Страница:
— Теперь всю ночь будут снится искусственные фаллосы, — пожаловался майор.
— Знаешь, сколько их там?
Искусственные фаллосы ядовито-розового цвета действительно встречают посетителя магазинов «Интим» прямо с порога. Эти удивительные промышленные изделия из пластмассы стоят на полках ровными рядами и своими причудливыми очертаниями могут привести в замешательство неподготовленного человека.
Есть тут обычные, а есть даже двойные — для одновременного проникновения в вагину и в анус. Этакий изыск!
Фаллосы эти стоят недорого, развлечение для простого народа.
Разместившиеся на соседней полке серебристые вибраторы — штуки дорогие, не каждая женщина может себе такое позволить. Зато, как уверяют шустрые продавщицы, и удовольствие ни с чем не сравнимое…
Для похода по этим магазинчикам майор Вербин заранее все предусмотрел.
Достал старую кожаную куртку, аккуратно приклеил растрепанную жесткую бороду, надел мятые, усыпанные табачным пеплом брюки.
Постояв несколько минут перед зеркалом, рассмотрел себя и прикинул — так ли должен выглядеть маньяк-педофил, готовый на любые затраты ради того, чтобы купить видеокассету с маленькими детьми.
— Нет, не похож, — решил наконец Владимир. — Как-то неубедительно…
Он порылся в своих запасах и достал из-под всякого хлама очки в роговой оправе с обычными стеклами. Надел их и снова придирчиво осмотрел свою внешность. Теперь было уже лучше — в лице появилось что-то изуверское. Это хорошо.
Собственно говоря, совершенно неважно, так ли на самом деле выглядят маньяки-педофилы. Какая разница? Никто не устанавливал типаж, нет утвержденного свыше облика извращенца. Вербин старался выглядеть так, как могут представлять себе тайного педофила хозяева и продавцы соответствующих магазинов.
Теперь, пройдя по всем одиннадцати, он мог резюмировать увиденное. В восьми шопах девочки-продавщицы сделали вид, что вообще не поняли его.
— У вас тут все для взрослых и про взрослых, — балагурил странный посетитель, когда оказывался в зале единственным покупателем и свободно расхаживал вдоль прилавков. — А вот нету ли у вас чего-нибудь особенного? Для души, так сказать… Нету, а?
Но девочки-продавщицы смотрели на него глупыми глазами и коротко с неприязнью отвечали:
— Что есть — все на прилавке.
То ли посетитель не внушал им доверия, то ли они в самом деле были настолько тупыми. Хотя что взять с девиц, работающих в таких магазинах? Уж понятно, что сколько-нибудь умненькая сюда не пойдет…
— Может, вам каталог показать? — спрашивали девицы. — Вы вообще-то чего ищете?
В конце концов Вербин сообщал конкретно о том, чего ищет.
— Мне бы про деточек, — говорил он вполголоса, стараясь придать своему лицу маниакальное выражение, — про малюточек всяких посмотреть бы. А? Нету у вас? Вы не думайте, я бы хорошо заплатил.
Он озирался по сторонам, будто нервничает, втягивал голову в плечи и старательно держал рот полуоткрытым, с отвисшей нижней губой: ему всегда казалось, что психи выглядят таким образом.
Какие-то девицы в ответ смущенно хихикали и отворачивались, какие-то смурнели и поджимали губы, но в результате ответ был один и тот же. Нет. Не было, нет и не будет. Потому что строжайше запрещено. Когда разрешат — будем торговать, тогда и приходите, гражданин хороший.
В девятом магазине вышел из подсобки хозяин — азербайджанец. Уточнив, чего желает посетитель, он придвинулся к нему вплотную и, толкая огромным животом, сказал:
— Ухады отсуда. И больше суда нэ приходы. Понял?
А когда Вербин уже взялся за дверную ручку, в спину ему веско добавил:
— Я твой мама имел… Трудно сказать, был ли торговец таким уж строгим блюстителем нравственности или просто очень дорожил своим бизнесом, но Вербин понял, что сюда действительно больше «ходыть нэ надо».
А вот в одном магазине странного покупателя приняли довольно благосклонно.
Продавцами здесь были молодые люди, а не девушки, как обычно, и настроены эти парни были весьма по-деловому.
— Что желаем посмотреть? — бодро осведомился продавец, подходя к посетителю, застывшему возле прилавка с видеокассетами. А поскольку тот задумчиво молчал, не реагируя на обращенный к нему вопрос, парень разразился стандартной речью:
— Вот в этой стопочке — обычный секс, мягкий, очень красивый. Море, солнце, все происходит на песочке под шум морской волны. Очень нежно, обворожительно… Вам, собственно, для чего кассета нужна: самому посмотреть или вместе с женой, подругой?
— Да нет, — стыдливо засмеялся Вербин и даже замахал руками, словно прикрываясь от ударов. — Какое там — супруга! Супруга меня бы за такое убила.
Сровняла бы с землей, как говорится.
— Сами хотите посмотреть? — уточнил парень, высокомерно улыбнувшись. — Тогда вот сюда обратите внимание — тут погорячее. Азиатские красотки, европейские дивы, негритяночки. Прямо шоколадки — пальчики оближешь. Нам весь товар из Москвы привозят, а туда поступает с лучших европейских рынков. Вот эти кассеты — хиты сезона в Америке в этом году.
«Слова-то какие! — подумал Вербин, прикрывая глаза, чтобы скрыть от парня свои истинные мысли и чувства. — Подумать только — хиты сезона в Америке!
Лучшие европейские рынки — вот насобачились разговаривать! Да откуда ты, вонючка, вообще знаешь про то, какие хиты сейчас в Америке? Фраер ты дешевый: сидишь в Унчанске и рассуждаешь про европейские порнорынки. Больно умные все стали!»
А вслух сказал:
— Да нет… Мне бы чего-нибудь необычного. У вас такого нет? Я бы заплатил…
Парень несколько насторожился, и в его лице появилось алчно-скучающее выражение, какое бывает у рыбаков, чувствующих поклев, но боящихся спугнуть рыбу.
— Чего необычного? — равнодушным тоном осведомился продавец. — Вот кассеты для голубых. А в этой стопочке — лесбиянки.
— Мне бы про маленьких, — вполголоса сообщил Вербин. — Ну, понимаете…
Чтоб секс и всякое это самое — только с маленькими. Знаете, девочки, мальчики.
Малюсенькие такие, совсем маленькие симпампунчики.
