Постепенно Флавия привыкла к этому и решила не торопить события. Но однажды Аргайл весело заметил, что уезжает из Италии, и тут Флавия вдруг потеряла терпение. Вот так! Ему надо делать карьеру, и он, видите ли, уезжает!
А как же она? Что будет с ней? Флавию так и подмывало задать ему эти вопросы. Неужели Аргайл просто уедет и забудет ее? Разве так можно? Разве она годится только на то, чтобы ее изредка приглашали пообедать или в кино?
Что ж, если он так хочет, пусть уезжает, в конце концов решила Флавия. И именно это и произнесла вслух холодным и сердитым тоном: если это необходимо для карьеры, уезжай. И чем раньше это случится, тем лучше. Тогда у нее будет больше времени на работу.
И вот теперь Джонатан Аргайл возник опять со своими проблемами.
— Мне неинтересно! — отрезала Флавия. — Лично мне плевать, пусть хоть весь Национальный музей растащат по Атлантическому побережью! И потом, у меня просто нет времени на пустую болтовню с тобой… ты… англичанин!
Она с грохотом швырнула телефонную трубку и, ворча что-то себе под нос, пыталась вспомнить, чем именно занималась перед тем, как он позвонил.
— Джонатан Аргайл, я так понимаю, — раздался у нее за спиной низкий приятный голос. Вошел генерал Боттандо с пачкой бумаг в руке. — Чем же он нынче занимается? Слышал, он ездил в Америку.
— Аргайл и сейчас там, — ответила Флавия, надеясь, что генерал не слышал всего ее разговора. — Просто позвонил мне сообщить, что у них произошло убийство.
— Вот как? И кого же убили?
Флавия рассказала, Боттандо удивленно присвистнул,
— Бог ты мой! — воскликнул он. — Неудивительно, что Джонатан позвонил. Невероятно!..
— Потрясающе! — язвительно подхватила Флавия. — Вы что-то хотели? Или это просто визит вежливости?
Боттандо вздохнул и окинул ее грустным взглядом. Он прекрасно понимал, что происходит с Флавией, просто не хотел вмешиваться. Даже если бы он попытался дать ей совет, она все равно бы его отвергла, в этом генерал был совершенно уверен. Флавия была слишком обидчива, чувствительна и не проявляла уважения к мудрости старших.
— Есть для тебя одна маленькая работенка, — сказал Боттандо, решив перейти к делу. — Боюсь, здесь потребуются особый такт и деликатность. — Прежде чем начать, он окинул ее преисполненным сомнения взглядом. — Помнишь, как несколько недель назад мы устроили небольшую вечеринку?
Флавия, разумеется, помнила. Они отмечали день рождения Боттандо, которому стукнуло пятьдесят девять. Дата и возраст хранились в тайне, но сотрудникам все равно удалось пронюхать. Они договорились устроить начальнику сюрприз, отметить торжество прямо у него в кабинете, подарить ему небольшую гравюру Пиранези и огромное растение в горшке — на смену старому, которое погибло из-за того, что он забывал его поливать.
— Так вот, — немного нервно продолжил Боттандо. — Это растение. Кто-то полил его — показать мне, как это делается. Вода пролилась на стол, я схватил листок бумаги и принялся вытирать.
Флавия нетерпеливо кивнула. Нет, порой генерал бывал совершенно невыносим.
Боттандо достал из пачки измятый, весь в пятнах документ, прочесть который было почти невозможно, и застенчиво протянул ей.
— Так и пролежал все это время там, под горшком, — сообщил он. — Отчет карабинеров об ограблении в Браччано. Должны были заняться этим еще несколько недель назад. Сама понимаешь, какой поднимется скандал, если кто узнает. Можешь что-нибудь с этим сделать?
— Прямо сейчас? — спросила Флавия, взглянув на часы.
— Желательно. Этот чертов тип — куратор какого-то музея. Очень влиятельный человек. Из тех, кто вечно жалуется. Знаю, мы и без того уже опоздали…
Флавия поднялась и со страдальческим видом сунула отчет в сумку.
— Ладно, так и быть, — сказала она. — Все равно нечем больше заняться. Какой там адрес?
И выражая неодобрение в адрес своего забывчивого босса, вышла из кабинета
Семья Альберджи обитала в замке — хоть и небольшом, но самом настоящем замке — с изумительным видом на озеро. За последние годы этот район совершенно изгадили; озеро было ближайшим к Риму естественным водоемом с относительно чистой водой, и в жару здесь так и кишели толпы людей, сбежавших от невыносимой жары, пыли и загазованного воздуха столицы. Они устремлялись в жару, пыль и грязь Браччано. Все же перемена обстановки, пусть даже вода в озере не такая уж и чистая, как прежде. Естественно, местные жители, особенно те, кто приобрел дома относительно недавно, были далеко не в восторге оттого, что летом здесь не продохнуть от тысяч шумных крикливых римлян, однако многие из них неплохо наживались на отдыхающих и были вполне довольны.
Альберджи, вне всякого сомнения, принадлежали к первой категории. Замок хоть и выглядел средневековым, но был оборудован всеми современными удобствами. А его владельцы были не теми людьми, которые бегают и продают туристам кока-колу и поп-корн. Место выглядело уединенным. Узнать, где находится замок, можно было лишь по почти незаметному дорожному указателю, а на воротах красовалась табличка, предупреждающая о злых собаках и о том, что вторжение в частную собственность здесь вовсе не приветствуется, так что убирайтесь вон.
Короче, уже у ворот вы чувствовали себя непрошеным гостем, а уж хозяин выглядел еще менее гостеприимным. Дверь здесь открывали очень долго, даже тем, чей визит ожидался. Альберджи принадлежали также к разряду людей, имеющих слуг; они бы точно умерли с голоду, не будь у них повара.
Флавия протянула свою карточку какой-то древней старухе, открывшей дверь, и стала ждать результата.
— Давно пора, — проворчал чей-то голос.
По лестнице, прихрамывая, спускался мужчина, кипевший от возмущения:
— Просто безобразие, вот как это называется! Флавия окинула его ледяным взглядом. В подобной ситуации это была единственная приемлемая тактика: сразу же дать понять, что Альберджи сам во всем виноват, и ему еще крупно повезло, что на него наконец обратили внимание.
— Простите? — промолвила она.
— Четыре недели! — гневно сверкая глазами, воскликнул он. — Как это, по-вашему, называется? Лично я называю это полным безобразием, так и знайте!
— Простите? — еще более ледяным тоном повторила Флавия.
