнения его акцент резко усилился. — Я требую встречи с американским консулом! Я отказываюсь давать показания до встречи с консулом!
— Заголосила пташка, — удовлетворенно констатировал старший лейтенант, — Слушай, Фоули, а может, ты — шпион? И специально прислан разрушать экономику России?
Роберт покрылся холодным потом. Всё это напоминало кошмарный сон, но самое ужасное в этом кошмаре было то, что он происходил на самом деле.
Около получаса ушло на составление протоколов. Высунув язык от усердия, старший лейтенант заполнил протокол задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, потом — протокол обыска этого лица, затем — показания понятых, присутствовавших при обыске, Фоули не раз в своей жизни наблюдал, как работает полиция его родного штата, но не подозревал, что они заполняют вручную такое количество бумаг. Хотя это же отсталая Россия — откуда местным копам знать о существовании компьютеров и «Интернета»?
— Свободны, девочки, — сказал Баконин, заполнив бланки показаний понятых и дав девушкам дважды расписаться на них.
Те беспрекословно покинули стоящую на обочине «Волгу». Довольно потирая руки, старший лейтенант спрятал протоколы в папку.
— Ну что, господин Фоули, — обратился он к Роберту, — поедем в отделение или с миром разойдемся?
Тот милиционер-вымогатель на перекрестке сказал как-то по-другому, что-то про мир, но фраза сама по себе была настолько характерна, что Роберта наконец осенило.
«Да ведь это обыкновенные жулики! — сообразил он. — Мошенники! Все они — одна шайка: и этот таксист, и эти девушки, и этот псевдокоп. У нас таких тоже хватает. Но здесь — примитив, грубая работа. И как я мог попасться к ним на удочку?»
— У меня есть доллары, — сообщил Роберт, оживившись. — В гостинице. Настоящие доллары. Хотите, я дам вам тысячу долларов? Или, может быть, пять тысяч долларов вас устроят?
Водитель и старший лейтенант переглянулись. На лице водителя расцветала улыбка.
— Дурашка, — сказал он ласково, — ты так ничего и не понял? Нам не нужны доллары — нам нужен ты!
— Смотрите, старший лейтенант, — сказала Зоя, — много будете знать, скоро…
— Состарюсь, — закончил за нее Алексей. — Не до шуток, Зоя, действительно, куда мы направляемся?
— К людям, которые знают, что нужно делать.
— Замечательно. И кто эти люди?
— Увидите.
Они сели на самый обычный рейсовый автобус, перевозящий работяг и военнослужащих из порта в город. Ехали долго. Движок автобуса завывал, в салоне было холодно, и все пропахло выхлопными газами. На редких остановках внутрь заходили раскрасневшиеся на морозе моряки. Всю дорогу Зоя молчала, и разговорить ее Лукашевичу не удалось. Она только отмахивалась, глядя прямо перед собой и иногда начиная шевелить губами. Лукашевич попытался припомнить, что он слышал о Зое от Громова. Константин называл ее специалистом по оружию и… что-то еще? Нет, вроде бы больше ничего. Напрашивается ряд вопросов. Что специалист по оружию делал на сторожевике Коломейцева? Кем был атакован сторожевик? Связано ли это с присутствием Зои на борту или нет? Какую роль играла Зоя в исторической комиссии, с визита которой в часть 461-13 «бис» началась операция «Испаньола»? И какую роль она играет теперь?..
Слишком много вопросов, на которые Алексей хотел бы получить ответы, но Зоя молчала и разговорить ее было, судя по всему, невозможно.
Наконец автобус затормозил у очередной остановки, Зоя встала и жестом пригласила Лукашевича следовать за собой. Они вышли на мороз, и Алексей непроизвольно поежился. Его слегка знобило, но он старался этого не показывать.
Район Мурманска, в котором они оказались, был Лукашевичу незнаком. Тускло светили фонари. У подъезда приземистого трехэтажного здания, к которому направилась Зоя, намело снега по колено, и Лукашевич предупредительно сунулся вперед. Впрочем, провешивать путь для Зои ему не пришлось: в сугробах были протоптаны тропки.
