Петров Александр. Забавы жестоких богов

   Вымотав Джека и еще больше устав сама, Ника уснула, положив голову ему на плечо. Капитан еще долго лежал без сна, чувствуя ее легкое дыхание и свежесть ее тела.
   Потом пришло забытье, в котором Эндфилд видел всех, кого потерял на Самоцветной планете: молодых, веселых, счастливых, какими он их запомнил тогда.
   Ребята беспечно смеялись, уходя по берегу в сияние кристаллической горы. А Джек стоял облаченный в броню скафандра, опустив нелепый и ненужный бластер. Он кричал им, что во Вселенной много мест, где не следует быть человеку, но слова тонули в шуме прибоя.
   Курсанты шли счастливые и радостные, твердо уверенные в своем праве полоскать свои задницы в теплых водах морей любых планет, а он, пораженный странным столбняком, смотрел им вслед и никак не мог помешать им идти навстречу своей смерти.
   Эндфилд проснулся. Бледный рассвет заглядывал в окна. Ника спала, улыбаясь чему-то во сне. Она недовольно заворочалась, когда Джек снял ее руки с себя и поднялся. Тело было тяжелым. Капитану отчаянно не хотелось покидать теплую постель, где так сладко спала девушка.
   Она казалась такой нежной и беззащитной, что Джек чуть было не передумал уходить. Стараясь не шуметь и не брякать, он оделся, взял меч и пистолет, спустился вниз к машине, отправляясь на свою обычную утреннюю тренировку.
   Как ни жаль, но всегда было так, что женщина губила своей любовью мужчину в этом зверином мире, размягчив и разнежив его. Тут уж ничего нельзя сделать, таковы правила жизни.
   Когда Джек вернулся, Ника уже успела залезть в бассейн, лениво плавая в бирюзовой воде.
   — А, пропащий, — сказала она вылезая. — Я подумала, что ты уже отбыл в неизвестном направлений.
   — И вещички упер, — в тон ей добавил Эндфилд. Он обнял ее, несмотря на сопротивление.
   — От тебя тиной пахнет, — засмеялась она. — Ты ездил купаться на реку. Тебе мало бассейна?
   — Ну не тиной, а речной свежестью, туманом и лесом.
   — Понятно, — Ника уложила руки ему на шею. — Что будет потом, если ты с первых же дней убегаешь от меня по утрам?
   — А ты предпочитаешь выгнать меня сама?
   — Это почему?
   — Когда я стану полным ничтожеством, разнеженный роскошью, ты выставишь меня пинком под зад.
   — Не говори так, — девушка обняла его. — Делай, как считаешь нужным, и помни, что я люблю тебя.
   Для Джека наступило прекрасное и тревожное время, когда рука об руку идут радость и предчувствие разлуки, усиливая остроту каждого прожитого мгновения. Он поражался сам себе, открывая, какие невостребованные запасы любви подспудно жили в нем.
   Ника отвечала ему такой же безоглядной любовью и нежностью со всей нерастраченной силой молодости. Ласковые прикосновения, поцелуи, нежные прозвища, милые любовные шалости возникали без участия сознания и воли, как само собой разумеющееся, наполняясь особым, тайным, только им понятным смыслом.
   Часто Эндфилд ловил себя на мысли, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Утром они забирались в грав и летели на Жемчужину или куда-нибудь еще купаться и жариться на солнце, бегали наперегонки по кромке воды.
   Капитан подружился с Малышом, который позволял ему , чесать себя за ушами, гладить по спине. Однажды Джек уселся г на него верхом, к неописуемому ужасу и восторгу девушки, которая сказала по этому поводу: «Хищник верхом на хищнике».
   Эндфилд и Ника подолгу плавали, плескались на мелководье, возились на пляже.
   Когда жара становилась невыносимой, они уходили под защиту толстых стен и мощных кондиционеров Никиного дома, ели, занимались любовью и спали в обнимку, как ленивые кошки. Если погода хмурилась, влюбленные оставались дома и развлекались как могли.