— Ограбление, милочка, ограбление. Господи, да воры просто наводнили весь дом, а что сделала полиция? Ровным счетом ничего! Совершенно ничегошеньки! Только представьте, каково было моей бедной жене…
Флавия вскинула руку.
— Да-да, — сказала она. — Но теперь я здесь, так почему бы не перейти прямо к делу? Насколько я понимаю, вы должны были составить список украденного. Где он?
Все еще ворча и сердито поглаживая усы, хозяин замка вывел ее за собой.
— Напрасная трата времени, — сердито пробурчал он и провел Флавию из пыльного и мрачного вестибюля в темный отделанный деревом кабинет. — Вряд ли теперь вы сможете чем-либо помочь.
Он выдвинул ящик стола и достал оттуда лист бумаги.
— Вот, пожалуйста, — произнес он. — Старался, как мог.
Флавия взглянула на список и удрученно покачала головой. Шансы вернуть что-либо из похищенных предметов искусства всегда были невелики, даже когда прилагалось подробное описание и фотографии. Любой грабитель, наделенный хоть капелькой здравого смысла, знал одно золотое правило: похищенное следовало скорее переправить через границу.
Но этот вор мог не утруждаться. Пользы от списка было не больше, чем от конфетного фантика. Один положительный аспект в этом все же имелся: вряд ли кто упрекнет теперь управление Боттандо в нерасторопности. Сокровища Альберджи все равно невозможно найти.
— «Один старый пейзаж. Один серебряный чайник, старинный бюст, два или три портрета», — прочитала вслух Флавия. — И это все, что вам удалось сделать?
Теперь нападала уже она, Альберджи почувствовал это и сник, даже усы топорщились не так агрессивно.
— Старался, как мог, — пробормотал он.
— Но пользы от этого списка никакой. Что мы можем сделать? Прикажете нам обследовать каждый портретв Европе в надежде, что он окажется вашим? Вы же должны хоть немного разбираться в искусстве, разве нет?
— Я? — мрачно произнес он. — Я ни черта в нем не смыслю.
Флавия подумала, что, наверное, ослышалась: в его голосе звучала гордость. Пусть даже скудное, но грамотное описание значительно увеличило бы его шансы на возвращение семейной коллекции. Впрочем, на ее взгляд, Альберджи не слишком походил на куратора музея.
— Я думала, вы работали в музее, — промолвила она.
— Ничего подобного, — ответил он. — Не я, а мой дядя Энрико. Но он год назад умер. А я Альберто. Человек сугубо военный. — Альберджи выпятил грудь и подбородок.
— Ну а какого-нибудь инвентарного списка у вас нет? Все лучше, чем вот эта бумажка.
— Боюсь, что нет. Дядя все держал в голове. — Для пущей убедительности он постучал себя кулаком по виску, на тот, видимо, случай, если Флавия не знает, где находилась голова у дяди. — Так что записывать ему было ни к чему. Теперь уж ничего не поделаешь. Хотя, конечно, надо было бы иметь такой список. — Алъберджи понизил голос, словно раскрывал позорную семейную тайну. — Он, знаете ли, был у нас немного того… последнее время, мрачным и многозначительным шепотом произнес он
— Что?
— Ну, малость не в себе. Крыша поехала. Короче, вы меня поняли, — Альберджи снова постучал себя по виску, а потом добавил уже веселее. — Что ж вы хотите? Восемьдесят девять. Это вам не шутки. Пожил хорошо, дай Бог каждому. Может, и я протяну не меньше, как вам кажется?
Флавия сказала, что просто уверена в этом, но подумала, что чем скорее этот старый козел откинет копыта, тем лучше будет для всех. А потом вдруг спохватилась и спросила: может, у него остались документы по страховке? Хоть какая-то помощь.
Полковник Альберджи снова покачал головой.
— Нет, никаких, — ответил он. — Точно это знаю, потому как самолично перерыл все его бумаги, когда Энрико умер. А потом еще раз, когда приходил этот парень.
— Какой парень?
— Приходил один парень, спрашивал, не желаю ли я чего продать. Наглость несусветная. Ну, я, естественно, сразу его отшил. Так отшил, долго будет помнить.
— Погодите минутку. Вроде бы карабинерам вы этого не говорили?
— А они не спрашивали.
— Что же это был за человек?
— Я же говорю, какой-то парень. Пришел, постучал в дверь. Ну а я его и отшил.
— Так он ходил по дому или нет?
— Да эта чертова дура служанка впустила его. И он меня ждал.
— А как он выглядел?
— Я его не видел. Служанка позвонила мне по телефону, ну а я ей велел, чтобы она гнала этого типа в шею. Но он, знаете ли, оказался из упрямых.
— В смысле?
— Через пару дней позвонил. Ну я и сказал, что понятия не имею, чем именно там владел мой дядюшка. Зато точно знаю, чего не буду делать никогда. Ни за что и никогда не продам ни одной его вещи. Просто нет нужды.
— Вы, наверное, и имени его не знаете?
— Нет. Так уж вышло.
Флавия призадумалась, потом спросила:
— Скажите, а что именно пропало из этой комнаты?
— Из этой? Так… дайте сообразить.
— Может, картина? — предположила она, указывая на темный прямоугольный след на деревянной панели.
— Ах, да, да, наверное! Портрет? Прадедушки, что ли?.. Или, может, его отца? А может, то была наша прабабушка?.. Я, знаете ли, как-то не обращал внимания.
Вот уж действительно, не обращал.
— Хорошо. А вот этот пустой пьедестал? Что на нем прежде стояло?
— Бюст. Огромный безобразный бюст, вот что там стояло. Я, знаете ли, хочу использовать эту подставку для цветочного горшка.
— И описать его вы, конечно, не можете?
— Но ведь я только что описал, — обиженно произнес полковник. — Сразу бы узнал его, если бы только увидел.
«Шансов никаких», — подумала Флавия.
— Тогда придется разослать запрос на бюст, большой, безобразный, пол неопределенный, — саркастически заметила она. — Могу я поговорить с вашей служанкой?
— Это еще зачем?
— Вполне обычное поведение для простого вора — наведаться в дом перед его ограблением. Ну а самое удобное в данном случае — это представиться торговцем антиквариатом.
— Так вы хотите сказать, он приходил на разведку? Вот пройдоха! — воскликнул Альберджи, сердито раздувая щеки. — Сейчас же позову эту идиотку служанку! Как знать? Может, она тоже в его шайке.