По деревянной скрипучей лестнице (в Мурманске довольно много домов с деревянными лестницами) Алексей и Зоя поднялись на третий этаж. На одной из дверей Лукашевич увидел надпись:
«МУРМАНСКОЕ ОБЩЕСТВО ВЕТЕРАНОВ (СЕКРЕТАРИАТ)».
Зоя остановилась именно у этой двери и, не мешкая, нажала кнопку звонка. Почти сразу щелкнул электрический замок и дверь приоткрылась.
— Проходите, старший лейтенант, — пригласила Зоя.
Лукашевич переступил порог,
С первого взгляда становилось ясно: ветераны устроились неплохо — помещение, открывшееся за дверью, было довольно просторным, на полу лежал ковер с замысловатым рисунком; вдоль стены стоял шкаф, плотно набитый книгами, у окна массивный стол из хорошего дерева, на столе — компьютер, сканер, принтер. За столом сидел массивный бородатый мужик, которого Лукашевич почти сразу опознал. Это был один из членов исторической комиссии — тот самый, который заступился когда-то за «МиГ-23» Лукашевича, обозванный Зоей «летающим бронетранспортером». На мужике были белый шерстяной свитер и выцветшие джинсы; на нос бородач водрузил очки в роговой оправе и, щурясь сквозь них, смотрел на экран монитора. При появлении Зои и Лукашевича он сдернул очки и развернулся вместе с креслом, на котором сидел. Над столом Алексей увидел постер, на котором был изображен спецназовец в полном боевом снаряжении, со снайперской винтовкой, направленной прямо на зрителя. На постере красовалась поясняющая надпись: «Терроризм — это болезнь. Встречайте доктора!»
— У прадеда они выглядели по-другому. В двадцать втором пришла экспедиция. Ее начальник попросил прадеда покамлать, вот как вы. Посмотрел, послушал, а потом велел чекисту (с ними в экспедиции чекист был) все орудия у прадеда реквизировать. Прадед воспротивился, конечно, и они его расстреляли. Как врага народа. Сумка — всё, что осталось. Но сила шамана не в орудиях — сила в нем самом. И даже после смерти эта сила остается. Те из экспедиции тоже думали, что главное — это побрякушки, а когда их потом в Москве расстреливать начали, никак понять не могли, почему их расстреливают и за что.
Парнишка рассказывал мне эту страшноватую историю таким спокойным, скучающим голосом, что у меня волосы зашевелились на затылке.
— А откуда ты всё это знаешь? — спросил я.
— Дед рассказывал…
Тем временем Черников-старший разложил на коврике свои орудия и приступил к действу.
— Подойдем ближе, — предложил Игорь. Мы так и поступили. Внезапно Черников-старший вскочил на ноги. В правой руке он держал погремушку и смотрел прямо на восток. Взмах руки, тихий и сухой треск погремушки. Протяжный крик, потом — речитатив на высокой тональности. Как я уже говорил, саамского не знаю, а потому обратился к Игорю за переводом:
— Что происходит? Что он говорит?
— Это подготовка к путешествию, — сообщил парнишка. — Дед заручается поддержкой сил мировых направлений, чтобы они помогли ему.
— Понятно, — сказал я, хотя, если честно, ничего не понял.
Раскачиваясь на широко расставленных ногах, словно пьяный (а может быть, и будучи пьяным?), шаман выкрикивал непонятные фразы и ожесточенно тряс погремушкой. Потом он сменил положение, повернувшись лицом к югу. Перебрав основные направления: четыре стороны света, верх и низ, он совершил довольно странный танец: три оборота вокруг собственной оси, пауза, наклон назад, наклон вперед; погремушка то взлетает вверх, то опускается резко вниз. Наконец Черников-старший остановился и сел в прежнюю позу. Полез за пазуху, извлек полиэтиленовый пакетик и, отложив погремушку, высыпал из него в алюминиевую тарелку, стоящую на коврике, какую-то сушеную травку. В полной тишине он достал из кармана ватника спичечный коробок и подпалил сбор. Травка затлела, распространяя неожиданно густой и пахучий дым.