В эти мгновения он был омерзителен сам себе. Даже произносить все это показалось Вербину постыдным и отвратительным. Если парень сейчас даст ему в морду, нельзя будет обижаться — грех, правильно даст.
— У нас такого нет, — медленно произнес продавец, — и не бывает. Сами понимаете — запрещено.
Казалось бы, текст был самым обыкновенным, Вербин в разных вариациях слышал его за этот день уже много раз. Но парень как-то слишком медленно выговаривал слова, будто раздумывал о чем-то или же приглашал к совместным размышлениям…
Так они простояли рядом друг с другом у прилавка несколько секунд, оба молчали.
«Не буду спрашивать, — решил Вербин, — пусть Сам скажет. Он хочет что-то сказать, но не решается».
В этот момент хлопнула входная дверь, звякнул колокольчик. Вошла пара посетителей — явно и жена. Обоим лет за тридцать, они не смущаютс видно, не в первый раз бывают в таких магазинах.
Продавец отвлекся от Вербина и подошел к ним. Начался разговор вполголоса.
Впрочем, в магазинах «Интим» не принято орать во все горло…
Владимир решил никуда не уходить: чутье подсказывало ему, что следует остаться и продолжить разговор с задумчивым продавцом. Поэтому он принялся разглядывать выложенные на прилавках экзотические товары, вполуха машинально прислушиваясь к доносящимся до него обрывкам разговора. Посетители точно знали, что им нужно, и сразу направились к полкам.
Краем глаза Вербин незаметно наблюдал за их поведением. Он с трудом мог себе представить, как бы сам с женой зашел сюда и принялся что-то выбирать. Да нет, чепуха, совсем не мог представить себе подобной ерунды.
А эта парочка выглядела вполне естественно, никто из них не комплексовал.
И выглядели оба прилично — хорошо одеты, уверены в себе. Мужчина побрит, в дорогой куртке, его супруга с макияжем и причесочкой.
«С виду — самые обычные граждане, — подумал Вербин, — встретишь на улице таких — никогда не подумаешь, что они посещают вместе секс-шоп. А может быть, я просто отстал от жизни и сейчас такое поведение для супругов нормально? Может быть…»
— Вот этот подойдет? — вежливо интересовался продавец, снимая с полки очередной ярко-розовый фаллос. — Обратите внимание на вот этот выступ. Видите?
Это новинка, самый современный дизайн. Сам фаллос массирует вагину, а вот этот выступ задевает за клитор и создает дополнительные ощущения.
Разговор велся совершенно серьезно, без тени улыбки. Супруги осматривали предложенный им товар, кивали головами, задавали дополнительные вопросы, уточняли что-то важное для них. Если бы не знать, что именно они выбирают, то со стороны по их виду можно было бы подумать, что речь идет о кухонном столике.
— Нет, мы бы все-таки хотели двойной, — настаивал покупатель. — Нам так удобнее. Покажите двойные, но только покрупнее.
Продавец понимающе кивнул, и в его руках появилось чудовищное приспособление, на сей раз зеленого цвета. Оно выглядело примерно как рогатка — два толстых ствола были выставлены буквой «V».
— Вот, пожалуйста, — предложил продавец. — Последняя модель. Как вы хотели — для одновременного анально-вагинального секса. Подойдет по размеру?
Посмотрите получше.
Супруги принялись разглядывать штуковину, поочередно вертя ее в руках и о чем-то перешептываясь. Женщине фаллоимитатор явно приглянулся, она даже улыбнулась, наверное, представив себе, сколько удовольствия сможет получить ближайшей ночью.
Но супруг ее остался недоволен.
— Мелковат, — авторитетно заявил он продавцу. — Нет ли такого же, но покрупнее? Потолще и подлиннее.
Парень с готовностью показал другой экземпляр, совершенно устрашающих размеров. Вербин даже зажмурился…
Видимо, так же перепугалась супруга ненасытного господина. Увидев штуку, она порозовела и принялась что-то быстро говорить, отрицательно тряся головой, отчего кудряшки ее смешно подрагивали, как хвост у трясогузки.
— Он слишком большой, — донесся ее торопливый шепот. — Саша, подумай, я же не слониха…
Но покупатель уже зачарованно вертел приспособление в руках, любовно оглядывая его и изредка бросая взгляды на супругу, как бы примериваясь заранее.
В его глазах появилось мечтательное выражение.
Увидев, что клиент почти созрел для дорогой покупки, продавец решил прийти на помощь с советом.
— Вы боитесь, что порвете анус? — галантно осведомился он, обращаясь к покупательнице. — Но это ведь так просто. Анус вполне можно расширить.
Постепенные упражнения, и еще у нас есть специальный крем… Показать вам крем?
Он усовершенствованный, только в этом месяце поступил из Германии. Пользуется большим спросом.
Дама помялась нерешительно, потом кивнула. Щечки ее слегка порозовели от волнения, на губах заиграла слабая улыбка. Она вертела в руках пластмассовое страшилище и будто флиртовала с ним: оно нравилось ей, манило, но и немножко пугало своими размерами. Женское сердце явно разрывалось…
Спустя пять минут поразившая Вербина сцена завершилась ко всеобщему удовлетворению. Женщина уговорила своего супруга купить ей две баночки специального крема для расширения ануса и за это согласилась испробовать предложенное ей пластиковое чудо страшных размеров. Муж был доволен, так же как и продавец, сбывший редкий и дорогой товар.
С приятной улыбкой на лице парень вернулся к стоявшему неподалеку у прилавка Вербину.
— Ну как? — бодро поинтересовался он. — Ничего не надумали?
— А что я должен был надумать? — обиженно пРотянул Владимир. — Я же сказал вам, что мне нужно. А вы говорите — у вас нет… Как же теперь быть? Мне очень нужно.
— Очень? — после короткой выжидательной паузы переспросил продавец. — Ну, если очень, то… Впрочем, у нас такого товара в любом случае нет и быть не может…
Вербин понял, что пришла пора действовать решительно. Нельзя упускать момент — сейчас или никогда. Малейшее сомнение спугнет парня.
— Ну помогите! — взмолился Владимир, тараща глаза на продавца. — Вы что, не можете помочь? Мне очень нужно, вы что, не понимаете? Я заплачу хорошо! Ведь где-то есть же такие кассеты!
— У нас — нет, — усмехнулся продавец. — Я же вам объяснил. Приходите послезавтра. Сможете? Сразу после обеденного перерыва.