Флавия изо всех, сил старалась разубедить его, отговорить от мысли, что существует некое международное сообщество воров-домушников. Она пыталась доказать, что проникнуть в дом в отсутствии хозяев, разбив окно, невелика хитрость, и для этого вряд ли требуется помощь кого-то из домашних.
Да и сама служанка, согбенная едва ли не пополам старуха лет восьмидесяти, мало походила на пособницу гангстеров. Стоило только увидеть это жалкое создание, как у Флавии тотчас возникло ощущение, что ничего путного от нее не добиться. Такой уж сегодня выдался день.
Молодой человек, сказала служанка — уже неплохо для начала, — но потом показала на полковника, мужчину под шестьдесят, и добавила, что, очевидно, тот был в возрасте хозяина. Ход с ее стороны весьма остроумный: Альберджи сразу приосанился, он был доволен.
После долгих и терпеливых расспросов Флавии удалось установить, что злодею было от тридцати до шестидесяти, он был среднего роста и не имел каких-либо особых примет.
— Волосы? — спросила она.
— Правильно, — ответствовала служанка. — Волосы у него были.
— Я имею в виду, какого цвета?
Старуха затрясла головой. Она понятия не имела. Замечательно. Флавия сердито захлопнула блокнот, сунула его в сумку и сказала, что ей пора.
— Если честно, полковник, боюсь, вы должны навсегда распрощаться с коллекцией. Нет, время от времени мы находим кое-что из украденного, и если отыщем, обязательно вам позвоним. Единственное, что могу сейчас посоветовать, это следить за аукционными каталогами. Вдруг узнаете какую-нибудь из своих вещей. Если узнаете, сразу же сообщите нам.
Альберджи в порыве давно позабытой галантности распахнул перед Флавией дверь. Церемонию прощания испортило визгливое душераздирающее тявканье, затем поток грубой брани — откуда ни возьмись вылетела крохотная собачонка, едва не сбив полковника с ног. Очевидно, это была та самая «злая собака», о наличии которой предупреждала вывеска на воротах.
— Убери отсюда животное, — приказал Альберджи служанке. — Кстати, это какая из них?
Старуха с неожиданной бойкостью подскочила к собачонке, подхватила ее на руки, прижала к груди и начала нежно поглаживать.
— Ну тихо ты, тихо, — бормотала она. — Чего расшумелась? Брунеллески, сэр. Ну знаете, та, что с беленьким пятнышком и катарактой на одном глазу.
— Мерзкие маленькие твари, — буркнул полковник и окинул собачонку кровожадным взглядом, будто прикидывал, можно ли из нее приготовить гуляш.
— Нет, она-то вообще славненькая, — сказала Флавия, не преминув отметить, что слух и зрение оказались у служанки не так уж и плохи. — Вот только имя у нее какое-то странное.
— Дядя их тут развел, — мрачно сообщил полковник. — Иначе бы давным-давно избавился от этих тварей. Он, знаете ли, был человеком искусства, вот и давал собачкам дурацкие имена. Есть еще одна, по кличке Бернини.
— Что ж, прекрасно, — сказал Боттандо, когда Флавия вскоре после девяти вернулась в офис.
Она хотела оставить здесь записи, чтобы с самого утра секретарша могла распечатать их, потом собиралась поехать домой, понежиться в ванной и просидеть весь остаток вечера у телевизора, упиваясь жалостью к себе. По телевизору никогда не показывали ничего стоящего, смотреть его — самый лучший способ скоротать время.
— Я так ждал твоего возвращения. Для тебя есть кое-что интересное.
Флавия окинула шефа подозрительным и недовольным взглядом. Похоже, он пребывал в прекрасном расположении духа, и по опыту она уже знала, что это не сулит ей ничего хорошего.
— Что такое?
— Видишь ли, я тут о тебе думал, — продолжил он. — А все из-за твоего друга Аргайла. Он просто из головы не выходил.
Не было более верного способа вызвать у Флавии раздражение, заявив, что о ней думали исключительно из-за Джонатана Аргайла. Она громко фыркнула в ответ и стала раскладывать бумаги на столе, даже не поднимая головы.
— Это — убийство и кража. В Лос-Анджелесе. Знаешь, там из-за всего этого поднялся нешуточный шум. Репортаж даже попал в выпуск вечерних новостей. Ты видела?
Флавия холодно ответила, что никак не могла видеть, потому что провела последние несколько часов за городом, в пустопорожней болтовне с двумя старыми идиотами. А потом добавила, что уже жалеет о том, что зашла по дороге домой в офис. Но Боттандо проигнорировал эти ее слова.
— Нам звонили из американской полиции. Мужчина по фамилии Морелли. Что удивительно, говорит по-итальянски. Причем сносно, иначе бы я его просто не понял…
— Ну и?..
— Хотят, чтобы мы помогли им в задержании подозреваемого, человека по фамилии ди Соуза. Тебе такой известен?
Флавия терпеливо объяснила, что нет, неизвестен.
— Странно. Он жил здесь долгие годы. Мерзкий старый мошенник. Получается, что они с Морзби поспорили из-за Бернини, ди Соуза контрабандно вывез этот бюст из страны. И вот теперь Морзби убит, Бернини исчез, ди Соуза — тоже. И они полагают, что последний вылетел в Италию. Самолет прибывает в Рим примерно через час. Они хотят, чтобы мы его арестовали и переправили обратно в Америку.
— А при чем здесь наше управление? — возмутилась Флавия. — Почему они не обратились к карабинерам?
— Из-за бумажной волокиты. Ко времени, когда все службы по международным связям покончат с формальностями, самолет можно будет сдавать на металлолом. Твой друг Аргайл посоветовал обратиться к нам. Неплохая идея. Этот парень быстро соображает. Не могла бы ты…
— Пожертвовать ужином и проболтаться весь вечер в Фьюмичино? Нет.
Боттандо нахмурился.
— Не знаю, что это на тебя нашло. Последние дни ты просто сама не своя, — сказал он. — Что, черт возьми, происходит? Это совершенно на тебя не похоже. Плохое настроение, раздражительность, нежелание делать что-либо. Ведь в другой ситуации ты бы просто вымаливала у меня такую работу. Ну, если настаиваешь, можешь вернуться к прежней. Снова заняться чисто исследовательскими изысканиями. У меня в управлении достаточно полицейских, могу поручить это им.
Флавия уселась за письменный стол и мрачно взглянула на шефа.
— Простите, — произнесла она. — Знаю, что последние дни всех вас достала. Хандра навалилась, не хотелось ничем заниматься. Конечно, я съезжу в аэропорт. Арестую кого-нибудь, может, это хоть немного взбодрит меня.