   Полуодетая Ника с хохотом и визгом бегала от Джека, бросалась в него подушками, устраивала потасовки, которые часто тут же переходили в страстные и неожиданные любовные акты.
   Девушка-пела под гитару старинные песни, рассказывала Эндфилду о временах, когда космолеты Князя Князей летали к Марсу, а на Старой Земле мятежные поселяне ходили с косами и вилами против закованной в броню конницы джихана, его джаггернаутов и штурмовиков.
   Вечерами они в обнимку бродили по парку, жгли костер, наслаждаясь его светом, теплом и собственной близостью.
   Даже Капитан Электронная Отмычка, нечеловеческая часть Джека, находил забавным столь гармоничное сочетание энергий двух жизненных единиц. Ему нравилась девушка, правда, со своей, особой точки зрения, как особо надежная и совершенная система, результат усилий почти двухсот поколений по совершенствованию тела и духа.
   В будни Эндфилд уезжал по делам на три-четыре часа, занимаясь обналичиванием своего кредита. Объединенный банк за небольшие комиссионные согласился выдать всю сумму сразу, и теперь он собирал справки, наносил визиты чиновникам, получал визы и поражался, насколько можно усложнить такое простое дело, как получение относительно небольшой суммы денег.
   Если не требовалось бывать в учреждениях, Джек забирался в комнату, которую выбрал себе под кабинет, занимался расчетами, часто задействуй суперкомпьютеры орбитальных станций. д; Когда ему надоедала физика и математика, он рылся в фамильных архивах или разбирал и собирал оружие в оружейном зале, занимая положенное время.
   Ника, которая обижалась поначалу, приняла это как должное. Любовь любовью, но и о делах надо помнить. Она никогда не спрашивала, чем занимается Эндфилд, с уверенностью патрицианки в том, что ее мужчина занят полезными и нужными вещами.
   Княжна уходила в зал заниматься гимнастикой и танцами, чего не могла делать при Джеке. Его присутствие превращало это в эротический спектакль, заканчивавшийся сексом прямо на матах гимнастического зала. Остаток времени девушка посвящала хозяйству или чтению книг на веранде или в библиотеке.
   Они безумно скучали друг без друга эти долгие часы, но это лишь усиливало их привязанность друг к другу и не позволяло привычке взять верх над страстью.
   Сутки Деметры позволяли хорошенько выспаться днем и оставляли время ночью, не только чтобы выспаться, но и для долгих любовных баталий.
   Вечерами Ника, приказав роботам развести огонь в камине, гасила свет и, глядя на пламя, рассказывала Джеку истории из своей жизни, о своем детстве, о веселых праздниках в их доме, на которые собиралось множество детворы. Капитан узнал, каким сорванцом была она в детстве, как лазила по заборам и деревьям и как из мальчишки в юбке стала мечтательной и чувственной девушкой.
   Частенько Ника доставала проектор и показывала Эндфилду картинки ушедшей в невозвратимое прошлое жизни, где, навечно запечатленные в памяти видеочипов, остались ее молодые родители и маленькая девочка, подраставшая от кадра к кадру.
   Однажды Ника уговорила Эндфилда показать его фотографии. Джек долго мялся и отнекивался, но все же зарядил в аппарат свои немногочисленные и разрозненные снимки. На экране замелькала черная форма.
   — Это мой дед, окончил Академию, правда, после нее уже не летал и любил заглядывать в бутылку, но дожил до глубокой старости...
   Мой отец — здесь он курсант-первогодок, вскоре после присяги.
   Вот он выпускник — молодой второй лейтенант с большими надеждами.
   Свадебные... Посмотри, какое у моей матери глупое выражение.
   — Джек, дурачок, она же просто счастлива.
   — Вот-вот, будто знает, что ей этого счастья осталось четыре месяца.
   Девушка что-то хотела сказать, но промолчала и только вздохнула.
