Пилюшин Иосиф. У стен Ленинграда

   Весь день одиннадцатого августа советская авиация бомбила скопившиеся вражеские части вблизи реки Салки. В воздухе ни на минуту не прекращалось сражение, в котором принимали участие крупные силы обеих сторон.
   К нам подходили форсированным маршем все новые и новые пехотные и артиллерийские части. На правом фланге занимала рубежи обороны дивизия народного ополчения.
   К вечеру завязалась ружейно-пулеметная перестрелка с обеих сторон. В это время в воздухе появились пикирующие бомбардировщики "Юнкерсы-87". Они действовали так же, как и в районе реки Нарвы. Ведущий качнул крыльями, самолеты выстроились в цепочку и устремились к опушке леса, где находились наши передовые посты. Раздался пронзительный рев сирены. Мы слышали его впервые. На неискушенных людей этот устрашающий рев действовал сильнее, чем свист падающей бомбы.
   И вот в эту минуту, когда люди боялись даже пошевелиться, длинная пулеметная очередь разрезала воздух. Я на мгновение поднял голову и тут же увидел, что шедший в пике "юнкерс" перешел в штопор; летчик пытался выровнять машину, но не смог. С ревом и грохотом она врезалась в кромку шоссейной дороги.
   Пулеметная очередь по "юнкерсу" точно пробудила людей, вывела их из оцепенения. Захлопали винтовочные выстрелы.
   По траншее передали: это дядя Вася срезал "юнкерса". Впервые на нашем участке фронта мы, стрелки-пехотинцы, вели по самолетам огонь из винтовок и пулеметов.
   Дядя Вася стоял на коленях у своего "максима". Его рыжие волосы были взъерошены, глаза блестели. Перемешивая свои слова с ругательствами, он кричал:
   - Бронебойными заряжайте, бронебойными! Впереди и позади все горело: скирды скошенного хлеба, лес, подожженные танки, сбитые самолеты.
   Немцы пошли в атаку.
   Романов и Ульянов вели огонь из ручных пулеметов. Я сидел в траншее, заряжал пустые диски и подавал товарищам. Рядом, возле разрушенной землянки, лежал вниз лицом красноармеец Казарян. Я думал, что он убит. Подбежал Круглов и хотел взять у погибшего бойца ручной пулемет. Но как только командир дотронулся до ствола пулемета, Казарян вскочил на ноги:
   - Виноват, товарищ командир, душа страх брал. Много-много фриц бомб бросал.
   Круглов указал ему на нас:
   - А вы думаете, у них сердце бронированное?
   Казарян поставил пулемет на край разрушенной землянки и открыл огонь.
   За поворотом траншеи недалеко от меня раздался стон. Я передал заряженные диски и побежал на помощь. Прислонясь спиной к стенке траншеи, сидел сержант Ухов, зажав обеими руками разорванный осколком живот. Он тихим голосом просил пить. Я положил его на спину, чтобы сделать перевязку, но, пока расстегивал ремень, он умер... Я видел, как на молодом красивом лице товарища угасал румянец, а на губах так и застыло недосказанное слово пить...
   Весь день шел бой. Несмотря на неоднократные атаки, противнику не удалось прорвать нашу оборону и выйти в тыл советских частей, защищавших Нарву.
   Как только стемнело, старший лейтенант Круглов приказал мне сопровождать его в штаб батальона. Я шел позади. Кругом стояла удивительная тишина. Не верилось, что в нескольких сотнях метров - враг. Немцы, видимо, что-то затевали. На этот раз они изменили свою обычную тактику: не освещали ракетами нейтральную полосу, а простреливали ее время от времени пулеметным огнем. "Как разгадать замыслы врага?" - думал я, шагая вслед за командиром.
   Мы вошли в землянку командира батальона Чистякова. Она была тесная, с очень низким потолком. Здесь находились начальник штаба, комиссар и незнакомый мне майор. Как потом я узнал, это был командир дивизионной разведки.