Это была победа! Маленькая победа, промежуточная, но все же самая настоящая. Конечно, у продавца ничего нет, но ведь не зря же он назначил прийти сюда послезавтра. Значит, что-то имеет в виду. A раз так — есть надежда.
Как говорил литературный Остап Бендер: «Если в стране есть денежные знаки, то должны быть люди, у которых их много». Если в Унчанске производят фильмы с детской порнографией, то должны быть люди, у которых эти фильмы есть. А потом станет уже проще — раскручивать людей и устанавливать цепочку в милиции, когда очень захотят, умеют…
Вербин проводил Марину до остановки и вместе с ней дождался автобуса.
Потом он еще несколько секунд стоял, глядя, как удаляются в темноту красные огоньки потрепанного «Икаруса», увозившего его новую сотрудницу.
«Автобусы в городе все старые, — с раздражением подумал он, — десять с лишним лет парк не обновлялся. И когда только найдутся деньги на то, чтобы сменить эту рухлядь на колесах?»
Рассердился, потому что понял вдруг: он пытается обмануть сам себя, размышляя об автобусах. На самом деле ему хочется думать о Марине. Странное дело, все последнее время он ни разу не вспомнил о том, как и при каких обстоятельствах они встретились в первый раз.
Сначала казалось, что воспоминания о том эпизоде постоянно будут лезть в голову, отравляя их служебное общение. Потом Вербин сказал себе: «Все! Стоп!
Хватит бережно лелеять память о всякой дряни! Это было шесть лет назад, с тех пор вообще все в целом мире переменилось, не то что в людях, в каждом из нас».
Он пригласил Марину работать в отдел, строго-настрого приказав себе никогда не вспоминать о неприятном. И надо же — то ли сработал этот внутренний запрет, то ли как-то само собой ни о чем таком не вспомнилось. Уже довольно давно Вербин смотрел на Марину просто как на новую свою сотрудницу, которой нужно помогать. Такую же, как все остальные сотрудники в отделе.
«Нет, опять вру, причем сам себе, — тотчас оборвал себя Вербин. — Не такую же, как все остальные… Потому что Марина Сергеевна очень красивая. Очень!»
Мысленно назвал Марину по имени-отчеству и похвалил себя за это.
Правильно, так будет лучше. Пусть он все забыл из прошлого, пусть они теперь коллеги, а все же лучше построже, поофициальнее. Так, на всякий случай.
«А на какой случай? — спросил себя Владимир. Подумал и с некоторым смущением ответил себе же:
— уж больно она красивая…»
Он усмехнулся в темноту, вслед скрывшемуся автобусу, и зашагал по улице.
Начал накрапывать дождь — промозглый, осенний, который может, единожды начавшись, идти трое суток без перерыва. В такой дождик человек с особенной тоской вспоминает ушедшее лето, и иной раз и вовсе приходят мрачные мысли о том, что не только лето, а, пожалуй, и вся жизнь уходит куда-то, утекает бездарно между пальцами. И утечет, не удержишь ее, как ни сжимай ладонь.
Он шел по улице долго, натянув до ушей кепку и подняв воротник куртки, чтобы ледяные капли не заползали за воротник.
Шел и некоторое время боролся с собой. Строго говорил себе, что следует думать о том, как придет сейчас домой и что скажет жене Римме. Потому что после службы человек должен отдыхать, а значит -8 думать о доме и семье.
Ну, в крайнем случае, можно было напряженно размышлять о деле, которое они с Мариной расследовали теперь вместе. Думать после службы о служебных делах — это хоть и старомодно, однако тоже вполне допустимо. Но идти и думать о маньяках-педофилах,опреступниках,снимающих мерзкие фильмы и зарабатывающих грязные деньги на растлении детей, совсем не хотелось.
Кроме всего прочего, за годы своей службы в милиции Владимир Вербин научился спокойнее от носиться к своей работе. Пятнадцать лет в органах правопорядка могут кого угодно настроить на философский лад. Десять лет в уголовном розыске, а потом еще пять в «полиции нравов» — это солидный стаж. За это время чего только не насмотришься!
Если нервничать и «заводиться» в начале каждого расследования, то никаких нервов не хватит, да и бессмысленно это.
— Преступники в целом не так уж умны, — говорил Вербину еще в самом начале его службы в уголовном розыске один старый сотрудник, начинавший служить еще в те времена, когда контора называлась страшненько — НКВД. — Конечно, встречаются виртуозы, всякие там криминальные гении, но это редкость. Обычный средний преступник — это глупый, тупой, необразованный человек. JC тому же ленивый. Он потому и совершает преступления, что в нормальной обычной жизни ничего добиться не может, ни к чему не пригоден.
Говорил он все это Вербину тихо, вполголоса. В советские времена за такие разговорчики по головке бы не погладили. Тогда считалось, что преступником человек становится под давлением социальных обстоятельств буржуазного общества.
А при социализме преступность отмирает, только очень медленно, потому что это — очень стойкий пережиток проклятого капиталистического прошлого.
А то, чему учил молодого Вербина его старший товарищ, — это презрительно называлось «достоевщиной», а также еще более строго — «социально-чуждыми настроениями», и за них полагался строгий выговор с занесением в учетную карточку. И можешь сразу ставить крест на карьере…
— Ты кто? — говорил старший товарищ Вербину. — Обычный средний человек. И я тоже — обычный средний человек. Так вот: если два средних человека тщательно и аккуратно ищут одного тупого и глупого, то они его найдут наверняка. Поэтому если тебе поручено найти и обезвредить преступника, то знай с самого начала твердо: скорее всего, он — урод и быдло. И никуда ему от тебя не уйти. Ты его найдешь обязательно, никуда не денется. Конечно, если сидеть и плевать в потолок, то не найдешь. Но если будешь хоть немного стараться — он твой, и сидеть ему в тюрьме — не пересидеть.
— А если он не урод и не быдло? — как-то поинтересовался в ответ Владимир.
— Тогда как быть?
— Тогда не найдешь, — вздохнул старший товарищ, покачав сокрушенно седой головой. — Нет, тогда не надейся. Если только случай поможет, но это вряд ли — тут особенное везение нужно. Но ты не расстраивайся — умных среди них так мало, что можешь никогда и не столкнуться.
Вот с тех пор Вербин и приучился мыслить как опытный милиционер. Узнав об очередном преступлении и принявшись за работу, он закуривал сигарету и, пуская клубы дыма, спокойно говорил себе: «Начинаем искать. Возможны два варианта: либо найдем — это первый вариант, либо не найдем — это второй. А третьего не дано, и на этом будем стоять».