   — Последняя фотография отца. Здесь он с матерью, видишь, у нее уже живот виден...
   Вот я маленький...
   Я с бабкой...
   Глупые парадные снимки в ателье, когда фотограф мучил меня минут двадцать, пока не получил этого выражения полупридушенного зверька...
   Вот меня случайно заснял один из поклонников матери. Лет семь на этом снимке...
   — Такой злой волчонок, — Ника улыбнулась.
   — Да, — сухо сказал Эндфилд.
   — Здесь мне двенадцать лет...
   Вся секция единоборств спортивной школы...
   Мастер Ли ломает бревно.
   Эта куча снимков — приятель по секции учился фотографировать моим аппаратом. Спер его и втихаря запечатлел меня за выполнением упражнений...
   — А ты уже тогда был красив, — заметила девушка, окинув его влажным и томным взглядом.
   Джек проигнорировал это замечание.
   — Я за компьютером... Комната, где я жил...
   — Боже мой, конура какая-то.
   — Угу, — почти сердито подтвердил Капитан. — Это уже курсантские снимки. На этом Аня Климова. Первый ряд в центре. Слева от нее Быков.
   Ника улыбнулась, но промолчала.
   — Я принимаю присягу...
   Перед выпуском...
   Глеб, его «барбосы»...
   Выпуск...
   Последний день перед службой на Дельте... Куча горелых бревен на заднем плане — все, что осталось от моего дома. Пока я учился, его сожгли. Как ни старался, но все равно попал в кадр...
   Мой первый экипаж...
   Больше нет. После Крона, когда Чен и Медисон погибли, я перестал фотографировать.
   Ника вдруг расстроилась. Она прижалась к Джеку сзади, и перебирая волосы на затылке:
   — Как же так можно жить?
   — Ты о чем?
   — Ты, мой герой, как перекати-поле, без роду без племени.
   Капитан резко повернулся и посмотрел на нее. В глазах у Ники стояли слезы.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   .— Где твои корни, где место, которое ты мог бы считать своим? Что было хорошего в твоей жизни? Где твои друзья? Где твои учителя и наставники? Кто утешал тебя в горе? Давал ли тебе кто-нибудь добрый совет? Любил ли тебя кто-то?
   Эндфилд нахмурился и отстранился.
   — А ты знаешь, наверное, ты права. Разумеется, со своей точки зрения. Дед меня навестил, когда я был маленьким, всего один раз. Спросил, кем я хочу быть, и когда я ответил: «Драконом», расчувствовался, подарил мне игрушечный пистолетик и шоколадку...
   Потом прислал открытку, поздравлял с окончанием учебы в школе Дальней Разведки. Написал: «Теперь ты один из нас...»
   Поздравлял, впрочем, как и я его, на «День дракона» — это у пилотов такой неофициальный праздник — годовщина основания Черного Патруля, еще с наградами и званиями...
   Когда мне дали первый Алмазный крест, я получил от него письмо, в котором он писал, что гордится тем, что его внук родной не только по телу, но и по духу...
   А наставники у меня были, даже если они просто хотели от меня избавиться. Ты знаешь, стоило мне сказать мастеру Ли о своих проблемах, он устраивал мне такую тренировку, что .я много дней после этого был в полной прострации, которую он называл «пустота сознания». Разумеется, исчезало и то, что меня мучило.
   Джек остановился. Княжна молчала тоже, поэтому он продолжил:
   — Я знаю, что был обузой для матери. Женщины, с которыми я спал, девушка досадливо поморщилась, — любили во мне, наверное, лишь крепкое тело и, если и говорили о любви, обманывали меня и себя. Или обманывались сами, принимая удовольствие за любовь.
   Эндфилд опять остановился и вопросительно поглядел на Нику. Она смотрела в сторону, и в глазах были досада и злость.