— Отпуск тебе нужен, вот что, — заявил Боттандо. Для него это было универсальным средством от всех болезней и недомоганий, сам он прибегал к нему при первой же возможности. — Сменить обстановку, подышать чистым воздухом.
Флавия покачала головой. Последнее, чего ей хотелось, так это устроить себе каникулы. Боттандо не сводил с нее сочувственного взгляда, затем нежно похлопал по плечу.
— Не переживай, — сказал он. — И это тоже пройдет.
Она подняла голову.
— Что именно?
Генерал пожал плечами и небрежно отмахнулся:
— Да то, что приводит тебя в столь скверное настроение. Ладно, поболтать с тобой, конечно, приятно, однако… — Он многозначительно покосился на часы.
Флавия устало поднялась, пригладила волосы.
— Ладно. И что прикажете с ним делать, когда я его возьму?
— Передашь его полиции аэропорта. Пусть посидит у них, пока все бумаги не будут готовы. Я обо всем договорился. Тебе просто надо опознать его и соблюсти формальности. Все бумаги у меня уже есть, фотография тоже имеется. Так что все должно пройти без осложнений.
Сделав столь опрометчивое заявление, Боттандо глубоко заблуждался, но вины его в том не было. Добраться до Фьюмичино оказалось непросто — из-за огромной пробки, растянувшейся от окраин города до болотистой местности, где находился международный аэропорт. Не слишком подходящее для него место. Глупо было размещать его именно там, но то же самое относилось и к Ватикану с его множеством бесполезных земель и хорошими знакомыми в департаменте планирования.
Флавия подъехала к терминалу в десять, оставила машину под знаком «Парковка строго запрещена» — ей еще повезло, что там нашлось свободное местечко, — и бросилась искать отделение полиции аэропорта. Там ее ждали, но никаких действий не предпринимали, пока кому-то не пришла в голову замечательная идея проверить означенный борт. Выяснилось, что самолет опаздывает на полчаса, стоянка в Мадриде продлилась дольше запланированного времени.
Мадрид? Флавия всполошилась. Но ей никто ничего не говорил о Мадриде. День начался плохо и с каждым часом становился все хуже и, судя по всему, должен был закончиться полной катастрофой. Во всяком случае, такое у нее появилось предчувствие.
Флавии оставалось только ждать, и чем дольше она ждала, тем крепче становилась уверенность, что все это лишь напрасная трата времени.
Предчувствия не обманули. Самолет приземлился в 10.45, первый пассажир появился на выходе в 11.15, а последний вышел без пяти минут полночь. Никакого Гектора ди Соузы среди них, разумеется, не оказалось. Флавия напрасно угробила вечер, от голода сосало под ложечкой, настроение было вконец испорчено.
Она понимала, что поехать теперь домой и попробовать позабыть обо всем не получится. Международный протокол требовал соблюдения всех формальностей. А это, в свою очередь, означало, что надо хотя бы сделать вид, что ты пытаешься разобраться в ситуации, в особенности в том случае, если путаница возникла не по твоей вине.
Она снова поехала в офис и взялась за телефон. Звонки в авиадиспетчерскую, аэропорт Рима, аэропорт Мадрида. Вам перезвонят, отвечали они; и ей снова пришлось ждать. Флавия даже не могла выйти и купить себе бутерброд, хотя поиски этого незамысловатого продукта заняли бы немало времени, не так много заведений в Риме работает по ночам.
В последний раз ей перезвонили где-то около трех часов утра. Мадридский аэропорт, как и римский, подтвердил то, в чем Флавия и без них была уверена. Никакого ди Соузы. Нигде. Он не сходил с самолета ни в Мадриде, ни в Риме. Он вообще не садился в этот самолет.
Еще один, последний звонок. Единственная за день удача, пусть и маленькая, но все равно приятно: детектив Морелли оказался на своем рабочем месте. Впрочем, неудивительно, ведь там у него, в Америке, был день. Боттандо уверял, что Морелли говорит по-итальянски, и он говорил, хоть и из рук вон плохо. Английский Флавии был куда лучше.
— О да, все правильно, — сказал детектив. — Да, мы предполагали нечто в этом роде, — добавил он после того, как Флавия поведала о постигшей ее неудаче. — Мы проверяли. Он позвонил и заказал себе билет на этот самолет, выехал из отеля, так в него и не вернулся. И в аэропорт тоже не приезжал. Простите, что доставил вам напрасные хлопоты.
Часа два назад Флавия реагировала бы более бурно, подчеркнула бы необходимость взвешенного подхода в вопросах международного сотрудничества такого уровня, особо отметила бы под конец непреходящую ценность простой внимательности в отношениях между людьми. Но она слишком устала, чтобы говорить об этом, а потому не сказала в ответ вообще ничего.
— Я должен был позвонить, — продолжил Морелли. — Должен, но не сделал этого. Простите. Но вы просто не представляете, что здесь сейчас у нас происходит. Прямо цирк какой-то, да и только! В жизни еще не видел столько камер и репортеров. Даже на суперкубке не видел. И потом еще этот англичанин, парень, который едва не убился…
— Что? — встревожилась Флавия. — Какой англичанин?
— Джонатан Аргайл. Тот самый, кто посоветовал мне обратиться к вашему Боттандо. Вы его знаете? Он взял напрокат какой-то древний автомобиль, выехал на нем и разбился. Так всегда получается с этими взятыми напрокат машинами. Они, знаете ли, экономят на всем, и в первую очередь на техобслуживании. Лично я считаю…
— Подождите! Что случилось?
— Что?.. О, да все очень просто. Поехал прямо на красный и влетел в витрину магазина модной одежды. Вы не представляете, какой разгром он там учинил…
— А как он сам? — закричала Флавия в трубку и вдруг с удивлением отметила, что сердце у нее бешено колотится, а сама она просто сходит с ума, представляя разные ужасные картины. — Он в порядке или нет?
— О да. В полном порядке. Ну, немного порезался — стеклом, вот и все. И еще нога сломана. Я звонил в больницу. Врач сказал, что он спит, как младенец.
— Но как это все произошло?
— Не знаю. Кстати, вчера вечером его едва не сбил грузовик. Видимо, он просто предрасположен к такого рода инцидентам.
Флавия согласилась. Аргайл принадлежал к тому типу людей, которые врезаются в витрины магазинов модной одежды, попадают под грузовик, падают в канал, вечно с ними что-то происходит. Она взяла у Морелли телефон больницы и повесила трубку. А потом, наверное, с полчаса просидела, тупо глядя на телефон и удивляясь самой себе. Флавия не понимала, отчего новость о несчастном случае с Аргайлом так взволновала ее, и почему она испытала такое облегчение, услышав, что жить он будет.