— Началось, — шепнул мне Игорь. — Смотрите внимательно.
— А ты не забывай переводить.
Черников-старший схватил газету и стал размахивать ею, как веером, над миской с тлеющей травой, направляя дым на себя. Возвратно-поступательные движения, которые шаман совершал правой рукой с зажатой в ней газетой, были осмысленны: дым то окутывал голову Черникова-старшего, то струился, обтекая его по бокам на уровне груди.
— Он очищает себя, — проинформировал меня Игорь. — Еще немного, и он отправится в путешествие,
И действительно, стоило парнишке произнести эти слова, как его дед с хриплым вскриком отбросил газету, схватил барабан и камлание началось. Шаман двигался кругами, в центре которых находился коврик с «орудиями», ноги его выбивали на сухой земле чечетку, а над головой мелькал барабан. Время от времени Черников-старший ударял в него кулаком, задавая ритм: сначала — медленный, затем — всё более ускоряющийся. Продолжалось это минут двадцать, и я успел заскучать. Зрелище, которое иные комментаторы любят описывать как «завораживающее», на меня произвело скорее гнетущее впечатление: вот с ума сходит человек, а толку?..
Танец оборвался внезапно. Черников-старший рухнул там, где остановился, растянулся на земле и, уставившись незрячими глазами в небо, быстро-быстро заговорил. Игорь тут же включился, и я услышал следующее:
— Вижу озеро… Вижу город на берегу… Большой… Красивый… Дома из камня… Вижу дорогу… На дороге — повозки… Их тянут за собой большие лохматые животные… Рыжие… Рыжие… Цвет шерсти — рыжий… И бивни… Большие бивни… Вижу людей… Они управляют этими животными… Они одеты… одеты в шерсть и кожу… На повозках — бочки с рыбой… Повозки везут рыбу в город…
На несколько секунд Черников-старший замолчал, и мы, обеспокоенно переглянувшись, подошли ближе. Тело лежащего на земле шамана выгнулось, на лице застыла страдальческая гримаса,
— …Небо темнеет…— вновь забормотал он. — Это летит Куйва… враг саами… я вижу его… я вижу его… он — черный демон… его взгляд сжигает… даже боги боятся его… Я вижу, как Куйва приближается… Ветер и рев… Люди на дороге… кричат… разбегаются… На дороге — пламя… горят повозки… горят животные… они бегут… бегут и горят…
Черникова-старшего трясло крупной дрожью, но он продолжал говорить:
— …Люди боятся Куйву… но старый нойд знает… нойд знает, как изгнать Куйву… Я вижу старого нойда… он проводит обряд… он обращается к Айеке [33]… Айеке… Айеке… Айеке бросает вызов черному демону… Я вижу… полыхает небо… гремит гром, и сверкают молнии… Айеке и Куйва бьются насмерть… Я вижу их крылатые тени… Ночь сменяет день… день сменяет ночь… Айеке и Куйва продолжают битву… Я вижу… на город сыплется зола… люди бегут… рыжие животные бегут… Но Куйва ослабел… он не может драться… Айеке наносит еще один удар… Я вижу… Куйва падает… он падает… падает… падает…
Шаман затих.
— Это всё? — спросил я по прошествии пяти минут, которые мы с Игорем провели в полном молчании, наблюдая за успокоившимся и словно заснувшим Черниковым.
Игорь пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Может быть, всё… Наверное, всё.
— Не густо, — сказал я разочарованно. — И что-то мне эта легенда напоминает…
Парнишка с искренним недоумением воззрился на меня:
— Какая легенда?
— Ту, что рассказал нам сейчас твой дед.
— Это не легенда, — обиделся Игорь. — Он видел то, что происходило когда-то на самом деле.
— Ну-ну, — я не стал спорить, хотя уже твердо решил, что потратил четыре бутылки водки зря: устроенное на моих глазах низкопробное шоу таких затрат не стоило.