Примерно так же рассуждали и другие его сотрудники, Вербин знал это.
Сделать с этим ничего нельзя — сказывается многолетняя милицейская привычка. Но Марина Карсавина мыслила не так, не так чувствовала — потому Вербин понял и пригласил ее в свой отдел.
Он помнил ее глаза после того, как он заставил ее досмотреть видеокассету до конца. В них стояла холодная ненависть — именно то чувство, которое Вербин и пытался вызвать.
У любого сотрудника милиции должна быть холодная ненависть к преступникам, служащая гарантией успешной работы. Поначалу это чувство бывает почти у всех, а потом постепенно притупляется и совсем исчезает. Остается равнодушие и профессионализм. Что ж, и с этим можно жить и работать.
В Марине не было равнодушия: она так смотрела на экран при недавней демонстрации порнофильма с участием детей, что становилось ясно — она найдет преступников. Она слишком их ненавидит, чтобы упустить.
«Интересно, в ней это от молодости и неопытности? — спросил себя Вербин. — Или это — органически присущее ей качество? Она останется такой же через пять лет?»
Здравый смысл подсказывал, что нет. Подсказывал, что через пять лет с Мариной станет то же самое, что и со всеми остальными сотрудниками: она привыкнет к преступлениям, к преступникам и станет относиться к службе как к обычной рутинной процедуре.
«И все-таки она не станет другой, — сказал себе Вербин. — Обычный человек — да, станет, как все. А она — нет. Она необычная. — И почему-то добавил тут же:
— Она слишком красивая…»
На этот раз он спохватился и обругал себя уже серьезно. Ведь собирался думать о службе, а скатился опять на мысли о Марине. Нет, конечно, не о Марине, а о старшем лейтенанте Карсавиной Марине Сергеевне. Ну да, так правильно… О Карсавиной, старшем лейтенанте… Которая очень красивая…
Тьфу ты, вот ведь что делается! Хоть надавай себе по щекам! Совсем обалдел на старости лет, дурак! ? Уже подходя к подъезду и видя освещенные окна своей квартиры, майор Вербин наконец сумел взять себя в руки и, не давая мыслям никакой лазейки, принялся неотступно думать о футбольном матче, который будут через десять минут показывать по первому каналу.
Семейной жизни Владимира Вербина завидовали многие: не только коллеги, но даже старинные приятели, близко знавшие его. Все говорило им о том, что Володя отлично устроился, чего же еще желать — каждому бы так.
Детей у них с Риммой не было, что после четырнадцати лет брака давало веские основания предполагать, что уж теперь и не будет. В первые годы сУпружества они вовсе об этом не говорили, потому что было рано заводить детей, а когда на пятом году Вербин все же заинтересовался этим вопросом, выяснилось, что у Риммы какая-то аномалия внутренних женских органов, которая и препятствует возникновению беременности.
Впрочем, сам Вербин и был инициатором подобных исследований — Римма не проявляла к данному вопросу никакого интереса.
— Врач сказал, что у меня не может быть детей, — сказала Римма, вернувшись из женской консультации. — Нужно делать операцию, да и то без гарантии успеха.
Сообщила она об этом равнодушно и больше к данной теме не возвращалась.
Владимир на этом не успокоился, он пытался проявлять активность и дальше. К двадцати пяти годам ему уже начинало казаться странным, что у него нет ребенка.
У всех вокруг есть, а у него — нет, это непорядок.
— Ты бы сходила еще куда-нибудь, — предлагал он жене, — не одна же консультация в городе. Наверняка есть какие-нибудь медицинские центры, специалисты. Можно провести исследования и вообще…
Ему даже пришлось самому найти один такой центр и заблаговременно самому взять там для Риммы номерок на прием. Она послушно сходила, спорить не стала, однако, вернувшись оттуда, снова с некоторым облегчением заявила, что гарантии нет и что на операцию придется ехать в Москву, а времени тоже нет…
Владимир долгое время не понимал Римму, ее равнодушия. Ему казалось диким, невероятным, чтобы молодая замужняя женщина не хотела иметь ребенка. Он попросту не мог в это поверить.
Потом поверил, обстоятельства заставили.
— Послушай, и зачем тебе это только нужно? — однажды с раздражением заметила Римма, когда в очередной раз завел разговор о ребенке. — Конечно, дети — это хорошо, я же не спорю… Но разве нам с тобой и без детей плохо? Мы же любим друг друга, у нас все хорошо. У тебя служба все время съедает, у меня тоже работы невпроворот. И так времени не хватает.
Она пожала плечами и добавила:
— К тому же столько хлопот с этими исследованиями. И говорят — без гарантии.
Наверное, именно тогда в супружеских отношениях пролегла первая трещина, сначала невидимая. Владимир вдруг увидел свою жену совершенно с иной, незнакомой стороны. Он ее не понимал в чем-то очень важном.
Нет, он не осуждал Римму. Взрослый человек понимает, что все люди рождаются разными и таковыми же и умирают, как их ни пытайся унифицировать. Он не произносил про себя в адрес Риммы обидных слов. Он не говорил «чудовище», не говорил: «монстр». Да эти слова были бы и несправедливы. Какое же Римма чудовище? Глупости…
Но жена вдруг стала казаться Вербину ущербным человеком. Он увидел в ней человеческую аномалию, с которой так и не сумел примириться.
Отчуждение стало нарастать еще и потому, что Римма во всем остальном была очень активной, деловой женщиной. Свою нерастраченную энергию, свое время она направила в бизнес и за два-три года сумела добиться многого. Еще в начале девяностых она, будучи директором канцелярского магазина, сумела приватизировать его. Магазинчик был захудалый, паршивенький. Но за несколько лет ценой больших усилий Римме удалось сделать из него конфетку. Теперь магазин назывался «Веселый карандаш» и считался самым «продвинутым» среди канцелярских точек Унчанска. Римма ездила в Москву, заводила там торговые связи, неустанно заботилась о пополнении ассортимента самыми современными штучками-дрючками, и, таким образом, магазин ее, расположенный в самом центре города, превратился чуть ли не в Мекку для студентов, школьников и прочей пишущей публики.
Как ни странно, для многих людей канцелярские аксессуары имеют очень большое значение. Вербин не уставал удивляться этому — ему подобные вещи казались непостижимыми. Какая разница, чем писать? Была бы ручка с чернилами или пастой, главное, чтобы написано было по существу. А кто-то выбирает цвет блокнота или какой-нибудь необычный фломастер, маркер — можно ли со столь суетной заинтересованностью относиться ко всему этому барахлу?