   — А места, которые я могу считать своими, — сказав это, Джек улыбнулся, — База и рубка боевого крейсера. Мои товарищи — «драконы»-мастера. Знаешь, когда меня подбили в последний раз, конвой встал в круг и отбивал атаки до тех пор, пока 311-й не снял с грозящего взрывом звездолета меня и мой экипаж. Тогда мы потеряли две машины. Шесть человек...
   — Ну ладно, достаточно. — Она аккуратно встала, обошла ноги Эндфилда. Капитан, сегодня не надо ко мне приходить.
   Ника быстро пошла к двери. Ее губы дрожали. В коридоре княжна побежала, роняя на ходу слезы, влетела к себе и тут, не таясь, разрыдалась.
   Джек остался, размышляя над тем, что заставило его бравировать пустотой и холодом, который он носил внутри себя.
   Ведь он прекрасно чувствовал, какую боль причиняет девушке, но все его застарелые обиды растаяли от ее любви и тепла, выплеснувшись ядовитой грязью наружу.
   Рано утром Джек взял компьютер на тот случай, если сюда не придется вернуться, оружие и отправился по делам с твердым намерением получить деньги из Объединенного банка.
   Уже стемнело, когда Эндфилд закончил дела. По старой привычке, он отправился к Нике.
   На подлете Джек увидел, что в доме и на участке нет никаких огней. Раньше хозяйка зажигала свет в Парке, когда он задерживался, даже повесила на деревья сотню гирлянд, которые весело мигали, приглашая его на посадку.
   Теперь там было темно. Защитное поле выключилось по кодовому сигналу, и глайдер Джека влетел вовнутрь защитного периметра, прошел по суживающейся спирали, отыскивая хоть намек на присутствие девушки. Подлетел к дому, который мрачной громадой стоял посреди деревьев.
   Он приземлился. Вошел... Где-то в глубине дома плакала скрипка. Не включая света, Эндфилд пошел на звуки музыки, пока не вышел к парадному залу. Издали Джек почувствовал присутствие множества людей.
   Ника была одна. Девушка сидела за длинным тяжелым столом для пиршеств перед одинокой свечой. На белоснежной скатерти стояли пустые приборы. Слабый огонек едва освещал полтора метра вокруг неверным дрожащим светом. Остальное пространство громадного зала тонуло во мраке.
   Джек подошел и сел рядом с Никой. Она не отреагировала на его появление, погруженная в свои мысли. Эндфилд придвинулся вплотную к ней.
   Девушка крутила нож в руках, изредка ставя его на скатерть то острием, то рукояткой. Капитан обнял ее и прижал к себе.
   Княжна положила ему голову на плечо. Джек почувствовал, как ей холодно и одиноко в темноте, наполненной призраками прошлого.
   — А мне показалось, у тебя гости.
   — И ты не ошибся. Все мои предки собрались посмотреть на последнюю в роду, которая осмелилась любить чужого мужчину, — она помолчала, потом продолжила: — Завтра мама приезжает, скандал устроит. Юра ей наябедничал про нас, и вот она решила, что это тянется слишком долго для летнего романчика. Пойдем спать, Джек, я устала и замерзла.
   — Пойдем.
   Ника не спеша разделась и легла в постель, где ее ждал Эндфилд.
   — Ты такой теплый, — сказала она, прижимаясь к нему. — Такой сильный. Капитан потянулся, было поцеловать ее, но девушка остановила его. — Я не закончила.
   Ника поднялась на локте. Глядя на лицо Джека в, слабом свете ночника, она произнесла:
   — Такой странный и чужой. Я не знаю, что ты любишь на самом деле, что дорого тебе. Мне хотелось бы прожить с тобой жизнь, любить тебя, радовать, чтобы ты ценил меня, быть частью тебя. А ты такой...
   — Какой?