Поскольку мы стояли очень близко к «спящему» шаману, а делать было совершенно нечего, я принялся изучать разложенные на коврике «орудия». Подобрал газету, с помощью которой Черников-старший окуривал самого себя. Развернул. Это оказался старый номер газеты «На страже Родины» — пожелтевший, мятый, а кое-где надорванный. В глаза мне бросилась фотография — улыбающееся лицо, скрытое до половины защитными очками летного шлема.
И тут шаман снова вскочил на ноги. Он сделал это так быстро и пружинисто, что я не успел отреагировать, и через секунду Черников-старший стоял вплотную ко мне и держал меня грязными толстыми пальцами за отвороты куртки.
— Ты! — произнес он громко и вполне по-русски, дыхнув мне в лицо перегаром. — Я видел тебя…
Я посмотрел шаману в глаза и содрогнулся. Такой взгляд сымитировать попросту невозможно — остановившийся, темный, нечеловеческий взгляд.
— Ты… ты… — шаман затрясся и выпустил меня. — Ты… Айеке…— наконец выговорил он.
После этого Черников-старший отступил и вдруг медленно опустился на колени. Склонил голову. И замолчал.
Игорь ухватил меня за рукав.
— Идемте, идемте, — позвал он. — Теперь нужно уходить.
— Но почему? — воспротивился я, мне казалось, что начинается самое интересное.
Но парнишка был непреклонен.
— Нужно уходить, — настаивал он и уже тащил меня вдоль берега к поселку, а я оглядывался на ходу, пытаясь разглядеть, что же такое будет вытворять шаман, чего мне не положено видеть.
Черников-старший оставался в той же позе, и никаких признаков того, что он сейчас снова «пустится в пляс», я не заметил.
Когда мы отошли достаточно далеко, Игорь остановился, внимательно посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
— У вас сигаретки не найдется? Я развел руками:
— Не курю. Да и ты молод еще для этого. Парнишка вздохнул и отвернулся.
— Скажи-ка, Игорь, — обратился я к нему, — а что твой дед имел в виду, когда говорил, что видел меня… э-э-э… там… и называл меня Айеке?
— Не вас он там видел, — отозвался парнишка. — Айеке — бог, а какой из вас бог? Я приосанился:
— Ну, в некотором смысле все люди — боги. Игорь покивал с отстраненным видом.
— Вы не Айеке, — поставил он меня в известность, — скажем так, вы его частица. Вы верите в силу неба, а значит, Айеке — ваш бог.
— Но я не верю ни в какого Айеке, — возразил я. — Или я тебя неправильно понял?
— Вы верите, — сказал парнишка очень серьезно. — Нет людей без веры. Они могут ничего —не знать о своей вере, но это ничего не значит. Всё равно все их желания, чувства, поступки опираются на эту веру. Ваша вера — небо. И где бы вы ни были, что бы вы ни делали, эта вера сопровождает вас и управляет вами.
— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, моя вера — небо. Но если ты так здорово разбираешься в этих делах, может быть, ты скажешь, почему боги, в которых мы веруем, столь жестоки к нам, людям?
Признаться, этим вопросом я рассчитывал загнать Игоря в тупик. Ну в самом деле, откуда четырнадцатилетнему подростку знать ответ на вопрос, которым на протяжении пары тысяч лет задаются мудрейшие из мудрейших, философы и теологи. Но парнишка не смутился:
— А кто вам сказал, что те боги, в которых вы веруете, существуют на самом деле? Я поперхнулся:
— А кто тебе сказал, что Айеке существует на самом деле?
— Дед сказал. Он видел Айеке своими глазами, а значит, Айеке существует на самом деле. Я всплеснул руками:
— Не понимаю!
— Боги, которых вы обвиняете в своих бедах, выдуманы людьми. Люди вообще склонны обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя — вот и придумывают жестоких богов. Русским лучше — они на распутье, а потому ближе к истинным богам.
Я ошалел.
— На каком распутье?..
— А вы этого не видите? Всё, что происходит сейчас — это распутье. Общей веры нет, есть много маленьких вер — тех, что создаются душой, а не помутненным от страха разумом. У русских есть выбор. А это всегда хорошо, когда есть выбор…
— Ну, мальчик, быть тебе академиком, — подытожил я.