— Знаешь, сколько их там?
Искусственные фаллосы ядовито-розового цвета действительно встречают посетителя магазинов «Интим» прямо с порога. Эти удивительные промышленные изделия из пластмассы стоят на полках ровными рядами и своими причудливыми очертаниями могут привести в замешательство неподготовленного человека.
Есть тут обычные, а есть даже двойные — для одновременного проникновения в вагину и в анус. Этакий изыск!
Фаллосы эти стоят недорого, развлечение для простого народа.
Разместившиеся на соседней полке серебристые вибраторы — штуки дорогие, не каждая женщина может себе такое позволить. Зато, как уверяют шустрые продавщицы, и удовольствие ни с чем не сравнимое…
Для похода по этим магазинчикам майор Вербин заранее все предусмотрел.
Достал старую кожаную куртку, аккуратно приклеил растрепанную жесткую бороду, надел мятые, усыпанные табачным пеплом брюки.
Постояв несколько минут перед зеркалом, рассмотрел себя и прикинул — так ли должен выглядеть маньяк-педофил, готовый на любые затраты ради того, чтобы купить видеокассету с маленькими детьми.
— Нет, не похож, — решил наконец Владимир. — Как-то неубедительно…
Он порылся в своих запасах и достал из-под всякого хлама очки в роговой оправе с обычными стеклами. Надел их и снова придирчиво осмотрел свою внешность. Теперь было уже лучше — в лице появилось что-то изуверское. Это хорошо.
Собственно говоря, совершенно неважно, так ли на самом деле выглядят маньяки-педофилы. Какая разница? Никто не устанавливал типаж, нет утвержденного свыше облика извращенца. Вербин старался выглядеть так, как могут представлять себе тайного педофила хозяева и продавцы соответствующих магазинов.
Теперь, пройдя по всем одиннадцати, он мог резюмировать увиденное. В восьми шопах девочки-продавщицы сделали вид, что вообще не поняли его.
— У вас тут все для взрослых и про взрослых, — балагурил странный посетитель, когда оказывался в зале единственным покупателем и свободно расхаживал вдоль прилавков. — А вот нету ли у вас чего-нибудь особенного? Для души, так сказать… Нету, а?
Но девочки-продавщицы смотрели на него глупыми глазами и коротко с неприязнью отвечали:
— Что есть — все на прилавке.
То ли посетитель не внушал им доверия, то ли они в самом деле были настолько тупыми. Хотя что взять с девиц, работающих в таких магазинах? Уж понятно, что сколько-нибудь умненькая сюда не пойдет…
— Может, вам каталог показать? — спрашивали девицы. — Вы вообще-то чего ищете?
В конце концов Вербин сообщал конкретно о том, чего ищет.
— Мне бы про деточек, — говорил он вполголоса, стараясь придать своему лицу маниакальное выражение, — про малюточек всяких посмотреть бы. А? Нету у вас? Вы не думайте, я бы хорошо заплатил.
Он озирался по сторонам, будто нервничает, втягивал голову в плечи и старательно держал рот полуоткрытым, с отвисшей нижней губой: ему всегда казалось, что психи выглядят таким образом.
Какие-то девицы в ответ смущенно хихикали и отворачивались, какие-то смурнели и поджимали губы, но в результате ответ был один и тот же. Нет. Не было, нет и не будет. Потому что строжайше запрещено. Когда разрешат — будем торговать, тогда и приходите, гражданин хороший.
В девятом магазине вышел из подсобки хозяин — азербайджанец. Уточнив, чего желает посетитель, он придвинулся к нему вплотную и, толкая огромным животом, сказал:
— Ухады отсуда. И больше суда нэ приходы. Понял?
А когда Вербин уже взялся за дверную ручку, в спину ему веско добавил:
— Я твой мама имел… Трудно сказать, был ли торговец таким уж строгим блюстителем нравственности или просто очень дорожил своим бизнесом, но Вербин понял, что сюда действительно больше «ходыть нэ надо».
А вот в одном магазине странного покупателя приняли довольно благосклонно.
Продавцами здесь были молодые люди, а не девушки, как обычно, и настроены эти парни были весьма по-деловому.
— Что желаем посмотреть? — бодро осведомился продавец, подходя к посетителю, застывшему возле прилавка с видеокассетами. А поскольку тот задумчиво молчал, не реагируя на обращенный к нему вопрос, парень разразился стандартной речью:
— Вот в этой стопочке — обычный секс, мягкий, очень красивый. Море, солнце, все происходит на песочке под шум морской волны. Очень нежно, обворожительно… Вам, собственно, для чего кассета нужна: самому посмотреть или вместе с женой, подругой?
— Да нет, — стыдливо засмеялся Вербин и даже замахал руками, словно прикрываясь от ударов. — Какое там — супруга! Супруга меня бы за такое убила.
Сровняла бы с землей, как говорится.
— Сами хотите посмотреть? — уточнил парень, высокомерно улыбнувшись. — Тогда вот сюда обратите внимание — тут погорячее. Азиатские красотки, европейские дивы, негритяночки. Прямо шоколадки — пальчики оближешь. Нам весь товар из Москвы привозят, а туда поступает с лучших европейских рынков. Вот эти кассеты — хиты сезона в Америке в этом году.
«Слова-то какие! — подумал Вербин, прикрывая глаза, чтобы скрыть от парня свои истинные мысли и чувства. — Подумать только — хиты сезона в Америке!
Лучшие европейские рынки — вот насобачились разговаривать! Да откуда ты, вонючка, вообще знаешь про то, какие хиты сейчас в Америке? Фраер ты дешевый: сидишь в Унчанске и рассуждаешь про европейские порнорынки. Больно умные все стали!»
А вслух сказал:
— Да нет… Мне бы чего-нибудь необычного. У вас такого нет? Я бы заплатил…
Парень несколько насторожился, и в его лице появилось алчно-скучающее выражение, какое бывает у рыбаков, чувствующих поклев, но боящихся спугнуть рыбу.
— Чего необычного? — равнодушным тоном осведомился продавец. — Вот кассеты для голубых. А в этой стопочке — лесбиянки.
— Мне бы про маленьких, — вполголоса сообщил Вербин. — Ну, понимаете…
Чтоб секс и всякое это самое — только с маленькими. Знаете, девочки, мальчики.
Малюсенькие такие, совсем маленькие симпампунчики.