   — Ты можешь приспособиться к существованию в мерзлом камне астероида Базы и к жизни в моем доме. Тебе все равно, буду ли я рядом, потому что ты готов мириться с любыми обстоятельствами. Тебе все равно, ешь ли ты мерзкую отраву из синтезатора или то, что я предлагаю тебе. Я догадываюсь, что ты легко можешь обойтись без моей любви и нежности. Я не удивлюсь, если тебе в действительности безразличны мои ласки... Твоя жизнь, наверное, давно свелась к холодному анализу ситуаций, постановке задач и их разрешению. Я не знаю, что удерживает тебя рядом со мной, нужна ли я тебе. А если да, то для чего...
   — Ну что ты, малышка...
   — Нет, правда. Ты словно придумал сам себя, наперекор обстоятельствам жизни, но сделал это так неумело, глупо, вопреки здравому смыслу. Ты одновременно и сильный, надежный, умный мужчина, и нелюбимый ребенок, отказывающийся от нежности и заботы потому, что был лишен их. Я готова отдать все, чтобы ты проснулся.
   Неужели ты не понимаешь, что столь любимые тобой пилоты-»обмороки» жалкие игрушки в руках других, наркоманы, привязанные к чудовищным орудиям разрушения удовольствием, испытываемым от прямого соединения с бездушной машиной, заставляющей забыть о собственном «я».
   Подумай, как дешево продаете вы свою силу и саму жизнь, чему вы служите, что получаете взамен, кроме противоестественного удовольствия от забвения себя. И ты один из них, такой же безразличный, холодный, расчетливый. Никакой. Словно и неживой вовсе. — Ника прижалась к нему. — Но я люблю тебя и буду за тебя бороться. Я не отдам тебя, разбужу.
   Девушка впилась своими губами в губы Капитана.
   Они не скоро удовлетворили свое желание. Голова Ники лежала на груди у Джека. Она слушала, как стучит его сердце, усталая, довольная, на время заглушив страхи и тревоги.
   — Ты и вправду меня любишь, мой герой?
   — Конечно, девочка.
   — Ты хотел бы прожить со мной всю жизнь?
   — Я хочу провести целую вечность рядом с тобой.
   — Но ведь жизнь это не только постель. Это общие стремления, взгляды, интересы. Ты считаешь меня сильной. Моя сила в том, что я никогда не ломала себя. Если мне хотелось чего-то, я боролась и добивалась или проигрывала, но никогда не хоронила свои желания, какими бы дикими они ни казались.
   Я никогда не мирилась с тем, что меня не устраивает. А ты, мой герой, искал странные обходные пути.
   Нет... Тебе это, безусловно, удается. Но это — трогать левой рукой правое ухо, идти вопреки своей природе и желанию. Научись желать, не бойся говорить: «На том стою и не могу иначе», пусть даже твоя сомнительная мудрость говорит, что так ты станешь уязвим. Твоих сил хватит на то, чтобы выдержать любой натиск.
   Девушка посмотрела на Эндфилда. Ее лицо горело, глаза светились.
   — Сколько в тебе огня и жизни, — сказал Джек, прикасаясь к нежному румянцу щек, проводя по бровям, лбу, волосам. — Ты, как древний воин, готова бросить вызов земле и небу, чтобы добиться своего.
   — Да, я из рода князей. Мои предки стояли у истоков сегодняшнего мира, и именно они сотворили его таким, по своему вкусу и пониманию. Сделали его интересным, желанным и удобным для себя. Мне хочется, чтобы и ты был таким, человек, которого я люблю, мой герой. Я ведь не просто так показывала тебе свой дом, рассказывала о моих прадедах и прабабках. Я говорила о корнях моей силы.
   Я хочу, чтобы и ты понял, как можно ходить прямыми путями, быть не рабом, но господином обстоятельств и людей. Еще раз я говорю тебе, лишь наше желание чего-то стоит в этом мире. А желание возникает из того, что было изначально в тебе заложено, и никакие медитации и духовные практики в этом не помогут.