На этом наша беседа завершилась. Минул еще один день, и в поселок снова прибыл вертолет.
— Как успехи? — полюбопытствовали вертолетчики.
Я пожаловался на горькую судьбу, которая разлучила меня с экспедицией.
— Хоть у Черникова побывал? — спросил командир экипажа.
— Откуда вы знаете?..
Вертолетчики зашлись от смеха.
— Да у него все уже побывали. Пользуется популярностью, что твоя Шарон Стоун. Потому и не просыхает — «горючим» всегда снабдят.
— А что, Черников тебе подарка не сделал? — поинтересовался командир экипажа.
— Какого подарка? — удивился я. Командир с понимающей улыбкой подмигнул:
— Не хочешь показывать? Ну-ну. Мы-то знаем, что он всем подарки дарит, и каждый со смыслом, потому не все и показывают.
Я пожал плечами. И только по прибытии на базу, разбирая рюкзак, обнаружил, что вертолетчик был прав: Черников никого не отпускает без подарка — сделал он подарок и мне. В одном из карманов рюкзака лежал маленький бумажный сверток. Внутри свертка я нашел рукотворную поделку. Это была вырезанная из кости мамонта, грубая, но вполне узнаваемая модель истребителя «МиГ-23»…
* * *
— Вот так, Руслан, — закончил свое повествование Громов. — В этом суть нашей веры. Она незаметна только потому, что состоит из великого множества маленьких вер, у каждого — своя; эти веры часто вступают в противоречие, и со стороны мы, наверное, кажемся безалаберным народом с беспорядочным мировоззрением и противоречивыми убеждениями. Возможно, это язычество, но более достойное человека, чем слепая вера в единого для всех Бога, приказывающего убивать.Лариса вздохнула восхищенно:
— Как хорошо вы рассказываете, Константин Кириллович.
— Да, забавная теория, — согласился Гена. — Многое объясняющая.
— Бред, — высказался Рашидов; говорил он медленно, с некоторым трудом. — Фантазии чокнутого патриота, — но было видно, что и его рассказ Громова задел за живое.
— Что ж, — Громов пожал плечами. — Это твое мнение.
— Вера, вера, — забормотал Рашидов. — Да, трепать языком по поводу веры вы мастера. А вот на деле…
— А что «на деле»?
— Способен ты делом свою веру отстоять? В честном поединке?
— Не понял, — протянул Громов, хотя уже начал понимать.
— Я вызываю тебя на поединок! — заявил Рашидов, сверкая глазами. — Я хочу испытать твою веру. Поединок. Моя вера против твоей.
— Задело, значит?
— Молчи и слушай. Нам нужны два ножа. Хороших ножа. Длинных и остро заточенных. Когда этот мальчишка их подготовит, я выберу нож себе, а ты возьмешь оставшийся. Готов ты к такому? Или твоя вера не допускает поединков равных по силе противников? Только на «биче» с полной боевой против «духов» с огнестрельными пукалками?
— Почему же? — медленно произнес Громов. — Очень даже допускает. Я принимаю твой вызов.
— Да вы все с ума посходили! — крикнула Лариса.
— Будьте благоразумны, девушка, — сказал Рашидов, осклабившись. — Кто-нибудь из нас двоих выживет, в ином случае умрут многие…
— Гена, — обратился Громов к будущему синоптику, — ты слышал, о чем просил Руслан? Нам нужно два ножа — с крепкими рукоятками, одинаковой длины и остро заточенных. Сделаешь?
Гена потрясенно кивнул. Такого оборота событий он совсем не ожидал, а потому глаза у него были совершенно круглые.
— В таком случае делай.
Двигаясь, словно сомнамбула, Гена выдвинул ящик с инструментами и принялся в нем копаться. А Громов встал и наклонился к Рашидову.
— Интересная деталь, — сказал он, глядя Руслану в глаза. — Вы, поклонники агрессивных монотеистических религий, очень любите шантажировать своих противников гибелью многих людей — к чему бы это?