В эти мгновения он был омерзителен сам себе. Даже произносить все это показалось Вербину постыдным и отвратительным. Если парень сейчас даст ему в морду, нельзя будет обижаться — грех, правильно даст.
— У нас такого нет, — медленно произнес продавец, — и не бывает. Сами понимаете — запрещено.
Казалось бы, текст был самым обыкновенным, Вербин в разных вариациях слышал его за этот день уже много раз. Но парень как-то слишком медленно выговаривал слова, будто раздумывал о чем-то или же приглашал к совместным размышлениям…
Так они простояли рядом друг с другом у прилавка несколько секунд, оба молчали.
«Не буду спрашивать, — решил Вербин, — пусть Сам скажет. Он хочет что-то сказать, но не решается».
В этот момент хлопнула входная дверь, звякнул колокольчик. Вошла пара посетителей — явно и жена. Обоим лет за тридцать, они не смущаютс видно, не в первый раз бывают в таких магазинах.
Продавец отвлекся от Вербина и подошел к ним. Начался разговор вполголоса.
Впрочем, в магазинах «Интим» не принято орать во все горло…
Владимир решил никуда не уходить: чутье подсказывало ему, что следует остаться и продолжить разговор с задумчивым продавцом. Поэтому он принялся разглядывать выложенные на прилавках экзотические товары, вполуха машинально прислушиваясь к доносящимся до него обрывкам разговора. Посетители точно знали, что им нужно, и сразу направились к полкам.
Краем глаза Вербин незаметно наблюдал за их поведением. Он с трудом мог себе представить, как бы сам с женой зашел сюда и принялся что-то выбирать. Да нет, чепуха, совсем не мог представить себе подобной ерунды.
А эта парочка выглядела вполне естественно, никто из них не комплексовал.
И выглядели оба прилично — хорошо одеты, уверены в себе. Мужчина побрит, в дорогой куртке, его супруга с макияжем и причесочкой.
«С виду — самые обычные граждане, — подумал Вербин, — встретишь на улице таких — никогда не подумаешь, что они посещают вместе секс-шоп. А может быть, я просто отстал от жизни и сейчас такое поведение для супругов нормально? Может быть…»
— Вот этот подойдет? — вежливо интересовался продавец, снимая с полки очередной ярко-розовый фаллос. — Обратите внимание на вот этот выступ. Видите?
Это новинка, самый современный дизайн. Сам фаллос массирует вагину, а вот этот выступ задевает за клитор и создает дополнительные ощущения.
Разговор велся совершенно серьезно, без тени улыбки. Супруги осматривали предложенный им товар, кивали головами, задавали дополнительные вопросы, уточняли что-то важное для них. Если бы не знать, что именно они выбирают, то со стороны по их виду можно было бы подумать, что речь идет о кухонном столике.
— Нет, мы бы все-таки хотели двойной, — настаивал покупатель. — Нам так удобнее. Покажите двойные, но только покрупнее.
Продавец понимающе кивнул, и в его руках появилось чудовищное приспособление, на сей раз зеленого цвета. Оно выглядело примерно как рогатка — два толстых ствола были выставлены буквой «V».
— Вот, пожалуйста, — предложил продавец. — Последняя модель. Как вы хотели — для одновременного анально-вагинального секса. Подойдет по размеру?
Посмотрите получше.
Супруги принялись разглядывать штуковину, поочередно вертя ее в руках и о чем-то перешептываясь. Женщине фаллоимитатор явно приглянулся, она даже улыбнулась, наверное, представив себе, сколько удовольствия сможет получить ближайшей ночью.
Но супруг ее остался недоволен.
— Мелковат, — авторитетно заявил он продавцу. — Нет ли такого же, но покрупнее? Потолще и подлиннее.
Парень с готовностью показал другой экземпляр, совершенно устрашающих размеров. Вербин даже зажмурился…
Видимо, так же перепугалась супруга ненасытного господина. Увидев штуку, она порозовела и принялась что-то быстро говорить, отрицательно тряся головой, отчего кудряшки ее смешно подрагивали, как хвост у трясогузки.
— Он слишком большой, — донесся ее торопливый шепот. — Саша, подумай, я же не слониха…
Но покупатель уже зачарованно вертел приспособление в руках, любовно оглядывая его и изредка бросая взгляды на супругу, как бы примериваясь заранее.
В его глазах появилось мечтательное выражение.
Увидев, что клиент почти созрел для дорогой покупки, продавец решил прийти на помощь с советом.
— Вы боитесь, что порвете анус? — галантно осведомился он, обращаясь к покупательнице. — Но это ведь так просто. Анус вполне можно расширить.
Постепенные упражнения, и еще у нас есть специальный крем… Показать вам крем?
Он усовершенствованный, только в этом месяце поступил из Германии. Пользуется большим спросом.
Дама помялась нерешительно, потом кивнула. Щечки ее слегка порозовели от волнения, на губах заиграла слабая улыбка. Она вертела в руках пластмассовое страшилище и будто флиртовала с ним: оно нравилось ей, манило, но и немножко пугало своими размерами. Женское сердце явно разрывалось…
Спустя пять минут поразившая Вербина сцена завершилась ко всеобщему удовлетворению. Женщина уговорила своего супруга купить ей две баночки специального крема для расширения ануса и за это согласилась испробовать предложенное ей пластиковое чудо страшных размеров. Муж был доволен, так же как и продавец, сбывший редкий и дорогой товар.
С приятной улыбкой на лице парень вернулся к стоявшему неподалеку у прилавка Вербину.
— Ну как? — бодро поинтересовался он. — Ничего не надумали?
— А что я должен был надумать? — обиженно пРотянул Владимир. — Я же сказал вам, что мне нужно. А вы говорите — у вас нет… Как же теперь быть? Мне очень нужно.
— Очень? — после короткой выжидательной паузы переспросил продавец. — Ну, если очень, то… Впрочем, у нас такого товара в любом случае нет и быть не может…
Вербин понял, что пришла пора действовать решительно. Нельзя упускать момент — сейчас или никогда. Малейшее сомнение спугнет парня.
— Ну помогите! — взмолился Владимир, тараща глаза на продавца. — Вы что, не можете помочь? Мне очень нужно, вы что, не понимаете? Я заплачу хорошо! Ведь где-то есть же такие кассеты!
— У нас — нет, — усмехнулся продавец. — Я же вам объяснил. Приходите послезавтра. Сможете? Сразу после обеденного перерыва.
Это была победа! Маленькая победа, промежуточная, но все же самая настоящая. Конечно, у продавца ничего нет, но ведь не зря же он назначил прийти сюда послезавтра. Значит, что-то имеет в виду. A раз так — есть надежда.