   Разговор был короткий. Комбат приказал Круглову разведать на участке батальона силы противника.
   "Нелегкая предстоит задача", - подумал я. Все мы знали Круглова как опытного командира роты, но он не был разведчиком. Новым делом являлась разведка и для нас, стрелков-пехотинцев.
   На обратном пути командир роты не обмолвился ни словом. Его, видимо, тоже волновала полученная боевая задача.
   Фронт оживал: в небо взлетали ракеты, более настойчиво застучали пулеметы.
   В разведку собирались тщательно, хотя и быстро. Нужно было все предусмотреть, учесть любую неожиданность.
   Политрук Васильев организовал наблюдение за передовыми постами и огневыми точками немцев. К двенадцати часам ночи все было готово к выходу.
   В разведывательную группу, состоявшую из двенадцати человек, попал и я. В ней был и Романов, который, как уже говорилось, знал немецкий язык.
   - Это хорошо, что мы идем вместе, - дружески пожимая мне руку, сказал он.
   Когда все собрались, командир роты коротко изложил задачу:
   - Прошу запомнить: все делать только по моему указанию. Сила разведчика - в скрытности и решительности. Он появляется там, где его не ждут. Ну а если обнаружат, должен скрыться так же мгновенно, как и появился.
   Круглов обратился ко мне:
   - Что, страшновато, Пилюшин?
   - Впервые иду в разведку, товарищ командир... Политрук Васильев указал нам место расположения вражеских станковых пулеметов, отобрал у нас все Документы, тщательно проверил экипировку: мы были одеты в немецкие маскировочные халаты.
   - В добрый час! - сказал он на прощание. Впереди ползли Круглов, Романов, Ульянов и я, позади, на некотором расстоянии, - остальные товарищи.
   Немецкие пулеметчики вели непрерывный огонь. Когда один прекращал стрельбу, другой начинал стрелять. Так, все время чередуясь, они обстреливали наши рубежи.
   Мы безостановочно ползли вперед. В небо то и дело взлетали ракеты, при свете которых я вскоре заметил свежую насыпь. Это были передовые посты противника, до них оставалось метров сорок - пятьдесят. Прямо впереди нас неожиданно заработал пулемет.
   Мы замерли, плотно прижавшись к земле; трассирующие пули задевали стебли травы. Но вот немец прекратил огонь. Мы продвинулись еще метров на тридцать.
   Укрывшись за бруствером, стали прислушиваться к разговору гитлеровцев.
   В это время немец перезарядил пулемет, стоявший на открытой позиции, и снова открыл огонь. Вздрагивая на своих длинных ногах, как огромный комар, пулемет быстро пережевывал и выплевывал ленту. Когда лента кончилась, пулеметчик быстро отбросил в сторону пустую коробку, поставил новую. Покашливая, он скрылся в траншее.
   Круглов подал рукой знак; мы быстро переползли через насыпь и спустились в неглубокую траншею.
   - Ждем здесь возвращения пулеметчика, - шепнул командир роты. - А вам, товарищ Романов, придется потолковать с ним. Надо добыть пропуск.
   Мы рассредоточились в траншее вправо и влево, укрылись за поворотами.
   В глубине вражеской обороны ничего не было видно, только темная грива леса вырисовывалась на фоне неба. Где-то совсем недалеко работал приглушенный мотор. По-видимому, поблизости находились немецкие танки или бронетранспортеры.
   Мы нетерпеливо ждали возвращения пулеметчика.