Он хотел уязвить Руслана, но тот оказался неуязвим.
— А вы — нападать вдвоем на одного, — отвечал Рашидов. — Эй ты, сопляк, пошевеливайся! — поторопил он Гену с веселым бешенством. — Грядет великая война за веру, и мы на острие этой войны…
Глава одиннадцатая. ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ.
(Мурманск, декабрь 1998 года)
Водитель такси произвел на Роберта благоприятное впечатление: не приставал с расспросами, не рассказывал пошлых анекдотов, не пытался завязать разговор на околоспортивные темы — молча вел автомобиль по проспекту Ленина. Фоули, расслабившись, изучал пейзаж за окном. Но расслабился он рано. У троллейбусной остановки «Универмаг „Мурманск"» их остановил, взмахнув жезлом регулировщика уличного движения, человек в форменной шинели.«Еще один, — неприязненно подумал Роберт; теперь его напугать было трудно. — Видно, рэкет — это русская национальная игра. Или вид спорта».
Потенциальный вымогатель обошел «Волгу» и постучал в окошко со стороны водителя. Водитель посмотрел на Фоули, вздохнул и опустил стекло. После чего сразу полез за правами и документами на машину, которые держал в «бардачке». Однако документы не понадобились.
— Старший лейтенант Баконин, — представился человек в шинели. — Вы нас до Шевченко не подбросите?
На лице водителя такси отразилось столь явное облегчение, чуть ли не радость, что Фоули едва сдержал смех. Как он понимал этого таксиста!
— Садитесь, — предложил водитель, перегибаясь через свое кресло и открывая замки на задних дверцах.
Старший лейтенант Баконин снова обошел машины, поманил кого-то рукой, и в результате в салон «Волги» забралось сразу трое: он сам и две девушки в шубах. В такси сразу стало тесно и душно,
Фоули вспомнил карту Мурманска и сообразил, что улица Шевченко — это где-то далеко на юге города, а значит, он выйдет много раньше. Поскольку в пределах видимости находился представитель российских правоохранительных органов, Фоули решил лишний раз подстраховаться и покинуть машину на два квартала позже, чем нужно. Старший лейтенант Баконин, зажатый своими дамами, завел тем временем разговор с водителем.
— Как работается? — спрашивал он. — Как баранка вертится?
Фоули, который все-таки очень слабо разбирался в русской фразеологии и в русском жаргоне, так и не понял, при чем здесь изделие из теста в виде тора и почему это изделие должно вертеться.
— Тяжеловато, — отвечал водитель со вздохом. — Но зимой всегда тяжело. На этом гололеде не раскатаешься.
— Да, аварий в этом году хоть отбавляй, — признал старший лейтенант. — А всё почему? Дорожным службам финансирование срезают, а они ничего и сделать не могут. Нам вон тоже с кризиса зарплату не повышали.
«А вам зарплата и не нужна, — подумал Фоули, вспомнив давешнего милицейского вымогателя. — По сто долларов за пять минут».
— Высадите меня здесь, пожалуйста, — выдал он заранее подготовленную фразу.
— Пожалуйста, — безразлично сказал водитель, выруливая к обочине. — С вас сорок рублей.
Роберт полез за бумажником и извлек из пачки сторублевую купюру:
— Вот. Извините, но мелочи нет.
— Не нужна нам мелочь. Сдача всегда найдется.
Он снова полез в «бардачок» и отсчитал Роберту шесть сильно мятых десяток.
— Спасибо, — поблагодарил Фоули и выбрался из машины.
Отойти далеко ему не дали,
— А ну стой! — раздался преисполненный возмущения окрик.
Роберт сразу понял, что оглядываться нельзя, нужно бежать и, может быть, удастся уйти, но рефлексы победили, он приостановился и обернулся. В желтой «Волге» распахнулась дверца — та, рядом с которой сидел старший лейтенант Баконин. На асфальт улицы спрыгнул сам лейтенант.
— Стоять! — рявкнул он и набросился на Фоули так, что едва не сбил последнего с ног.