   Я хочу, чтобы ты осознал, для чего мы, патриции, живем в безумной роскоши, а не довольствуемся комнаткой в промороженном насквозь астероиде, для чего храним свои родословные, для чего швыряем миллионы для удовлетворения своих прихотей. Кстати, — Ника снова улеглась на него, — эти жалкие полтора миллиона кредиток, те самые, которые тебе выплатили за десять лет войны и которые ты считаешь совершенно безумной суммой, — стандартная такса моей мамаши при расчете с любовниками за два-три года ублажения, когда утративший свежесть мальчик уступает место следующему. Слаба старушка на передок, — девушка нервно усмехнулась. — Я готова отдать все, лишь бы ты понял истинный смысл жизни, свое предназначение и свои возможности.
   Я хочу, чтобы сюда вернулась жизнь, силой и желанием грозного властителя, для которого всегда мал покоренный им мир и мало завоеванное им богатство. Я отдам все, что имею: титул, связи, деньги, буду ласкать и любить тебя.
   Джек попытался что-то сказать, но Ника закрыла ему рот поцелуем.

Глава 7
СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

   — Доброе утро, мой герой, — ласково и смущенно сказала девушка, улыбаясь
   — Доброе утро, малышка, — Джек потянулся и сел на кровати. — Сегодня ты проснулась раньше меня. В честь чего?
   — Рейсовый лайнер будет здесь через час, еще полчаса нужно, чтобы добраться с орбиты на поверхность. Будет нехорошо, если мама застанет нас в таком виде.
   — Пожалуй, ты права. — Джек спрыгнул с кровати.
   — Жаль, что у нас нет времени. — Ника с сожалением окинула взглядом его тело. — Ну да ладно.
   — Нет, не ладно, — Эндфилд потянулся к ней, но девушка увернулась.
   — В самом деле, надо вставать. Я хочу, чтобы ты очаровал ее, чтобы она поняла, что более достойного человека я не смогу найти. А для этого надо, чтобы ты был в форме. А что самое вредное для сексуальной привлекательности молодого мужчины?
   — Ну-ка скажи. Это даже интересно.
   — Долгий секс по утрам.
   — А короткий?
   — А короткий меня не устроит. Ты не знаешь, какой злой бывает женщина, которую плохо удовлетворили.
   — Надеюсь никогда не испытать это на своей шкуре.
   — Знаешь, Джек, первый удар я возьму на себя, а ты приезжай к ужину, когда страсти улягутся.
   И Капитан полетел заполнять событиями долгий день, тем более ему было чем заняться. К исходу солнечного дня Эндфилд вернулся, открыл дверь своим ключом, поднялся на жилую половину дома. Сверхчувственное восприятие подсказало ему, что женщины находятся на открытой террасе, выходящей в зимний сад.
   Ника с Громовой-старшей сидели за столом, на котором стояли вазочки с печеньем и конфетами, недопитые чашки с кофе.
   Лучи закатного солнца придавали красноватый оттенок лицам, красно-оранжевым пламенем горели на белом мраморе пола, стен, перил террасы и дорожек в саду. Было видно, что разговор не клеится. Девушка бесцельно помешивала уже остывший кофе, ее мать смотрела на зелень сада и делала вид, что слушает пение птиц. Вентиляторы заставляли раскачиваться и шуршать листья пальм, едва слышно журчал фонтан.
   Джек влетел на террасу. Ника торопливо поднялась к нему навстречу, делая серьезное и встревоженное лицо.
   Капитан, не обращая на это внимания, по-хозяйски обнял девушку, прижал к себе и поцеловал, чем сильно смутил ее и вызвал гримасу недовольства на лице княгини. В довершение всего зазвонил телефон Эндфилда.
   — Да, все в порядке. Переведите деньги с моего счета... Зачем?.. А почему вы интересуетесь?! Понятно. Покупка недвижимости. Пожалуйста. — Джек отключился.
   — Прошу прощения, — сказал он, обращаясь к женщинам. — Дела.
   — Джек, это моя мама, — девушка подтолкнула Эндфилда.
   — Джек Эндфилд, майор ВКС.