   Наконец послышались шаги. Мы с Романовым стояли за выступом траншеи, в двух метрах от пулемета, и ждали, когда немец подойдет поближе, но он, как назло, не спешил. Мы видели, как пулеметчик остановился, посмотрел по сторонам, неторопливо снял с шеи автомат и, опершись локтями о бруствер, застрочил в нашу сторону. Во мне кипела злоба, так и хотелось пристукнуть фашиста, но нужно было взять его живым. Немец выпустил всю обойму, поставил новую, снова повесил автомат на шею, достал из кармана сигарету, закурил. Вспышка зажигалки выхватила из темноты усатое лицо фашиста. Он глубоко засунул кулачищи в карманы брюк и зашагал в нашу сторону. Мы притаились. Метрах в двадцати от нас он вдруг остановился и закинул кверху голову, посмотрел на взлетевшую в небо ракету. При ее свете он что-то заметил в нашей траншее и решительно направился к пулемету. Дойдя до поворота, он наткнулся на дуло автомата, выронил изо рта сигарету, мигом поднял руки.
   Романов спросил:
   - Пароле?
   - "Кугель"{1}, - не сразу ответил немец, пытаясь опустить руки на свой автомат.
   Круглов отобрал у него оружие и сказал Романову:
   - Уточни пароль, предупреди: если соврет - убьем. Романов толкнул немца в сторону от пулемета и погрозил ему кулаком:
   - Предупреждаю, если неправильно скажете пароль, будете убиты.
   Солдат настолько был напуган, что не мог выговорить ни слова, но, когда он почувствовал у своей груди кинжал, заговорил дрожащим голосом:
   - Клянусь жизнью, наш пароль - "Кугель"...
   - Где штаб вашего полка?
   - Не знаю.
   - А батальона?
   - Не знаю...
   - Где командир роты?
   - Здесь, за третьим поворотом.
   - А это что за шум?
   - Танки...
   После короткого допроса пулеметчик в сопровождении двух красноармейцев был отправлен в нашу траншею.
   - Если немец говорил правду, - шепотом сказал Круглов, - то кое-что сделаем. Ну а если наврал, тогда будет трудно. Пароль все-таки уточним.
   Двинулись к опушке леса. Впереди шли Романов и Ульянов. Метров через пятьдесят встретили в траншее другого немца с ручным пулеметом.
   Романов крикнул:
   - Хальт!{2}
   - Думмер Керль{3}, - буркнул в ответ немец.
   - Пароле? - спросил Романов.
   - "Кугель"!
   Романов опустил дуло автомата. Немец подошел к нам и спросил:
   - Куда идете?
   - Мы разведчики, собираемся к русским в гости. Что-то они уцепились за свою речушку...
   В знак приветствия немец приложил руку к каске:
   - Желаю удачи, - и неторопливо прошел мимо Романова. Но, когда поравнялся с Ульяновым, внезапно рухнул на дно траншеи. Это Ульянов сунул ему нож в бок.
   За третьим поворотом траншеи мы обнаружили землянку, откуда доносились разговор и смех. Здесь, по-видимому, и находился командир роты. Немецкий пулеметчик сказал правду.
   Прошли еще метров сто пятьдесят - натолкнулись на второй станковый пулемет. Возле него, прислонясь спиной к стенке траншеи, дремал пулеметчик. Я успел заметить, как Романов взмахнул рукой. Немец и крикнуть не успел. Романов закрыл ему рот и вторым ударом убил его.
   У опушки леса траншея под прямым углом уходила в сторону. Не выходя из нее, стали наблюдать. В мелком кустарнике - танк. Возле него - часовой. Пройти в глубь леса незамеченными невозможно. Выход один: убрать часового.
   Эту задачу Круглов возложил на Романова. Он должен был первым подойти к часовому, а мы с Ульяновым следовать за ним на некотором расстоянии, будто его связные. Немец даже не окликнул нас, он тихонько насвистывал свою песенку. Подойдя к нему, Романов попросил прикурить. Часовой поспешно достал из кармана коробку спичек и угодливо дал ее Романову.
   - Вы не скажете, господин офицер, который час? - спросил он.
   Романов посмотрел на светящийся циферблат своих часов:
   - Час сорок пять минут.