На запястьях Роберта защелкнулись наручники.
— Я американский гражданин, — залепетал тот. — Вы не имеете права. Я не нарушал ваших законов.
— Разберемся, — сурово ответствовал старший лейтенант; он подтолкнул Фоули к стоявшему у обочины автомобилю.
— В чем меня обвиняют? — спросил американский разведчик, вернувшись в кресло, которое только что покинул.
— Вы видели, видели? — словно не замечая Роберта, вопрошал водитель у расположившихся на заднем сиденье девиц. — Эта гнида мне фальшивую сторублевку сунул и еще сдачу забрал, вы видели?
Девицы подтверждали, что видели.
— Вот и отлично, — сказал старший инспектор. — Сейчас составим протокольчик — ив отделение. И понятых искать не нужно. Ведь вы будете понятыми, девушки?
Девицы выразили готовность помочь родной милиции.
— Я эти деньги получил в обменном пункте гостиницы «Арктика», — попытался оправдаться Фоули. — У меня в бумажнике есть справка.
Ему действительно вместе с рублями выдали зеленого цвета справку с печатью отделения Сбербанка России, в которой было сказано, что гражданину США Роберту Фоули в обмен на пятьсот долларов выдано двенадцать тысяч рублей. Эту справку Фоули по получении денег не выкинул, как делают большинство иностранцев, а бережно припрятал. На такой вот случай.
— Да, — спохватился старший лейтенант, — в самом деле. Товарищ водитель, посмотрите, что там у него в карманах. А вы, — обратился он к понятым, — внимательно наблюдайте за происходящим. Чтобы не было потом вопросов.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — откликнулся водитель с непонятным Роберту весельем.
Он полез к Фоули в карманы и довольно умело обыскал их. Достал бумажник, паспорт, справку.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал старший лейтенант; он зашелестел бумажками. — Ага. Эти рубли тоже поддельные. Да и справка липовая. Итак, господин Фоули, вы обвиняетесь в подделке и распространении фальшивых денежных знаков с целью подрыва национальной экономики Российской федерации. Статья 186, пункт первый Уголовного кодекса. Наказывается лишением свободы на срок от пяти до восьми лет с конфискацией имущества.
— Я не гражданин Российской Федерации! — закричал Роберт; от волнения его акцент резко усилился. — Я требую встречи с американским консулом! Я отказываюсь давать показания до встречи с консулом!
— Заголосила пташка, — удовлетворенно констатировал старший лейтенант, — Слушай, Фоули, а может, ты — шпион? И специально прислан разрушать экономику России?
Роберт покрылся холодным потом. Всё это напоминало кошмарный сон, но самое ужасное в этом кошмаре было то, что он происходил на самом деле.
Около получаса ушло на составление протоколов. Высунув язык от усердия, старший лейтенант заполнил протокол задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, потом — протокол обыска этого лица, затем — показания понятых, присутствовавших при обыске, Фоули не раз в своей жизни наблюдал, как работает полиция его родного штата, но не подозревал, что они заполняют вручную такое количество бумаг. Хотя это же отсталая Россия — откуда местным копам знать о существовании компьютеров и «Интернета»?
— Свободны, девочки, — сказал Баконин, заполнив бланки показаний понятых и дав девушкам дважды расписаться на них.
Те беспрекословно покинули стоящую на обочине «Волгу». Довольно потирая руки, старший лейтенант спрятал протоколы в папку.
— Ну что, господин Фоули, — обратился он к Роберту, — поедем в отделение или с миром разойдемся?
Тот милиционер-вымогатель на перекрестке сказал как-то по-другому, что-то про мир, но фраза сама по себе была настолько характерна, что Роберта наконец осенило.
«Да ведь это обыкновенные жулики! — сообразил он. — Мошенники! Все они — одна шайка: и этот таксист, и эти девушки, и этот псевдокоп. У нас таких тоже хватает. Но здесь — примитив, грубая работа. И как я мог попасться к ним на удочку?»
— У меня есть доллары, — сообщил Роберт, оживившись. — В гостинице. Настоящие доллары. Хотите, я дам вам тысячу долларов? Или, может быть, пять тысяч долларов вас устроят?