А как же она? Что будет с ней? Флавию так и подмывало задать ему эти вопросы. Неужели Аргайл просто уедет и забудет ее? Разве так можно? Разве она годится только на то, чтобы ее изредка приглашали пообедать или в кино?
Что ж, если он так хочет, пусть уезжает, в конце концов решила Флавия. И именно это и произнесла вслух холодным и сердитым тоном: если это необходимо для карьеры, уезжай. И чем раньше это случится, тем лучше. Тогда у нее будет больше времени на работу.
И вот теперь Джонатан Аргайл возник опять со своими проблемами.
— Мне неинтересно! — отрезала Флавия. — Лично мне плевать, пусть хоть весь Национальный музей растащат по Атлантическому побережью! И потом, у меня просто нет времени на пустую болтовню с тобой… ты… англичанин!
Она с грохотом швырнула телефонную трубку и, ворча что-то себе под нос, пыталась вспомнить, чем именно занималась перед тем, как он позвонил.
— Джонатан Аргайл, я так понимаю, — раздался у нее за спиной низкий приятный голос. Вошел генерал Боттандо с пачкой бумаг в руке. — Чем же он нынче занимается? Слышал, он ездил в Америку.
— Аргайл и сейчас там, — ответила Флавия, надеясь, что генерал не слышал всего ее разговора. — Просто позвонил мне сообщить, что у них произошло убийство.
— Вот как? И кого же убили?
Флавия рассказала, Боттандо удивленно присвистнул,
— Бог ты мой! — воскликнул он. — Неудивительно, что Джонатан позвонил. Невероятно!..
— Потрясающе! — язвительно подхватила Флавия. — Вы что-то хотели? Или это просто визит вежливости?
Боттандо вздохнул и окинул ее грустным взглядом. Он прекрасно понимал, что происходит с Флавией, просто не хотел вмешиваться. Даже если бы он попытался дать ей совет, она все равно бы его отвергла, в этом генерал был совершенно уверен. Флавия была слишком обидчива, чувствительна и не проявляла уважения к мудрости старших.
— Есть для тебя одна маленькая работенка, — сказал Боттандо, решив перейти к делу. — Боюсь, здесь потребуются особый такт и деликатность. — Прежде чем начать, он окинул ее преисполненным сомнения взглядом. — Помнишь, как несколько недель назад мы устроили небольшую вечеринку?
Флавия, разумеется, помнила. Они отмечали день рождения Боттандо, которому стукнуло пятьдесят девять. Дата и возраст хранились в тайне, но сотрудникам все равно удалось пронюхать. Они договорились устроить начальнику сюрприз, отметить торжество прямо у него в кабинете, подарить ему небольшую гравюру Пиранези и огромное растение в горшке — на смену старому, которое погибло из-за того, что он забывал его поливать.
— Так вот, — немного нервно продолжил Боттандо. — Это растение. Кто-то полил его — показать мне, как это делается. Вода пролилась на стол, я схватил листок бумаги и принялся вытирать.
Флавия нетерпеливо кивнула. Нет, порой генерал бывал совершенно невыносим.
Боттандо достал из пачки измятый, весь в пятнах документ, прочесть который было почти невозможно, и застенчиво протянул ей.
— Так и пролежал все это время там, под горшком, — сообщил он. — Отчет карабинеров об ограблении в Браччано. Должны были заняться этим еще несколько недель назад. Сама понимаешь, какой поднимется скандал, если кто узнает. Можешь что-нибудь с этим сделать?
— Прямо сейчас? — спросила Флавия, взглянув на часы.
— Желательно. Этот чертов тип — куратор какого-то музея. Очень влиятельный человек. Из тех, кто вечно жалуется. Знаю, мы и без того уже опоздали…
Флавия поднялась и со страдальческим видом сунула отчет в сумку.
— Ладно, так и быть, — сказала она. — Все равно нечем больше заняться. Какой там адрес?
И выражая неодобрение в адрес своего забывчивого босса, вышла из кабинета
Семья Альберджи обитала в замке — хоть и небольшом, но самом настоящем замке — с изумительным видом на озеро. За последние годы этот район совершенно изгадили; озеро было ближайшим к Риму естественным водоемом с относительно чистой водой, и в жару здесь так и кишели толпы людей, сбежавших от невыносимой жары, пыли и загазованного воздуха столицы. Они устремлялись в жару, пыль и грязь Браччано. Все же перемена обстановки, пусть даже вода в озере не такая уж и чистая, как прежде. Естественно, местные жители, особенно те, кто приобрел дома относительно недавно, были далеко не в восторге оттого, что летом здесь не продохнуть от тысяч шумных крикливых римлян, однако многие из них неплохо наживались на отдыхающих и были вполне довольны.
Альберджи, вне всякого сомнения, принадлежали к первой категории. Замок хоть и выглядел средневековым, но был оборудован всеми современными удобствами. А его владельцы были не теми людьми, которые бегают и продают туристам кока-колу и поп-корн. Место выглядело уединенным. Узнать, где находится замок, можно было лишь по почти незаметному дорожному указателю, а на воротах красовалась табличка, предупреждающая о злых собаках и о том, что вторжение в частную собственность здесь вовсе не приветствуется, так что убирайтесь вон.
Короче, уже у ворот вы чувствовали себя непрошеным гостем, а уж хозяин выглядел еще менее гостеприимным. Дверь здесь открывали очень долго, даже тем, чей визит ожидался. Альберджи принадлежали также к разряду людей, имеющих слуг; они бы точно умерли с голоду, не будь у них повара.
Флавия протянула свою карточку какой-то древней старухе, открывшей дверь, и стала ждать результата.
— Давно пора, — проворчал чей-то голос.
По лестнице, прихрамывая, спускался мужчина, кипевший от возмущения:
— Просто безобразие, вот как это называется! Флавия окинула его ледяным взглядом. В подобной ситуации это была единственная приемлемая тактика: сразу же дать понять, что Альберджи сам во всем виноват, и ему еще крупно повезло, что на него наконец обратили внимание.
— Простите? — промолвила она.
— Четыре недели! — гневно сверкая глазами, воскликнул он. — Как это, по-вашему, называется? Лично я называю это полным безобразием, так и знайте!
— Простите? — еще более ледяным тоном повторила Флавия.
— Ограбление, милочка, ограбление. Господи, да воры просто наводнили весь дом, а что сделала полиция? Ровным счетом ничего! Совершенно ничегошеньки! Только представьте, каково было моей бедной жене…
Флавия вскинула руку.