   Закурив, Петр протянул спички часовому и в тот момент, когда правая рука немца потянулась к коробке, с силой ударил его в висок рукояткой пистолета. Часовой повалился на землю, вместе с ним упал и Романов. Он закрыл лицо немца своей грудью и одновременно удержал его руку в кармане брюк. Мы с Ульяновым помогли Романову унести немца в лес, где нас ждали остальные товарищи. Прислушались... Все спокойно. В трехстах метрах обнаружили второй танк. На фоне ночного неба смутно вырисовывалась башня с длинным стволом. Экипаж не спал. Передний люк был открыт, внутри танка горела лампочка: танкисты играли в карты. Часовой у люка смотрел на играющих.
   Мы осторожно прошли по опушке леса, насчитав восемь машин. Круглов приказал старшине Кудрявцеву с двумя саперами залечь невдалеке от танков и наблюдать за ними, а сам занес на карту место стоянки и повел нас к грунтовой дороге, проходившей через лес в сторону Кингисеппа.
   Когда мы приблизились к дороге, послышались звуки губной гармоники. Прошли еще немного - обнаружили легковую машину. Ее дверцы были открыты, кто-то, сидя на подножке, наигрывал на гармонике незатейливую песенку. Рядом стоял, видимо, часовой. На шее у него болтался автомат, носком ботинка он ковырял дорожный песок и подсвистывал гармонике.
   Укрывшись за деревьями, мы несколько минут наблюдали за немцами. Было ясно: где-то здесь находится их начальство, а его-то мы и ищем.
   Вдруг слева от нас послышался скрип, и в ночной мгле вспыхнул сноп яркого света.
   Через широко раскрытую дверь землянки двое немцев тащили еле державшегося на ногах человека. Вслед за ними вышли еще два гитлеровца. О чем-то переговорив между собой, эти двое вернулись в землянку и плотно закрыли за собой дверь. В темноте мы потеряли из виду остальных. Спустя некоторое время по звуку шагов определили, что они идут к легковой машине. Вскоре на обочине дороги увидели их силуэты.
   Человек, которого тащили фашисты, вдруг твердо встал на ноги, с силой отбросил державших его немцев, но устоять не мог.
   Упав на землю, он стал отбиваться руками и ногами от навалившихся на него конвоиров.
   - Убивайте, гады, я вам ничего не скажу, - донеслись до нас слова на русском языке. - За мою смерть вам отомстят товарищи!
   Один из немцев ударил его чем-то по голове. На помощь конвоирам подбежали находившиеся возле машины шофер и солдат, вчетвером они бросили русского в автомобиль.
   У нас на глазах терзали советского человека! Мы были готовы броситься на палачей и разорвать их в клочья. Но Круглов сигнала не подавал. Шофер завел мотор, и машина скрылась в темноте.
   - Как же так? - сказал мне шепотом с явным негодованием Романов. - Не выручили своего.
   - На Нарве мы кормили ихнего пленного офицера хлебом, - процедил сквозь сжатые зубы Сидоров, - а они, гады, терзают и мучают наших людей...
   В этот момент на дороге появилась группа солдат. Их окликнул часовой. Произошла смена караула. Как только группа удалилась, новый часовой взял автомат на изготовку и, озираясь вокруг, зашагал вдоль дороги.
   Мы ждали, что решит наш командир. Вот старший лейтенант Круглов подал Ульянову и Сидорову условный знак. Осторожно пробираясь от дерева к дереву, они подошли к обочине дороги и залегли. Вскоре по другой стороне дороги мимо них прошел часовой. Выждав несколько секунд, Ульянов и Сидоров поползли за ним, потом снова залегли. Когда немец возвращался обратно, они бросились на него. Я услышал только приглушенный хрип.
   Круглов приказал мне и Ульянову следовать за ним, а остальным оставаться на месте и наблюдать за дорогой. Без особой осторожности командир роты подошел к землянке и с силой толкнул ногой дверь. За столом сидели два немецких офицера: один наклонился над картой, другой что-то говорил по телефону.
   Круглов крикнул:
   - Хэнде хох!{4}
   Офицеры, вскочив, подняли руки вверх и смотрели на нас расширенными от страха глазами. Мы обезоружили их, забрали карту, бумаги.