Как говорил литературный Остап Бендер: «Если в стране есть денежные знаки, то должны быть люди, у которых их много». Если в Унчанске производят фильмы с детской порнографией, то должны быть люди, у которых эти фильмы есть. А потом станет уже проще — раскручивать людей и устанавливать цепочку в милиции, когда очень захотят, умеют…
Вербин проводил Марину до остановки и вместе с ней дождался автобуса.
Потом он еще несколько секунд стоял, глядя, как удаляются в темноту красные огоньки потрепанного «Икаруса», увозившего его новую сотрудницу.
«Автобусы в городе все старые, — с раздражением подумал он, — десять с лишним лет парк не обновлялся. И когда только найдутся деньги на то, чтобы сменить эту рухлядь на колесах?»
Рассердился, потому что понял вдруг: он пытается обмануть сам себя, размышляя об автобусах. На самом деле ему хочется думать о Марине. Странное дело, все последнее время он ни разу не вспомнил о том, как и при каких обстоятельствах они встретились в первый раз.
Сначала казалось, что воспоминания о том эпизоде постоянно будут лезть в голову, отравляя их служебное общение. Потом Вербин сказал себе: «Все! Стоп!
Хватит бережно лелеять память о всякой дряни! Это было шесть лет назад, с тех пор вообще все в целом мире переменилось, не то что в людях, в каждом из нас».
Он пригласил Марину работать в отдел, строго-настрого приказав себе никогда не вспоминать о неприятном. И надо же — то ли сработал этот внутренний запрет, то ли как-то само собой ни о чем таком не вспомнилось. Уже довольно давно Вербин смотрел на Марину просто как на новую свою сотрудницу, которой нужно помогать. Такую же, как все остальные сотрудники в отделе.
«Нет, опять вру, причем сам себе, — тотчас оборвал себя Вербин. — Не такую же, как все остальные… Потому что Марина Сергеевна очень красивая. Очень!»
Мысленно назвал Марину по имени-отчеству и похвалил себя за это.
Правильно, так будет лучше. Пусть он все забыл из прошлого, пусть они теперь коллеги, а все же лучше построже, поофициальнее. Так, на всякий случай.
«А на какой случай? — спросил себя Владимир. Подумал и с некоторым смущением ответил себе же:
— уж больно она красивая…»
Он усмехнулся в темноту, вслед скрывшемуся автобусу, и зашагал по улице.
Начал накрапывать дождь — промозглый, осенний, который может, единожды начавшись, идти трое суток без перерыва. В такой дождик человек с особенной тоской вспоминает ушедшее лето, и иной раз и вовсе приходят мрачные мысли о том, что не только лето, а, пожалуй, и вся жизнь уходит куда-то, утекает бездарно между пальцами. И утечет, не удержишь ее, как ни сжимай ладонь.
Он шел по улице долго, натянув до ушей кепку и подняв воротник куртки, чтобы ледяные капли не заползали за воротник.
Шел и некоторое время боролся с собой. Строго говорил себе, что следует думать о том, как придет сейчас домой и что скажет жене Римме. Потому что после службы человек должен отдыхать, а значит -8 думать о доме и семье.
Ну, в крайнем случае, можно было напряженно размышлять о деле, которое они с Мариной расследовали теперь вместе. Думать после службы о служебных делах — это хоть и старомодно, однако тоже вполне допустимо. Но идти и думать о маньяках-педофилах,опреступниках,снимающих мерзкие фильмы и зарабатывающих грязные деньги на растлении детей, совсем не хотелось.
Кроме всего прочего, за годы своей службы в милиции Владимир Вербин научился спокойнее от носиться к своей работе. Пятнадцать лет в органах правопорядка могут кого угодно настроить на философский лад. Десять лет в уголовном розыске, а потом еще пять в «полиции нравов» — это солидный стаж. За это время чего только не насмотришься!
Если нервничать и «заводиться» в начале каждого расследования, то никаких нервов не хватит, да и бессмысленно это.
— Преступники в целом не так уж умны, — говорил Вербину еще в самом начале его службы в уголовном розыске один старый сотрудник, начинавший служить еще в те времена, когда контора называлась страшненько — НКВД. — Конечно, встречаются виртуозы, всякие там криминальные гении, но это редкость. Обычный средний преступник — это глупый, тупой, необразованный человек. JC тому же ленивый. Он потому и совершает преступления, что в нормальной обычной жизни ничего добиться не может, ни к чему не пригоден.
Говорил он все это Вербину тихо, вполголоса. В советские времена за такие разговорчики по головке бы не погладили. Тогда считалось, что преступником человек становится под давлением социальных обстоятельств буржуазного общества.
А при социализме преступность отмирает, только очень медленно, потому что это — очень стойкий пережиток проклятого капиталистического прошлого.
А то, чему учил молодого Вербина его старший товарищ, — это презрительно называлось «достоевщиной», а также еще более строго — «социально-чуждыми настроениями», и за них полагался строгий выговор с занесением в учетную карточку. И можешь сразу ставить крест на карьере…
— Ты кто? — говорил старший товарищ Вербину. — Обычный средний человек. И я тоже — обычный средний человек. Так вот: если два средних человека тщательно и аккуратно ищут одного тупого и глупого, то они его найдут наверняка. Поэтому если тебе поручено найти и обезвредить преступника, то знай с самого начала твердо: скорее всего, он — урод и быдло. И никуда ему от тебя не уйти. Ты его найдешь обязательно, никуда не денется. Конечно, если сидеть и плевать в потолок, то не найдешь. Но если будешь хоть немного стараться — он твой, и сидеть ему в тюрьме — не пересидеть.
— А если он не урод и не быдло? — как-то поинтересовался в ответ Владимир.
— Тогда как быть?
— Тогда не найдешь, — вздохнул старший товарищ, покачав сокрушенно седой головой. — Нет, тогда не надейся. Если только случай поможет, но это вряд ли — тут особенное везение нужно. Но ты не расстраивайся — умных среди них так мало, что можешь никогда и не столкнуться.
Вот с тех пор Вербин и приучился мыслить как опытный милиционер. Узнав об очередном преступлении и принявшись за работу, он закуривал сигарету и, пуская клубы дыма, спокойно говорил себе: «Начинаем искать. Возможны два варианта: либо найдем — это первый вариант, либо не найдем — это второй. А третьего не дано, и на этом будем стоять».
Примерно так же рассуждали и другие его сотрудники, Вербин знал это.