— Да-да, — сказала она. — Но теперь я здесь, так почему бы не перейти прямо к делу? Насколько я понимаю, вы должны были составить список украденного. Где он?
Все еще ворча и сердито поглаживая усы, хозяин замка вывел ее за собой.
— Напрасная трата времени, — сердито пробурчал он и провел Флавию из пыльного и мрачного вестибюля в темный отделанный деревом кабинет. — Вряд ли теперь вы сможете чем-либо помочь.
Он выдвинул ящик стола и достал оттуда лист бумаги.
— Вот, пожалуйста, — произнес он. — Старался, как мог.
Флавия взглянула на список и удрученно покачала головой. Шансы вернуть что-либо из похищенных предметов искусства всегда были невелики, даже когда прилагалось подробное описание и фотографии. Любой грабитель, наделенный хоть капелькой здравого смысла, знал одно золотое правило: похищенное следовало скорее переправить через границу.
Но этот вор мог не утруждаться. Пользы от списка было не больше, чем от конфетного фантика. Один положительный аспект в этом все же имелся: вряд ли кто упрекнет теперь управление Боттандо в нерасторопности. Сокровища Альберджи все равно невозможно найти.
— «Один старый пейзаж. Один серебряный чайник, старинный бюст, два или три портрета», — прочитала вслух Флавия. — И это все, что вам удалось сделать?
Теперь нападала уже она, Альберджи почувствовал это и сник, даже усы топорщились не так агрессивно.
— Старался, как мог, — пробормотал он.
— Но пользы от этого списка никакой. Что мы можем сделать? Прикажете нам обследовать каждый портретв Европе в надежде, что он окажется вашим? Вы же должны хоть немного разбираться в искусстве, разве нет?
— Я? — мрачно произнес он. — Я ни черта в нем не смыслю.
Флавия подумала, что, наверное, ослышалась: в его голосе звучала гордость. Пусть даже скудное, но грамотное описание значительно увеличило бы его шансы на возвращение семейной коллекции. Впрочем, на ее взгляд, Альберджи не слишком походил на куратора музея.
— Я думала, вы работали в музее, — промолвила она.
— Ничего подобного, — ответил он. — Не я, а мой дядя Энрико. Но он год назад умер. А я Альберто. Человек сугубо военный. — Альберджи выпятил грудь и подбородок.
— Ну а какого-нибудь инвентарного списка у вас нет? Все лучше, чем вот эта бумажка.
— Боюсь, что нет. Дядя все держал в голове. — Для пущей убедительности он постучал себя кулаком по виску, на тот, видимо, случай, если Флавия не знает, где находилась голова у дяди. — Так что записывать ему было ни к чему. Теперь уж ничего не поделаешь. Хотя, конечно, надо было бы иметь такой список. — Алъберджи понизил голос, словно раскрывал позорную семейную тайну. — Он, знаете ли, был у нас немного того… последнее время, мрачным и многозначительным шепотом произнес он
— Что?
— Ну, малость не в себе. Крыша поехала. Короче, вы меня поняли, — Альберджи снова постучал себя по виску, а потом добавил уже веселее. — Что ж вы хотите? Восемьдесят девять. Это вам не шутки. Пожил хорошо, дай Бог каждому. Может, и я протяну не меньше, как вам кажется?
Флавия сказала, что просто уверена в этом, но подумала, что чем скорее этот старый козел откинет копыта, тем лучше будет для всех. А потом вдруг спохватилась и спросила: может, у него остались документы по страховке? Хоть какая-то помощь.
Полковник Альберджи снова покачал головой.
— Нет, никаких, — ответил он. — Точно это знаю, потому как самолично перерыл все его бумаги, когда Энрико умер. А потом еще раз, когда приходил этот парень.
— Какой парень?
— Приходил один парень, спрашивал, не желаю ли я чего продать. Наглость несусветная. Ну, я, естественно, сразу его отшил. Так отшил, долго будет помнить.
— Погодите минутку. Вроде бы карабинерам вы этого не говорили?
— А они не спрашивали.
— Что же это был за человек?
— Я же говорю, какой-то парень. Пришел, постучал в дверь. Ну а я его и отшил.
— Так он ходил по дому или нет?
— Да эта чертова дура служанка впустила его. И он меня ждал.
— А как он выглядел?
— Я его не видел. Служанка позвонила мне по телефону, ну а я ей велел, чтобы она гнала этого типа в шею. Но он, знаете ли, оказался из упрямых.
— В смысле?
— Через пару дней позвонил. Ну я и сказал, что понятия не имею, чем именно там владел мой дядюшка. Зато точно знаю, чего не буду делать никогда. Ни за что и никогда не продам ни одной его вещи. Просто нет нужды.
— Вы, наверное, и имени его не знаете?
— Нет. Так уж вышло.
Флавия призадумалась, потом спросила:
— Скажите, а что именно пропало из этой комнаты?
— Из этой? Так… дайте сообразить.
— Может, картина? — предположила она, указывая на темный прямоугольный след на деревянной панели.
— Ах, да, да, наверное! Портрет? Прадедушки, что ли?.. Или, может, его отца? А может, то была наша прабабушка?.. Я, знаете ли, как-то не обращал внимания.
Вот уж действительно, не обращал.
— Хорошо. А вот этот пустой пьедестал? Что на нем прежде стояло?
— Бюст. Огромный безобразный бюст, вот что там стояло. Я, знаете ли, хочу использовать эту подставку для цветочного горшка.
— И описать его вы, конечно, не можете?
— Но ведь я только что описал, — обиженно произнес полковник. — Сразу бы узнал его, если бы только увидел.
«Шансов никаких», — подумала Флавия.
— Тогда придется разослать запрос на бюст, большой, безобразный, пол неопределенный, — саркастически заметила она. — Могу я поговорить с вашей служанкой?
— Это еще зачем?
— Вполне обычное поведение для простого вора — наведаться в дом перед его ограблением. Ну а самое удобное в данном случае — это представиться торговцем антиквариатом.
— Так вы хотите сказать, он приходил на разведку? Вот пройдоха! — воскликнул Альберджи, сердито раздувая щеки. — Сейчас же позову эту идиотку служанку! Как знать? Может, она тоже в его шайке.
Флавия изо всех, сил старалась разубедить его, отговорить от мысли, что существует некое международное сообщество воров-домушников. Она пыталась доказать, что проникнуть в дом в отсутствии хозяев, разбив окно, невелика хитрость, и для этого вряд ли требуется помощь кого-то из домашних.