   Возвращались лесом цепочкой. Впереди шли Круглов и Романов, следом я и Ульянов вели офицеров. Позади нас шли остальные бойцы. Темнота сгущалась, как это всегда бывает перед рассветом. За каждым деревом нам чудился враг.
   Один из офицеров все время мычал и то и дело вертел головой.
   Ульянов шепнул мне:
   - Улов-то хорош! А как дотащим?
   В условленном месте нас встретили саперы.
   - В сторону траншеи прошло много немцев, - доложил старшина Кудрявцев. - Танки стоят все на том же месте.
   Мы укрылись в кустарнике, поблизости от передовой траншеи. Сюда уже достигали лучи осветительных ракет, взлетавших в небо над нейтральной зоной. По шуму и сдержанному говору можно было догадаться, что на передовую подходили новые подразделения немцев.
   Я стоял около Круглова и, когда взлетали ракеты, следил за его лицом. Оно было суровее обычного, глаза пристально всматривались в темноту. На высоком лбу сбежались морщины. Командир искал выхода из трудного положения. Вот его лицо прояснилось, на губах заиграла улыбка, он поманил к себе Романова:
   - Снимите мундир и пилотку с офицера и оденьтесь в его форму.
   Никто не знал, что задумал командир.
   Романов оделся в форму немецкого гауптмана. Узнать его сейчас было невозможно - он совершенно не походил на себя.
   Круглов внимательно посмотрел на Романова:
   - Хорошо. Пойдете в траншею один, там вызовете командира и скажете, что занимаетесь поиском русских разведчиков, проникших в тыл немецких частей. Если он заметит обман, убейте немца из пистолета - это будет для нас сигналом: мы сию же минуту придем вам на помощь. А если все будет хорошо, вызовите нас...
   Я придвинулся к Романову:
   - Петя, проси командира взять меня с собой... Понимаешь, всякое может случиться...
   Круглов разрешил мне сопровождать Романова и протянул трофейный автомат. Я поплотнее застегнул капюшон немецкой маскировочной куртки.
   Подойдя к траншее, Романов не задумываясь спрыгнул вниз. Я последовал за ним. Мы оказались лицом к лицу с немецким солдатом. Романов приказал ему срочно вызвать начальника.
   Я стоял будто не на земле, а на раскаленном листе металла. Не прошло и двух минут, как мы увидели идущего по траншее офицера. Солдата с ним не было.
   Немец козырнул Романову.
   - Занимайте этот участок траншеи, - сказал он. Романов в свою очередь поприветствовал офицера:
   - Мне не нужен участок. Я веду специальный поиск. В нашем тылу где-то действуют русские разведчики. Мне приказано перехватить их, когда они будут возвращаться обратно. Уберите отсюда своих людей, мы должны действовать скрытно и взять русских живыми.
   - Минуточку, я уточню этот вопрос с командиром батальона! - И немец скрылся в темноте.
   Романов шепнул мне:
   - Быстро вызывай наших. Пока немцы уточняют - ребята уволокут пленных, а остальное решит старший лейтенант.
   Ни секунды не задерживаясь в траншее, разведчики во главе с Кругловым потащили связанных пленных по высокому бурьяну в нашу сторону. По приказу командира с нами остался сапер Кудрявцев. Через некоторое время прибежал гитлеровский офицер:
   - Поиски русских разведчиков уже ведутся, - сказал он, - вас просят к телефону. - И немец через плечо Романова подозрительно посмотрел на меня.
   В этот момент Романов с силой ударил его по голове рукояткой пистолета. Офицер упал к его ногам.
   Слева, совсем рядом, застрочили пулеметы.
   "Обнаружили, гады, - подумал я. - Доберутся ли наши до дому?"
   Выпрыгнув из траншеи и укрываясь в бурьяне, мы поползли к пулеметам. По сигналу Романова в них одна за другой полетели гранаты. Пулеметы умолкли. В траншее забегали, загорланили. Всюду поднялась суматошная стрельба.