Сделать с этим ничего нельзя — сказывается многолетняя милицейская привычка. Но Марина Карсавина мыслила не так, не так чувствовала — потому Вербин понял и пригласил ее в свой отдел.
Он помнил ее глаза после того, как он заставил ее досмотреть видеокассету до конца. В них стояла холодная ненависть — именно то чувство, которое Вербин и пытался вызвать.
У любого сотрудника милиции должна быть холодная ненависть к преступникам, служащая гарантией успешной работы. Поначалу это чувство бывает почти у всех, а потом постепенно притупляется и совсем исчезает. Остается равнодушие и профессионализм. Что ж, и с этим можно жить и работать.
В Марине не было равнодушия: она так смотрела на экран при недавней демонстрации порнофильма с участием детей, что становилось ясно — она найдет преступников. Она слишком их ненавидит, чтобы упустить.
«Интересно, в ней это от молодости и неопытности? — спросил себя Вербин. — Или это — органически присущее ей качество? Она останется такой же через пять лет?»
Здравый смысл подсказывал, что нет. Подсказывал, что через пять лет с Мариной станет то же самое, что и со всеми остальными сотрудниками: она привыкнет к преступлениям, к преступникам и станет относиться к службе как к обычной рутинной процедуре.
«И все-таки она не станет другой, — сказал себе Вербин. — Обычный человек — да, станет, как все. А она — нет. Она необычная. — И почему-то добавил тут же:
— Она слишком красивая…»
На этот раз он спохватился и обругал себя уже серьезно. Ведь собирался думать о службе, а скатился опять на мысли о Марине. Нет, конечно, не о Марине, а о старшем лейтенанте Карсавиной Марине Сергеевне. Ну да, так правильно… О Карсавиной, старшем лейтенанте… Которая очень красивая…
Тьфу ты, вот ведь что делается! Хоть надавай себе по щекам! Совсем обалдел на старости лет, дурак! ? Уже подходя к подъезду и видя освещенные окна своей квартиры, майор Вербин наконец сумел взять себя в руки и, не давая мыслям никакой лазейки, принялся неотступно думать о футбольном матче, который будут через десять минут показывать по первому каналу.
Семейной жизни Владимира Вербина завидовали многие: не только коллеги, но даже старинные приятели, близко знавшие его. Все говорило им о том, что Володя отлично устроился, чего же еще желать — каждому бы так.
Детей у них с Риммой не было, что после четырнадцати лет брака давало веские основания предполагать, что уж теперь и не будет. В первые годы сУпружества они вовсе об этом не говорили, потому что было рано заводить детей, а когда на пятом году Вербин все же заинтересовался этим вопросом, выяснилось, что у Риммы какая-то аномалия внутренних женских органов, которая и препятствует возникновению беременности.
Впрочем, сам Вербин и был инициатором подобных исследований — Римма не проявляла к данному вопросу никакого интереса.
— Врач сказал, что у меня не может быть детей, — сказала Римма, вернувшись из женской консультации. — Нужно делать операцию, да и то без гарантии успеха.
Сообщила она об этом равнодушно и больше к данной теме не возвращалась.
Владимир на этом не успокоился, он пытался проявлять активность и дальше. К двадцати пяти годам ему уже начинало казаться странным, что у него нет ребенка.
У всех вокруг есть, а у него — нет, это непорядок.
— Ты бы сходила еще куда-нибудь, — предлагал он жене, — не одна же консультация в городе. Наверняка есть какие-нибудь медицинские центры, специалисты. Можно провести исследования и вообще…
Ему даже пришлось самому найти один такой центр и заблаговременно самому взять там для Риммы номерок на прием. Она послушно сходила, спорить не стала, однако, вернувшись оттуда, снова с некоторым облегчением заявила, что гарантии нет и что на операцию придется ехать в Москву, а времени тоже нет…
Владимир долгое время не понимал Римму, ее равнодушия. Ему казалось диким, невероятным, чтобы молодая замужняя женщина не хотела иметь ребенка. Он попросту не мог в это поверить.
Потом поверил, обстоятельства заставили.
— Послушай, и зачем тебе это только нужно? — однажды с раздражением заметила Римма, когда в очередной раз завел разговор о ребенке. — Конечно, дети — это хорошо, я же не спорю… Но разве нам с тобой и без детей плохо? Мы же любим друг друга, у нас все хорошо. У тебя служба все время съедает, у меня тоже работы невпроворот. И так времени не хватает.
Она пожала плечами и добавила:
— К тому же столько хлопот с этими исследованиями. И говорят — без гарантии.
Наверное, именно тогда в супружеских отношениях пролегла первая трещина, сначала невидимая. Владимир вдруг увидел свою жену совершенно с иной, незнакомой стороны. Он ее не понимал в чем-то очень важном.
Нет, он не осуждал Римму. Взрослый человек понимает, что все люди рождаются разными и таковыми же и умирают, как их ни пытайся унифицировать. Он не произносил про себя в адрес Риммы обидных слов. Он не говорил «чудовище», не говорил: «монстр». Да эти слова были бы и несправедливы. Какое же Римма чудовище? Глупости…
Но жена вдруг стала казаться Вербину ущербным человеком. Он увидел в ней человеческую аномалию, с которой так и не сумел примириться.
Отчуждение стало нарастать еще и потому, что Римма во всем остальном была очень активной, деловой женщиной. Свою нерастраченную энергию, свое время она направила в бизнес и за два-три года сумела добиться многого. Еще в начале девяностых она, будучи директором канцелярского магазина, сумела приватизировать его. Магазинчик был захудалый, паршивенький. Но за несколько лет ценой больших усилий Римме удалось сделать из него конфетку. Теперь магазин назывался «Веселый карандаш» и считался самым «продвинутым» среди канцелярских точек Унчанска. Римма ездила в Москву, заводила там торговые связи, неустанно заботилась о пополнении ассортимента самыми современными штучками-дрючками, и, таким образом, магазин ее, расположенный в самом центре города, превратился чуть ли не в Мекку для студентов, школьников и прочей пишущей публики.
Как ни странно, для многих людей канцелярские аксессуары имеют очень большое значение. Вербин не уставал удивляться этому — ему подобные вещи казались непостижимыми. Какая разница, чем писать? Была бы ручка с чернилами или пастой, главное, чтобы написано было по существу. А кто-то выбирает цвет блокнота или какой-нибудь необычный фломастер, маркер — можно ли со столь суетной заинтересованностью относиться ко всему этому барахлу?