Да и сама служанка, согбенная едва ли не пополам старуха лет восьмидесяти, мало походила на пособницу гангстеров. Стоило только увидеть это жалкое создание, как у Флавии тотчас возникло ощущение, что ничего путного от нее не добиться. Такой уж сегодня выдался день.
Молодой человек, сказала служанка — уже неплохо для начала, — но потом показала на полковника, мужчину под шестьдесят, и добавила, что, очевидно, тот был в возрасте хозяина. Ход с ее стороны весьма остроумный: Альберджи сразу приосанился, он был доволен.
После долгих и терпеливых расспросов Флавии удалось установить, что злодею было от тридцати до шестидесяти, он был среднего роста и не имел каких-либо особых примет.
— Волосы? — спросила она.
— Правильно, — ответствовала служанка. — Волосы у него были.
— Я имею в виду, какого цвета?
Старуха затрясла головой. Она понятия не имела. Замечательно. Флавия сердито захлопнула блокнот, сунула его в сумку и сказала, что ей пора.
— Если честно, полковник, боюсь, вы должны навсегда распрощаться с коллекцией. Нет, время от времени мы находим кое-что из украденного, и если отыщем, обязательно вам позвоним. Единственное, что могу сейчас посоветовать, это следить за аукционными каталогами. Вдруг узнаете какую-нибудь из своих вещей. Если узнаете, сразу же сообщите нам.
Альберджи в порыве давно позабытой галантности распахнул перед Флавией дверь. Церемонию прощания испортило визгливое душераздирающее тявканье, затем поток грубой брани — откуда ни возьмись вылетела крохотная собачонка, едва не сбив полковника с ног. Очевидно, это была та самая «злая собака», о наличии которой предупреждала вывеска на воротах.
— Убери отсюда животное, — приказал Альберджи служанке. — Кстати, это какая из них?
Старуха с неожиданной бойкостью подскочила к собачонке, подхватила ее на руки, прижала к груди и начала нежно поглаживать.
— Ну тихо ты, тихо, — бормотала она. — Чего расшумелась? Брунеллески, сэр. Ну знаете, та, что с беленьким пятнышком и катарактой на одном глазу.
— Мерзкие маленькие твари, — буркнул полковник и окинул собачонку кровожадным взглядом, будто прикидывал, можно ли из нее приготовить гуляш.
— Нет, она-то вообще славненькая, — сказала Флавия, не преминув отметить, что слух и зрение оказались у служанки не так уж и плохи. — Вот только имя у нее какое-то странное.
— Дядя их тут развел, — мрачно сообщил полковник. — Иначе бы давным-давно избавился от этих тварей. Он, знаете ли, был человеком искусства, вот и давал собачкам дурацкие имена. Есть еще одна, по кличке Бернини.
— Что ж, прекрасно, — сказал Боттандо, когда Флавия вскоре после девяти вернулась в офис.
Она хотела оставить здесь записи, чтобы с самого утра секретарша могла распечатать их, потом собиралась поехать домой, понежиться в ванной и просидеть весь остаток вечера у телевизора, упиваясь жалостью к себе. По телевизору никогда не показывали ничего стоящего, смотреть его — самый лучший способ скоротать время.
— Я так ждал твоего возвращения. Для тебя есть кое-что интересное.
Флавия окинула шефа подозрительным и недовольным взглядом. Похоже, он пребывал в прекрасном расположении духа, и по опыту она уже знала, что это не сулит ей ничего хорошего.
— Что такое?
— Видишь ли, я тут о тебе думал, — продолжил он. — А все из-за твоего друга Аргайла. Он просто из головы не выходил.
Не было более верного способа вызвать у Флавии раздражение, заявив, что о ней думали исключительно из-за Джонатана Аргайла. Она громко фыркнула в ответ и стала раскладывать бумаги на столе, даже не поднимая головы.
— Это — убийство и кража. В Лос-Анджелесе. Знаешь, там из-за всего этого поднялся нешуточный шум. Репортаж даже попал в выпуск вечерних новостей. Ты видела?
Флавия холодно ответила, что никак не могла видеть, потому что провела последние несколько часов за городом, в пустопорожней болтовне с двумя старыми идиотами. А потом добавила, что уже жалеет о том, что зашла по дороге домой в офис. Но Боттандо проигнорировал эти ее слова.
— Нам звонили из американской полиции. Мужчина по фамилии Морелли. Что удивительно, говорит по-итальянски. Причем сносно, иначе бы я его просто не понял…
— Ну и?..
— Хотят, чтобы мы помогли им в задержании подозреваемого, человека по фамилии ди Соуза. Тебе такой известен?
Флавия терпеливо объяснила, что нет, неизвестен.
— Странно. Он жил здесь долгие годы. Мерзкий старый мошенник. Получается, что они с Морзби поспорили из-за Бернини, ди Соуза контрабандно вывез этот бюст из страны. И вот теперь Морзби убит, Бернини исчез, ди Соуза — тоже. И они полагают, что последний вылетел в Италию. Самолет прибывает в Рим примерно через час. Они хотят, чтобы мы его арестовали и переправили обратно в Америку.
— А при чем здесь наше управление? — возмутилась Флавия. — Почему они не обратились к карабинерам?
— Из-за бумажной волокиты. Ко времени, когда все службы по международным связям покончат с формальностями, самолет можно будет сдавать на металлолом. Твой друг Аргайл посоветовал обратиться к нам. Неплохая идея. Этот парень быстро соображает. Не могла бы ты…
— Пожертвовать ужином и проболтаться весь вечер в Фьюмичино? Нет.
Боттандо нахмурился.
— Не знаю, что это на тебя нашло. Последние дни ты просто сама не своя, — сказал он. — Что, черт возьми, происходит? Это совершенно на тебя не похоже. Плохое настроение, раздражительность, нежелание делать что-либо. Ведь в другой ситуации ты бы просто вымаливала у меня такую работу. Ну, если настаиваешь, можешь вернуться к прежней. Снова заняться чисто исследовательскими изысканиями. У меня в управлении достаточно полицейских, могу поручить это им.
Флавия уселась за письменный стол и мрачно взглянула на шефа.
— Простите, — произнесла она. — Знаю, что последние дни всех вас достала. Хандра навалилась, не хотелось ничем заниматься. Конечно, я съезжу в аэропорт. Арестую кого-нибудь, может, это хоть немного взбодрит меня.
— Отпуск тебе нужен, вот что, — заявил Боттандо. Для него это было универсальным средством от всех болезней и недомоганий, сам он прибегал к нему при первой же возможности. — Сменить обстановку, подышать чистым воздухом.