   Пули нас не задевали. Но долго оставаться здесь, у бруствера, мы не могли - скоро наступит рассвет.
   Вот на нашей стороне в воздух взлетела зеленая ракета, за нею вторая, третья... "Нас зовут", - подумал я. Мы уже давно заметили при свете ракет канавку метрах в тридцати. Но как до нее добраться?
   Сколько прошло времени в мучительном ожидании, мы не знали. Вдруг с нашей стороны разом заработало несколько станковых пулеметов. Их трассирующие пули веером проносились над немецкой траншеей. По сигналу Романова мы быстро поползли к канавке, но не успели достичь ее, как хлестнула очередь немецкого пулемета. Рядом со мной раздался глухой стон. Я осторожно' подполз к товарищу. Это был Кудрявцев. Взяв старшину за правую руку, пристроил его к себе на спину и по высокой траве пополз дальше. Пули то и дело задевали стебли травы и с треском рвались. Выбиваясь из последних сил, я наконец достиг канавки.
   Осторожно положил Кудрявцева на траву.
   - Сергей! Сергей! Ты слышишь меня? - спрашивал я.
   Старшина молчал. Я прижался ухом к его груди - сердце не билось.
   "Эх, какой человек погиб!.."
   Оглядевшись, увидел ползущего ко мне Романова.
   Пулеметный огонь с обеих сторон усиливался. По прямой возвращаться было невозможно. Не вылезая из канавки, мы поползли к опушке леса, унося с собой мертвого товарища.
   Уже рассвело, когда обходным путем мы наконец добрались до своих.
   В землянке командира батальона, куда мы пришли доложить о возвращении, было многолюдно. Навстречу нам вышел из-за стола майор Чистяков. Он по-отцовски крепко расцеловал нас.
   - Спасибо, товарищи, за службу! - Комбат с лукавой улыбкой отстегнул от своего ремня флягу и подал ее Романову: - Еще из Ленинграда, берег для случая. Идите подкрепитесь...
   Романов взял флягу и медлил уходить.
   - Спасибо, товарищ майор, но мы хотели бы послушать, что скажут вот эти... - он указал на немецких офицеров, сидящих на краю нар.
   - Ну что ж, оставайтесь. - И Чистяков протянул было руку к своей фляге.
   - Нет, товарищ комбат, ленинградскую водочку не отдам!
   В блиндаже раздался веселый смех. Майор, улыбаясь, подошел к столу.
   Я стоял у двери и искал глазами Круглова. Его не было. "Неужели и он..." - мелькнула страшная мысль. Но спустя несколько минут старший лейтенант шумно вошел в блиндаж, порывисто обнял меня и Романова:
   - Друзья мои, век не забуду, что вы сделали... Выручили вы нас...
   Начался допрос пленных.
   Обращаясь к сидящему слева немцу, майор Чистяков спросил по-русски:
   - Ваша фамилия и военное звание? Пленный встал.
   - Я не понимаю русского языка, - отрывисто сказал он переводчику по-немецки.
   Майор протянул ему бумажки, на которых одним и тем же почерком было что-то написано по-немецки и по-русски.
   - Это вы писали?
   Немец быстро взглянул на бумажки, опустил голову.
   - Не хотите говорить по-русски, тогда выкладывайте начистоту по-немецки.
   - Я есть майор Адольф Шульц, - ответил фашист по-русски. - Слюжиль в штабе командующего Северным фронтом.
   Романов шепнул мне:
   - Хорошего зверюгу сцапали!
   - С какой целью прибыли на передовую?
   - Сопровождаль штрафной батальон...
   - Где он будет действовать и кто его командир? Шульц указал на сидящего рядом с ним немецкого офицера:
   - Он, гауптман Генрих Курц! Батальон будет действовать на вашем участке.