Водитель и старший лейтенант переглянулись. На лице водителя расцветала улыбка.
— Дурашка, — сказал он ласково, — ты так ничего и не понял? Нам не нужны доллары — нам нужен ты!
* * *
(Мурманск, декабрь 1998 года)
— Куда направимся? — поинтересовался Лукашевич.— Смотрите, старший лейтенант, — сказала Зоя, — много будете знать, скоро…
— Состарюсь, — закончил за нее Алексей. — Не до шуток, Зоя, действительно, куда мы направляемся?
— К людям, которые знают, что нужно делать.
— Замечательно. И кто эти люди?
— Увидите.
Они сели на самый обычный рейсовый автобус, перевозящий работяг и военнослужащих из порта в город. Ехали долго. Движок автобуса завывал, в салоне было холодно, и все пропахло выхлопными газами. На редких остановках внутрь заходили раскрасневшиеся на морозе моряки. Всю дорогу Зоя молчала, и разговорить ее Лукашевичу не удалось. Она только отмахивалась, глядя прямо перед собой и иногда начиная шевелить губами. Лукашевич попытался припомнить, что он слышал о Зое от Громова. Константин называл ее специалистом по оружию и… что-то еще? Нет, вроде бы больше ничего. Напрашивается ряд вопросов. Что специалист по оружию делал на сторожевике Коломейцева? Кем был атакован сторожевик? Связано ли это с присутствием Зои на борту или нет? Какую роль играла Зоя в исторической комиссии, с визита которой в часть 461-13 «бис» началась операция «Испаньола»? И какую роль она играет теперь?..
Слишком много вопросов, на которые Алексей хотел бы получить ответы, но Зоя молчала и разговорить ее было, судя по всему, невозможно.
Наконец автобус затормозил у очередной остановки, Зоя встала и жестом пригласила Лукашевича следовать за собой. Они вышли на мороз, и Алексей непроизвольно поежился. Его слегка знобило, но он старался этого не показывать.
Район Мурманска, в котором они оказались, был Лукашевичу незнаком. Тускло светили фонари. У подъезда приземистого трехэтажного здания, к которому направилась Зоя, намело снега по колено, и Лукашевич предупредительно сунулся вперед. Впрочем, провешивать путь для Зои ему не пришлось: в сугробах были протоптаны тропки.
По деревянной скрипучей лестнице (в Мурманске довольно много домов с деревянными лестницами) Алексей и Зоя поднялись на третий этаж. На одной из дверей Лукашевич увидел надпись:
«МУРМАНСКОЕ ОБЩЕСТВО ВЕТЕРАНОВ (СЕКРЕТАРИАТ)».
Зоя остановилась именно у этой двери и, не мешкая, нажала кнопку звонка. Почти сразу щелкнул электрический замок и дверь приоткрылась.
— Проходите, старший лейтенант, — пригласила Зоя.
Лукашевич переступил порог,
С первого взгляда становилось ясно: ветераны устроились неплохо — помещение, открывшееся за дверью, было довольно просторным, на полу лежал ковер с замысловатым рисунком; вдоль стены стоял шкаф, плотно набитый книгами, у окна массивный стол из хорошего дерева, на столе — компьютер, сканер, принтер. За столом сидел массивный бородатый мужик, которого Лукашевич почти сразу опознал. Это был один из членов исторической комиссии — тот самый, который заступился когда-то за «МиГ-23» Лукашевича, обозванный Зоей «летающим бронетранспортером». На мужике были белый шерстяной свитер и выцветшие джинсы; на нос бородач водрузил очки в роговой оправе и, щурясь сквозь них, смотрел на экран монитора. При появлении Зои и Лукашевича он сдернул очки и развернулся вместе с креслом, на котором сидел. Над столом Алексей увидел постер, на котором был изображен спецназовец в полном боевом снаряжении, со снайперской винтовкой, направленной прямо на зрителя. На постере красовалась поясняющая надпись: «Терроризм — это болезнь. Встречайте доктора!»