Флавия покачала головой. Последнее, чего ей хотелось, так это устроить себе каникулы. Боттандо не сводил с нее сочувственного взгляда, затем нежно похлопал по плечу.
— Не переживай, — сказал он. — И это тоже пройдет.
Она подняла голову.
— Что именно?
Генерал пожал плечами и небрежно отмахнулся:
— Да то, что приводит тебя в столь скверное настроение. Ладно, поболтать с тобой, конечно, приятно, однако… — Он многозначительно покосился на часы.
Флавия устало поднялась, пригладила волосы.
— Ладно. И что прикажете с ним делать, когда я его возьму?
— Передашь его полиции аэропорта. Пусть посидит у них, пока все бумаги не будут готовы. Я обо всем договорился. Тебе просто надо опознать его и соблюсти формальности. Все бумаги у меня уже есть, фотография тоже имеется. Так что все должно пройти без осложнений.
Сделав столь опрометчивое заявление, Боттандо глубоко заблуждался, но вины его в том не было. Добраться до Фьюмичино оказалось непросто — из-за огромной пробки, растянувшейся от окраин города до болотистой местности, где находился международный аэропорт. Не слишком подходящее для него место. Глупо было размещать его именно там, но то же самое относилось и к Ватикану с его множеством бесполезных земель и хорошими знакомыми в департаменте планирования.
Флавия подъехала к терминалу в десять, оставила машину под знаком «Парковка строго запрещена» — ей еще повезло, что там нашлось свободное местечко, — и бросилась искать отделение полиции аэропорта. Там ее ждали, но никаких действий не предпринимали, пока кому-то не пришла в голову замечательная идея проверить означенный борт. Выяснилось, что самолет опаздывает на полчаса, стоянка в Мадриде продлилась дольше запланированного времени.
Мадрид? Флавия всполошилась. Но ей никто ничего не говорил о Мадриде. День начался плохо и с каждым часом становился все хуже и, судя по всему, должен был закончиться полной катастрофой. Во всяком случае, такое у нее появилось предчувствие.
Флавии оставалось только ждать, и чем дольше она ждала, тем крепче становилась уверенность, что все это лишь напрасная трата времени.
Предчувствия не обманули. Самолет приземлился в 10.45, первый пассажир появился на выходе в 11.15, а последний вышел без пяти минут полночь. Никакого Гектора ди Соузы среди них, разумеется, не оказалось. Флавия напрасно угробила вечер, от голода сосало под ложечкой, настроение было вконец испорчено.
Она понимала, что поехать теперь домой и попробовать позабыть обо всем не получится. Международный протокол требовал соблюдения всех формальностей. А это, в свою очередь, означало, что надо хотя бы сделать вид, что ты пытаешься разобраться в ситуации, в особенности в том случае, если путаница возникла не по твоей вине.
Она снова поехала в офис и взялась за телефон. Звонки в авиадиспетчерскую, аэропорт Рима, аэропорт Мадрида. Вам перезвонят, отвечали они; и ей снова пришлось ждать. Флавия даже не могла выйти и купить себе бутерброд, хотя поиски этого незамысловатого продукта заняли бы немало времени, не так много заведений в Риме работает по ночам.
В последний раз ей перезвонили где-то около трех часов утра. Мадридский аэропорт, как и римский, подтвердил то, в чем Флавия и без них была уверена. Никакого ди Соузы. Нигде. Он не сходил с самолета ни в Мадриде, ни в Риме. Он вообще не садился в этот самолет.
Еще один, последний звонок. Единственная за день удача, пусть и маленькая, но все равно приятно: детектив Морелли оказался на своем рабочем месте. Впрочем, неудивительно, ведь там у него, в Америке, был день. Боттандо уверял, что Морелли говорит по-итальянски, и он говорил, хоть и из рук вон плохо. Английский Флавии был куда лучше.
— О да, все правильно, — сказал детектив. — Да, мы предполагали нечто в этом роде, — добавил он после того, как Флавия поведала о постигшей ее неудаче. — Мы проверяли. Он позвонил и заказал себе билет на этот самолет, выехал из отеля, так в него и не вернулся. И в аэропорт тоже не приезжал. Простите, что доставил вам напрасные хлопоты.
Часа два назад Флавия реагировала бы более бурно, подчеркнула бы необходимость взвешенного подхода в вопросах международного сотрудничества такого уровня, особо отметила бы под конец непреходящую ценность простой внимательности в отношениях между людьми. Но она слишком устала, чтобы говорить об этом, а потому не сказала в ответ вообще ничего.
— Я должен был позвонить, — продолжил Морелли. — Должен, но не сделал этого. Простите. Но вы просто не представляете, что здесь сейчас у нас происходит. Прямо цирк какой-то, да и только! В жизни еще не видел столько камер и репортеров. Даже на суперкубке не видел. И потом еще этот англичанин, парень, который едва не убился…
— Что? — встревожилась Флавия. — Какой англичанин?
— Джонатан Аргайл. Тот самый, кто посоветовал мне обратиться к вашему Боттандо. Вы его знаете? Он взял напрокат какой-то древний автомобиль, выехал на нем и разбился. Так всегда получается с этими взятыми напрокат машинами. Они, знаете ли, экономят на всем, и в первую очередь на техобслуживании. Лично я считаю…
— Подождите! Что случилось?
— Что?.. О, да все очень просто. Поехал прямо на красный и влетел в витрину магазина модной одежды. Вы не представляете, какой разгром он там учинил…
— А как он сам? — закричала Флавия в трубку и вдруг с удивлением отметила, что сердце у нее бешено колотится, а сама она просто сходит с ума, представляя разные ужасные картины. — Он в порядке или нет?
— О да. В полном порядке. Ну, немного порезался — стеклом, вот и все. И еще нога сломана. Я звонил в больницу. Врач сказал, что он спит, как младенец.
— Но как это все произошло?
— Не знаю. Кстати, вчера вечером его едва не сбил грузовик. Видимо, он просто предрасположен к такого рода инцидентам.
Флавия согласилась. Аргайл принадлежал к тому типу людей, которые врезаются в витрины магазинов модной одежды, попадают под грузовик, падают в канал, вечно с ними что-то происходит. Она взяла у Морелли телефон больницы и повесила трубку. А потом, наверное, с полчаса просидела, тупо глядя на телефон и удивляясь самой себе. Флавия не понимала, отчего новость о несчастном случае с Аргайлом так взволновала ее, и почему она испытала такое облегчение, услышав, что жить он будет.