   Круглов встал из-за стола, вплотную подошел к немцу и угрожающе спросил:
   - А что вы делали с русским в землянке?
   Офицер побледнел:
   - Это не я, не мы с Курцем... Это эсэс допрашиваль русского летчика... Он биль сбит на нашей территории...
   - Его фамилия?
   - Русский не отвечай ни один вопрос.
   Мы с ненавистью смотрели на сухое длинное лицо Адольфа Шульца, на его узкий лоб и маленькие острые глаза.
   Круглов достал из-под стола планшет и, подойдя к пленным, спросил:
   - Чей это планшет?
   Адольф Шульц протянул руку:
   - Мой...
   Но Круглов не отдал ему планшет. Он не спеша раскрыл его и извлек оттуда три пары дамских шелковых чулок, кулон с длинной золотой цепочкой, золотые часы, спросил:
   - Посылку готовили, господин нацист?
   Офицер мрачно молчал, медленно перебирая пальцами пуговицы на мундире.
   Когда пленных выводили из землянки, майор Чистяков неожиданно остановил их:
   - Одну минуту. Я хочу выяснить еще один вопрос. Майор подошел с листком в руках к Адольфу Шульцу:
   - Вы не можете объяснить, что означают вот эти цифры? - И он прочитал на листке: - "...Первого августа - Кингисепп, третьего августа - Волосово, пятого августа - Ропша, седьмого августа - Красное Село, девятого августа Урицк, пятнадцатого августа - Ленинград".
   - Это есть приказ фюрера... В нем указывается, когда и какой пункт ми должен захватить.
   Майор Чистяков сквозь сжатые зубы сказал:
   - Опаздываете, господа. Ведь по советскому календарю сегодня уже тринадцатое...
   Пленных увели в штаб полка.
   Мы окружили комбата. Он скомкал листок и бросил его на пол:
   - Никогда не бывать им в Ленинграде!
   Первое ранение
   В сумерках, до начала ночной перестрелки, мы выходили из блиндажей, усаживались за задним бруствером траншей. Хотелось подышать свежим воздухом, поговорить с товарищами и помечтать о тех, кто остался дома.
   Рядом со мной на траве лежал, распластавшись, Романов. Он дремал. Сержант Акимов поддел штыком под дужку солдатский котелок, принес сваренную кашу, поставил на землю, сказал:
   - Ешьте, я сегодня приготовил харч получше наших жинок, оближете все пять пальцев и ладонь отдельно.
   Мы ели с большим аппетитом, обжигая губы железными ложками.
   Слева от нас стали рваться мины, пришлось уползти в траншею.
   К минометной стрельбе присоединилась артиллерия, в небе загудели моторы. Мы ждали ночную атаку врага. Но атака не последовала.
   Действия противника на нашем участке фронта становились судорожными, лихорадочными. Чувствуя нарастающую силу нашего сопротивления, командующий Северным фронтом немцев фон Лееб, несмотря на огромные потери, бросал в наступление все новые и новые части, лишь бы захватить Ленинград.
   Несмотря на беспрерывную стрельбу, разрывы снарядов и мин, в промежутках между атаками многие из нас ухитрялись спать крепким сном, сидя на корточках, прислонясь к стенке траншеи. Нас обычно будили выкрики: "Немцы!" Сон проходил моментально, глаза искали врага.
   Мы с Романовым стояли у изгиба траншеи. Впервые я заметил на лице своего друга грусть.
   - Дружище, - сказал Романов, - если что случится со мной, обещай исполнить: ничего не сообщай матери, она и так плоха здоровьем.
   - А ты что думаешь, я бронированный?
   В это время показались вражеские танки.
   Романов крикнул:
   - Танки!
   В траншее спящих не было.
   Танки шли в атаку развернутым строем, они мчались по полю с большой скоростью, ведя огонь из пушек и пулеметов; пехота не успевала за ними, солдаты бежали и стреляли на ходу, путались в высокой ржи, падали, поднимались, крича свое: "Ля-ля-ля!"