   — Неужели...
   Княгиня поднялась. Несколько секунд Громова-старшая пристально разглядывала его, потом протянула руку для поцелуя.
   Капитан поднял ее почти на уровень своего лица и поцеловал, не отрывая взгляда от женщины.
   Она была ухоженной блондинкой с голубыми глазами, высокой, стройной, хорошо сложенной и могла сойти за старшую сестру Ники, если бы не усталость в глазах и едва заметные горькие складки у губ.
   — Так вот вы какой, пилот Патруля. Дочка все пыталась вас описать, но я не могла вас представить. И у вас в Патруле все такие? — Последнюю фразу она произнесла с легкой иронией.
   — Наверное, да, — в тон ей ответил Джек. — Мы хорошо питаемся и много занимаемся спортом.
   — Я вижу, вы за словом в карман не лезете, — мать Ники неожиданно улыбнулась. — Мы будем ужинать через час в малой гостиной. А пока я хотела бы отдохнуть.
   Девушка с облегчением подхватила Эндфилда, и они удалились из апартаментов княгини.
   — Джек, ты нахал, — сказала Ника, когда они оказались за дверью. — Но, похоже, ты ей понравился.
   — Она приняла меня за другого, — серьезно ответил Джек. — Все еще впереди.
   — Для тебя, наверное, да. А я свою порцию уже получила. Ты не представляешь, какие ужасные вещи она мне рассказывала.
   — Ну и что же, — Эндфилд нахмурился.
   Ника только покачала головой. Они молча вошли в ее комнату.
   — И все же, — настойчиво сказал Джек, когда дверь за ними закрылась. Рассказывай, раз уж начала.
   Девушка рухнула на кровать. Капитан снял красный пиджак, в котором он ходил по присутственным местам, бросил его в кресло и опустился рядом с княжной, положив руки ей на спину.
   — Мы обдумаем слова Клавдии вместе.
   — Джек, может, не стоит, — Ника жалобно посмотрела на него.
   — Стоит, — непреклонно сказал Джек.
   — Для начала она занялась подсчетами. Сколько стоит содержание дома здесь и на Гелиосе, какие мы платим налоги.
   — Понятно...
   — Еще немного, и все пойдет прахом. Акции приносят все меньше и меньше. Жизнь дорожает.
   — И если верить твоей маман, спасти князей Громовых может лишь удачное замужество.
   — Да, — со вздохом призналась девушка. — Потом она высчитала, сколько стоят удобства и удовольствия, к которым мы привыкли: путешествия, рестораны, одежда, машины, драгоценности, балы. Ты знаешь, она права, мы близки к разорению.
   — Понятно, — каменным голосом произнес Эндфилд. -— Что еще?
   — Джек, — Ника уткнулась ему в колени, обхватив его, — ничего тебе не понятно. Я не отдам тебя.
   — Она ведь еще что-то сказала. — Капитан внимательно посмотрел на нее.
   Княжна подняла голову и жалобно кивнула.
   — Рассказывай.
   — Ну, мама рассказала, что у низших классов плохой генофонд, они несут массу скрытых болезней от плохой жизни и неквалифицированного медицинского обслуживания. Даже если человек кажется здоровым, не факт, что у него может быть здоровое потомство.
   Эндфилд дернулся от обиды, но Ника его не отпускала.
   -Я так не считаю, милый...
   — Что еще?
   — Она рассказывала о психических комплексах низших классов, о неспособности зарабатывать деньги, делать карьеру, — девушка говорила быстро, будто эти слова жгли рот, но не я: могла остановиться, ей нужно было выговориться.
   — Не буду тебя уверять, что это не так. Вскрытие покажет, в смысле поживем — увидим.
   Они молчали. Ника лежала у него на коленях и чертила непонятные знаки у него на груди. Внезапно она поднялась.
   — Тебе нужно переодеться, — сказала княжна. — Иди, мой герой. И постарайся быть полюбезнее с моей матерью.